Эдвард на водных лыжах позади моей лодки. Он спотыкается и падает в воду, зелёная кепка слетает с его головы. Он упал в воду, но сейчас стоит передо мной, словно никогда не падал. Он стоит в задней части лодки, и бесится, потому что потерял кепку.

– Белла, мне нужна моя кепка. Мы должны за ней вернуться!

Я качаю головой. Не знаю, почему, но мы не можем вернуться. Мы можем двигаться только вперёд.

– Эдвард, мы можем ехать только вперёд.

Я пытаюсь говорить, но у меня ничего не выходит, так как у меня во рту огромная жевательная резинка bubble-gum.(2) Я вытаскиваю резинку изо рта, но она прилипает к моим пальцам, и они запутываются в розовой липкой массе.

– Но мне нужна моя кепка! – кричит Эдвард.

Лодка плывёт сама, мы с Эдвардом на скамейке в задней части лодки, он целует меня, его губы на моей шее и груди, но я не могу прикоснуться к нему из-за этой чёртовой жвачки. Я хочу обнять его, но не могу. Его губы двигаются вниз, к моему животу, языком он выводит круги вокруг пупка, я не могу дышать, но вижу, как он наслаждается этим, и мне уже всё равно.

Он пытается развязать шнурочки, завязанные в бантики по бокам нижней части моего бикини, но не может полностью снять его. Узел мешает ему, разочарованный этим, он несколько раз дёргает зелёную эластичную ткань.

– Вот так, позволь мне сделать это, – говорит Джейкоб, и я резко открываю глаза. Мы больше не на лодке. Мы в моей спальне. Все мы.

– Джейкоб, убирайся отсюда, – кричу я. Элис отталкивает Джейка в сторону.

– Нет, ты всё делаешь неправильно.

Пальчики Элис быстро развязывают узел, и она срывает с меня трусики, откидывая их в сторону, указывая на мою голую промежность с криком «Та-дам!»

Смутно я начинаю понимать, что это всё – сон, но просыпаться мне не хочется. Потому что в этот момент Эдвард ложится на меня сверху, Элис дает ему различные указания, а Джейкоб в это время пытается сделать самокрутку из моих домашних растений и постоянно повторяет фразу: что-то типа «Ух, ты». Но, всё, что я могу чувствовать, это – язык Эдварда, и я не хочу просыпаться даже за всё мороженое в мире. Внезапно с моих пальцев исчезает жевательная резинка, и теперь я держу в руках зеленую кепку Эдварда.

Моё тело испытывает прекрасные эмоции: покалывание, взрывы фейерверка; я уже не могу отличить реальность ото сна, но ритмичные сокращения между ног достаточно сильны, чтобы пробудить меня от глубокого сна.
Я открываю глаза. Я совершенно одна в своей комнате, мне трудно дышать, грудь и лоб покрыты потом. Что, чёрт побери, сейчас было? Спустя несколько секунд я слышу тихий стук в окно. Я немного теряюсь и, скатившись с кровати, отодвигаю жалюзи.

Эдвард. Ох, проклятье, это так странно.

Он улыбается мне, и в его улыбке столько надежды, что я открываю окно настежь. Я не понимаю, что происходит, мой сон издевается над моим мозгом, я тру глаза, в то время, как Эдвард забирается в моё окно и закрывает его за собой. Он стоит в моей комнате, и по тому, как он облизывает свою губу и рукой зачёсывает волосы назад, видно, что ему немного неуютно.

– Это – самая лучшая пижама,– говорит он.

Я смотрю вниз. На этой неделе я не ходила в прачечную и заснула в своей футболке с надписью «Chicago Bulls – Чемпионы» и трусиках. Закатив глаза, я сажусь на свою кровать. Нет никакого смысла скромничать. Моё бикини закрывает гораздо меньше тела, да и мою грудь Эдвард уже видел.

– Ты только что приехал? – зевая, спрашиваю я.

Он садится на кровать напротив меня. У него всё ещё длинные волосы, он одет в серую футболку и в мешковатые шорты с большими карманами. Интересно, а носит ли он одежду для реки дома, в течение года?

– Да, – кивает он.

– Ты приехал позже.

Я стягиваю резинку с руки и собираю волосы в конский хвост.

– Нам пришлось ждать Роуз. А она всё пыталась узнать об интернатуре в Вашингтоне, – говорит Эдвард, пальцем проводя соединительную линию между тремя веснушками на моём бедре, которые образуют совершенный равносторонний треугольник.

Каждый раз, когда он прикасается ко мне, я чувствую, будто на меня накатывает волна нежности и чувство расслабленной теплоты и всепоглощающей любви. Я испытываю такой комфорт и уют, и это всё так естественно, как индейка на день Благодарения, или арахисовое масло с джемом.

