Бежать некуда.
Эта истина открылась тебе уже давно, вспыхнула на границе сознания и с тех пор множилась,
кружилась в диком танце за опухшими веками, пульсировала в висках. Некуда, некуда.
Всё равно не останавливаешься.
Тело знает, как реагировать на опасность, ему плевать на вопли паникующего разума. Прыжок,
второй, третий. Прыжок, второй, третий. Смотришь только вперёд, выискиваешь в узких
коридорах остатки темноты, но она разорвана в клочья твоими преследователями. Освещённая со
всех сторон, чувствуешь себя преступником в коконе прожекторов. Каждое движение как на
ладони, каждый шаг — оглушающий грохот, каждый выдох помечает твой путь облаками пара.
Уши заткнуты кусочками воска. Одно это кричит о безнадёжности побега. Какая глупость —
лишать себя слуха, но ты просто не могла больше выносить эти шорохи, и стуки, и чмоканье, и
бульканье, и крики, крики, крики. Конечно, последних нечего опасаться, они стихли уже давно.
Вряд ли стены станции ещё когда-либо услышат человеческие голоса — после того, как утихнет
твой.
А пока ты бежишь.
Лавируешь среди вспышек. Их становится всё больше, глаза режет их ядовитая зелень, она
отражается в металле стен, тонет в лужицах на полу (не стоит задумываться об их
происхождении). Словно попала в страну кислотных озёр из древних игр, только аптечки ничем не
помогут, да и оружия у тебя нет. Есть только кровь от прикушенной губы, и пот, обжигающий и без
того болящие глаза, и усталость, которой ты вскоре не сможешь противиться.
И, конечно, горечь капсулы, спрятанной за щекой.
Стараешься о ней не думать; раз за разом касаешься гладкой поверхности языком. Остальные уже
справились, раскусили своё избавление: ты внимательно следила за гаснущими отметками на
радаре, пока твоя точка не осталась последней. Что мешает тебе сдаться прямо сейчас? Несколько
минут агонии — и тебе больше никогда не будет страшно.
Жаль, что тебе слишком хочется жить.
Знаешь, что скоро придётся остановиться. Так странно: они не нападают на бегущих. Пока
двигаешься (сердце грохочет в груди, бьётся так сильно, что кажется — вот-вот разлетится в
щепки), пока переставляешь ноги (на каждой будто по мешку штукатурки, шаг — и разлетаются в
воздухе облака белёсой пыли, мешающей дышать), пока сражаешься (только сил уже совсем нет,
да и нужно ли кому-то твоё сопротивление?..) — ты в безопасности.
Стоит замедлиться, и вспышка зелёного обжигает руку. Позволяешь себе немного повернуть
голову и видишь знакомые контуры внутри мерцающего шара. Ты изучала их большую часть
своей недолгой жизни, днями и ночами следила за тем, как эти похожие на шмелей создания
парили у стен станции, не обращая на вас никакого внимания. Они и друг друга-то словно не
замечали, не издавали ни звука, летали, не прилагая к этому усилий. Облачка тумана,
подхваченные бризом, подвластные его воле.
Ты изучала их так долго и не узнала ровным счётом ничего. Бесполезная, бессмысленная. Почему
их атака стала для тебя сюрпризом? Почему застыла в шоке, когда увидела, как полчища
полыхающих зелёным существ проламывают стены станции и, ни на мгновение не задержавшись,

влетают внутрь? Почему могла лишь хватать ртом воздух, когда твоего помощника окутало
сиянием, и он закричал, предпочтя яд неизвестности?
И почему, чёрт тебя дери, в отличие от него до сих пор противишься чётким инструкциям, надеясь
на чудо?
До корабля слишком далеко, ты не справишься с управлением, а крепкий корпус вряд ли окажется
помехой для твоих преследователей.
Всё равно бежишь.
Вспышка справа, сразу за поворотом, освещает лицо техника, искажённое в агонии. Он лежит на
спине, выпученные глаза смотрят в пустоту и горят отсветами зелёного.
