Название: Унаследованная жестокость
Автор: -
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Белла/Джеймс
Жанр: dark, angst
Саммари: "Я хочу, чтобы ты убила Карлайла Каллена"



Пролог

"Сегодня группой неизвестных был свершен акт вандализма в офисе, принадлежащем Чикагскому благотворительному Фонду помощи детям-сиротам, учрежденному уважаемым гражданином нашего города, доктором Карлайлом Калленом.
Около четырех часов утра группа лиц в масках проникла в здание, выстрелом из пистолета убив двух охранников. Вандалы перевернули и подожгли шкафы с документацией в штабе Фонда, повредили мебель и другие предметы интерьера, разбили стекла и зеркала, изрисовали несмываемой краской стены и потолок, а также унесли с собой некоторые ценные предметы.
Пресс-секретарь полицейского Департамента, расследующего данный факт вандализма, прокомментировал: "Мы не знаем, кто стоит за инцидентом, или чем они руководствовались в своих действиях. Основная наша задача состоит в том, чтобы вычислить преступников и понять их мотивацию".
Также стало известно, что это не первый случай покушения на собственность мистера Каллена. Двумя месяцами ранее был сожжен дотла его загородный дом. Жертвой пожара тогда тоже стали двое. Полицией выдвигаются версии, что они имеют дело с вендеттой, направленной против самого Карлайла Каллена. Тот, в свою очередь, отрицает любую возможность личной мести. Ведется расследование".

Глава первая. Компромисс

- Эдвард! - завидев его яркую курточку, я вскидываю руку и приветливо машу.
- Белла, привет! - оборачиваясь на звук моего голоса, он идет мне навстречу, ускоряет шаг, и едва ли не бежит.
Дождавшись, когда он приблизится, я, чуть прищурившись, лукаво спрашиваю: - Ну что, ты готов?
- Смотреть твою новую тачку? - вспыхивают радостным блеском его почти изумрудные глаза.
И на один краткий миг у меня перехватывает дыхание. Мне кажется, что когда-то раньше я уже смотрела в эти глаза, но это ощущение мимолетно, и через секунду я забываю о нем.
- Аха, - энергично киваю, растягивая губы в самой широкой улыбке.
- Мерседес Эсэлэс?
Я вновь киваю, и подозреваю, что вид у меня до неприличия самодовольный. Но ведь я действительно горжусь своей матовой красавицей . И стоит мне только упомянуть о ней, как я тут же обо всем забываю. Да, я автомобильная маньячка, и не считаю, что полмиллиона долларов - неоправданно высокая цена за "груду штампованного железа".
- Я ее только в журналах видел. А еще в Трансформерах, - его глаза горят, как у всех мальчишек.
- Ну вот сейчас увидишь воочию, - я счастливо смеюсь. - Только предупреждаю: на альтформу Саундвейва мой Кичерер совсем не похож.
- Да какая разница! - он хватает меня за руку и тащит в сторону стоянки. - Это же Эсэлэс! Я по-любому просто умру от зависти.
Я загадочно улыбаюсь. И рука об руку мы торопливо шагаем к разноцветной веренице машин.
Подходим к сверкающему новизной и хромовым блеском, потрясающему красотой и изяществом шедевру автомобильного искусства. Эдвард замирает на полпути и в изумлении открывает рот. Я тоже едва сдерживаюсь, чтобы вновь не обомлеть и не составить вместе с ним молчаливую скульптурную композицию. После секундного замешательства Эдвард начинает бегать вокруг Мерседеса и сыпать восторженными возгласами. Он жадно водит руками по матовому корпусу, ощупывая рельеф и каждую детальку. Поднимает и вновь опускает дверки, касается красной кожаной обшивки кресел, замшевой обмотки рулевого колеса, что-то невнятно бормочет и, кажется, не замечает ничего вокруг.
Вскоре меня утомляет его мельтешение, и я нетерпеливо предлагаю: - Садись, прокачу.
Не дожидаясь повторного приглашения, он запрыгивает на пассажирское сиденье. Я загружаюсь следом и, щелчком заблокировав двери, поворачиваюсь к нему.
- Поехали? - от улыбки, что не сходит с моего лица все это время, у меня уже сводит мышцы.
Он молча кивает.
- Пристегнись, - советую я, левой рукой нащупывая под сиденьем влажную ткань.
Когда Эдвард отворачивается к катушке ремня безопасности, я резко вытягиваю руку и подношу заранее пропитанный хлороформом платок к его лицу, закрывая им нос и рот. Он успевает дернуться лишь один раз, переводит на меня испуганный взгляд, но уже в следующую секунду обмякает. Голова его безвольно повисает, и я бережно прислоняю ее к спинке сиденья.
Перевожу взгляд в стекло перед собой и, заведя двигатель, неспешно выруливаю со школьной парковки.
Я снова улыбаюсь, но впервые за этот день на самом деле чувствую радость. И удовлетворение за отлично проделанную работу.
Как же долго я этого ждала…
- Ты даже не представляешь, Эдвард, - говорю я тихо в пустоту, - насколько близок ты был к правде. Очень скоро ты, возможно, и правда умрешь, но точно не от зависти…



Я сижу, скрестив руки на руле и прислонившись к ним лбом. Со стороны может показаться, что я сплю, но из-под полуприкрытых век я контролирую все, что происходит вокруг. Правда, контролировать-то особо нечего. Конечно, движение на подземной парковке Атриума достаточно активное - поток покупателей неиссякаем, одни машины приезжают, другие уезжают, доверху нагруженные фирменными пакетами, но мне нет до них дела. Вот уже полчаса я жду появления парочки, следом за которой я и спустилась в этот каменный мешок. Точнее, за ее прекрасной половиной. Тот напыщенный индюк, что постоянно трется возле "моей" девушки - как окрестили ее ребята Джеймса, - ничуть меня не интересовал. А вот она… К ней у меня имеется предложение, от которого она попросту не сможет отказаться. Да и кто бы смог?..
"Я бы смогла", мгновенно всплывает в голове ответ на вполне себе риторический вопрос. Но я была бы не я, если б не ответила.
Но и блондинка, за которой я и мои парни следим вот уже несколько месяцев, к счастью, тоже не была мной, и это позволяет мне надеяться, что ее выбор будет в мою пользу. Хотя и ее отказ не станет для меня неожиданностью. И уж точно не нарушит моих планов.

