1984

Стоимость одного галлона газа составляла $1.10.

Chicago представили свой семнадцатый альбом "Chicago 17” 14 мая.

Летние Олимпийские игры проходят в Лос Анжелесе, штат Калифорния, Соединенные штаты.

...

– Белла! Вставай! Ты знаешь, какой сегодня день? – Эммет запрыгивает на край моей кровати и сильно стучит по моей подушке, потому как я пытаюсь скрыться под простыней.

– День убийства моего брата? – бормочу я.

Эммет в ответ сдёргивает простыню с моей маленький кровати. Слава Богу, у меня есть своя комната. Я бы сошла с ума, если бы он будил меня так каждое утро.

Ох, подождите. Мне всё равно приходится так просыпаться каждый день. Проклятье.

– Да, сегодня именно этот день, поэтому и бужу тебя, так как хочу встретить смерть от руки своей бездарной сестрицы, – пока он произносит эти слова, я могу видеть, как он буквально закатывает глаза. Я переворачиваюсь на живот и кладу голову на руки.

– Папа сказал, что тебе пора вставать. В этом году ты будешь помогать мне закачивать газ, – продолжает Эммет, а я простонала и лениво сползаю с кровати. Я смотрю на часы возле моей кровати. Четыре тридцать. Ох, папа всегда был ранней пташкой. Обычно я могла учуять запах свежеприготовленного кофе задолго до того, как подумаю о том, чтобы встать.

Оказавшись в ванной, я надеваю купальник, розовые и фиолетовые полосы неуклюже растянулись по моему телу. Я смотрю на себя в зеркало с боку и хмурюсь, увидев две маленькие шишечки на груди. Сиськи. Что я должна делать с этим? Теперь я даже не могу носить свой новый купальник без футболки, так как боюсь, что люди заметят. Мама заметила. И у нас был большой разговор на эту тему, когда мы навещали её на прошлой неделе. Она сказала мне, что мое тело изменится в ближайшее время, и я буду чувствовать себя по-другому, у меня будет грудь и женский цикл. Мне до сих пор не по себе от этого разговора. Я узнала об этой проблеме в прошлом году на уроке здравоохранения, но потом Леа рассказала мне о тампонах и сказала, что мы должны вставлять их туда. Я сказала маме, что не хочу этого женского цикла, если это означает, что мне придется использовать тампоны, и она рассмеялась надо мной. Рассмеялась! Мне всё равно, я никогда не буду использовать эти штуки, никогда.

К счастью, что пока у меня есть только грудь. Мама купила мне лифчик и пачку прокладок на всякий случай, но я молю Бога, что он оттянет все это кровотечение как минимум на год, а может на два.

Надев майку, я завязываю узелок спереди, как, я заметила, делала Леа; только она делает так, что можно увидеть её живот, но я не настолько смелая. После заплетаю свои волосы в тугую французскую косу, такую тугую, что у меня начинает болеть голова, затем трачу много времени, чтобы немного намазаться кремом для загара. В прошлом году я бы отдала всё, что угодно, чтобы поработать с Эмметом, но теперь меня раздражает, что эта работа отбирает у меня время на сон. Не то чтобы я была соней, но просыпаться до восхода солнца ужасно, особенно если учесть, что здесь солнце встает очень рано.

Уже с утра стоит такая жара, что гравий под ногами нагрелся и я сразу это почувствовала, когда я сделала несколько шагов от нашего дома. Эммет ушёл, взяв с собой тележку, поэтому я иду четверть мили одна мимо палаточного лагеря к пристани. Я вижу, что лагерь уже с утра гудит активностью, и мне интересно, здесь ли Эдвард и его семья. Я ищу взглядом их трейлер, но не вижу его. Весь прошлый год я часто вспоминала об Эдварде, надеясь, что он появится этим летом, но раньше у меня тоже были надежды. Каждый год я находила себе друга, и каждый год они уезжали. Некоторые из них возвращались, но большинство из них не делали этого. Год – это слишком долго. Меняются планы, и люди тоже, так что я стараюсь не слишком сильно надеяться. Но я до сих пор каждый раз вспоминаю Эдварда, когда смотрю на нашу ракушку, на которой он нацарапал наши инициалы. Я всё ещё думаю о нём, как бы ни старалась этого не делать.

Лагерь почти полностью заполнен. Грузовики медленно сдают назад, вниз с уклона, чтобы спустить лодки на воду, на берегу их уже ждут хозяева. Как только их отцепляют, и водители уезжают, хозяева поднимаются в лодки и заводят двигатель. Я вижу брата на бензоколонке, и бегу; мои новые парусиновые туфли на каучуковой подошве хорошо защищают ступни от каменистой дорожки.

В этом году мама получила премию и купила мне и Эммету новую одежду. Эммет за прошлый год вырос на целых четыре дюйма. Он стал таким же высоким, как папа сейчас. Мама повела нас в Сирз (сеть универмагов, торгующих широким ассортиментом товаров), где мы смогли полностью обновить наш гардероб. В основном, мы купили одежду для школы, но также у меня появилось несколько хороших вещей, которые я смогу носить на пляже. Такие, как мой новый купальник и эти мягкие фиолетовые велюровые шорты. Я хотела что-то, что не будет промокать в воде, но, видимо, двенадцатилетние девочки не носят плавательные шорты.

Я останавливаюсь возле кабинета моего отца, чтобы пожелать ему доброго утра, и он целует меня в щеку, протягивая немного денег на завтрак, но я еще не проголодалась. Я покупаю маффин и сок у Леа, так или иначе, и тут же откусываю кусочек чёрствой сдобы, который царапает горло. Я останавливаюсь на мосту и наблюдаю за жирными рыбами в воде. Жадные малявки ждали, когда я брошу им остатки сдобы, поэтому я крошу им булочку и наблюдаю, как они проглатывают их.

– Белла! – слышу я крик мальчика, и оборачиваюсь на звук, замечая красновато-коричневые волосы и бледное лицо.

Эдвард тоже вырос. Он бежит по мостовой из отеля. Я по-прежнему немного выше его, но он больше не кажется таким тощим. Его волосы стали короче и теперь больше не растрепаны, а аккуратно зачёсаны назад и немного на бок. Он одет в шорты цвета хаки и футболку поло, что означало, что они, видимо, только что приехали, потому что это не та одежда, которую принято носить на реке, она выглядит неуместной и слишком формальной. Я улыбаюсь ему, вытирая руки о шорты; я так счастлива его видеть, что даже хочется обнять. Может быть это странно, но я боюсь, что я и моя новая грудь коснёмся его, поэтому я просто машу ему, и он улыбается мне своей забавной улыбкой, которая заставляет меня растекаться лужицей.

– Привет, – говорит он, останавливаясь рядом со мной, слегла запыхавшись. – Я узнал тебя по твоей большой косе.

