Название: Вкус крови на губах
Автор: -
Рейтинг: RG-15
Пейринг: упоминается Белла/Эдвард
Жанр: dark, легкий agnst
Саммари: Я ничего не помню, пап. Одна темнота… и только сладострастный вкус крови на губах

---

Я постепенно открываю глаза, малыми дозами впуская реальность. Вокруг полумрак. Лишь тусклый свет луны проникает в маленькую щель между плотными шторами. А еще мучительная и тягучая тишина, которую иногда нарушают редкие выкрики телевизора, работающего где-то внизу. Обвожу комнату взглядом и, заметив старый клетчатый плед, подаренный когда-то отцом, аккуратно сложенный на небольшом диванчике, вспоминаю, кто я и где я нахожусь.

Старый охотничий домик деда Свона, спрятавшийся в лесах Вашингтона, не хуже резиденции Калленов стал мне домом в последние шесть месяцев.

Смотрю на часы, висящие в дальнем углу комнаты, для моего нового зрения темнота не является помехой. Стрелки накренились на восьми часах, значит, Баннер должен скоро появиться со своей вечерней вахтой.

Я пытаюсь подняться с жесткой постели, но руки и ноги снова оказываются привязанными к койке. Кожаные ремни в несколько раз обмотаны вокруг запястий и лодыжек. Сжимаю зубы с рычанием.

“Идиот! Еще бы замок повесил. Неужели это может сдержать меня?”

Ах да! Папочка Чарли-доброе сердце побоялся сдать свою дочку-вампира в обычную психушку и спрятал в лесной глуши, чтобы вылечить ее «шизофрению». А в надзиратели посадил какого-то приятеля-доктора-экспериментатора, вечно снующего со своим кулоном и готового в любую секунду всех погрузить в транс. Только, кажется, Чарли забыл предупредить этого самого приятеля, что у его дочери от человеческого только внешность.

Одним резким движением я вырываю руки из смехотворных оков. Разрывающиеся на полосы ремни противно щекочут, на мертвенно-бледной коже не остается ни следа от них. Провожу пальцем по тонкому плетению серебра, опоясывающему правое запястье, около застежки видны следы спайки. На внутренней стороне браслета выбито: “С любовью Изабелле”. Неторопливо поддев его мизинцем, не задумываясь тоже срываю. Я ненавижу, когда меня называют Изабеллой. Так называл меня Каллен. И именно из-за него сейчас я нахожусь в этом ужасном разваливающемся домишке.

Нет, конечно, фактически меня укусила Виктория, а выпить “до дна” ей не дал Сэм и компания, - спугнули. Так на земле и появился новый вампир Изабелла Мари Свон.

Эдвард же, наоборот, поступил как благородный, благовоспитанный вампир, иначе сказать, как слабак и неудачник: не стал губить душу тогда еще невинной девушки. Ушел, дав ей возможность прожить долгую и счастливую человеческую жизнь. Единственная проблема - место для своего признания он выбрал не совсем подходящее: опушку леса. И, видимо, гонимый своими внутренними демонами, он исчез, даже не удостоверившись, добралась ли надоедливая особа до дома. Так с лица земли исчезла юная девушка Изабелла Мари Свон.

Я наблюдаю за намеренно замедляемым моим зрением полетом кусочка небольшого драгоценного металла. Жаль, что у меня нет дара сжигать взглядом предметы. Я бы с удовольствием испепелила этот браслет, а вместе с ним и все свое прошлое.

Нагибаюсь вперед, с улыбкой созерцаю спутанные ремнями ноги, замираю, раздумывая, сорвать или развязать. Времени много, можно потратить его на удовольствие развязывания.

Тихие шаги Баннера сопровождаются тонким скрипом половиц старой лестницы. Он точен как всегда.

Что же, поиграем чуть-чуть в хорошую девочку. Я так люблю это. Взбиваю, поднимаю подушки и облокачиваюсь на них. Складываю руки на груди и жду. Один, два три.

Дверь бесшумно открывается, об этом я давно позаботилась, и ко мне входит доктор, полностью погруженный в бумаги. Мужчина, усыпленный ложным чувством безопасности, совершенно не обращает на меня внимание.