Я подумываю позвонить Джеймсу и узнать, все ли в порядке, но тут в воздухе что-то неуловимо меняется, и я физически ощущаю, как напрягаются мышцы во всем теле и обостряются органы чувств: началось…
Чуть приподняв голову, я смотрю вперед, но ничего не вижу, тогда перевожу взгляд налево и замечаю две знакомые фигуры, уверенно движущиеся по направлению ко мне.
Стараясь действовать незаметно, я быстро оглядываюсь по сторонам и вновь убеждаюсь, что выбрала правильную позицию. С удовлетворением хмыкнув, осторожно тяну на себя ручку открывания двери. Замок щелкает почти бесшумно - к встрече я готова.
"Моя девушка" идет впереди своего спутника, в руках у которого пять или шесть разноцветных пакетов, и данное положение вещей вызывает у меня легкую досаду, потому что требует корректировки моего идеального плана. Разумеется, я была готова к такому варианту, но все же надеялась на лучшее.
И удача не изменяет мне и на этот раз…
Споткнувшись обо что-то, девушка роняет ключи от машины и наклоняется, чтобы их поднять. Ее усатый сталкер обгоняет ее и первым достигает того места, где сижу я в изрядно побитом джипе Джейкоба. Индюк делает еще шаг, и я, резко толкнув дверцу Тойоты, сильным ударом сбиваю его с ног. Смешно взмахнув руками, он падает на спину, неподготовленно, навзничь. Пакеты взмывают в воздух и плавно приземляются на каменный пол и кузова близ стоящих автомобилей. Ядовито розовая сумка с лейблом Джуси опускается на капот Тойоты, я провожаю его взглядом.
- Ройс! - вскрикнув, блондинка бежит к распластавшемуся на земле усатику, но я опережаю ее.
Высунув голову в по-прежнему открытую дверь, приказываю категоричным тоном: - Садись в машину.
Она резко останавливается и смотрит на меня. Всего одну секунду ее лицо выражает недоумение и неверие в услышанное, но потом на смену им приходит осознание того, что падение Ройса было неслучайным. И взгляд поразительной красоты лавандовых глаз становится ледяным и колючим. Инстинктивно она отступает на шаг назад, но не пытается убежать. И я не вижу никаких признаков страха, более того, она смотрит на меня так, будто бросает мне вызов. Что ж, смелость - это похвально. Посмотрим, как долго она будет храбриться…
Вынув из кармана короткой кожаной куртки фотографию, я показываю ее девушке. На снимке десятилетний мальчик, привязанный к стулу, рот его грубо заклеен скотчем. Он щурится и пытается отвернуться от объектива, потому что в лицо ему направлен яркий слепящий свет прожектора.
Его направляю я.
Одного-единственного взгляда ей достаточно, чтобы узнать парня, и взгляд ее из надменно-равнодушного тотчас становится умоляющим. Наконец в нем появляется страх.
- Полагаю, ты узнала своего брата. Если тебе не все равно, где он и что с ним будет, я повторяю свое приглашение.
Она медлит. Глаза ее мечутся от фотографии к по-прежнему неподвижному телу дружка. Я вижу, что ей нелегко сделать выбор - кинуться на помощь одному, бросив другого, или все же сначала убедиться, что последний в порядке.
- Третий раз я предлагать не стану. Еще секунда на раздумье, и приглашение аннулируется, - бесстрастно роняю я, садясь на водительское сидение и хлопая дверью.
Она больше не сомневается. Вмиг срывается с места и, подбежав к правой стороне джипа, занимает место рядом со мной.
- Что с моим братом? И что тебе от нас нужно? - она сильно нервничает, и в голосе появляются визгливые нотки, которые красотка даже не пытается скрыть.
- Сейчас все узнаешь. Потерпи, - обещаю я с победной улыбкой и резко стартую, желая сбить с капота уродливый розовый пакет.
Умело избежав траффика, я выезжаю на Кеннеди и движусь в сторону аэропорта, лавируя в потоке машин. За все это время я не произношу ни слова, да и Розали не лезет ко мне с вопросами, мудро рассудив, что не в ее интересах торопить меня. И хоть ничто не мешает мне посвятить девушку в мои планы на нее, тем не менее я выжидаю еще некоторое время, прежде чем сказать:
- Я хочу, чтобы ты убила Карлайла Каллена.