– Как дела в школе? – спрашиваю я.

В ответ он пожимает плечами.

– Очень много учебы, и я рад, что этот семестр, наконец-то, закончился. Мне осталось отучиться ещё один год, а потом я подаю заявление на продолжение учебы в медицинскую школу. Мне еще нужно сдать MCAT (3). Я постоянно откладывал его на потом. Ещё четыре года, Белла. Ещё четыре года я должен изучать всё это дерьмо.

Эдвард, практически, кричит, и я проползаю мимо него, чтобы включить магнитофон. Последнее, что мне нужно, это чтобы мой папа поймал меня в моей комнате с мальчиком, когда на мне лишь нижнее бельё.

– Ты не должен ничего делать. Если тебе это так не нравится, то займись чем-нибудь другим, – говорю я и сажусь рядом с ним, скрестив ноги.

– Это не мой выбор, – бормочет он.

Я вздыхаю. Я понимаю. Скорей всего, он обязан учиться в медицинской школе, как я обязана работать на пристани. Он прислоняется к кроватной раме, и закрывает глаза, в то время как музыка Нирваны заполняет тишину комнаты.

– Итак… – произношу я, спустя длительное время.

Он открывает один глаз и смотрит на меня, один уголок его губ ползёт вверх. Я сгораю от желания узнать, что произошло с Анжелой, но не знаю, как спросить. Мне кажется, Эдвард догадывается об этом и специально всё усложняет.

– Ну, как я понимаю, мы должны куда-нибудь пойти – озорным тоном говорит Эдвард.

Я поднимаю брови:

– В случае если ты не заметил, мы находимся посередине нигде. Куда бы именно ты хотел пойти? – спрашиваю я.

– Туда, куда нужно изыскано одеться.

Пальчиком он снова проводит по линиям моих веснушек, и я хмурюсь.

Боже, ну почему он всегда должен прикасаться ко мне? Мне было бы лучше, если бы он не касался меня всё время.

– Я не знаю, Эдвард, – нерешительно произношу я. На самом деле, я никогда не одевалась изыскано.

– Анжела бросила меня, – перебивает он меня. – Прошлым летом, сразу, как только мы сели в машину. Мы даже не останавливались на ночь в Рино, ехали все девятнадцать часов без остановок.

Он делает паузу, видимо ожидая моей реакция, но я не могу говорить.

– Итак, Белла, ты с кем-нибудь встречаешься?

– Нет, – шепчу я, уставившись на его пальцы, прикасающиеся к моей коже. – А у тебя есть девушка?

– Нет, – тихо говорит он.

Я не рискую смотреть ему в глаза, потому что уверена, что он опять будет делать те вещи, которые ослепляют меня.

– У меня никого не было уже долгие месяцы.

Я не знаю, что он подразумевал под этой фразой. Вероятно, он ходит на какие-то вечеринки, там выпивает, и когда напивается, то спит с какой-нибудь очередной девицей. От этих мыслей мне становится очень больно. Но, всё же, это неправильно, так не должно быть. У меня не должно быть к нему никаких претензий, он может встречаться с тем, с кем захочет. Я должна довольствоваться тем, что прямо сейчас он свободен, он у меня в спальне, и я уже только в нижнем белье.

Но, конечно, я не могу сдержаться:

– Что ты подразумеваешь под долгими месяцами? – спрашиваю я.

– Долго, ну ты понимаешь, довольно долго, – говорит он. И я качаю головой:

– Нет, не понимаю. Я никуда не хожу, ни на какие вечеринки. Никогда.

– Ну, тогда, мы обязательно должны сходить, – улыбается Эдвард.

Я разочарована.

– Ты всё ещё спишь со всеми подряд?

Эта фраза сама слетает с моих губ. Я вижу по нему, что он тщательно пытается подобрать слова, и чем дольше он молчит, тем сильней сжимается мой живот.

– Я не сижу дома, Белла, иногда я хожу гулять с девушками. Но я больше не ищу интрижек. Я, отчасти, выше всего этого.

Моё сердце вздыхает с облегчением.

– Тогда, что же ты ищешь?

Я уже знаю ответ. Любовь. Он ищет кого-то, кого сможет полюбить. Кого-то в Сиэтле. Кого-то, кто – не я.

– Я не знаю. Просто, чего-то ищу, – бормочет он.

– Я не хочу, чтобы ты искал.

Я произношу это с упрямством и понимаю, что выгляжу, как избалованный пятилетний ребенок.

