А после наступило то лето, когда он не появился. Год, когда мы прекратили общаться. Мы совершили так много ошибок, но я не узнала бы, кто я есть на самом деле, если бы он всё-таки приехал. Тем летом я познакомилась с новой собой. Я поняла, что Эдвард на самом деле – моя слабость, но я могу быть сильной и без него.

Так или иначе, я была бы на той же ступени, что и сейчас. Ничего бы не изменилось. Я бы всё ещё любила Эдварда, и мы до сих пор жили бы в разных мирах. И я не думаю, что это что-либо изменило.

– Я не хочу менять хоть что-то из того, что было, – говорю я ему через плечо, и он наклоняется так, что его губы почти касаются моего уха. – Я просто хочу что-нибудь сделать, – я нежно целую его в щёку, и он оборачивает руки вокруг моей талии, и в этот момент двойник Элвиса объявляет Элис и Джаспера миссис и мистером Уитлок.

Джаспер наклоняет свою невесту и целует её, как в старом фильме, и я быстро щёлкаю фотоаппаратом, запечатлевая этот момент; и плачу, потому что это так великолепно. Я подбегаю к ним, встаю чуть впереди, и начинаю щёлкать, стараюсь запечатлеть каждый момент на плёнку: вот Элис принимает букет от сестры и целует её в щеку, прежде чем та отходит поздравлять Джаспера. Лицо новой миссис Уитлок просто светится от счастья, и она подбирает юбки свадебного платья, и они вместе, взявшись за руки, бегут к краю холма и прыгают, погружаясь в глубокую реку, а мы все вместе кричим «ура». И это – самое прекрасное, что я когда-либо видела.

Я бросаю взгляд на Эдварда, когда все остальные следят за новобрачными, а он, в свою очередь, не сводит глаз с меня, наблюдая за мной, ухмыляясь своей короной кривоватой улыбочкой. Я улыбаюсь ему в ответ, просто потому, что невозможно не расплыться в улыбке, когда он так смотрит, и, подняв фотоаппарат, я фиксирую его портрет. Его волосы кажутся тёмными в сумерках, и нет никакого намёка на красные прядки, которые так красиво играют на солнце, и чёткие линии его скул так красивы, и губы – в кривой улыбке, и ресницы – пушистые.

– Что именно ты хочешь сделать? – спрашивает он, подходя ко мне.

А я всё продолжаю его фотографировать. Он закатывает глаза, пытается выхватить у меня фотоаппарат, но и в этот момент я жму на кнопку.

– Всё, – с уверенностью произношу я.

Мы поворачиваемся и спускаемся по холму к пляжу, Эдвард тянет свою руку к моей и переплетает наши пальцы.
Свадебная вечеринка растягивается до поздней ночи. Мы едим гамбургеры, пьём пиво, вспоминаем былые времена, и то, как Элис и Джаспер познакомились. Мы смеёмся, вспоминая, как играли в шарады в плавучем доме, и Джаспер поцеловал меня. Хоть это и было много лет назад, меня всё равно, до сих пор, передёргивает. Музыка и песни Фрэнка Синатры звучат из динамиков, установленных в плавучем доме, и мы собираемся танцевать на песке, босиком, я уже навеселе и чувствую себя такой лёгкой и чуть под кайфом, словно я ‒ воздушный змей. Эммет и папа на лодке уже перевозят людей с бухты на пристань. Мне хочется остаться здесь немного подольше, и я уговариваю Эммета разрешить мне вернутся вместе с Калленами. Он оставляет лодку отца мне и Эдварду, так как Джаспер и Элис проведут свою первую брачную ночь в плавучем доме.

– Всё прошло так идеально.

Элис вздыхает и кладёт голову мне на плечо. Мы сидим за столом. Несмотря на вечер на улице очень жарко, и мне безумно хочется искупаться.

– Не могу поверить, что ты поцеловала Элвиса, – говорит Эдвард.

В ответ Элис с Джаспером просто пожимают плечами. На самом деле они оба поцеловали его. Это было очень весело. И я сфотографировала этот момент.

– А я не верю, что ты организовала всю свадьбу за неделю, – говорю я.
Элис с гордостью улыбается:

– Это – самое лучшее, что я придумала в своей жизни. Я думаю, что в свой медовый месяц мы натянем рюкзаки на плечи и поедем путешествовать по Европе. Проклятье, на те деньги, что мы сэкономили на свадьбе, не устраивая её в Сиэтле, мы можем устраивает медовый месяц каждое лето в течение пяти лет.

