- И где ты хочешь развеять это, то есть ее, - Джаспер оттянул воротник и откашлялся. Он старался подбирать верные слова, но со мной действительно все было хорошо, учитывая обстоятельства.

Я баюкала маленькую урну на сгибе локтя – интересно, а мама так же носила меня? Теперь настала моя очередь. То, что Джаспер был рядом, неимоверно радовало. Он возил меня в Мидоувью заполнять документы, забрать мамино тело, договориться с похоронным бюро о ее кремации. Мама никогда не строила планы, как будет похоронена, но я не могла представить, что она хотела бы остаться в деревянной ловушке под тяжестью грязи. Ей нужны были солнце, воздух, свобода. Она всю жизнь провела в клетке, и мне не хотелось, чтобы и сейчас на нее что-либо давило. Это меньшее, что я могла ей дать. Я желала, чтобы каждая оставшаяся частичка ее физического тела улетела как можно дальше, пока она не станет лишь частью воздуха.

- Не знаю. Может, у океана?

Вспомнила повторяющиеся фантазии о побеге, как мы спасаемся вместе с мамой, съезжая по первому шоссе к новой жизни.

- Наверно, на побережье Калифорнии, среди гор, скал и грохота волн. Ей бы понравилось.

Крайности природы, красивой, и опасной, и такой живой, что меня пугало, она, казалось, подведет итог маминой жизни. Так и надо.

- Я с тобой, - Джаспер привлек меня ближе, обхватив за талию.
- Конечно, - улыбнулась.

Мамина смерть оказалась неожиданной, но как-то по-странному. Я прошла все стадии горя в неправильном порядке. Первым пришло облегчение, и только через пару дней на меня навалились осознание и скорбь. Но я оплакивала не ее уход – я рыдала над ее жизнью. Она сделала все, смирилась, только чтобы появилась я. Она всегда знала, что я приду. И пока эта мысль грела ее, делала счастливой, я ощущала ужасную вину, что не стала для нее достаточной наградой.

Нет, возразила Мэри Элис. Она теперь всегда была со мной и появлялась всякий раз, как во мне вспыхивала ненависть к себе. Тебя достаточно. Нас достаточно. Она не хотела бы, чтобы ты винила себя.

Кивнула и прислонилась к Джасперу. Он прижал меня к себе, всегда готовый поймать.

- Я люблю тебя, знаешь, да?
- Знаю, - он улыбнулся, игриво потянув губами мою мочку.
- Маленький дерзкий сукин сын, да? – обиделась я, когда он больше ничего не добавил.
- Маленький дерзкий сукин сын, который любит тебя, - исправился он, а я не сдержала усмешки, даже с тяжестью маминого пепла, оттягивающего руки и сердце.

У Джаспера еще не закончились каникулы, а меня еще не ждали на работе, поэтому мы вернулись на дорогу – Джаспер, я и мама – хоть мы и редко были вместе, эти воспоминания стали самыми счастливыми из взрослой жизни. Джаспер вел машину, потому что я не хотела выпускать урну из рук.

- Смотри, мам, - я указала на виды с пассажирской стороны. – Красиво, да? Ты же хочешь взлететь?

У нас не было маршрута, мы просто хотели остановиться где-нибудь в Калифорнии. Я хотела, чтобы мама завершила свою жизнь где-нибудь на солнце. Мы останавливались у антикварных лавок, необычных кафе и минимаркетах при заправке. Мы бездельничали. Мы купили поесть у уличных торговцев, и, вообще, вели себя как в отпуске, хотя цель поездки была совершенно серьезна. Сбылась моя мечта – мама свободна, не считая того, что ее здесь нет, и некому наслаждаться поездкой. Она с тобой, всегда, прошептала Мэри Элис мне в ухо, а я постаралась не заплакать.

