Глава шестая, в которой Белла идет на свидание

Я привыкла к потрясениям. Беспокойство и убийства казались обычным явлением. Шок стал образом жизни.
Постоянная истерия была словно жизнью в тумане. Я привыкла к ней. И, привыкая к истерии, я поняла что могу принять и её источник: Эдварда.
Это выживание. Вот так просто. Людям нужно научиться привыкать к стрессовым ситуациям.
Была еще одна вещь, которая меня… тревожила. Думаю, привыкание прошло слишком быстро. Конечно, нормальный человек не может так быстро привыкнуть к психу. Правильно?

---

На рассвете я задремала, объевшись рыбы и горячих бубликов. В моих снах у Эдварда было лицо перемазанного краской как у Джокера и зеленые волосы. И он размазывал мои бедра и волосы на лобке белой краской. Когда я проснулась, у Эдварда было розовое лицо и удивленная улыбка. Я смутилась, интересно, я что-то сказала во время сна?
Мы припарковались на стоянке, пока я пыталась избавиться от остатков сна.
- Что мы делаем? – спросила я, заметив пластиковую обшивку кафе под названием «Waffle Diner».
Перед тонированными стеклами «Diner» стояли трое мужчин, зажигая свои сигареты с помощью сигарет товарища, воротники их джинсовок раздувались от сильного ветра. Я посмотрела на водительское сидение. Эдвард изучал карту штата Айдахо, палец его скользил по международной границе. Холодок страха за этих троих мужчин распространился в районе шеи.
- Пойдем, поедим… - протянул Эдвард, прищелкнув языком одновременно с раздавшимся по радио звуком колокольчиков. Потом он выключил двигатель и выдернул ключи из зажигания. – Мы еще не ходили на свидание, а первый шаг уже преодолели. Это неприлично.
Он пожал плечами.
Ну, с этим я не могла поспорить. И еще будет чудесно поесть клубничных вафель и попить вишневой пепси.
Стены внутри здания были пропитаны никотином и обклеены объявлениями где-то начала девятнадцатого века. Пахло туалетной водой и тальком. «Минутка тапиоки» изображала двух детей Норманна Рокуэлла, запихивающими в рот большие куски пудинга. Плакаты «Pall Mall» обещали защитить горло. Столики были накрыты маслянистой скатертью и усеяны множеством мелких плетеных корзинок, заполненных шишками, выкрашенными в серебристый цвет. Хозяйка была рыжеволосой с седыми корнями и таким кашлем, словно у нее была эмфизема. Когда Эдвард прошел мимо нее, она поморщилась, бормоча себе под нос что-то вроде, будто он «грязнее, чем сам Пиг-Пен¹».
Желая отвлечь его, я поймала руку Эдварда и прижала ее к своему животу, а он сжал пальцы, прикасаясь ими к моему пупку. Я молилась, чтобы он не услышал ее реплику. Мне не было известно, какие действия должны были вызвать в нем ярость, и не хотела, чтобы ее расстреляли за правду.
Мы сидели за столиком у туалета, ощущая запах антисептического спрея и дерьма каждый раз, когда открывалась дверь. Несколько секунд мы глядели в пространство над головами друг друга.
Каждые несколько минут он резко бил себя по щеке, осматривая при этом обедающих, – так, чтобы проснуться.
- Ты выглядишь усталым, - сказала я. – Тебе нужно поспать.
- Я не люблю спать, - пробормотал он.
- Тебе что, снятся кошмары?
- Нет, ничего такого. Это все… одна большая чернота, словно смерть, - грустно улыбнулся он. – Как маленькая смерть. И когда я лежу в постели и собираюсь закрыть глаза, то думаю, что могу снова не проснуться…. В самом деле, забудь, что я сказал. Это звучит смешно.
«И из-за этого ты ненавидишь тот факт, что у тебя нет контроля над смертью», - подумалось мне, а мой разум трещал от тех возможностей, с которыми страх перерастает в желание убить. Я придумала тысячу объяснений, но знала, что ни одна из них не будет похожа на постоянную чужую реальность.
- Ненавижу шарики, - выпалила я. – Они могут лопнуть в любое время. Такой громкий звук и так неожиданно. Эта непосредственность пугает меня.
Он ухмыльнулся. Вилка была в его руке, и он лениво водил зубчиками круги по столу.
- Думаю, ты права, это та неожиданность, которая меня пугает. Я хочу умереть в сознании, видя оружие, нацеленное на меня.
Он кольнул вилкой подставку для салфеток.
