Глава 8. Маски – падение



Выйдя из дома, Беслан прищурился из-за ударившего в глаза яркого солнца. Присев на приступку, погладил по голове подбежавшую к нему Эльзу.

– Что, подруга? Сучья жизнь? И с ней нельзя, и без неё невозможно. Что же мне делать, подружка? – он тяжко вздохнул, всё ещё ощущая в ладонях тепло Ангелины, а в воздухе её аромат горького шоколада. Ухмыльнулся лизнувшей его губы Эльзе. – Думаешь, так? Ты храбрая! А я вот струсил, – гнев на себя прыснул в душу и стал её выедать, подобно червяку спелое яблоко. – Не смог сказать, что люблю, как женщину. Не смог поцеловать, как хочу. Не сжал ей грудь, не раздвинул ноги. Не забрал её дыхание, тело и душу себе, – удар кулаком в приступку. Взгляд увлажнившихся глаз уткнулся в бездонную синеву неба. – Испугался, что в ней не любовь ко мне. Жалость, – он обнял Эльзу, начавшую нагло лезть на руки. – Ты меня поймёшь, подруга, и не осудишь. Не знаю, как быть. Ангелина заметила, как мне плохо без неё, всей моей! Знает, как меня ломает от совсем не братских желаний. Наверное, давно она поняла, но сегодня не выдержала. Чёртова драка! – сжал и разжал ладонь. – Ангел, она добрая. Что ей ещё могло подуматься, как не то, что дуралей озабоченный ищет смерти. Так и решилась меня успокоить, подарить себя. Лишь бы идиот-брат жил. Любит же кретина тронутого, но не как мужчину. Не может как мужчину. Не встречалась бы тогда с Алексом, – Беслан стиснул зубы. В душе лавиной закипела ярость. Перед глазами вспыхнула манящая аккуратная и налитая сочностью грудь Ангелины. Её жар из воспоминания потёк по напрягающимся мышцам Беслана. – Сука жизнь! Только посчитаешь, что побеждаешь, и на тебе – подножка. Летишь с трассы в канаву. Ладно бы одному падать, – шумный выдох. Нежно поглаживая ластящуюся собаку, он продолжил совсем тихо и угрюмо: – А если любит как женщина? Да только боится, что больна… как я боюсь? Что, если так? Почему я с ней не поговорил?.. Вернуться сейчас и спросить? А Полина?.. Чтоб меня! – обняв Эльзу за шею, уткнулся носом в её лоб. – Нет смысла возвращаться и портить жизнь Ангелу. Даже если любит как мужика и просто бежит к Алексу, как к лекарству от чумы, как я удрал к Полине, то что? Ну что я дам Ангелу? Страх смотреть в глаза матери и отцу? И Полину я бросить не могу, как наверняка и Ангелина не может оставить Алекса. Так что же будет? Сучья жизнь. Нельзя возвращаться. Нельзя. Выход бывает лишь впереди, – удручённо покачав головой, он достал из кармана джинсов телефон. Посмотрел время на дисплее. Было четырнадцать часов и сорок семь минут. Набрал номер Петера.

– Да, Кэп, мы на месте. Ты где? Проблемы? – голос Петера был напряжён и пронизан обеспокоенностью.

– Ну да, небольшие, – с кривой усмешкой Беслан тронул припухший левый глаз и ладонью отодвинул морду собаки, лезшей облизать его укрытое ссадинами и синяками припухшее лицо. – Встретил радушную компанию, обсудили культуру поведения, характерами не сошлись и взаимопонимание не сложилось. Зато им сейчас обидней от непонимания, чем мне. А вам сочувствую, досадно, такой диспут пропустили. Вечер у вас теперь будет скучным и монотонным, но можете прийти ко мне на каторгу и пару фур разгрузить. Развеетесь анекдотами, – он хмыкнул.

– Не въехал. Ты что, с гопниками этими, которых на стрелку ждём, схлестнулся? Где? – в интонации Петера просквозили недоверие и разочарование.

– Так точно, познакомился на площадке, где вы сейчас. Пришёл раньше, а они уже были там.

– Друган, ты в больничке, что ли? – смятение.

– Нет, я, хромая, на работу топаю. А они однозначно расслабляются на койках, служа интерактивным пособием для студентов-медиков, – Беслан злорадно усмехнулся.

– Ты чего, реально один завалил пятерых? – шок заискрился в голосе.

– С ними три девочки было, настоящие фурии, я их старался удобней уложить, но парни позавидовали им и первыми разлеглись. Чёртовы гомики, всё испортили.

– Охуеть, ты крут! Но какого лысого ты сам по себе, да ещё и раньше срока туда попёрся? – в тоне Петера мелькнуло разочарование, пропитанное горечью.

– Так вышло, – Беслан нахмурился, что-то в реакции Петера ему не понравилось. Но это было интуитивно, логически себе объяснить, что не так, он не мог. – В общем, эти гопники точно не скоро заявятся на нашу территорию, если в принципе когда и осмелятся шаг со своего района сделать.

– Да уж… лишил ты меня праздника. Зато подарил его моей тёлочке, пойду с неё десять потов сгонять, заряд с себя сбрасывать, – самодовольно и сладко.

– Давай, трудись, несчастный, – Беслан хмыкнул и повесил трубку. Почесал Эльзу за ушами и встал. – Сучья жизнь, подруга. Но нужно вставать, не становиться одним целым с канавой и идти! – положил телефон в карман и, превозмогая тянущую боль во всём теле, направился на улицу.

