ГЛАВА 53

Я хотела его ненавидеть, но, как ни пыталась заставить своё сердце воспылать к мальчишке ненавистью, натыкалась лишь на боль от обиды. Трудно ненавидеть, когда ты влюблена. Трудно удержаться на плаву, когда легче всего сдаться, поддаться отчаянию. Я много думала в последнее время, рассуждала. Раньше в этом не было необходимости, когда я могла просто разорвать свою жертву, получив от неё желаемое. Эдвард был бы рад, если бы я сделала с ним то же самое. Он не знал, что уже давно перестал быть жертвой в моих глазах. Моё истерзанное, незаслуженное счастье. Моя несбыточная мечта, моя надежда на искупление. Быть может, я разучилась любить, раз он не понял, не почувствовал, не увидел? Может, я не смогла показать, как сильно он мне нужен? Быть может, я в чём-то ошиблась, просчиталась?

Видит бог, я не хотела возвращаться. Я до смерти устала от навязчивой заботы и опеки родственников. Я устала вести бесполезную борьбу со своей сущностью, с жаждой, с похотью. Ему это на хрен не нужно. Ему вообще ничего от меня не нужно. Я могла бы сказать ему те самые заветные слова, которые я так боялась произнести. А теперь поняла, что и в них не было никакого смысла. Моя любовь в его понимании - это моя жажда. Он мечтал только о том, чтобы я вспорола ему вену. Но мы не виноваты в том, кем являемся. Жизнь, сложившаяся по-разному для нас обоих, сделала нас такими. Судьба продолжала над нами насмехаться. Возможно, впервые мы получили возможность полюбить, испытать самое светлое чувство, но вот ирония... мы оба оказались неспособны на это. Моя любовь его убивала, а его любовь как раз об этом и просила.

Всего лишь двух дней мне хватило, чтобы насытиться. Но рана в груди, с холодной жестокостью нанесённая Эдвардом, так и не зажила. Следующие четыре дня я бесцельно слонялась по лесу, жалея себя и проклиная судьбу. Сломленная и безутешная. А потом раздался телефонный звонок, на который я без раздумий ответила.

Пока он будет ждать, я буду возвращаться к нему.

Я честно пыталась сдержать помимо воли расползающуюся по лицу глупую улыбку. Расчётливо выстроенная мною стена холодности и безразличия рушилась по крупицам, пока я поднималась по лестнице. Вся моя комната была усыпана белым. В глазах зарябило. Тюльпаны, розы, лилии, маргаритки... белые как снег. Покрывало из лепестков на полу, комоде, кровати, сияющих блеском новых стеллажах. Словно крылышки бабочки, невесомые, нежные и... тёплые. Согретые его сердцем. Свежий аромат весны щекотал ноздри, пробуждая давно забытое... Родные и такие любимые руки, ловко скручивающие один букетик за другим. Женщина в белом передничке за небольшим деревянным столом, на котором мерцает свеча. А вокруг десятки корзиночек, доверху наполненных цветами. Я знала, что с рассветом она пойдёт в город, аккуратно разместив на тележке приготовленные для продажи букетики. А я, босоногая и счастливая, держа в руке завернутую в тряпицу только испечённую булочку, пойду вместе с ней. А когда мы поедем обратно, я буду сидеть на уже пустой тележке, и кожу ног будут приятно холодить сотни маленьких лепесточков, покрывающих дно тележки. Мама...

Покачнувшись, я прикрыла глаза дрожащей рукой. Чувствуя, что ноги не держат меня, я устало опустилась на диван, а в воздухе продолжал витать цветочный аромат, пробуждая всё новые воспоминания. Запах воска свечи, выпечки и запачканного пыльцой материнского передника.

- Белла... - встревоженный и полный боли голос Эдварда прервал мои воспоминания.

Всё это время он, не шевелясь, сидел на кровати среди россыпи из лепестков и неотрывно наблюдал за моими передвижениями по комнате, боясь даже шорохом нарушить мой поистине детский восторг. Нервно покусывая губы и с беспокойством вглядываясь в моё лицо, на котором буквально в течение нескольких секунд восхищение сменилось чёрной тоской.

- Я огорчил тебя, Белла? - чуть слышно спросил он, рассеянно оглядываясь по сторонам и не понимая, что же стало причиной столь резкой смены моего настроения.