– Так долго вы не будете приезжать сюда, – огорчаюсь я.

– Конечно, будем, – успокаивает она меня.
Элис целует меня в щёку, обнимает меня за шею так крепко, что мне становится трудно дышать.

– Ужасно жарко, я пойду, поплаваю, – говорит Элис.

Она быстро, словно молния, снимает с себя платье, и, оставшись лишь в одних трусиках и лифчике без бретелек, бежит в воду. Джаспер следует за ней, по пути снимая шорты и рубашку, бросая их на песок. Я перевожу взгляд на Эдварда, он стоит рядом и пожимает плечами, после чего спускает свои шорты цвета хаки вниз по ногам, и моему виду открываются короткие плавки, словно трусики, и я не могу отвести взгляд. Он шагает из своих шорт и, не переставая улыбаться, начинает расстёгивать свою рубашку, и теперь я могу видеть слабые очертания его рёбер. Боже, он похудел фунтов на десять. В то время как я стала больше на те же самые десять фунтов. Какая ирония.

– Ну, давай Белла, раздевайся. Все уже сделали это, – шутит он.

Я краснею. Знаю. Это довольно смешно, что я стесняюсь показать своё тело Эдварду, но я почему то чувствую себя неуверенной, чтобы предстать перед ним в одних трусиках. Плюс один размер в одежде даёт о себе знать.

Боже, это же просто Эдвард. Белла, перестань быть таким ребёнком, и просто сними это проклятое платье.

Я вожусь с молнией, а затем чувствую пальцы Эдварда на своей спине, он слегка касается моей кожи, а затем тянет молнию вниз. Я позволяю платью упасть к ногам, руки Эдварда ласкают мои бока, и я чувствую себя так хорошо, когда его пальцы прикасаются к моей коже. Он наклоняется и целует меня в плечо, потом переходит к шее, и я закрываю глаза и наслаждаюсь сладким покалыванием, которое охватывает всё моё тело.

– Кто последний добежит до воды, тот – тухлое яйцо.

Он шепчет мне на ухо старую дразнилку, а потом резко отстраняется, и я бегу за ним. Я уже почти обогнала его, но спотыкаюсь и падаю, тяну его за собой, и мы вместе падаем в синюю мерцающую воду. Сегодня на небе – полная луна, она висит так низко над горизонтом, и выглядит такой огромной, прекрасно освещая ночую бухту. Элис и Джаспер целуются не так далеко от нас, и мне совсем не хочется знать, что, возможно, происходит под водой, поэтому я плыву в другую сторону.

Эдвард преследует меня, не сводя с меня горящего взгляда, поскольку мне приходится плыть на спине. Он плывёт немного быстрее меня, преследуя, словно акула, и я чувствую, как игривая волна затмевает мой разум. Я поворачиваюсь и стараюсь уплыть от него подальше, но он хватает меня за ногу, и я боюсь, что он начнёт щекотать меня. Я кричу и пытаюсь пнуть его по руке и вырваться, но он лишь смеётся, и его смех эхом разносится по пустому пляжу.

Он тянет меня к себе, и я позволяю ему это делать. Я уже тяжело дышу, когда его руки скользят по моим бёдрам, а потом обвиваются вокруг талии.

– Я поймал тебя, – говорит он.

И я с самодовольной улыбкой обёртываю свои руки вокруг его шеи, позволяя своим пальцам зарыться в его волосы.

– Я просто позволила тебе это, – отвечаю я.

Он смеётся, и я так рада видеть его улыбку. На свадьбе он был отвлечён от своих дум, но я боюсь , что вчерашнее его эмоциональное состояние вернётся. И я знаю, что это будет тяжело.

– Можно ли мне сейчас прикоснуться к твоей груди? – спрашивает он.

Я фыркаю.

– Возможно. Ты ведь побрился, – отвечаю я.

Я глажу его по щеке и подбородку, слегка похлопываю его ладонью по лицу, и он трётся носом о мою раскрытую ладонь.

– Ну, мне бы не хотелось, чтобы ты заразилась бешенством от кого-нибудь лесного зверя, – говорит он.

– Да, потому что я выгляжу не очень привлекательно с пеной изо рта.