В салоне Тойоты повисает тягучая зловонная тишина. Ее нарушают лишь рокот мотора, шуршание шин и свист ветра, но все эти звуки живут снаружи. А внутри… ничего. Я, невольно притихшая в ожидании ответной реакции Розали, и она, оцепеневшая и шокированная, которая и раньше сидела тихо, никак не обозначая своего присутствия, а теперь и вовсе, кажется, перестала дышать. Я и не думала, что молчание может быть таким ощутимым, объемным, рельефным. Усмехнувшись своим патетическим мыслям, я мотаю головой. Мысленно делаю ставку на то, каким будет ее ответ на мое нахальное заявление, и выигрываю.
- Что? - сдавленно шепчет она, когда ей удается справиться с состоянием шока.
Я повторяю свое желание.
- Я не понимаю…
- Я могу объяснить, - отвечаю терпеливо. - Убить - это лишить человека жизни. Или ты переживаешь за способ убийства? Мне все равно. Выбирай любой: пистолет, клинок, чулок, испорченные тормоза, яд… Никаких ограничений с моей стороны. Главное, чтобы он был мертв.
Конечно, я лукавлю. Я бы предпочла, чтобы его смерть была мучительной, чтобы его убивали медленно, извращенно, долго. Чтобы подыхал он так же не по-человечески, как и жил. И больше всего я желала присутствовать на его казни. Много лет я жила с этой мыслью, долгие недели, месяцы, годы я взращивала и преумножала в себе ненависть к нему, и готовилась к убийству, изобретая все новые способы, прорабатывая все новые планы. Даже когда не знала имени того, кого так неистово ненавижу. Месть была моей единственной целью, моей единственной мечтой, единственным смыслом моей жизни.
А теперь я хочу, чтобы это сделала она.
- Я не понимаю, зачем мне убивать отца, - говорит она резко и тут же возражает сама себе: - Нет. Нет. Я не понимаю, зачем это тебе…
- Как-то раз он не уступил мне место в автобусе, - серьезным тоном отвечаю я, обгоняя длинный автовоз.
- Ты сумасшедшая? - с презрением спрашивает она после раздражающе длительной паузы.
- Полегче, девочка, - предостерегаю ее я, поворачивая голову и устремляя на нее не самый дружелюбный взгляд. - Я совсем не так безобидна, как тебе могло показаться. Если я расточаю улыбки, это вовсе не значит, что в рукаве у меня не спрятан ножичек.
Ее взгляд тотчас перемещается к манжетам рукавов, плотно облегающих запястья моих рук, желая проверить, шучу я или на самом деле ношу при себе холодное оружие. Ношу, мысленно киваю я, только она не там ищет.
- И не советую тебе усомниться в моих словах, иначе я докажу их правоту на деле. Вряд ли ты захочешь это увидеть. И тем более - в этом участвовать, - заканчиваю я свою речь.
- Извини, - бормочет она поспешно, и я вновь сосредотачиваюсь на управлении джипом.
Несмотря на изрядно потасканный внешний вид, ход у него что надо.
- Где мой брат? - чуть помедлив, спрашивает Розали, и сейчас ее голос звучит вполне миролюбиво - она больше не задирается.
- В надежном месте, - пожав плечами, даю я самый распространенный ответ на ее вопрос.
- Он где-то за городом? - не отстает она.
Учитывая, что мы отъехали уже достаточно далеко от города, то ее предположение логично, но она просто дура, если думает, что я везу ее к брату. И еще бóльшая дура, если надеется увидеть его снова. Даже если она выполнит свои условия сделки.
Я вновь пожимаю плечами, не подтверждая и не опровергая ее догадку. Ее информирование в мои планы не входит. Но она не унимается.
- Зачем тебе мой брат?
- Он побудет у меня, пока мы с тобой улаживаем уже известное тебе дело. В качестве гарантии, - это не вся правда, но остальное ей пока знать необязательно.
- Кто ты? - тут же следует новый вопрос.
Не скажу, что я не ждала его, и все же ее наивность меня удивляет. Я тихо фыркаю и думаю, а не ответить ли ей и в самом деле, кто я. Было бы забавно… Но эта мысль меня не увлекает. Я игнорирую ее вопрос, и она замолкает. Но ненадолго. Ее посещает догадка, и она спешит поделиться ей со мной.
- Я поняла! Все эти несчастные случаи, произошедшие с нашей семьей за последние несколько месяцев: поджог загородного дома, проникновение психов в офис папиного благотворительного фонда, - при упоминании о фонде я едва сдерживаюсь, чтобы не заставить ее замолчать, - испорченные тормоза в его машине, бомба, заложенная в фитнес-клубе моей матери - все это твоих рук дело?! В этом замешана ты?
Я неопределенно хмыкаю и покачиваю головой вверх и вниз, из стороны в сторону, говоря то ли да, то ли нет. Ответить утвердительно с моей стороны было бы нечестно - я ведь не одна приложила к этому руку. Это было бы слишком круто. Но она права - все это произошло не без моего участия и уж точно по моей инициативе и под моим руководством.
- Что тебе сделал мой отец? Почему ты хочешь его убить?
- Я хочу, чтобы его убила ты, - мрачно поправляю ее я. - Это не совсем одно и то же.
- Почему ты хочешь, чтобы я убила его? - изменяет она свой вопрос, продолжая допрашивать меня с упорством, начинающим раздражать.
- Почему мне кажется, что мы играем в двадцать вопросов? - вяло парирую я.
- Ты просишь…
Я удивленно приподнимаю брови, и она спешит исправиться: - Ты требуешь, чтобы я убила очень дорогого мне человека, но не желаешь объяснить мне, почему я должна это сделать.
К концу предложения ее голос приобретает металлический оттенок, а в выражении лица появляются решимость и злость. Мне нравятся эти изменения - прелюдия меня утомила. Но спешить с моей стороны было бы неразумно, Розали нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью об отцеубийстве. И она с нею свыклась, даже если пока еще сама этого не осознает - она уже не восстает против убийства, она лишь хочет знать почему.
Первый рубеж пройден.
На ближайшей развязке я съезжаю с Кеннеди и устремляюсь к Дуайт, чтобы по ней вернуться в город.
- Ты должна сделать это, чтобы спасти другого дорогого тебе человека, - наконец прерываю я затянувшееся молчание, сразу переходя к главному.
Она смотрит на меня, не моргая.
- Ты не причинишь ему боли.
Она произносит это с поразительной убежденностью, и мне очень хочется прямо сейчас доказать ей обратное. Просто чтобы она поперхнулась собственными словами, чтобы поняла, что ими нельзя разбрасываться. Никогда нельзя утверждать того, в чем ты не уверен и на что не можешь повлиять. Никогда…
- Даже я не знаю этого наверняка, - холодно отвечаю я. - Но это легко проверить - откажись убивать Карлайла, и мы узнаем, способна ли я причинить боль маленькому мальчику. Еще раз…
Она едва слышано ахает, от ужаса зрачки ее удивительных глаз-фиалок расширяются, и их заполняет непроглядная чернота. Такая же беспощадная, что царит и в моей душе последние одиннадцать лет.
- Я предлагаю тебе компромисс, Розали, - она слишком подавлена, чтобы заметить, что я обращаюсь к ней по имени, да и вряд ли ее удивила моя осведомленность - подобные встречи не случаются без тщательной подготовки. - Либо ты убиваешь отца и этим спасаешь брата, либо его прибью я, но в таком случае Эдвард отправится вслед за папочкой. Карлайлу по-любому конец, и только от тебя зависит, что будет с малышом Эдвардом. Убить или не убить. Приговорить или спасти. Выбор за тобой…
Я неотрывно смотрю на нее, при этом продолжая вести машину и даже не снижая скорости. Но она не обращает на это внимания. Она тоже сверлит меня глазами, в которых стоят слезы. Серьезность моего голоса и мрачная решимость во взгляде не оставляет ей надежды на то, что это просто глупая шутка. И этими слезами она уже сейчас оплакивает одного из своих мужчин. Уже сейчас она прощается с кем-то из них. Или с обоими?..
Я не желаю быть свидетелем ее колебаний и останавливаюсь на обочине. Розали, кажется, даже не замечает этого, пока я не говорю: - Выходи.
Она не слышит меня, я повторяю приказ, на этот раз громче, и щелкаю пальцами перед ее лицом. Она вздрагивает и поворачивает голову к окну.
- Прямо здесь? - спрашивает растерянно.
- Приглашение действовало на поездку в одну сторону.
Она не движется, и я чувствую, как во мне поднимается раздражение. Мне надоела эта заносчивая девица, привыкшая к тому, что все в этой жизни дается ей легко. Что мир вертится вокруг нее. Она никогда и ни в чем не знала отказа, никогда не делала того, чего ей не хотелось. И даже сейчас вела себя так, будто это она, а не я диктую условия. Но я заставлю ее плясать под мою дудку. Она примет мои правила игры и шлепнет своего папочку.
Или я шлепну их всех.
А пока пусть ловит попутку или может топать пешком. Я не нанималась ее возить.
Наконец она берется за ручку двери, но руки ее так сильно дрожат, что она не может открыть ее.
Я перегибаюсь через нее и тяну ручку на себя, толкаю дверь.
- Выметайся!
Она покорно выходит. Слезы, еще минуту назад стоявшие в ее глазах, теперь беспрепятственно стекают по лицу, образуя влажные, темные от потекшей туши, дорожки. Она уже не та красивая и яркая девушка, от которой текли слюнки у всех моих парней, едва не дерущихся друг с другом за право следить за ней, в эту минуту она жалкая, несчастная и потерянная.
Но мне не жаль ее.
Когда-то меня тоже не пожалели.
- Я не ставлю перед тобой никаких временных рамок, - говорю я напоследок, чуть подавшись вперед, чтобы видеть ее лицо. - Сама решай, когда умереть Карлайлу. Только помни, что твой брат не на курорте. Чем раньше… - я не договариваю фразу. - И я опущу эти пошлые предупреждения не звонить в полицию и никому не сообщать о нашем разговоре. Ты можешь сделать это прямо сейчас. Твой отец и брат сдохнут быстрее.
Не дожидаясь ее ответа, я давлю на газ, джип послушно рвется вперед, и пассажирская дверь, едва не задев Розали, захлопывается.
Я ни разу не оборачиваюсь.

