Soundtrack David Gray - Sail Away

---

Глава 5

Его сердце стучит все сильнее.
Его запах совсем близко.
Прошу: отпусти меня.

Пирог оказался в мусоре уже на следующий день. Я больше не собиралась ждать, когда сестра снизойдет до меня. Низкой, падшей и лживой. Кажется, она выразилась именно так.

После того как все разошлись в тот злополучный вечер после праздника, Таня обрушилась на меня с обвинениями.

— Все что сделала, ты не ценишь. На что я пошла ради тебя.— Она негодовала. Её миловидное личико, обычно такое приветливое, теперь выражало лишь презрение. Грозная гримаса подсказывала мне, что близко к ней подходить не следует, а сморщенный лоб просто вопил — она готова разорвать меня на куски.
— О чем ты?
— Секс! В комнате пахнет сексом. — Девушка не скупилась на жесты, все тело — руки, ноги — находилось в движении. Желчь злости захватила мою сестру с головой. Она бегала по комнате, как бешеная собака, брюзжа ядовитой слюной. — Эта подушка, — она поднесла её к носу, — воняет. Эти стены — воняют. Ты, — сестра указала на меня, — воняешь.
— Секс, как и деньги, ничем не пахнет. — Конечно, я могла понять её желание, а вернее нежелание моей связи с Маккартни. Но не настолько же.
— Нет, моя дорогая, не пахнет, а воняет. Особенно секс и деньги. Лицемерием, похотью, грязью.
— Я не собираюсь ничего тебе доказывать, — разозлилась я.
— Мне и не нужно.

На этом все. Таня закрылась у себя в комнате, не забыв громко хлопнуть дверью. А я осталась наедине со своей правдой или полуправдой. Между мной и Эмметом действительно ничего не было. Или все-таки было?

Возможно, мой долг и благодарность обязывали бежать за Таней, стараясь разубедить в связи с Маккартни, прося прощения и уверяя, что ничего между нами не происходит и происходить не может, но я этого не делала. На это было несколько причин. Во-первых, я и сама не верила в то, что наша с ним меркантильная парафилия не получит продолжения. Во-вторых, я не видела особых причин злости сестры за исключением одной— она злилась лишь на себя. От меня не ускользнул её обреченный, полный ужаса взгляд, когда Эммет упомянул о прошлом. Вымещать на мне свои же недостатки я не считала лучшей идеей.

— Ты здесь? — Его голос застиг меня в подсобке. Я как раз собралась достать коробку с горошком с верхней полки, когда Эммет позвал меня. Двенадцать банок сразу полетели вниз и громко приземлились у его ног.
— Я уже приготовился тебя ловить. — Он выставил вперед руки.
— Лучше бы ты поймал французский горошек. — Я с трудом устояла на лестнице.
— Если что-то разбилось, всё оплачу. Все-таки моя вина.
— Не стоит. Слишком много чести.
— Для тебя или для горошка?
— Для нас обоих.
— И все-таки я очень рад тебя видеть. — Он улыбнулся. Его мягкие алые губы растянулись, обнажая белые зубы.

У меня засосало под ложечкой. Что делает этого мужчину настолько привлекательным для меня? Мягкая сексуальная улыбка? Темно-синий ласкающий взгляд? Или обволакивающая забота, которую он ежеминутно проявлял по отношению ко мне? И несмотря на то, что желание спрыгнуть с верстака в его надежные объятья бурлило, словно обещающий взорваться вулкан, я решила держать себя в руках.

