Глава 13. Мёртвой любви венец



Леон закрыл за собой дверь и не спеша прошёл в глубь спальни. Он не замечал вокруг себя ничего: ни льющегося в окна тёплого света погожего дня, ни приторно-сладкого аромата весны, ни крови, капающей из его разбитой губы. Разум находился в тупике, где не было намёка на выход, но существовала крохотная и узкая тропинка к себе. Глухой угол служил прекрасным поводом повернуть обратно и убежать, пока лоб не расшиблен от безуспешных попыток проломить неприступную преграду.

С осенней грустью и лёгким уколом жалости Леон апатично отмечал, как время, точно сквозь пальцы вода, неугомонно текло мимо него. Он не успевал его зачерпнуть в ладони, притормозить на крохотный миг бешеный полёт секундной стрелки. А ведь так хотелось замереть и крикнуть «Стоп! Довольно!». Обдумать всё, взвесить. Но шальные мысли Леона не хотели поддаваться контролю. Они словно с издёвкой ему улыбались, и умышленно спотыкались, и падали.

Но, несмотря на всё это, последние семь лет для Леона были с привкусом солёной бесконечности, в то время как до них прошедшие десятилетия — одним медовым мгновением с едва приметной каплей яда. Всё плыло мимо, а Леон даже не старался за что-либо зацепиться, ибо знал, к каким последствиям это может привести. Во второй раз в жизни он столкнулся с тем, от чего так долго пытался спрятаться, стараясь забыть.

Прежде он никогда не задумывался, что вечность может быть столь обременительна, что и у неё, как у медали, есть две стороны. Однако этой ночью остро почувствовал, как коварна судьба, как злы её шутки.

Встав напротив шкафа, Леон хотел было скинуть с себя испачканную в грязи и траве одежду после тренировки, как внезапно услышал за спиной неуверенный женский голос:

— Не помешаю?

Мышцы Леона напряглись. Он проскрипел зубами. Резко обернувшись, в упор посмотрел на Милену, пронизывая её взглядом насквозь.

— Нисколько, — учтивая улыбка. — Прости, — неопределённый жест, — забыл на время о твоём существовании.

— Ничего страшного, — скромно и явно почувствовав себя неловко.

— Стало скучно? – вытерев ладонью кровь, Леон поморщился и подошёл к стоящему напротив зеркала стулу. Оперся об него руками.

— Да. Все вы пошли упражняться, а я больше не могу выносить одиночество… — сухо и надломлено. — Вот и блуждаю от зеркала к зеркалу.

— Одиночество — это когда тебе неуютно с самой собой, — подметил Леон, вспоминая, как ему однажды об этом сказал Радан, когда рассуждал, что порой предпочитает фейерверкам могильную тишину. — Тебе именно так? — вальяжно уселся на стул.

— Есть немного.

— Бывает, одиночество полезно для человека.

— Я ведь, по сути, и не человек, — Милена тускло улыбнулась. В серых глазах мелькнула тоска сродни листьям карнавала поздней осени, полной сумрака и дождей.

— Я бы не сказал, — не согласился Леон, коснувшись пальцами подбородка. — Только оставшись один на один с собой, ты можешь познать себя, анализируя всё, что было вне одиночества, — стянул с волос резинку, и белоснежные, немного завивающиеся на концах волосы упали на широкие плечи. — Но оно полезно только в меру, — уголки губ приподнялись вверх. — Так что я не против скоротать с тобой время. Тем более пока ванная комната занята Велией.

Милена застенчиво улыбнулась. Леон задумчиво склонил голову набок, наблюдая за ней. Она была словно мираж, словно обман. Будь она в его мире, он положил бы ей в ладони цветы — белые хрупкие подснежники. В знак первого тепла после лютых морозов. Но она не здесь и она не вампир, не человек, а просто душа — душа, которая ищет выход. Как и он, как и все остальные в этом доме.

Милена чуть заметно провела языком по губам.

— Как прошла тренировка? — спросила она, возвращая Леона к реальности.