– Ну, я тоже могу сказать пару слов о твоей одежде. Вы позже пойдете играть в гольф? – я смеюсь над ним, а он непонимающе смотрит на меня, словно решил, что одет нормально для реки.

– Нет, мы собираемся поплавать на новой лодке отца. Папа купил новую лодку! И злая ведьма ушла, Белла. Они развелись. В этом году здесь только я и папа. Я же говорил тебе, что заставлю его вернуться, – продолжает говорить он, не обращая внимания на мой придирчивый комментарий, но мне сразу становится интересно то, о чем он говорил.

Злая ведьма ушла. Интересно, что произошло? А его папа купил лодку! Это означает, что они смогут стать постоянными клиентами! У нас было несколько таких семей, которые отдыхают здесь каждый год. Они платят заранее, чтобы забронировать место, и оставляют свои лодки в специальных гаражах у папы Джейкоба. Мы даже знаем их всех по имени. Папа любит таких клиентов и делает все, чтобы они были счастливы; постоянные "ходячие кошельки”, на деньги которых мы можем рассчитывать каждый год.

– Разве твой отец знает, как управлять лодкой? – осторожно спрашиваю я.

Есть множество негласных правил о лодках. Есть очень много инструкций, но их не принимают всерьёз люди, которые впервые выходят на воду, например, взаимное уважение друг к другу и к самой реке. Это может быть на самом деле довольно опасно, было много глупых людей на воде, которые убили других и самих себя, потому что не следовали правилам.

– В прошлом году мы плавали на яхте, – многозначительно говорит Эдвард.

– И что? Там ничего особенного делать не нужно, кроме как рулить, – отвечаю я, и Эдвард хмурится.

– Ну, он брал несколько уроков. И купил мне спасательный жилет, – оптимистично добавляет Эдвард, и я смеюсь, потому что не уверена, говорит ли он это с сарказмом или серьезно, но, в любом случае, это немного смешно.

Губы Эдварда растягиваются в лукавой улыбке, и я очень счастлива, что он здесь.

– Я могу помочь вам, и Эммет сможет. Мы выросли здесь, мы знаем всё, что нужно знать о реке. Ну, а прямо сейчас мне нужно помочь своему брату на бензоколонке, дай мне знать, когда твой папа решит выйти на лодке, и мы придем на помощь, – говорю я, поворачиваясь к заправке. Я заметила, что брат уже ищет меня глазами, скорей всего он будет кричать на меня на пристани, и, вероятно, это будет очень неловко.

– Хорошо, я пойду, поговорю с отцом. В этом году мы будем жить в отеле, потому что пришлось буксировать лодку. Но я приду к тебе в ближайшее время.

Эдвард идёт задом наперед, пока говорит. Он смотрит на меня и улыбается, как будто знает, что я очень рада видеть его, и я закатываю глаза, пытаясь скрыть улыбку, которая готова появиться на губах.

И именно в этот момент я спотыкаюсь на неровной поверхности пристани и падаю на задницу. Мой копчик болит, по коже словно прошлись наждачной бумагой, царапая всю заднюю часть бедра, и ссадины жжёт. Я и раньше падала, мои ноги всегда были покрыты царапинами и синяками с начала лета и до конца, но эта боль была очень сильной, и мое лицо покраснело. Я чувствую себя униженной.

Эдвард выглядит очень взволнованным и спешит ко мне на помощь.

– Ты в порядке? Не ушиблась?

Он хватает меня за руку, его холодная рука касается моей теплой кожи, но я просто пожимаю плечами. Я понимаю, что он просто пытается быть хорошим, но я слишком смущена. Но еще хуже мне становится, когда я слышу смех своего брата с бензоколонки. Я поворачиваюсь, чтобы удостовериться, действительно ли он смеётся надо мной, и да, он смеётся именно надо мной. И не только он. Тысяча людей, что были поблизости, смеются и показывают на меня, самое смешное зрелище дня, предоставленное вам вашей покорной слугой.

– Всё хорошо, – бормочу я, вставая и кусая губы лишь бы не заплакать, чтобы сохранить хоть малую каплю достоинства перед теми людьми с пристани, что смеются над моей неуклюжестью. – Увидимся позже, Эдвард.

– Хорошо, Белла, – усмехается он, и, прежде чем я ушла, поворачивается и начинает падать лицом вниз, размахивая руками, крича при этом, как маленькая избалованная девочка. Сначала я подумала, что это несчастный случай, но потом я слышу смех с бензоколонки, и вижу, как Эдвард быстро встает на ноги и подмигивает мне, прежде чем легким бегом направиться через мост, к своему лагерю; а я наблюдаю за ним с замешательством и раздражением. Он что, смеялся надо мной?

Теперь уже осторожно направляюсь к заправке, а мой брат всё ещё посмеивается. Потрясающе.

– Это был Эдвард? – спрашивает меня Эммет, кладя в карман горсть монет. Он машет блестящей красной лодке и украдкой посматривает на меня.

Я киваю, нахмурившись. Лодка скользит к пристани, и я становлюсь на колени, чтобы успеть поймать концы веревки до того, как она ударится о резиновый бампер, установленный по всему периметру пристани.

– Этот ребенок совсем новичок, – усмехнулся Эммет, качая головой.

Мне потребовалось ровно минута, чтобы осознать, что Эдвард скорей всего не смеялся надо мной, а сделал это для того, чтобы переместить все внимание с меня на себя. И я должна признаться, что больше не чувствую себя так глупо. Эммет даже не вспоминает, что я упала. Моя оплошность, скорее всего, забыта, и я сделала себе пометку поблагодарить Эдварда позже.

Эммет и я работаем всё утро, обслуживая клиентов на нашей небольшой бензоколонке. У нас только четыре насоса. Обычно не бывает так много работы на заправке, но за первые выходные лета мы стали похожи на таможенных полицейских, к которым выстроилась огромная линия из лодок, желающих пополнить свои запасы газа.

К обеду очередь сократилась, и папа сказал, чтобы мы пообедали. Я не видела Эдварда с самого утра, и мне стало интересно, знает ли он, где меня искать, помнит ли он, где я живу. Может быть, мне нужно найти его номер и рассказать, что я делала на пристани. Я решила, что сначала пообедаю, а потом, если так и не увижу его, узнаю у отца, где они остановились.

Назад я ехала в карте, которым управлял Эммет, мы сделали себе сандвичи с желе и арахисовым маслом. Сидя дома под большим вентилятором, мы поглощали свой обед, а прохладный ветерок ласкал наши вспотевшие тела. Я так загорела, что у меня уже начала шелушиться кожа на плечах, и немного на лице, когда я морщу нос. После того как я съела бутерброд, я нанесла еще крем для загара на свои плечи и лицо, и когда я стала выбирать шляпку из папиной коллекции, услышала стук в дверь. Я побежала по коридору, желая открыть дверь быстрее Эммета. Это мог быть Эдвард.

