Сиэтл, гематологическая клиника, 5 ноября 2010 года
В кабинете отца как всегда царил приятный полумрак. Сегодня Карлайл пригласил его и Беллу, чтобы огласить результаты проведенных исследований. Ожидая окончательного вердикта, Эдик заметно нервничал. И хоть для себя решил, что в любом случае будет воспитывать этого ребенка, как своего, но сердце сжималось от тоскливого беспокойства. Сейчас должна была решиться вся его дальнейшая судьба.
И еще его сильно волновало, что Мейсон изъявил желание сделать эти чертовы анализы, чтобы доподлинно установить отцовство. Ради этого даже забыл о своей давней неприязни к Карлайлу, пришел сам.
И что будет, если выяснится, что ребенок его? Он предъявит права на ребенка и Беллу? В выборе Беллы Эдик не сомневался, но дед уж точно не упустит возможности подпортить жизнь не только ей и Эдику, но и всем Калленам. Поневоле приходилось жалеть о собственном благородстве, если бы он тогда проявил больше решительности и добил деда, сейчас все было бы гораздо проще.
Пока отец хмурился, и уже достаточно долго перекладывал на своем столе какие-то бумаги, Эдик внутренне готовился к самому худшему. А рядом нервно теребила в руках сумочку Белла. Ей тоже пришлось нелегко, и она переживала не меньше его. А может быть даже больше.
Протянув руку, он поймал ее ладошку, мягко пожал, ощущая едва заметный трепет. Она глубоко вздохнула, пытаясь унять дрожь, и смело глянула в его глаза. Все будет хорошо, он не сказал это, он просто ободряюще кивнул, и она ответила едва заметной, но слишком уж вымученной улыбкой.
– Ну что ж, – наконец, начал Карлайл, – я провел необходимые исследования. Так как вы с Мейсоном близкие родственники, я взял образцы его и своих крови и яда, а также крови Беллы. И сделал анализ на выявление имуноконфликта, чем-то сходный с тем, что делают при обычной человеческой беременности.
Дальше отец стал перечислять различные показатели и бросаться сложными медицинскими терминами, и даже сведущий в этих вопросах Эдик с трудом улавливал суть, а вот Белла сникла, совершенно запутавшись в научных определениях.
Ободряюще улыбнувшись, он крепче сжал ее ладонь в своей. И она вернула полный благодарности взгляд. Почувствовалось небольшое, но облегчение, вместе легче вытерпеть эту невыносимую пытку неизвестностью.
– И могу сказать, – подойдя к самому главному, Карлайл снова запнулся, словно ему нужно было время для принятия решения.
И за эту долю секунды Эдика покинула последняя надежда на благоприятный для него исход. И как будто мир вокруг рухнул. Все-таки это ребенок Мейсона. Казалось так просто, принять чужого ребенка, но сейчас… одно дело сомневаться, в тайне надеясь, что все-таки отец ты, а совсем другое точно знать, что растишь ребенка от другого. От монстра, подвергшего твою любимую женщину насилию. И месть которому до конца так и не довел, то ли из-за собственной слабости, то ли из глупого великодушия.
Почему? Почему жизнь так не справедлива, этот ублюдок причинил столько горя и боли, и ребенок, божье благословение, достался именно ему? Разве он заслужил?
– Могу с достаточной точностью сказать, что это твой ребенок, – уже уверенно закончил Карлайл.
Эдик настолько отчаялся, что даже не расслышал последних слов отца. И когда до него дошел смысл сказанного, не сразу смог поверить.
– Мой? – ошарашено переспросил он.
– Да, Эдвард, – Карлайл уже улыбался, – поздравляю, через пару месяцев ты станешь отцом.
Он станет отцом. Как будто камень с души свалился. Есть все-таки справедливость на свете! Повернувшись, слишком порывисто прижал к себе Беллу, она аж взвизгнула от неожиданности, и вдруг засмеялась, искренне, заразительно, обвивая его руками, прижимаясь покрепче.
– Видел бы ты себя со стороны, – тихо шепнула на ушко.
