Глава 9
Смятение души обманутой

Я почувствовал это, едва колёса шасси коснулись взлётно-посадочной полосы. Почувствовал что-то впервые за несколько дней. Внутри неприятно тренькнула ослабшая струна, вновь натягиваясь до предела. Я попытался отвлечься и не думать о нарастающем ледяном коме, сотканном из волнения. Но покидая салон бизнес-джета, вновь почувствовал его – этот чёртов кусок льда под рёбрами. Сердце, придавленное массивным булыжником, еле трепыхалось. Пульс под браслетом часов почти не угадывался, и мне пришлось простоять минуты три, прислушиваясь к тишине, гуляющей по венам. Первый же слабый и, по внутренним ощущениям, неправильный удар заставил испытать облегчение и запоздалый испуг. А потом я подумал, что, должно быть, как самоубийца стою в лёгком костюме на пронизывающем, ледяном ветру и рискую подхватить воспаление лёгких только потому, что в голове у меня вдруг что-то переклинило.

Я ведь прилетел в Нью-Йорк не подыхать – что было бы весьма просто для меня именно там и именно тогда – я прилетел в надежде найти лекарство от своей пустоты. Я не мечтал исцелиться единым разговором со Свон, но мне нужно было знать, что из всей этой затеи получится, не обманулся ли я, подменяя реальность собственными вымыслами. Правды я на тот момент не видел и не знал даже, как мне её найти, к какой стороне света повернуться лицом. Я жил во мраке. Я не мог самостоятельно выбраться на свет, и никто не спешил протягивать мне руку помощи. Никто не бежал с того конца чулана, в котором я казался себе запертым, чтобы отворить металлическую дверь, впуская робкие редкие лучи света в мою грёбаную изломанную жизнь. Если на то пошло, никто не спешил делиться со мной даже догорающей спичкой или свечным огарком. Миру было на меня плевать, а значит, наконец-то мы отвечали друг другу взаимностью. Моими последними ориентирами стали страх и ледяной ком. Они, по крайней мере, свидетельствовали о том, что Белла способна вызывать чувства даже в глухой пустоте, окутавшей мою душу. Достаточно было одного лишь воспоминания о ней. О Богине Весны, растапливающей лёд. Последняя мысль заставила меня беззвучно застонать, такая она была идиотская. Неуместная. Странная мысль. Очень, блядь, странная. Настолько странная, что думать и дальше в этом направлении мне казалось небезопасным занятием.

Поскольку дело было конфиденциальное и касалось только меня и Свон, я решил не вмешивать в происходящее ещё водителя и отказаться от привычного лимузина. В любом случае, это выглядело бы крайне глупо – притаиться где-нибудь вблизи её дома в машине размером с сам дом и выпирающей из окружающей действительности, как апельсин на яблоневом дереве. Я не хотел попадаться Белле на глаза раньше, чем у меня хватит решимости для этого. Я пытался оставлять себе пути к бегству. И в моём, далеко негениальном, плане был только один недостаток – я понятия не имел, как справлюсь с ролью водителя. Я не садился за руль довольно-таки давно и не исключал того, что правила дорожного движения с тех пор могли несколько измениться, обрастая новыми пунктами, подпунктами и разъяснениями. Не говоря уже о том, что навыки мои атрофировались и усохли, как усыхает всё ненужное.

Я даже машинами никогда не интересовался и, весьма отдалённо представляя себе, что мне нужно, плавал в специфичной херне о поршнях и подвесках практически так же грациозно и изящно, как топор в мутной воде. Когда менеджер в автосалоне распинался передо мной, описывая особенности машины, я смотрел на него так же, как смотрели до меня все блондинки, когда-либо перебывавшие в этих изобилующих хромом и стеклом стенах, выказывая ещё меньше заинтересованности. Я слушал завораживающие непонятные слова, текущие в приятно-прохладном воздухе, нескончаемым потоком, а взгляд мой был пуст и прозрачен, что горное швейцарское озеро. Наверное, как мужику, мне должно было быть стыдно, но стыдно мне не было, мысли мои занимали вопросы чисто практические. И не последним из них был вопрос о том, как же я буду управлять этой чёртовой машиной? Ну, хорошо, я помнил, где тормоз, и возможно, где сцепление и куда вставлять ключ. Но кто поручится, что помнил я всё правильно?