Я едва нашла в себе силы подняться и подойти к нему. Его глаза светились искренней заботой и сопереживанием. Любовью? Хм... уже и не знаю. А была ли любовь? Могла ли я верить ему после того как он поступил со мной, после всех его игр?

Моргнув пару раз, он обречённо опустил голову и, напряжённо сопя, принялся растирать больное колено. Он всегда так делал, когда нервничал.

- Знаешь, Эдвард, бывают ситуации, когда цветов не достаточно, чтобы простить, - надломлено проговорила я с тяжким вздохом.

Его голова тут же взметнулась вверх, и я увидела глаза с гаснувшей в них надеждой. Я изо всех сил сдерживала порыв прикоснуться губами к маленькому шрамику на его брови. Но тело как обычно мне не подчинилось, и пальцы уже ласкали щёку, нежно обводя края уже сошедшего отёка. Я ведь могла и убить... Подняв глаза к потолку и зажмурившись, я сделала глубокий вздох и, несильно оттолкнув Эдварда от себя, поспешила запереться в ванной.

Я слышала, как он тяжело дышал, там, за дверью. Как отчаянно колотилось его сердце. Слышала, как скрипнула кровать, когда он встал. Медленные, уставшие шаги и шуршание пакета, в который он собирал лепестки. Я слышала, как его слёзы капают на пол. Стиснув зубы, я рывком поднялась с кресла и вышла к нему. Он тут же повернулся ко мне спиной, стыдливо вытирая глаза и продолжив собирать цветы.

- Эдвард, - негромко позвала я, - нам нужно поговорить... - я запнулась, не зная с чего начать, а он посмотрел на меня исподлобья, мгновенно насторожившись и затаив дыхание, - эм... я думаю, что больше не должна жить с тобой в одной комнате, - одним духом выпалила я, сверля спину Эдварда глазами.

Пакет выпал из его руки и, обессиленно опустившись на колени, он развернулся ко мне. В расширившихся от ужаса глазах застыли слёзы. Боль, шок, потрясение... Всё смешалось на его лице.

- Т-ты больше н-не хочешь м-меня? - заикаясь, выдавил он, стремительно бледнея. - Совсем? Хочешь, чтобы я уш-шёл, но к-куда?

Я видела, как задрожали его руки, и опустилась перед ним на корточки, стараясь казаться непоколебимой в своём решении.

- Не говори глупости, - безразлично отрезала я, - я буду жить в гостиной. Эдвард, это неправильно, что... мы живём в одной комнате... спим в одной постели. У тебя должно быть личное пространство, свой уголок, - я пыталась говорить как можно более спокойней, изобразив на лице подобие улыбки, но по глазам Эдварда видела, что он меня совершенно не понимал, да и слушать не желал моих объяснений. Более того, я чувствовала его подступающую панику.

- Что значил л-личное? - растерянно выдавил он, хлопая глазами. - Но... я ведь твой? Твой? Всё моё - твоё, Белла.

- Чёрт, ты не мой! - яростно взревела я, рассерженная его непроходимой тупостью, и он в страхе отшатнулся. - Ты свободный чело...

- Это неправда! - надрывно выкрикнул он, перебивая меня. - Я всё равно другой для тебя... плохой, - на выдохе пробормотал он, уже не стесняясь капающих из глаз слёз и размазывая их по лицу, - думаешь, я ничего не замечаю? Я чувствую, что ты отдаляешься от меня, и я не знаю, как удержать тебя. Всё, что я ни сделаю, всё не так, всё плохо, - всхлипывал он надрывно, уткнувшись лбом в мои дрожащие колени, - всё, что мне нужно, всё, о чём я мечтаю... это быть твоим, Белла, принадлежать тебе. Я больше ничего не знаю, не умею, - спазмы боли и горечи за его истерзанную душу сдавили мою грудь, и я дёрнулась, но Эдвард не позволил мне отстраниться. - Если тебе так противна даже мысль о моей крови, то... значит, так тому и быть, на всё твоя воля. Только позволь мне остаться твоим, Белла! Пока ты есть у меня, пока я твой... я буду жить. Неужели я настолько плох для тебя, что ты сбегаешь от меня ночами как от проклятого? Ты никогда не возьмёшь меня за руку при всех, не обнимешь, не поцелуешь. Когда мы одни, ты совсем другая, и я чувствую себя другим. Ты стесняешься меня, быть моей, со мной, ведь так?