– Ну, а чего ты хочешь, Белла? Я думал… мне казалась… что тот, прошлогодний поцелуй был чем-то, чёрт побери, значащим; но потом, в течение года, я ничего не слышал от тебя, и мне оставалось лишь думать, что я совершил ошибку, что я напрасно разбил сердце той милой девушке. Почему я не должен искать? У меня есть какие-нибудь причины для этого?

Эдвард произносит это с отчаяньем, и я – в растерянности, абсолютно не зная, что ответить.
В течение всего года я думала о том, чтобы как-то связаться с Эдвардом. Я не знала его адреса, но понимала, что всегда могу попросить Эммета узнать его у Роуз. Не знаю. Я не чувствовала, что настал тот момент, когда стоит попытаться сделать что-то: не после того, как я разрушила его отношения с Анжелой. Мне до сих пор плохо, когда я вспоминаю тот её взгляд, которым она одарила меня тогда, на пристани. Я не знала, что он там делает, может быть, он прикладывает все усилия, чтобы спасти те отношения, и, чтобы уберечь своё маленькое изнывающее сердечко, я не звонила.

Но он тоже не связался со мной, и мне всё равно, что он там говорит – это он должен был написать мне. Это он привез девушку, это он уехал, не попрощавшись, он знал, где меня найти. Он должен был сделать шаг. И он не сделал его.

– Я так не думаю, – с горечью отвечаю я. Эдвард взбрасывает вверх руки.

– Ты, чёрт побери, такая упрямая, ты знаешь об этом? – скептически говорит он.

Теперь я зла. Я пинаю его под одеялом, пинаю его несколько раз, и он впивается в меня взглядом. Он сдёргивает одеяло с моих коленей, я сжимаю зубы, пытаясь перетянуть его обратно, но Эдвард не отпускает. На его лице появляется ехидная улыбочка, и я начинаю закипать от гнева. Он смеётся надо мной.

– Отдай мне это проклятое одеяло, – рычу я.

Но он не собирается уступать. Я встаю на колени и пытаюсь сбросить его со своей кровати, и Эдвард уже в голос смеётся надо мной.

– Убирайся из моей комнаты.

– Нет, – он извивается между мной и белой рамой моей постели. – Только после того, как ты признаешься.

– В чём признаюсь? – спрашиваю я.

– Признаешься, что ты не хочешь, чтобы я смотрел на других девушек, потому что я тебе нравлюсь, – с уверенность произносит он.

Заложив руки за голову, он прислоняется к подушке, скрещивая ноги, которые свисают с края моей маленькой кровати. Он немного подтягивается, и его футболка приподнимается, открывая мне вид на небольшой участок его кожи, я вижу волосы и мышцы чуть ниже его пупка. Резинка его боксеров выглядывает из-под шорт, и от этого вида всё моё тело воспламеняется. Терпеть не могу его за это.

– Прямо сейчас ты мне, на самом деле, очень сильно не нравишься, – бормочу я. Но он лишь смеётся.

– Ну, конечно. Тебе просто не нравится, что у тебя есть слабости, – зевая, говорит Эдвард.

Он закрывает глаза, а я в шоке. Я чувствую себя выставленной напоказ, полностью прозрачной, и я теряю дар речи. Меня бесит, что он знает меня так хорошо, меня бесит, что он может читать мои мысли. Особенно меня бесит то, что всё, что я хочу сделать – это взобраться на него сверху.

– На четвёртое мы едем в Лас-Вегас, – не открывая глаз, сообщает Эдвард.

Я чувствую, как мои плечи опускаются, узел в животе развязывается и раскручивается. В Лас-Вегас? С Эдвардом? Возможно, мы наконец-то сможем увидеть этот проклятый фейерверк!

– И я хочу встретиться с твоей мамой.

– Итак, Эдвард, Белла рассказывала мне, что ты играешь в баскетбол? – говорит мама за шоколадным Сэнде с фруктами. (4)

Шоколад падает ей на подбородок, её бойфренд, Фил, вытирает каплю с её кожи, и мой лимонный пирог чуть не попросился обратно на стол небольшого кафе. Эммет закатывает глаза и засовывает палец себе в рот, изображая рвотный рефлекс. Роуз хлопает его по руке, и я стараюсь не рассмеяться.

– Достаточно, прекрати смеяться надо мной Эммет, или я воспитала мистера Blankie? (5)

Одеяльце с изображением мистера Blankie было у Эммета самым любимым, он спал с ним, пока ему не исполнилось девятнадцать.