Когда я открыла дверь, Эммет чуть ли не наступил мне на пятки, но на крыльце стоял Джейкоб. Волосы закрывали его глаза, а на носу виднелись бисеринки пота. Я изо всех сил старалась не показывать разочарования, впуская его в дом.

– Привет, Сэм собирается отвезти всех нас четвертого числа в Лафлин. Вы поедете с нами? – спрашивает Джейкоб и шевелит бровями так, что меня начинает подташнивать. Ох, фу!

Лафлин – это большой город в штате Невада, к югу отсюда, с гостиницами, казино и магазинами. Они устраивают много мероприятий, посвящённых празднованию четвертого июля. Эммет и я всегда хотели съездить туда, но папа вечно либо слишком занят, либо слишком уставший, что бы ехать два часа. Как правило, мы отмечаем этот день, выбрав отличное местечко на реке. Мы приносим ящик со льдом, полный напитков и продуктов, и делаем барбекю прямо на пляже. Мы плаваем, едим, бегаем, пока не становиться слишком темно. Иногда папа берет нас на лодку, и мы плывём вверх по реке, и он останавливает лодку посередине реки, и мы плаваем. Эммет всегда пытается запугать меня рассказами о похищениях людей инопланетянами и о стофутовых сомах, которые едят людей, но я никогда не попадаюсь на его удочку. Ну, не больше чем того стоило.

– Всё зависит от того, кто ещё едет? – заметил Эммет.

Я думаю, что он надеется, что кузина Леа, Эмили, тоже поедет. Эмили совсем недавно переехала к нам из Флагстаффа. Судя по всему, её родители развелись или что-то в этом роде, и она вместе с мамой переехала в дом Леа. Эмили – городская девчонка и это видно в каждом её движении. У неё длинные мягкие волосы, которые она каждый день накручивает, она носит короткие шорты и бреет ноги. Ей только что исполнилось пятнадцать, но у неё уже есть парень, который живет в Флагстаффе. Иногда Эмили помогает Леа в магазине, и я часто болтаю с ними, когда мне скучно. И они говорят о французских поцелуях и о том, как добраться до третьей базы, и, хотя я понятия не имею, что всё это значит, я почти уверена, что это делают с грудью. И я притворяюсь, что не обращаю на них внимания, когда они посматривают на меня украдкой.

Эммет в течение всего года бегал за ней, но она не обращала на него никакого внимания. И мне очень сильно нравилось это. Эммет думает, что он уже такой большой, и это значит, что он больше не может проводить много времени со мной, и, если честно, мне очень грустно от этого. Раньше брат всегда брал меня с собой на все его безумные приключения, но теперь он избегает меня, словно чумы, и заставляет выглядеть идиоткой. Как будто мне мало самой знать, что я такая.

- Все. Это будет обалденно, – говорит Джейкоб, протягивая к моему лицу свои руки.

Я вздрагиваю, и убираю их с моих щёк. Терпеть не могу, когда он так делает. Это так грубо. Ведь он фактически бьёт меня по лицу! И мне хочется поймать его пальцы и сломать. В такие моменты мне действительно жаль, что я не могу использовать дар джедаев, чтобы мысленно помучить его.

Я бью его по руке, которая направлена к моему лицу, и отталкиваю к стене. Наши отношения всегда были такими. Он дразнит меня, в ответ я говорю ему что-нибудь умное. Что приводит к физическому выяснению отношений, и, прежде чем я осознаю, мы с ним дерёмся ногами, царапаемся и кидаемся друг в друга вещами. Однажды мы подрались на детской площадке в третьем классе, потому что он дёрнул меня за косу и сказал, что мои волосы похожи на ослиный хвост. Он обозвал меня тупицей, а я толкнула его на землю, нанося ему удары коленкой по груди, пока он не заплакал. После меня ждали большие неприятности, но это того стоило.

– Смотри Джейкоб, ты же знаешь, что мне ничего не стоит тебя ударить, так что лучше остановись пока не поздно, – предупреждаю я, но он только улыбается.

Я знаю, что это всего лишь детские игры, но это начинает выводить меня из себя. Улыбка на лице Джейкоба меня раздражает, и он делает это нарочно, чтобы разозлить меня, и мне не нравиться, что он думает, что он в состоянии заставить меня сделать что-нибудь, даже если это значит побить его.

– Так будет не всегда, Белла. Настанет тот день, когда я буду больше тебя, так что следи лучше за собой, – говорит Джейкоб с раздражительной дерзкой уверенностью.

– Что значит «следить лучше за собой»? – недоверчиво смеюсь я, поднимая брови на его комментарий. – Что? Ты собираешься ударить девушку? Очень круто, айс.

– Ох, Белла, ты не девушка. В прошлый раз я проверял, девушки были красивыми и у них были сиськи, – говорит Джейкоб с улыбкой, а мои руки инстинктивно складываются крестом на моей груди.

Ох, какая мерзость! Ненавижу, когда они называют их сиськами. Это заставляет меня думать о вымени коровы. Моё лицо покраснело, и слезы стали собираться в глазах. Мне нужно было уйти от него. Всё мое тело дрожит от гнева, я выбегаю из дома и так хлопаю дверью, что окна трясутся в расшатанных рамах. Я так сильно его ненавижу!

Я бегу к магазину, надеясь найти утешение в мороженом, когда вижу, что Эдвард идет ко мне. И я чувствую, как сердце начинает биться совсем по-другому. Гнев сменяется волнением, и я вытираю слёзы с глаз.

Он в плавательных шортах, белой хлопчатобумажной футболке с зелеными рукавами и бейсболке, которая скрывает его рыжие волосы и глаза, но я вижу, что его губы растягиваются в широкую улыбку, когда он машет мне.

– Привет, – весело кричу я, когда он подходит, я замечаю на его ладони большую красную царапину, пока он машет. – Что случилось с твоей рукой?

Он смотрит на свою ладонь и пожимает плечами.

– Я не знаю. Я просто сидел весь день, ожидая своего папу.

Я хватаю его руку и подношу ладонь очень близко к лицу, чтобы рассмотреть рану. Я и сама каждое лето зарабатываю несколько таких царапин. И сразу же поняла, что он получил её на пристани. Мой желудок перевовачивается, когда я вспоминаю, как Эдвард специально упал сегодня утром, чтобы я смогла сохранить лицо.

Я быстро отпускаю его руку, и он наклоняет голову в сторону, его глаза танцуют, едва заметные под козырьком. Он быстренько сует руки в карманы, и мы идём в сторону пристани.

– Я думаю, ты получил её на пристани, – роняю я.

Он пинает ногой камни, что поднимает пыль возле наших ног, а потом переворачивает кепку так, чтобы можно было вытереть пот со лба.

– Может быть, – говорит он, и я посмотрела на него украдкой.

Он пинает ещё один камень. И мне не нравится это неловкое молчание, которое окутало нас, поэтому я решаю выразить ему свою искреннюю благодарность.

– Знаешь, ты не должен был делать этого. Падать специально. Со мной было бы всё хорошо, – звучало все не совсем так, как я хотела.

