2024-4-23

16

0

0

Мой бог. Все, чего я когда-либо желал, было прямо здесь и прямо в этот момент. Поэтому я говорю ей об этом.
- Ты понятия не имеешь, как долго я ждал, чтобы услышать, как ты это скажешь.
Я захватываю ее губы своими и целую ее длинно и сильно. Я не даю ей возможности заговорить, только вдохнуть, и даже это слишком щедро для меня. Я хотел бы поглотить ее. Вобрать все ее тело в мое, сделать нас одним существом. Я хочу показать ей, что она моя. Хочу сказать ей, что она моя и никогда больше не будет чьей-то еще, но вместо этого обуздываю своего внутреннего неандертальца и просто пытаюсь показать ей.
Она очаровательно мурлычет мне в губы, пока мы целуемся. Все ее тело вибрирует, когда я провожу свободной рукой вниз по внутренней стороне ее руки и по бедру. Она вздрагивает, когда эта рука находит мягкий соблазнительный изгиб ее груди. Когда мои пальцы смыкаются вокруг ее соска, она кусает меня за язык.
Я отрываюсь от ее губ и смотрю, как наслаждение омывает ее лицо. Она так прекрасна, когда принимает мои касания.
- Скажи мне, - прошу я, прежде чем откинуть голову на подушки и снова зарыться лицом – губами, языком – в ее нежное горло.
Ее пальцы внезапно оказываются у меня в волосах, и это заставляет меня издать нечеловеческий стон, который вырывается у меня каждый раз, как она тянет меня за волосы.
- Как хорошо, - стонет она. – Возьми всю ее в руку, - просит она, и я подчиняюсь.
Я провожу рукой снизу и обхватываю ее грудь ладонью. Она прекрасно подходит по размеру. Крепкая, и налитая, и молящая о поцелуях. Я нежно сжимаю ее, ритмично напрягая пальцы, и мне очень нравится, как Белла крепче прислоняется к моей руке.
Я слегка надавливаю, осторожно, чтобы она легла на спину, и процеловываю свой путь вниз между ее грудями. Опираюсь освободившейся рукой на матрац рядом с ее плечом и снова припадаю губами к ее груди.
Я не сразу беру ее сосок в рот, я хочу изучить ее. Хочу прочувствовать каждый дюйм ее тела и делать это медленно, слушая, как она говорит, что ей нравится, а что нет.
Я целую нижнюю часть каждой груди. Провожу языком между ними. Вбираю в рот их выпуклые части. Она стонет, и вздыхает, и подается вверх бедрами с каждым моим движением.
Ее руки обвиты вокруг меня, держат меня чуть ниже ребер, пальцы ее деликатно выписывают узоры на моей коже, пока я прикасаюсь к ней.
Я передвигаюсь ниже, беру в рот нежную плоть ее живота. Она пахнет мылом, а еще солнцем и теплом. Она громко стонет, когда мой язык обрисовывает ее пупок. Обычно она, извиваясь, пытается отстранить мою руку, когда я дотрагиваюсь до этого места, особенно чувствительного к щекотке. Но детские и почти невинные ласки, которым мы предавались до свадьбы, ушли в прошлое. Теперь она скорее корчится, чем извивается. Скорее стонет, чем хихикает. Когда я выдыхаю теплый воздух туда, где только что целовал, она шипит.
Я хочу попробовать всю тебя, Белла, - говорю я ей между поцелуями. Я не жду ее ответа и погружаю свой язык в углубление возле ее бедра, а она поднимает бедро навстречу моему рту, и наши стоны сливаются.
Теперь я чувствую ее аромат. Горячий аромат желания. Я сильнее вдавливаю свою эрекцию в матрац и пытаюсь сохранить ясную голову. Это нелегко. Белла обнажена, и я хочу ее.
Я не знаю, как далеко она позволит мне зайти, но активно продолжаю – в надежде, что она разрешит мне не только увидеть себя, но даст полностью себя узнать.
Я обнимаю ее за талию и держу немного крепче, чем всегда. Она не замирает и не пытается отстраниться. Я целую ее живот, двигаясь от одного бедра до другого, смещаясь с каждым проходом все ниже.
Ее руки снова у меня в волосах, и мне очень нужно, чтобы она сказала, чего она хочет. Не поднимая глаз, я нежно спрашиваю, все ли у нее в порядке.
Ее ответ следует сразу же – почти бездыханно:
- Я люблю тебя, я хочу этого.