Делать было нечего, из трёх дней, оставшихся до перелёта в Колумбию, два я потратил на реанимацию и воскрешение необходимых навыков – таким примитивным способом скорее стараясь убежать от самого себя и от встречи со Свон, чем реально научиться вождению. И жаль мне было того сумасшедшего таксиста, что взялся сотворить одно небольшое чудо со мной всего за двое суток. Бедолага наивно полагал, что раз я «толковый малый» и раз когда-то (едва ли не в прошлой жизни) водил машину, то дело выгорит и отхватить несколько тысяч за такую пустяковую просьбу это всё равно, что клад найти. Он не знал, что не в моих правилах платить людям деньги просто так. И если я оценивал потерянные усилия в несколько тысяч долларов – примерно как один рейс до Колумбии, – то значит, они именно столько и стоили. Но убедиться в данном прискорбном факте моему «наставнику в мире вождения» предстояло несколько позже, он же, как идиот, согласился, не глядя и особо не думая.

В итоге намучились мы оба. Столько нервов я не тратил ни на одних переговорах, впрочем, столько матом я тоже никогда ещё не ругался. Воскрешение безвременно почившего внутри меня водителя проходило трудно и весьма нервно. Можно было сказать, что рождался он с муками и осложнениями, а когда родился, то чуть было не умер вновь. Точнее чуть не умер я сам.

Первая же самостоятельная поездка завершилась аварией. Мой «вольво» – покупать что–либо более дорогое и претенциозное не имело смысла, ибо подобное случившемуся я предвидел ещё в тот момент, когда оставлял подписи на бумагах, оформляя покупку – довольно ощутимо въехал в красную «ауди». Вылезая из салона, я поспешил достать бумажник. Вопрос не стоил того, чтобы ещё и тратить на долгие разбирательства время, я планировал обойтись денежной компенсацией. Благо, заплатить я мог сколь угодно много. Хоть полную стоимость слегка подбитой машинки.

Между тем из «ауди» выпрыгнула на дорогу девочка, более всего напоминавшая классическую шлюху. Явно чья-то содержанка. Я тяжко вдохнул – расценки внезапно взлетели до небес, стремясь сравняться с самомнением шлюхи, подброшенной мне сукой–судьбой. Выходило так, что время всё-таки потратить придётся. Полные, обведённые кровавой помадой губы кривились в глумливой презрительной усмешке. Выразительные взгляды, бросаемые содержанкой в мою сторону, обещали миллионы лет адских мук. Весь её облик кричал о том, что она жаждет моей крови и что не успокоится до тех пор, пока не высосет эту кровь из моих вен всю, до последней сладкой капли.

Кричать и устраивать истерики было бесполезно. Две истерички на ровной дороге – одна в штанах, другая в зверской мини юбчоке – это слишком даже для истории, над которой после можно было бы посмеяться. Поэтому я живо изобразил на лице самую свою неотразимую улыбку, производившую неизгладимое впечатление на женщин. Не знаю, что уж в ней было особенного, но многие говорили мне о том, что нечто определённо было. Не пытаясь глубоко анализировать данный феномен, я без зазрения совести им воспользовался.