- Я помню, как Майк использовал захват, чтобы поймать твою голову в замок. Душил, пока ты не потерял сознание.
- Майк и Тайлер уже попали в мой блокнот, - он смотрел в окно, не сводя глаз с двух черно-белых догов, которые ходили у зарослей лисохвоста. – Когда тебя душат, ты видишь разные вещи. Это словно разноцветные огни, вспышки в темноте. Это похоже на просмотр фильма о затемненном городе, с одними лишь огнями фар машин в быстрой прокрутке. Но когда я почти потерял сознание, то на вспышки отпечаталось другое ровное лицо, окруженное темными волосами. И эта девушка сказала, что все в порядке. Я думал, это богиня. – Он повернулся ко мне, глаза ярко выделялись на синяках под его глазами. – Оказалось, это ты.
Я попыталась вспомнить, о чем он говорил, но мне никак не удавалось оживить в памяти это событие. Иногда я чувствовала себя плохо после того, что говорили о нем Майк и Талер, и думала о том, чтобы утешить его, когда мои друзья не видели. Я никогда не делала этого. Наверное, стоит спросить его об этом, но потом поняла, что он будет оскорблен, если поймет, что я ничего не помню.
Русоволосая официантка подошла к нашему столику.
- Можно принять ваш заказ? – протянула она, причмокнув жвачкой.
Она обращалась к Эдварду. Яркий свет озарял ее грушевидную фигуру и спину, а мои глаза находились на уровне ее огромной задницы. А по наклону головы я могла понять, что она смотрит на него с благодарностью.
Я скрестила руки и оперлась ими о стол.
- Хм, мисс? Мисс… - позвала я. – Я тоже хотела бы сделать заказ…
Ее спина напряглась, она медленно повернулась ко мне, а ее туфли скрипнули по линолеуму.
- Да? – усмехнулась она.
Я заговорила самым жалким своим тоном.
- Мисс… - я поискала глазами бейдж с ее именем. – Таня, я хотела бы клубничных вафель с дополнительными взбитыми сливками, оладьи, бекон…. Сколько у тебя денег, Эдвард?
- Хватит, - широко улыбнулся он, демонстрируя острые глазные зубы, его это, по-видимому, забавляло.
- И вазочку фруктов. А, и пепси. У вас есть вишневая? Принесите две. Я выпью сразу.
- У нас есть кока-кола.
- Ммм…. Ладно, несите, - я вернула ей меню и отвернулась.
Она поджала накрашенные коралловые губы и ушла.
- К чему эта придирчивость? - отметил Эдвард.
Я хмыкнула.
- Обычно я не такая. Просто… - было начала я, но быстро захлопнула рот, глотая собственные слова. Я хотела сказать: «Просто, когда рядом с тобой находится человек, который отлично управляется со своей пушкой, хочется казаться самоуверенной».
Мимо нашего столика пробежал малыш, на нем болтался склизкий слюнявчик. Его светлые волосы были липкими, в сиропе и масле. За три столика от нас мать бешено звала своего ребенка. Я неловко подхватила его на руки, надеясь, что не брошу его на пути к его маме. Дети пугали своими маленькими хрупкими косточками.
Вообще-то я знала, что они сильнее, чем взрослые – ну, в некотором роде. У «Опры» когда-то показывали, как семилетняя девочка выпала из окна горящего здания и пролетела семь этажей. Ребенок получил только синяки. В мокрой земле остался отпечаток ее тела. У взрослых должны были переломаться все кости, но тела детей были мягче. Покорные, упругие, в состоянии выдерживать некоторые последствия.
- Ты милая, - сказал он, когда я вернулась за столик.
- Ты любишь детей? – спросила я, поерзав от комплимента.
Он наклонил голову, задумавшись.
- Дети замечательные, - совершенно неожиданно сказал он. – Они невиновны и совершенны. Небеса созданы из детей.
Небеса из детей. Я представила себе Врата Рая Святого Петра, выложенные из детей.
- Ты случаем не видел мою трехлетнюю двоюродную сестру? Вот уж исчадие ада. Они не так невинны, если ты меня спросишь, - я вздрогнула, вспомнив, как сестренка повторяла каждое грязное словечко, которое я произносила. В моем словаре не было ничего такого ужасного, большого и сложного – но словечки вроде «блядь» и «дерьмо». Я разговаривала с Лорен по телефону, когда нянчилась с ней; ошибка, которую я больше никогда не допущу.
- Планируешь иметь детей? – спросила я.
- Почему ты спрашиваешь? – он улыбнулся самим уголками губ, а я улыбнулась, изумляясь тому, что он мог подумать.