Я знала, к чему это приведет, и хотела этого. Я могла дать ему это – как принадлежащее только ему. Никто до сих пор не прикасался ко мне ртом там, и я знала, что это удивило бы его. Но не меня.
Секс никогда раньше не имел ко мне большого отношения. Он никогда не был действительно моим выбором. Мне никогда не предлагали то наслаждение, какое мог бы дать мне оральный секс, а я никогда не просила об этом.
Я хотела сказать ему, дать ему знать, что это может быть только для нас с ним, и когда он скользнул ниже, я закрыла глаза и мысленно потянулась за своим голосом.
- Только ты, - шепчу я и надеюсь, что он слышит и понимает.
Он понимает. Он останавливается.
Я осторожно открываю глаза, боясь того, что могу увидеть в его встречном взгляде. Он улыбается.
- Никогда? – спрашивает он, и улыбка не покидает его прекрасных губ. Я отрицательно качаю головой, и в ответ он облизывает нижнюю губу. – Только я, - повторяет он и закрывает глаза, глубоко вдыхая.
Первое прикосновение почти уничтожает меня, хотя это его пальцы, а не язык. Это слишком нежно, слишком дразняще, и я, не в силах удержаться, толкаю свои бедра вверх, пытаясь заставить его облегчить то болезненное томление, которое я испытываю. Он подсовывает под меня руки, обхватывая мои ягодицы ладонями. Я чувствую себя открытой для него, когда он разводит мои бедра.
Мне следовало бы стесняться, даже нервничать, но я обнаруживаю, что не нервничаю и не стесняюсь. Я ждала этого. Я хотела этого с ним очень давно, и, хотя помню о своих ожогах, но не настаиваю, чтобы он перестал.
Вместо этого я стискиваю в кулаке простыню рядом с собой и позволяю своим пальцам взять на себя то напряжение, которое я чувствую. Я заставляю свои плечи расслабиться, бедра вдавиться в матрац – и закрываю глаза в ожидании.
Он нежно целует каждый ожог, проводит по ним языком, как будто представляясь им всем по очереди. Может быть, так оно и есть. Может быть, Элис права, и они только рассказывают историю. Может быть, они его действительно не волнуют и он не видит их такими, какими вижу их я.
Как будто прочитав мои мысли, он начинает говорить между поцелуями.
- Мне так жаль, что ты получила эти ожоги, - говорит он вначале. Еще один поцелуй. – Я никогда не причиню тебе боли, детка, - тихо говорит он возле внутренней стороны моего бедра. Он целует чуть выше, ближе к тому месту, которое особенно жаждет его прикосновений, и говорит снова: - Я хочу только доставить тебе удовольствие, заставить тебя забыть, - шепчет он, раздвигая мои бедра еще шире, и впервые смотрит на меня. У него невозможно длинные ресницы, но они не могут спрятать от меня его желание. – Скажи это, Белла, скажи, что это только для меня, - хрипло выдыхает он.
Он ждет моего ответ, и, когда я даю его, опускает голову и приникает туда ртом в первый раз.
- Всегда только ты, Эдвард, только ты… о мой бог… - я не могу закончить фразу, потому что пока я пыталась что-то сказать, он щелкнул языком по моему чувствительному комочку, и я чуть не пробила крышу.
Он что-то шепчет прямо возле меня, посылая по моему телу одну за другой волны горячего покалывания. Я вся в нем, когда он лижет и посасывает меня. Я слышу его тихие стоны и то, как сбивается его дыхание каждый раз, как я хнычу или вздыхаю. Я чувствую, как проминается кровать, когда он упирается бедрами в изножье одновременно с тем, как я подаюсь к нему, отчаянно стараясь встретить каждую ласку его языка.
Когда он захватывает ртом весь мой чувствительный бугорок, я выкрикиваю его имя и яростно сжимаю пальцы в его волосах. Он громко стонет, но не прекращает двигать языком. Он еще шире раскрывает меня кончиками пальцев и пробует меня внутри. Это божественно, и я говорю ему об этом снова и снова.
Я чувствую, как во мне зарождается жар. Распространяясь из моего центра наружу, охватывая все мое тело. Я вцепляюсь в волосы Эдварда, выкрикиваю его имя, неспособная контролировать спазмы, которые, как я знаю, предшествуют моей разрядке, и отчаянно стремящаяся узнать, разрешено ли это мне.
- Я не могу, - скулю я. Мне очень нужно, чтобы он знал, что я не могу больше сдерживать себя. – Если ты не остановишься… - начинаю я снова и терплю неудачу, чувствуя, как его палец погружается в меня, вдесятеро усиливая ощущения и придвигая меня еще ближе к оргазму. – Пожалуйста, позволь мне, - прошу я. – Разрешается ли мне?.. – спрашиваю умоляюще.
И вдруг он исчезает. Уходит от меня и стоит, задыхаясь, в трех футах от изножья кровати, вытирая губы предплечьем и пристально глядя мне в глаза.
- Что ты только что сказала? – тихо шепчет он.