– Ты всегда выглядишь очень красиво, – говорит он.

И я чувствую, как краснею до кончиков ушей. Боже, ну почему комплименты от этого парня так сильно на меня влияют?

– Ты всегда выглядишь одинаковой, но при этом всегда разной, ты понимаешь? Каждый год я ожидаю, что ты изменишься, и каждой год это – всегда ты.

Он наклоняется и нежно целует меня в губы, и я начинаю думать, как много времени прошло с тех пор, как мы впервые поцеловались в этой бухте, и когда я сказала ему, что ненавижу его, и как он заплакал, а потом поцеловал меня, и это было так ужасно неловко. Мне кажется, что он тоже всё это вспоминает, потому как, вдруг, сжимает меня сильнее, моё тело прижимается к его, и я чувствую, как он дрожит.

– Белла, я не знаю, что мне делать со своей жизнью, – бормочет он мне в плечо. – Я чувствую себя таким бесполезным. Я всех разочаровал, опустился на самое дно. Я и тебя подвёл, прости меня.

– Эдвард, остановись. Хватит уже самобичевания по любому поводу. Я уверена, что это сейчас происходит с большинством людей. Ты сам говорил, что в школу поступает всего двести из четырёх тысяч претендентов ? Это получается, что они отклоняют девяносто пять процентов заявок. Девяносто пять процентов. Это говорит о том, что огромное количество людей сейчас переживают тоже, что и ты.

– Это не должно было случиться со мной. У меня был план, и теперь всё это полетело в пропасть, – бормочет он.

– Ну, тогда придумай новый план, – вздыхаю я.

Эдвард закатывает глаза. Я чуть приподнимаюсь, чтобы поцеловать его веки, и я чувствую, как его руки скользят по моей спине, а лицо вжимается в шею, и мне так хочется, чтобы он перестал быть таким драматичным. Он ведёт себя так, будто это – конец света, но его разочарование сравнимо с тем, что я чувствовала, когда умерла мама, когда я поставила под сомнение всё, и ничто не имело смысла. Вот, что он сейчас чувствует, правда, мне пришлось потратить много времени, чтобы притупить боль.

Он такой грустный и безнадёжный, и я знаю, что он мог бы использовать меня прямо сейчас, также как и я использовала Джейкоба, чтобы почувствовать себя лучше, но я бы предпочла, чтобы он использовал меня, нежели каких-нибудь левых цыпочек. Это – то, что я могу для него сделать. Сегодня я позволю своей стене пасть. Я позволю ему победить, а сама сдамся без боя, и он получит самое лучшее от меня. Я дам ему себя, как я должна была сделать давным-давно.

Я тяну руку за спину и расстегиваю лифчик, позволяя этой неудобной вещице упасть в воду и уплыть подальше от нас. Эдвард резко вдыхает, и я прижимаюсь своей грудью к его, его взгляд поднимается на моё лицо, и он скрещивает руки за моей спиной и прижимает меня к себе. Губами я прикасаюсь к его рту, аккуратно и нежно тяну его губу, и между нами только тихий плеск воды.
Его язык скользит вдоль моего, руками он ласкает мою грудь. Он стонет мне в рот, когда сжимает её, большим пальцем обводя вокруг соска, постепенно перемещая губы к моей шее. О, Боже, как же я скучала по его рукам на мне! Я чувствую его как никого другого, только чистое удовольствие, покалывания и жар, и это означает, что всё правильно, здесь и сейчас, в моих руках. Я обнимаю ногами его талию, но он начинает отстраняться.

– Подожди, – говорит он, и я закатываю глаза.

– Нет, я больше не собираюсь ждать. Мы сделаем это, – настойчиво говорю я.

Он улыбается и целует меня в нос.

– У меня ничего нет, – говорит он.

– Всё в порядке, я принимаю противозачаточные, – я снова тянусь к его губам, но резко останавливаюсь. – Подожди, а у тебя ведь нет никаких ЗППП, так ведь?

– Нет, у меня нет никаких ЗППП, – раздражённо отвечает он.

– Ну, извини, откуда я должна знать? Учитывая твое горячее прошлое, – дразню я, но лишь отчасти.
Проклятье, а что делать, если у него действительно есть какое-нибудь венерическое заболевание? А потом до меня доходит, насколько чертовски абсолютно прекрасный момент мы делим.