- Эдвард! - мой голос дрогнул от шока и потрясения, и я отскочила от него в сторону. - Что за бред ты несёшь? Я вовсе не стесняюсь тебя, я просто... - я запнулась и провела рукой по волосам, подбирая слова, но мозг отказывался работать, - ...я... я стараюсь всё сделать правильно, хоть раз, а ты мне совсем не помогаешь!

Я хотела подготовить его к предстоящему усыновлению, но поняла, что у меня ни хрена не получилось. На каждый мой аргумент у него находилось десять своих, звучащих один глупее и несуразнее другого. Его психика была безнадёжно испорчена Вольтеррой и всё, что я могла для него сделать в данной ситуации, это пустить всё на самотёк, позволить ему контролировать, принимать те решения, которые именно он считал правильными, поощрять... смотреть на мир его глазами, любить его любовью.

- Ты хочешь бросить меня? - хрипло спросил он и, шатаясь, поднялся на ноги.

- Нет, малыш, конечно, нет, - обречённо пробормотала я, - я просто думала, что будет лучше, если я буду жить в гостиной. Чёрт, я совсем тебя не понимаю, парень, - хмуро пробормотала я, глядя в его искажённые страхом глаза, - тебе неприятно, что я считаю тебя другим, но в то же время до безумия хочешь принадлежать мне и я... я запуталась с тобой! Ты хоть сам-то понимаешь, чего же в действительности хочешь?

Его сердечко заколотилось так часто, что я испугалась, что оно может не выдержать. Но лицо Эдварда было сосредоточенным, и он явно пытался осмыслить мои слова и разобраться в себе.

- Понимаю, - наконец кивнул он уверенно и со вздохом сделал шаг в мою сторону, - ты будешь моей девушкой, Белла?

Очевидно, на моём лице отразился полнейший шок, потому что Эдвард вдруг испуганно замер на месте, не решаясь подойти ближе. Я могла ожидать от него чего угодно, но только не этого предложения. Я видела на его лице растерянность и мучительное ожидание, сомнение в правильности произнесённых слов. Он выглядел совершенно сбитым с толку и взволнованным моим затянувшимся молчанием.

- Это действительно то, чего ты хочешь? - ошарашенно спросила я, всё ещё не отойдя от потрясения. – Ты, правда, этого хочешь? Быть со мной, быть моим парнем?

Его взгляд буквально на секунду встретился с моим и тут же нервно заметался по комнате. Он сделал неуверенный шажок назад и вздрогнул, соприкоснувшись спиной со стеной. Сомневающийся и испуганный.

- Я н-не... не знаю, - слабо выдохнул он, стирая выступивший на лбу пот, - Господи, Белла, п-прости меня... - бледнея и хватая ртом воздух, залепетал он, пятясь к двери, - я н-не должен был... прости!

Вероятно, шок на моём лице был красноречивее всяких слов, и Эдвард воспринял мою реакцию как омерзение, отвращение. Конечно, он не знал, не был уверен, сомневался. Грёбаный придурок Эммет! Что он наплёл ему? Ведь и дураку понятно, что предложение Эдварда было спонтанным, необдуманным. Он пытался удержать меня любым, доступным ему способом, и брякнул первое, что пришло в голову.

- Разве ты не хочешь узнать мой ответ, Эдвард? - тихо спросила я, не подходя к нему.

Он поднял голову, и я увидела мучительное выражение на его лице. Возможно, он уже пожалел о своих словах, а возможно был напуган тем, что за этим последует. А может и то, и другое вместе, но я знала, что если не помогу ему справиться с сомнениями, если откажу, другого шанса для нас может и не быть.

- Я бы очень хотела попробовать, - ободряюще улыбнулась я и, не спеша подойдя к нему, робко коснулась сжатой в кулак руки.

- Правда? - недоверчиво спросил он, глядя как уже привычно переплетаются наши пальцы. - Разве ты хочешь быть девушкой такого как я?