Огонёк в глазах моей матери и улыбка на её ярко-красных губах – это все доказательства, которые мне нужны. Она счастлива, счастливее, чем я когда-либо её видела. Она никогда не знакомила нас со своими парнями. Я могла быть очень наивной и предполагать, что она ни с кем не встречается. Но я знаю этот мир лучше. Все ходят на свидания. Все занимаются сексом. Все, кроме меня.

Во всяком случае, в этом парне, Филе, должно быть, есть что-то особенное. Мне кажется, он живёт вместе с мамой. По всей видимости, между ними есть какая-то связь, они сидят прижавшись к друг другу, и так приятно видеть её такой счастливой. От постоянных предположений и раздумий меня уже тошнит.

– Прости, Эдвард, мои дети иногда ведут себя очень некультурно, – говорит мама.

– Эй, я вообще ничего не сказала! – отвечаю я.

– Да, но ты подумала, – она улыбается, и я смеюсь.

– Я играл в баскетбол. В этом году мне пришлось уйти из команды, потому что я больше не смог совмещать тренировки и учебу, – отвечает Эдвард.

Я с недоумением смотрю на него. Я не знала, что он больше не играет в баскетбол.

– Да, – спокойно отвечает он на мой невысказанный вопрос.

Мне очень хочется поговорить с ним об этом, но я понимаю, сейчас не место и не время. Я смотрю на часы Эдварда, и большое серебристое лицо говорит мне, что уже пора уходить. Мы договорились встретиться с Элис и Джаспером возле отеля «Caesars Palace» (6) через десять минут, а на дорогах ужасные пробки.

Доктор Каллен, в честь подарка Эдварду на двадцать первый день рождения, забронировал нам две комнаты в Сизарсе. Он, также, заказал нам столик в ресторане и ближайшем клубе, а ещё арендовал на всю ночь лимузин. Новости одновременно удивительные и фиговые, потому что, угадайте, кто не выглядит на двадцать один? Я, и только я. К счастью, я смогла убедить Леа дать мне её водительское удостоверение. Я, возможно, сошла бы и за двадцатипятилетнюю, если накраситься.

На самом деле, меня даже немного пугает, сколько же денег у Калленов. Нет никакой возможности, что я и Эммет сможем позволить себе обеды в этих ресторанах, и даже оплату своей части гостиничного номера, но Эдвард настаивает, что всё в порядке. Когда я спрашиваю его об этом, он даже немного раздражается.

– Слушай, моему отцу нравится покупать мою любовь. И я хочу дать ему это. Таким образом, он восполняет своё постоянное отсутствие, – бормочет он. – Кроме того, это мой день рождения. Ты хочешь бойкотировать мой день рождения?

Ну как я могу спорить с этим?

Однако же, мне пришлось спорить с папой. И только после моего сотого заверения, что мы будем спать в разных комнатах, не будем пить, и не будем лишь в одних купальниках рассекать по гостинице, он, в конце концов, разрешает мне поехать с ними. Конечно же, это всё ложь. Эммету даже и спрашивать не нужно. Я, в принципе, тоже больше не нуждаюсь в его разрешении, но, что-то мне подсказывает, что моя жизнь превратилась бы в ад, если бы я без спроса взяла и уехала на ночь глядя в Лас Вегас вместе с Эдвардом.

И вот, теперь я здесь, рядом с мамой, и от всей этой ситуации мне немного неловко. Не то чтобы я очень смущена, просто мама довольно напориста. Она задаёт так много вопросов, а мне не хочется всего этого родительского контроля в отношениях. Я постоянно представляю, как она задает вопрос о наших планах на будущее, и это будет просто катастрофой.

Не то, чтобы я не думала о своем будущем с Эдвардом. Я признаю, что фантазировала о браке с ним, ну, вы понимаете: о детях, о большом доме и обо всём, к этому прилагающемся. Также, я представляла себе, как он идёт дальше; женится на какой-то другой девушке, такой, как Анжела, и как они привозят своих детей на реку в отпуск. Или, ещё хуже, он больше не возвращается на пристань. От баскетбола он уже отказался, и, по его словам, ему ещё четыре года учиться в медицинской школе. Так что, возможно, наступит то время, когда ему придётся отказаться от длительного отпуска. Наступит и то время, когда ему придётся отказаться от меня.

Вот почему прямо сейчас я здесь, за этим вымученным обедом, вместе с мамой и её новым другом, и представляю им Эдварда. Возможно, больше не будет шансов, что мама снова увидит Эдварда, и мне кажется, что, отчасти, это даже очень хорошо и важно, что она познакомится с самой большой любовью всей моей жизни, пусть даже он и не мой вовсе.

– Пора идти? – спрашивает Эдвард. Я киваю.

Он оплачивает счёт зелёной кредиткой, и мама хватает меня за руку.