– Белла, я занимался сексом лишь пять раз, – говорит он. – И те случаи вряд ли можно назвать горячими.

– А ты сдавал анализы? – спрашиваю я, потому что это единственное, что важно.

– Если честно, то да. Когда Меджик Джонсан объявил, что у него ВИЧ, я пошёл и сдал анализы. И с тех пор у меня не было секса. А ты проверялась? – спрашивает Эдвард.

Мне хочется рассмеяться.

– Я занималась сексом лишь один раз, и они проверяют тебя на всё перед тем, как выписать противозачаточные.

– Ну, извини, откуда я должен был всё это знать, – он возвращает мне мои же слова.

И я хмурюсь.

– Ну, теперь ты знаешь, – говорю я.

И он улыбается:

– Да, и ты тоже, и теперь мы можем просто наслаждаться друг другом, и не о чём не беспокоиться, – говорит он, играя с резинкой моих трусиков.

Он спускает мои трусики по бёдрам, я стряхиваю их с себя, позволяя опуститься на дно реки.

– Так красиво ты сказал, ну, ту часть, что про наслаждение, – на выдохе произношу я.

Эдвард начинает нежно гладить мою спину, постепенно опускаясь ниже. Сейчас я тут, перед ним, абсолютно голая и чувствую его руки везде: они на спине, бёдрах, животе, плечах и обводят кругами мою грудь.

– Ты так красива, Белла. Всё в тебе просто прекрасно, – шепчет он.

И я чувствую, как его пальцы бродят между моих ног, и я прижимаю губы к его губам, мой язык проникает в его рот, когда его пальцы проникают в моё тело, и я издаю стон. О, Боже, эти ощущения так невероятны, и я пугаюсь, что мои стоны слишком громки, потому что, проклятье, эхо мечется между скал, и я не отрываю свои губы от его рта, пока его пальцы колдуют внутри меня.

Он нужен мне, весь он, я быстро снимаю с него нижнее бельё. Он такой твёрдый и гладкий, и я оборачиваю свою ладонь вокруг него, чувствую каждую его часть, пока он, буквально, терзает мои губы, чередуя нежные и страстные поцелуи.

Его пальцы покидают моё тело, и он сжимает мои бёдра, как только я снова оборачиваю ноги вокруг его талии. Так я могу чувствовать его, чувствовать его жёсткость прямо у себя между ног, и я извиваюсь, и начинаю скользить по нему, пока он не опускает руки на мои бёдра, чтобы помочь мне занять лучшую позицию, прижимая меня ещё ближе к себе, а затем он останавливается. Я отрываюсь от его губ, и теряюсь в его глазах, когда он рукой зарывается в мои мокрые волосы, волнами спадающие по моей спине. Одним взглядом я стараюсь передать ему: «всё хорошо, я хочу тебя, я люблю тебя, пожалуйста».

Я чуть приподнимаю бёдра, и направляю его в себя, мои глаза закатываются от восторга, как только я позволяю ему полностью заполнить себя, и на секунду у меня останавливается дыхание. Я чувствую, как он медленно растягивает меня, немного больно, но он такой тёплый и влажный, что у меня захватывает дух. А затем чёртова песня из «Top Gun» вспышками раздаётся в моей голове, и мне хочется пропеть её вслух, но, боюсь, что это будет выглядеть довольно странно, поэтому закусываю губу и пытаюсь сосредоточиться на том, как удивительно чувствовать Эдварда. Его голова падает мне на плечо, руки крепче сжимают мои бёдра, и мы начинаем двигаться быстрее и жёстче. Всё, что я могу чувствовать, – это он во мне, всё, что я слышу, всё, что я вижу – он, всё, что теперь мне хочется петь – это его имя, снова и снова повторять его, но я не могу, потому что мы на реке, где неподалёку есть ещё два человека, и это делает всё более острым.

Ещё через несколько прекрасных мгновений я чувствую, как Эдвард начинает дрожать в моих руках, и я понимаю, что он скоро кончит. Он с такой силой сжимает моё тело, что я даже побаиваюсь, что на моей спине появятся синяки, а потом всё кончено. Он тяжело дышит мне в шею, и я целую его лоб, веки, наконец губы, и он просит прощения.

– Прости, – бормочет он. – Ты не…

– Нет, но я, честно, наслаждалась этим, – шепчу я, руками зарываясь в мокрые локоны его волос.