Улыбка попала в цель, но противник мне попался закалённый в сотне сражений подобного рода, когда в ход идут не баллистические ракеты класса «земля-воздух», а лукавые взгляды и пикантные недосказанности, и тогда я вынужден был прибегнуть к тяжёлой артиллерии. Обольстительный, слегка севший голос, грубая и очевидная лесть, несколько нескромных намёков. Ненавязчивое предложение продолжить в ближайшем ресторане. В смысле, в самом дорогом из ближайших ресторанов. За мой счёт, но это, похоже, даже не обсуждалось. К тому моменту как я понял, что девочка находится в активном поиске и, быть может, нарочно устроила аварию, было уже слишком поздно – её ажурные трусики бесстыдно болтались на люстре, мешая сосредоточиться и додумать внезапно явившуюся моему внутреннему взору здравую мысль.

На вскорости последовавший и неизбежный вопрос – купишь мне новую машину, я, не раздумывая, сказал: куплю, конечно. Жалко мне, что ли, для тебя машины? «Кровавые деньги», я готов был сорить ими налево и направо, ибо в последнее время они изрядно стали действовать на нервы, вызывая ненужные и неприятные ассоциации. Чего нельзя было сказать о товарах и услугах за эти деньги приобретаемых. Они, конечно, тоже несли на себе некий грязный отпечаток, имели противный ржавый привкус, но всё же были гораздо приятней и могли бы считаться практически чистыми: белее кокаина с прибылей от торговли которым они частенько и начинались.

– Какую именно? – Задорно блестя глазами, продолжила расспрос моя недавняя знакомая. Голос её сводил с ума, душа последние ростки здравого смысла. Мне трудно было подобрать слово для того, чтобы описать своё состояние. Что-то близкое к исступлению. Нечто находящееся на максимальном удалении от атараксии. Собой я не владел совершенно – просто плыл по реке из белых хлопковых простыней, всё дальше уносясь от серой реальности и позволяя собой манипулировать. Вскипевшая кровь бурлила, требуя совершать глупости и нести несусветную чушь.

– А это от тебя будет зависеть. – Я не видел особого смысла играть в приличия и предпочитал быть максимально честным. Да и какие уж приличия, когда лежишь со спущенными штанами, и на тебе скачет полуголая девица.

– Разочарован ты не будешь. У меня найдётся, чем тебя удивить. – Заявка была смелой и многообещающей.

– Тогда тебе и в самом деле придётся постараться, потому что удивить меня сложно. – Мой ответ был весьма банальным, но что вообще может быть банальней секса с проституткой? Плохой парень и дрянная девка – только такие сценарии и воплощаются в жизнь, как бы некоторым фантазёркам ни хотелось иного. Как бы мне самому ни хотелось иного. Плохие парни и хорошие девочки вряд ли доходят в своих отношениях до кровати. В смысле, добровольно доходят до кровати без излишних иллюзий – и насчёт кровати, и насчёт друг друга. Не доходят с тем, чтобы утром реветь над осколками разбитых розовых очков, растирая остатки розовых же соплей по лицу.

Девочка из «ауди» оказалась шлюхой высшего сорта. Она словно безумный и беспощадный кровавый туман обволакивала, заставляя рассудок теряться где-то на грани между грезами и реальностью. В мыслях я сравнил её с Растиной. Хотя, нет. Она была не такой. Да я и сам не был таким. Что же касается «маленькой грязной войны», то да, она постоянно вмешивалась в мою долбаную жизнь, заставляя торговать «Стрелами» и «Калашами». Но в те мгновенья я об оружии, конечно, не думал, по крайней мере, не о том, которое принято использовать во время вооружённых конфликтов и которое убивает людей.

Мозги мои окончательно съехали набекрень, и имей девочка возможность в тот момент говорить, она могла бы спокойно потребовать виллу в Марбелье, и я был бы не в состоянии ей отказать. Будучи честным, стоило признать простую истину – в тот момент я вообще мало на что был способен, и ничего из того, на что я был способен, не подпадало под определение «разумное действие». Но даже и из этого небогатого списка я выбрал самое-самое глупое. С каким-то практически предсмертным хрипом я выдохнул:

– Белла.