– Держись за него, – шепчет она мне на ухо, когда я наклоняюсь поцеловать её на прощание.

И, если честно, я не знаю, что ей понравилось больше: Эдвард или его кредитная карта.
Эммет ведёт нас по переулкам, избегая движения по главной улице, и паркуется на общей стоянке перед огромным, чрезмерно вычурным казино.

Эдвард идёт впереди нас всех, и мы заходим в самое красивое, изыскано украшенное фойе, которое я когда-либо видела. Раньше я никогда не была в других отелях. На самом деле, не было никаких поводов для этого.
Всё настолько величаво и грандиозно, что я шарю рукой внутри своего рюкзака в поисках фотоаппарата. Я чувствую себя туристом, фотографируя всё, от роскошной люстры до мраморных статуй, и я поражена количеством ярких цветов и света. Даже запах нового ковра, сигарет и духов опьяняет, и когда я его вздыхаю, я понимаю, что, чёрт побери, люблю Лас-Вегас. И, вот, я здесь, стою прямо посередине прекрасно воссозданной копии древней Италии, и всё, что для этого потребовалось – это часовая поездка на машине мимо реконструкции сцены цыганского табора из фильма Мир Уэйна, и после четырех партий игры «Кто бы это сделал». Я могла бы приезжать сюда каждый день!

– Ребята! – раздаётся визг Элис из этого роскошного фойе.

Она идёт к нам и улыбается, Джаспер за ней, и я уже начинаю волноваться. Она крепко обнимает меня, и мы начинаем смеяться, громко разговаривать, воодушевлённые, что можем хорошо отдохнуть подальше от родителей, да еще и в Лас-Вегасе, нашей весёлой компанией.

– Белла, сегодня вечером мы наряжаемся! Под «наряжаемся» я подразумеваю каблуки, блески и секси-платья. Сегодня мы оторвёмся за всё время, детка! – говорит Элис, оставляя меня в состоянии оцепенения.
Я не взяла с собой каблуки.

Эдвард зарегистрировал наши номера, и мы потащили сумки через тёмное зигзагообразное казино. Звон монет и звуковые сигналы, вой сирен привлекают наше внимание, пока мы идём вдоль коридора игровых аппаратов и мигающих огней.

Элис визжит, когда её взору открываются ряды дорогих магазинов, я смотрю на потолок, который выглядит словно небо в облаках, и я почти теряюсь, любуясь всем этим. Эдвард идёт очень быстро, и я хватаю его за руку, чтобы не отставать. Он смотрит на меня сверху вниз и улыбается, его глаза сияют, и он кладёт руку мне на плечо и целует меня в макушку. Мы, как будто находимся в другом мире, как будто можем про всё забыть и просто быть здесь. Такая невероятная свобода.

Мы, наконец-то, доходим до номеров, и я в шоке. Комната очень уютная, оформлена она в нейтральных тонах с небольшими вкраплениями насыщенно красных и зеленых цветов, а также золотых медалей. Мебель современная, и уравновешивает древнеримскую архитектуру. Это всё так нереально, как и мои фантазии о камерной певице. Вся эта атмосфера буквально заставляет меня вырядиться в платье с блесками.
Я не уверена, куда именно нужно положить свои вещи, поэтому просто бросаю их первый угол, который попадается мне на глаза. Джаспер тащит большой чемодан Элис к одной из кроватей, и я радуюсь. Не думаю, что могла бы выжить, если бы мне пришлось спать в одной комнате с моим распущенным братцем и его подружкой.
Эдвард растягивается на кровати, а я, скрестив ноги, сажусь в кресло, чувствуя себя неловко, и задаюсь вопросом, планирует ли он делить со мной постель, и нужно ли мне снова брить ноги. А потом мне хочется ударить себя, что я даже подумала об этом. Что со мной не так? Какой нормальный человек заставит себя проходить через такие пытки? Белла Свон – сексуально подавленная девственная шлюха, вот кто.

– О, Мой Бог, ты только посмотри на эту ванную! – говорит Элис, выглядывая из ванной комнаты. – Она такая огромная, что в ней могут поместиться восемь человек.

– Ты в курсе, что это та самая гостиница, в которой снимали «Человек дождя»? (7) – говорит Джаспер, шлёпаясь на кровать рядом с огромным чемоданом Элис.

Господи, сколько дерьма ей понадобилось на одну ночь в Лас-Вегасе?