Да, наверное, он выглядел сейчас как полный идиот. И тут же накатило новое беспокойство. Что-то было не так, неправильно, может быть, слишком просто. И обычно выдержанный отец вел себя как-то странно, не смотрел в глаза, и все время крутил что-то в руках. В чем же дело? Может, Карлайл переживает из-за Мейсона?
– А Мейсон? – обеспокоенно спросил он, – он знает?
– Да, – Карлайл снова нахмурился, – я уже говорил с ним.
– И как он отнесся? – это уже спросила Белла, и Эдик чувствовал, как она напряглась, ожидая ответа.
– Не волнуйся, – отец мягко улыбнулся, – я уверен, на этот раз он примет правильное решение, – голос значительно потеплел, и в нем звучала даже скрытая гордость.
Эдику бы отцовский оптимизм. И опять появилось странное ощущение, что Карлайл не врет, нет, он просто не может соврать, особенно в таком важном вопросе. Но наверняка недоговаривает. Мейсон что-то сказал ему?
В конце концов, какая разница, если отец Эдик, если у ненавистного родственника нет никаких прав на ребенка и Беллу. Он не будет больше об этом думать, он просто будет счастлив, и сделает счастливой любимую женщину.

Из клиники они выходили, держась за руки, совершенно опьяненные свалившимся на них счастьем. Да что там выходили, наверное, они парили над землей. Все еще не верилось, что он отец, все казалось сном, и страшно было проснуться и вновь ощутить выматывающую душу неопределенность.
Но он гнал тревожные мысли прочь, переключаясь на более приятные темы, например, как бы отпраздновать столь важное в их жизни событие. И настолько окунулся в мысли о подарке, приготовленном для Беллы, что заметил опасность, когда было уже поздно.
В больничном парке их ждал очень неприятный сюрприз. Прямо на аллее, ведущей к стоянке, маячила знакомая фигура. Обойти не было возможности, вступить в схватку тоже, многочисленные скамейки вокруг были заполнены людьми в больничных халатах.
Оставалось только одно, двигаться ему навстречу. Эдик выступил немного вперед, крепко сжал руку девушки, чувствуя, как ее ладошка начинает потеть от волнения. Или это была его ладонь?
А Мейсон спокойненько так стоял, скрестив руки на груди, и улыбался довольно приветливо, словно встретил добрых знакомых. Как будто не было этого отвратительного фильма и их недавней схватки, как будто Эдик не выпустил в него целую обойму серебряных пуль.
– Хорошо выглядишь, Изабелла, – от того, как он скользнул взглядом по ее фигуре, Эдик зарычал.
В который раз он жалел, что не добил родственника. И эту досадную оплошность можно было легко исправить, пистолет по-прежнему был спрятан под пиджаком, но слишком много вокруг любопытных глаз. Присутствующие в парке люди смотрели на них с явным интересом, еще бы, не так часто встретишь двоих, столь похожих друг на друга, как они с Мейсоном.
– Отойдем? – процедил Эдик сквозь зубы.
– Не стоит, – Мейсон вдруг стал серьезным, – я всего лишь на пару слов.
И красноречиво кивнул в сторону Беллы, показывая, что хочет говорить наедине. И Эдика такой вариант вполне устраивал, он предпочитал, чтобы девушка была как можно дальше отсюда.
– Белла, иди, – Эдик чуть подтолкнул ее в сторону машины, – я догоню.
Она не стала спорить, медленно побрела в указанном направлении, правда, ежесекундно оглядываясь, и ее глаза были полны беспокойства. Мужчины молча провожали ее взглядами.
– Что тебе надо? – нетерпеливо поинтересовался Эдик, когда она отошла на безопасное расстояние.
– Я насчет ребенка, – Мейсон, в отличие от него, был абсолютно спокоен.
– Это мой ребенок, – раздраженно уточнил Эдик.
– Знаю, – кивнул он, – и хочу сделать подарок.
– Я сыт по горло твоими подарками, – жестко отрезал Эдик.
