Гарри спешил по коридору вслед за Дамблдором, который ускорил шаг, едва вышел из Общего зала.

– Сахарные мушки, – произнес он перед гаргулией, и вскоре Гарри стоял в его кабинете.

– Присядь, – Дамблдор указал на кресло.

Гарри сел. В груди нестерпимо давило.

– А теперь выпей ту настойку, которая у тебя в кармане, – мягко приказал профессор Дамблдор.

Гарри подчинился. Дышать стало легче, но тяжесть в груди не исчезла.

– Гарри, прежде всего ты должен знать, что все, написанное в статье, – ложь. Вернее, это тщательно подтасованные факты.

– Я читал в мамином дневнике, что на неё навели темные чары, – тихо произнес Гарри.

– И это на самом деле было так. Я даже сумел узнать, кто это сделал! Не мог же я отправить под суд невиновного человека только для того, чтобы эта история выглядела правдоподобной для Лили и окружающих?

Гарри вяло кивнул.

– Поверь мне, мальчик, я владею блокологией, и поэтому могу многое чувствовать. Я постоянно общался с твоими родителями. Первая беременность твоей мамы закончилась твоим рождением!

– Это правда?

– Конечно, правда, и ты это чувствуешь, – Дамблдор присел рядом с Гарри в другое кресло.

– Там было написано про развод… – Гарри с трудом проглотил невесть откуда взявшийся комок в горле.

– Неправда! – живо отозвался директор. – Джеймс и Лили очень любили друг друга. Да, они ссорились иногда, но это обязательно происходит в каждой семье, даже в самой идеальной! Это были мелкие недоразумения, притирка характеров… О разводе никто даже не думал. Ни до, ни после твоего рождения, Гарри!

– А про клинику св. Мунго? Это правда, что мама обращалась за помощью к психоаналитику? – Гарри опустил голову.

– Правда, но причина была совсем в другом, – Дамблдор вздохнул. – Лили очень тяжело пережила похищение упивающимися смертью. Сначала она страдала от неизвестности, потому что не помнила, что с ней произошло, и начала предполагать самые страшные вещи. Я вернул ей воспоминания, но твою маму продолжали мучить кошмары от пережитого. Поэтому она и обратилась за помощью к Элис Лавгуд. Кстати, она мама Луны Лавгуд, – Дамблдор осторожно улыбнулся.

– Я знаю, – тихо ответил Гарри.

– Элис была подругой Лили. А о том, что она была известным и лучшим психоаналитиком, газета наврала. У Элис была репутация чудачки, да и методы лечения у этой женщины были очень нестандартными и далеко не всем нравились. Но с Лили она отлично ладила. Беседы с миссис Лавгуд всегда помогали твоей маме.

– Она помогла маме и в этот раз? – спросил Гарри.

– Пыталась, – ответил Дамблдор и внимательно посмотрел на Гарри. – Но я посчитал, что Лили нужно избавить от всех воспоминаний, связанных с тем ужасным событием.

– Это возможно? – Гарри удивленно поднял голову и посмотрел директору в лицо.

– Возможно, хотя и очень трудно. Но я сделал это, Гарри. Потому что очень переживал за Лили.

– Но разве мама не почувствовала, что у неё в памяти… провал или как это назвать?

– Почувствовала, но мне и Джеймсу удалось отвлечь все её внимание на другое событие, – профессор Дамблдор снова осторожно улыбнулся. – Лили была беременна. Я это почувствовал, когда общался с ней после похищения. Поэтому я решил как можно скорее избавить её от страданий и переживаний. Я собрал ее мысли в сите воспоминаний, а затем перенес сюда, – профессор поднялся с кресла и, подойдя к одному из шкафов, некоторое время что-то искал там. Наконец, он вернулся и положил перед Гарри небольшую сферу, похожую на ту, в которой хранилось злополучное пророчество в Отделе Тайн Министерства Магии. За стеклом виднелся серебристый пар.