Как только содержание «небольшого» чемоданчика Элис выставлено напоказ, мне действительно становиться не по себе. Она выкладывает на кровать десяток тёмных тканей, изящные платья, облегающие фигуру, мерцающий атлас, кружева с оборками, расшитые блёсками, а также эластичные пояски, и меня передёргивает от всего этого. Не то, чтобы мне не нравилось принаряжаться, я просто не знала, как это делается. Самая симпатичная футболка, которую я с собой взяла – это моя белая, не облегающая кофточка с поясом на талии, но нет никакого шанса, что в ней я буду похожа на гребанную Гиджет (8), когда они будут выглядеть, как супермодели. Может быть, я просто останусь здесь.

– Белла Свон, сейчас же убери это выражение со своего лица. Я уже вижу, что ты ищешь какие-то оправдания, – говорит Элис.

Она складывает, вероятно, самую короткую юбку, какую я когда-либо видела в своей жизни, и я пытаюсь проглотить комок в горле. Эдвард смеётся, распахивает шторы, открывая нашему взору великолепный вид из окна. Мы можем увидеть фейерверк даже из окна нашего номера.

– Элис, я не взяла с собой никаких изящных вещей, – говорю я.

– Ну, зато мы привезли. Ты можешь одеть всё, что тебе понравиться. Я всегда беру с собой, по крайней мере, два резервных наряда, в случае, если я вдруг изменю своё решение. Какой у тебя размер обуви? – спрашивает Элис.

Я смотрю на её маленькие ножки.

– Ну, уж точно не твой размер,– смеюсь я. – Мои ноги огромны.

Элис пожимает плечами:

– Какой размер? Я уверена, что у Роуз есть что-нибудь, что может тебе подойти.
На самом деле, я не хочу всем говорить, какой у меня размер обуви. Это – абсолютная глупость, но мои ноги очень большие, слишком велики для моего тела. И я очень рада, что Эммет сейчас в другой комнате, потому что я уверена, что он бы обязательно воспользовался случаем и отпустил свою старую шутку. «Ноги Беллы также огромны, как и лыжи».

– Мне кажется у меня восьмой, – вру я.

На самом деле я ношу девятый размер. Восемь с половиной – это самый минимальный размер, который я могу надеть, и моим пальцам не будет тесно.

– У Роуз такой же! Ох, вспомнила! У неё есть потрясающие серебристые шпильки, которые будут великолепно смотреться с твоим тоном кожи, – визжит она, и я стараюсь сымитировать её энтузиазм.

От мысли о том, что мне придётся надеть обувь, которая на размер меньше нужного, и при этом весь вечер ходить в ней по Лас-Вегасу, мне становиться тошно, и я уже планирую, как мне тайком пронести свои сандалии в моей маленькой сумочке.

Я бросаю взгляд на Эдварда, который сидит на подоконнике, на его лице лукавая усмешка, и я точно знаю, что он смеётся над шуткой, которая пришла ему в голову.

– Что? – спрашиваю я, сощурив глаза.

Но он лишь смеётся.

– Ничего! – защищается он. – Я даже ничего не сказал.

– Тебе и не нужно, я все вижу на твоём лице, – отвечаю я.

– Почему ты всегда думаешь, что я смеюсь над тобой?

– Потому что это так! Давай уже говори, что там у тебя за шутка?

– Это не шутка, – он пожимает плечами. – Просто, теперь я знаю, почему ты так хорошо катаешься на лыжах.

– Очень смешно. А ты, Гуфи? У тебя, казалось бы, такие огромные ноги, но это не помогает тебе, – улыбаюсь я.

Эдвард хмуриться.

– Да, ну, парни, как предполагается, должны иметь большие ноги. Ты знаешь, что говорят о парне, у которого большие ноги, – Эдвард подмигивает мне.

– Что у них, на самом деле, большие ботинки? – невинно спрашиваю я.

– Ты знаешь, я никогда не забуду этого? Гуфи на лыжах – это самое смешное, что я видела за последние годы, – говорит Элис.

Она вынимает гигантскую бутылку текилы из чемодана и ставит её рядом с полудюжиной других бутылок с крепкими напитками, которые выстроились вдоль края стола.

– Боже, Элис! Мы здесь только на одну ночь! – смеюсь я.

И тут мне приходит в голову мысль, что столько модной одежды она взяла для маскировки. Больше половины её чемодана была заполнена выпивкой.

– Да, одна ночь, полная потворству своих желаний и разврата, – заявляет Элис.

К батарее бутылок она добавляет маленькие рюмочки и пакетик с лаймом, которые достаёт их своей сумочки. Не колеблясь, она наливает текилу в каждую рюмку, и берёт карманный нож Джаспера, чтобы нарезать лайм.

– Я забыла соль, – говорит Элис с улыбкой. – Но я позаимствовала его в одном из местных бургер-кафе, в котором мы останавливались по дороге сюда.