И снова эта снисходительная кривая улыбочка, так раздражавшая Эдика. Так и хотелось сбить с него спесь, рука непроизвольно потянулась, нащупывая пистолет, что не укрылось от пытливого взгляда деда.
– Да не переживай так, не тебе, – запнулся, как будто колебался, подбирая нужное слово, и добавил, чуть помедлив: – правнуку.
И протянул руку. На раскрытой ладони заиграло то самое кольцо, Эдик бы узнал его из тысячи украшений. Именно из-за него убили Анну. И судя по всему, это кольцо в свое время носила Белла.
– Это кольцо принадлежало моему деду, – тихо заговорил Мейсон с едва различимыми нотками грусти в голосе, – Эдмону Мейсону. Оно единственное, что осталось у меня на память о человеческой жизни. Я хочу, чтобы оно перешло моему потомку.
Эдик колебался, не спеша принимать подарок. С одной стороны, он не хотел иметь ничего общего с дедом, но с другой стороны, это семейная реликвия, принадлежащая его предкам. И если Мейсон готов отдать столь ценную для него вещь, может быть, это шаг к примирению? Может быть, дед и вправду готов оставить их в покое?
А Мейсон так и стоял, протянув ладонь с кольцом, и терпеливо ждал, пока его внук примет решение.
– Возьми, – Эдику было странно слышать просящие нотки в его голосе, – я дарил это кольцо только тем, кто мне действительно дорог.
Они смотрели друг другу в глаза. И взгляд Мейсона был странно мягким, даже печальным, заставляющим Эдика вновь почувствовать тонкую незримую нить, крепко связывающую его с предком. Несмотря на все, что было, несмотря на боль, что тот причинил, он не мог его ненавидеть. Ведь любой, даже самый закоренелый преступник, имеет право на еще один шанс.
И он протянул свою ладонь навстречу. И когда коснулся кожи, холодной, как лед, вздрогнул, как от ожога. Так же, как и пятьдесят лет назад, когда еще мальчиком пожал холодную ладонь. Та встреча обернулась для него потерей родителей. А что сейчас? Действительно ли его родственник искренен, или затеял очередную подлую игру?
Кольцо переместилось в его ладонь, и он невольно сжал кулак, ощущая кожей ребристую поверхность.
– Надеюсь, ты не упустишь свой шанс, – и снова эти пренебрежительные нотки в голосе.
Как же быстро меняется его настроение.
– Можешь в этом даже не сомневаться! – зло огрызнулся Эдик.
Мейсон снова улыбнулся, на этот раз как-то вымучено. Даже показалось, что он хочет сказать что-то еще. Но нет, дед медленно повернулся, кинул полный тоски взгляд в сторону, где стояла Белла.
– Прощай, – кинул вдруг резко, отрывисто.
И, не дожидаясь ответной реакции Эдика, быстро пошел прочь. А Эдик остался стоять, сжимая в кулаке кольцо, и заворожено смотрел ему в след. Как тот двигался, плавно, грациозно, как будто каждое движение точно выверено.
Его дед полон противоречий, и так сложно понять, где он настоящий, а где напускная маска. И снова эта щемящая сердце жалость, Эдик с трудом сдержал желание окликнуть, сказать что-то еще, крайне важное. Но не стал. Жизнь расставит все по своим местам.

Один его испепеляющий взгляд, и опять все полетело в пропасть. Только она поверила, что все будет хорошо, только появилась надежда на счастье, не призрачное, а настоящее, и опять он. Это как проклятие, ее крест, который придется нести вечно.
Конечно, она не пошла в машину, как ей велели, она просто не могла оставить их наедине. Она боялась, до одури, до дрожи в коленках. Боялась за Эдика. И наблюдала за довольно мирной беседой из-за дерева, как Мейсон протягивает что-то Эдику, а тот явно колеблется, не хочет брать.
Странно было видеть их рядом, таких похожих, и в то же время таких разных. Проходящие мимо люди с интересом оборачивались, и наверняка думали, что видят близнецов. Но она-то точно их не перепутает. Они как два полюса, в них нет ничего общего, кроме внешности.