– Зачем вы это храните? – удивился Гарри.

– Потому что воспоминания нельзя уничтожить. Их можно снова вернуть или передать другому человеку, или хранить, – ответил Дамблдор.

Гарри осторожно взял сферу. Он помнил, что его пророчество было теплым, но это стекло оказалось холодным. Гарри вопросительно посмотрел на директора.

– Потому что твоей матери уже нет в живых, – со вздохом ответил Дамблдор.

Гарри продолжал держать сферу, внимательно вглядываясь в серебристую дымку, клубящуюся за стеклом.

– Не думаю, что тебе нужны эти воспоминания, Гарри, – Дамблдор осторожно забрал у него сферу. – Там много страха и отчаяния, а это не то, что тебе нужно сейчас. После того, как я забрал это у твоей мамы, она больше ничего не помнила о произошедшем и переключилась на другие заботы. Например, она очень радовалась тому, что у неё будет ребенок.

– Значит, точно никакого развода не планировалось? – со вздохом облегчения спросил Гарри.

– Конечно, нет, мой мальчик! – воскликнул профессор Дамблдор. – Джеймс пережил такой ужас, когда обнаружил пропажу Лили. Он очень любил твою маму. А какой он был заботливый, когда она ждала тебя!

На губах Гарри появилась слабая тень улыбки, и тут же исчезла вновь.

– В статье было сказано про… про попытку… – Гарри не договорил.

Дамблдор понимающе вздохнул, и Гарри почувствовал, что он ожидал этого вопроса.

– Это произошло на четвертом курсе… Лили всегда очень нравилась противоположному полу… было в ней что-то притягательное…

Гарри увидел, что Дамблдор ослабил блок, позволяя ему увидеть яркие воспоминания. Четырнадцатилетняя худенькая девочка с темно-рыжими волосами и знакомыми зелеными глазами не была той красавицей, которой Гарри привык видеть маму в своих воспоминаниях, но будущий потенциал уже ощущался.

– Поэтому не было ничего удивительного в том, что на неё заглядывались те парни, которые нравились её подругам и одноклассницам. Это послужило причиной ссоры Лили с её подругой. Но девушки не просто поссорились. Анна начала рассказывать всем друзьям и прежде всего одноклассникам, что Лили говорила о них плохие вещи. У той – кривой и длинный нос, у той – ужасный характер, та – ябеда и подлиза, и это подействовало. И не только на девушек. Даже несколько парней поддались на эту провокацию. В общем, Лили объявили бойкот. Причем, с девушкой не просто не разговаривали, её обижали. С подачи бывшей подруги Анны.

Лили зашла в библиотеку и села за стол. Одноклассницы тут же встали и с презрительным фырканьем отошли. Вечером в гостиной Гриффиндора ученики делали уроки. Лили сидела в стороне. Рядом с ней на диванчике больше никого не было. Записка, прилетевшая к ней в руки, изображала карикатуру на Лили, из глаз которой лились реки слез, а в руке был зажат кусок исписанного пергамента с огромной буквой Т. Лили встала со стула, который был выпачкан красными чернилами. Девушка плелась позади своего класса на урок зельеведения. К ее мантии была приклеена записка «Трахни меня. Можно по голове». Все это промелькнуло в голове Гарри – мыслеобразы Дамблдора.

– Но почему этого никто не прекратил! – воскликнул Гарри. – Куда смотрел мой отец? Неужели он тоже участвовал во всем этом?!

– Разумеется, нет, Гарри, – мягко ответил Дамблдор. – Видишь ли, четырнадцать лет – это такой возраст. Вроде бы и времена первой влюбленности, но мальчишки скорее согласны умереть под пытками, чем сознаться, что им нравится какая-то девушка. Мальчики держатся отдельно, девочки отдельно. И у всех в глазах читается – ох, уж эти девчонки! Ох уж эти мальчишки! Джеймс тогда был больше увлечен квиддичем, дружбой с Сириусом и Ремусом, ну и конечно же шутками-проказами. Я думаю, что он даже не понял, что происходит с Лили. Да и девочка все переносила молча.