— Отлично, если не считать привычно перетягивавшей на себя одеяло моей спутницы жизни. Её стремление доказать своё мастерство боя и заслужить первую роль в скорой схватке, стоила мне на несколько пропущенных ударов от Радана больше, чем ему от меня, – он с иронией усмехнулся. – А Велия, как всегда, выкрутилась без последствий. Если не считать великой трагедии – надломанный ноготь, – вздох. – В итоге визги, вопли, чертыханья… Чем она и обезоружила нашего непобедимого вождя, – улыбка.

— Откуда у Радана такие навыки?

— Армейская спецподготовка. Он был офицером в составе тех, кто разведкой занимался во время Второй мировой войны. К тому же, как мне кажется, он прирождённый убийца.

Поджав губы, Милена о чём-то задумалась. Скользнула туманным взглядом по комнате. Замерла и нахмурилась.

— А что за корабль стоит на тумбочке? — поинтересовалась она. Леон проследил за её взглядом и на пару секунд задержал внимание на сине-белых парусах судна.

— Я его смастерил, — пожал плечами. — Как и все остальные, — он рукой показал на застеклённую секцию, которая отражала лучи солнца, явно ослепляя Милену.

— Зачем? Это твое хобби? — вскинула бровь и прищурилась.

— Мы все по сути являемся одинокими шхунами, бороздящими открытое море тёмной ночью, — Леон немного прикрыл глаза, из-под пушистых ресниц глядя на руки Милены, отмеченные шрамами. — Вода бывает разной: зеркально-гладкой или покрытой рябью. Суда идут по ней, иногда встречая огни с других парусников, некоторые словно Летучий голландец, такие же затерянные и брошены Богом. Им не сблизиться, но свет их далёких огней и общая участь скитальцев даёт душам утешение, что не так они и одиноки. Каждый раз, думая о погибели на рифах, мы становимся благодарными за способность ценить те бесконечные или, на первый взгляд, никчёмные секунды своего существования, — он потёр глаз, будто что-то попало в него, и локтями упёрся в колени. — Наш выбор всегда сталкивает нас лицом к лицу с отречением. Все мы изменчивы и разбалованы, порой теряем ощущение реальности, забываем, что имеет ценность, сбиваемся с курса. Но одиночество нас смягчает, — вздохнул. — Та же любовь, — едва улыбнулся, — как ветер, попутный или штормовой, а может, штилем накрывающая. Она следует за нами, но… — он немного помедлил, прежде чем произнести: — Её нельзя преследовать, — откинувшись на спинку стула, скрестил на груди руки. — Но всё это лирика морская…

Милена сделала шаг вперёд и едва коснулась своей «клетки».

— А что там на корабле написано? – между бровей пролегла чуть заметная морщинка, внося в облик девушки нечто беззащитно-трогательное.

— Ad infinitum, — пауза. — До бесконечности.

Встав со стула, Леон подошёл к кровати и лёг на неё с апатичным видом, не заботясь о том, что его одежда далека от чистоты. После того как он этой ночью случайно получил подтверждение своим догадкам, ему практически всё стало безразлично. Вместо сердца образовалась яма. Предательство заполнило её своей могильной пустотой. Обида зацарапала душу. Боль, пусть и притуплённая, заскользила по венам. Леон знал, он ничуть не лучше той, что его предала, ведь и он сам поступал по отношению к ней недостойно. Но, как Леон смел заметить самому себе, он не ставил под удар друзей, как она. И сейчас задавался вопросом, что лучше сделать: поговорить с отступницей, припугнуть тайком или же всем раскрыть её чёрные карты? При первом варианте он опасался, что таким образом откажется от произнесённой некогда клятвы, при втором... Он все же не хотел её губить, догадываясь, что сделает с ней Радан — их глава с ликом дружеского ангела, скрывающий натуру жестокого демона. Поэтому Леон решил пока молча наблюдать. И если появится явная угроза для той, кого он про себя называл «невинный цветок», только тогда начнёт решительно действовать.

Взбив подушку, Леон положил её под голову и скрестил ноги. Заметил, как лицо Милены озарила улыбка — ясная, будто день, но в следующий миг на её лице мгновенно сгустились сумерки. Он не знал, с чем это было связано, но предположил, что с Раданом. Он видел и чувствовал, как с каждым днём её зависимость от него всё больше крепнет, а она ничего с этим поделать не может. Тупик… Очередной тупик.

