Сиэтл, Вашингтонский университет, 4 октября 2010 года
Изабелле снилось что-то необычайно приятное, она не могла бы сказать, что именно, но, безусловно, ее сон был очень эротичным. По-другому и быть не могло, если засыпать, ощущая спиной крепкое мужское тело, в точности повторяющее ее позу. Если попка упирается в полувозбужденное мужское хозяйство, чутко улавливая малейшие изменения, и ее, казалось бы, безмятежно дремлющая тушка готова в любой момент встрепенуться и ответить взаимностью.
А между ног, на самом сокровенном, уже привычно покоится горячая рука, как будто именно там ей и самое место. И каждое, даже незначительное движение, ее или его, только усиливает трение, вызывая сладкую истому по всему телу и проецируя соответствующие видения в мозг. И во сне она инстинктивно сжимает ноги, боясь отпустить эту просто необходимую ладонь, ведь без нее сразу становится пусто и неуютно.
Она всегда считала, что спать с кем-то крайне неудобно, что постороннее тело только будет ограничивать столь нужную для сна свободу, мешать расслабиться, но Эдик легко и ненавязчиво доказал ей, насколько сильно она заблуждалась. К хорошему очень быстро привыкаешь, наверное, теперь она просто не сможет заснуть в одиночестве.
И еще теперь она точно знает, что вся эта личная свобода мнима, надумана, на самом деле это всего лишь проявление одиночества. И готова продать душу дьяволу, лишь бы ощущать во сне приятную тяжесть его тела, пусть и не дающую нормально вдохнуть. Лишь бы нежиться в его объятиях, наслаждаясь терпким запахом секса, въевшимся в обстановку это небольшой комнаты.
Мучительно хотелось прижаться к нему посильнее, оказаться еще ближе. И соприкасаться кожа к коже, как можно большей площадью поверхности, было теперь не менее жизненно необходимо, чем питаться и дышать.
– Просыпайся, соня, – раздается насмешливый голос, и горячие губы прижимаются к затылку, оставляя на коже влажные следы, чем окончательно разгоняя последние остатки сна, – сегодня понедельник.
Она выпрямилась, насколько позволяли крепкие объятия, и блаженно потянулась. Точно, понедельник. Надо собираться на занятия. Как же быстро пролетели выходные. Впрочем, как и весь последний месяц, ярко, насыщенно, ей грех жаловаться, но слишком уж быстро.
А прикосновения становятся все настойчивее, поцелуи все жарче, и рука ползет по животу вверх, трогая и поглаживая, сжимает правое полушарие груди, вырывая из нее неприличный призывный стон.
– Пора завтракать, – она кожей чувствует его мягкую улыбку, спрятанную во впадинке на ее затылке.
Она уже во власти несколько другого желания, но спорить бесполезно. Здесь Эдик безоговорочно следовал указаниям Карлайла. Выяснилось, что тогда, пятнадцать лет назад, она смогла преодолеть ломку только благодаря крови Эсме, дочери Мейсона. И доктор считал, что сейчас кровь Эдика, внука Мейсона, будет самым лучшим противоядием.
И теперь Эдик не выпускал ее по утрам из кровати, пока она не насытится. Она пила немного, всего несколько глотков, но сам процесс стал для них своеобразной игрой, неизменно заканчивающейся вполне предсказуемым образом.
– Какую часть тела предпочитает дама? – игриво интересуется он, и Изабелла уже отчетливо слышит дрожь предвкушения в голосе.
Резко повернувшись, она очутилась на нем, и, словно наездница, прижала его к кровати бедрами. Хищно заглянула в слегка припухшие от сна, но уже темнеющие от желания глаза. Медленно наклонилась, слегка коснулась губами его рта, и тут же отстранившись, пригвоздила ладонью его грудь, тем самым пресекая ответное движение.
Усмехнувшись ее настойчивости, он демонстративно закидывает руки за голову, показывая, что полностью отдается ее власти. Было так приятно осознавать, что этот сильный мужчина сейчас целиком зависит от ее прихоти.
Снова наклонившись, пощекотала кончиками волос его лицо, опустилась ниже, к бьющейся жилке пульса. Дразня, провела языком по этому необычайно заманчивому месту, с удовлетворением отмечая, как учащается ритм его сердца. Укус в шею наиболее болезненный, кому, как не ей это знать, и она никогда не позволит себе причинить ему лишнюю боль.
Но вот подразнить… она не может отказать себе в этой маленькой шалости. Его кожа гладкая, как мрамор, но это только на первый взгляд. При более глубоком исследовании становится ясным, что каждый участок имеет свои маленькие и необычайно соблазнительные изъяны, и даже свой особый, отличный от других частей тела запах.