– Ну а декан? Староста? Неужели никто ничего не замечал! – снова воскликнул Гарри.

– Увы, – искренне вздохнул Дамблор. – Звучит парадоксально, но ситуация складывалась так, что никто не пожаловался, никто ничего не сказал.

– Но вы же владели блокологией!

– Да, – согласился директор. – Но я не могу ходить и все время прислушиваться ко всем детям. Ты сам знаешь и чувствуешь, что это нереально. Обычно я присматривал за несколькими особо неспокойными или даже неблагополучными детьми. Как у директора, у меня очень много обязанностей и хлопот. Лили относилась к числу примерных учениц. Поэтому я упустил её проблему. Издевательства одноклассниц и некоторых старшеклассниц, безусловно, действовали на Лили. Очевидно, девочка нервничала, переживала. Стала рассеянной и начала съезжать в учебе. Увы, когда хороший ученик начинает получать плохие отметки, некоторые педагоги начинают думать, что он зазнался, перестал стараться, и начинают «справедливо» выставлять заслуженные баллы. А Лили не хотела жаловаться. Думаю, что ты её понимаешь, Гарри… – Дамблдор внимательно посмотрел на своего ученика.

– И вот наступил момент, когда девушка отчаялась…

– Кто её спас? – спросил Гарри, пораженно глядя на Дамблдора.

– Ремус. Видишь ли, из-за того, что он оборотень, у него очень хорошо развито чутье. Он сам признавался, что остро ощутил беспокойство и отчаяние, исходившее от Лили в тот вечер.

Ремус оторвал взгляд от учебника и покосился в сторону сидящей в кресле Лили. Все – её поза, выражение лица и, наконец, бездействие – заставляли Ремуса настораживаться. А своему чутью он привык доверять. Особенно оно обострилось недавно, когда началось интенсивное половое созревание. Ремус подумал о том непонятном конфликте Лили с Анной Миллер, который длился уже Бог знает сколько времени. Он слышал, что несколько девчонок теперь не разговаривают с Эванс. Не поделили каких-то крутых парней-старшекурсников. Дуры-девчонки, что ещё сказать? Разве это проблема? Рем вспомнил, что через четыре дня начнется полнолуние, а от разгулявшихся гормонов помогает только охлаждающее зелье, которое дает мадам Помфри. Знали бы эти дурехи, как стыдно принимать такое лекарство из рук женщины. Да, она школьный врач, но все равно женщина!

Лили встала с кресла и принялась складывать свой портфель. Её пышные волосы были заплетены в косу. Ремус заметил в волосах запутавшуюся жевательную резинку. Нет, ну это точно какая-то сволочь сделала! Каким заклинанием можно убрать эту гадость, если захвачено столько волос?! Разве что у мадам Помфри есть какое-нибудь средство?

– Лили, – окликнул её Ремус.

Девушка удивленно вздрогнула и повернулась к нему.

– Извини, – Ремус почему-то смутился. – У тебя жвачка в косе застряла. Пошутил кто-то неудачно, наверное.

Лили равнодушно пожала плечами.

– Я уже пробовала её вывести, – и продолжила застегивать свой портфель.

Наверное, эта отрешенность и насторожила Люпина. Поэтому, когда все расходились, он только сделал вид, что ушел, на самом деле не спуская с Лили глаз. Смутные опасения подтверждались тем, что Лили явно всех пережидала. Наконец, все ушли. Девушка, посидев ещё немного, достала из портфеля флакон. Затем быстро, едва ли не одним глотком, выпила содержимое.

Ремус почувствовал, что сердце его часто застучало – этого не может быть! Наверное, это лекарство. Но чутье кричало о другом. Ремус бросился к девушке.