— Почему ты согласился быть с Велией? — неожиданно спросила Милена и прищурилась.

Леон приподнял от удивления брови. Его вмиг ставший колючим взгляд словно обволакивал Милену, заставляя не двигаться, но в то же время он, точно смазанными ядом стрелами, прокалывал её, стараясь выявить причину вопроса.

— Если я скажу, — обманчиво сладко начал Леон, — что полюбил её всем сердцем и душой, ты мне поверишь?

— Нет, — помотав головой, твёрдо ответила Милена.

— Почему? — изумлённая улыбка.

— Вы с ней слишком разные. Как скала и тополиный пух, — пауза. — Ты ответишь на мой вопрос? – неожиданно раздражённо спросила Милена и, откинув волосы за спину, сжала руки в кулаки. Черты её милого лица исказились. В глазах точно блеснуло лезвие смертоносного клинка. Губы приняли форму оскала. Теперь Милена напомнила Леону иссиня-чёрный сгусток негативной энергии, от которого волнами исходит опасное напряжение.

— А должен? — невозмутимо спросил он и ладонью провёл по волосам. Заметил, что в них запутались сосновые иглы, когда Радан нанёс ему столь сильный удар в бок, отбросивший на разлапистые ветви.

— Как хочешь, — поведя плечами, сквозь зубы процедила Милена. Коснувшись пальцами висков, она начала их судорожно массировать и часто, глубоко, но сбивчиво дышать.

— Зачем тебе это? — после короткого молчания поинтересовался Леон. Заметил странные перепады в настроении Милены и понял: от этого добра ждать нельзя.

— Считай, что мне скучно, — голос стал более спокойным.

— Я тебе не клоун, — резко. — С Раданом ты другая... — задумчиво. — Позволь мне тебя предостеречь. Не будь с ним груба. Он довольно спокойный, но если вспылит…

— Он ничего не может мне сделать, — она переплела пальцы рук.

— Он может разбить все зеркала в доме, — он пожал плечами.

Милена прерывисто вздохнула и крепко себя обняла. Серые глаза показались Леону потухшими угольками недавно пылавшего костра.

— Расскажешь свою историю? — одними губами и неуверенно.

— Разве только скоротать время, — снисходительно. Перед тренировкой Велия предупредила, чем, возможно, станет интересоваться Милена. Попросила поговорить с неприкаянной душой, потому как ей очень хотелось верить, что однажды, когда-нибудь в будущем, это принесёт свои сладкие, а главное, полезные плоды.

Закинув руки за голову, Леон посмотрел на потолок, на котором память, как на чистом листе бумаги, начала вырисовывать чёрно-белые картинки былого. В тот же миг бездна забытой боли развернулась перед ним, принимая его в свои удушающие объятья.

— Каждую ночь, — начал он, — я видел один и тот же сон, где на меня сосредоточенно смотрели бездонные глаза Натали. Они были янтарные и до жути пустые. Каждый раз, заглядывая в них, я чувствовал лишь одно: всепоглощающий ужас, способный уничтожить меня. Потом кадр резко менялся, и я видел бледное лицо жены и тонкую струйку крови, стекающую из её рта. Столько раз целованные мною губы были потрескавшимися и едва приоткрытыми. В них застыл крик — оглушающий и отчаянный, — Леон прикрыл глаза, полностью отдаваясь во власть того, что было в прошлом и тихо преследовало в настоящем. — Вокруг звенела тишина, а я слышал её вопль и сходил с ума. Пытался закрыть уши, но не мог, оцепенение сковывало тело, стоило мне только посмотреть на свои ладони, где каждая клеточка была покрыта вязкой бордовой жидкостью. Я начинал задыхаться от отчаянья, от горечи утраты и от сокрушительного раскаяния. Слова так и застревали в горле, с губ срывался хриплый стон. А потом на мои плечи внезапно опускались чьи-то холодные женские руки, маленькие и до боли знакомые. Обернувшись, я не успевал увидеть лицо их обладательницы, потому что начинал стремительно падать в бездну... — Леон распахнул глаза и приподнялся на локтях. — Этот сон я стал видеть с тех времен, как умерла Натали, и по сей день он часто меня навещает, но я научился с ним спокойно жить, — откинув голову назад, он посмотрел на картину, и странное тепло разлилось по венам. В который раз ему захотелось сесть напротив художницы, написавшей полотно, и аккуратно поцеловать каждый её палец. Проведя ладонью по лицу, точно прогоняя наваждение, Леон выпрямился и сел. — В ту ночь, — продолжил он, — шёл дождь. Его капли были как град. Небо будто оплакивало свою потерю за нас обоих, пока я, скованный кандалами, сидел на сырой земле подвала и беззвучно повторял один и тот же вопрос: «Почему?». Я никак не мог понять, за что Велия так поступила со мной, зная, как бережно я отношусь к Натали. Ведь ждать оставалось совсем немного… Какие-то пару дней или неделю! Всего неделю! — покачал головой. — Моей жене жить было недолго… — он перевёл взгляд на окно. — Я был предателем и причиной убийства родного мне человека.