Твою мать, или что там принято ещё добавлять в таких случаях. Девочку мой стон ничуть не покоробил. Отрабатывая новую машинку, она готова была зваться как угодно, хоть Беллой, хоть Афродитой, а хоть и табуреткой. Она давно была шлюхой и прекрасно понимала, что со шлюхами спят, а любят и хранят в сердце воспоминания о совсем других. Не раз и не два она становилась «Беллой» и относилась к этому, как к должному – с хладнокровием и спокойствием профессионала. Однако сам я далёк был от того, чтобы вот так просто отмахнуться и спустить этот случай на тормозах.

Я мог бы поклясться в том, что никогда до того не думал о Белле Свон в своей постели. Никогда не вожделел её тела. Так какого ж хрена я дерзнул всуе упомянуть её имя? Какого хрена осмелился думать, что со мной в полумраке не едва знакомая шлюха, а Белла Свон. Но что толку было спрашивать. Я знал, что рядом не Белла. Я знал, что Белла вряд ли будет со мной такой. Я знал, что никогда не узнаю последнего наверняка. Знал, что никогда даже не заикнусь в разговоре с Беллой Свон о чём-то способным прояснить данный вопрос. Ко всему прочему, это был тот случай, когда знание бессильно и вежливо отходит в сторонку, не имея слов, склоняет голову перед силой высшего порядка.

– Думается, я смогла превзойти Беллу? – нарушая внезапно павшую на нас тишину, поинтересовалась девочка, приподнимаясь на локте. Тонкая простыня при этом бесстыдно сползла вниз с её точёного плечика, словно бы случайно обнажая ключицы и грудь.
– Не знаю, – честно ответил я и неимоверным усилием воли заставил себя посмотреть шлюхе в глаза, желая таким образом пресечь ненужные, неудобные вопросы. Шлюхи, по моим собственным наблюдениям, не выносят таких взглядов и спешат свернуть неудобную тему или вообще побыстрее уйти.

– Серьёзно? – В плотном душном мраке влажно блеснули жемчужные зубки. – Она, должно быть, очень сдержанная девушка. Высоких моральных качеств?

– Она просто из другой вселенной.

– Это очень опасно, – со странной тоской в голосе проговорила девочка.

– Опасно что?

– Опасно влюбляться в инопланетянок.

– Кто тебе сказал, что я её люблю?

– Почему же ты тогда вспомнил о ней, когда трахал меня? – Вопрос мог бы содержать упрёк, но упрёка в нём как раз не было – с таким придурошным клиентом девочка явно столкнулась впервые и заинтересовалась мною подобно энтомологу, напавшему на редкую букашку.

– Не знаю, просто вспомнил, и всё, – понимая, как глупо звучат мои слова, я попытался сгладить неловкость и принялся искать в куче сваленных у кровати вещей сигареты. Да и сказать больше мне было нечего, я не в состоянии был придумать ни одного достойного объяснения для своего поступка. Я не мог объяснить этого себе, так стоило ли пробовать объясниться перед шлюхой. Я и Белла Свон? Мы по–прежнему никоим образом не стыковались и были страшно далеки. Гораздо дальше, чем Марс и Юпитер. В тысячу раз непримиримее, чем огонь и вода.

– А ты не хочешь с ней поговорить? – Этот невинный вопрос меня добил, разрывая непрочную плотину спокойствия и высвобождая скопившееся раздражение и злость на самого себя.

– О чём я с ней, интересно, буду говорить? О том, что, оказавшись в постели с какой-то блядью, вспоминал её? О, это, однозначно, поможет многое разъяснить и значительно упростит наши отношения! Спасибо за бесценный совет. Именно так я и поступлю.

– Если она умная, то всё поймёт, – девочка продолжала говорить спокойно и ровно, так, словно бы секундой ранее я не накричал на неё и не назвал какой-то блядью. Вместо того чтобы фыркнуть и отвернуться, она лишь отработанным лёгким движением потянула сигарету из пачки, упавшей между нами.

– Она умная, но этого не поймёт.