–Хорошо, а ты знаешь, что большинство женщин не могут получить вагинальный оргазм, – говорит он, и я смеюсь. – Это на самом деле, правда! Большинству женщин необходима стимуляция клитора, чтобы дойти до верхней точки наслаждения. Вагинальный оргазм очень редкое явление.

– Я все поняла, Дуги Хаузер, – дразню я, но Эдвард не смеётся. – Ой, ну хватит, всё хорошо.

– Обычно это длится дольше, просто у меня уже давно не было секса, – объясняет Эдвард.

Я могу сказать, что ему немного неловко произносить это. Но ведь это не его вина. Я читала в «Космо», что женщина должна сама нести ответственность за свой оргазм, и поверьте мне, мой оргазм и я хорошо знакомы. Я уверена, что я увижу те звёзды, если мы попытаемся ещё раз.

Когда мы попытаемся снова.

– Ну, мы могли бы практиковаться всё лето, если ты хочешь.

...

Остаток лета Эдвард находится в постоянной депрессии. Он не хочет съездить отдохнуть в бухту или покататься на гидроциклах. Он отказывается кататься на водных лыжах, или погонять на лодках. В основном, когда у меня выходные, мы валяемся на частном пляже, и купаемся, когда становится очень жарко. По ночам он забирается ко мне в спальню, также, как он делал, когда нам было по семнадцать, и возможно кому это покажется глупым, но только не нам. Иногда ему просто хочется обнять меня и заснуть, держа меня в своих объятиях. В такие моменты я всегда смирно лежу, дожидаясь пока он тихонько не захрапит, и начинаю думать, как же будет тяжело в этот раз, когда он снова покинет меня в конце лета. Признаю, что где-то глубоко во мне живет крошечная часть, которая на секунду позволяет мне поверить, что он может остаться. Что, раз он больше не поступает в медицинскую школу, то он мог бы остаться, но сердцем я прекрасно понимаю, этого на самом деле не произойдёт. Его жизнь – в Сиэтле. Она всегда будет там, и он просто ещё не знает, что она может предложить ему.

Иногда мы занимаемся любовью, и это действительно так, – любовь. Мы никогда не говорим об этом, но это, на самом деле, удивительно. У нас никогда не получается идеально, а иногда это, вообще, ужасно смешно. Например, когда Эдвард сказал, что хочет поцеловать меня, ну вы понимаете, там, внизу, но в этот момент моя промежность была больше похожа на лесную зверушку. И, кажется, он смеялся где-то около часа. Ну, конечно, уже после того, как я перешла черту удовольствия. Но, когда он сделал это, я узнала, что у музыкантов талантливы не только пальцы, но и язык тоже.

Иногда мы просто разговариваем всю ночь, шёпотом, под одеялом делимся мыслями, слушаем старые любимые песни, а один раз я заставила его послушать «The Smashing Pumpkins». Мы говорим о жизни, о вселенной, и о том, почему всё так запутанно. Мы говорим о наших матерях, и большую часть разговора мы обсуждаем наши обязательства перед семьёй. И я чувствую, что у него есть ещё какие-то обязательства, о которых он не хочет мне говорить.

– Я имею в виду, что они , чёрт побери, о себе возомнили? Кто они такие, чтобы решать, что мне делать со своей жизнью? Когда у меня будут дети, я никогда не заставлю их пройти через всё то, через что прохожу я, – твердит он, сидя напротив меня на полу моей спальни.

Мы играем в Манкала (настольная игра), и Эдвард вообще не обращает внимания на игру. Я выиграла пять раз подряд.

– Понимаю, я бы тоже не хотела, чтобы мои дети росли на пристани для яхт. Я бы точно переехала в Лас Вегас или Лафлин, или куда-то ещё, я даже согласна на Боулдер-Сити. Мне бы хотелось, чтобы они получили получили представление о мире, понимаешь?
– говорю я, бросая стеклянные кубики на доску.

– Не так уж и плохо вырасти на пристани, Белла. То есть, да, ты немного наивна, но зато ты не одержима социальным статусом, деньгами, в отличие от остальных людей, которых я встречал в своей жизни. Ты – это только ты, и ты такая настоящая. А знаешь, что действительно волнует моего отца? Только получение денег, написание книг и его исследования. Он до такой степени эгоистичен, и это – полный отстой.