— Как же ты согласился быть с Велией после всего этого?

— Я и не согласился. Сначала, — горькая улыбка тронула губы Леона. — Долгое время не мог простить ни себя, ни Велию. А еще я её боялся, — в упор посмотрел на Милену, не страшась признать свою слабость. — Боялся той, кем она стала — безжалостной ведьмы с глазами падшего ангела. Я видел, как её душа разлагалась, насквозь прогнивая от вседозволенности и безнаказанности. Казалось, её уже не спасти, ведь чернота поглотила её навсегда, — запустил руку в волосы. — А сам я стоял на пороге сумасшествия, когда наблюдал, как она, медленно и с наслаждением ломая мужу каждую его косточку, купалась в его крови. Она несдержанно смеялась, и этот дьявольский звонкий хохот эхом отражался от стен, — сцепил пальцы в замок, пытаясь найти внутреннюю точку равновесия. — А потом она подошла ко мне и, нагнувшись, поцеловала в лоб, — Леон до сих пор помнил отпечаток крови Родолфо, который Велия оставила на нём. — Улыбнувшись, она, едва коснувшись губами моего уха, прошептала: «Я вернусь за тобой»... И Велия сдержала своё обещание. Она возвращалась каждую ночь, стучала в окно и звала за собой. Я думал, у меня галлюцинации, ведь, когда она освободила меня из подвала, я пару дней приходил в себя в какой-то хижине в лесу и, когда вернулся в город, узнал, что её дом сгорел дотла. Всё списали на несчастный случай. Полиция говорила, что все находившиеся в доме погибли. Родолфо, её отец, Натали и, — короткая пауза, — она сама.

— Трупы? И жена?

— На удивление, их было четыре, — Леон развёл руками. — Велия, — он потёр подбородок, — обставила всё гладко и с неугомонной злорадностью. Перенесла тело Натали к себе в дом. А на одном из трупов нашли цепочку с кулоном, принадлежавшие Велии, завещанные ей матерью, так и опознали тело.

— А кем на самом деле оказалась та девушка?

— Случайная прохожая. Моя благоверная попрощалась с памятным кулоном, которым так всегда дорожила, чтобы выдать её за себя.

— Если ты её так боялся, почему согласился быть с нею? Она тебя загипнотизировала?

— Нет, — Леон покачал головой. — Она не имела на это права. Никто не смеет выбирать за нас, даже Бог и Дьявол. Они могут лишь судить, но... Насильственно забирать душу — нет, — Леон опустил ноги на пол. — Приходя ко мне по ночам, она протягивала свои руки навстречу. А я… Любил её и боялся. Любил и ненавидел. Ведь она стала крахом моей жизни!

— Но однажды, — Милена провела языком по губам, — ты согласился…

— Да, — кивок.

— Но ты не хотел никому смерти в обмен, — уверенно.

— Я много об этом думал, размышлял, — он ухмыльнулся. — Три года. Меня прельстила нынешняя моя жизнь.

— Чем?

— Свободой, безнаказанностью, — Леон пожал плечами, словно это было само собой разумеющимся. — Хотя не это было основным, — голосом, пропитанным точно шумом монотонного дождя, тихо добавил он и, встав с кровати, посмотрел на корабль. Едва коснулся его парусов. — Я не хотел оставлять Велию одну, ведь из-за меня, из-за своих чувств ко мне она совершила столько грехов. Я поклялся ей, что никогда её не брошу. Несмотря на наш выбор, буду искать для нас свет. В первую очередь в её душе. Не дам ей прогнить окончательно.