– Жаль, что ты не влюбился в меня. – Девочка вздохнула, и её горячее наполненное дымом дыхание обожгло мне плечо, почти так же, как её слова обожгли мне сердце. – Я бы поняла, я бы это ценила. Почему ты в меня не влюбился? Наверное, потому, что, в отличие от Беллы, я не сказала «нет». Но ты… сам знаешь. Иногда трудно сказать «пошёл к чёрту».

– Я её не люблю. И она не говорила мне «нет» по той простой причине, что я ни о чём её не спрашивал.

– Ври, давай, дальше. Мысленно ты давно уже её обо всём спросил и мысленно же получил от ворот поворот. Просто боишься теперь услышать то же самое из её прелестных уст. Готова поспорить, ты ни разу не мечтал о ней, не представлял обнажённой или ещё что. И вовсе не потому, что не хотел, а потому как раз, что безумно хотел, но ничего тебе не светит, и ты силой заставляешь себя о подобном не думать, страшась отхватить раскалённоё кочергой прямо по сердцу. Ты по уши завяз в болоте по имени «Белла». У тебя ни одного шанса на спасение.

– Очень образно и ярко. Мне понравилось. – Я говорил насмешливо, но меня всего трясло.

– Я на неё похожа? – Ошарашивая меня внезапным вопросом, поинтересовалась девочка.

– Похожа, – не имея сил на более подробный ответ, неохотно признал я. В самом деле, в ночном полумраке легко было бы себя обмануть, принимая шлюху за Беллу Свон. Если, конечно, захотеть себя обмануть.

– А ты можешь представить, что я это она?

– Наверное. Зачем только?

– А ты представь. Представь, что это она сейчас рядом с тобой, что это её тело, её губы, её руки и бёдра. Это она.

– Это будет… не… не знаю… нечестно.

– Брось, ты же не маленький послушный мальчик. Наверняка у тебя на душе имеются более тяжкие грехи. Тем более, ты же этого хочешь.

– Хочу. – Она не спрашивала, но я сказал. Я испугался, что моё молчание будет истолковано неверно, а я ведь и действительно хотел. Та часть меня, что забыла о морали и готова была мириться с чем угодно.

Таким образом, к утру мои чувства и даже мои мысли, касающиеся Беллы Свон, окончательно запутались, приобретая цвет мрачного серого неба. И чувствовал я себя последним уродом на этой планете. То, что было вчера, было не просто грязно, оно было в высшей степени отвратительно. Хуже, чем запираться в туалете с порнушечным журнальчиком и представлять себя в обществе девушки месяца. Я осознавал, что мне теперь и жизни не хватит, дабы замолить свой грех перед Свон.

Правда, помимо этого, следовало подумать и о другой стороне вопроса. То, что случилось, как ни крути, было лишь следствием. Причины же, по-прежнему, оставались для меня тайнами, запертыми за семью замками. Размышления девочки о том, что я свихнулся от любви к Свон и даже запретил себе о ней думать, были несколько наивными и простоватыми. Я ведь был не из тех, кто отступится. И возжелай я Беллу Свон именно как женщину, я бы пошёл до конца. Я бы землю рыл, бетон грыз, стремясь добиться её расположения. И уж конечно, я не собирался лить слезы, потому что на моём пути оказался какой-то там мудак – её парень. Кем бы он ни был, для меня он рисковал навсегда остаться бесконечно малой величиной, которой можно пренебречь, решая сложное уравнение с и без того охеренным числом переменных.

Белла Свон была мой свет. Была моё спасение. И одно не давало мне покоя – разве с тем, кого считают смыслом жизни, так себя ведут? Всё было как-то неоднозначно, за каждой моей мыслью и каждым поступком словно бы крылся потаённый смысл. И хоть мысли и поступки были мои, я их не понимал и не мог бесстрастно проанализировать, дабы сделать более-менее верные выводы и понять, что у меня такое с Белой Свон. Отчего я разрешил себе вчера низко пасть? Отчего пошёл на поводу у шлюхи?