- Все хорошо, солнце? – Джаспер заметил слезу, скатившуюся по щеке, когда я повернулась к окну.
- Да. Просто жаль, что мы с мамой так никуда и не съездили.
- Ты старалась изо всех сил для нее. Делала все. И до сих пор все делаешь для нее, каждый день. Ты, кстати, заметила, что солнце следует за нами?
- В смысле? – обернулась к нем, но он не отрывал взгляд от дороги.
- Даже когда пасмурно, машина словно под лучами прожектора. Думаю, она следует за нами.

Прижала бронзовую урну к груди, пока острые углы не врезались в плоть.
- Это ты, мам? – подняла глаза к небу.

Я всегда здесь, сказал кто-то. Мэри Элис? Мама? Отличить не получалось. Хотелось спать, мысли бесцельно блуждали в голове, выстраиваясь в бессмысленную логическую цепочку на пороге сновидений. В половине тебя ее ДНК, сказала сама себе. Может, Мэри Элис была той половиной. В моем сонном состоянии это имело совершенный смысл. Я откинулась на сиденье, ощущая вес урны на этот раз не как бремя, а как ласковые объятия.

- Приехали.
- Куда? – потерла глаза. Было тихо, и казалось странным то, что мы никуда не движемся, что закончилась постоянная тряска из-за старой коробки передач. Все во мне молчало, и я же посчитала, что выскользнула из тела. – Я тут?

Джаспер прижался губами к моему лбу, и я поняла, что никуда не ушла.

- Уже поздно, я устал. И, знаешь, ты иногда мило бормочешь во сне, - он уже открыл мою дверцу и поднял меня на руки так легко, как маленького ребенка.

- Не надо меня нести, - возразила я, зевая. Одной рукой обхватила его за шею, другой держала урну, как ребенок, не желающий потерять маму в толпе.

Он ничего не ответил, только зарылся носом в мои волосы.

- И чем я пахну?
- Элис.

Я мимолетно улыбнулась, прежде чем начать вырываться.

- Нет, действительно. Отпусти. Я и так целый день сидела.

Он осторожно поставил меня на ноги и открыл багажник, чтобы достать сумки. Догадалась, что Джаспер зарегистрировал нас, пока я спала. Мы сразу припарковались перед нашим домиком. В воздухе стоял аромат соли. Он прилипал к коже, тяжелый и влажный, и я точно слышала океан.

- Где мы?

Джаспер уже вставил электронный ключ в дверную щель.

- Калифорния, Элк(2), - сообщил он, открывая дверь бедром.
- Калифорнийский лось? – повторила я. – Здесь живут лоси? Заповедник?
- Нет. Ну, может, здесь и есть лоси, но мы в месте под названием Элк.
- Почему сюда? – снова потерла глаза.
- Так получилось. Тем более я не проезжал мимо городов, с названием Дик-Дик.

Закатила глаза.
- Думаю, мама бы не возражала против отдыха в Элке.
- Ага, - отозвался Джаспер, придерживая для меня дверь после того, как он занес наши сумки.
- Спасибо, что вел целый день, - поблагодарила я. Поставила урну на шаткий столик и поднялась на носочки, чтобы обхватить Джаспера за шею.

Он приподнял меня и крепко обнял.
- Для тебя все, что угодно, ты же знаешь.

Перед глазами встала картина, как мама в своей палате учит его вязать. Сколько часов – нерабочих - он просил, чтобы подарить ей кусочек счастья? Горло перехватило, и я смогла лишь кивнуть, надеясь, что он поймет.

- Давай-ка в кровать, - сказал он, укладывая меня на постель. Он снял мои ботинки, один за другим, и мелено, тщательно раздел. Стянул носки, расстегнул каждую пуговицу на блузке так аккуратно, словно я могла разбиться от неосторожного движения. Не было жажды, хотя в те несколько минут после того, как он снял с меня верхнюю одежду и до того, как почти избавился от моей футболки, я ощутила его взгляд на коже – словно прожектор. Найдется время и для страсти, и для голода, я с удовольствием запрыгну на него, если он продемонстрирует полу-ухмылку, которая сводит меня с ума, но сейчас я понимала, что он хочет показать мне, что я не одна в этом мире, заставить поверить, что есть человек, который присматривает за мной. После долгих лет взрослой жизни, я могла отступить и позволить заботиться о себе.