Тон моего голоса был не правильным, слова неправильные, я вообще не звучала так, будто хочу поблагодарить его.

– Тебе надо было видеть свое лицо. Я уже начал думать, что ты собираешься выбить всё дерьмо из себя, – сказал он и посмотрел на меня, чтобы понять, слышала ли я его ругательство.

Да, я слышала, но это не слишком грандиозное событие. И не такое услышишь, когда растешь вместе с кучей мальчишек. Я имею в виду, он же знает, кто мой брат? Я закатила глаза и он рассмеялся.

– Вот видишь? Ты закатываешь глаза, а это универсальный знак для меня «Давай не будем вспоминать прошлое», – смеется он. Он слишком рад, что поставил меня в тупик.

– Я просто хотела сказать тебе спасибо, мужик! Ну почему это должно быть таким грандиозным событием, – говорю я, легонько толкая его своим плечом.

– Это не грандиозное событие. Мне просто кажется веселым, что ты не можешь сказать обычное «спасибо» без какого-либо нытья, – он толкает меня в ответ.

– Я не ныла! – яростно кричу я, уперев руки в боки, и останавливаюсь.

Эдварда это явно забавляет, и он смеётся над моей глупой истерикой. Он просто снова прикалывается надо мной.

– Хорошо, может быть, я немного поплакала, – отвечаю я, убирая руки с боков. – Я просто ничего не могу с собой поделать, вот и плачу. Ты бы и не так себя повёл, если бы тебе пришлось иметь дело с кучкой болванов каждый день.

– Болванов? Кто? Джейкоб? – спрашивает Эдвард, и я поднимаю бровь, глядя на него, но затем мое лицо расслабляется, и я стараюсь больше не плакать, хотя я думаю, это довольно очевидно, кто тут болван.

− Они так меня раздражают. Все чем они занимаются - это издеваются надо мной, особенно Джейкоб. Я просто ненавижу его.

Комментарий о Джейкобе снова поднимает в моей груди волну гнева, он бесит меня всё больше и больше. Я мысленно спрашиваю себя, кто он вообще такой? Мое тело развивается нормально, мне мама об этом сказала. И меня это нисколько не стесняет. У многих девушек в нашем классе есть грудь, и я бы солгала, если бы сказала, что я не сравнивала. Но это всё чертовски смешно. Боже, как жалко, что у парней не бывает груди, только так я могла бы хорошенько поиздеваться над Джейкобом.

– Он так задирает тебя, потому что ты ему нравишься, – отвечает Эдвард, и теплые капли пота скатываются по моей спине.

Я не хочу нравиться ему. Я хочу, что бы он отстал от меня.

– Но это совсем не то, что между мной и тобой, – я замечаю, что теперь Эдвард смотрит на землю.

– Нет, я имею в виду, что ты нравишься ему. Типа, он хочет стать твоим парнем, – ровным голосом произносит он, глазами изучая облако пыли, которое поднял своими ногами. Сделав несколько шагов, я останавливаюсь.

– Что? Почему он хочет стать моим парнем? Поверь мне, Джейкобу я совершенно не нравлюсь, – усмехаюсь я, рассуждая о том, как абсурдно это предложение, и продолжаю смеяться.

– Может он просто не знает, с какой стороны к тебе подойти. Ты немного пугающая. Я хочу сказать, что когда я впервые встретил тебя, ты ударила меня. Возможно, он боится, что ты ударишь его, – говорит Эдвард, растягивая губы в улыбке, и опять, уже второй раз за день он ставит меня в тупик.

Мой рот открывается и закрывается, как у тех противных рыб под пристанью. Я просто продолжаю шевелить губами, ожидая, когда слова начнут срываться с губ, но ничего не могу сказать.

– Я не пугающая, – наконец бормочу я. – Нытик, может быть. Но не пугающая. Я хороший человек.

– Да, ты такая, – под кепкой едва видно глаза Эдварда, но он поворачивается и смотрит на меня.

Цвет глаз изменился; когда мы стояли возле реки – они были зеленовато-синие, а сейчас под тенью козырька бейсболки они стали более тёмными.

– Какая? Нытик или пугающая, или все-таки хорошая? – спрашиваю я, и он смеётся.

– Всё вышеперечисленное? – произносит он больше как вопрос, и продолжает хохотать, после чего пожимает плечами. Я игриво толкаю его в плечо, но не могу сопротивляться подергиванию мышц на щеках, несмотря на то, что пытаюсь держать себя в руках.

– Придурок, – бормочу я себе под нос, но это только заставляет Эдварда рассмеяться сильнее.

Не в силах больше бороться с улыбкой, я поворачиваю голову и слегка улыбаюсь. Ничего не могу с собой подделать – смех Эдварда очень заразителен.

– Куда мы идём? – спрашивает Эдвард, пока мы идём по мостовой к пристани.

– Я иду за тобой. Я думала, мы собираемся покататься на лодке твоего отца, – отвечаю я.

– Он не хочет выходить на воду сегодня. Ему нужно написать новую книгу для госпиталя, для студентов-медиков или кого-то в этом роде. Папе нравится это место, особенно ему нравиться, что тут никто не может достать его. Я боялся, что он не захочет возвращаться сюда из-за воспоминаний о злой ведьме, но потом он купил лодку, и я понял, что этим летом мы приедем к вам. Папа хочет оставлять лодку в городе в гараже Блэков, – тараторит Эдвард, в то время когда мы идём через главную автостоянку, разделяющую отели и трейлеры.

Гараж Блеков был единственным местом для хранения лодок в нашем городе. Я всё время говорила папе, что нам нужно добавить гараж к нашим услугам, но отец не хотел отбивать клиентов у Билли. Билли – папа Джейкоба, и они с моим папой хорошие приятели, дружили с самого детства, или почти так, ну уже очень давно. Так что имело смысл то, что папа не хотел портить с ним отношения. Мне также было известно, что Билли завышал цены, так как знал, что на несколько сотен километров он единственный, кто предоставляет гаражи для лодок.

Мне не нравилось смотреть, как Эдварда и его папу обманывают, но наш бизнес в своём роде опирался на бизнес Блеков. Если есть место, где можно хранить лодки, то гости будут возвращаться чаще из года в год, а это означает, что мы получаем постоянные "ходячие кошельки”, что в свою очередь означает, что мой отец будет меньше нервничать.

– Ты хочешь мороженое? – спросила я Эдварда.

Он кивнул, и мы направились в наш магазин. Леа в течение всего года работает за кассой. В зимние месяцы у нас не очень много клиентов, всё зависит от температуры, но иногда у нас бывают вспышки активности: обычно это рыбаки.