Привет, доктор -я знаю-как-сделать-чтобы-вам-хорошо.

Баннер застывает на месте, папка выпадает из рук, я удовлетворенно отслеживаю идеальный прямой угол ее падения, затем ее содержимое рассыпается пестрым ковром перед койкой.

Привет, Изабелла, - выдыхает мистер Баннер.

Белла, - тихо рычу я.

Хорошо, привет, Белла.

Я наклоняю голову, прищуриваю глаза и улыбаюсь ему.

Как прошел твой день? – продолжает он сбившимся голосом.

Не помню, я спала.

«Спать» - подходящее слово, чтобы законспектировать неожиданные провалы в моем сознании.

Он кивает головой, бормочет себе под нос “понятно” и наклоняется поднять разбросанные бумаги.

Доктор боится меня. С бездумным любопытством я отчетливо чувствую его страх. Он как на ладони: поддергивающийся правый глаз, капельки пота, проступившие на висках и под редкой челкой на лбу, пульсация темно-голубой артерии на шее, мелкая дрожь рук.

Каллен как-то говорил, что люди подсознательно чувствуют опасность рядом с вампирами. Оказалось, что наблюдать за этим жестоко-забавно, точно за попавшейся в сачок бабочкой, обреченно трепыхающей крылышками. Они не понимают, откуда появляется этот животный страх, окутывающий их в мгновение ока. И, игнорируя свои заглушенные мнимой всесильностью инстинкты, легко становятся нашей добычей. Они в ловушке, а их страх действует подобно афродизиаку.

Так и сейчас взрывной, прилипающий к ноздрям запах страха Баннера быстро проникает внутрь и заполняет все встрепенувшиеся клетки моего мертвого тела. Течение яда в моих венах ускоряется, мышцы напрягаются, готовясь к смертельному броску. И мне стоит больших усилий не совершить его, когда доктор собирает упавшие документы.

“Нет. Момент не очень подходящий... Зато мне никто не запрещает немного поиграть”.

Стив, разрешите Вам помочь? - шепчу я, опускаясь на корточки и вскользь задевая его ухо прядями волос.

Он мышь, а я ленивая, но бдительная кошка.

И чувствую, как пот уже градом льется по его спине, сердце оглушительно колотится от страха, призывающим барабаном отдаваясь в моих ушах, качая густую кровь все быстрее и быстрее.

“Да, ладно, док, не бойтесь меня, сегодня я не сделаю Вам больно. Думаю, в вашей многолетней практике были и более буйные, и более ужасные пациенты. Но, разумеется, не такие смертельно опасные, как я”.

Ароматы страха и крови переплетаются в единую восхительно-губительную нить, полосующую мои звериные инстинкты, заполняют все пространство комнаты. И мне приходится делать вдохи реже, а яд сглатывать все чаще и чаще.

Но надо отдать должное профессионализму доктора Баннера, отточенному за годы работы: он быстро берет себя в руки. Ни один мускул на его лице не дрогнул, пока мы собирали разбросанные документы. А легкий тремор рук не каждый может и заметить, ведь так?

Спасибо, Белла, - мужчина вернул власть над голосом, теперь в нем не было ни тени испуга, только холодный деловой тон.

Не за что, - не отводя пристального взгляда от моего собеседника, опускаюсь обратно на постель и с легкостью принимаю позу лотоса.

Баннер ставит стул напротив и садится:

Расскажешь, как ты развязалась?

Вы слишком слабо затянули ремни…

В ответ он скептически приподнимает брови, улыбается и вопросительно смотрит на меня. Я искусственно смеюсь. Как чудесно: мы оба знаем очевидное, и оба замалчиваем его.

Отлично, док, я расскажу Вам страшную тайну: иногда сумасшедшие могут творить сверхъестественные вещи.

Мне хотелось продолжить фатальную для Баннера игру.

Изабелла, ты не сумасшедшая.

Не. Называйте. Меня. Изабеллой, - гневно шиплю я, а ладони сами сжимаются в кулаки. – И не нужно сказок про плюаризм мнений в одной голове[sup]1[sup].