Джаспер погасил свет, и я услышала шелест упавшей на пол ткани и широкий зевок. Матрас застонал, когда он скользнул ко мне, и я в который раз поразилась, как наши ноги соответствуют друг другу: холодные и гладкие теплым и грубым. Его рука прошлась под рубашкой - опять контраст гладкой, холодной кожи и его теплой, мозолистой ладони.

- Кто поет сегодня? – сонно пробормотала я, но задремала быстрее, чем распознала выбранную Джаспером мелодию.

Сплетенные, мы спали, когда восход наводнил комнату красным и оранжевым, превращая голые стены в нечто волшебное.

- Как в радуге, - удивленно прошептала я. Это для тебя, мам? Или это ты? – Спасибо, таинственные лоси.

По смешку в подушку, я поняла, что Джаспер не спит.

- Хорошо спалось? – поинтересовался он, почесавшись, и лишь ухудшил беспорядок на голове.
- Рядом с тобой – всегда.

На мгновение навалилась вина за этот момент удовлетворения. Я же должна скорбеть о маме. Теперь у меня не было ни одного кровного родственника в этом мире. Ты оплакивала меня, пока я жила, казалось, отозвалась мама через нашу общую ДНК.

- Как думаешь, Элк – то самое место? Мама захотела бы… остаться здесь?

Медленно поднялась, разминая ноги, прежде чем опустить их на пол. Раскрыла дешевые шторы и поразилась открывшимся видом.

- Ох, да, - выдохнула. – Это оно.

Натянула штаны, надела шлепки, и, прижимая руки к груди, выбежала из отеля и бросилась через дорогу увидеть океан. Передо мной стояла будто оживленная картина из Стейнбека(3), природа, не тронутая человеком, никогда не позволяющая забыть, насколько грозной, страшной и мощной она могла быть, насколько достойна уважения.

Улица и перила остались позади, я стояла на травянистой и каменной скале, приводящей к резкому падению в захватывающие, бьющиеся волны. В утреннем свете океан блестел как драгоценный камень. Спокойный ветерок ласкал лицо, а туман, как и вода, резко сталкивался со скалой.

- Тебе там как? – Джаспер стоял в дверях нашего домика в одних джинсах.
- Джаспер, так красиво. Правильное место. И, думаю, сейчас.

Не было никаких машин, и к лучшему: это только наши минуты. Я подозревала, что нужно какое-нибудь разрешение, чтобы развеять человеческий пепел в общественном месте – вероятно, мы поступали незаконно. Но многие причины указывали, что сейчас самое время. Я сомневалась, что вода в другое время дня будет выглядеть столь же прекрасно.

- Хочешь… - Джаспер замолчал, показав рукой за спину.
- Не трудно? Принеси ее, - мне не хотелось отводить взгляд от кружащейся воды, сверкания солнечного света, массы цветов, раскрашивающих небо. Не успела опомниться, как Джаспер уже был рядом, протягивая бронзовую урну. Он даже не надел носки, предпочитая босиком стоять на улице.

- Тебе не холодно? – я беспокоилась.
- Не хочу, что ты – или она – упустили этот свет, - он пожал плечами. Вручил прах мамы. – Ты точно готова?

Чувствуя странное спокойствие и сосредоточенность, кивнула, принимая урну. Я радовалась, что его руки тоже касались емкости; мы оба несли в руках место ее последнего упокоения.

Джаспер помог мне открыть крышку, но я чуть не уронила урну со скалы. Вероятно, похоронное бюро и крематорий не хотели, чтобы пепел случайно рассыпался. Вероятно, это плохо сказалось бы на бизнесе или было нарушением кодексов здоровья.

- Сейчас? – спросил он. Открытая урна надежно устроилась у меня в руках.
- Надо что-нибудь сказать, - прошептала я. Неожиданно испугалась отпускать ее – ведь это последняя частичка мамы, которую я держу. Большая ее часть исчезла или умерла уже давно, и теперь эта горстка пепла – все, что от нее осталось. Может, глупо рассеивать ее по ветру?