И с облегчением выдохнула, когда Мейсон, что-то кинув на прощание, пошел прочь. На этот раз пронесло.
– Что он хотел? – обеспокоенно спросила, когда они уселись в машину.
По тому, как плотно сжаты его губы, как он резко вставил в гнездо ключ зажигания, можно было без труда определить, что он нервничает.
– Ничего, – отмахнулся Эдик. – Проститься. Он нас больше не потревожит.
– Ты уверен? – ее голос был полон скептицизма.
Эдик неуверенно повел плечами, откинулся на сидение, слишком крепко сжимая в руках руль.
– Похоже, что он был искренен, – пробормотал он, глядя куда-то перед собой, – во всяком случае, я очень на это надеюсь.
Но ей не верилось в искренность зверя. Только не после того, что он сделал с ней во время их последней встречи.
– Что ты у него взял? – продолжала наседать она
– Тебе не понравится, – нехотя отозвался он.
– Я хочу знать, – упрямо выдохнула она.
Эдик помедлил, и все-таки полез в нагрудный карман рубашки, доставая оттуда что-то маленькое. И то, что она увидела у него на ладони, заставило ее вздрогнуть, прикрывая рот рукой, чтобы не сорваться на крик. То самое кольцо.
– Это для нашего ребенка, – тут же стал оправдываться Эдик. – Он сказал, что дарил это кольцо только тем, кто ему действительно был дорог. Но если оно вызывает у тебя такие неприятные воспоминания, я его выкину, – и он нажал на кнопку, опуская стекло.
Из всего сказанного она восприняла только одно слово. Дорог? Неужели она была ему дорога? Может, это его попытка извиниться? Сказать то, что он никогда не скажет ей в глаза?
– Не надо, – она быстро перехватила потянувшуюся к раскрытому окну руку, обхватила его ладонь своей, и мягко надавив, заставила сжать в кулак.
Они смотрели друг другу в глаза. И им не нужно было слов, чтобы понять друг друга. Это было так странно и пока непривычно для нее, когда достаточно одного взгляда, чтобы сказать больше, чем самые убедительные слова.
– Хорошо, – согласился он, мягко высвобождая руку, и тут же спрятал кольцо в карман рубашки, – не будем больше о нем. Поговорим о нас.
И вдруг выражение его лица поменялось, в улыбке заиграли такие знакомые озорные нотки.
– Я приготовил тебе подарок, – заговорчески шепнул, наклоняясь к ней.
И провокационно касаясь губами ее скулы, потянулся к бардачку, достал оттуда какую-то темную полоску ткани. Одно быстрое движение, она и опомниться не успела, как повязка плотно закрыла ей глаза. А Эдик ловко затянул узел у нее на затылке, лишая возможности видеть.
– Что ты делаешь, – дернулась она, пытаясь снять повязку.
Но он перехватил ее запястья, мягко, но крепко сжал, не давая пошевелить руками.
– Будь хорошей девочкой, – интимно зашептал он ей на ушко, слегка прикусив мочку, – не подсматривай.
Она замерла, пытаясь угадать, что будет дальше. Сердечко сладко билось в предвкушении чего-то волнующе-приятного, и благоговейно обмерло, когда ощутила пряный вкус его губ. Судорожный вздох, и она открылась, полностью отдаваясь во власть пьянящего поцелуя.
Его губы были настойчивы, как всегда заставляя забыть обо всем на свете. И когда он отстранился, давая возможность вздохнуть, накатилось чувство опустошенности. Она потянулась к нему на ощупь, требуя продолжения, и они еще целовались, до одури, до боли прикусывая друг другу губы. И волнения, будоражащие душу всего каких-то несколько минут назад, теперь казались далекими и несущественными.
– Так, хватит, – Эдик решительно перехватил ее руки, запутавшиеся в его непокорных кудрях, – едем.
Всю дорогу она нетерпеливо ерзала, и учащенно билось сердце. Невозможность видеть обостряла все остальные чувства до предела, и рука Эдика, непрерывно ласкающая ее коленку, только разжигала ее любопытство. И возбуждала.