— А я тебя нет.
— Надо же.
— Что тебя так удивляет?
— Маску кроткой овечки сменила грозная волчица, — подтрунивал мужчина.
Я оставила данное заявление без комментариев.
Горошек был собран. Все банки целы.
— Надолго к нам?
— А ты меня уже гонишь?
— Нет. Но, возможно, у белого человека очень много дел на большой земле.
— Снова злишься? Я подумал, это в прошлом. Все же решили, во всем разобрались.
— Я ничего не решала. Я лишь выслушала и попросила дать мне время.
— Прошла неделя. Этого времени больше, чем достаточно.
— Знаешь, Эммет, я не понимаю тебя. Все, что ты делаешь, вплоть до последнего нашего вечера, это полный абсурд.
— Что конкретно ты называешь абсурдом? — весь наш разговор Эммет не скрывал улыбку и то, как его забавляет мое поведение и реакция на него.
— Да всё. Ты меня ищешь, находишь, заботишься, опекаешь, целуешь… — Я резко остановилась.
— Твоя нервозность отдает неудовлетворенностью? — Он улыбнулся еще шире.
— В твоем возрасте пора бы уже знать, что соблазнять женщину, а потом отталкивать её и делать вид, что ничего не происходит, очень глупо и даже опасно.
— Я тебя не соблазнял! — Он почти хохотал. Нагло и открыто.
— Вот опять.
— Слушай, малыш… — Он взял меня за запястье.
— Слушай, малыш, — перебила я, — оставь при себе свои нежности.
— Хорошо, уговорила. — Этот снисходительный тон просто раздражал. — Я уделю тебе сегодня час своего драгоценного времени. Может быть, с третьего раза тебе будет легче во всем разобраться.
— Отлично, а сейчас мне нужно работать, — схватив коробку со злосчастным горошком, я направилась в зал.
Эммет увязался за мной.
— Я заберу Роберта из сада, у меня есть кое-какие планы на нас двоих.
— Он будет очень рад, — ответила я, раскладывая баночки на прилавке. Конечно, я могла и возразить, но сын очень ждал Эммета. Расстраивать еще и ребенка — это уже слишком. В нашем доме и так слишком высокая плотность страдальцев.
— Жди меня к вечеру, — сказал Эммет на выходе.

На самом деле мне даже больше хотелось уединиться с Эмметом не ради себя, а чтобы лишний раз позлить Таню. Ведь должна же она понять, что не может распоряжаться мной как собственной игрушкой. Так быстро убегая от Ягуара, я и не заметила, что не менее опытный манипулятор обосновался совсем под боком. Каждый раз чьи-то желания корректируют меня и моё поведение, но ни разу никто не спросил, чего хотела я. Ни Эдвард, ни Эммет, ни даже Таня. А теперь в этот список попала и Оливия. «Помирись», — говорили мне Заккари, его племянник и моя сестра. «Отдай, укради, спаси, беги, мирись». Тысяча приказчиков и десять тысяч приказов. Я восстала против них.

Новый выпуск новостей. Я настолько увлеклась собственными проблемами, что совсем забыла про несчастных девушек, ставших жертвами неизвестного маньяка. Сделала звук громче.

«Вести о злодеяниях серийного убийцы продолжают поступать. Четвертой жертвой маньяка стала Мишель Пинсон. Убийца не стал ограничивать свой выбор жертв девушками из Лос-Анджелеса. Мишель Пинсон была обнаружена в пригороде Принкса. Ей также как и предыдущим жертвам было нанесено несколько смертельных ножевых ранений. В руке записка с неизменным текстом. Следствие пытается выйти на след маньяка и выяснить, кого так упорно ищет убийца».

Девушек уже четверо?

«СьюзиМортон, Хелен Миллер, Джессика Ньютон и Мишель Пинсон. Мы скорбим вместе с родственниками погибших».

Джессика. Это имя напомнило мне одну знакомую из прошлого. Мы с ней работали в команде Маккартни. Только фамилия у неё Стенли. Но тут показали фото девушек. Всех четверых. Это был удар. Джессика и есть моя старая знакомая…

«Если вы обладаете какой-либо информацией по этому делу, то просим вас позвонить по бесплатному телефону, указанному на экране. Мы будем держать вас в курсе событий».

Джессика Стенли стала Джессикой Ньютон после того, как вышла замуж за Майка, личного водителя Ягуара. Как же так. Милая, добрая Джессика. Я не могла поверить в то, что сейчас увидела.