- Какого «такого»? - снова улыбнулась я, закатывая глаза. - Смелого и сильного, нежного и заботливого, терпеливого и прощающего, единственного человека, вытянувшего меня из тьмы. Человека, который всегда ждёт моего возвращения, который выслушает и поймёт несмотря ни на что. И к тому же чертовски сексуального и желанного! Неужели ты думаешь, что я упущу такого парня?

Потрясение на его лице стоило каждой моей нервной клетки. И хвала небесам, что он не нашёлся, что возразить, потому что сил на споры уже не осталось.

- У меня никогда раньше не было девушки, - сморгнув выступившие слёзы, выдохнул, наконец, Эдвард, - нуу... в том смысле, что... я не знаю, что должен делать... что-то особенное? Ты научишь меня?

Сделав глубокий вздох, он обессиленно опустился на диван, обеспокоенно поглядывая на меня из-под насупленных бровей.

- Послушай, Эдвард, - я осторожно присела рядом с ним, накрыв ладонью больное колено, и он инстинктивно съёжился, - не знаю, что там наговорил тебе Эммет, и что именно отложилось в твоей голове, но эти отношения будут новыми для нас обоих, и я тоже боюсь, - его удивлённый взгляд встретился с моим, - всё для нас будет особенным. Делай то, что подсказывает тебе сердце, прислушивайся к нему. Ведь оно у нас одно на двоих, - я ласково улыбнулась ему, нежно поведя пальцами по колену.

Шутливо потрепав его по голове, я встала, намереваясь пойти в душ. Одежда провоняла шерстью, кровью и лесом и мне не терпелось поскорее смыть с себя всю грязь.

- Пожалуйста, позволь мне прислуживать тебе в душе... ну, то есть, я имел ввиду помочь, - краснея, пробормотал Эдвард, поднимаясь на ноги вслед за мной, словно боясь потерять меня даже на секунду, - обещаю, я не сделаю ничего плохого. Я мог бы подавать тебе полотенца или...

- Ты делал это раньше? - сглотнув яд, грубо перебила я, чувствуя, как глаза стремительно заволакивает пеленой гнева и ярости. - Ты прислуживал своей Госпоже в ванной? - сжав кулаки, я вперила взгляд в перекошенное страхом лицо Эдварда.

- Н-нет, что ты, Белла! - изумлённо воскликнул он, делая шаг назад. - Я только хотел помочь, быть нужным тебе, - сбивчиво бормотал он, продолжая пятиться, - я никогда н-не... прости... я мог бы держать для тебя полотенце и...

- Чёрт, извини меня, Эдвард, - выругалась я, расстроенная тем, что беспричинно напугала его, - прости, что я вспылила. Когда я думаю о тебе и других женщинах...

- Я знаю, что ты всегда будешь презирать меня за них, - облизнув пересохшие губы, пробормотал он, боясь посмотреть мне в глаза.

- Я презираю себя, Эдвард, за то, что заставляю чувствовать тебя так, - удручённо вздохнула я, взяв его тёплую, мягкую руку, - пойдёшь со мной? - я кивнула в сторону ванной. - Только ты...

- Я знаю, - мягко улыбнулся он, понимая моё волнение, - я буду очень аккуратен с тобой, - хриплым шёпотом добавил он мне на ухо, вызывая дрожь в коленях.

Ленивыми движениями я снимала с себя одежду, бросая её на пол. С блуждающей на лице довольной улыбкой, Эдвард собирал её, каждый раз будто нарочно задевая пальцами мои голые ступни и вызывая у меня томный вздох. Он настроил для меня тёплый душ, как я и просила, и теперь доставал с полки полотенца, складывая их стопочкой на столе.

- Подожди, - еле слышно прошептал он, остановив меня уже у самой кабинки.