Решив, что сегодня добираться пешком до работы было бы мазохизмом, неторопливым шагом дошёл до остановки и присел на скамейку. Немного помассировав ногу, подумал о том, что, пока ожидает транспорт, надо бы позвонить Полине. Но его план нарушил затормозивший в паре метров мотоцикл.

– Охренеть! – подняв визор шлема, воскликнул Камил. – Капитан, ты что, с Кракеном [1] столкнулся?

– Можно и так сказать, – Беслан с кривой усмешкой кивнул. – Привет.

– Ага, приветище, – Камил подкатил мотоцикл ближе к остановке. – Я тебя ещё с перекрёстка заметил, но вроде ты по силуэту, а ковыляет, как старушка. Охренеть, что ты... – он с потрясённым выражением на лице покачал головой. – Это кто тебя так разукрасил? Босс? Цветы не те ему, жирдяю, купил, что ли?

– Да нет. Сказал Ангелине, что суп пересолен, – сохраняя полную серьёзность, ответил Беслан.

– Не гони, друг! – скептично отозвался Камил.

– Да? Ну езжай сам ей скажи, что она плохо готовит, – Беслан чуть усмехнулся.

– Иди ты. Я что, камикадзе? Меня она точно на фарш пустит, а что тебя дубасила, не верю! Вот если бы ты целый сидел, но мокрый и с кастрюлей на голове, то да, она! – Камил засмеялся.

Беслан повёл плечами.

– Короче, из тебя, Кэп, как всегда, не вытащишь ни черта, – в голосе промелькнула едва слышная досада. – Ты на работу?

Беслан кивнул.

– Садись, подброшу.

– Спасибо, – Беслан встал и пошёл к мотоциклу. Заняв место позади Камила, спросил: – А ты куда ехал?

– На свиданку. Вчера с одной красоткой в клубе познакомился. Пообщаюсь, а вдруг твою сестру и забуду, – Камил крутнул рукоять газа.

«Мне бы себя, идиота, забыть, а её – да никогда. Кто любит так…»

– А подробнее?

– Не скажу, – насупившись, отозвался Камил.

Беслан вскинул бровь.

– Вдруг ещё отобьёшь. Ведь к тебе девчонки так и липнут, словно ты мёдом намазан, – без зависти и с добротой. – Или я чего-то не знаю?

– Ну да. Не в курсе, что опасаться тебе нечего. Я люблю лишь пять женщин в своей жизни: мать, которая родила, мать, которая воспитала, сестру, Полину и Эльзу. Куда мне больше? И так уже султан!

– Угу. Но Бог тебя знает. Вон к моей собаке руки-то одно тянешь. Мало ли… – Камил засмеялся.

– Иди ты. В смысле, езжай, не отвлекаясь на ревность, – Беслан легонько хлопнул того по шлему ладонью.

Подвезя под незатейливый разговор Беслана к воротам склада, Камил пожелал ему удачи и умчался на встречу с девушкой. Беслан не спеша пошёл в диспетчерскую, чтобы из первых уст узнать, как прошла тут вчерашняя ночь, не пришёл ли нежданно груз и не грозят ли теперь ему какие неприятности. Встретившись с дружелюбным взглядом Моники, кивнул в знак приветствия. Та хлопнула несколько раз ресницами. Побледнев, встала из-за стола и, подойдя к нему, взяла за руку.

– Садись, – потащила его к старому просевшему дивану.

Он молча повиновался.

– Что с тобой случилось? – серые глаза затуманились беспокойством. – Кто тебя так? Из-за девушки схлопотал? – взяв с папки документов, лежащих на тумбе, мешковатую сумку, принялась в ней что-то искать. – В таком состоянии, да ещё и слишком рано пришёл на работу!.. Чем же ты, мужчина, думаешь? Как же не бережёшь себя…

– Да пацанские дела, – отмахнулся Беслан. – Нормально со мной всё. Не волнуйтесь, – он упёр локти в колени. – Я зашёл узнать, как вчера ночью всё прошло, фура приезжала или ещё нет? Шеф не заявлялся, ещё чего не случалось?

– Пацанские дела, – недовольно цокнув языком, Моника покачала головой. Вынула из сумки небольшую прямоугольную упаковку. – Держи, это хорошее обезболивающее. Я его пью, когда мигрень атакует, – протянув Беслану таблетку, налила ему воды из своей бутылки в стакан. – И не переживай, твоего отсутствия не заметили. Грузовики не приходили. Сегодня после двадцати часов должны прибыть.

– Спасибо! – он проглотил лекарство и встал.

– Куда это ты, молодой человек?.. – строго сдвинув брови, она указала ему пальцем обратно на диван.

Хмыкнув, Беслан послушался.

– Как же тебя так? Вот же развелось хулиганье, – запричитала Моника, теперь начав что-то искать в верхнем ящике стола. – Совсем страх потеряли. Из-за девушки пристали?

– Нет, я сам был, и не сошлись характерами. Ничего, теперь он у них обязательно изменится и страх появится, – самодовольно отозвался Беслан.

– Бедный мальчик. Хорошим всегда сложно, – с материнской лаской сказала Моника и выпрямилась, держа в руке синий тюбик. – Вот, держи, это мазь от ушибов и ссадин.

Не желая обижать Монику в ответ на заботу, он согласился и на эту помощь.

– Может, тебе в больницу? Отлежаться тебе следует, а не работать. Так здоровье можно загубить, никто и не оценит. Родным только хлопоты да слёзы прибавятся.

– Да всё в порядке, – Беслан улыбнулся. – Не переживайте.

Моника тяжело вздохнула и села на стул.

– Как свидание прошло? – её глаза с озорством блеснули. – Поделишься немножко молодости перепутьями?