После таких новостей ничего хорошего от этого вечера я уже не ждала. Эммет приехал ровно по закрытию магазина.
— Что бы ты хотела на ужин? Пицца, китайская лапша, мексиканские тако?
— Чтобы там было тихо, свежо и, кроме нас, никого, — грустно ответила я.
— Видимо, это какое-то конкретное место?
— Именно?
— И где оно находится? — не догадывался Эммета после таких подсказок.
Я же мечтала скорее остаться с ним наедине там, где никто не сможет нас подслушать.
— Какой-нибудь заброшенный дом нам подойдет, — пояснила я.
— Ух, — присвистнул мужчина, — создается впечатление, что этот заброшенный дом на какой-нибудь, а конкретный.
— Да, вези меня к себе, — разозлилась я.
— Спокойно, — пораженный моим напором Эммет стер улыбку со своего лица.— Ты же не думаешь, что я так легко поддамся?
— Много на себя берешь, я не собираюсь тебя соблазнять.
— А что же ты собралась делать в лесу? — Легкий привкус игры нашего диалога летал в воздухе.
— Я собралась поговорить, как ты того и хотел.
— Мы можем поговорить и в более людном месте, — настаивал Маккартни.
— Ты боишься меня? — Неужели он и правда настолько не хочет остаться со мной тет-а-тет?— Не беспокойся, штаны сегодня останутся на тебе.
— Очень на это надеюсь, — Эммет сдался и завел машину.

Я все ждала, когда он мне скажет про Джессику. Хоть слово, хоть намек. Но он молчал.
— Зачем ты разглядываешь встречные машины?
— Что значит «разглядываю»? — поинтересовался мужчина.
— Мне так показалось, — пожала плечами я. Хотя была уверенна, что он пытался рассмотреть всех водителей, которых мы встретили по пути к дому.

Дорожка перед особняком была пуста. Эммет будто выдохнул.
— Что-то происходит?
— Нет. Все в порядке.

Чувство того, что я снова упускаю нечто весьма важное, не оставляло меня. Чтобы ни происходило, у меня постоянно оставалась тревога — все вокруг ненастоящее. Каждая вещь или деталь из моей жизни теперь имела две стороны. Но я знала лишь одну сторону медали, что искажало моё понимание реального хода вещей. Мой пазл не сошелся. Я тыкала маленькие картонные фигурки друг к другу. Но все они не подходят. Я искала и не находила верного ключика.