Изабелла – это твое официальное имя, в нем нет ничего страшного, - делая какие-то записи в своей папке, Баннер в очередной раз внушает мне прописные истины. Жалкий человечишка, ни черта не знающий обо мне.

– И запомни, ты не сумасшедшая. Посмотри, мы с тобой занимаемся дома, никаких докторов и лекарств.

«Если бы только знал, глупый Стив, почему отец обратился к тебе. Посмотрела бы я на тебя, когда ты раз за разом ломал бы иглы шприцов о мою кожу, или когда приборы бы молчали, вместо того чтобы отсчитывать пульс и давление».

Он прекращает писать, собирает все бумаги и встает:

− А по поводу твоего плюаризма мы побеседуем завтра во время очередного сеанса. Сегодня же я надеюсь на тебя и пока не буду чинить ремни на твоей кровати.

Он мягко мне улыбается и направляется к двери. От одного вида этой приветливой и снисходительной улыбки моя верхняя губа приподнимается, оголяя острые зубы. Он дразнит меня своей наивностью, считая себя хозяином положения.

Обещаю, Стив, я буду вести себя тише воды, ниже травы.

До завтра, Изабелла.

До свидания, Стив.

Дверь за Баннером так же бесшумно закрывается, как и открылась. И тут же из коридора доносится сдавленный и протяжный выдох мужчины, заставляющий меня ухмыльнуться, и лишь спустя минуту он спускается вниз.

Как бы ни мучила меня сейчас жажда, и ни горело горло после сладостно-тягостного общения с Баннером, я не могу сбежать сию секунду. Доктор обязательно найдет повод проверить меня из-за моей маленькой вспышки агрессии.

Внимательно оглядываю комнату. Да, рядом с тем местом, где чуть ранее стоял стул, валяется карандаш. Мне ничего не остается, как ждать.

Что ж, я люблю ждать.

Проходит десять минут, двадцать... Полчаса. Измеряю комнату шагами, время будто загустело, скопившись в одной точке пространства, и количество секунд в минуте выросло вдвое. В горле полыхает неистовое пламя, глаза уже застилает черная пелена, я балансирую на остром краю между зверем и человеком. В голове все отчетливей пульсирует мысль сбежать отсюда и никогда не возвращаться. Но стоит ей окончательно сформироваться, как я проваливаюсь в черную бездну.



Прихожу в себя, когда в свои владения давно вступила ночь и за окном царит глубокая темнота. В голове так же темно и пусто, и кажется, будто хваленная вампирская память всего лишь очередная легенда, брошенная людям точно подачка. И только неистовый огонь, скребущий по горлу, напоминает о последнем, хм, и единственном моем желание.

Осматриваюсь вокруг: карандаша больше нет. Отлично! Стрелки на часах приближаются к двенадцати, - самое время для прогулки. Одним прыжком добираюсь до окна, практически сдираю шторы, и, не прилагая особых усилий, открываю окно. Старые задвижки с легкостью отходят, приглашая на свободу.

Я легко и бесшумно запрыгиваю на подоконник, свежий воздух резко ударяет в лицо, принося с собой поток ароматов леса и ночи. Примерно в миле от дома, около лесной речушки пасется семейство оленей. Вся земля усыпана норами или следами мелких грызунов. Но меня не привлекает животная кровь, она не поет. Да и опасные игры с Баннером сегодня раздразнили меня не на шутку. Желание вогнать свои клыки в мягкое тело, испить густой будоражащий нектар и, наконец-то, погасить этот изнуряющий огонь в моем горле наполняет каждую клеточку тела сокрушительной силой.

Свободно поднимаюсь по водосточной трубе на крышу. Усаживаюсь у самой кромки и наслаждаюсь минутами предвкушения предстоящей охоты. Ценен каждый миг этой боли, потому что она будет сладостно погашена. Что-то незримое, раздражающее витает в воздухе. Я принюхиваюсь, аккуратно обхожу крышу. И в северной части, где лесная тропа ближе всего подходит к дому, улавливаю мерзкий запах псины.