Леа и Эмили стояли у прилавка, когда мы вошли в магазин. Эмили, прислонившись к стойке, читала журнал «Teen Beat», все странницы, которого были заполнены фотографиями известных актеров и актрис. Ну, если честно, я думаю, что она не читала, а скорей пускала слюни на картинки. Леа тем временем расставляла товар: жевательная резинка, зажигалки, батарейки, небольшие тюбики с кремом для загара. Стена за прилавком была покрыта фотографиями известных людей, которые останавливались здесь, ещё, когда мой дед только открывал этот бизнес

Также там была наша семейная фотография, которая также была опубликована в местной газете: дедушка, папа, мама, я и Эммет стояли напротив нашего магазина. Меня немного расстраивает, что я не помню тот день, но мне тогда было что-то около четырех лет. Выглядит всё так, будто я была очень счастлива. Мой папа высокий и худой, на нём символичные для него джинсовые шорты и майка, а его грязные волосы торчали из-под бейсболки. За усами не было видно губ, но я могла сказать, что он широко улыбается, потому что глаза его были слегка прищурены. Мама была похожа на кинозвезду, её улыбка было широкой и искренней. У неё были длинные светлые волосы, которые обрамляли её лицо, фигура стройная; на ней был одет красивый двухцветный купальник и короткие хлопковые шортики. А дедушка выглядел таким, каким я его всегда помнила: в брюках, хотя на улице скорей всего было больше ста градусов, и в рубашке с коротким рукавом. Эммет и я стояли впереди, наши руки были на плечах друг друга, и тогда он был моим лучшим другом, так он тогда называл меня. А теперь он хочет общаться с детьми постарше, и я провожу очень много времени в одиночестве.

– Привет Белла, познакомишь со своим другом? – спрашивает Эмили, когда мы подошли к прилавку.

На ней надето бикини и коротенькие шорты, они настолько короткие, что мне интересно, почему она даже не беспокоиться об этом. Её грудь очень красиво смотрится в верхней части купальника, и у меня тут же в голове звучат слова Джейкоба, эти воспоминания вызывают боль, и мое лицо краснеет все больше и больше.

Но я была не единственная, кто заметил грудь Эмили. Эдвард старается не смотреть, но каждый раз, когда он смотрит в другое место, его глаза возвращаются к груди девушки, и мне хочется ударить его за то, что это было так явно.

– Эм, это Эдвард. Он из Вашингтона, – представляю я, но чувствую себя немного неуютно, потому что не хочу знакомить Эдварда с Эмили: Эдвард – мой друг, и часть меня хочет, что бы больше его никто не знал.

– Хорошо, очень приятно познакомиться с тобой Эдвард из Вашингтона. Сколько тебе лет, Эдвард? – спрашивает Эмили, её глаза блестят, и она переводит взгляд с меня на него.

– Недавно исполнилось тринадцать, – шепчет Эдвард, его бледное лицо становится ярко-красным, и я не могла не закатить глаза, заметив, как легко он сражен красивой девушкой. Я замечаю, что Леа тоже закатила глаза, и это заставляет меня чувствовать себя лучше. По крайней мере, мне это не мерещится.

– Эдвард, ты играешь в бейсбол? Мне нравиться твоя бейсболка, – говорит Эмили, наклоняясь к стойке, чтобы положить свои локти на прилавок, специально и совершенно бесстыдно выпячивая свою грудь.

Ох, выколите мне глаза!

– Да, я играю, но не в основном составе. У меня не так хорошо получается. С баскетболом гораздо лучше. Я могу попасть мячом в корзину во время прыжка, – Эдвард странно заулыбался, эту улыбку я раньше не видела, меня это злит.

Я и понятия не имела, что он играет в бейсбол или баскетбол.

– Нам, пожалуйста, два Push-Ups? – прошу я у Леа, чтобы мы могли поскорее выбраться отсюда.

Мне не нравится, как Эдвард тратит время на Эмили, и то, что он не может оторвать взгляд от её прекрасного лица и идеальной фигуры, и я вдруг чувствую себя такой ничтожной в своем двенадцатилетнем теле. Попрощавшись с Эмили, мы уходим, но Эдвард чуть не спотыкается о собственный язык, когда выходит из магазина.

К качелям мы идём в полной тишине. Пластиковые сиденья нагрелись, и мне приходится немного приспустить шорты, чтобы не обжечь ноги, когда я сажусь. К счастью, цепочка качелей не из пластика, она, конечно, нагрелась, но можно терпеть. Мы молча качаемся и едим мороженое. Время от времени можно увидеть проплывающую мимо лодку или кого-то, кто гоняет мяч по пристани, и всё это под музыку, доносящуюся из частного лагеря, где отдыхает большая группа подростков. Внутри меня ещё бушуют неприятные странные чувства. Мне обидно, и мое лицо выражает недовольство от того, как Эдвард вел себя с Эмили, и я даже не знаю почему. Я не понимаю, почему неприятные чувства поглотили меня, пока мы слегка раскачиваемся на качелях. Я даже не смогла полностью насладиться мороженым. Оно было не таким вкусным, как обычно.

– Терпеть не могу эту песню, – неожиданно говорит Эдвард, и я пытаюсь сконцентрироваться на музыке. – Я имею в виду, ну кто носит очки ночью? А потом ещё и пишет об этом песню? Только калека.

Я улыбнулась, его замечание заставило узел в моем животе немного расслабиться.

– Когда эта песня только вышла, мой брат настаивал на том, чтобы носить очки каждый день, каждую минуты, даже дома, а особенно ночью.

– Ты шутишь? В следующий раз, когда увижу его, я обязательно посмеюсь, – смеётся Эдвард, и мое мороженое становится немного слаще.

– Ну, всё же, мне нравиться новый альбом группы «Chicago», – провозглашаю я, высасывая последние капли вкусного мороженого из картонной коробочки.

– Конечно, они тебе нравятся, и это, мой друг, делает тебя очень удивительной, – отвечает Эдвард, и в моем животе снова трепещут бабочки, а щёки вспыхивают румянцем.

– Ты не хочешь пойти поплавать? – предлагаю я.

Я уже могу чувствовать, как солнце жжёт мою кожу на плечах и на затылке, так что я отчаянно нуждаюсь в прохладной воде. Эдвард сбрасывает кепку и футболку, и сейчас я как никогда понимаю, как он вырос. Кажется, что словно кто-то растянул его. Он всё ещё худой, но за его плечами и руками можно спрятаться от солнца, и я могу разглядеть намек на мышцы груди и животе.

– Что? – спрашивает Эдвард, и я понимаю, что он поймал меня за тем, как я рассматривала его. Я чувствую, как знакомое тепло окрашивает мои щеки, и очень злюсь на себя. Отлично, Белла! С какой стати, я вообще стала разглядывать его? Всё прошлое лето мы провели вместе. Я уже видела его раньше без рубашки.

– Ты намазался кремом для загара? – ухожу я от темы единственным вопросом, который смогла придумать. – Твоя бледная кожа здесь мигом поджариться до хрустящей корочки. Ты хоть раз загорал в Вашингтоне?