– Хорошо, даже очень, – он невольно засмущался. В памяти галереей ярких картин всплыла Полина в самых откровенных позах. По телу прошлась волна прежних ощущений от её смелых ласк. В душе заискрило от огня, который вчера полыхал в её глазах, когда он проникал в неё. Но тут же иное воспоминание потеснило чувства к Полине. Зовущая страстно ласкать грудь Ангелины, словно разряд шаровой молнии, воспалила его сердце. А просящий женский взгляд сестры перевернул душу. Потирая подбородок, Беслан добавил с хрипотцой возбуждения, пронзившей голос: – Посидели в кафе. Погуляли в парке до утра. Поцеловались немного.

– Так уж и немного, так уж и… – Моника широко заулыбалась. С искренней теплотой во взгляде тронула его за руку. – Всё-всё, извини. Нет у меня совести, заставила юношу стесняться и привирать о невинной прогулке. Эх, была бы я хотя бы лет на десять моложе, отбила бы тебя у той счастливицы! А глаза-то у тебя по ней горят! – она вздохнула со светлой грустью. – У меня тоже такое было, упустила. Всегда борись до конца за такую любовь! Несмотря ни на что сражайся и не отдавай никому. Целовать можно многих, а вот гореть счастьем мало с кем, – нежный взгляд.

– Да, спасибо! – Беслан, задумавшись, нахмурился. – Вы правы. Целовать не значит любить. Любить не всегда значит целовать.

– У тебя сложности с девушкой? – участливо спросила Моника. – Может, подсказать что-то в моих силах?

– Нет. Она хорошая. У меня с собой трудности, – печальная усмешка. – Но вы уже помогли. Спасибо! Скажите, не знаете, сколько фур будет?

– Да бог их знает, – Моника откинулась на спинку стула. Взяв сложенный пополам лист, начала им обмахиваться, как веером. – На оптовой базе сейчас опять какие-то проблемы с компьютерной базой учёта. Так что ждём. А коли тебя не загонишь отдыхать домой, как следовало бы, а уж к врачу обратиться и подавно не отправишь, так ведь?.. – выжидательная пауза.

Беслан кивнул с полуулыбкой.

– Так вот тогда, мужчина, я твой и доктор, и дом, и не возражать, – Моника погрозила пальцем, хотя сама добродушно изогнула губы. – Бери, сиди и… – вынула из стоящего под столом целлофанового пакета яблоко, – ешь! – кинула то в руки Беслана.

Он с удовольствием откусил от него кусок, хотя и поморщился от боли в разбитых губах.

– Ещё у меня есть печенье, салат, – она продолжила копаться в пакете. – Чай? Кофе?

– От чая и пары печенек не откажусь. Спасибо! – с благодарностью отозвался Беслан.

– Тебе пораньше уйти нужно к девушке? – участливо поинтересовалась Моника.

– Хотелось бы, если работы не будет. Поговорить думаю с ней о том, какой я, порой, идиот, – кривая мучительная ухмылка. – Быть может, поймёт или подальше пошлёт. В любом случае всё лучше, чем неведение, – он мрачно задумался.

«Вернусь домой. Зайду в спальню. Сяду на кровать к Ангелу. Возьму её за руку. Разбужу поцелуями в щеку. Вдохну поглубже воздух и открою ей душу как есть. Грязен или светел, болен или… Нужно решать вдвоём, как нам быть. Бежать друг от друга, оставить всё как есть, стать ближе? Мужик я или нет, чтобы сказать женщине, что её люблю?..»

– Слова не мальчика, а мужа, – Моника погладила его по руке. – Уверена, смотря тебе в глаза, она всё поймёт и только крепче к себе прижмёт, – она встала и одёрнула сарафан. – Сейчас попьём чаю, и после ляжешь тут спать. Когда приедут грузовики, тогда и подниму. И не возражай.

– Разве я могу спорить с мудрой женщиной? – Беслан вскинул бровь с лукавым выражением на лице.

– Ох, была бы я на пять лет моложе… – Моника тихонько засмеялась.

Через некоторое время Беслан распрямился на диване и моментально провалился в глубокий сон.

… Бесконечная темнота, слабо разгоняемая мерцанием звёзд, раскинулась вокруг него. Он шёл по мраку, словно по брусчатке. Его целью была девочка лет десяти. Она сидела впереди, поджав ноги и опустив голову на грудь. Отливающие синевой длинные волосы струились по её хрупким обнажённым плечам. Девочка смотрела на что-то внизу…

– Ты пришёл. Поздно, – тихо сказала она, как только он поравнялся с ней.

– Отчего поздно? Кто ты? – Беслан присел на корточки, попробовал коснуться девочки, но нечто незримое не пропустило его пальцы. Обдало их нестерпимым холодом.

– Время. Капля испарилась, а другой ещё нет. А кто ты? – она тронула ладонью появившуюся перед ней смолянистую лужу. По той пошла рябь.

– Но капля же будет? Почему же поздно? – Беслан всмотрелся в лужу. – Кто я для кого?

– Будет иная. Нельзя повторить ту, которая исчезла, – девочка сложила ладони между коленями. – Кто ты для неё…

В луже проступили словно кадры старой плёнки: Ангелина, окружённая бледной туманной дымкой, стояла на скалистом берегу, обнимая себя за талию, и смотрела на алое солнце, разрезанное горизонтом. Шумело море.

– Я не знаю кто, – сокрушённо признался Беслан. – Где она? Она капля?

– А кем ты хочешь быть? Той половиной солнца, которой касается её взгляд, или другой, что сгорела, но согрела? А капля – она всюду.