“Квилеты, черт бы их побрал! Псы сторожевые”.

Не спускаясь с крыши, пытаюсь разглядеть, кого сегодня поставили в дозор наблюдать за плохой Беллой. Несколько минут ожидания. На тропе появляются два огромных волка. Хотя эти и не такие большие, видимо, молодняк. В буром волке с черной спиной узнаю Сета, а вот второй, серый, с оттенком корицы, мне не знаком.

“Эти щенки появляются точно грибы после дождя”.

Но так смешны эти собачки с еще не обсохшим молоком на своих вытянутых мордах. Они такие олухи! Другие бы на их месте, например, Джейкоб или тот же Сэм, учуяли бы мой запах мертвечины, как только я показалась на крыше. Хотя это, конечно, мне на руку, сейчас я совершенно не в настроении прорываться с боем. Ведь пару раз у Джейка получалось не пускать меня за пределы выделенной ими территории.

“Нет уж, пусть оленей пьют добрые Каллены!”

Дожидаюсь, пока Сет с дружком убегут подальше, и взбираюсь на ближайшее дерево. Перебираясь по верхушкам, ухожу на восток, в сторону Порт-Анжелеса.

Убедившись, что квилетских молокососов нет поблизости, спускаюсь на землю сразу же, как пересекаю тропинку, ведущую к их псарне. Теперь, не сдерживаемая никакими запретами, гонимая резями своей жажды, я несусь по лесной чаще, петляя и перепрыгивая преграды из сухостоя, мелких ручейков и речушек. Перебуженные мною птицы взмывают ввысь, громко голося, а звери расступаются, точно придворные в каком-нибудь королевстве, лишь почуяв мое приближение. Нестерпимое желание крови пока отступает под натиском нахлынувшей эйфории от бешеной скорости.

Если бы не те несколько мгновений чувства полного насыщения, я бы не раздумывая сказала, что именно «полет» – лучшее в вечном вампирском существовании. Когда встречный ветер бьет в лицо, лесной гомон замолкает и остается лишь скорость с примесью всемогущества. Когда все мышцы, начиная от шеи и заканчивая кончиками пальцев, приходят в движения. Когда от бегущего по жилам адреналина звериный оскал превращается в блаженную улыбку.

Именно с такой улыбкой на лице я останавливаюсь на границе леса и темных доков Порт-Анжелеса. Жажда вернулась с новой силой, раздирая внутри не только горло, но и все внутренности. Еще не добежав до окрестностей города, я уже ловила и лелеяла четко различающиеся ароматы туристов и ночных искателей приключений. Но расходившаяся по телу нега от свободы и молниеносного движения несла меня дальше. Да и гастрономический выбор в городе был больше. Зачем ограничивать себя пределами одной палатки или машины, если можно найди действительно достойное угощение.

Ночь сегодня выдалась пасмурной, все небо затянуто свинцовыми тучами, готовыми в любую минуту прорваться холодным дождем. Через них изредка проглядывал седой медальон луны. Тусклые фонари отбрасывали длинные грязно-желтые тени. Очень удобно для того, чтобы незамеченной пробираться по безлюдным лабиринтам ночного порта.

В одном из тупиков спали бомжы. Без сомнения, легкая добыча, и никто не хватится. Но я откровенно брезгую пить их, никакого наслаждения это не приносит, всего лишь утробное насыщение. Кровь их отдает душком и гнилью, как, впрочем, и тела. Уж лучше тогда выпить оленей! Эстетически приятнее…

Скрываясь в темноте закоулков и тенях от фонарей, я продолжаю побираться к центру порта, к небольшому бару, где всегда можно найти захмелевшего моряка. Нет, пьяные люди тоже вызывают у меня отвращение. Алкоголя в их крови слишком много, и кажется, что пьешь не кровь, а именно спиртное. Другое дело, когда человек навеселе. Алкоголь еще не успел полностью проникнуть в кровь, и тогда хмель всего-навсего улучшает и без того богатый букет тепла, солоноватости и едва различаемой перчинки.