Глава вторая. KillCullen

- Привет, - радостно улыбаюсь я, когда передо мной распахивается массивная дверь. - Пригласишь в гости?
После секундного удивления, с которым она быстро справляется, хозяйка дома даже не пытается скрыть недовольство нежеланным вторжением, но все же не решается захлопнуть дверь перед моим носом. После совершенно очевидных внутренних колебаний Розали отходит в сторону и жестом предлагает мне войти. Пропев "спасибо", я переступаю через порог и замечаю, как она быстро оглядывает улицу за моей спиной. Но я знаю своих парней и абсолютно уверена, что она никого и ничего не увидит, и прячу довольную ухмылку.
Следуя за ней в гостиную, я, не таясь, разглядываю интерьер холла, каждая деталь которого тщательно продумана и буквально кричит о неслабом достатке обитателей дома. И об их исключительном вкусе. Витающий в воздухе аромат слегка кружит голову, обстановка радует глаз, а то, насколько все гармонично, симметрично и стильно, неожиданно вызывает у меня саднящее чувство зависти. И, вопреки намерениям, я начинаю злиться.
Остановившись в центре ворсистого ковра приятного сливочного оттенка, на который я даже боюсь ступить, замерев в дюйме от него, Розали оборачивается и неожиданно предлагает:
- Что-нибудь хочешь? Кофе или виски?.. Или, может…
- Я не ем между едой. И не пью. И это не светский визит, - стерев с лица дурацкую улыбку, обрываю ее я.
Она тут же перестает играть в гостеприимную хозяйку дома и в защитном жесте скрещивает руки на груди. - Слушаю.
Я удовлетворенно киваю.
- Ты уже определилась со временем убийства?
На миг в ее взгляде поселяется паника, а рот беспомощно приоткрывается, но к ее чести она возвращает себе контроль над эмоциями и осторожно произносит:
- Я работаю над этим.
- Вот и отлично, - не скуплюсь я на похвалу и без паузы заявляю: - Но что-то меня утомляет ожидание. Да и ты, я думаю, проводишь не лучшее время в своей жизни. Поэтому предлагаю сократить подготовительный период. Завтра до полуночи Карлайл Каллен должен быть мертв.
- Как?.. - бормочет она в растерянности, мгновенно растеряв недавнее самообладание.
И я понимаю, что все правильно рассчитала - она не поверила в серьезность угрозы и, конечно же, не собиралась никого убивать. Она избрала тактику обманчивого сотрудничества со мной, чтобы потянуть время на поиск беспроигрышного выхода из предложенной ситуации. Наверняка она собиралась кинуться - если уже не кинулась - за помощью к отцу или все же обратиться в полицию, ну или в смежные органы. И мое новое условие путает ей все карты. Запасного плана у нее не было. А зря…
- Я уже говорила, - морщусь я, демонстрируя недовольство тем, что вынуждена повторяться, - что ты вольна сама выбирать как. Способ значения не имеет, важен результат. Но если ты спросишь моего совета, то я бы предпочла пистолет. Кстати, я принесла тебе один, на всякий случай.
Сделав несколько шагов к угловому дивану в центре комнаты, я наклоняюсь к невысокому журнальному столику и опускаю на него новенькую беретту с полным магазином парабеллумов. Серебристый металл на удивление гармонично смотрится на стеклянной геометричной столешнице, рядом с невысокой вазой из разноцветного хрусталя, блики от которой бегают по стволу, заставляя его сверкать и переливаться.
- Но как, когда и чем, ты выбираешь сама. Я лишь хотела убедиться, что тебе доступны все возможные варианты.
Вмиг потемневшими и расширенными от страха глазами Розали, не отрываясь, смотрит на опасную игрушку. Мне становится любопытно, о чем она думает - вдруг ей придет в голову схватить пистолет и одним выстрелом решить все свои текущие проблемы.
Я тайно улыбаюсь своим мыслям. А вслух интересуюсь:
- Ты позволишь мне воспользоваться своим лэптопом?
Пребывая в замешательстве, Розали не сразу понимает, о чем я ее прошу, но спустя несколько минут все же приносит мне белый МакБук и замирает рядом, встав боком к столу, чтобы не видеть пистолет. Я осуждающе хмыкаю: если она пацифистка, ей же хуже, придется искать другой инструмент для убийства. Но это ее проблема.
Присев на велюровый диван, я загружаю систему. Дождавшись полной загрузки, кликаю на голубой ярлык программы видеосвязи и добавляю новый контакт KillCullen - низкий поклон Тарантино, - специально созданный час назад. Нажимаю кнопку видеовызова и жду соединения. Через несколько секунд на экране появляется темный квадрат, в котором ярким пятном выделяется силуэт Эдварда. Я с удовлетворением отмечаю, что левая кисть у него перебинтована.
- Привет, Эдвард, - щебечу я.
Он не реагирует на звук своего имени, и я беспокоюсь, не перестарались ли мы с демонстрацией серьезности наших намерений. Но потом вижу, что он дышит, глаза у него открыты, и он просто отводит их от камеры, игнорируя меня. Зато на имя брата реагирует Розали. Она вскрикивает и заглядывает в экран. Но я останавливаю ее, подняв ладонь в предупреждающем жесте. Она замирает, и с губ ее не срывается ни звука.
- Ты все еще злишься на меня, да? - спрашиваю я у Эдварда, который по-прежнему не смотрит в мою сторону. - Ну же, парень, перестань обижаться. Ну как хочешь, - так и не дождавшись ответа, сдаюсь я. - Я просто подумала, что ты соскучился по сестре и захочешь поговорить с ней.
Я вижу, что его зацепило упоминание о сестре, вижу, как его голова дергается к камере, но он сдерживается и не поворачивает голову, уже в столь юном возрасте проявляя чисто калленовское упрямство. Или же просто не верит мне, что неудивительно после нашей последней встречи.
Я перевожу взгляд на Розали. - Поздоровайся с братом.
- Эдвард, - охотно подчинившись приказу, тут же зовет она дрожащим голосом.
Мальчишка, вздрогнув, поворачивается к камере, и в точно таком же окошке на дисплее лэптопа Джеймса, установленного в подвале заброшенного дома, видит меня и волосы сестры. Я отодвигаюсь чуть вправо, впуская Розали в область обзора веб-камеры.
Она с жадностью вглядывается в лицо своего брата и беззвучно охает, заметив внушительного размера багровое пятно на лбу и подсохший кровавый след у виска слева. Глаза ее незамедлительно заполняются слезами сочувствия к младшему брату и ненависти к его обидчикам. Ко мне.
Она стискивает зубы и не отводит взгляда от разбухшей раны. Я тоже смотрю на нее, и вспоминаю, как этот избалованный сопляк плюет мне в лицо, когда я наклоняюсь к нему, чтобы убрать со лба налипшие завитушки волос, в свете прожектора отливающих медью.