– Ей холодно? А ты почему обнажена? Тебя обидел кто-то? – он вновь попытался дотронуться до неё и отдёрнул руку. Невидимый лёд не пускал, обжигал.

– Тебе решать, тепло ли ей. Я голая сейчас, потому что душу не одеть. Меня нельзя обидеть. Я капля, – проникновенный взгляд синих глаз замер на глазах Беслана.

Черты её лица шокировали его. Они были невероятно близки к контурам внешности Ангелины, но в то же время это была явна иная девушка, которую легко можно было принять за сестру его сестры.

– Тебе холодно? – он сильней нахмурился.

– Не знаю. Как ты не открыл ещё, кто ты. Не упусти себя. Не отпусти меня в бездну паром. Скажи ей, что ты не…

Темноту прорезал вой сирены. Звёзды осыпались, и девочка пропала. В луже колыхалось лицо женщины, но черты его оказались размыты, лишь виднелись светлые пряди волос.

– Беслан, проснись.

Он открыл глаза, непонимающе уставился на обеспокоенную Монику, склонившуюся над ним. В ушах всё ещё выла сирена.

– На складе пожар! Нужно уходить, – тревожно сообщила она.

К Беслану пришло осознание, что он вернулся из очередного загадочного сна, прерванного сиреной из реального мира. Он поднялся с дивана. Моника побежала к полкам с папками документов и стала выборочно брать нужные ей.

За окнами, затянутыми снаружи темнотой ночи, вскрикивающей всполохами огней, раздавались нервные возгласы, гудели моторы.

– Давайте вам помогу, – обратился к ней Беслан, мысленно ещё пребывая с обнажённой девочкой – таинственной, стремящейся открыть ему нечто важное.

– Спасибо, мой хороший! Там, под диваном возьми чемодан, открой. Нужно в него сложить всё важное, – Моника поспешила к столу, неся высокую стопку папок.

Беслан быстро выполнил её просьбу. Принялся перекладывать в чемодан документы, которые она собрала.

– Предполагалось, что от проверок налоговой будет прятаться. Ан-нет. Шуточка Алоиса о том, что у Ноя был ковчег, а у нас есть чемодан Апокалипсиса, оправдалась от и до. Типун бы ему на язык! Привлёк к нам беду огненную, – Моника, торопясь, несла новую партию папок.

Беслан молча ей помогал, пока она не сказала: «Всё. Уходим». Тогда он закрыл чемодан и понёс его к двери.

– Ох, спасибо, милый! Пропала бы без тебя! Где этого Збынека черти носят только?.. Обязан же был при проблемах прибегать ко мне и помогать, – Моника вздохнула и вышла следом за Бесланом на улицу. Там творилась суматоха: кто нёс товар за ворота базы, кто тащил вёдрами воду к дымящему складу. Моника закашлялась. – Какой бедлам. Два месяца волокиту тянули, а к колонкам шланги новые так и не купили. Дождались…

– Да что это такое? – возмущённо вскрикнул вынырнувший из мельтешащих людей длинный и худой, словно жердь, мужчина. Одет он был в дорогой костюм, но смотрелся тот на нём будто тряпка на швабре. – Вы что тут делаете? Забыли о приказе шефа: всех неофициальных работников при ЧП сами знаете куда гнать?! Вали отсюда, мальчишка, подальше, и чтобы дня два духу твоего тут не было! – замдиректора Збынек перехватил из руки Беслана чемодан и добавил своим неприятным писклявым визжащим голосом: – А вы, Моника, бегом в мою машину! Я один за документы отвечать не намерен! Я же с вами репетировал форс-мажор! Все паникёры! Ни на кого рассчитывать нельзя, – кряхтя и ругаясь, причитая, какая же тяжесть, он потащил чемодан к воротам.

– Может, я уговорю этого важного человека подвезти тебя? – обратилась Моника к Беслану, мягко тронув его за плечо.

– Спасибо, не нужно. Вы и так меня не разбудили на разгрузку, – он тепло ей улыбнулся. – Пройдусь, подумаю над разговором с любимой, как верней сказать ей, что я несносный тип, но она самое важное в жизни для меня.

– А вот начальник смены грузчиков и напарники твои, все как один видели, как ты помогал им с тремя фурами. Так что я ничего не знаю про того, кто тебя и где не разбудил, – её глаза залучились материнской заботой. – А с любимой просто будь собой, мой хороший! Если не оценит, то недостойна она тебя.

– Вы меня засмущали. Спасибо!

– Моника! Вы что там, роман крутите? – завопил от ворот Збынек.

Беслан зло на него посмотрел. Тот заметил этот хищный взгляд и, насупившись, отвернулся.

– Не нервничай по пустякам, горячий мужчина, – Моника тронула за руку кивнувшего ей Беслана и пошла к замдиректору.

«Девочка-капля… душа оголена… Моя душа в одежде. Снять её, снять, и будь что будет», – подумал Беслан, взглянув на вырвавшийся из-под крыши склада язык огня.



По пути домой Беслан в парке сорвал несколько обыкновенных неброских цветов, которых названия он даже не знал. Они не были благородны, но являлись настоящими такими, какие есть: маленькие голубенькие, некоторые с белыми лепестками, другие с нежно-розовыми. Ему хотелось ими передать Ангелине, какой он внутри, глубоко внутри.