Именно такой экземпляр появляется на противоположной стороне улицы, вываливаясь из запасного выхода одно из складов: слегка захмелевший мужчина в обычной свободно-спортивной одежде, характерной для моряков. Он идет, насвистывая какой-то попсовый мотивчик, мягкой и пружинистой походкой, удивительной для мужчины с такими габаритами.

Теперь мое время. Я выхожу из мрака и следую за ним.

“Охота началась. Не стоило этому гуляке забывать, что ночь - не время для людей. Ночь - это время нечисти! ”[i]

Намеренно шаркая ногами, перебираюсь на противоположную сторону. Амбал услышал меня, он оглянулся и продолжил свой путь, но уже молча. Еще несколько раз с эффектным шумом наступаю на разбросанный на обочине мусор и щебень, заставляя мужчину вновь и вновь оборачиваться.

Ох, эта игра в кошки-мышки заводит как ничто другое! Довести жертв до сумасшествия паники, чтобы страх затуманил мозг, чтобы вздрагивали и шарахались от каждого шороха, дуновения ветра и даже мелькания собственной тени.

Это я с удовольствием сделаю со своим сегодняшним ужином. Ведь в охоте важна не кровь, а зашкаливающий азарт.

Несколько раз обхожу его с разных сторон, то шумно шагая, то кашляя. Потом ступаю точно по его следам, не попадаясь ему на глаза, исчезая прежде, чем голова повернется в мою сторону. Когда он доходит до очередного перекреста, я одним метким броском камешка разбиваю фонарь. И вот теперь к тонкому аромату молодого вина, медленно растекавшемуся в крови мужчины, примешиваются нотки запаха паники, которые с каждой минутой становятся гуще и насыщеннее. Как раз так, как я люблю: разогретый глинтвейн из адреналина. Мужчина, наконец-то, останавливается и громко кричит:

Кто здесь?

Ответом ему, конечно же, служит тишина.

[i]“Рано! Еще рано!”

Мужчина продолжает свой путь до бара, с каждым шагом все прибавляя и прибавляя скорость.

Идеально загнанный в ловушку.

Да, чтоб тебя горбатого! Что за игры такие? кричит он, напрасно маскируя свой испуг за злостью, когда по моей прихоти гаснет очередной фонарь.

Я слышу, как дико бьется его сердце, разнося по каждой пульсирующей жилке, кажется, отчетливо видимой мне даже сквозь покровы кожи и одежды, а не только слышимой, взрывающуюся пламенем ужаса кровь, аромат которой словно остро отточенный нож щекочет мои вампирские инстинкты.

“Вот теперь самое время!”

Яд давно сочится с клыков так, что я не успеваю его сглатывать, и он тоненькой струйкой стекает по подбородку, капает на одежду. Мышцы наливаются разрушительной силой в ожидании боя, которого, к сожалению, не будет. Я отделяюсь от стены в тот момент, когда мужчина входит в границы купола света, очерченные горящим фонарем.

Привет, вкусняшка!

Здоровяк замирает на месте, ужас сковывает его с ног до головы. Инстинкты не подводят, он понимает, что перед ним не хрупкая девушка, а, как минимум, маньяк. Он пытается что-то произнести, открывает и закрывает рот, но выходят только сдавленные хрипы и мычание.

Последняя его песня мне даже приятнее, чем тот дурно звучащий пошлый мотивчик.

Неужели тебя не научили в детстве здороваться? Как некрасиво, – медленно начинаю идти в его сторону, осуждающе цокнув языком.

Кажется, пора заканчивать не раз уже великолепно отрепетированное театральное представление. А жаль, мне оно нравится. Нравится тот контроль при показушном хаосе. Но этот амбал на удивление оказался слишком чувствительным: его пульс зашкаливает за двести. Не хватало еще того, чтобы он окочурился от страха.

Что тебе нужно? - все-таки собирает последнюю храбрость этот обреченный и выкидывает руку вперед, стоит мне подойти на расстояние удара.

Впечатляющий жест беспомощной защиты.