Она опускается ниже, на грудь, нащупывая губами и языком каждую трещинку, каждую не заметную глазу впадинку, каждый редкий волосок. Обследовав его тело вдоль и поперек, она знает их наизусть, и умело пользуется этим знанием, чтобы доставить ему удовольствие.
Жесткие волосики вокруг плоского соска, она ни в коем случае не обойдет их своим вниманием. Еще ниже, на ребрах, небольшое родимое пятнышко, шероховатое на ощупь, дальше затвердевший участок, шрам от удара кинжалом, который она же ему и нанесла. Здесь она останавливается основательно, словно искупая вину за свой опрометчивый поступок, вылизывает это место с особой тщательностью. А потом живот, здесь тоже много интересных зон, и одну из них, возле пупка, можно слегка прикусить, оставляя свою метку.
Стальные мышцы напрягаются под ее прикосновениями, но сам Эдик, блаженно прикрыв глаза, боится даже пошевелиться, и лишь тяжелое дыхание, да еще и нарастающее мужское желание выдают его истинные чувства.
Достаточно помучив его, но так и не добравшись до самого главного, она возвращается вверх, и теперь ее поцелуи торопливы, потому что горло сжимают тиски жажды. На губах Эдика уже играет немного снисходительная улыбка, он сразу чувствует перемену ее настроения, и протягивает руку.
Она воспринимает его улыбку как вызов, приподнимается, подносит предложенное запястье к носу. Глядя прямо в глаза, с наслаждением втягивает волшебный запах, исходящий от причудливо переплетенного пучка вен. Это особое, мало с чем сравнимое удовольствие, наблюдать, как загораются во время укуса его глаза.
Зубки легко прорывают кожу, и первые капли крови стекают в пересохшее горло, и ниже, мгновенно растекаясь по телу таким приятным теплом. Эдик вздрагивает от укуса, его свободная рука с силой сжимает ее бедро, ей даже больно, но она не обращает внимания. Не отрываясь, она смотрит в его глаза. В серо-голубых омутах сейчас не видно дна, как, впрочем, и нет ничего человеческого. Только страсть, темная, неконтролируемая, животная, от которой внизу живота закручивается тугой пульсирующий узел, и разрубить его становится первостепенной потребностью, необходимой для сохранения рассудка.
Этот миг откровения, когда между ними стираются все условные границы, стоит многого. И пальцы, вдруг оказавшиеся на ее самом чувствительном месте, всего лишь естественное продолжение зрительного контакта.
Каждый новый глоток синхронно совпадает с вращательным движением его пальцев, заставляющим отчаянно прижиматься к руке, грубо ласкающей маленький комочек нервов. Перед глазами темнеет, сознание уже не в силах справиться с двойным удовольствием. Еще немного, и она доходит до края, делает последний жадный глоток, и зубы непроизвольно разжимаются, когда внутри все взрывается и тело сотрясает неконтролируемая дрожь наслаждения.
Не давая ей опомниться, и даже не дождавшись, пока она залижет ранку, Эдик рывком переворачивает их обоих, и роли меняются, теперь все в его власти. Разбудить в нем зверя, именно этого она так настойчиво добивалась.
И вот она прижата к кровати, не имея возможности пошевелиться, и едва успевает набрать в легкие воздуха, прежде чем ее рот заткнут требовательным поцелуем. Язык настойчиво проникает вовнутрь, а рука уже нетерпеливо раздвигает ее бедра, еще одно пронзительное движение, и он наполняет ее целиком, не оставляя внутри ни миллиметра свободного пространства.
Вырывающийся из горла стон приглушается его ртом до невнятного мычания, ураган до боли обостренных ощущений сметает все разумные мысли. Окружающий мир уже привычно сужается, и границы теперь очерчиваются требовательными губами, руками, столь щедро дарящими дерзкие ласки, и яростными движениями внутри нее.
Она опять не попадет сегодня на первую пару…

Почти месяц прошел с тех пор, как они впервые попали в дом Калленов. И если мать Эдик сразу узнал и безоговорочно принял, то с Карлайлом отношения складывались не так гладко, Эдик его откровенно избегал. И Изабелла догадывалась о причинах, наверняка ему что-то наговорил Мейсон, но Эдик наотрез отказывался обсуждать с ней подробности.
Отец Эдика в тот памятный вечер собрал всю семью и поведал историю своих сложных взаимоотношений с Мейсоном. Изабелла слушала, затаив дыхание. Ей не верилось, что Мейсон когда-то умел любить. И любить до такой степени, что смог сдержаться, и не причинить вреда человеческой женщине. Это было просто невероятно, он, тогда еще совсем молодой вампир, так и не отведал ее крови, и даже нашел в себе силы оставить ее.