Я беспомощно пожала плечами.
- Я хочу округлившуюся женщину на своей кухне, постоянно беременную, с детьми, постоянно забирающимися на нее. Я хочу создать город из своих детей. Но я знаю, что ни одна женщина не сможет сделать этого…
- Некоторые могут.
- Одна женщина не сможет дать мне всех детей, которых я хочу, - он поднял один палец и презрительно на него посмотрел. – А я хочу сотни, - он поднял обе ладони и растопырил пальцы. – Теперь понятно, откуда у многих появляется тяга к многобрачию.
- Ты всегда можешь усыновить, - огрызнулась я, чувствуя возмущение, и не зная, почему. – Хотя, думаю, трудновато будет устроить запись.
Он рассмеялся.
- Не понимаю, почему. Думаю, я уже доказал, что способен защитить своих детей.
На минутку я улыбнулась, представив его на крыльце, в кресле-качалке, окруженного медноволосыми детьми, и с винтовкой на коленях, с глазами, высматривающими за горизонтом новых невидимых врагов. Это было странное изображение, казалось, что он происходит в другую эпоху, возможного, в половине прошлого века, во времена «Гроздьев гнева».
Он идеализировал меня. Я не понимала почему, но это было так.
- Сделайте погромче! – заорал кто-то за прилавком.
Рыжеволосая хозяйка непослушными пальцами увеличила громкость на телевизоре, висевшем над кофейными банками.
«- И более подробная информация о серийном убийце из Вашингтона, » - звук при каждом слоге все более поднимался в децибелах. – «Эдвард Каллен, приемный сын уважаемого в Чикаго хирурга Эдварда Каллена Старшего, несет ответственность за гибель, по меньшей мере, пяти человек. Считается, что он является похитителем Беллы Свон, дочери шерифа Чарли Свона из Форкса, штат Вашингтон».
По телевизору показывали мою фотографию, сделанную в выпускном классе. Она была реально хреновой – на мне были скобы, а волосы блестели, словно жиром намазанные. Я к фотографии не готовилась, и не мыла голову два дня. А еще я улыбалась, демонстрируя все свои корневые каналы.
«- Ее мать, Рене Хиггинботэм…»
А потом моя мать появилась на возвышении перед серым монолитным фасадом полиции Форкса. Должно быть, для этого она прилетела из Аризоны. Мой желудок сжался, когда я увидела ее слезы, мерцающие на экране телевизора. В последний раз, когда я разговаривала с ней, то объяснила, что больше не хочу принимать от нее никаких подарков, и пусть она перестанет их присылать.
«- Пожалуйста, Эдвард, если ты меня сейчас слышишь, приведи мою дочь домой. Она милая, невинная девушка…»
Эдвард поймал меня за руку, лежащую на столе, и резко дернул, опрокинув солонку. Когда я посмотрела на него, то увидела пару ожесточенных глаз, которые рассматривали меня так, будто я единственная в мире.
- Ты хочешь вернуться домой? – прошептал он.
Мой разум был полон отвращения к своей матери. Она все еще была в телевизоре, блеяла что-то о материнских бедах. И ответила я машинально, назло ей.
- Нет.
- Хорошо. Поехали.
Когда мы встали, то натолкнулись на шокированные лица обедающих посетителей, которые только и делали, что переводили взгляд с Эдварда на его фотографию на экране телевизора и обратно. А с экрана телевизора Эдвард улыбался скромной улыбкой, стоя в своем шикарном смокинге на Зимнем Балу. Я подавила желание рассмеяться. Уж для новостей о безжалостном убийце-то могли бы найти и более устрашающую фотографию.
«- А сейчас мы идем к следователю по имени Джеймс Пёрсьюван², который будет возглавлять поиски…»
- Черт, - пробормотала я, и он полез в карман джинсовой куртки. Мои уши поняли это раньше меня.
Он полил завтракающих автоматным огнем, а затем потянул меня к выходу. Я увидела только одного человека, который пострадал – мисс Таня как раз выходила с едой из кухни. Она упала на землю, поднос с моими вафлями и оладьями рухнул на нее. Русые волосы, кровь и моя кока-кола смешались на кафеле.

---

¹ Пиг-Пен – герой американского комикса «Peanuts» (художник Чарльз Шульц), который все время ходил грязным. Изображение Пиг-Пена.
² В оригинале James Poursuivant, poursuivant с фран. переводится как преследователь.

Перевод: Валькирия
Редактура: miss_darkness

Ждем вас на Форуме!