И в следующую секунду, взбешенная его поступком, резким движением я выбрасываю вперед ногу и прямым ударом отправляю стул с надежно привязанным к нему Эдвардом к дальней стене подвала. На какое-то время он исчезает в кромешной тьме, но потом луч прожектора вновь заключает его в пляшущий овал света, и я вижу, что в полете стул перевернулся, и Эдвард лежит лицом вниз. Возле его головы образовывается лужица крови, стремительно увеличивающаяся в размерах. Испугавшись, что убила его, я кидаюсь к парню и поднимаю его голову, но он зло дергает ею, избегая моего прикосновения. Гнев во мне разгорается с новой силой, и я резко выпрямляюсь. Краем глаза замечаю какое-то движение и резкий запах спирта - Лоран рывком поднимает стул с заложником и тянется к его лицу, чтобы вытереть обильную струю крови. Но я перехватываю его руку.
- Не трогай, - говорю жестко. - Пусть остается как есть.
Он не задает вопросов и снова исчезает в темноте. В подвале нас четверо, но тишина такая, что закладывает уши. Даже дыхания не слышно.
Прищуренными глазами я смотрю на Эдварда, который высоко держит голову, стараясь за напускной храбростью скрыть свой страх. Но взгляд его мечется из стороны в сторону, а искусанные до крови губы мелко подрагивают. Ему всего десять лет, и без сомнений, ему сейчас очень страшно, как бы ни пытался он убедить меня в обратном. Он еще слишком мал для взрослых игр. Но когда-то мне тоже было десять лет, и даже меньше, я тоже была маленькой, и мне тоже было страшно. Поэтому меня не разжалобить фальшивой смелостью и дерзостью.
Сунув руку в карман, я с силой сжимаю рукоять отцовского ножа, бессовестно украденного у него несколько лет назад, и делаю шаг к Эдварду. Он испуганно дергается и ударяется головой о стену…
- Розали, пожалуйста, не волнуйся за меня, - торопливо лопочет Эдвард, стремясь успокоить сестру. - Со мной все в порядке, правда.
- Да, малыш, - сквозь слезы улыбается блондинка, - все в порядке. Все будет хорошо. Ты ничего не бойся. Скоро ты будешь дома. Я обещаю.
- Я знаю, - уверенно говорит он, и как будто действительно в это верит.
Я прячу усмешку, в который раз дивясь чужой наивности.
- Я тоже очень надеюсь, что ты скоро будешь дома, Эдвард, - произношу елейным голосом, интонационно выделив слова "очень надеюсь", при этом многозначительно глядя на Розали снизу вверх.
Ее потемневшие до цвета индиго глаза полыхают испепеляющей ненавистью, а идеальной формы губы презрительно кривятся. Но это она зря. Гнев - не лучший советчик. Я равнодушно отворачиваюсь.
- Это произойдет либо завтра вечером, либо никогда, - объявляю я и безжалостно разъединяю сеанс видеосвязи.
- Эдвард, - в панике выкрикивает Розали, но экран уже потух.
Ее брат исчез. И, возможно, навсегда. На самом деле без "возможно", но Розали пока знать об этом необязательно. Хотя если бы она уделяла больше внимания голливудским боевикам, то легко догадалась бы: тот факт, что я не скрываю своего лица ни от нее, ни от ее брата, не сулит им обоим ничего хорошего. Но она признавала лишь исторические фильмы ВВС и необременительные смыслом ромкомы, а из них не почерпнешь подобную полезную информацию. Что было мне только на руку.
В этот момент у меня в кармане вибрирует телефон. Вытащив его, я нажимаю на кнопку "ответить", успев отметить, что это звонок от Джеймса.
- К вам гости, - без предисловий говорит он и сразу отключается.
Убирая мобильник обратно в карман, я лихорадочно соображаю, кто бы это мог быть, не представляет ли этот незапланированный визит опасность, и мысленно ругаю своего парня за то, что он так скупо поделился информацией. Я открываю рот, чтобы дать Розали инструкции, как вести себя с гостем, но в этот момент входная дверь распахивается и кто-то входит в холл. У меня лишь секунда на принятие решения, лишь секунда на то, чтобы попытаться избежать нежеланной встречи, и я делаю выбор. Левой рукой хватаю мирно лежащий передо мной пистолет и, не прицеливаясь, стреляю в дверной проем. В голове мелькают слова благодарности Чарли за то, что научил меня одинаково точно стрелять с обеих рук. Хлесткий звук выстрела сменяется глухим звуком падения тела и затем переходит в пронзительный визг. Встав на ноги, ударом локтя в лицо я вырубаю Розали, и визг обрывается. Сразу устремляюсь к распростертому на полу телу, но Джеймс появляется возле него чуть раньше. Он переворачивает мужчину, и мы оба узнаем в нем самого удачливого из многочисленной толпы поклонников дочери Карлайла - Ройс с совершенно неподходящей ему фамилией Кинг. Значит, после небольшой интрижки с бетонным полом он все же очухался, но сюда он пришел зря. Не вовремя…
- Че за черт?! - сквозь зубы цедит Джеймс. - Ты соображаешь? Труп в центре города… Посреди дня!
- Я не знала, что это он, - оправдываюсь я громким шепотом. - Он вошел так неожиданно… я подумала… и выстрелила.
- Подумала она. Лучше б ты в себя выстрелила. "Неожиданно"… - передразнивает он зло. - Мы не в Сиэтле, здесь у нас нет своих полицейских.
- Ты мог бы и сказать мне, кто это! - перехожу я из обороны в наступление. - И тогда никаких трупов…
- Если б я знал, что ты устроишь пальбу… - он поднимает голову, смотрит на меня все еще укоризненно, но уже более спокойно, потом переводит взгляд в сторону, замечает неуклюже распластанную на диване Розали и тихо присвистывает: - Опа! Ее ты тоже замочила?!
Я раздраженно выпаливаю. - Проваливай! А то я и тебя замочу. И скажи Майку, чтобы убрали тут все.
- Разберусь, - фыркает он, выходя.
Я возвращаюсь к Розали и двумя ударами по щекам привожу ее в чувство. Ее взгляд тут же мечется в сторону холла, но спиной я загораживаю ей обзор.
- Не зыркай, - говорю грубо. - Ну вот, теперь ты наконец осознала, что я не шучу. Надеюсь, у тебя пропадет охота играть со мной в свои дилетантские игры. Ну а если ты все же продолжаешь наивно верить, что я неопасна, и что тебе удастся спасти их обоих, то вот тебе на память.
Я кидаю ей на колени голубую прямоугольную коробочку с таким же голубым бантиком и направляюсь к выходу. Аккуратно обходя голову Ройса, чтобы не наступить на кровь, стремительно растекающуюся по светлому ковру, я автоматически задерживаю дыхание, чтобы не потерять сознание - не самое удобное качество для человека моей профессии. Переступив через его ноги, я рывком тяну на себя дверь. Плотно закрыв ее, шагаю по вымощенной дорожке, а за спиной у меня раздается нечеловеческий вопль.
Впервые я испытываю сочувствие к Розали - мало приятного обнаружить в нарядной и на вид безобидной коробке палец ребенка, грубо отсоединенный от кисти его хозяина. Прежнего хозяина… Не знаю, можно ли определить оного по одному только пальцу, но судя по крику, Розали не сомневается, кому принадлежал этот окровавленный мизинец.
И правильно.