В этот раз дом выглядел по-другому. Он уже не казался заброшенным. Эммет вдохнул в него немного жизни. Внутри было достаточно чисто.
— Ты прибрался?
— Это не я. Оливия побеспокоилась.
— Ну, конечно, Оливия. — Я уселась на столешницу в кухне и наблюдала за тем, как Эммет выискивал для нас ужин в холодильнике.
— Есть немного сыра, ветчины и фруктов.
— Мне достаточно, — заверила я. — Надеюсь, выпить найдется?
— Ничего элегантного. Пара бутылок виски.— Мужчина извлек с верхней полки шкафа бутылку. — Зато довольно солидного. Выдержка… — Он изучал этикетку.
— Отлично. — Я выхватила бутыль с коричневой жидкостью. Легко открутила крышку и сделала внушительный глоток. Какое мне дело до выдержки.
— Я оставил Роберта с Оливией, подумал, ты не будешь возражать.— Мужчина сделал вид, что не заметил моей жажды.
— Я знаю, Таня уже его забрала.— Я сделала еще один глоток и скривилась. Горько.
— Таня? — Удивленный тон не скрылся от меня. — Вы же не разговариваете.
Слухи расходятся быстрее, чем мне бы этого хотелось.
— Мы не разговариваем, — подтвердила я, — исключение только Роберт.
И снова приложила горлышко к губам.
— Достаточно.— Эммет выхватил бутылку из моих рук, так и не позволив отпить третий раз. — Что происходит? Ты решила напиться?
— Почему ты ничего не говоришь мне про Джессику? — спросила я.
— Откуда ты знаешь? — Эммет последовал моему примеру и тоже выпил.
— Я смотрю новости. Почему ты не говоришь мне о ней? Мы же общались, почти дружили. — Слезы покатили из глаз. То ли из-за Джессики, то ли из-за виски, черт его знает.
— Я не хотел тебя расстраивать. — Он передал мне лечебный напиток.
После глотка я спросила:
— Ты был на похоронах? Как Майк?
— Был. Майк очень тяжело переживает потерю. Он сильно любил Джессику. Но у него осталась память о ней. Их дочь.
— У них есть дочь? — снова глотнув виски, я передала его Эммету.
— Да, малышка Дженни, два года.
— Это ужасно. — Я залилась слезами.
В этот раз Маккартни не спешил меня утешать. Видимо, горький опыт последних объятий останавливал его.
— Мы осушили уже половину бутылки, тебе нужно что-нибудь съесть, пока ты окончательно не опьянела.
Я согласно кивнула. Эммет принялся мастерить бутерброды.
— Расскажи мне о ней, пожалуйста, — вытирая слезы, просила я.
— Джессика очень переживала о тебе. Она верила, что ты вернешься. Что она еще увидит тебя и скажет, как же она скучает. Майк же считает, что именно ты помогла им воссоединиться.
— Это еще хуже, чем я думала.
— Ты снова сожалеешь, что никто не держит тебя за главную злодейку.
— Нет, не в этом дело. Мне больно от того, что я обманула ожидания. Я перестала верить в себя в тот момент, когда все остальные продолжали верить в меня.
— Значит, тебе пора пересмотреть отношение к самой себе. — Он протянул мне сэндвич.
Я откусила небольшой кусок и, еще не проглотив его, обильно запила виски.
— Притормози, сначала доешь, — заботился Эммет.
Я послушно жевала ветчину с сыром с привкусом собственных слез.
— Как все произошло?
— Она задержалась на работе допоздна. Хотя никто не знает почему. Никаких особых распоряжений, заставивших её сидеть до полуночи, я не давал. Майк подъехал к офису в десять, но охранник сказал, что она ушла уже как полчаса. Куда, зачем — опять никто не разобрался. Майк сразу сообщил в полицию, но заявление не приняли. Еще не прошло двадцать четыре часа. Телефон был выключен. Утром её нашли на окраине города в чужом дня неё районе. Мобильника при ней не было.
— Выглядит очень странно. Я думала, маньяк охотится на подвыпивших официанток.
— Следствие тоже так считало, но, как оказалось, все ошибались.

Мы пили из бутылки, поочередно передавая друг другу, и говорили о Джессике. Я очень сожалела о том, что больше никогда не увижу это странную, временами сердитую без причины, но все же добрую девушку.

— Хватит, принцесса.— Эммет отобрал у меня виски. — Я сделаю тебе кофе.
Я не знала, сколько времени мы так и пробыли на кухне. Мы допивали вторую бутылку виски и говорили о прошлом. О прошлом Джессики.
— А он там был?
— Эдвард? — переспросил Маккартни, заваривая нам кофе.
— Нет, Уинстон Черчилль! — пьяно возмутилась я.
— Черчилля не было.
— А Эдвард? Эдвард был?
— Был,— только и ответил он.
— Ты не хочешь говорить о нем, да? — внезапно догадалась я.
— Вроде это ты ничего не хотела о нем знать, — огрызнулся мужчина.— Возьми кофе. Тебе нужно протрезветь. — Он протянул мне чашку с горячей ароматной жидкостью.
— Не хочу я кофе. — Я отставила чашку. — Прекрати относиться ко мне как к фарфоровой кукле. Ты играешь со мной. То заботишься, то отталкиваешь.
— Ты сегодня с цепи сорвалась. Что с тобой происходит? Чего ты хочешь?
— Я хочу тебя. — Я накинулась на него, жадно целуя.

Тонкие нити алкогольной маски сплели паутину на моем сердце. Оно замерло. Жалобная песня чувствительного органа о давно потерянном рыцаре осталась где-то там, за пеленой градусного тумана на неразличимых берегах здравого рассудка. Разум взяли в плен пол-литра отменного виски, и в итоге к власти пришли лишь плотские желания. В результате борьбы трех Сивилл выжила лишь одна. Два остальных голоса, нашептывающих мне без остановки, наконец-то смолкли.