Белла была для меня, прежде всего, примером добродетели, источником чего-то такого необъяснимого, но притягательного. А то, что произошло вчера – это был способ замарать светлый образ. Так засевшая во мне пустота боролась с Беллой, всячески не пуская меня к ней и стремясь переврать запавший в душу образ, извращая и искажая, то, что было мне бесконечно дорого и несло облегчение и спасение. Тьма самым тривиальным образом восставала против Света. Зло привычно шло в атаку против Добра, не собираясь сдаваться и не гнушаясь использовать самые отвратительные способы для достижения цели. И я проиграл. Не скажу, что в моём лице проиграло Добро, но уж точно феерической победы не получилось.

Я окончательно запутался. Как-то совсем уж потерялся в огромной пустоте вселенной. Последние ориентиры и те поблекли, стали казаться менее яркими и от того менее верными. Что если всё обман? Что если всё пустое? Что если мои прежние рассуждения херня обыкновенная? И что если дело всё-таки в банальном влечении (ведь и проститутки бывают правы)? Мог я просто повестить на умопомрачительную фигурку, пухлые губки и глубокий взгляд карих глаз? Мог, наверное. И значит, я самым наглым образом врал себе, выдавая одно за другое. Не прилетел ли я, как прилетал раньше к Тане за сексом, а не за спасением? Переспать что ли со Свон и разрешить для себя этот вопрос. Но при одной только мысли о физической близости с застенчивой учительницей истории меня бросило в жар – не от похоти, а от стыда. Ложиться в кровать с ней было всё равно, что ложиться в кровать с родной матерью. Недопустимо и в крайней степени аморально.

Проторчав возле дома Свон весь день, я так ни на что и не решился. Зато успел выкурить не одну пачку сигарет, вылакать несколько бутылок дрянного американского пива и прокрутить в голове тысячу сценариев с самым печальным исходом встречи.

А для того чтобы ещё и не пополнить список жертв собственной глупости, мне пришлось вызвать такси. Выходя из машины, я случайно налетел на какую-то очередную шлюху. По крайней мере, это было значительно лучше, чем вчера, потому что такое столкновение не грозило мне слишком уж большими штрафами и судебными исками. Приглядевшись к задетой девице повнимательнее, я понял, что явно переоценил её возможности. Дешёвая курточка, кончавшаяся чуть ниже груди, и размалёванное вульгарной косметикой лицо громче любых слов кричали о низком достатке. Ни о каких возмущениях и претензиях речи идти не могло. Просто очередная молоденькая дурочка, приехавшая покорять мегаполис и ставшая очередной крошкой на пиршественном столе цинизма. Если повезёт, она найдёт какого-нибудь спонсора ещё до того, как её окончательно испортят, и юное тело потеряет всю привлекательность, превращаясь из желанного в омерзительное. Если нет, то последним, что она запомнит перед смертью, станет шприц, заполненный вместо героина воздухом, – такой же пустой, как и вся её жизнь.

– Простите, я вас не увидел. – Всколыхнувшаяся в душе жалость сделала меня излишне вежливым. Я даже готов был проводить девицу до дверей дома, хотя и сам не знал какой во всём этом смысл. Просто захотелось чуть сгладить неприятные впечатления от вечера и побыть с ней приличным человеком, а не очередным мудаком, одним из тех, кого она привыкла видеть каждую ночь.
Оценивающий взгляд девицы – неожиданно отталкивающий и липкий – пробежался по мне, возвращая с небес на землю и как бы вопрошая – дебил, ты кого своей гребаной добротой спасать собрался. Поздно, милый, спохватился, давай лучше обсудим, сколько ты готов отвалить за ночь.
– Простите, – ещё раз пробормотал я и поспешил свернуть за угол. Вид поруганного девичества вверг меня в шок, от которого я не мог отойти всю ночь.