Перехватываю его руку, заламываю за спину, второй удерживаю его. И, шепча «тебя», наконец-то припадаю к пульсирующей жилке на шее. Пора закончить интереснейшую и одновременно скучнейшую игру одним красивым фатальным движением. Единственный глубокий вдох, и клыки плавно разрезают кожу, прорывают артерию, секунда… - и струя обжигающей крови наполняет рот. Мой глинтвейн подан. Делаю долгожданный глоток, который горячим бальзамом скользит вниз по горлу, орошая и успокаивая пламя внутри меня. Еще глоток и еще один… Тепло внутри, тепло снаружи, – я сама точно укрощаемый насыщением огонь. Мужчина в моих руках сдавленно охает и начинает оседать, но я крепче обхватываю, не желая ни на миг отстраняться от заветного источника.

Приторно-терпкая кровь пьянит, эйфория наслаждения наполняет меня, трепещущей жизнью растекается по мертвому телу. Будто сквозь толщу стен слышу тягучий стон, и только спустя мгновение понимаю, что он принадлежит мне. Истома овладевает мной, напряженные мышцы расслабляются так, что я понемногу отпускаю хватку, и тело жертвы практически выпадает из моих рук. Опускаюсь за ним на землю и снова припадаю к ране на шее, выпивая все до последней капли, полностью осушая некогда наполненные вены и артерии.

С отвращением отбрасываю от себя труп и несколько минут сижу, все глубже и глубже погружаясь в накатывающие волны блаженной неги. Пока новые искорки жажды не начинают свой созревающий танец огня, еще не навязчивый, но обещающий.

Нахожу в карманах мужчины зажигалку, кидаю тело в ближайший мусорный контейнер и поджигаю его с нескольких сторон. Обязательная заключительная точка в моей дикой красивой игре. Жду, пока пламя разойдется, поглощая мое очередное блюдо без имени. Теперь можно возвращаться, надеюсь, квилеты не заметят моей кратковременной отлучки. Уж больно не хочется в очередной раз выслушивать от Чарли или Сэма нудные проповеди о вариациях в пищевых цепях.

К сожалению, моим мечтам не суждено сбыться.

Я подхожу к дому, когда мягкие лучи солнца уже золотят верхушки деревьев. Лес постепенно наполняется многоголосными переливами просыпающихся птиц. Мне нужно торопиться к утреннему визиту Баннера. Но как только пересекаю невидимую границу, в нос ударяет резкий запах псины и из-за ближайшего угла выпрыгивает серый волк с белым воротником.

Привет, Пол! Что, ваши новобранцы все-таки сумели унюхать меня?

Он отчаянно рычит на меня, десны поднимаются, обнажая покрытые слюной клыки.

– Ох, Пол не рычи, я и сама умею, р-р-р…

На самом деле, я обожаю Пола ровно на тот обломанный кончик ногтя, на который, конечно, возможна любовь между вампиром и вервольфом. Он отличный партнер для спарринга, и когда я чувствую, что скука умертвляет во мне чудовище, обязательно нахожу его. Риск пахнет так же противно, как вервольф. И так же царапает. Полу не нужно много, он заводится с пол-оборота. Как и любому щенку-переростку, ему стоит лишь показать палку, и он тут же бросается за ней. Правда, вместо палки в ход обычно идут слова о его собачьем происхождении. Но эффект всегда одинаковый – хорошая драка, которую чаще всего разнимает Джейкоб.

Но сейчас на полный желудок мне совершенно не хочется играть со своей вспыльчивой собачкой.

Отойди, Пол.

Но вместо того, чтобы отойти он делает шаг вперед. Глупец.

После драки кулаками не машут. Будь послушной собачкой.

Волк продолжает надвигаться на меня, все сильнее скалясь и яростно рыча.

“Да чтоб тебе провалиться, глупый щенок”.

Я отступаю, злость скручивает нервы, усиливает инстинкты и разрывает самоконтроль. Мне необходимо успеть к утренней проверке Стива, доказать, насколько я правильная и хорошая. Заглянуть докторишке в глаза, не дерзающие прорваться сквозь маску моей невинности, давно сгинувшей в туманных далях.