Уже у машины я оборачиваюсь и долгим взглядом смотрю на фешенебельный дом, в котором живет и радуется жизни дочь доктора Каллена. Отнявшего у меня возможность жить в таком же доме, быть такой же - ну или почти такой же, - как она: утонченной, благородной, образованной. Быть может, у меня и не получилось бы всего этого, и леди из меня бы не вышло, но мне не позволили это выяснить. Кто-то решил, что я недостойна такого шанса.
Кто-то отдал мой шанс ей… И кто-то должен за это ответить.



Справившись с замком, я пинаю дверь и, ворвавшись в дом подобно смерчу, широкими шагами пересекаю холл. Внутри меня все кипит, злость рвется наружу, но я не даю ей выхода. Дверь за моей спиной тихо закрывается и раздается щелчок замка.
- Могу я спросить, из-за чего ты так бесишься? От твоего молчания у меня звенит в ушах, - нарочито небрежно изрекает Джеймс, хотя я видела, что в машине он едва сдерживался, чтобы не наорать на меня или не надавать пощечин.
За те годы, что мы вместе, он хорошо изучил меня, и знает, что чем дольше я держу в себе эмоции, тем мощнее будет извержение. И всегда старается предотвратить взрыв.
- Ты видел, как она живет? - выпаливаю я, резко разворачиваясь к нему.
- Я не рассматривал, что там внутри, - отвечает он без эмоций, мгновенно расслабившись. - А снаружи ничего особенного. Красивый особняк. Но и наш дом не хуже.
- Не хуже? – цежу я сквозь зубы, чтобы не сорваться на крик. - Да по сравнению с той роскошью, в которой живет и выросла она, мы с тобой обитаем в лачуге.
- Тебе видней, - он отворачивается, бросает ключи от машины на тумбу и идет в мою сторону.
Он по-прежнему раздражающе бесстрастен, в то время как я стремительно достигаю своего предела.
- И если бы ты не покупала одну крутую тачку за другой, мы могли бы позволить себе дом и получше.
- Ты обвиняешь меня в том, что я спускаю все деньги на дорогие машины?! - я едва не давлюсь собственными словами, не веря, что он на самом деле сказал это.
- Это ты обвиняешь меня в том, что наш дом недостаточно шикарен, - парирует он, садясь на диван и закидывая ноги на сложенные стопкой подушки.
- Извини, - с вызовом цежу я сквозь зубы.
Но он не замечает издевки и великодушно кивает. - Извиняю.
Его невозмутимость бесит меня еще больше. Я вспоминаю, что мне никогда не удается развести его на эмоции, никогда не удается вывести его из себя. Мы две противоположности - полный штиль и девятибалльный шторм. Вечная мерзлота и экваториальный зной. Вулкан и айсберг. Он тушит меня, когда я разгораюсь, я завожу его, когда он едва не покрывается ледяной корочкой. Наверное, поэтому мы так подходим друг другу. Наверное, поэтому мы до сих пор вместе.
- Не знаю, что на тебя нашло, но я не вижу повода для истерики, - продолжает он, едва заметно пожав плечами. - Если тебе так приглянулся этот дом, мы можем купить такой же.
Я зло фыркаю.
- Да даже если мы купим пять таких домов, ни один из них и близко не будет похож на ее.
- Значит, мы купим ее дом. Со всей обстановкой и мебелью.
- Да плевать мне на обстановку и на мебель! - срываюсь я, но тут же пресекаю вспышку гнева и делаю глубокий вдох.
Но никакие дыхательные упражнения не могут унять сжигающую меня изнутри зависть… и ревность. И всеобъемлющую обиду. И всепожирающую ненависть. Нестерпимую. Неконтролируемую. И постыдную.
Весь этот год, наблюдая за Розали и за Эдвардом, я заталкивала ненависть в самые дальние уголки своего сознания, фанатично воспитывая в себе хладнокровие, потому что месть не свершается на горячую голову, и все же… И все же сейчас я проигрываю этот спор.
- Ты не понимаешь, - делая над собой усилие, говорю я спокойнее и значительно тише. - Дело вовсе не в доме, и не в его стоимости. И даже не в районе. Это что-то нематериальное. Идеальность дома Розали заключается не в мастерстве дизайнера и не в вычурности обстановки, а в исключительности его хозяйки. Аристократическое воспитание, изящные манеры, безупречный вкус. Ее утонченность, изысканность, галантность, элегантность, лоск… - у меня заканчиваются эпитеты, и я на время замолкаю. - Это не покупается… И этому нельзя научиться. У нее это в крови.
- Ахаа… - задумчиво тянет он и, после очень долгой паузы, посмотрев на меня тяжелым взглядом прозрачно-серых глаз, спрашивает. - А что не так с твоей наследственностью?
- Что? - не понимаю я.
Он поднимается с дивана и встает передо мной, засовывая руки в карманы джинсов.
- Ты говоришь, что у нее это в крови. А твоя кровь чем хуже? Твоя мать из знатного английского рода… Твой прадед, кажется был генералом, рыцарем какого-то ордена?
Я киваю. - Орден Британской Империи.
- А у нее кто? Славянка-голодранка?
- Она русская, - машинально поправляю я.
- Неважно, - отмахивается он. - А отец и…
- Он мне не отец! - я грубо обрываю его. - У меня нет отца. И мать моя умерла.
- Теперь ты обвиняешь меня в том, что ты сирота?!
Молниеносным движением я выхватываю из-за пояса безотказный глок и целюсь ему в голову.
- Осторожнее, Джеймс Вóлчек. Не ступай на опасную дорожку, - я вновь спокойна и хладнокровна.
Ненависть к отцу, что давно стала частью моей личности, что на протяжении многих лет, с самого детства, формировала мой характер и была моей движущей и поступательной силой, окутывает меня и замораживает все остальные эмоции: и зависть, и злость, и обиду, и ярость. Как всегда. Стоит мне подумать о нем, как я становлюсь сухой, безэмоциональной, почти неживой. Этому я научилась.
Девятимиллиметровое дуло пистолета все еще нацелено на Джеймса, но ни один мускул не дрогнул на его безмятежном лице, ни одна ресничка не всколыхнулась, не изменилось и выражение глаз. Он по-прежнему смотрит на меня в упор, и я пасую перед его открытым взглядом. Опускаю пистолет и бормочу слова извинения.
- Убей их всех, и покончим с этим, - жестко говорит он. - Я хочу вернуть себе свою Беллу. Ту, что встретил подростком в грязной подворотне на окраине Сиэтла. Ту, что стреляла лучше нас всех, ту, которая была безрассудно бесстрашной и умела улыбаться, как никто и никогда. Я давно уже не видел твоей улыбки. С тех пор как мы переехали в этот гребаный город, ты сама не своя. Ты стала жестче, безжалостней, в погоне за отмщением ты перестала ценить человеческую жизнь. Да, мы тоже не ангелы, но криминальный бизнес не бывает без жертв, это не мы придумали. И все эти люди знают, на что идут. А сколько уже невинных людей погибли по твоей вине? Просто так… Сколько еще их будет?! Хватит, Белла. Мне осточертела твоя вендетта и достали твои истерики. Эти люди причинили тебе боль, так уничтожь их, и валим отсюда.
Он смотрит на меня долгим пронизывающим взглядом, словно пытается понять, дошел ли до меня смысл его слов. Я медленно киваю, и он быстрыми шагами выходит из комнаты и взбегает по лестнице на второй этаж. А я остаюсь стоять посреди гостиной, оглушенная и раздавленная. Только что мне представился шанс взглянуть на себя со стороны. И мне определенно не понравилось то, что я увидела…
Его обвинение "сколько уже невинных людей погибли по твоей вине?" стучит у меня в голове. Я вспоминаю двух слуг, сгоревших в загородном доме Калленов, который я подожгла собственными руками. Застреленный мной охранник в служебном помещении Фонда. Шестилетняя девочка, на которую наехал Карлайл на своем джипе, с тормозами которого я тоже поколдовала собственноручно. Она выжила, но на всю жизнь останется инвалидом. А в фитнес-клубе никто не пострадал только потому, что полиция вовремя обезвредила бомбу. Список жертв был бы внушительным.
И все ради чего?!
Сделав шаг, я без сил опускаюсь на диван и, откинув голову на спинку, невидящим взглядом таращусь в потолок.
Ну и что ты будешь делать, Белла?..