– Готова? – шепнул ей на ушко Эдик, когда машина остановилась.
И не дожидаясь ответа, покинул машину, почти мгновенно открывая дверцу с ее стороны. Опершись на предложенную руку, она вышла наружу. В нос сразу ударил свежий морской воздух, очевидно, они были где-то возле самого залива. Вокруг была тишина, почти никаких лишних звуков, только едва различимый шум прибоя. Куда же он ее привез?
Развернув ее в нужную сторону, Эдик снял повязку, но Изабелла не спешила открывать глаза. Было так приятно просто стоять, прислоняясь спиной к его широкой груди, нежась в кольце его рук, мягко охвативших талию.
И когда все-таки решилась, пораженно ахнула. Прямо перед ней был небольшой, но аккуратный домик, выполненный в современном стиле. Он находился на холме, и расстояние до ближайших домов было вполне приличным, чтобы не опасаться любопытных глаз. Прямо за ним раскинулись темные воды залива, а вдалеке виднелись силуэты гор.
– Этот дом для тебя, – Эдик говорил быстро и несколько смущенно, – и для нашего ребенка. Я подумал, что в общежитии нам будет тесно втроем.
– Ты все-таки взял деньги у Калленов? – удивилась она, любуясь прекрасным видом.
– Нет, – покачал головой он, – у меня кое-что было, и еще я продал права на одно свое изобретение. А на недостающую сумму оформил кредит.
Внутри дом оказался куда более просторным, чем казался снаружи. Первый этаж представлял собой одно большое пространство, разделенное на несколько зон. И в убранстве чувствовалась рука Эсме. Сочетание камня, дерева и стеклянных поверхностей, да и светло-бежевые тона, преобладающие в оформлении интерьера, целиком в ее стиле.
– Мама согласилась оформить интерьер, – словно прочитав ее мысли, пояснил Эдик, и кивнул на ведущую вверх лестницу, – на втором этаже спальня и детская.
Изабелла с интересом рассматривала обстановку. Все было настолько уютно и просто, и в тоже время продуманно, что оставалось только восхищаться талантом дизайнера.
Когда она закончила осмотр, Эдик аккуратно развернул ее к себе, взял в руки ее ладошки, пытливо заглянул в глаза.
– Тебе понравилось? – она чувствовала его волнение.
А ведь у нее никогда не было собственного дома. Дом матери, отца, общежитие университета, везде она чувствовала себя чужой и не нужной. И пусть этот дом не сверкал великолепием, как особняк Калленов, но ей и не нужна показная роскошь.
Захотелось отблагодарить за этот приятный сюрприз, и она знала, какая награда будет для него самой желанной.
– Очень, – сказала она, и добавила тихо: – я люблю тебя.
Его глаза на мгновение расширились, и тут же стали темнеть. Он смотрел внимательно, требовательно, словно ожидая подтверждения. И она отвечала ему, но уже не словами, потому что словами так легко обмануть. А вот глаза не врут.
Его губы едва заметно дрогнули, взгляд заметно смягчился. Он поверил. И вдруг неожиданно подхватил на руки, и быстро понес вверх по лестнице.
– Ты куда? – удивленно выдохнула она, тем не менее, жадно обвивая его шею руками.
– Я еще не показывал тебе спальню, – поспешно пояснил, уже переступая порог.

На этот раз она не успела оценить интерьер спальни. Разве что только кровать, огромную, с идеально упругим матрасом. Было все, исступленные ласки, изматывающие поцелуи, жаркий шепот, вздохи, стоны и сбившееся дыхание. Откровенная страсть и изнуряющая нежность. И еще была трогательная осторожность, ведь они теперь не одни.
И только сейчас, отдаваясь ему в их собственном доме, точно зная, что под сердцем бьется именно его ребенок, она отпустила свои страхи, позволила себе поверить, что будет счастлива.
Вот только интересно, а вечность для счастья, это много или мало?

Жду ваших комментариев на ФОРУМЕ!