Пол, - я прожигаю оскаленную морду взглядом, предупреждающе напрягая мышцы. – Ты же знаешь, что это бесполезно, ты не можешь убить меня. Сэм за это не погладит тебя по головке.

Он останавливается, но еще один громкий рык вырывается у него из пасти.

Ведь если ты разорвешь меня, Пол, - теперь я наступаю на него, голос понизился и охрип от угрозы, - умрет и ваша добрая Изабелла. Что ты тогда скажешь Чарли и Джейкобу?

Эта псина замирает и выжидающе смотрит на меня. Покрытый шерстью идиот соображает! Понимает, что я снова выиграла.

И не могу отказать себе в последней театрально-постановочной реплике:

​- Вот так не справедлива жизнь, - развожу руки в сторону и плавной опасной походкой миную присмиревшего Пола.

– Вы созданы убивать хладных, а меня приходится еще и охранять как сторожевым псам.

Последние слова, резкий поворот головы. Конечно, бросок этого имбицила не оказался для меня неожиданностью, но я была на волосок от гибели. Сволочь! Я отпрыгнула в сторону, дико захохотав, словно воскресший висельник.

Риск омерзительно пахнет вервольфом. Но я не требовательная и люблю забавляться.

А может, ты хочешь убить Изабеллу, Пол? – мы кружим на небольшой полянке около реки, яд ускоряет бег по венам, взрываясь искорками потребности убить в кончиках пальцев.

– Ты же понимаешь, что рано или поздно Каллены узнают о ней и вернутся в Форкс. А за ними потянуться и остальные, которые не придерживаются их рациона. Как те, что обратили меня.

На свидание с Баннером я уже не успею вовремя, доктору придется подождать свою невинную овечку, любящую пощекотать ему нервы. Сейчас меня ждет кое-что поинтереснее словесных дуэлей. Никто не смеет угрожать моему существованию. Пол облажался, перестав считать это игрой. Точный просчет смешивается с безумием ярости, - я не могу не любить такие моменты:

Давай, Пол, реши все проблемы с вампирами одним махом. Не станет меня, не будет и их…

“ Да, шерстяной комок, упрости мне задачу, окрась мою жизнь своей кровью…”

Делаю ошибку, пропустив начало его атаки, и он раздирает мне правую руку. Молниеносно уворачиваюсь от следующего броска, не теряя концентрации. Вдох-выдох, излишние, но необходимые для ориентирования в битве. Ухожу в сторону и, взлетев по стволу вверх, приземляюсь ему на загривок. Удачный прыжок. Сжимаю его шею в своих стальных объятиях. Такой милый пушистик, который мне больше нравится полудохлым. Я не буду скучать, нет. Он хрипит, я чувствую, как ломаются кости под моими руками. Их хруст становится громче и громче… Проклятье, кажется, сейчас у меня лопнут барабанные перепонки. Я не выдерживаю, ослабляю хватку и стремительно отпрыгиваю назад на пять футов. Ноги перестают держать, еще секунда, - и я вновь проваливаюсь в темноту.



Я постепенно открываю глаза, не торопясь впускать терзающую реальность. Вокруг полумрак. Лишь тусклый свет луны проникает в маленькую щель между плотными шторами. А еще мучительная и тягучая тишина, которую иногда нарушают редкие выкрики телевизора, работающего где-то внизу. Обвожу комнату взглядом, на диване, откинув голову назад, спит Чарли.

Он сильно постарел за полгода, что я нахожусь здесь. В волосах залег белый пепел седин, глубокие морщины взяли в плен его глаза и рот. Он укрыт тем самым пледом, который подарил мне в тот первый день, когда я переехала к нему. На его коленях разложена газета, и в глаза бросается крупный шрифт заголовка «Маньяк держит в страхе окрестности Порт-Анжелеса».

Я пытаюсь встать, но руки и ноги оказываются привязанными к койке. Снова. Кожаные ремни несколько раз обмотаны вокруг запястий и лодыжек. Бессмысленный атрибут надежности.