Опять же, из своей сумочки она достаёт несколько пакетиков с солью, и я смеюсь над импровизированным баром Элис.

– Роуз! Где ты там? Дорогая моя Роуз! – кричит Элис, поворачиваясь к двери, которая соединяет наши комнаты.

Роуз распахивает дверь, Эммет идёт за ней, и когда они заходят в нашу комнату, то подпирают дверь мусорным ведром.

– Тост, – говорит Элис, руками призывая нас всех к столу.

Я смотрю на Эдварда, один из уголков его губ приподнимается, и он подходит ко мне. Он берёт стул и наклоняется низко ко мне, губами, практически, касаясь мочки моего уха.

– Садись, – говорит он низким голосом.

Эдвард делает ударение на последнем слоге, подталкивая меня к спинке стула и помогая мне сесть за стол. Как бы я старалась не смеяться, у меня не получается.

Элис передаёт нам всем по рюмке и по одному пакетику с солью. Каждый из нас берёт по кусочку лайма, и она поднимает свою рюмку.

– За Эдварда, который не просто великолепный брат, но ещё и очень хороший друг. С Днём Рождения! – проговаривает она, после чего слизывает соль со своего запястья и выпивает рюмку.

Мы все следуем её примеру, выпиваем текилу, она идёт довольно легко. Прежде, чем я успеваю съесть лайм, Элис уже разливает по новой. О Господи, это всё не очень хорошо.

– Ещё по одной, по одной, потому что я забыла кое-что добавить к тосту, – утверждает Элис, и мы все, хором, начинаем роптать.

– За старых друзей, – говорит она, её большие голубые глаза искрятся и смотрят прямо на меня. – Рискуйте, зажигайте, изобретайте. Только если ты не видишь этого, не значит, что его там нет.
За пять минут она выпивает вторую рюмку с текилой, остальные члены нашей компании лишь пожимают плечами, не понимая её загадочный тост, выпивают свой напиток, но я знаю, о чём она. Я понимаю то, о чём она хотела сказать. Она говорила о сегодняшнем вечере. Рискнуть сегодня вечером.

Ну, чёрт, если и было время, когда можно выбросить все свои предосторожности, то это сегодня вечером. Одна ночь. Всё может измениться этой ночью.

Мне нужно больше текилы.

Один глотком я заливаю крепкий напиток себе в горло, забывая о соли, о лайме, и просто выпивая алкоголь.
Элис заказывает кувшин апельсинового сока в номер и делает большую партию «отвёртки» (п/п коктейль из водки и апельсинового сока), которые мы разливаем в бутылочки для спортивного питания (9), которые она также привезла в своём чемодане греха и разврата, и спускаемся к бассейну.

Джаспер приносит несколько сигарет, и мы проводим несколько часов, развалившись и отдыхая на жарком солнце, пьем, курим и играем в Marco Polo в бассейне. Вероятно, это не очень хорошая идея – в состоянии опьянения играть в детские подводные игры, при которых нужно коснуться друг друга в общественном бассейне, потому как я уже дважды потискалась с Эдвардом, и довольно хорошо познакомилась с левой грудью Элис. Мы просто делаем всё гораздо громче, правда нам так гораздо веселее, а Эммет и Роуз сидят слишком близко друг к другу. Мне кажется, что в любой момент охрана отеля выпроводит нас за непристойное поведение.

В конце концов, мы решили, что пришло время готовиться к обеду, моя голова плохо соображает из-за дыма и алкоголя, а всё, что я съела, – лишь тот лимонный пирог на встрече с мамой. Я не стала оборачивать вокруг себя полотенце, когда мы шли обратно в номер, и в этот момент я поняла, что означает термин «пить не закусывая». В лифте просто невыносимо. Эдвард стоит позади меня, играя с верёвочками моего бикини, угрожая развязать вверх моего купальника, и я слегка ударяю его по руке.

– Ты, задница, прекрати уже! – говорю я.

Двери лифта открываются, и Эдвард подталкивает меня вперёд. Я спотыкаюсь, пытаясь руками удержаться за двери лифта, и чувствую, как руки Эдварда оборачиваются вокруг моей талии, не давая мне упасть. Элис едва может стоять на ногах, ей очень смешно.

Пытаясь вырваться из рук Эдварда, я тысячу раз произношу слово на букву f, а они все продолжают смеяться.

– Белла, прекрати вырываться! Дерьмо! Почему ты должна постоянно бить меня? – говорит Эдвард.