Остановившись перед съездом к хорошо знакомому белоснежному дому, я заглушаю мотор Мерседеса и какое-то время сижу в тишине. Решение приехать сюда было спонтанным, и я все еще не могу решиться.
Минут десять я не двигаюсь и ни о чем не думаю, но потом все же выхожу из машины, бесшумно закрываю дверь и шагаю к крыльцу стилизованному под старинную усадьбу дома. Без труда проникаю в дом через окно в подвальное помещение и через минуту вхожу в холл через дверь под лестницей на второй этаж. Время уже далеко за полночь и я сразу поднимаюсь наверх, полагая, что застану ее в спальне. Вряд ли она спит, но и находиться внизу для нее сейчас невозможно. Правда, в прихожей уже никаких следов вечернего инцидента, даже пропитавшийся кровью ковер заменили на новый, но ей это наверняка служит слабым утешением.
Я отворяю дверь в спальню - на втором этаже их несколько, но после месяцев слежки я точно знаю, какая мне нужна, - и осторожно вхожу. Розали действительно не спит и реагирует на мое проникновение почти спокойно.
- Пришла еще кого-нибудь пристрелить? - спрашивает с издевкой, хотя голос не повышает.
- Я подумала, - отвечаю я, игнорируя нетеплый прием, - что тебе будет легче принять решение и понять мои мотивы, если я расскажу тебе правду. Мою правду.
Она смотрит на меня с интересом и с некоторой долей сомнения. И она права - я бы тоже не спешила себе доверять.
- Сколько тебе лет, Розали?
- Семнадцать, - отвечает она растерянно, не ожидая вопроса из разряда анкетных.
- Аха. Через месяц исполнится восемнадцать, - "если доживешь", добавляю я мысленно, хотя и сама уже в это не верю, и спешу ответить на ее немой вопрос. - Не удивляйся. Я знаю о тебе абсолютно все, вплоть до того, какой степени прожарки стейк ты любишь. И да, в каком виде предпочитаешь яйца, - добавляю, верно расценив ее реакцию на мои слова.
Я тоже смотрела этот фильм.
- Я все про тебя знаю, - повторяю я, подходя ближе и склоняясь над ней. - А вот ты знаешь, что вы с Эдвардом не единственные дети доброго доктора Каллена?
Мой вопрос оказывает на нее влияние, схожее с действием глобального похолодания. Ее глаза моментально стекленеют, и она задерживает дыхание, словно боится обморозить - или обжечь - легкие. Взгляд ее глаз полыхает недоверием и пронзает меня насквозь, будто желая прочесть по мне, правда то, что я говорю, или ложь.
- Ты врешь, - наконец выпаливает она, не разжимая зубов.
- Если бы, - шепчу я с горечью и опускаюсь на кровать рядом со своей единокровной сестрой, которую хочу сделать орудием мести нашему отцу за то, что он сделал со мной - с нами - сразу после рождения.