Машина Алекса, стоявшая перед двором, встревожила сердце. Перед входной дверью его охватило смятение. В голове невольно проплыли кадры из доверительной ночи с Полиной и отрывки из всей жизни с Ангелиной, где она была максимально близка к нему, а ему оставалось лишь сделать крошечный шаг и упасть поодиночке или полететь вместе. Он вспомнил стихотворение, которое написал неделю назад и всё никак не мог закрыть документ, решая, как стоит его улучшить, чего не хватает, что неверно… как вдруг сейчас понял, что недостаёт лишь силы духа показать его Ангелине со словами: «Я люблю тебя и как женщину».

– Капля… – прошептал Беслан и решительно открыл дверь. Мелодичная музыка, лившаяся из дали дома, обдала душу холодом. Он закрыл дверь и, не разуваясь, пошёл на зов источника романтичных звуков. Его тянуло скорей увидеть Ангелину, прогнать к чёрту её ухажёра и быстрей поговорить с ней.

Шаг в зал – и под ногами разверзлась пропасть. Душа Беслана и сердце разлетелись на мириады пылинок – тлеющих, сожжённых частиц веры в себя, веры в свет, веры в любовь. Цветы упали из онемевших пальцев. Его разум поглотила Тьма – ледяная, рычащая безумным и смертельно раненным зверем, который не собирался, скуля, умирать – нет, он был из тех, кто кидается в последний бой с последним вздохом. Бросается на убийцу и забирает того с собой в бездну Ада. Пускай лишивший его воздуха и света сам воет там, в бесконечном мраке, мёртвым и разорванным на куски. А он – вольный зверь – будет молча и гордо созерцать пустоту в себе.

Взгляд Беслана метнулся с валяющегося на полу, что тряпка, что его вырванное сердце, алого платья на бюстгальтер у софы, бывший будто куском его души. Перескочил на вазу с красными и белыми тюльпанами на журнальном столике. Их бутоны подрагивали, словно пульсировали в такт полуголому Алексу, ласкающему постанывающую, прикрывшую веки Ангелину, нависая над ней. На той были лишь трусики, и пальцы другого мужчины, а не его, играли под ними. Не помня себя, Беслан подбежал к софе, схватил вазу и замахнулся…

«Она моя!» – взревел зверь внутри него.

Ангелина вдруг открыла глаза и посмотрела прямо ему в глаза. Точно в пожирающую его бездну.

Беслан замер, скованный ужасом, что пронзил сестру. Она закричала, и весь его мир рухнул в прах. Она боялась его… она убивала его… а он осознал, что любит её. Любит настолько, что не дышать ему без её пульса в его сердце. И нет его без неё, банально нет. Он тогда и есть бездна.

Алекс повернул голову к нему. Удивлённый, шокированный взгляд врага ошпарил Беслана, точно волна горящего газа.

Оскалив зубы, Беслан со всей силы ударил противника в висок вазой. Та разлетелась на куски. Кровь брызнула по сторонам от лица обмякшего Алекса. Тут же схватив его, Беслан швырнул того на пол.

– Она моя! Не тронь её! Никогда! Никогда не тронешь! – хрипя в бешенстве, Беслан поднял столик и обрушил его на несопротивляющегося противника. Раздался треск ломающегося дерева и характерный хруст разрушающейся кости. Под истошный крик Ангелины, откидывая обломки столика прочь, Беслан начал ногами бить Алекса куда попало.

– Моя! Моя! Моя! – хрипел он, одержимый слепой яростью, избивая уже побеждённого противника.

– Беслан, нет! Беслан!... – Ангелина бросилась к нему на грудь. Он грубо отпихнул её на софу. Ополоумевшим взглядом уставился на её плечи, грудь, живот, бёдра, приспущенные розовые кружевные трусики, губы, чуть припухшие от страстных поцелуев.

– Вот какой подарок ты ему… я ему оплатил тебя, – сквозь зубы процедил Беслан. С окаменевшим лицом развернулся, наклонился, подбирая крупный и острый осколок вазы. – Он никогда не получит тебя! – решительное движение к Алексу.

– Пожалуйста, нет! Беслан, прошу! Он не виноват! Пожалуйста! – Ангелина, опрометью кинувшись вперёд, собой накрыла недвижимого, окровавленного Алекса. Плача, она смотрела на Беслана. – Прошу. Я люблю тебя... не надо.

– Меня любишь?.. – Беслан швырнул осколок вазы в стену. – Спасая его, ты любишь меня?.. Хочешь его в себя! Умоляешь не убивать! А любишь меня?! Ты врёшь! Я люблю тебя! Я люблю! Убью за тебя! Умру за тебя! Я люблю… а он… – шаг к цели. Кулаки сжаты. В глазах и сердце лёд. В душе огонь и пустота.

– Беслан… – Ангелина, резко встав, прижалась к его груди. Ладонями обхватила его лицо. – Стой, прошу, стой. Посмотри мне в глаза. Пожалуйста, услышь. Я не вру. Люблю тебя! Мне ты нужен! Только ты! Ты во мне, ты... слышишь?.. – всхлипывая, она начала гладить его окаменевшие плечи, запускать пальцы ему в волосы, нежно целовать напряжённые губы. – Я люблю тебя... очень люблю… тебя, мой зверь… – Ангелина мягким напором и лаской потеснила Беслана. Он стал пятиться, теряя решимость расправиться до конца с конкурентом.