Я боялась, что моё мёртвое сердце выскочит из груди, когда услышала его медленные приближающиеся шаги за спиной. Возбуждённое, прерывистое дыхание обожгло мой затылок, а через секунду я почувствовала лёгкое прикосновение его пальцев к позвоночнику. Я замерла, парализованная током, терзаясь в сомнениях. У меня даже в мыслях не было раздеться полностью. Я осталась в одном нижнем белье, но даже так я не могла без смущения посмотреть в его глаза, горящие немым восторгом. Эдвард уже видел меня без одежды, но тогда тот момент не был для нас таким интимным как сейчас. Он застыл в ожидании возражений с моей стороны, довольствуясь лишь лёгкими поглаживаниями моих лопаток. Могла ли я возразить, когда мои ноги вдруг резко ослабели, а из груди вырвался слабый блаженный стон? В конце концов, он же теперь мой парень и... и он обещал быть аккуратным. В следующую секунду я с изумлением ощутила, как застёжка моего лифчика оказалась расстёгнутой, а бретельки поползли по плечам вниз, освобождая руки. Я даже не успела удивиться тому, как ловко ему удался этот манёвр. С пуговицей джинс у него не получалось так быстро. Его руки без тени дрожи пропутешествовали по моим бокам, остановившись на резинке трусиков.

- Не рычи, - тлеющим голосом попросил он, - я осторожно.

Я даже не успела издать жалобный всхлип, когда вдруг Эдвард, оставив быстрый поцелуй на моём плече, опустился на колени, спуская по моим бёдрам последний кусочек ткани, остававшийся на теле.

- Подними ногу, пожалуйста, - его кисть словно кольцо наручников сомкнулась вокруг моей лодыжки, пока он помогал мне выйти из трусиков.

Я не могла найти в себе сил встретиться с ним взглядом, но знала, что он неотрывно смотрит на меня сейчас. А я чувствовала себя перед ним так неловко и беззащитно, что не могла сдвинуться с места. Осторожно вдыхая через нос, я чувствовала, как сильно он возбуждён и взволнован, и благодарила бога за то, что его обоняние развито не так остро как моё. Иначе давно бы уже умерла со стыда, узнай он, какой влажной я становилась от одних только его взглядов.

- Ты у меня самая красивая, - выдохнул он, проведя носом по моему виску и вызвав новый прилив влаги между ног.

С глухим рыком я метнулась в кабинку, пытаясь прийти в чувство под струями горячей воды, но взгляд Эдварда не позволял мне расслабиться. Я яростно тёрла губкой ставшую слишком чувствительной от перевозбуждения кожу, но даже шум льющейся воды не помешал мне услышать шорох снимаемой одежды.

- Ты... ты обещал, Эдвард, обещал, - сквозь зубы прорычала я, вжимаясь в самый угол кабинки.

- Я обещал, что буду аккуратен, - заметил Эдвард, подойдя ко мне вплотную, - не бойся. Можно? - спросил он, стоя за моей спиной и протягивая сбоку правую руку.

Я нерешительно вложила в неё губку.

- Дай мне свою руку.

- Ты сдурел? - гневно зашипела я, увидев с другой стороны его протянутую левую руку. - Я же тебе все кости раздроблю!

Я оказалась в плену между его рук, прижатая к стене его широкой грудью. Всего лишь шаг назад и я могла бы опереться о него спиной и почувствовать уже не только его грудь.

- Как же я могу поверить в себя, если и ты в себя не веришь? - расстроенно спросил он, не убирая руки. - Почему ты так боишься простого прикосновения?

- Насколько простым будет твоё прикосновение? - хрипло спросила я, полуобернувшись к нему и встречая его полный нежности взгляд.

- Настолько, насколько ты мне позволишь, Белла, - улыбнулся он, ласково переплетая свои пальцы с моими.

- Только не торопись, малыш, хорошо? - уступая, взмолилась я, всё ещё не уверенная, что смогу себя контролировать.

Но Эдвард верил, и сейчас я могла рассчитывать только на его веру.

Моя рука продолжала мирно покоиться в его, пока Эдвард осторожно водил губкой, по моим плечам, спине, перемещаясь на бока и живот. Прислушиваясь к каждому моему стону, хрипу, рычанию, он нежным, любовным шёпотом успокаивал нас обоих. Помогал мне приспособиться к его близости. Ни разу, ни одним даже самым тихим звуком он не выдал свою боль. Но по сбивчивому дыханию, учащению сердцебиения, я понимала, что слишком сильно сжимаю его руку и мгновенно ослабляла хватку, услышав в ответ вздох облегчения. Мы только учились быть вместе, понимать друг друга с полуслова, с полувздоха.