И потом Изабелле не давал покоя вполне резонный вопрос, почему же он так пренебрежительно относился к ней самой? Почему издевался, использовал в качестве подстилки, дойной коровы? Может быть, она сама дала повод, позволила ему делать с ней все, что угодно, не считаясь с ее мнением? Или не проявила так свойственной женщинам мудрости, не смогла смягчить острые углы, подобрать волшебный ключик к его сердцу, изменить его в лучшую сторону? А та женщина, Шарлотта, смогла? Или тот Мейсон из прошлого был другим, в нем еще слишком много осталось от человека, в отличие от Мейсона современного?
История с похищением Эдика поразила ее до глубины души. Украсть ребенка у собственной дочери, даже сложно придумать побудительные причины для такого поступка. Но что теперь ворошить прошлое, она сделала свой выбор, теперь она с Эдиком, и дорога назад была закрыта. Ненавидела ли она Мейсона? Наверное, нет, во всяком случае, не до такой степени, чтобы желать смерти, но предпочла бы никогда больше его не встречать.

Отношения с Эдиком развивались стремительно. Тогда они проговорили с его родственниками до утра, после чего Эдик засобирался домой. И никакие уговоры Калленов, чтобы он остался у них, не подействовали, Эдик проявил редкую настойчивость. И даже не захотел, чтобы их отвез Эммет, вызвал такси.
И Изабелла вполне разделяла его нетерпеливость. Они, словно подростки, целовались на заднем сидении, не в силах дождаться, когда наконец останутся наедине. И как только Эдик закрыл за ними дверь своей квартирки, тут же прижал ее к стене. И не отпускал почти сутки, пока в их дверь не раздался настойчивый стук, это Джаспер с Эмметом решили их проведать.
А дальше как-то само собой получилась, что она поселилась у него. Потому что оставаться у себя было невыносимо, там все напоминало об Анне и о той роковой роли, которую Изабелла невольно сыграла в жизни этой девушки. И хоть тело Анны так и не нашли, все равно ей пришлось отвечать на неприятные вопросы полиции. Но в дело вмешался Джаспер, и их с Эдиком оставили в покое.
Они откровенно наслаждались друг другом. Его маленькая квартирка стала для них настоящим раем. Путь диван в гостиной – кровать – душ – столешница на кухне был проложен несчетное количество раз. У нее сносило крышу, она была счастлива, по-глупому, без оглядки. Не думая.
Постоянно опухшие губы, красные от бессонницы, но тем не менее подозрительно счастливо блестящие глаза. Она настолько привыкла держать ноги в раздвинутом состоянии, что даже в походке теперь присутствовала некоторая косолапость. И легкий шарфик стал постоянным аксессуаром ее одежды, чтобы скрыть засосы и следы от укусов на шее. И Эдику тоже приходилось ходить в водолазке, потому что она не оставалась в долгу, и без всякого стеснения метила его тело своими острыми зубками.
Она чувствовала себя превосходно, симптомы ломки отступили, и трудно было сказать, в чем причина, в систематическом лечении кровью Эдика или в регулярном сексе. Скорее всего, и в том, и в другом. Казалось, что удовлетворение было настолько полным, что никаких желаний не должно возникать как минимум месяц. Но это было обманчивым впечатлением, стоило только подумать об Эдике, как тело окатывала новая волна острого возбуждения, и она тут же теряла представление о действительности, и могла думать только об одном, как поскорее оказаться в его объятиях.
А что уже говорить о том, когда он был рядом. От одного его прикосновения, да что там, от одного лишь взгляда, даже мимолетного, когда он просто поворачивался к ней, чтобы что-нибудь спросить, она загоралась, как свеча, и готова была отдаваться ему вновь и вновь.
Он никогда не говорил ей о любви, лишь шептал на ушко всякие интимные глупости. Но его глаза, его губы, его ласки, все это говорило гораздо больше, чем любые слова. Она тоже боялась озвучить свои чувства, даже перед собой, но была твердо уверенна, что если Эдик вдруг исчезнет из поля зрения, ее жизнь резко рухнет в пропасть.
А пока она балансировала на краю пропасти. Они, презрев всякие приличия, горячо зажимались при людях. И ей казалось это вполне естественным, и даже странно было вспоминать, как она негодовала, когда Мейсон вот так вот пытался лапать ее на глазах у всех. А с Эдиком все казалось настолько естественным и правильным, что даже осуждающий шепот за спиной не мог испортить ей настроения.

А вот отношения с Калленами складывались далеко не самым лучшим образом. И Эдик отнесся к свалившимся ему на голову родственникам крайне сдержанно. Вежливо, но решительно отказался поселиться у Калленов, и отклонил щедрое предложение без ограничений пользоваться банковскими счетами семьи.