– У твоего отца ведь уже есть деньги, мне с трудом верится, что это единственная причина, которая заставляет его так много работать. Должно быть что-то ещё, – возражаю я.

– Белла, мой отец просто помешан на контроле. И хочет, чтобы я был похож на него. Он даже не знает меня, но хочет, чтобы я был как он. Моя мама виновата также сильно в этом, как и он, – говорит Эдвард.

И теперь я уже ничего не понимаю.

– Что ты имеешь в виду, «он не знает тебя»?

– Он и мама подписали одну вещь… В общем, они хотели, чтобы я стал врачом– он качает головой. – Ну, теперь, это не имеет значения, всё закончено. Теперь этого никогда не случится, и моя жизнь кончена.

– Эдвард, твоя жизнь не кончена. Жизнь твоей мамы кончена. Жизнь моей мамы кончена. Твоя только начинается. Ты должен прекратить самобичевание. Послушай, ты сам контролируешь свою жизнь. Тебе двадцать четыре года. Чего ты боишься?

Он так долго смотрит на меня и ничего не говорит, что мне кажется, что он впал в ступор, и я машу рукой перед его лицом, чтобы убедится, что он ещё в сознании. Я жду, что он оценит моё действие, посчитает его забавным, но он ничего этого не делает. Он не отвечает мне, и я не знаю, что и думать.

В ночь, перед тем как уехать, он влезает через окно в мою комнату, его глаза такие тусклые и грустные. Ничего не говоря, он ложится в мою постель, я натягиваю простыни и залезаю на него сверху. Я сажусь между его колен, и он тянет мою майку, снимая её через голову. Мои волосы свободно спадают на плечи и спину, и пальцы Эдварда сначала зарываются в мои волосы, а потом медленно спускаются по спине. Вот так, всё лето, я заставляю его чувствовать себя лучше, вот так мы заставляем друг друга забыть обо всём, кроме удовольствия, и я не знаю, как я теперь выживу без него.

Он целует меня так глубоко и чувственно, и на вкус он как его любимое мороженое. Мне даже чуть обидно, что он ел мороженое без меня. Не без труда он опускает мои трусики вниз по бёдрам и ногам, а потом его руки ‒ везде, ласкают каждую частичку моего тела. Не тратя время, я срываю его рубашку и целую его грудь, шею и подбородок, мои губы бессознательно двигаются по всему его телу, потому что я знаю, что уже завтра не смогу чувствовать ничего этого.

Его руки такие страстные, как будто тоже пытаются обхватить всю меня, запомнить каждую частичку, особенное внимание уделяя моей груди. Языком он обводит вокруг соска, а потом засасывает его и чуть прикусывает, от восторга у меня закатываются глаза, и я пытаюсь запомнить то чувство, которое вызывают его восхитительные губы на моей плоти. Рука я быстро растягиваю его брюки, и стягиваю их вниз, и вот теперь он внутри меня, и я начинаю двигаться. Руками он сильнее сжимает мои бедра, после поднимаясь вверх , лаская живот и переходя к груди, и его страстный взгляд следует за каждый движением его рук. Я хочу почувствовать то, что чувствует он, я хочу видеть удовольствие на его лице, которое я у него вызываю. Мне хочется заставить его чувствовать себя так хорошо, хочется, чтобы он испытал такие чувства, которые заставят его потерять контроль, отпустить и избавится от всех своих переживаний. Даже если только на этот момент, даже если это больше никогда не повторится, сейчас я хочу видеть, как я заставляю его это чувствовать. Я хочу знать, что я не одна, что он тоже чувствует эту глубокую связь, эту глупую проклятую искру. Его руки такие жадные, не выпускают мою грудь ни на мгновенье Он выводит круги языком и прихватывает губами покрасневшую плоть, и я прикрываю глаза и стараюсь запомнить чувство его губ на моём теле. Мои пальцы быстро расстегивают его брюки, я стягиваю их, он ‒ во мне, и я начинаю двигаться. Он сжимает мои бёдра, ласкает живот, грудь, провожая горящими глазами свои руки на моём теле. Я хочу почувствовать то, что чувствует он, опускаю свои руки на его кисти и смотрю на него. Я хочу видеть, что он чувствует, я хочу увидеть удовольствие на его лице и знать, что это удовольствие ‒ я. Я заставляю его чувствовать это, я заставляю его потерять контроль, я позволяю отпустить себя и просто получить удовольствие. Даже если это только на миг, даже если это никогда не повториться, сейчас я хочу видеть, что я заставляю его это чувствовать. Я хочу почувствовать, что я не одинока, что он тоже чувствует, чувствует эту связь, эту глупую чёртову искру. Он заставляет меня это чувствовать. И я заставлю его тоже.

