— Что происходит?! – спросил Сириус, когда выволок меня из зала.

— Дамблдор что-то распсиховался, — пожала я плечами.

— Грета! В чем дело?! От кого это кольцо? – он без спросу схватил меня за руку.

— Не знаю. Я не успела дочитать записку, — соврала я.

— Грета!

Сириус был в отчаянии.

— Сириус, — я взяла его лицо в ладони. – Я тебя люблю. Правда. Но я не могу сказать.

— Тогда я пойду и спрошу у Дамблдора! – психанул Сириус, скидывая мои руки.

Он унесся следом за половиной преподавательского состава, а я тяжело прислонилась к холодной стене.

Интересно, что им всем наплетет Дамблдор. Не расскажет же про Гриндевальда.



Кудесник Альба, как называл его Гелла, придумал классную историю. Будто бы он узнал в этом кольце проклятый древний артефакт времен – внимание – Гриндевальда. И он сильно разволновался, что я отброшу коньки на месте. Но, просканировав артефакт, убедился, что это не более чем бутафория. И что я якобы сказала ему, что кольцо мне подарил поклонник. И буква «Г» означает «Гертруда».

Ах, дети такие дети.

— Тебе такой изобретательности еще учиться и учиться, — сказал Том.

Какие мои годы.



Когда торжественная часть банкета кончилась, и Дамблдор и компания вернулись в зал, столы сдвинули к стенам, и они заполнились безалкогольными коктейлями и сладостями. Свет вдруг потух, и все взволнованно охнули. А через пару секунд с возвышения, где до того стоял преподавательский стол, раздался металлический вой первого аккорда.

Вспыхнули взлетевшие в воздух прожекторы, осветив сцену с одетыми в кожу и перья музыкантами, и все завизжали.

Да в Хоге фанатели от этой группы почище, чем в том клубе на Хэллоуин. Как их там… «Гиппогрифы»?

Бал оказался веселой тусней.

После первой песни часть свечей в зале загорелась, создавая уютный полумрак. Я еще в середине первой песни отступила в угол, прикрываясь чарами незаметности. Еще не хватало тут плясать с кем-то в обнимку.

Ли крутил башкой, выискивая меня, а я пила себе коктейльчик, вместе с Томом наблюдая, как Гермиона весело смеется над шутками Седрика. Драко тоже за этим наблюдал из другого угла, игнорируя Панси, пытавшуюся вытащить его танцевать.

В принципе, я уже знала репертуар «Гиппогрифов», и только вежливость по отношению к Хорхе держала меня в зале. Мне до смерти хотелось изучить кольцо. За час я не успела понять о нем ровным счетом ничего. Оно и правда не снималась, как и думал Дамблдор. Явное магическое поле не излучало. Что оно значило – непонятно.

— А следующая песня посвящается жене нашего прекрасного соло-гитариста! – выдохнул после седьмой песни солист, а я чуть не выронила бокал из-под четвертого коктейля. Они заиграли что-то дикое, и парень с драматично подведенными глазами запел: — Ещё я толком не запомнил твоего лица, как мы поехали купили два каких-то кольца!

Засранец.



— Ты засранец, Хорхе! – так и сказала я, когда еще через песню они оставили парня за синтезатором наигрывать медляк, и пошли отдыхать. Под визг девчонок Хорхе спустился в зал и, раздавая автографы, пробрался ко мне в угол.

— Как ты меня заметил? – удивилась я.

Он с улыбкой показал на свою свадебную татуху. Ох, чувствую, я еще не знаю всех ее бонусов.

— Танец? – предложил он.

Я хмыкнула и приняла его руку, чувствуя на себе взгляды половины девушек зала. И Сириуса. И профессора Снейпа.

— Внимание, легенда, — шепнула я ему на ухо. – Кольцо на моем пальце подарил мне ты, — я показала ему кольцо, и он приподнял брови.

— Да ладно?

— Прислал с вороном, который рассыпался перьями и превратился в коробочку с кольцом и запиской.

— Вот я романтик, — поразился Хорхе. – Сам не ожидал. А теперь серьезно. Мне стоит ревновать?

Я рассмеялась, вспоминая беззубого Гриндевальда.

— Вот к нему точно не стоит.

Хотя, если вспомнить, он предлагал его отравить и взять меня в жены.

— Да ты горячая штучка, — ухмыльнулся Хорхе.

— А ты думал.

— Тебе сейчас, кстати, завидуют все школьницы Хогвартса.

— Я щас описаюсь, — я закатила глаза.

— Еще бы, я крут и популярен.

Я фыркнула.

— Я не о том. Я, кажется, выпила слишком много коктейлей. Извини!

Я выскользнула из его объятий – нам пришлось нехило так обняться, чтобы переговариваться – и помчалась к выходу из зала.



Двенадцать девственниц были прикованы к двенадцати столбам. Некоторые из них были совсем детьми – сложно найти невинных девушек в маленьком скучающем городке.

Я стоял в центре этого живого круга, дожидаясь, когда луна достигнет своего пика.

Девицы хныкали и молили о пощаде, но меня никогда не трогали эти человеческие сопли. Пусть скулят, сколько им вздумается. Их участь предрешена. Их ничтожные маггловские жизни послужат великой цели.

Я отсчитывал секунды. Я кожей чувствовал, когда это должно произойти. Я столько к этому готовился. Я был уверен в себе.

Миг. Еще миг.

Пора.

Я раскинул руки, и напевные речи древнего друидского заклятия пронеслись над долиной. Даже девицы смолкли, завороженные красотой момента.

Последнее слово упало в абсолютнейшей тишине. Стих ветер. Замолкли сверчки. Тишина оглушала.

Я поднял руки.

Сейчас.

Двенадцать тел в одночасье разлетелись брызгами крови, омывая древний круг и мое лицо.

Предо мной явился Посланник Тьмы.

— Человек?! – прорычало огромное чудовище, выше меня вдвое. Его закрученные рога упирались в небеса. – Только демоны смеют взывать к Великой Тьме! – его рык сотрясал землю.

Он хотел напасть на меня. Но я не дал ему шанса. Он не смог выйти из круга.

— Отныне ты служишь мне, Посланник! – провозгласил я и не смог сдержать победного смеха.

Я, Лорд Волдеморт, первый человек, покоривший Тьму.



— Да хватит орать!!! – в мой балдахин ударилась подушка. – Дура! Дай уже поспать!

Я не обратила внимания на нервную после бала Панси.

Меня трясло. Я отдернула балдахин.

«Том?!»

Том поскуливал, сидя на полу возле кровати.

— Я не хочу, — повторял он, как заведенный. – Я не хочу. Я не хочу…

Я молча затащила его на кровать.

«Успокойся. Это только сон», — я села рядом со свернувшимся калачиком Темным Лордом и прижала холодные трясущиеся пальцы к вискам.

— Это не сон! – его голос сорвался. – Это я разорвал на части двенадцать девочек! Чтобы подружиться с рогатым чудовищем! Это сделал я! Я! Я не хочу жить! Пусть это закончится! Я не хочу больше таких воспоминаний! Не хочу! Не хочу!

А уж я-то как не хочу.

— Это была не ты! – он взорвался рыданиями. – Это был я! И я… так гордился этим! Мне так нравилось! Я не хочу больше! Уничтожь меня! Я снимаю с тебя твою клятву!

Мою руку зажгло. Шрамы от заклятья нерушимого обета вспухли.

Он что, серьезно?!

«Тихо, — я обняла его содрогающееся от рыданий тело. – Все хорошо. Ты жалеешь об этом. Это хорошо».

— Это ничего не меняет!

«Это меняет все».