– Моя… ты моя… – безумство гнева в Беслане переплавилось в неукротимую страсть и желание. Он поднял Ангелину на руки и, крепко прижимая к себе, словно ураган покинул зал и влетел к себе в спальню. Локтем стукнул по выключателю. Помещение озарил свет. Одним движением Беслан скинул всё со стола и усадил Ангелину на него. На полу заискрил разбившийся ноутбук. Но Беслан ничего не замечал вокруг и не понимал. Для него был лишь жар её тела, запах желанной женщины, её прерывистое дыхание и затуманенный взгляд. Беслан утонул в её роняющих слёзы глазах. Дрожа, он стащил с неё трусики. Расстегнул молнию и, освободив своё твёрдое разбухшее горящее мужское естество, резко вошёл в Ангелину. Она громко вскрикнула и вцепилась зубами ему в плечо. Пальцами стиснула край стола, чтобы не упасть. Беслан требовательно сжал одной рукой ей грудь, другой схватил за затылок, большой палец уперев в горло. – Скажи, что любишь меня! Как я тебя любишь? Ты моя, да? Моя?

Он двигался в ней быстро, властно, толкая себя глубже и глубже, стремясь весь ворваться ей в сердцевину души и там взорваться… вспыхнуть звездой и испариться, став её гулко, на износ стремительно бьющимся сердцем.

– Люблю… твоя… – в стоне обронила Ангелина, подчиняясь его силе, его желанию. Положила ладони ему на талию.

– Моя! Девочка моя! Моя красавица! Моё солнце! Мой Ангел! Моя, только моя! Моя… – между жадными вдохами требовательно хрипел Беслан, наращивая темп, выжимая из себя все соки и пылко, с требовательным нажимом хозяина гладя бёдра, ноги, верх и низ живота задыхающейся Ангелины. Она кусала губы и тихо стонала, вскрикивая. Измотанная напором, полулежала, закрыв глаза.

Беслан сотрясся и, прорычав: «Моя женщина!» – излился в неё. Обессилено согнулся, прижимаясь к её горячей груди потным телом. Уткнулся носом в её волосы.

Вспышка ослепляющего света в его разуме угасла. Кипевшая в венах кровь замедлила бег, и студёный сквознячок просочился из ожившего разума к горящему сердцу.

Беслан судорожно сглотнул. Ощущение дрожащей под ним Ангелины полоснуло молнией душу. Он приподнялся, нервно взглядом ловя её глаза. Но они были закрыты.

– Ангел... – шёпотом позвал он. Лавина осознания всего содеянного ударила в сердце, не оставляя шанса уцелеть. – Ангел, я…

Она медленно распахнула веки. Её слезящиеся глаза, бездонные, родные, окутанные поволокой печали и счастья, смотрели на него нежно. В них не было и капли упрёка, злобы или обиды. Но Беслан увидел, что её взгляд изменился, был уже другим, не таким, как тогда, когда она сидела у него на коленях и просила поцеловать.

«Ничто не проходит бесследно, и я убил в Ангеле нечто, нечто тёплое, чем сам бесценно дорожил».

– Прости, – прошептал Беслан, отшатываясь от неё. – Прости, я не… – он вцепился одной рукой себе в волосы. Его взгляд стал блуждать по её влажному соблазняющему телу, как вдруг коснулся в следы крови между ног. – Нет, я не… нет… я люблю тебя. Нет, я не мог. Прости… – он подхватил давно сползшие ниже колен джинсы и, застёгивая их, опрометью бросился из спальни. Вбежав в зал, присел возле не шевелящегося Алекса. Пощупал у него на шее пульс.

«Тишина. Толчок? Нет. Тишина. Показалось», – Беслан встал и побрёл к входной двери.

На обувной тумбочке в прихожей взял ключи от машины Алекса и услышал позади себя торопливые шаги. Обернувшись, встретился с глазами Ангелины, в которых стоял лихорадочный блеск. Сама она успела натянуть на себя одну из его маек, едва прикрывавшую ей бёдра.

– Ты куда? – подбежав к нему, замешкалась, но в следующий миг обхватила его лицо ладонями. Судорожно облизала губы. – Не уходи. Не оставляй. Ты мне нужен, – шёпотом. По её щекам потекли новые слёзы. – Дура была, хотела излечиться, но нет… Не то… я поняла. Дура. Идиотка. Беслан, прости. Люблю тебя. Останься. Если бы я… прости…

– Причём тут ты? Я мужчина. Я должен был сказать, иметь мужество признаться тебе прямо, чего хочу и что чувствую, – опустив взгляд, понуро сказал он. Его голос пропитался слабостью обречённости. – А теперь поздно. Я проверил, Алекс мёртв. Я убил его. Изнасиловал тебя. Мне больше нет тут места, иначе совсем погублю тебя. Ненавидь меня. Не прощай. Отпусти.

– Не пущу! Я поеду с тобой, – решительно заявила она. – Вместе… – стала покрывать его лицо поцелуями. – Вместе полетим в бездну.

– Он мёртв. Ты понимаешь, труп! А ты… ты… – Беслан стал дышать активней. Огонь вновь захватывал его сердце. – Ты... Я с тобой такое сотворил! А ты меня… пусти! ¬– ладонями сжал её запястья и чуть отстранил лицо, чтобы Ангелина перестала его целовать. – Прошу, пусти, – его затрясло.

– Нет, пожалуйста… – пауза. Взгляд Ангелины стал безумным. – Беслан! Да, он погиб, но тебя я не потеряю. Я не переживу, если лишусь тебя! Его не вернуть, не исправить. Но ты… Ты нужен мне! Чтобы дышать! Слышишь?.. Не насиловал, а любил! – она вырвала запястья из хватки Беслана, взяла его ладони и приложила себе к бёдрам. – Держи! Я твоя! Слышишь?.. А я, – она обвила руками его шею, – я держу тебя! Мы вместе справимся! Давай закопаем труп, уберём тут всё! Никто ничего не узнает. Я и под пытками тебя не выдам! А может, как в фильме видела, сожжём его вместе с машиной, словно в аварию попал, с моста сбросим и…

– Ангел, – тяжело вздохнув, Беслан прижался к её лбу своим. – Это глупости. Тебя видели уезжающей с Алеском. Копы плотно займутся тобой. Ты станешь нервничать, невольно замыкаться или истерики бросать. Они умеют давить и ломать. Поймут, ты скрываешь нечто. Быстро отправят к медикам на проверку на улики, и готово.