Мне не хотелось огорчать или пугать ее, но если она только что спросила меня, разрешается ли ей, черт побери, кончить, я пробью кулаком стенку!
- Что ты только что сказала, Белла? – снова спросил я так тихо и так вежливо, как только сумел.
Она потянула к себе простыню, укрылась ею до шеи и начала мотать головой.
- Я не знаю, не знаю… - шептала она. Она выглядела так, будто вот-вот расплачется.
Возможно, она не помнила, что сказала, но я, черт возьми, помнил. Вероятно, это была укоренившаяся реакция, вероятно, она на самом деле не думала об этом так четко, вероятно, она спросила по привычке, но, Господи, она никогда, никогда не будет больше спрашивать меня о таком. Я приложу к этому все усилия.
Я вернулся к кровати и стянул простыню с ее тела, кинув ее на пол, к моим ногам, чтобы она не могла достать ее или спрятаться от меня снова этим вечером. Я глубоко вдохнул и постарался успокоиться. Я не буду доминировать и настаивать, но ей придется узнать, что это совсем не то, чего я хочу от нее. У нас все будет не так. Устроившись рядом с ней, я провел языком по своему нёбу и ощутил ее вкус. Божественно.
Я взял ее лицо в ладони и уставился на нее сверху вниз.
- Никогда больше не спрашивай меня о таком. Никогда. Ни в коем случае, детка. Ты вообще не должна спрашивать моего разрешения ни на что, понимаешь? Через секунду или две она кивнула, но не выглядела убежденной. – Я имею в виду не только секс, Белла, я имею в виду всё. Ты взрослая женщина, у тебя есть голова на плечах, и я знаю, что ты умеешь ею пользоваться. Я не твой хозяин, не твой господин, я не владею тобой, и ты, я уверен в этом, как ни в чем другом, не моя рабыня. Ты не должна спрашивать у меня, можно ли тебе кончить, ты должна настаивать, чтобы я добился этого для тебя, черт побери! – закричал я. Она вздрогнула, и я почувствовал себя виноватым в этом, но недостаточно виноватым, чтобы перестать говорить. – Я не хочу этого без тебя. Не хочу пустого оргазма для себя самого. Я хочу заставить тебя кончить так сильно, чтобы ты увидела звезды, понимаешь ты это? Хочу, чтобы ты себя не помнила после этого. Хочу, чтобы твои колени подгибались, а губы покалывало, потому что ты забыла бы дышать. Чтобы ты была потной, тряслась, и извивалась, и просила о большем. Ты. Никогда. Больше. Не должна. Просить. Моего. Разрешения. На. Твое. Собственное. Наслаждение, - я перемежал слова поцелуями.
Я не знал, как она отнесется к моим поцелуям после того, как я только что пробовал ее на вкус, но она не отказывала мне, а я не мог сдержать дрожи возбуждения при мысли о том, как она ощущает собственный вкус на моем языке, когда наши языки встречаются.
Ее глаза расширились, похоже, она была близка к слезам, когда я в конце концов разорвал поцелуй. Я подумал, что зашел слишком далеко и расстроил ее, и готов уже был просить прощения, когда заметил, что на ее губах появилась улыбка.
- Ладно, Эдвард, - вот и все, что она сказала.
«Хорошо», - подумал я, нежно целуя ее снова.
- Скажи это, попробуй, - предложил я.
Она громко сглотнула и смотрела на меня целую долгую минуту, а потом улыбнулась.
- Я настаиваю, чтобы ты добился этого для меня, - и она очаровательно захихикала.
Теперь заулыбался и я.
- Ваше желание – закон для меня, - хохотнул я. – Каким способом я должен добиться этого для ее высочества, каково ее желание? – спросил я игриво, надеясь, что она подыграет мне и скажет, что ей нравится.
Вместо этого она прикусила нижнюю губу. Я хотел ее губу для себя, поэтому захватил ее. Провел по ней языком, а потом погрузил его в ее теплый ротик. Она вздохнула возле моих губ, и я решил, что узнаю, что ей нравится, с ее помощью или без.
Я слегка сжал ее сосок между пальцами и подождал ее вздоха. Проглотив его, я мысленно поставил «птичку» напротив слов ‘правый сосок’. Провел пальцами между ее грудей до пупка. Она вздохнула снова, и снова я сделал пометку: ‘пупок’ – «птичка».
Она выгнула спину и толкнулась в меня бедрами, когда я обвел изгиб ее нижних губ, а потом ошеломила меня тем, что отстранилась от моего рта и потянулась губами к моему уху.
- Нравится, я хочу кончить так, - нерешительно прошептала она.
- Ммм, - все, что я смог на это ответить.
Я скользнул одним пальцем внутрь нее и почувствовал, как она вздрогнула. От двух пальцев она затрепетала, а когда мой большой палец нашел ее клитор, она сильно затряслась.
- Дааа, - выдохнула она мне в ухо, и моя дрожь не уступила ее ни в силе, ни в продолжительности.
Она задыхалась от наслаждения возле моего горла, и когда ее язык пробежался вверх, до линии подбородка, я согнул пальцы и достал до заветного местечка.
- Кончи для меня, детка, пожалуйста, - попросил я, когда она начала извиваться на моей руке.
Больше ничего не понадобилось. Два длинных движения и моя просьба к ней – и она кончила, сотрясаясь дрожью у моей руки.
Тихое ругательство в сочетании с протяжным хриплым «Эдвард» - и она кончила для меня. Моя красавица-жена кончила мощно и длинно.
- Такая красивая, - сказал я ей, целуя ее закрытые глаза и щеки. – Такая прекрасная.