Ошибиться я не могла. Палящее дыхание, обжигающее мои губы, как полуденный зной, вырывалось из открытых губ Эммета, поглощая стонущий шепот. С нежностью, таящей в себе чуть больше силы, чем мне бы хотелось, он держал мою голову, не позволяя остановиться, хотя я и не собиралась.

Каждый его поцелуй оставлял вкус отчаянной страсти, греховного желания, нераскрытой боли и в то же время сладкой неги, блаженного наслаждения и безграничного удовольствия.

Маккартни разорвал наши объятия, отстраняя меня от своего возбужденного до предела тела. Красивого, сильного, молодого тела.

— Я не пойму, может, ты девственник? — Негодование и разочарование от того, что опять не получила желаемое, закипали во мне.
— Частично, — хмыкнул он.
— Что значит частично? — не поняла я.
— Я же уже говорил тебе, что так у нас ничего не получится?
— Да как так? Мне нарядиться горничной? Или, может, заключенным?
— Заключенным? — засмеялся Эммет. — Ты бы еще надзирателя предложила.
— Я серьезно. В чем проблема?
— Проблема в тебе.
— У меня нет проблем, я хочу тебя.

Такого я от себя не ожидала, но то, что произошло дальше, уже не поддавалось контролю. Я потянула сарафан за ленты на плечах, и он немедленно упал на пол, оставляя меня в белье.

— Ты сумасшедшая, — выдохнул Эммет, задыхаясь от моего обнаженного вида. — Что ты творишь.
Я снова ринулась в бой всем телом. Целовала разгоряченную шею, чувствовала пульсирующие вены и насыщалась вожделением.
— Прекрати это, — умолял он.
Я взяла его ладони и водрузила себе на талию. Они замерли на уровне поясницы, нежно лаская кожу.
— Разве тебе не нравится? — шептала я, чувствуя медленные нерешительные движения.— Разве ты не хочешь? — не останавливалась я.
— Хочу. — Его мягкие нежные губы нашли мои.

Как же я этого ждала. Мое тело содрогалось от уже более настойчивых прикосновений Эммета, от его запаха, от возбуждения. Оно сочилось сквозь кожу, отдавалось разрядом в кончиках пальцев, заставляло в висках стучать сильнее. Еще один глубокий страстный поцелуй, еще одно подтверждение слабости Эммета, которую он смог побороть.