– У нас постоянно идет дождь, девяносто процентов времени в Сиэтле дождь, о каком солнце ты спрашиваешь? И не беспокойся о моей бледной коже, – говорит он с самодовольной улыбкой, кладя свою футболку на качели. Немного стесняясь, я снимаю шорты, но никак не решаюсь снять футболку. Я решила, что буду носить футболку, пока у меня не вырастет грудь, т.е. всегда, но сейчас я не могу купаться в футболке, ткань тяжелая, и она приклеится к моей коже. И, кроме того, это же просто Эдвард. «Перестань быть такой занудой», - говорю я сама себе, стягивая футболку через голову, и бросая её на качели так же, как и Эдвард.

Его глаза блестят на солнце, обрамлённые ресницами. Его губы растягиваются в полуулыбке, лицо становится задумчивым, но независимо от того, о чем он думает, он держит свои мысли при себе. Он бросается к береговой линии, крича на бегу:

– Кто последний окажется в воде, тот тухлое яйцо.
…
В июле мы не ездили к маме, потому что у неё изменился график, и она должна была работать, но мы проведём с ней целую неделю в августе, и я с нетерпением жду того момента, когда я, развалившись на матрасе, буду плавать в её бассейне. Папа не отпустил меня на четвертое июля в Лафлин. Он сказал, что там будет слишком много народу, а я еще маленькая для этого, но, возможно, я увижу фейерверк в следующем году, однако Эммета отпустили вместе с тремя братьями Джейкоба – Джаредом, Эмбри и Сэмом. Леа и Эмили тоже поехали. Я сначала обиделась, но потом папа взял нас с Эдвардом на ночную прогулку в лодке и разрешил нам искупаться в глубокой ночной реке. Даже доктор Каллен взял перерыв в своей писательской работе и присоединился к нам, было довольно забавно наблюдать, что есть что-то общее между врачом из Вашингтона и рыбаком из Аризоны. Они оба были разведены, а после несколько бутылок пива, мы узнали, что доктор Каллен разводился дважды. Они примерно одного возраста, и оба любят баскетбол и покер. Но я все же понимала, что папа видел в этом просто одну из возможностей крепче привязать к себе постоянный “ходячий кошелек”. Это то, в чем он был хорош – оказать гостеприимство, заставить гостей чувствовать себя особенными, уделить им дополнительное внимание, и тогда они будут возвращаться.

Эдвард и я прыгаем в воду прямо из раскачивающейся лодки. Мой папа устанавливает прожектор, - это как сигнал другим лодочникам, что мы здесь. По-прежнему очень жарко, температура достигает где-то девяносто градусов даже ночью, но вода кажется даже ещё теплее, чем днем. Мы плаваем на спине, погруженные в водную тишину, но мы можем чувствовать каждый выстрел фейерверков, разносящийся по всей пустыне. Мы наблюдаем за падающими звездами, которые кажутся очень большими на этом чёрном небе. Время от времени нога Эдварда касается моей ноги, или я могу почувствовать, как своей рукой он проводит по моим волосам, и все это дает мне понять, что я не одна. Мне так комфортно и спокойно, я хочу уснуть здесь под звездами, плавая в невесомости вместе с любимым другом.

Некоторое время я не чувствую присутствия Эдварда рядом с собой , и, оглядевшись по сторонам, убеждаюсь, что его нет. Я прислушиваюсь к разговору на лодке, но слышу только голоса моего отца и доктора Каллена, спорящих о политике. Эдварда нигде не было видно, и я плыву вокруг лодки, думая, что он просто отплыл от меня, но я одна в воде и начинаю волноваться. Истории Эммета об огромных сомах, которые питаются людьми, и о похищениях инопланетянами начинают всплывать в моей голове, и моё

сердце начинает бешено стучать. Лодка раскачивается в нескольких метрах от меня, и я чувствую, как во мне поднимается паника, и я быстро плыву к ней, отчаянно желая выбраться из воды.

Я уже почти у цели, когда чувствую резкий удар по ноге. Я кричу и слышу, как мой голос эхом отдаётся от тихих скал вокруг нас, и я со всей силы бью ногой, пытаясь найти того, кто меня ударил. Моя нога задевает кого-то, и я ,обернувшись, замечаю рыжие волосы Эдварда над водой, прежде чем он сам полностью вынырнет на поверхность. Его лицо в крови, он держится за нос одной рукой, а второй шлепает по воде.

– Боже, Белла! Ты ударила меня ногой в нос! – говорит Эдвард, слезы текут из его глаз. И он закрывает ноздри рукой.

– О, Господи, прости меня! – плачу я, хватая его за руку, и подплываю с ним к маленькой стремянке, которая свисает с кормы лодки. Эдвард забирается вверх по лестнице, и садиться на скамейку с помощью моего отца.

– Рыба ударила меня, и я испугалась, – пытаюсь объяснить я, залезая следом за ним.

Доктор Каллен достаёт полотенце и осторожно прижимает его к лицу Эдварда. Он пересаживает его на одно из передних сидений и наклоняет вперед, продолжая свои манипуляции с полотенцем. Я тоже беру одно из полотенец со скамейки и заворачиваюсь в него, после чего присоединяюсь к ним.

– Я не думаю, что это рыба ударила тебя, – усмехается доктор Каллен, и я непонимающе смотрю на него. – Ну, разве что, восьмидесятифутовая загорелая рыба с рыжими волосами.

Я смотрю на Эдварда, который застенчиво улыбается из-за полотенца. Прищурившись, я пытаюсь рассердиться, но это трудно - злиться на парня, который улыбается, несмотря на текущую из носа кровь.

– Тогда я предполагаю, что мы квиты, – строго говорю я, на что Эдвард только громко смеётся вместе с моим отцом и доктором Калленом.

Папа ведёт лодку обратно к пристани, мы с Эдвардом сидим на задней скамейке рядышком, вытянув ноги, позволяя теплым брызгам и ветру бить нам в лицо. Я почти засыпаю под раскачивания лодки, пока она быстро скользит по воде. Была почти полночь, когда мы вернулась. Я встаю на нос лодки, и, когда мы уже достаточно близко, спрыгиваю на пристань, как раз вовремя чтобы поймать лодку, прежде чем она врежется в резиновый борт пристани. Я быстро привязываю лодку к пристани, в то время как Эдвард выпрыгивает из лодки, чтобы присоединиться ко мне. Как только лодка привязана, мы кладём полотенца на скамейку, чтобы они высохли, и идём назад к дому.

Пожелав спокойной ночи Эдварду и доктору Каллену, мой папа обнимает меня за талию и практически тащит моё сонное тело. Моего брата ещё нет, когда мы возвращаемся; я залезаю в постель и ,как будто, до сих пор чувствую движение воды. Я быстро засыпаю, представляя, что я всё ёще плаваю и смотрю в необъятное пространство тёмной вселенной.

Следующим утром я просыпаюсь от громкого крика Эммета, доносящегося из коридора. Он ругается с папой из-за того, что, как я поняла, он только что вернулся домой из Лафлина. Я открываю дверь и слушаю их разговор.