Это отличалось от прошлой ночи. Физическое завершение нашей свадьбы было чудесным, но это, это откровение было невероятным. Оно было освобождением.
Я не собиралась просить разрешения, это сорвалось с моих губ по привычке, и я тут же поняла, что огорчила его. Он говорил так яростно, так твердо, когда запретил мне просить. Он был таким уверенным и убежденным, когда рассказывал, что чувствует и что хочет сделать со мной, что я задрожала от желания еще во время его речи.
Я всегда хотела этого. Свободы быть собой. Получать то, что мне нужно, то, чего я хочу. Быть способной подарить ему наслаждение в ответ, узнать, что я ему не противна, суметь выразить словами свои желания и сказать вслух о том, что мне нравится, - все это стало для меня мощным подъемом. Я наконец-то оказалась равно способной давать и брать.
Я не хотела, чтобы это так закончилось, поэтому, когда последняя волна моей разрядки затихла, я с силой поцеловала его и толкнула обратно на постель.

Я осыпала его поцелуями, продвигаясь от его уха к основанию горла и обратно. Я пососала мочку уха и услышала его стон – и вздох, когда, продолжая целовать, спустилась по его груди к животу. Я провела пальцами по его золотистым волоскам, а потом сделала паузу на целое долгое мгновение, чтобы подумать о том, что собираюсь сделать. Я надеялась, что он не заметит моей нерешительности. Я еще раз поцеловала его бедро, а потом взобралась на него и долгим поцелуем припала к его губам.
Раньше мне никогда не разрешалось быть сверху. Эта поза казалась доминирующей, и я вдруг поняла, почему Джейк никогда не позволял этого. Здесь я могла главенствовать, и теперь до меня дошло, почему у меня раньше не было такой возможности.

Я не смогла удержаться от ухмылки, когда еще раз наклонилась к его губам. Наши поцелуи вновь изменились. Они стали жадными, голодными и неистовыми. Наши зубы сталкивались, а языки боролись за превосходство, и впервые в жизни я оказывала сопротивление. Это было головокружительно, и мне это очень понравилось. Его руки были повсюду на моем теле. Впивались в мои бедра, гладили спину, сжимали ягодицы. Его возбуждение было прямо там, где нужно, и я не могла не прижиматься к нему при малейшей возможности.
- Возьмись руками за изголовье, детка, - сказал он, и, после еще одного короткого момента нерешительности, я выполнила его просьбу.
Мне недолго пришлось гадать, почему он захотел, чтобы я сделала это. Он потянулся вверх обеими руками и обхватил мои груди. Я инстинктивно наклонилась вперед, и мой правый сосок оказался возле его губ. Его ухмылка была отражением моей, и я скорчилась от наслаждения, когда он втянул мой сосок в рот и прикусил этот заострившийся бутон.
- Как хорошо, - сказала я ему, едва дыша.
Я прижалась к нему, и он пробормотал что-то около моей разгоряченной плоти. Он был все еще осторожен с левым соском, но к правому отнесся со всем возможным вниманием, и вскоре я уже задыхалась и просила о большем.

Я попыталась скатиться с него, чтобы быть под ним, но его руки покинули мою грудь и легли мне на бедра.
- Нет, останься, - попросил он. Я уставилась на него сверху вниз. Я не была уверена. Он не стал ждать, пока я выскажу свое беспокойство. – Пожалуйста, останься там. Ты ведешь, - твердо сказал он, и я кивнула.
Я сказала себе, что могу сделать это, могу провести нас через это, и, с его руками на моих бедрах, я, пристально глядя ему в глаза, робко потянулась туда, где ощущала его твердость, и направила к своему входу.
Глядя на него сверху вниз, я поняла привлекательность этой позиции. Он был прав. Отсюда я могла управлять всем. Могла взять все, что мне было нужно. И я мгновенно поняла, что мне нужно.
- Скажи мне, - потребовала я.
- Пожалуйста, - взмолился он, но это было не совсем то, чего я хотела.
Мне нужно было услышать, как он говорит это. Нужно было знать, что он разрешает сделать это с ним. Я хотела его заверений, что он хочет от меня именно этого.
- Нет, - сказала я твердо. – Скажи мне, что это то, чего ты хочешь.
Он на миг закрыл глаза, потом открыл их и уставился на меня. Его пальцы впились в мои бедра немного сильнее, и он толкнулся своими бедрами вверх, почти войдя в меня.
- Возьми меня, Белла. Сильно. Будь на мне. Люби меня, - произнес он подчеркнуто медленно.