Руками он держит меня за талию, а его голая грудь прижимается к моей спине, и я больше не хочу вырываться. Но я не могу позволить себе сдаться. Я не могу заставить себя перестать делать это. Если честно, я не знаю, почему дерусь с ним именно сейчас, всё что я знаю, это то, что не могу позволить Эдварду Каллену одолеть меня.

– А почему ты постоянно споришь со мной? – я попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на него, и его нос оказывается рядом с моим так близко, что я могу чувствовать запах его дыхания. – От тебя пахнет водкой.

Его глаза блестят, он тут же облизывает губы, и я чувствую, как бабочки начитают порхать с моем животе.

– От меня пахнет водкой? – переспрашивает он угрожающим голосом. – Водкой, значит, от меня пахнет?

И прежде, чем я понимаю, что происходит, он хватает меня и перебрасывает через плечо.

Я начинаю кричать, что есть мочи. Он забрасывает мою, практически голую, задницу на плечо, и бежит по коридору, мой живот подпрыгивает на его спине, и я начинаю чувствовать себя не очень хорошо.

– Я тебе сейчас всю спину облюю, – пытаюсь выговорить я.

– Давай, сделай это, я позволяю тебе, – в ответ говорит Эдвард.

И теперь я просто хочу вызвать рвоту, чтобы преподать ему урок. Но, через каких-то пару секунд, мы оказываемся в номере, и он бросает меня на кровать, моя голова слегка подпрыгивает на матрасе, от чего начинает кружиться, и мне становится тяжело дышать. Он возвышается надо мной, его длинные волосы спадают ему на лицо, задевая губы, и я останавливаю свой взгляд на веснушках, разбросанных по его носу. Господи, чёрт подери, как мне хочется, чтобы он поцеловал меня.

Ух ты, я сильно пьяная. Мне нужно поесть жареной картошки и принять холодный душ. Желательно, неодновременно.

Эдвард наклоняется ближе, но в этот момент, спотыкаясь, в комнату заходят Элис с Джаспером, а за ними мой брат и Роуз.

– Мне нужно в душ, – говорит он.

Его зелёные глаза внимательно смотрят в мои. Он подмигивает мне, чёрт побери, он мне подмигивает, а после хватает свою сумку и исчезает в ванной комнате. Джаспер смотрит фильм по телику, иногда переключая на музыкальные каналы, а Элис падает ко мне на кровать, поворачивает голову в мою сторону и произносит всего одно слово.

– Искра, – хихикает она.

Я легонько толкаю её в бок. Но она лишь смеётся, сползает с кровати и открывает свой чемодан. Мои веки такие тяжёлые, и мне так хочется отдохнуть. Я закрываю глаза.

Должно быть, я заснула, потому что, следующее, что я осознаю, это то, что Эдвард трясет меня за плечи. Я переворачиваюсь на живот, стараясь не замечать его чертовски аппетитный запах мыла и одеколона, который окутывает меня.

– Белла? Вставай, мы уезжаем на ужин через сорок пять минут, – проговаривает Эдвард.
Я подскакиваю. Сорок пять минут! А я всё ещё в своем проклятом купальнике! Я потираю свои глаза и, когда они приспосабливаются к свету, я вижу Роуз, которая пытается дозвониться до кого-то, Элис, которая наносит последние штрихи своего макияжа. Я слышу барабанный стук Джаспера и Эммета из другой комнаты. А теперь тут ещё и Эдвард.

Он стоит у кровати, одетый в облегающую зелёную рубашку, тёмные джинсы и чёрные туфли. Клянусь, что эти штаны делают его на четыре дюйма выше. На штанах – ремень, рубашка, как бы случайно, наспех заправлена в джинсы, но всё, на что я могу смотреть – это проклятая серебристая пряжка на ремне. Волосы у него грязные, с бронзовым отливом, и скрывают лицо, и мне так хочется убрать их за уши, увидеть его лицо. Он выглядит потрясающе, такой красивый.

И в этот момент он улыбается, будто смущён тем, что так замечательно выглядит, и моё сердце тает, понимая, что он уязвим. Я должна сказать ему, что он прекрасно выглядит. Потому что это так. Он прекрасен. Правда, на самом деле, совершенно прекрасен.

– Ты отлично выглядишь, – выговариваю я.

Эдвард улыбается, проводит рукой по волосам, убирая их за уши. Я борюсь, но, чёрт побери, я просто не могу удержаться от улыбки, которую вызывает у меня этот мальчик. Нет, не мальчик. Он мужчина, я думаю. О, Боже мой, когда же Эдвард стал мужчиной?

– Белла, в душ, сейчас же! – командует Элис.
_________________________________________________

Вторую часть читаем ЗДЕСЬ