— Тебе стоит одеться, — почти взмолился он, отпуская меня из объятий.
— Ты снова отвергаешь меня?
— Я не отвергаю тебя. — Эммет нашел нашу недопитую вторую бутылку и сделал глоток. — Я обязательно позволю себе насладиться твоим нежным телом, как только ты сама будешь готова.
— Я стою перед тобой в одном белье, уже который раз сама накидываюсь на тебя, а ты по-прежнему считаешь, что я не готова?
— Да, — разозлился он. — Ты не готова. Вот здесь, — он постучал пальцами по моему лбу, — сидит Эдвард Каллен. И пока он там, ты не моя.
— Моя, не моя. Что за пунктик у мужчин Лос-Анджелеса?! Мы не виделись с Эдвардом уже тысячу лет. Я даже не помню, как он выглядит, — сочиняла я на ходу.
— Кому ты врешь? Мне или себе? Не видела она! Ты постоянно думаешь о нем, спрашиваешь. Какое-то прозвище ему придумала. Ягуар. Что это вообще такое? Любовь? Ты до сих пор любишь его, Изабелла?
— Нет, — более робко ответила я.
— Нет? Тогда почему ты спрашиваешь о нем?
— Я спросила лишь раз или два? — Я была растеряна.
— Или три, или десять!
— Это неправда. Всего лишь пару раз.
— А когда не спрашиваешь, то думаешь. Неужели мне это незаметно?
— Это же естественно, что я спрашиваю о нем. Все-таки он часть моего прошлого, у меня от него сын. Ты не забыл?
— Я это прекрасно помню. Но только меня это не устраивает.
— Тогда катись к черту. Зачем ты здесь? Сейчас? Со мной? Я тоже не слепая. Ты хочешь меня, я хочу тебя, что нам мешает?
— Нам мешает он! — взрывался Эммет новыми вспышками гнева.
— Может, тогда он мешает не мне? А тебе? В твоей голове Эдварда больше, чем в моей.
— Он там лишь из-за тебя. Я хочу тебя. Безумно хочу сейчас взять тебя здесь на кухне, и в гостиной, и в магазине Оливии, и везде где только можно представить. Каждую секунду хочу тебя, Изабелла.
— Так я здесь, я тоже этого хочу.
— Ты пьяна.
— О господи, а с Эдвардом ты думаешь, я не была пьяна? Еще как была.
— Вот оно, снова Каллен.
— Это глупо, Эммет. — Вот так сцена ревности.
— Нет, — ухмыльнулся он, — глупо совсем не это.
— А что?
— Глупо то, что я не могу выкинуть тебя из головы. Глупо то, что ты снишься мне каждую ночь. Глупо то, что я уже спал с тобой в своих снах. Я, как мальчишка, переполнен гормонами, когда думаю о тебе. У меня, блядь, сводит яйца, как только ты появляешься в поле моего зрения. Вот это глупо.
— Ты поэтому искал меня? Ты… — Я не смогла договорить слово «любовь».
— Да. Моя жизнь превратилась в ад. Хотя такой она стала еще до твоего исчезновения. Тогда на вечере с итальянцами, когда ты точно также напилась, как и сегодня. Ты болтала какую-то чушь, которая мне была неинтересна. Потому что я собирался трахнуть тебя. Мы не спали с женщинами друг друга, но Каллену ты уже была не нужна. Так он мне сказал. А потом я вдруг стал слушать про твою жизнь, про Эдварда. Ты любила его так сильно. Я еще не видел, чтобы так любили. И зависть сменила желание, я хотел, чтобы и меня кто-нибудь так полюбил, чтобы ты меня так полюбила. И в такси ты назвала свой адрес, но я все равно повез тебя к себе.
— Я даже…
— Это еще не все, — остановил меня Эммет. — Я понял, что никогда и никого не любил. Наверное, в этом мы с Калленом похожи. Но я полюбил тебя. И посчитал это подарком — испытать такие чувства, но потом ты исчезла. Я не хотел искать тебя поначалу, но все же не смог. И называя себя частично девственником, я говорю о том, что никогда не занимался сексом по любви. Когда я касаюсь тебя, то испытываю невероятные чувства — счастья, легкости. Ничего нежнее твоей кожи, ничего слаще твоих губ я не пробовал.

Я лишь хлопала ресницами, не в силах сказать что-либо. К такому повороту я не была готова.

— А теперь ты предлагаешь мне просто секс? Секс, которого в моей жизни более чем достаточно? Секс, которым я занимался до истощения сил всю прошедшую неделю? Мне не нужен секс, мне нужна ты. Ты вся.
— Эммет, прости… — Я даже не думала, что могла причинить ему столько страданий. Если мне было больно все это слушать, то какого же было ему, когда он все это говорил. Каждое слово и предложение наполнялось отчаяньем и грустью, заставляя сердце плакать.
— Тебе не за что извиняться. Так случилось. Я этого не выбирал. Но теперь я скажу самое главное. Я хочу, чтобы ты подумала о том, что делаешь. Чтобы осознала всю глубину своих действий. Два раза я повел себя честно по отношению к тебе, что меня даже немного пугает. Но если ты и в третий раз придешь ко мне в нижнем белье и снова попросишь, то это будет означать лишь одно — ты сделала выбор. Обратной дороги не будет. Я больше не остановлю себя.

Мне стало не по себе. Его последние слова прозвучали несколько зловеще. Получается, я даже сексом не могу заняться просто так, чтобы не влипнуть в очередную запутанную и туманную историю? Значит, с другими Маккартни трахаться может, а я обязательно должна серьезно все обдумывать и что-то там выбирать? Может, Таня права и завтра стоит присмотреться к почтальону.