Это было все, что мне нужно было услышать. Я позволила ему войти и оперлась двумя руками на его грудь, опускаясь на него, вбирая его в себя. Я склонилась к нему, еще не готовая к тому ощущению наполненности, совершенной наполненности, которое, я знала, придет, когда я выпрямлюсь.
- Хххоррошшшо, - простонал он, полностью входя в меня. – Белла, Боже… какая ты… Господи, - невнятно пробормотал он, когда я начала двигаться.
Вначале медленно, давая себе возможность привыкнуть к ощущениям, потом быстрее, когда я почувствовала себя увереннее и комфортнее.
Его руки вернулись, чтобы обхватить мои груди, и я немного отклонилась назад, ахнув от усиления ощущений. Все еще с руками на его груди я начала приподниматься быстрее. Вначале совсем невысоко, пытаясь найти нужный ритм для нас обоих. Выпрямившись еще немного, я нашла его.
- Боже… Белла… - закричал он, когда я, запрокинув голову, начала уверенные движения.

На этот раз огонь зародился в моих бедрах. Тупая боль, которая, казалось, требовала немедленной разрядки.
- Потрогай меня, - попросила я, стремясь усилить ощущение всеохватывающего блаженства, которое, я знала, скоро завладеет мной.
Его руки снова поднялись к моим грудям и когда они начали осторожно сжимать их, я тесно прижала колени к его бедрам и увеличила темп.
Он лежал, закрыв глаза, нежно сжимая мои соски, когда я почувствовала, как меня накрывает первая волна эйфории.
- Белла… не могу… нужно остановиться или я… Белла… Белла… - закричал он, но я зашла слишком далеко, чтобы суметь остановиться.
- Кончи, Эдвард, кончи сейчас для меня, малыш. Кончи со мной… возьми меня с собой, - крикнула я в ответ и позволила волнам поглотить себя.
После еще одного последнего хриплого «Белла» он взорвался внутри меня.
Я упала ему на грудь, задыхаясь от изнеможения и снова и снова повторяя, что я люблю его.

Только наутро, в дýше, мы осознали свою ошибку.
Без презерватива.
У нас они были. Черт, Эммет дал нам целую коробку, и Элис упаковала в наш багаж еще одну, но никто из нас и не подумал использовать их этой ночью.
Было маловероятно, что я забеременею, учитывая тот день цикла, который у меня был, но Эдвард – вернее, доктор Каллен, в которого он тут же превратился – мгновенно встревожился и стал озабоченным.
Я сказала ему, что совершенно определенно не буду принимать никаких противозачаточных таблеток и что, если что-нибудь случится, буду скорее рада, чем испугана. На это ушло довольно много времени, но в конце концов он успокоился и заставил меня пообещать отныне напоминать ему пользоваться презервативом.
Я сомневалась, что хорошо справлюсь с этой ролью, поскольку именно я была инициатором в двух случаях из трех, когда мы занимались любовью этой ночью, но позволила ему поверить, что я не забуду.

В полном соответствии с его словами, он не готовил для меня в этот день. И во всю ту неделю.
Вместо этого ровно в девять утра в нашу дверь постучали. Эдвард заверил меня, что так и было запланировано, что он лично договаривался с компанией, которая взяла на себя наше обслуживание, и что они просто зайдут внутрь, чтобы доставить еду, и сразу же уйдут.
В первый день во время доставки я оставалась в нашей спальне, но во второй уже сидела за кухонной стойкой. Я познакомилась с Джен, хозяйкой обслуживающей компании, и с интересом наблюдала, как она загружала в наш холодильник продукты на день.
Как и сказал Эдвард, через пять минут она ушла, и мы вольны были делать что угодно еще двадцать четыре часа.

Весь первый день мы провели, занимаясь любовью в разных комнатах дома, и даже один раз в джакузи в нашей ванной. Мы посмотрели часть нескольких дисков (часто останавливаясь для других дел – распутных, непристойных дел), сыграли несколько буйных матчей в пул в игровой комнате и часто звонили домой, чтобы узнать, как там дети.
Но день номер два был совсем иным. Я бы с удовольствием осталась дома, но у Эдварда были другие мысли.
Он отвез нас обратно на Стрип и после долгой, неторопливой поездки остановился на какой-то парковке. Объявил, что мы собираемся вычеркнуть кое-что из моего списка, и извлек меня с пассажирского сиденья.