Колумбия – это даже не страна, это образ жизни, своя странная философия. Этакий край вечно зелёных джунглей и не менее вечных военных конфликтов. Кокаин. Изумруды. Нефть. Каучук. В конце концов, бананы. Каждый самостоятельно выбирает, за какие идеалы ему будет выгоднее всего сражаться. Ради чего жить и за что умирать. Дебри вполне реальные, те, что на земле и дебри воображаемые те, что являли собой скрытые механизмы политики и бизнеса. Практически каждый более-менее значащий человек был чьей-нибудь марионеткой. И не всегда с первого раза удавалось разглядеть невесомые, но прочные нитки, уходящие в темноту, и угадать, кто за какую команду играет. Неплохим примером подобного двурушничества могло служить уничтожение правительственными войсками оружия отнятого у наркокартелей. Сначала публично и под громогласные речи изымались из обращения старые непригодные стволы, а после, но уже без огласки и приглашенного оркестра, выдавались новёхонькие винтовки – только что со склада. Это искусство приспособления. Искусство выживания. Умей найти союзников, пусть даже таких, что будут пугать тебя самого. Умей бегать и быстренько разворачиваться.

Мысли мои были не новы, но они преследовали меня всякий раз, как я по делам оказывался в Боготе и вдыхал особенный колумбийский… воздух. Странно, но в Колумбии можно было вдыхать не только кокаин.

На несколько дней – ровно до той поры пока партизаны не пришлют своего человека – я оказался предоставлен сам себе. Поначалу я пытался как-то развлекаться. Шатался по городу. Но очень быстро охладел к этой идиотской затее. Тому, кто не родился среди сплетения кривых улиц никогда не научиться в них ориентироваться. Богота есть Богота, а уж третья зона в любом случае остаётся третьей зоной. Чуть лучше, чем трущобы, но зато никто здесь не проявлял ко мне ненужного интереса.

В итоге моими новыми скудными впечатлениями от Боготы стали посещение кладбища и встреча с местным ворьём. Несколько оборванцев старательно помогали мне отчистить пиджак от пятна, посаженного секундой ранее третьим их товарищем, при этом ловко прощупывая карманы. Я несколько минут постоял молча, а потом не выдержал – надавал оплеух и пообещал их всех в следующий раз убить. Прозвучало весьма убедительно, несмотря на то, что подобного намерения у меня не было. Я в жизни никого не убил – хотя люди совершали по отношению ко мне куда более грязные поступки, чем прицельный плевок из трубочки липким дерьмом. И я не собирался открывать свой чёрный список с кучки каких-то опустившихся кретинов. Если честно, то я вообще не собирался открывать подобные списки. Странная позиция для человека, торгующего оружием, но я торговец, я не убийца. Я посредник. Я виновен, но не в том, в чём меня принято обвинять. Я ни в кого не стрелял, я и не представляю каково это – держать кого-то на прицеле и точно знать, что вот сейчас ты его убьёшь.

Не зная чем себя развлечь и как успокоить окончательно расшатавшиеся нервы, а заодно выдворить из головы неуместные и навязчивые мысли о Свон, я рискнул выбраться в более приличные кварталы и посетить оперу, а после ещё и посидеть пару часов в ресторане. Слушая оперу, я уснул, а вино, поданное в ресторане, было далеко от определения «приличное». Обычная, не на что негодная кислятина со вкусом воды из сточной канавы. Особенно обидно было от осознания того, что включая поездку на такси в оба конца, всё это ещё и стоило приличной суммы денег. Разочарования неумолимо сыпались на мою голову, не давая приободриться. Да и не сказать, чтобы я сильно уж старался преломить ситуацию, просто трепыхался для порядка.