– Да я же говорю, мы не были в Лафлине всю ночь, – кричит мой брат, хлопая дверьми настолько сильно, что звенят стёкла.

– Ну, и где ты тогда, черт побери, шлялся? – кричит папа в ответ, и мне слышны его глухие шаги по кухне.

– Здесь, рядом. Мы просто гуляли. Папа, на самом деле это не такое большое дело, – защищается мой брат.

– Где вы гуляли? Кто с тобой был? Я не вчера родился. Я знаю, о чем думают дети твоего возраста, когда просто гуляют, – звучит реплика моего отца, и я могу представить, как он стоит там, держа руки на бедрах, усы его дёргаются, как всегда, когда он знает, что мы врём.

– Ну, вот смотри, мы вернулись очень рано, и девчонки захотели купаться, и нам пришлось идти с ними. Ничего страшного не произошло.
Интересно, кто «мы» в этом его сценарии? Наверное, Эмили; Эммет сделает всё что угодно, лишь бы произвести на неё впечатление.

– Какие девчонки? Леа и её кузина? – резко спрашивает папа.

– Её зовут Эмили, – тем же тоном отвечает братец.

– Я знаю, как её зовут. Она целями днями слоняется вокруг нашего магазина, выпивая мою диетическую колу. Ты видел эту девушку?

– Конечно, я видел её, пап. Кто её не видел? Я имею в виду, она ведь не невидимка, так ведь, папочка? – говорит Эммет с сарказмом, и я могу услышать, как папа топнул ногой по линолеуму.

– Теперь послушай меня, сынок. В нашей семье не много правил. Вы не так уж загружены здесь, и я не запрещаю вам играть, когда вы этого хотите. Но если такое опять повториться, тебе не поздоровиться. Ты меня слышал? – голос моего папы просто воплощение власти, в каждом слове – командные нотки.

– Да, – тихо говорит Эммет.

– Что «да», сын? – спрашивает папа также тихо. В этот момент я почти дошла до коридора.

– Я сказал, да, Сэр, – Эммет растягивает последний слог немного дольше, чем нужно,
что позволяет ему сохранить лицо, пусть и только для себя. Я уверенна, что мой папа уловил смысл этого, но решил проигнорировать, чтобы битва закончилась, и все друг друга поняли. Когда вы начинаете спор с моим папой, то на самом деле вы никогда не выиграете.

– И ещё: ты под арестом. Ты и шагу не сделаешь с пристани, – добавляет папа, прежде чем открыть входную дверь.

– А как ты узнаешь, сделал я это или нет? – бормочет мой брат.
Я выхожу в коридор, потому что понимаю, что Эммет зашёл слишком далеко. Папа медленно разворачивается, чтобы подойти близко к Эммету и властно нависает над ним. Они смотрят друг другу в глаза, но только мой братец немного сутулится, по сравнению с прямой и напряженной спиной папы.

– Я замечаю всё, что происходит на моей пристани. Ты не сделаешь ни одного шага. Ты должен помнить об этом, сынок. Сегодня одни из самых оживленных выходных, и у тебя много работы, – папа тыкает пальцем в его грудь, прямо в сердце, а потом поворачивается и выходит из двери. Весь дом трясётся, когда он хлопает дверью.

Эммет показывает средний палец закрытой двери и бормочет что-то себе под нос, я не могу расслышать, но на сто процентов уверена, что это какое-то ругательство.

Когда я захожу на кухню, Эммет быстро вытирает лицо, слезы оставили следы на его грязном лице. Он не встречается со мной глазами и я ставлю варить кофе. Ему он понадобится, если он не спал всю ночь. Брат садится за кухонный стол и, положив руки на пластиковую поверхность, прячет в них лицо.

– Ты можешь поспать часок. Я потом тебя разбужу, – говорю я, но он качает головой, всё ещё пряча лицо в своих руках.

Он выпрямляется на стуле и протирает глаза.
– Нет, так будет ещё хуже, – бормочет он, и я ставлю кружку горячего чёрного кофе перед ним. Он смотрит на дымящуюся кружку и морщит нос, но он в любом случае выпьет его. Сделав несколько глотков горячей жидкости, он продолжает морщиться.

– Боже, я надеюсь, что не буду похожим на него, когда вырасту, - говорит Эммет.
А я думаю о том, как хорошо мой брат очаровывает клиентов с тем же выражением лица, что и у отца, и прямо сейчас, когда он пьет свой кофе, убирая с потного лба взъерошенные, темно-коричневые кудрявые волосы, уже сейчас так сильно напоминает папу.

…

Эдвард стоит посередине цементного бортика глубокого бассейна, спиной к нам, так как он водит. Я не очень люблю плавать в бассейне, хлорированная вода вызывает зуд по всему телу, но для этой игры нам нужны границы. Я как-то раз играла в «Акулы и рыбешки» в реке, и было всё очень запутанно, потому что очень многие хитрили.

Остальные из нас топчутся на месте с другой стороны бассейна. Мы, наконец-то договорились о правилах, каждый из нас играл по-разному. Я говорила, что акула передвигается по воде, Джейкоб твердил, что они стоят на краю. Эмили говорила, что у них в Флагстаффе есть правило, что акула ловит рыбешек через бассейн, но я объяснила ей, что у нас тут так не играют. Эммет полностью поддерживал её, – ну еще бы – и бесконечно повторял, что мы должны попытаться поиграть так, и когда мы сформулировали все, то получили какую-то гибридную игру с несколькими исключениями из правил из-за особых обстоятельств, из-за которых я уже полдюжины раз спорила с Джейкобом.

«Рыбешки» – Эммет, Эмили, Джейкоб и я, как предполагается, должны плавать как можно тише от одной стороны глубокого бассейна к другой, стараясь не потревожить Эдварда, «Акулу». В любое время акула может прыгнуть в воду, и если она кого-нибудь поймает прежде, чем тот успеет прижаться к стенке, то он становиться новой акулой. Мы играли около часа, и я еще ни разу не была поймана. Я довольно сильный пловец и сосредотачивалась на усовершенствовании своего отталкивания, как я это видела на прошлой неделе на Олимпийских играх.

– Ну, давайте! Давайте, ребята, подплывайте, – проговорил Эдвард со своего места. Я решила, что переплыву бассейн, пока он говорит, и тем самым не обратит на меня внимания. Я тихо ныряю под воду, изо всех сил работая ногами, и плыву с такой скоростью, что едва слышу приглушенный крик позади себя. Я уже могла видеть размытые стены бассейна всего лишь в нескольких дюймах от моих пальцев, но когда я только протянула руку, чтобы коснуться плитки, то услышала всплеск воды позади себя, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Эдвард в воде! Я плыву изо всех сил, чтобы выплыть на поверхность, и уже практически коснулась пальцами бортика, как пальцы Эдварда хватают меня за лодыжку и тянут назад.