– Лили! Ты что выпила?!

Лили испуганно посмотрела на парня. Затем её взгляд начал затуманиваться.

– Ремус… Я не хочу… Я боюсь!

Что бы она ни выпила, нужно вызвать у нее рвоту. Самое главное, чтобы это не оказалось зелье моментального действия. Ремус бегом затащил ее в туалет, по привычке в мужской, хотя сейчас это не имело никакого значения, и вскоре уже помогал умыться дрожащей девушке. Только сейчас он начал кричать на нее:

– Ты что наделала?!

– Я сглупила, – Лили всхлипывала. – Пожалуйста, не говори никому!

– Я не скажу, – пообещал Ремус, – но нужно идти к мадам Помфри! А если яд успел подействовать?

– Это не яд, – ответила Лили, продолжая дрожать. – Это сонное зелье. Если выпить большую дозу, заснешь и не проснешься.

– Ремус пообещал Лили, что никогда никому не расскажет об этом, – продолжил свой рассказ Дамблдор. – Но он думал об этом, потому что был потрясен произошедшим. И я почувствовал эти мысли… Ремус … из-за своей болезни был как раз одним из тех учеников, за которыми я присматривал. Я поговорил с ним и таким образом узнал о том, что произошло с Лили.

– Вы прекратили бойкот? – спросил Гарри.

– Он прекратился сам собой. После того поступка Лили стало по-настоящему все равно, что будет дальше с её изоляцией. А тем временем уже многие стали понимать, кто такая Лили, и кто такая Анна и её подруги.

Гарри потрясенно смотрел перед собой. Дамблдор молча и внимательно смотрел на него.

– Меня волнует вот что, – наконец произнес директор. – Откуда Воландеморту стало известно об этом случае. Ведь Ремус сдержал свое слово. Об этом не знал даже Джеймс.

– Крысеныш пронюхал, – мрачно бросил Гарри. – Из-за своего умения преобразовываться он наверняка много кое-чего подслушивал!

– Возможно, – согласился Дамблдор. – Тогда Джеймсу и его друзьям исполнилось пятнадцать… они вполне могли уже начать преобразовываться. Анимагия была их очень серьёзным увлечением. Это и объясняет, почему Джеймс и Сириус почти ничего не знали про конфликт с Лили.



Выйдя из кабинета директора, Гарри почувствовал, будто его голову сдавили в тисках. Дамблдор посоветовал ему зайти в комнаты, где живет Тонкс, чтобы поговорить с Ремусом.

– Если почувствуешь в себе силы, приходи на уроки, – поднимаясь со своего кресла, посоветовал профессор.

Гарри не хотел идти на уроки. Сама мысль о том, чтобы встретить кого-нибудь из школьников сейчас, казалась ему ужасной. А вот поговорить с Ремусом… Пожалуй.

В комнате, где жила Нимфадора Тонкс, царил творческий беспорядок. То тут, то там виднелись стопки непроверенных рефератов, на которые было наложено заклинание неприкосновенности. Учебники по правилам ведения волшебных дуэлей и защите от темных искусств стояли на полках, лежали на столе и валялись возле кровати. Маленький Сириус добавил в интерьер свои разбросанные игрушки. Под присмотром Ремуса ребенок ползал по расстеленному коврику и внимательно изучал все, что попадалось на его пути.

Гарри встретился с добрым сочувственным взглядом Ремуса и почувствовал, что его накрывает теплая волна благодарности.

Сириус радостно взвизгнул, увидев Гарри. Через минуту, преодолев на четвереньках коврик, малыш требовательно протянул руки. Гарри поднял его.

– Тони разрешила быть нам здесь сколько угодно, – сказал Ремус и, с улыбкой показав на малыша, добавил, – я не блоколог, как ты, Гарри, но по-моему, он требует, чтобы ты покатал его на метле.