— Она это сделала из-за своего эгоизма, — словно яд, выплюнула Милена, — прикрываясь любовью.

— Мы все эгоисты, — снисходительно. — А любовь, как говорится, это эгоизм вдвоём.

— Ты хочешь освободиться? – после небольшой паузы спросила Милена и, присев на пол, поджала колени к груди.

— Предполагаю, каждый мечтает об этом. Даже Радан... — пауза. — Но не каждый говорит.

— Почему?

— Мы, посланники, сильные, безжалостные звери. Для нас не существует слова «нет» или «нельзя». Мы получаем невероятное удовольствие, когда клыками пронзаем тёплую плоть жертвы и высасываем из неё энергию жизни. Мы убийцы, — Леон пожал плечами, — твари, если тебе угодно. В этом нет никакой романтики, как считает нынешняя молодежь. Мы зло, а у него нет жалости. Она для слабых, — Леон медленно начал подходить к окну, когда увидел возле него раскиданные по полу скомканные клочки бумаги. Его широкие брови сошлись на переносице.

— Ты говорил, что Радан прирождённый убийца. Может, ты ошибаешься на его счет, и он не желает перемен?

— Прежде я так и считал, но одна прелестная девушка научила меня верить в лучшее... — ухмылка. — Хотя порой это довольно трудно.

— Попроси Велию убить твоего ворона, — неожиданно и едва слышно. Голос чуть дрогнул.

Наклонившись и подняв бумагу, Леон кинул быстрый взгляд на пленницу зеркала и заметил, как черты её лица ожесточились.

— Я не могу, — шёпотом и сжав бумагу в кулаке.

— Не хочешь оставлять её одну? — едко.

— Нет. Да, — Леон покачал головой. — Что-то вроде того, — посмотрел в окно.

— Не понимаю… – прозвучало неискренне.

— Она не сможет убить моего ворона, — он сгорбился, чувствуя на своей спине прожигающий и тяжёлый взгляд серых глаз.

Наступила тишина. Воздух в комнате будто накалился, никто не решался промолвить и слова, словно страшась вдохнуть и обжечься. Наблюдая за медленно плывущими по небу облаками, Леон чуть повернулся и боковым зрением увидел, как Милена, обняв свои колени, задумалась, но уже через пару секунд улыбнулась и покачала головой.

— Ты не боишься, что я ей это скажу? — спросила она, вскинув бровь.

— Нет, — сухо.

Леон повернулся лицом к Милене и, прислонившись к подоконнику, скрестил на груди руки.

— Может, тебе стоит об этом поговорить с Велией?

— Нет.

— Почему? Может, всё обстоит иначе, чем тебе кажется?

— Я знаю об этом, но клятва... — вздох. — Мы есть друг у друга, а это главное.

— Вы сможете остаться друзьями.

— Порой лучше быть обманутым, чем открывать правду, — уголки губ приподнялись вверх.
Милена прищурилась. Затеребила крестик.

— Можно задать вопрос на другую тему?

Леон кивнул и внимательно на неё посмотрел.

— Кто такой, — она провела языком по губам, — Огниан?

Леон удивлённо приподнял брови. В его венах точно застыла кровь. Давно он не встречался с этой противоречивой личностью.

— Он… Страшный сон Радана, — как приговор озвучил Леон. — Впрочем, как и Радан его кошмар. Берегись, Милена! Когда встретишь Огниана, лучше молчи. Тогда он сам уйдёт. И при Радане о нём лучше не заикаться! — мысли закружились в голове. — Но откуда ты знаешь его имя? Почему тебя это интересует? — спросил Леон, предполагая самое неприятное. Нахмурился.

— Велия его имя произнесла. Ей, как я поняла, он примерещился у вас во дворе. Это было так... странно.

«Отчего же он вернулся?.. Почти восемь лет как пропал...» — начал гадать Леон, всматриваясь в окно, уже не вникая в слова Милены.

По брусчатке от дома шла Авелин с Раданом, держащим в руке её дорожную сумку.

Сердце Леона сжалось от тревоги и боли.