– Я поймал тебя! – кричит он, когда мы выплываем на поверхность.
Я запыхалась, и мне становится немного обидно, что меня впервые за эту игру поймали.

– Я коснулась стены, прежде чем ты дотронулся до меня, – утверждаю я, когда его лицо оказалось совсем рядом с моим. Я заметила, что его нос уже стал облезать, а кожа выглядит немного запачканной и она в веснушках. Технически, это произошло в одно и

тоже время, но я не собиралась говорить об этом Эдварду. Все могли четко видеть, как я дотронулась рукой до стенки, прежде чем он потащил меня обратно.

– Нет, ты этого не сделала. Я оттащил тебя от стены, – проговорил Эдвард, как ни в чем не бывало, как и всегда.

–Да, но не раньше, чем я дотронулась до стены, – утверждала я. – Ребята, вы же видели, как я дотронулась до стены, прежде чем он схватил меня за ногу, ведь так?

Эмили и Эммет не обращают на нас внимания, они были слишком заняты, играя в воде в «mercy». Их руки переплетены, и они толкали друг друга взад и вперед; суть игры заключалось в том, чтобы причинить достаточную боль человеку, что бы он начал плакать и кричать мерси, но Эммет на самом деле даже не старался. Эмили визжит и вопит, как маленькая девочка, так что понятно, что они ничего не видели. Джейкоб только пожимает плечами, а его губы вытягиваются в хитрую улыбку, и я знаю, что он видел, как я прикоснулась к стенке, но не собирается ничего говорить.

– Отлично. Я буду акулой, но я коснулась стены, прежде чем ты схватил меня, – бормочу я.
Только я вылезла из бассейна, как папа вышел из отеля и направился к нам.

– Эммет, Белла, пора ехать к вашей маме. Мы уезжаем через пятнадцать минут, – говорит он, поправляя шляпу, которая сползла ему на глаза.

Я хватаю полотенце, оборачиваю его вокруг груди, и надеваю шлепанцы, опасаясь, что ноги запылятся, пока дойду до дома. Эдвард вылезает из бассейна и мокрый встаёт передо мной, нахмурив брови, сморщив нос, как будто он только что унюхал что-то ужасное.

– Ты уезжаешь? – спрашивает он и я киваю, меня немного смущает выражение его лица.

– Да, я должна ехать к маме, – ответила я.
Мне немного грустно, что нужно уезжать, но я очень скучаю по маме, я не видела её почти два месяца.

– Почему ты не сказала мне? Надолго? Когда ты вернешься? – требует ответов Эдвард, и я потрясена тоном его голоса. Он злится!

– А тебе какая разница? – ответила я, защищаясь.
Мне не нравится, как он нападает на меня, как можно сердиться на человека, только из-за того, что он хочет увидеть маму?

– Эй! – говорю я, наклоняясь, чтобы подобрать свою мокрую одежду с земли. – В чем твоя проблема? Ты ведешь себя, как последняя плакса.

– Я веду себя, как плакса? ТЫ…ты... просто…ты плакса, – кричит Эдвард.
Его голос дрожит, а лицо стало красным, и я не могу точно сказать, что это, солнечные ожоги или он так зол. Но почему он злится на меня? Я чувствую, как слезы на моих щеках смешиваются с хлорированной водой, что еще осталась на моем лице, я вытираю их полотенцем, пытаясь скрыть тот факт, что Эдвард Каллен заставил меня плакать.

– Чувак, ты что, плачешь? – я слышу смех Джейкоба, и смотрю на лицо Эдварда, его глаза покраснели и все в слезах, всё это могло быть из-за того, что мы целый час проплавали в воде. Но его лицо очень грустное, он расстроен, и я просто теряюсь, потому что чувствую, что это из-за меня.

– Пошел на хер, Джейкоб! – кричит Эдвард, пугая меня.
Я никогда раньше не слышала этих слов из уст Эдварда, и это кажется мне таким ужасным, чужим и уродливым. Потом я наблюдаю за тем, как он своей твердой походкой направляется в отель.

Я даю волю своим слезам. Расстройство, замешательство, гнев, защита, – все это поднимается волнами в моем теле, натыкаясь друг на друга, как толстые рыбы, которые плавают возле пристани. И ещё мне очень грустно. Я хочу увидеть Эдварда и убедиться, что с ним всё в порядке, спросить его, почему он злится на меня, и принести ему свои извинения за то, что я сделала, хотя не делала, но это было не главное. У меня оставалось всего десять минут, чтобы вернуться домой, одеться, и запрыгнуть в автомобиль, чтобы уехать в Вегас.

– Все хорошо, Белла. Ты не плакса. Это не твоя вина, что мы должны ехать, – говорит Эммет, кладя мне руку на плечо. – И ты увидишь его снова следующим летом. Папа сказал, что доктор Каллен уже зарезервировал место для себя.

Я рыдаю ещё сильнее, услышав слова Эммета. Хотя они, как предполагалось, должны были успокоить меня, чтобы я чувствовала себя лучше. И меня вдруг осеняет, почему Эдвард был так расстроен. Когда я вернусь из Лас-Вегаса, он уже уедет, и я не увижу его и не поговорю с ним целый год. От этой мысли мне становится очень больно, и я с трудом могу сдержать потоки слёз на моих щеках.

Всё время, что мы провели в Лас-Вегасе, я хандрю и бешусь. Я просто хочу вернуться домой, на пристань, чтобы узнать, уехал ли Эдвард, или попытаться исправить ситуацию в лучшую сторону, отчаянно желая увидеть его хоть раз, прежде чем он уедет. Но когда я возвращаюсь, он уехал, и всё, чего мне хотелось – это спать и спать.

На следующий день папа приносит мне сверток – крошечный белый конверт, на котором аккуратным и чётким почерком Эдварда написано мое имя.

– Эдвард хотел, чтобы я передал тебе это. Он сказал, что это тебе подарок на день рождения, – папа садится на край моей кровати, и ждёт, пока я открою конверт, но я чувствую, что я должна сделать это одна, поэтому просто сую конверт под подушку, хоть и умираю от желания разорвать его.

– Ты знаешь, Белла, Эдвард действительно очень хороший друг на лето. Но он живёт далеко, так что, только так, – проговорил папа, целуя меня в лоб. – Я просто не хочу, чтобы ты ожидала слишком многого.

Его слова разрывают меня пополам, потому что, скорее всего, он прав. Может быть, я жду слишком многого. Но все эти мысли вылетают из окна, как только я вскрываю конверт, и из него выпадает плетеная полоска. Это браслет дружбы, он сплетён из ниток всех цветов радуги, около половины дюйма шириной и украшен несколькими серебряными бусинками. Я обвязываю браслет вокруг запястья, и клянусь, что буду носить его до тех пор, пока Эдвард не вернётся.

___________________________________________________________________________________________
Большое спасибо за перевод Лисбет.

Всех ждем на Форуме