После «загула» я попытался нормально уснуть, но вместо полноценного отдыха получил какой–то бесконечный забег по лабиринтам сновидений. Не отдых, сплошная пытка. Заставив себя окончательно всплыть из тёмных пучин сна к блеклой поверхности утра и разлепив свинцовые веки в шесть часов – скорее ночи, чем дня – я без особого энтузиазма постоял под водой, температура которой заставляла биться о стенки черепной коробки единственное словосочетание «омерзительно тёплая». После такого воодушевляющего начала я кое–как оделся, выпил пару стаканов пива для затравки и, не зная что делать дальше, тупо уставился в стену.

– Неужели мы отступим? – спросил я у тишины. Тишина не ответила, но было ясно, что уж она-то отступать не собирается. Тогда я повторил свой вопрос, но уже обращаясь к стене – поразительно как быстро сходит с ума человек, запертый в маленькой комнате и предоставленный сам себе. Стена нагло заявила, что не жалуется на то, что её возвели в чёртовой дыре и на то, что не стала несущей стеной стриптиз бара и на то, что жизнь её до ужаса однообразна. Странно, но я увидел у нас со стеной много общего и невольно стал её уважать. Легко, твою мать, быть стеной в Букингемском дворце, но нужно иметь мужество быть стеной на окраине Боготы.

– Молодец, Эдвард! От разговоров со стеной ты почти дошёл до того, чтобы процитировать ей Геббельса. Ты делаешь охрененные шаги, жаль, что не в том направлении.

После столь странного и столь эмоционального отступления я счёл за лучшее провести время в компании телевизора, упаковки пива и пачки сигарет, при этом ощущая себя типичным американским тружеником и подумывая о заказе проститутки в гостиничный номер. Портье что-то такое мне предлагал, но из всего монолога мне почему–то запомнилось лишь сравнение прелестей некоей Читы с кокосовыми орехами. Выяснять на практике, что послужило предпосылкой для такого словесного оборота, мне не хотелось. А спрашивать у портье – они у неё такие же твёрдые или такие же волосатые – я посчитал ниже своего достоинства. Более того мои слова могли быть восприняты за проявление отсутствующего интереса. В конце концов, стоило поберечь силы для работы.

Рикардо – человека ФАРК – я встретил с опухшим лицом и красными глазами. Мятая рубашка посерела и утратила свежесть, так же быстро как срезанная роза. Но какое это имело значение, если я знал – нам всё равно придётся переться в долбаные джунгли, а всяческие попытки выглядеть элегантным и аккуратным в сельве заранее были обречены на провал. Так что не стоило пичкать себя пустыми надеждами и упираться, разыгрывая цивилизованного белого человека в стане дикарей. Проще было смириться, не изображать из себя мистера Пропера – этого гомика в ослепительно белых тряпках – посреди кучи грязи и слегка опустить планку снобизма, устанавливая её на достаточно низкой отметке.

Мой потасканный вид смог потрясти всегда сдержанного партизана. Я видел, как он с трудом удерживается от того, чтобы задать вопрос о моём самочувствии. Но, видимо, решил, что коли я смог на своих двоих добраться до двери и открыть её, то вполне смогу добраться и до лагеря. Разница в расстоянии была не столь существенна. А точнее, она не играла никакой роли – большую часть пути нам всё равно предстояло проделать на машине или же в утлой лодчонке с ужасно тарахтящим моторчиком и насквозь пропахшей омерзительной пастой де кока – смесью бензина и листьев коки.

Да и к раздолбанной старенькой «хонде», дожидавшейся нас возле гостиницы, мой потрёпанный вид подошёл как нельзя лучше. Как говорят в таких случаях женщины – машинка гармонировала с цветом моей рубашки. А уж как она гармонировала с цветом моих мыслей, и говорить нечего. Обтянутое каким-то подобием паласа сиденье мгновенно провалилось, стоило лишь коснуться его задницей. Коленки оказались на уровне ушей. Но мне было по хрену. Если сравнивать с тем разочарованием, которое я испытал, оказавшись в Колумбии, то всё прочее не имело никакого смысла. Это были досадные мелочи на фоне глобальной катастрофы.

Автор: Bad_Day_48; Бета: Rara-avis