Неожиданно он словно куклу, быстрым, уверенным движением развернул меня к себе и всё, что я успела за этот миг, это зажмуриться с тихим шокированным стоном. Что угодно, только не видеть его горящих развратом глаз, взгляда, нагло задержавшегося на моих болезненно твёрдых сосках. Всё, что я могла себе позволить в моём полуобморочном состоянии, это слушать его тяжёлое дыхание, представлять, как его голодный взгляд блуждает по моему жаждущему телу. Мои руки вдруг оказались на его скользких, влажных плечах, чтобы я хоть как-то могла устоять на ногах, когда я будто в бреду поняла, что он опустился передо мной на колени. Сквозь зубы вырвалось уже не контролируемое рычание, ничуть не испугавшее его, не оттолкнувшее. Я чувствовала его жаркое как пламя дыхание на своих коленях, бёдрах... Ноги отказывали мне, низ живота свело сладостной судорогой, губка продолжала нежно порхать по телу, а я мечтала, чтобы на её месте оказались его руки. На груди, боках, животе, ниже, ещё ниже...

- Прекрати! - яростно взревела я, одёргивая руки с его плеч.

Дёсны распухли от бесполезного выделяющегося яда, горло саднило нестерпимым огнём, пальцы разжимались и сжимались в кулаки. Боже, я была так близка. Потеряться в испытываемых эмоциях, забыться, отдаться власти его рук и получить долгожданную разрядку. Я едва не забыла, как хрупок мой мальчик, чьи сдержанные ласки едва не довели меня до умопомрачения, до недопустимого беспамятства. Я должна была помнить о предостережении Лесли. Моё удовольствие станет его смертью. Секундная расслабленность, не устоять перед собственной похотью и зверь вырвется на свободу.

- Пожалуйста, Эдвард, не надо больше, - жалобно взмолилась я, разомкнув, наконец, глаза и со всей оставшейся нежностью опустив руки на его голову.

- Я уже закончил, - сглотнув, прошептал он и, оставив быстрый поцелуй на моей коленке, поднялся на ноги.

Он выключил воду и, исчезнув на несколько секунд, появился с большим мягким полотенцем, аккуратно обернув меня им и подхватывая на руки.

- Не боишься меня избаловать? - с блаженной улыбкой выдохнула я ему в шею, прижимаясь к такой тёплой и такой родной груди.

- Ты и так сильнее меня, Белла, - проворчал он, занося меня в комнату, - могу я хотя бы носить свою девушку на руках?

Я не уставала поражаться его любовной нежности и вниманию, проявляемого ко мне. Этому вряд ли учили в Вольтерре. Несмотря на всю боль, ужасы и страдания, через которые его заставили пройти, Вольтури так и не смогли искоренить в его сердце любовь и доброту, заботу и ласку, искренность и бескорыстие. Человека можно научить покорности и раболепию, но любить - никогда! С каким преданным восхищением Эдвард открывал передо мной двери, отодвигал стул за столом на кухне, подносил мне на подносе кровь. Всегда с тёплой, жизнерадостной улыбкой и поклоном. Улыбки появились не так уж и давно, сменив страх и волнение. Он часто преклонялся передо мной, и мне никак не удавалось отучить его от этой постыдной рабской привычки. Он отдавал мне себя без остатка, надеясь получить взамен лишь снисхождение к себе.

Бережно облачив меня в лёгкий халатик, он, усевшись за моей спиной на кровати среди ещё не собранных лепестков, долго и кропотливо, напряжённо сопя, расчёсывал мои волосы, лаская тёплым дыханием затылок и шею. Было так необычно и вместе с тем так трогательно и волнующе чувствовать себя слабой девушкой в заботливых руках любимого мужчины. А Эдвард, несомненно, им являлся. Моим мужчиной. Незаметно и ненавязчиво он стал неотъемлемой частью моей жизни. Я так быстро привыкла к тому, что он всегда рядом, всегда ждёт, обнимет, поцелует. Без страха примет на себя мой зачастую совсем необоснованный гнев. Он понимал меня тогда, когда я сама, казалось уже, теряла себя безвозвратно. Я иногда задумывалась, тогда, в те первые наши дни с Калленами, когда моя безудержная ярость пугала всех вокруг... вздыхал ли Эдвард с облегчением, когда я после очередной порции зверств и оскорблений уходила на охоту? Нет... я помню, что видела, когда возвращалась. Его глаза светились счастьем и непонятной мне радостью, и иногда казалось, что он вот-вот бросится в мои объятия. Он любил, несмотря ни на что.