Бежишь дальше.
Из разорванной трубы вырывается ледяной воздух, обжигает лёгкие. Кашляешь, задыхаешься,
спотыкаешься, в последний момент успеваешь схватиться за выступ на стене. Ещё одна истина:
упав, ты уже не сможешь подняться.
А пока бежишь.
Вспышка впереди, позади, сбоку. Их так много, что уже не пытаешься увернуться, просто
механически переставляешь ноги, создавая иллюзию борьбы. Ты видела, что даже медленного
шага достаточно. Как последняя трусиха наблюдала, как твоих друзей одного за другим постигала
одинаковая участь. Надеялась понять, как можно спастись. Поняла: спасения нет.
И теперь бежишь.
От себя, от бессмысленности происходящего, от контракта, где чёрным по белому: «В случае
пленения обязаны...», и от маленькой красной капсулы, прижатой к щеке. Даже не плачешь,
потому что сил нет, и на ужас их тоже не осталось, и вообще ни на что.
Зажмурившись, ты кричишь, что есть мочи, и валишься на пол. Вся жизнь под опущенными
веками, вся скучная, никчёмная, свершившаяся жизнь, и ты цепляешься за неё из последних сил.
Поэтому, когда она вспыхивает в зелёном огне, выплёвываешь капсулу.
Ты всегда стремилась к тому, чтобы твою работу выполняли другие. Так почему со смертью
должно быть иначе?
*
Окутать сиянием, прижать покрепче, так, чтобы растворилась, проникла поглубже, поделилась
частичкой с каждым. Тонкими нитями привязать навсегда новый разум, интересный, живой,
тёплый. В нём — воспоминания и желания, тоска и радость, всё это нужно, важно, давно не
случалось пополниться, вмешать чужой отпечаток в сознание, разделить между всеми и подарить
в ответ ещё больше, чтобы насытилась, захлебнулась счастьем, оценила. Мало кого впускали, но
эти так заманчивы, каждый — в себе, целый мир в одной сущности, никогда такого не встречали.
Все вышли привечать, взволнованные, не видели преград, тянулись к чужакам, чтобы сделать
близкими, и уплывали ни с чем. Вместо роста — пустота, раз за разом, пока не замерли перед
последней надеждой, самой хрупкой, самой неприметной, а вот как вышло — только она и
справилась, достаточно развитая, чтобы не бороться с нестрашным. Обнять покрепче, смешаться
телами, чтобы почувствовала трепетание каждого, чтобы никогда не забыла о поглощающем и
вечном.
Чтобы осталась навсегда.

*
На ледяной пол капают слёзы. Вокруг темнота: зелёного больше нет. Ничего больше нет, только
ты, стук сердца и дыхание.
Ты бежишь.
Стоит остановиться, и вновь растворяешься в множестве. Вливаешься в их течение, паришь в их
бризе, не в силах сопротивляться. В потоке их сознания тебе хорошо и спокойно, в нём миллионы
лет и мириады звёзд, и всё как на ладони — бери и тони, наслаждаясь. Остаться бы навсегда, но
что-то внутри кричит, кричит, кричит.
Тогда ты с трудом возвращаешься к себе, поднимаешься на ноги и бежишь.
Тебе больше не нужна ни еда, ни вода. Вся ты соткана из нервной энергии, стремящейся к покою.
Истерично хохочешь, преследуемая жутким эхом своего веселья.
Вот оно, твоё жестокое чудо.
Постепенно сдаёшься. Здесь ты одинока и слаба, там — часть мощного водоворота, которому не
нужны слова. Время не значит ничего. Иногда скачет галопом, иногда — замирает и тянется
бесконечно.
Ты живёшь в них, они — в тебе, вы переплетаетесь, поглощаете друг друга и отдаёте себя раз за
разом, снова и снова.
Безбрежную радость единения омрачает лишь жажда развития.
И поэтому, когда вы видите в небе корабль, ты радостно вспыхиваешь, бросая зелёные отсветы на
развалины станции.