Гарри улыбнулся. Головная боль стала уже вполне терпимой.



К обеду Гарри проголодался. Сначала у него возникла мысль, что можно попросить Добби принести ему что-нибудь из кухни, но не прятаться же вечно от всей школы из-за этой дурацкой статьи! Да и Добби… Гарри вспомнил, что с утра видел эльфа крепко спящим под кроватью. Проспался ли этот чокнутый освобожденный из рабства? Но самое главное – Гермиона очень волнуется. И не за Добби, а за него – Гарри!

Гарри осторожно вошел в Общий Зал. Все, кто его замечал, замирал на полуслове и начинал таращиться. Некоторые неловко отводили глаза, но таких было немного. Голова почему-то снова начала болеть.

– Гарри! – Гермиона сделал ему навстречу несколько шагов. Затем, взяв его за руку, подвела к обеденному столу.

– Как ты? – с искренним беспокойством спросил Рон.

Гарри неопределенно повел плечом.

– Если бы про меня очередную гадость написали, я бы, наверное, уже и не расстроился. Но мама…

– Гарри, Дамблдор собирал нас всех и такую речь держал! Я уверена, что его слова произвели впечатление на всех! – воскликнула Гермиона.

– Да, – подхватил Рон. – Он призвал всех не читать этот «Волшебный голос», а ещё сказал, что это все неправда про твоих родителей, что они были очень даже нормальными и добрыми людьми! Что он там ещё говорил, Гермиона? Ну, говори, ты же умеешь чуть ли не дословно!

– Профессор Дамблдор сказал следующее, – важно кивнула Гермиона. – Про каждого человека можно написать такое, что можно только ужаснуться. Пусть каждый из вас представит, что нечто похожее написали про его родителей. Это отвратительно. Тем более по отношению к Гарри, который рано осиротел и знает о своем отце и матери только по рассказам друзей. Я не могу запретить вам читать «Волшебный голос правды», но я прошу вас игнорировать эту газету, выливающую грязь на ни в чем не повинных людей!

– Да, классная речь была. Даже этот хорек, – Рон с отвращением кивнул на слизеринский стол, – заелозил на месте и спрятал свой экземпляр под свою задницу!

– Все будет хорошо, Гарри, – Гермиона заботливо погладила его по плечу. – А сейчас поешь.

Гарри пододвинул к себе тарелку с супом и принялся за еду.



Возле выхода из Зала он заметил Малфоя в обрамлении Кребба, Гойла и Мелисент. Гермиона предупреждающе взяла Гарри за руку.

– О, а вот и наш бедный несчастный Поттер, – протянул Малфой. Его дружки заухмылялись. – Так твоя чокнутость передалась тебе от твоей мамаши? Как все запущено!

– Закрой рот, Малфой! – воскликнула Гермиона, крепче сжимая руку Гарри, чей взгляд стал спокойно-опасным.

– Я бы на твоем месте каждое лето проходил курс лечения у миссис Лунатички, как когда-то твоя грязнокровая мамочка! – поигрывая волшебной палочкой, продолжал издеваться Драко.

– Лучше бы ты молчал, Малфой, – спокойно предложил Гарри, и Гермиона испуганно на него посмотрела. – Иначе я тебе напомню кое-что про твою чистокровную мамочку. Спроси у своего папы, чем она занималась во время сходок его дружков, и после этого посмей мне ещё что-нибудь сказать про мою маму! – голос Гарри сорвался, и он замолчал, с ненавистью и отвращением глядя на Малфоя.

– И в следующем номере «Волшебного голоса» попроси Риту Скитер для разнообразия написать правду про своего отца! Номер выйдет – закачаешься! Придется вводить возрастной ценз! – добавила Гермиона. – Идем, Гарри!

Драко побледнел.

Девушка быстро направилась к двери, а Рон растолкал оторопевших слизеринцев, чтобы удобнее было пройти.
_____________________________________________________________________________________