После мы лежим рядом, голыми, наши ноги запутались в простынях, и он выводит какие-то рисунки на моей спине, и я почти догадываюсь что это. Я не умею рисовать, и Эдвард думает, что это потому, что у меня не очень богатое воображение, а я думаю, что я просто плохой художник.

– Где мы сейчас? – спрашивает он, и я чувствую боль в груди.

– Не знаю, – говорю я, и он целует меня в плечо, пальцами повторяя рисунок моей татуировки.

– Завтра я должен вернуться в Сиэтл, – говорит он, стряхивая облупившуюся кожу с моих загорелых плеч. – Мне нужно разобраться, что теперь делать со своей жизнью.

Мне так сильно хочется попросить его остаться. Мне хочется на коленях умолять его остаться здесь навсегда, но я знаю, что не могу сделать этого. Я никогда не смогу просить его отказаться от своей жизни в Сиэтле. А то может получиться так, как с моей мамой: он будет вечно недовольным, станет жалеть себя и мечтать обо всём , что упустил, поддавшись моим просьбам. Нет, это должно быть его решением.

– Знаю, – я переворачиваюсь, чтобы иметь возможность смотреть на его красивое лицо, и запускаю свои пальцы в его волосы. – Всё хорошо. Никаких обязательств, никаких ожиданий.

Пальцами он проводит по моей щеке, и я ближе прижимаюсь к его обнажённой груди, он пахнет потом и кремом для загара, и я чувствую вкус солёных слёз, что текут по моему лицу. А что, если он не сможет вернуться следующим летом? Что будет, когда он устроится на настоящую работу? Что будет, когда мы, наконец, повзрослеем? Мы не сможем вечно хранить такие отношения. Так мучительно больно оттого что он уезжает, но ещё больнее знать, что он никогда не станет ближе, чем как прямо сейчас. Я хочу больше, но я не могу уехать, а он не может остаться. И я должна отпустить его.

Я просыпаюсь утром, всё ещё совершенно голая, лишь простыня накинута на моё тело, я выпутываюсь из неё и ничего не могу понять: я не чувствую его рук, его тела рядом с собой. Я распахиваю глаза и вижу, что он сидит на краю кровати и держит в руках стопку книг.

– Я думала, ты уже уехал, – говорю я, потирая глаза, быстро скрывая следы беспорядка, который мы устроили накануне.

Я обёртываю простыню вокруг себя, убирая прилипшие от сна волосы с лица, и, если честно, мне не хочется на него смотреть. Один лишь взгляд на него разобьёт моё сердце снова, в этом нет сомнений.

– Пока нет, – он протягивает мне книги, на обложке изображена чёрно-белая фотография горных пород. – Это книги о фотографии. Автор – Ансель Адамс, он любил фотографировать природу, также как и ты. Тут, в основном, Калифорния, Национальный парк Йосемити. Мне показалось, что это может быть интересным тебе. Ты не должна отказываться от фотографии. Я видел фото со свадьбы Элис. Они великолепны.

– Я их даже не проявила. Она взяла с собой негативы в Боулдер-Сити, и напечатала там, – возражаю.

– Знаю. Но ты всегда видишь момент ещё до того, как он произойдёт, и ты никогда не пропустишь его. Ты никогда не пропускаешь важные моменты, в отличие от других. Большинство других фотографов делают кадр до или после нужного момента, упуская самую суть. Я не понимаю, как ты это делаешь, но ты всегда просто знаешь, когда нужно нажать на кнопку.

Пальцем я провожу по названияю каждой книги. «Камера», «Негатив» и «Печать»

– Спасибо, – шепчу я, и Эдвард поднимается, чтобы покинуть меня.

Он наклоняется, целует меня в лоб, а затем уходит.

________________________________________________

Все благодарности за перевод Лисбет. Не забывайте наградить Танюшу за ее труд!

С нетерпением ждем ваши комментарии на ФОРУМЕ. Спасибо, что вы с нами!