Кинотеатр был полон. То есть на самом деле заполнен людьми. Эдвард не отходил от меня ни на секунду, держа меня за талию, шепча, как он гордится мной, как он поможет мне ни с кем не столкнуться, как хорошо я все делаю. Мы долго стояли в очереди, и потом снова – к прилавку с едой и напитками. Эдвард купил мне самую большую коробку попкорна из всех, какие мне доводилось видеть, и он не шутил, говоря, что они продают содовую в ведерках.
Если бы меня спросили, о чем была бóльшая часть фильма, мне пришлось бы соврать, потому что мы не посмотрели и половины. Вместо этого мы тискались, как подростки. Он действительно использовал старую добрую технику «потягивания и зевоты», и я на самом деле постаралась изобразить удивление, когда почувствовала его руку у себя на шее. А потом был крутой короткий спуск к распутству.
К счастью, мы сидели на самом краю ряда, довольно высоко в конце зала. Вначале меня волновало то, что люди позади нас будут хихикать, но Эдвард засмеялся и сказал мне посмотреть самой. Я украдкой бросила быстрый взгляд через плечо и увидела пару среднего возраста, сидящую в обнимку в такой позе, которую можно было назвать только неприличной.
После этого я уже не колебалась, когда Эдвард притянул меня к себе и поцеловал.
Мы только что занимались этим в фойе нашего дома перед тем как избавиться от одежды, начиная этот день.

Третий день был необычным, в первую очередь, для меня. На этот раз мы ехали дольше, далеко за город, в Лас-Вегасский Ледовый Центр. Я застонала при мысли о том, какой ущерб могу нанести сама себе и еще кому-нибудь из ничего не подозревающих членов общества, которых увлеку за собой на лед, если упаду. Но Эдвард, разумеется, был невероятен. Он тоже не умел кататься, поэтому мы вцепились друг в друга и в перила, которые тянулись вокруг катка, и смеялись все три часа этой ледовой пытки.
У нас обоих ничего не получалось, как и у других, и я так замечательно провела время, что мои щеки болели от смеха. Я натерла ноги, моя задница болела от столь частых падений, джинсы промокли, и я никогда не чувствовала себя счастливее.

Тем вечером мы ужинали перед камином. Эдвард затопил его и поддерживал в нем огонь, и когда мы поели, он уложил меня на пол и занялся со мной любовью. До девяти вечера мы не вспоминали о том, что нужно позвонить домой.
Эсме ответила со смехом, сказав, что она знала, что это мы, и заверила нас, что дети по-прежнему идеальны.

День четвертый был гораздо более нервным для меня. Мы гуляли по Стрипу.
Эдвард был осторожен и старался все время держаться возле меня. Он знал и понимал мою потребность быть как можно ближе к стенам зданий, мимо которых мы проходили, и делал все, чтобы правильно расположиться, когда нам приходилось пересекать открытые пространства. Что случалось довольно часто, ведь это был Вегас и каждый квартал был окружен ухоженными садами и аттракционами казино.
К обеду я немного успокоилась, и мы даже сумели ненадолго зайти в какое-то казино. Там было очень шумно и ярко, и никто из нас не был особенно впечатлен всем этим, поэтому мы быстренько огляделись и снова вышли на улицу.
Мы перешли через дорогу и заглянули в торговый центр, где купили сувениры для всех троих детей и столько китчевых и смешных безделушек для остальной семьи, сколько смогли найти.

Этим вечером мы ужинали на террасе под звездами. Это было ужасно романтично, и я запомню это навсегда. Мы разговаривали и смеялись, а когда пора было идти спать, Эдвард отнес меня вверх по лестнице в нашу спальню, уложил в постель, и мы занимались любовью долго и нежно.

Пятый день мы провели дома, но использовали время с умом. Эдвард был полон решимости вычеркнуть из моего списка как можно больше пунктов, поэтому мы потратили немного времени на то, чтобы посетить с помощью лэптопа несколько туристических сайтов в поисках концерта, на который могли бы сходить следующим вечером. Сделав выбор, мы перешли на другие сайты, ввели всю значимую информацию обо мне – и к моменту, когда печь известила нас сигналом, что наш ужин разогрет, я уже была зарегистрирована как избиратель!
Я не слишком много знала о популярной музыке, а Эдвард сказал, что ему все равно, поэтому мы в конце концов остановились на комическом фестивальном шоу, которое шло в одном из казино.
Я не горела желанием, но знала, что для него важно вычеркнуть еще один пункт, поэтому согласилась пойти. Он попросил меня оставить его ненадолго одного за компьютером, сказав, что есть еще одна вещь, которую ему нужно найти, поэтому я ушла, чтобы погрузиться в одну из гидромассажных ванн.