Эммет развернулся, чтобы покинуть кухню.
— Ты на улицу?
Он кивнул.
— Я с тобой. Только сначала оденусь.
— Можешь оставаться так, мне очень нравится.
— Ты серьезно?
— Вполне, если тебя это не смущает, то меня тем более.

Я быстро вернула сарафан на его законное место. Все-таки после всего, что сейчас прозвучало, в одном белье мне было уже не так комфортно, как пару минут назад и поспешила за Эмметом.

Выкурив по паре сигарет, мы просто сидели на заднем крыльце, на том же диване что и первый раз, засланном старой паркой, и наблюдали закат. Солнце пряталось за кронами деревьев.

— Можно я просто прижмусь к тебе, — робко спросила я. — не делая выбора.
— Конечно. — Он открыл мне свои объятия. И я удобно устроилась у него на плече.
Мы молчали несколько минут, согревая друг друга. Хотя на улице было довольно тепло, на душе у нас обоих веяло прохладой.

— Что это за дом?
— Это наш старый семейный особняк.
— Я так и подумала. Расскажешь?
— Прадед основал лесопилку. У меня до сих пор часть акций производства.
— Я ни разу не слышала твою фамилию.
— А здесь и не могло быть моей фамилии. У прадеда был один сын, у которого родились две дочери. Оливия и Тильда. Моя мать. Обе они вышли замуж и сменили фамилии.
— А фамилия прадеда Вуд?
— Марк Вуд. Очень символично, да?
— Да, — я улыбнулась. — Я не сразу поняла, что это фамилия основателя.
— Я здесь рос, но не долго. Мать разошлась с отцом, когда мне было пять. Больше я его никогда не видел. Она забрала меня скитаться по Америке в поисках лучшей жизни и лучшего мужа. Она была замужем пять раз.
— Пять?
— Официально пять. А неофициально я даже не знаю сколько. Поначалу это казалось весьма забавным: жить в отеле, гувернантки, горничные, швейцары. Каждый раз рестораны, новый выходной костюм. В десять лет, когда мои сверстники рассказывали о своих семьях, о праздниках, мне моя жизнь резко разонравилась, и я напросился к тетушке Оливии. Тёрнеры были только рады принять меня. Поэтому я считаю Оливию даже больше своей матерью, чем Тильду. Именно здесь я увидел ту жизнь, о которой столько слышал от друзей. В отеле у меня в распоряжении были целые апартаменты, всегда чистые, даже стерильные. Посуда блестела так, что я мог видеть свое отражение, только свое, потому что больше никого не было. А у Тернеров все иначе. Я помню, как меня впечатлила кухня тётушки. Сперва я решил, что это захламленная комната с ненужными вещами, горы посуды, сувенирных тарелок, коллекции бутылочек, марокканских специй, шкаф с пятью десятками ящиков для сухофруктов, стенд сушёных трав.
— Таня рассказывала про этот стенд.
— И что удивительно, она всегда всем этим пользовалась. Оливия была настолько живой, что медлительность и холодная отстраненность матери стала меня раздражать. Каждый раз я все дольше и дольше гостил у Тёрнеров. Полный дом гостей вместо пустого номера в отеле — это был мой выбор. К тому же, немалую роль в этом играл Зак. Мне нравилось, что он интересовался мной не для того, чтобы понравится моей матери. И в то время как её мужья выполняли любой мой каприз, Заккари наказывал меня за любой проступок. И я уважал его за это.
— Обещай, что не будешь сердиться, если я кое-что спрошу.
— Конечно, про Эдварда? — догадался Маккартни, сильнее прижимая меня к себе.
— Как ты с ним познакомился?
— В одном весьма ужасном месте. Нам было по восемь. Лагерь для богатых детей, родители которых хотели от них избавиться, чтобы замечательно провести лето.
— Лагерь для богатых — ужасное место?
— Самое ужасное.