Глава третья. По праву рождения…

Я пришла сюда ночью с конкретной целью, и все же не могу подобрать слов. Не знаю, с чего начать и как донести до нее все, что мне пришлось пережить по вине Карлайла. То, за что я так жажду его смерти.
- Мы видимся уже не в первый раз, но я так ни разу и не представилась тебе. Меня зовут Изабелла Свон. Но на самом деле я девочка без имени. Изабеллой меня назвали в сиротском приюте, куда меня и моего брата-близнеца привезли сразу из родильного отделения Северо-западного мемориального госпиталя. У нас не было ни имен, ни фамилии. Наша мать Эсме Энн Платт умерла при родах из-за обширного внутреннего кровотечения. А наш отец… Говорили, что отца у нас не было. Вот так вот необычно - у всех есть, а у нас не было. И сразу после госпиталя мы оказались в приюте. Мне дали имя Изабелла, в честь вулкана в Колумбии - медсестра, что передала нас на попечение приюта, была родом из деревни у его подножия. А брата назвали Эмметтом - старший сын директора приюта был помешан на вышедшем в том году последнем фильме трилогии "Назад в будущее".
- Эдвард тоже любит эти фильмы, - слабо улыбается Розали.
- Да, как и все парни. Но я никогда не узнаю, полюбил бы их Эмметт или нет. Когда нам было по три года, он умер от воспаления легких, так и не дождавшись, когда нас заберут приемные родители. Мы шли на усыновление вместе, а немногие потенциальные родители хотят сразу двоих детей. После его смерти мои шансы резко возросли… - зло усмехаюсь я. - И меня удочерила семья полицейского Чарли Свона. Они с женой не хотели, чтобы биологические родители их приемного ребенка когда-нибудь явились к ним на порог. Они искали сироту. И нашли меня… Так у меня появилась фамилия. А на надгробном камне Эмметта значится фамилия Браун¹…
Я приподнимаю голову и смотрю на Розали. Ее большие глаза невероятной синевы блестят от застывших в них слез. Она плачет от жалости ко мне. Она меня жалеет…
Еще несколько часов назад мысль об этом вызвала бы во мне вспышку ярости, а сейчас меня это не трогает.
- Я совсем его не помню. Каким он был, как выглядел. Знаю, что мы были очень похожи, оно и понятно, но никакие детали в памяти не сохранились… И все равно я очень скучаю по нему. Чарли и Рене были хорошими родителями, они заботились обо мне, о моем воспитании и образовании, но они не умели любить. Или проявлять свою любовь. Я прожила у них больше десяти лет, но не чувствовала себя частью их семьи. Через несколько лет они развелись, и Рене уехала из Форкса, оставив меня с Чарли. Скупой на эмоции шеф полиции имел свое представление о том, какой должна быть девочка, и растил из меня солдата - учил боксу и рукопашному бою, водил на восточные единоборства, часами гонял меня по стадиону и едва ли не запирал в тире, изнуряя стрелковыми упражнениями. Когда мне исполнилось десять, я спросила у него, знает ли он моих настоящих родителей, знает ли, почему я оказалась в приюте. И он рассказал про смерть матери, но он ничего не знал об отце, как будто его действительно не существовало.
Я замолкаю на секунду, чтобы перевести дыхание. Слышу, как тихонько, сдавленно всхлипывает Розали, тыльной стороной ладоней стирая потоком стекающие слезы. Она делает это почти с той же частотой, с какой в сильный дождь движутся по ветровому стеклу щетки-дворники. В другой раз это непременно вызвало бы у меня приступ смеха, но сейчас внутри у меня пустота. Не сосущая, не вакуумная, а самая обычная - пустая пустота.
Глядя на рыдающую Розали, я думаю, что это я должна бы плакать сейчас, но мне не хочется. Нет ни слез, ни сожалений, даже ненависти и той нет. Ничего…
- Тогда же я спросила у Чарли, кто были моими родителями, но никто в приюте этого не знал. И я решила, что обязательно найду отца. Найду, чего бы мне это ни стоило и спрошу у него, почему после смерти мамы он не пришел за нами. Почему бросил ее одну. Почему…
Я обрываю сама себя, потому что знаю, что список вопросов, начинающихся с "почему" бесконечен, что стоит мне только начать, и остановиться будет трудно. Но Розали - не тот человек, которому стоит их задавать, она не сможет ответить. Да и не должна. Дети не отвечают за своих отцов.
- И пусть я еще не знала причин, по которым наш отец просто исчез, оставив нас, я его ненавидела. Ненавидела за маму, ненавидела за брата, ненавидела, что за все эти годы он не попытался меня найти, что ни разу не вспомнил обо мне. А в Америке ведь нет тайны усыновления, и при желании сделать это было бы нетрудно… - сделав глубокий вдох, я продолжаю: - И в четырнадцать я ушла от Чарли. Ушла, чтобы начать поиски отца. Чарли хоть и шеф полиции, но вряд ли смог бы мне помочь, да мне и просить было неудобно. Только потом я узнаю, что он пытался сделать это для меня, но тогда я просто сбежала. Добралась до Сиэтла, где скиталась по подвалам и трущобам, пока не встретила Джеймса. Он привел меня в свою компанию таких же, как и он, "неблагополучных подростков". У кого-то, как и у меня, не было родителей, у кого-то не ладились с ними отношения, кто-то просто бунтовал или же, напротив, ловил кайф от такой жизни. В группе были только парни и лишь одна девушка, Виктория. Все они были старше меня, лишь одному из парней, Джейкобу, еще не было тринадцати. Чтобы как-то жить, они угоняли тачки, промышляли мелким разбоем, воровали в магазинах и на заправках. Мои навыки могли им пригодиться, и меня оставили. Джеймс научил меня водить машину, Джейкоб - разбирать ее на части и вновь собирать, Лоран показал, как незаметно обчистить карманы прохожих, а Виктория пыталась пробудить во мне женственность. Но у нее не получилось, - я криво улыбаюсь.
Притихшая Розали тоже растягивает губы в жалком подобии улыбки, и некоторое время мы сидим в тишине.
- Пару лет мы здорово проводили время. Ну знаешь, постоянное нарушение закона и безнаказанность дают ощущение вседозволенности. Ты чувствуешь себя неуловимым, крутым и всемогущим. Эти ощущения опьяняют, ты пребываешь в эйфории. Кайфуешь от того, что ты в кругу друзей, что все у вас получается, такая жизнь - просто мечта для любого подростка: опасность, приключения, вечеринки… Секс, наркотики и рок-н-ролл.
Розали понимающе и даже как будто одобрительно кивает. Но меня это не удивляет. Не теперь.
- Но мне всего этого недостаточно. Мелким хулиганством много денег не заработаешь, а мне для достижения моей цели нужно было именно много, очень много денег. Чтобы нанять первоклассного детектива, который сумеет найти моего биологического отца. Чтобы спросить с него за все, чтобы отомстить за маму и за брата, и за себя, - повторяю я уже в который раз.
А сколько раз я твердила это как мантру за все эти годы. Но мне пора заканчивать свою исповедь. За окном уже начинает светать. День, которого я ждала так долго, уже просыпается. Вот-вот он окончательно откроет глаза, и я должна быть готова.
- Вскоре мы начинаем действовать с бóльшим размахом и, как в компьютерной игре, переходим на другой уровень - из группы подростков становимся организованной преступной бандой. Это было нелегко, но я не стану углубляться в подробности. И без того понятно, что наше восхождение на более высокую ступень преступного мира не обошлось без жертв, что мы взбирались по трупам, но еще Чарли научил меня, что в достижении цели все средства хороши. А цель у меня была… И я ее достигла.
Я вновь поднимаю взгляд на Розали, и когда наши глаза встречаются, она судорожно сглатывает, а ее подрагивающие пальцы начинают нервно теребить одеяло.
- Четыре года и сотню тысяч долларов спустя, я узнала, что после смерти мамы при родах отец отказался от нас, обвинив в убийстве любимой жены. Он ни разу не навестил нас в госпитале, не интересовался нами. А когда одна из медсестер после выписки привезла нас к его дому, он даже не впустил ее внутрь, сказав, что его дети умерли вместе с женой и похоронены на кладбище ее семьи в графстве Чешир. Это в Англии, - зачем-то поясняю я. - Никаких документов о том, что мы его дети, у сестры, конечно же, не было, их никто не оформлял. И ей ничего не оставалось, как отнести нас в приют. Она была шокирована его жестокостью, но наш отец был уважаемым доктором и очень влиятельным человеком в Чикаго. Поэтому она скрыла его имя, сказав в приюте, что перед смертью роженица не назвала имя отца детей. Назвала она его только мне, когда я пришла к ней чуть больше года назад. Мне даже не пришлось представляться, она сразу обратилась ко мне по имени, по ее словам, я точная копия своей матери. На мой вопрос об отце она дала мне вырезку из газеты за восемьдесят восьмой год, где на странице светской хроники была размещена статья о свадьбе молодого и талантливого нейрохирурга с внучкой британского военного генерала .
Сунув руку в карман куртки, медленно я достаю из него сложенный вдвое газетный листок, расправляю его на коленке, и протягиваю Розали. Она не смотрит на пожелтевшую и истончившуюся бумагу, умоляющим взглядом она цепляется за мой безжизненный и мелко-мелко покачивает головой. Покачивает минуту, две, из больших глаз вновь катятся крупные слезы, но когда я убираю руку с вырезкой с намерением вернуть ее в карман, она выхватывает ее у меня. Крепко держит между пальцами, но посмотреть все же не решается. Потом делает глубокий вдох и, резко перевернув листок , тут же подносит руку ко рту, чтобы сдержать крик.
- Выйдя замуж за Карлайла, моя мать стала носить фамилию Каллен. И мы тоже должны были быть Калленами, но добрый доктор распорядился иначе. Он просто выкинул нас из своей жизни, выплеснув на нас свою злость на судьбу. Говорят, потеряв Эсме, он очень страдал и даже пытался покончить с собой. Но у него не вышло. И я знаю почему - чтобы у меня была возможность сделать это самой. Он должен ответить за свою жестокость по отношению ко мне и Эмметту. Такое не прощают. И я приехала сюда год назад, чтобы просто пустить ему пулю в лоб. Я не хотела ни говорить с ним, ни слушать его оправданий, хотя, наверное, его горе можно понять. Горе - да, но не отказ от собственных детей. А когда я нашла его и узнала, что у него новая семья… другие дети… Мальчик и девочка. И что ты младше меня всего на четыре года… Как же мало понадобилось ему времени, чтобы все забыть. Чтобы все пережить и начать жизнь заново. Просто избавившись от нас, просто забыв, что мы где-то есть и нуждаемся в нем…
Даже сейчас в моем голосе нет эмоций. Все перегорело, все вымерзло. Я освежевана и выпотрошена. И больше ничего не хочу. Только чтобы он сдох.
Я поднимаюсь.
- Я разрываю нашу сделку, Розали. И прошу у тебя прощения за то, что, узнав о вас с маленьким Эдвардом, возненавидела и вас тоже. Я испытала зависть и ревность за то, что вы заняли наше место. За то, что вам досталась вся та любовь, которой Карлайл лишил нас. За то, что у вас была семья. Я должна была мстить только ему, но если бы я могла тогда рассуждать здраво… Я захотела, чтобы Карлайл умер от руки не той дочери, о которой он даже не знает, а той, что вырастил, той, что любил, той, что гордился. Это было бы больнее. Вот зачем я пришла к тебе. Это был дурацкий план, признаю, и обещаю, что больше тебя не побеспокою. Эдварда привезут в течение часа.
Кивнув напоследок, я направляюсь к выходу, на ходу доставая телефон, но у самой двери спальни останавливаюсь, услышав жалобное "Не уходи!"
Но я не могу остаться. И не хочу. Мы хоть и сестры, все же чужие друг другу люди, и после всего, что случилось, уже никогда не сможем подружиться. Карлайл Каллен навсегда развел нас, лишив и этой возможности иметь семью.
Моя семья - это Джеймс и ребята.
А здесь у меня осталось всего одно незавершенное дело. И я должна завершить его сама. Это мой эксклюзив. Мое единственное наследство.
По праву рождения.

---

¹ принцип назначения наказания за преступление, согласно которому мера наказания должна воспроизводить вред, причинённый преступлением («око за око, зуб за зуб»)

(часть 2)