Комики оказались отличными! Несколько первых были скучноватыми, но Эдвард объяснил, что эти ребята – начинающие, и им предоставлен шанс отточить свое мастерство перед тем, как начнется главное действо. Поэтому мы хлопали, и приветствовали их, и свистели им в знак одобрения.
Основные участники были забавными, и снова мы вышли на улицу со щеками, болевшими от смеха.
Когда мы подошли к перекрестку, на котором нужно было повернуть налево, чтобы вернуться к машине, Эдвард, наоборот, потянул меня направо. Я начала паниковать, гадая, куда он меня ведет, но осознала, что это Эдвард, мой Эдвард, и он никогда не отведет меня туда, где я могу испугаться или попасть в ситуацию, с которой не сумею справиться. Поэтому в итоге я успокоилась и позволила ему вести меня по заполненному людьми тротуару.

Мы остановились перед рестораном, и он рассказал мне все о нем. Что у нас здесь заказан столик в дальнем углу, в небольшом зале, поэтому будет мало шансов, что кто-нибудь подойдет ко мне сзади. Он сказал, что уже выбрал меню – которое, как он надеется, мне понравится, - поэтому наше пребывание там не затянется дольше, чем это необходимо.
Даже в таком испуганном состоянии, в каком я была, когда мы вошли внутрь, я вскоре обнаружила, что наслаждаюсь атмосферой.
Там было уютно, но не тесно. Уединенно, и все же на людях, и я сознавала это. Столики были расположены довольно далеко друг от друга, но их было так много, что невозможно было почувствовать настоящее уединение. И впервые это меня не беспокоило.
Во время ужина Эдвард был очень внимателен. Он заказал огромный выбор блюд, маленькими порциями, и я обнаружила, что мне очень нравится пробовать все, что было предложено. Мы беседовали и смеялись, и я чувствовала себя все спокойнее.
Когда мы закончили ужин и я сказала ему, что мне грустно уходить отсюда, он просиял моей любимой кривоватой улыбкой. Мы дошли пешком, рука об руку, до машины, и он, с большой помпой, объявил еще один пункт вычеркнутым из моего списка.

Наш шестой день оказался довольно унылым. Погода была облачной всю ночь, и вместо яркого солнечного света утро встретило нас тучами и громом.
Позвонив домой, мы решили никуда не выходить. Я готова была провести весь день с ним в постели, но он был преисполнен решимости развлечься другим способом.
Были извлечены на свет божий колоды карт, шахматная доска и видеоигры.
Целый день мы провели, валяя дурака, и даже не переоделись, оставшись в пижамах. Мы поели в гостиной, играя в «Gran Tourismo» на игровой приставке и хохоча. Я врезалась машиной во все барьеры и ухитрялась пропустить чуть ли не каждый поворот, но все равно смеялась. В единоборствах у меня получалось не лучше: бессчетное количество раз мой персонаж терпел неудачу, я проигрывала или просто с досадой отбрасывала джойстик.
Наш ужин в этот вечер проходил за стойкой на кухне. Мне здесь очень нравилось. Помещение было просторным, но еще и уютным, и я представляла себе нас обоих когда-нибудь в будущем на похожей, но нашей собственной кухне. Она не обязательно должна была быть такой роскошной или даже такой огромной, только нашей собственной, достаточно большой для нашей семьи.
Я не была так уж уверена теперь, как в тот день, когда нам отдали Джошуа, в том, что уже готова покинуть дом Калленов, но если Эдвард будет настаивать, я последую за ним куда угодно, я это знала.