– Я скажу тогда, что Алекс меня изнасиловал, а я его убила, защищаясь, и испугалась, и ты мне помог скрыть труп. Нам много не дадут. А может, и вовсе оправда…

– Наивная ты моя, – его пальцы, скользнув по её телу вверх, тронули плечи и запутались в волосах. – Во-первых, копы используют детектор лжи. Во-вторых, Алекс из очень состоятельной семьи, полиция и суд будут стараться и впаяют нам полной срок, но там мы недолго посидим. Официально покончим жизнь самоубийством. В реальности нас либо крайне жестоко убьют за решёткой, либо вывезут к его родственникам, и там расправа будет ещё кровавей. Такие богатеи не прощают ничего и всегда мстят. Я не позволю тебе пострадать. Пускай ищут меня.

– Я не могу так, – кусая губы, прошептала Ангелина.

– Иначе никак, – поцелуй в кончик носа. – Так будет лучше. Ты же мне веришь?

Ангелина, неохотно кивнув, самозабвенно прижалась губами к губам Беслана.

– Прошу, как только сможешь, дай о себе знать. Я буду ждать. Иначе… иначе сама отправлюсь на твои поиски! – упавшим голосом сказала она, не сводя с него взгляда. – На машине далеко не уезжай, кинь её где-нибудь, иначе быстро найдут. Я сделаю всё, чтобы запутать им след.

– Хорошо, Ангел. Я сам однажды встречусь с тобой. Телефоны они наверняка поставят на прослушивание. И будут следить за тобой. Не ищи меня. Сам приду. Поняла?

– Да, – она кивнула, с надеждой заглядывая ему в зеркала души. – Только постарайся… быстрее. Иначе сойду с ума. Может, пиши мне на электронную почту, – стала переплетать его волосы на затылке. Спохватилась: – Деньги! Тебе надо взять их с собой и паспорт… Сейчас принесу всё, что есть, – Ангелина было устремилась от него, но он удержал её за руку.

– Незачем, – Беслан криво и печально улыбнулся. Нежно провёл ладонью ей по щеке. – Денег я себе достану, а те, что есть, будут тебе нужней, – он тронул кончиком пальца ей нос. – И к чему мне паспорт, когда я окажусь в розыске? По нему лишь быстрей смогут понять, кто я. Это неразумно, Ангел… пташка. Ты ведь пташка, у тебя два крыла: за меня одно и за себя! Лети, пташка, к свету и долго живи, лови счастье на лету, пташка, за нас двоих. Я тебя люблю, – он быстро, но мягко поцеловал её в губы и, отстранившись, развернулся. Открыл входную дверь.

– Беслан! – Ангелина загородила ему путь. – Ты врёшь мне. Я чувствую, врёшь. Смотря мне в глаза, скажи, что не погубишь себя, что правда вернёшься, что не считаешь, будто изнасиловал меня, что веришь, я люблю тебя как мужчину, а не жалею и не спасаю как брата. Ну? – на её широко распахнутые глаза наворачивались слёзы, но воли идти до конца ей было не занимать.

«Чёрт. Блять… Она скорей умрёт, чем отступит от порога и от меня. Как ей лгать? Видит же насквозь, с рождения же вместе. Шокировать её, чтобы возненавидела и отпустила, забыла?..»

– Я спал с Полиной, и мне понравилось, – сипло выдавил он из себя и сжал кулаки.

Помещение сковала леденящая тишина. Она длилась всего пару секунд, но Беслану показалось, что вечность. В глазах Ангелины что-то мелькнуло, но что именно это было, он не смог понять.

– Сволочь. Урод. Кобель, – пугающе спокойно сказала она и закрыла дверь. – А со мной понравилось?

Беслан поёжился. Нахмурился. Отвёл взгляд.

– Ну, молчи, – с нервом бросила Ангелина. Схватила его за руку и потащила за собой. – Иди-иди… Я тебе серьёзно говорю, – шмыгнула носом, ладонью смахнула с лица слёзы. – Я без тебя жить не буду! Изнасиловал меня, значит, совесть мучает, какой ты плохой. Ну, сейчас посмотрим…

Заведя его в свою спальню, Ангелина толкнула Беслана в грудь, усаживая на кровать. Развела ему ноги и опустилась между них, встав на колени. Дрожащими пальцами, но с напором расстегнула джинсы. Стянула с себя майку. И запустила руку в мотню.

– Ангел, не нужно, – осипшим голосом попросил Беслан, смотря ей в глаза и чувствуя, что она освобождает его возбуждающееся мужское достоинство. Потянулся к её лицу руками.

– Помешаешь тебя насиловать – я себя убью. Обещаю, – прошептала она. – Лучше помоги, как нужно, чтобы тебе понравилось? – пауза. – Или не хочешь? – губ коснулась улыбка, придавшая её облику нечто сумасшедшее, неконтролируемое, но горячее и желанное. – Не хочешь меня, а жаждешь Полину?

– О, дьявол… – зарычал Беслан и впился пальцами себе в лицо. – Послушай… – он взял её за хрупкие плечи.

– Молчи, – строго. – Сама разберусь.