Одним резким движением я вырываю руки из смехотворных оков. Разрывающиеся на полосы ремни нежно тревожат, на мертвенно бледной коже не остается ни следа. Провожу пальцем по тонкому плетению серебра, опоясывающему правое запястье, около застежки видны следы спайки. На внутренней стороне браслета выбито: “С любовью Изабелле”. Этот браслет подарил мне Джейк на прошедшее Рождество… Какое-то время назад на нем еще болтался маленький деревянный волк, но я где-то успела потерять его.

Я снова и снова провожу пальцами по своему имени. Изабелла – так меня называл Эдвард. Сейчас кажется, это единственная ниточка, связывающая нас. Тонкая, надуманная, но все равно держащая меня в путах с прошлым, в котором я была счастлива и любима.

С того момента, как он ушел, я не поправляю людей, когда они называют меня полным именем. И даже попросила Чарли и Джейка назвать меня Изабеллой. Конечно, они не растягивают ласкающе гласные, как это делал Эдвард, но мне хочется быть не Беллой или Белз, если он вернется, а именно Изабеллой, его Изабеллой.

Я быстро распутываю ноги и, спустившись с кровати, подхожу к дивану. Устраиваюсь у отца в ногах и пробегаю взглядом по открытой статье. Четырнадцатая жертва маньяка-поджигателя. На этот раз крановщик-высотник в порту Порт-Анжелеса, у него остались молодая вдова и двое годовалых близнецов.

Ужас сдавливает мое небьющееся сердце: их уже четырнадцать… Четырнадцать невинных душ на моей совести. Болезненный стон вырывается из глубины тела, и я оседаю на пол, вцепившись в листы своего страшного обвинения…

Горячие, немного шершавые руки Чарли вытаскивают из моей железной хватки смятые листы газеты:

Прости, дочка, ты не должна была это видеть.

Я не могу ничего сказать в ответ, получается только дикое отчаянное рычание. Как бы мне хотелось закатить сейчас истерику, чтобы слезы ручьями катились по щекам. Унося с собой боль и ужас моего нового существования. Как бы мне хотелось выплакать свое одиночество и муки, раздирающие меня не меньше жажды. Но лишь безмолвный, мертвый, абсолютно сухой плач заполняет пространство моей «палаты».

Изабелла, все наладится, в этом нет твоей вины, ни грамма, - пальцы Чарли вплетаются в мои волосы, он начинает перебирать их, желая успокоить меня.

Я пытаюсь вспомнить хоть что-нибудь: как я оказалась за столько километров от этого места, как нашла этого несчастного, как расправлялась с ним... Но ничего не получается. Лишь полная темнота с едва заметным мерцанием где-то далеко, мысль, что нельзя покидать дом, и шкребущий осадок безумства силы. И где-то в этой безответности мне слышится: “Пол, нет, нет - это Пол”. А затем – густая черная дымка.

Это так ужасно, пап. Я ничего не помню... Одна темнота…

“И только сладострастный вкус крови на губах” – заканчиваю я про себя.

Родная, скоро все будет хорошо, ты со Стивом проделала колоссальную работу, – я тону в умиротворяющем голосе Чарли.

– Ты гораздо сильнее теперь. Сэм обещал мне найти эту тварь и отомстить за тебя. И они это сделают, ты же знаешь, наши волки могу все.

Я практически не слушаю Чарли, впитывая его безграничную и безусловную любовь. А он все продолжает и продолжает успокаивать меня, что-то негромко нашептывая.

… Мы со всем справимся. Скоро приедет Карлайл, я, наконец-то, отыскал его. Он обещал помочь нам, - вырываю из потока отцовских слов знакомое имя.

Карлайл приедет, и, скорее всего, с ним приедут и Эсми с Элис. Они не смогут не приехать. А, может быть, вернется и Эдвард. Значит, есть еще надежда.

Надежда – это все, что у меня осталось.

---

1 - Плюрализм (от лат.pluralis — множественный) — позиция, согласно которой существует несколько или множество независимых и несводимых друг к другу начал или видов бытия, оснований и форм знания, стилей поведения и пр.

Плюаризм мнений в одной голове – взгляд на раздвоения личности в ортодоксальной психологии.