— Ты, видимо, не был в обычном лагере.
— Я говорю не про обстановку, а про самих детей. Детей, которые способны на что угодно, потому что их родители короли жизни.
— Как он попал в этот лагерь?
— У него своя темная история детства, возможно, похлеще моей.
— Но у Эдварда замечательные родители.
— Ты знаешь Карлайла и Эсми? — удивился Эммет.
— В основном, Карлайла, — ответила я. — Но Эсми тоже видела один раз. Она очень красивая.
— Откуда ты знаешь их?
— Карлайл спас Тане жизнь. Когда сестру избили, он был её хирургом. Вытащил Таню с того света.
— А Эдвард знает об этом?
— Нет, конечно нет.
— Услуги Карлайла стоят недешево. Как ты оплатила счета?
— Я заняла. — Разговор зашел совсем не туда, куда я ожидала.
— У Эдварда? — не унимался Эммет.
— У Джеймса.
— Того самого Джеймса? — Я почувствовала, как напряглись мышцы на его руках.
— Да. У меня не было выхода, — я кинулась оправдываться. — Таня в ужасном состоянии. Разрыв селезенки, сломанная челюсть и еще куча всего. Я обязана была спасти её.
— Можешь не объяснять.
— Но я хочу объяснить, — запротестовала я. — С Джеймсом я познакомилась не ради того, чтобы продать ему информацию.
Эммет посмотрел на меня с интересом.
— Он сын моего бывшего начальника. Мистера Симманса. Из вашего филиала в Портервилле.
— Ты серьезно?
— Разве следствие это не оглашало?
— Я, возможно, что-то упустил.
— Это он нашел мне квартиру, где я познакомилась с Таней и Бобби. Также с Элис и Джаспером.
— Подожди, кто такие Элис и Джаспер?
— Джаспер лучший друг Джеймса. Элис жена Джаспера. Хотя тоже знает Джеймса с детства. У них очень запутанная история прошлого с убийством третьего друга.
— Стой. Элис принадлежит та квартире, где вы жили перед побегом.
— Да-да.
— Бедная моя Изабелла, у тебя не было шансов. — Он снова сильнее прижал меня к себе. — Клубок запутался еще до того, как ты в него попала.
— А когда Лоран избил Таню…
— Лоран — это кто?
— Танин сутенер и, как оказалось, тоже знакомый Джеймса. Они вместе похитили Таню и Бобби, заставляя меня украсть документы.
— Это кое-что проясняет.
— Что проясняет?
— Мне нужно будет уехать, но я ненадолго.
— Еще на неделю? — Мне уже не хотелось отпускать Эммета. Никогда. Вот так в его объятиях я готова была просидеть всю жизнь.
— Не знаю. Но постараюсь как можно скорее вернуться.
Я снова положила голову ему на плечо. Эммет уткнулся носом в мои волосы. Я была готова поклясться, что он их поцеловал.

Видимо, я так и уснула. Но очнулась я уже на большой мягкой кровати. За окном было темно, в комнате тоже. Сообразив, что комната находится на втором этаже фамильного особняка Маккартни, я решила разыскать Эммета. В темноте нащупав лестницу, я стала медленно спускаться. Что ж так темно? Он что, экономит на электричестве?

Из гостиной сквозь тонкую щель сочилась полоска света. И я услышала голоса. Оба мужские.
— Ты должен убедить её.
— Но я же не могу заставить Изабеллу.
— Оливия тухнет каждый день. — Я догадалась, что в гости наведался Заккари. В такое-то время?
— Те таблетки, что я привез, не помогают? — спросил Эммет.
— Ей срочно нужно в больницу. Если еще есть шанс, — почти в отчаянье восклицал мистер Тёрнер. — Но Оливия ни в какую. Может, если она помирится с девочками, то они смогут её убедить.
— Тогда скажем ей и все. Зачем тянуть.
— Оливия так не хочет.
— Но Изабелла должна узнать, — настаивал Эммет.
Больше подслушивать я не могла и вошла в комнату.
— Что я должна знать?

---

С нетерпением жду вас на ФОРУМЕ!

Всегда ваша,
Beshenayabelka