Не успел Беслан возразить, как язык Ангелины коснулся его эрегированной плоти, пустив по венам круги страсти. За языком последовали губы. Робкие поцелуи. Лёгкие касания. Кровь будто тысяча колоколов загудела в висках. Сердце ускорило свой ритм. Мысли, точно напуганная выстрелом стая птиц, разлетелись в разные стороны. Всё вокруг перестало существовать. Были только она и он. Он и она. И её влажные губы, с каждым новым мгновением глубже и плотнее всасывающие в рот его мужскую часть.

Беслан положил руку на затылок Ангелины. Переплёл свои пальцы с её волосами. Набирая темп, она порой начинала задыхаться, давиться, часто задевая его кожу зубами. Но больно не было, нет. Неумелые, неуклюжие ласки Ангелины разжигали костёр, дурманили сознание, заставляя желать получить нечто большее. То, что взорвёт мир, вселенную на миллионы осколков звёзд. Он заметил, что стал ей активно помогать, толкать себя дальше в неё и всё крепче сжимать её затылок.

– Хватит, – порывисто дыша, тихо сказал Беслан. – Я понял… понял тебя, – рывком подняв Ангелину к себе, опрокинул её спиной на кровать и лёг сверху. Стал безудержно целовать в перемазанные слюной и смазкой губы. С напором гладить её оголенное тело, сжимать грудь, раздвигать ноги…

– Я люблю тебя, Беслан, – шёпотом и крепче обнимая его за талию. – Но сейчас, – она вдруг с силой упёрлась в его грудь, – насилую тебя я! – откинув Беслана на спину, она села на него сверху.

– Ангел, тебе больно бу… – сквозь пелену страсти, пришло осознание к Беслану. Но договорить он не смог. Ангелина прижала указательный палец к его губам.

– Молчи, – стала покрывать поцелуями его шею. – Больно без тебя. С тобой мне и Рай не нужен, – пауза. Её ладонь опустилась ему на живот, а затем скользнула ниже. – Помоги, – прошептала она Беслану на ухо. – А то вдруг не так…

Он аккуратно вошёл в неё. От боли она прошлась ногтями ему по груди, но в следующую секунду выпрямилась и, положив его руки себе на бёдра, начала медленно двигаться. Беслан заглянул в её глаза и увидел всепоглощающую нежность и любовь. С губ Ангелины начали срываться стоны…

Он сел. Одну руку завёл ей под спину, второй стал мягко поглаживать её грудь, живот, бёдра, затрагивать шею, ловить и отпускать набухшие соски.

– Отклонись, моя красавица, – попросил Беслан и, властно взяв её за бёдра, перехватил контроль в скорости и глубине движения.

Она отдалась его воле и сильным рукам. Запрокинула голову, порывисто дыша и тихо вскрикивая.

– Нет, смотри на меня! В глаза! Я хочу видеть, что это правда! Ты любишь, как я! – потребовал он, продолжая овладевать ею нежно и ритмично.

– Люблю… – её глаза, овеянные дурманом наслаждения и счастья, открыли ему душу Ангелины.

– Моя! – он ускорился, поглощая её ненасытным взглядом и сам растворяясь в ней.

У них получилось вместе достигнуть кульминации. Содрогаясь, Беслан крепко прижал к себе дрожащую Ангелину и, уткнувшись носом ей в шею и влажные от пота пряди волос, жадно дыша, зашептал:

– Прости, что молчал. Прости, что не целовал. Прости, что чуть не отпустил. Ты нужна мне. Я не могу без тебя видеть, слышать, дышать, мыслить. Прости, что мне приходится уйти. Ты моя женщина! – Беслан посмотрел ей в слезящиеся глаза. – Я хочу, чтобы ты была мне женой! У тебя всё будет! Я всего добьюсь для тебя! Ни в чём нуждаться не станешь! И дети будут у тебя нормальные, выберешь любого мужчину, мне родными будут! Ни в чём ты не окажешься ущербной! Выполню все твои желания, только оставайся моей!

Ангелина открыла рот, чтобы ответить, но он не дал ей этого сделать страстным поцелуем. Затем бережно уложил на постель и встал.

Она села, зябко беря себя за плечи.

– Не провожай меня. Копам я позвоню. Жди их, себя в порядок приведя. Люблю! – сказал Беслан, быстро натягивая джинсы и футболку. – Ты всё для меня! – добавил он, коснувшись её щеки.

Она, встав на колени на кровати, рывком его обняла.

– Я буду тебя ждать, – прошептала ему на ухо. – Люблю тебя, – обхватила его лицо руками. – Прошу, возьми какую-нибудь одежду и хоть немного денег. На еду, на первое время, – кротко поцеловала его в губы. – Пожалуйста.

Беслан кивнул. Неохотно разжал объятья с Ангелиной и стремительно покинул её спальню. Зайдя в свою, взял несколько купюр, кинул в рюкзак первые попавшиеся под руку несколько маек, свитер, джинсы и вышел из дома. Достал из кармана мобильный телефон и позвонил в полицию. Садясь в BMW, назвал дежурному адрес и добавил:

– Я, Беслан Лански, убил человека. Поймайте меня, если сможете.

Он выбросил телефон и, захлопнув дверь, запустил мотор. Нажал на педаль газа и кинул прощальный взгляд на родную калитку. Возле той, ослушавшись его, стояла Ангелина, обнимая себя за талию. Слеза скатилась по его щеке. В душе завыл отчаявшийся одинокий волк. Он уходил в ночь, и назад ко дню пути не было.

«Я сгоревшее солнце…»
___________________________________________________________________________

[1] Кракен — легендарное мифическое морское чудовище гигантских размеров, головоногий моллюск, известный по описаниям исландских моряков, из языка которых и происходит его название.