Она выглядела просто восхитительно, сидя возле кухонной стойки и ужиная.
- А что это за место, на самом деле? – рассеянно спросила она.
Я проглотил кусочек вкуснейшего блинчика с кленовым сиропом и вытер рот, прежде чем ответить.
- Его нашла мама. Это просто чья-то собственность для вложения денег. Они сдают этот дом семьям и группам, кажется, - сказал я.
- Мы все поместились бы здесь, - взволнованно объявила она.
Я знал, что поместились бы, а вот захотели бы или нет – это другой вопрос. Уже несколько лет я не жил ни с кем, кроме моих родителей, и мысль о том, чтобы снова жить в такой тесной близости с Эмметом, заставила меня вздрогнуть.
- Да, думаю, поместились бы.
- Твои мама и папа могли бы спать наверху, а мы заняли бы одну из других комнат. Детей можно было бы поселить вместе, и осталось бы достаточно комнат для Эммета с Рози и Элис с Джазом, - судя по ее тону, идея ей нравилась.
Я не то чтобы был очень против, просто не жаждал во время собственного медового месяца планировать семейный отпуск. Я ополоснул свою тарелку и поставил в посудомоечную машину.
- Думаю, так и было бы. Правда, не представляю, как смог бы жить здесь вместе с Эмметом хоть сколько-нибудь долго, - и я засмеялся.
Она тоже рассмеялась.
- Да, он довольно увлекающийся, не правда ли?
- Ты не знаешь и половины всего, - сказал я ей, принимаясь протирать стойку. – Он обожает соревноваться, каждая мелочь превращалась в гонку или состязание, и если он не выигрывал, нам приходилось играть снова, пока он не победит.
Она вытерла рот салфеткой и подвинула ко мне свою тарелку, чтобы я поставил ее в посудомоечную машину.
- Интересно, каково было бы жить с Сетом и Ли в детстве?
Это было все еще странно для нее – знать, что у нее все это время были брат и сестра. Она полюбила Сета почти с первой же встречи и не исключала возможности что, возможно, полюбит и Ли – а ведь Ли была совсем другой.
- Не могу точно сказать, как это было бы у вас троих, но нам было весело, - честно сказал я. – Может быть, когда-нибудь вы с Ли сумеете поладить, - я надеялся, что это возможно, но в глубине души сомневался. Ли сделала свой выбор, и пока твердо стояла на стороне Джейка, каким бы бредовым ни было это решение.
- Возможно, - вздохнула Белла.

Нужно было срочно ее отвлечь, поэтому я как можно быстрее сложил оставшуюся посуду и подошел к Белле, втиснувшись между ее коленями, пока она сидела на высоком кухонном табурете.
- Чем желаете заняться сегодня вечером, миссис Каллен? – нахально спросил я, начиная целовать ее горло.
Она обвила меня руками и подтянула ближе к себе, перед тем как ответить:
- Ну, - хихикнула она, - мы переиграли во все игры в этом доме, а снаружи слишком плохая погода, чтобы заняться чем-нибудь вне дома, поэтому, думаю, мы застряли внутри.
Она очаровательно вздрогнула, когда мои губы нашли маленькую впадинку за ее ушком.
- Знаю, ты скучаешь по всем ним, но я не хочу ехать домой завтра. Хочу остаться здесь с тобой вдвоем, - прошептал я прямо ей в ухо. Она застонала, но не стала отрицать, что скучает по всем домашним. – Хочу провести весь вечер, занимаясь с тобой любовью, - твердо сказал я ей, заставив ее снова вздрогнуть.
Она соскользнула с табурета и шагнула в мои объятия.
- Кажется, это будет лучший вечер за все время, - и она захихикала.
Я взял ее за руку и повел в нашу комнату. Но не успел я избавить ее от одежды, как зазвонил мой мобильный телефон. Я собирался проигнорировать этот звонок, когда зазвонил и ее мобильник.
У меня душа ушла в пятки. То, что оба телефона зазвонили в одно и то же время, не могло означать ничего хорошего. Что-то случилось.
Я потянулся за своим телефоном, она – за своим.
- Отец, - сообщил я ей, прежде чем ответить.
- Гарри, - сказала она, нажимая на кнопку.
Это было не к добру.



Случилось что-то очень плохое. Я поняла это в ту же секунду, как зазвонили оба телефона. Гарри звонил мне до этого на мобильник только однажды, но я знала, просто знала, что если он звонит мне сейчас, когда я в свадебном путешествии, значит, я услышу что-то плохое. Это точно.
- Гарри? – робко спросила я вместо приветствия.
- Белла, дорогая, тебе нужно приехать домой, - он рыдал.
- Что случилось? – закричала я в тот же самый момент, как Эдвард рявкнул тот же вопрос в свой мобильник.
Я повернулась к нему и увидела, что его лицо заметно побледнело.
- Все плохо… Ли… она пошла туда и… Белла… все так ужасно. Приезжай домой, - взмолился Гарри.
Я не поняла, о чем он, черт возьми, говорил, и понятия не имела, куда пошла Ли или почему, но по его голосу было ясно, что несчастье было огромным. Если ему нужно было, чтобы я приехала домой, я поеду. Сейчас же.
- Мы сейчас же выезжаем. Мы скоро будем, папа. Жди меня, - сказала я ему и захлопнула свой мобильник, не дав Гарри возможности ответить. Нам нужно было немедленно уезжать.
Эдвард захлопнул свой телефон в тот же самый момент и поднял на меня испуганные глаза.
- Мы должны ехать домой, сейчас.
Я не ждала, пока он объяснит, почему. Я просто побежала в гардеробную, достала свой чемодан и бросила его на кровать. Я уже кидала туда свою одежду и туалетные принадлежности, когда Эдвард начал рассказывать мне то немногое, что он узнал.