Нет, эгоистично – держать ее в ловушке. Замерла, не в силах развеять пепел, простившись с последней осязаемой ее частью. Ведь тогда у меня останутся только воспоминания. Может, ее существование покажется сном. Кто вспомнит, что была такая – Мэри Луиза Брендон? Сейчас она существовала только в моих мыслях. Может, ее вообще никогда не было.

Именно тогда Джаспер откашлялся:
- Мисс Брендон, каждый взгляд на вас побуждал меня становиться лучше и лучше. Я никогда не стану прежним, потому что вы были частью моей жизни, потому что вы подарили мне часть себя еще до того, как я нашел ваше величайшее сокровище, - Джаспер сжал мне плечо.

- Хорошо, - его слова заменили мои. – Мам, мамочка, любимая моя, ты заменяла мне целый мир, ну и, думаю, я тебе тоже. Я постараюсь, чтобы ты мной гордилась. Ты будешь жить в моем сердце, внутри Мэри Элис, поэтому ты навсегда останешься со мной.

- И во мне она живет, - Джаспер склонил голову, вероятно, пытаясь не плакать.

Приготовилась опрокинуть урну, но что-то удержало в последнее мгновение. Без возврата. Замерла, нерешительная, испуганная, боящаяся, что память слишком привязана к материальным объектам.

- Помоги мне? – попросила Джаспер. Я бы точно потеряла самообладание, не успев освободить ее.

Он положил руки на мои на урне и долгим взглядом заглянул в глаза:
- Точно готова?
- Нет. Без разницы, так правильно. Это единственный способ все закончить.
- На счет три? – предложил он.
- Один, два, пять.
- Три, сэр, - поправил он.
- Три, - послушно повторила. Наверняка, мама так бы и хотела освободиться: с любовью и шутками Монти Пайтона(4) при прекрасном утреннем свете. Пепел взвился воздух, спирально опускаясь к воде, как огромные песочные часы, напоминание, что, как бы мы не пытались, время не остановить.

Сердце спело «Прощай» маминому пеплу, пока он летел по ветру.

- Ты дома, мам.

Когда урна опустела, Джаспер убрал руки.
- Ты как? – он нежно провел пальцами по моей щеке.

Кивнула, не желая говорить. Заметила яркий луч, подкрадывающийся ко мне, отражающийся от полированного металла. Руки и пальцы, сжимающие последнее пристанище мамы, были как у нее. Почему я не замечала этого раньше?

Села на землю, еще сохранившую холод ночи, поставила урну и стала рассматривать руки отливающие то красным, то оранжевым на свету.

- Лети, мам, - сцепила пальцы бабочкой, позволяя солнцу бросить тень на колени. – Ты свободна. Будь частью мира, коснись всех уголков Земли, не позволяй никому указывать тебе, кем быть. В том числе и мне.

Джаспер дал мне минуту, прежде чем поднять за руку с земли. Мы стояли плечом к плечу, смотря на пенящиеся волны. Разглядеть частички пепла не получалось – их уже поглотила энергия вселенной.

- Что сейчас? – поинтересовался Джаспер; до этого мы прислушивались к дыханию друг друга.
- Сейчас? Ну… - нахмурилась, размышляя, - остаток наших жизней.

Мир наклонился, когда я уместила голову на плече Джаспера; мы слушали ветер, прибой, наши сердцебиения, пока солнце поднималось все выше в небо. Как надежда.

(1) Girlyman – американская фолк-рок группа.
(2) Элк – город в штате Калифорния. Также переводится как «лось».
(3) Джон Стейнбек - американский прозаик, автор многих известных всему миру романов и повестей: «Гроздья гнева», «К востоку от Эдема», «О мышах и людях» и др.; лауреат Нобелевской премии по литературе.
(4) Монти Пайтон - комик-группа из Великобритании, состоявшая из шести человек.

---

Я считаю эту главу самой светлой и спокойной во всем фике. А вам как кажется?
P.S. Следующая глава последняя!