Жизнь – это не период от рождения до смерти. Жизнь – это долгий и тернистый путь, полоса препятствий, уготованных абсолютно каждому в этом мире. И чем они сложнее, чем дольше их преодолеваешь, тем счастливей в итоге становишься.
Жизнь – это сложная и бесконечная дорога, которая, однажды начавшись, никогда не закончится, уводя нас в новые свои лабиринты. И каждый поворот, каждый закуток, каждый шажок пронизан неизвестным и неизведанным, позволяющим нам испытать всю гамму чувств, познать счастье и радость, горе и боль, потерю, разлуку... но квинтэссенцией каждого жизненного пути является любовь. Её мы познаем с пеленок, предлагая свою первую улыбку матери взамен на тепло и заботу, что она дарит нам ежедневно. И все же, важней всего та любовь, что появляется уже в более зрелом возрасте, та, что мы испытываем к своей второй половинке, та, что делим лишь на двоих, познавая величайшее счастье – быть вместе...
Однако не всегда, находясь рядом, мы делаем близкому человеку добро, не каждый наш шаг навстречу может быть благом для другого, не каждый нежный жест – спасенье от тоски. Иногда надо уметь наступить себе на сердце, вырвать его, испепелить в агонии разлуки, но решить правильно, сделать самый сложный в жизни выбор, а именно, позволить своей дороге разойтись навсегда с дорогой другого, кого-то очень нужного и драгоценного для тебя и твоей души... И, несмотря на неизлечимые раны в груди, несмотря даже на нестерпимую боль, в этом есть величайшая радость – счастье любимого человека.
Так думал Эдвард, покидая меня, и лишь после смерти я смогла понять, сколь самоотверженным и мудрым был его поступок, сколь просчитанным и вымученным - решение, сколь сложной и неимоверно болезненной - необходимость солгать...
Но после... волею Судьбы все сложилось иначе. Я поступила безответственно и безрассудно, прыгнув с той скалы, я растратила то, что получила от любимого, рискнула потерять не только свою жизнь, но и его. И это было моей самой большой болью в том новом положении, в котором я оказалась. Мне удалось выиграть время, посчастливилось уговорить его дождаться, хотя я даже не представляла, смогу ли когда-то снова увидеть его, сможет ли ОН быть счастливым или его жизнь окажется такой же разбитой, как и моя. Я не могла найти ответы на вопросы, как бы сильно их не искала, но поняла кое-что другое.
Оказывается, Эдвард, такой благородный и искренний, любящий, нежный и желанный, не доверяя тем, кто говорит, что у вампиров есть душа, нанес себе непоправимый вред, неизлечимую травму, изгнав собственную чистую душу в мир, где ей не найти покоя.
Она была такая красивая и такая несчастная, такая молчаливая и неподвижная, что у меня на глазах чуть было не появились слезы... ах, если бы я могла позволить себе такую роскошь! И я смогла. Невероятное и невозможное становилось иногда таким простым, когда любишь так сильно, что готов умереть ради любимого человека! Даже если придется сделать это во второй раз, навсегда.
Элизабет Мейсен, женщина, которая любит Эдварда не меньше мое, но другой любовью, любовью матери к сыну, дала мне знания, которые позволят спасти любимого от дальнейшего разочарования в его жизни, позволят ему заново ступить на тот путь, с которого он когда-то безвозвратно, казалось бы, свернул. Я могла сделать его счастливым, я могла заставить его сердце снова биться, могла разогнать застывшую и отравленную кровь по венам, могла научить дышать по-новой...
- Только истинная любовь поможет осуществить невозможное, - поясняла его мать. - Помни об этом, когда захочешь прикоснуться к нему, не теряй концентрацию, не забывай, если хочешь, чтобы Эдвард видел тебя. Но не расстраивайся, если у тебя не получится. Лишь безгранично сильное чувство может помочь вновь дотронуться до любви, и далеко не каждому это удавалось! Увы!
Моей любви оказалось достаточно, чтобы побыть с ним, мое желание оказалось достойным, чтобы выполнить свой план – умереть ради Эдварда. Исчезнуть, навсегда испариться, перестать существовать в мире, где больше не было места моему счастью ради одной новой жизни – жизни моего любимого. Я вернула излеченную душу на место и готова была пожертвовать свою ради тепла его тела и стука его сердца. Я делала все так, как мне говорили, растворяясь в своих чувствах, представляя, как счастлив будет бывший вампир снова ступить на землю в человеческом обличье.
Я слабела с каждой секундой, отдавая всю себя без остатка, без сожаления ему в надежде, что новая жизнь будет у него счастливой, иной... Он никогда бы не вспомнил о том, кем был, он никогда бы не узнал, что с ним случилось, никогда бы в его голову больше не пришла бы мысль об Изабелле Свон, девушке, сломавшей его жизнь... Он будет любить и горевать, плакать и смеяться, женится и заведет детей, он получит все то, о чем так страстно мечтал!
И с этими мыслями я позволила себе полностью слиться с любимым, дать волю своим чувствам, пролить невыплаканные слезы и отдать все, что я могла его оттаивающему сердцу, слабо сопротивляющемуся грядущему счастью...
И наступила темнота...
****

- И ты вспомнила все это только после обращения? – удивленно спросил Карлайл, перелистывая странички в блокноте и делая там новые пометки.
- Человеческий разум слишком слаб, чтобы удерживать такие сложные вещи, Карлайл. Так они мне сказали. Залогом успеха моего плана было то, что Эдвард никогда не вспомнит о прошлой жизни. Иначе, вы понимаете... – Я вздохнула. – Ну а в любой другой ипостаси мы получаем в свое распоряжение столько, что память буквально пронизывает сама себя всем. И хорошим, и плохим...
Карлайл кивнул, закрыл блокнот и, поблагодарив меня, дал обещание никогда не думать об услышанном при Эдварде, так как это было частью договора.
- Белла, - доктор снова поднял на меня глаза, – прости за любопытство, но все же... Как же на человеческой памяти сказался тот момент... в лесу?
- Так все и было... как кажется со стороны... В один миг страшная боль от того, что он не хочет меня больше знать, а в следующий момент Эдвард уже прижимал меня к себе так, словно никогда в жизни не сможет отпустить...

Признаться, я была в замешательстве, боялась после этого засыпать, чувствовала, что Эдвард стал каким-то другим, не понимала, почему поцелуи оказались такими долгими и отчаянными, а согласие на обращение такое внезапное, что просто-напросто сбило с толку! Но он мне так ничего и не рассказал. Любимый просто объяснил, что хотел было уйти ради меня, но не смог, и, намного позже вспомнив все, я навсегда пообещала сама себе, что он никогда не узнает о том, что знаю я...
- Но кто же вернул время вспять? - спросил Каллен старший.
- Тот, кто этого больше всего захотел. Любовь может все, почти все.
- Я, пожалуй, пойду, - подмигнул Карлайл и, убрав блокнот в сумку, поспешил накинуть пальто. – Эдвард вернется с минуты на минуту, а мне нужно немного... подумать.
- Конечно, - улыбнулась я и проводила гостя.
Доктор Каллен оказался прав. Эдвард вернулся спустя несколько минут, жадно набрасываясь на меня и требовательно накрывая своими губами мои. Последнее, что я увидела перед тем, как окончательно потерять рассудок – это яркий блеск жизни, души в его глазах, который радовал меня уже пятьдесят лет – ровно столько мы жили, наслаждаясь нашей вечностью, нашей любовью, нашим счастьем...