- Ты куда? - недовольно пробурчала я, когда Эдвард отстранился и, положив расчёску на комод, потопал в ванную.

- Я ээ... сейчас, - уклончиво пробормотал он, почему-то краснея, и скрылся за дверью.

Услышав, как зашумела вода в душе, я расслабленно откинулась на подушку, дожидаясь Эдварда. Тело приятно покалывало, и я была горда тем, что смогла утихомирить свои разбушевавшиеся гормоны. Усилием воли мне удалось отодвинуть жажду на второй план. За последние несколько месяцев мой организм более или менее приноровился к расшатывающему психику голоду. Вновь принятая диета уже не казалась такой глупой и бесполезной. Она дала мне возможность вернуться в семью. Она помогает мне научиться любить. Всё ещё находясь в крайне возбуждённом состоянии и испытывая необходимость унять тянущую боль внизу живота, я нетерпеливо постукивала ногой по кровати, уже скучая по теплу Эдварда. Я уже смирилась с тем, что вряд ли могу рассчитывать на собственное удовлетворение от близости с ним. О каком контроле может идти речь, если его руки, губы лишали меня рассудка. В его объятиях я забывала, кто я есть. Что ж, если и так, то я буду довольствоваться тем, что у меня есть. Тем, что намного важнее жажды и похоти. У меня есть его любовь.

- Эдвард, что ты... - изумлённый возглас застрял у меня в горле, когда он, наконец, вышел из ванной.

С посиневшими губами, судорожно обхватывая себя руками, он буквально дрожал от холода.

- Твою мать, неужели я должна контролировать каждый твой шаг? - раздражённо ворчала я, подталкивая его к кровати. - Решил последние мозги себе отморозить?

Температура его тела была практически такая же, как и моя. Он силился что-то сказать, но из груди вырывались лишь гулкие хрипы. Я была не таким уж большим знатоком человеческой анатомии, но полным профаном меня тоже нельзя было назвать. Я должна была быть более внимательной к нему, а не как последняя эгоистка думать только о собственном удовлетворении. Честно говоря, я никогда даже не задумывалась о том, как Эдвард снимает сексуальное напряжение. Но в том возбуждённом состоянии, в котором он зачастую находился наедине со мной... Конечно, ему понадобился душ. Где же ещё ему было уединиться?

- Б-белла, я н-не... - заикаясь, промямлил он, встречаясь со мной взглядом и понимая, что я догадалась о причине его времяпровождения в душе.

- Завтра поговорим, - разозлённо отмахнулась я, доставая из шкафа тёплую пижаму для него, - одевайся, живо!

Не обращая внимания на его, ставший не понятно от чего виноватым взгляд, я пулей метнулась на кухню, где заботливая мама уже разогревала для Эдварда молоко.

- Хай, Беллз! - поздоровался вальяжно развалившийся на стуле Эммет. - Вижу, твоему парню удалось вымолить прощение?

Раздался заливистый смех Розали и, к моему раздражению, Эсми. Состроив дружелюбную улыбку, я взяла из рук смеющейся матери стакан и, прихватив кусок яблочного пирога, направилась обратно, игнорируя их глупые насмешки.

- Ради бога, Элис! - взмолилась я, отталкивая с пути рассерженную сестру. - Оставь нас в покое хотя бы до завтра, тогда и поговорим о вечеринке.

Уже не в первый раз мою голову посетила мысль переехать с Эдвардом куда-нибудь подальше от этой семейки.

Эдвард жадно прихлёбывал тёплое молоко, иногда откусывая от пирога небольшой кусочек.

- Ты перенёс воспаление лёгких. Не делай так больше, ладно? - попросила я, встречаясь с его затравленным взглядом. - Я знаю, чувствую, что ты напуган сейчас и я совершенно не понимаю, почему. Но могу тебя заверить, что для твоих страхов нет никаких оснований. Ты можешь рассказать мне обо всём, что тебя беспокоит и стоять под ледяным душем вовсе необязательно.

В его глазах промелькнула тень удивления и он, всё ещё дрожащий и настороженный, улёгся под одеяло, предварительно откинув для меня краешек.