И Белла его понимала, что все это было для него в диковинку, роскошный особняк с бассейном и садом, полный народу. Она так же, как и Эдик, не привыкла к роскоши, и хоть у нее и были родители, рассчитывать она могла только на себя. И еще одна причина была в ней, им необходимо было уединение, а присутствие многочисленных родственников этому отнюдь не способствовало.
Так что общение с Калленами в основном сводилось к разговорам по телефону и семейными обедами по выходным. И обеды эти проходили довольно напряженно. У нее все время было такое ощущение, что ее терпят исключительно из-за Эдика. И хоть мать Эдика и была отменной хозяйкой, у Изабеллы во время еды под косыми перекрестными взглядами кусок в горло не лез.
Особенно трудно складывались отношения с сестрами Эдика. Розали, родная сестра Джаспера, не высказывалась вслух, но смотрела на нее с откровенным осуждением. Холеная высокомерная красавица, у которой не было никаких проблем, считала, что имеет право осуждать ее, Изабеллу. За прошлое, за то, что позволила вампиру пить свою кровь, за ломку. Всем своим видом и поведением Розали подчеркивала, что Изабелла такая вот грязная, и ей не место в порядочной семье.
Элис Каллен была не столь категорична, как ее старшая сестра, но слишком еще юна и неопытна, чтобы ее понять. Изабелла видела, что она старается, но делала она это вовсе не из-за нее, а из-за Эдика, и чтобы не причинить боль родителям.
А вот самая младшая, Бри, еще совсем маленькая, но крайне неуравновешенная особа, вела себя откровенно вызывающе, могла оскорбить Изабеллу. Родители на нее, конечно, шикали, призывая вести себя прилично, но чувствовалось, что присутствие Изабеллы как раздражитель для спокойствия всей семьи.
С братьями Эдика было проще. Джаспер, мужчина спокойный и уравновешенный, умел скрывать свои истинные чувства. А Эммет был искренне рад появлению нового брата, и совершенно не отягощал себя вопросами моральности ее с Эдиком отношений, а просто принимал Изабеллу как необходимый довесок к Эдику.
Старшие Каллены, Карлайл и Эсме, относились к ней ровно, но без излишней сердечности. И она понимала причину, у Калленов и так складывались с Мейсоном крайне непростые отношения, и никто не хотел лишних проблем из-за нее.
Эдик, конечно, все это отлично видел, и всячески поддерживал Изабеллу. И именно поэтому старался ограничить общение с Калленами.

А Мейсон словно сквозь землю провалился, и даже обширные связи Джаспера никак не помогали в его поисках. Но ни у кого не возникало сомнений, что «дедушка», как теперь насмешливо величали его младшие Каллены, еще проявит себя.
У них с Джаспером состоялась не очень приятная беседа. Хейл задавал Изабелле вопросы насчет событий в Форксе пятнадцатилетней давности, причем очень откровенные, как он пояснил, для того, чтобы составить психологический портрет Мейсона. И на основании ее рассказа сделал неутешительный вывод, что следующим шагом Мейсона будет забрать у Калелнов то, что, как он считает, принадлежит ему по праву. А именно ее, Изабеллу.
Она и без всяких психологических портретов знала, что Мейсон ее в покое не оставит. И активно тренировалась наравне с Эдиком, чтобы в случае необходимости иметь возможность за себя постоять.
Эдик тоже заметно нервничал по поводу Мейсона, и старался не оставлять ее одну, все время был рядом. Они расставались только днем, когда Изабелла была на занятиях, и за это время Эдик успевал решить свои вопросы по диссертации. Но даже отправляя ее на занятия, Эдик обязательно проверял, чтобы она брала с собой пистолет с серебряными пулями, столь любезно пожалованный ему Джаспером.

Ко второй паре она все-таки попала на занятия, Эдик проводил ее до дверей учебного корпуса, и еще долго целовал, не желая отпускать. Да и у нее самой было какое-то тревожное предчувствие, но она решительно отогнала его прочь. Она вообще в последнее время запрещала себе думать о плохом, ведь нельзя же в конце концов все время бояться, так недолго и рассудком тронуться.
Лекция текла медленно, учиться не хотелось, мысли витали далеко от проблем современной архитектуры. Рядом ерзала Элис, постоянно отвлекая ее тихим шепотом, пыталась вовлечь в обсуждения предстоящего через две недели дня рождения Джаспера и Розали. Но для Изабеллы каждый визит в дом Калленов был самой настоящей пыткой, и она не разделяла бьющего через край энтузиазма своей новой подруги.
В кармане завибрировал телефон. Звонок с незнакомого номера ничего хорошего не сулил. Но любопытство взяло верх, Изабелла попросилась выйти из аудитории, и крайне удивилась, когда из трубки донесся тоненький голосок Бри Каллен.
С этой девочкой отношения складывались более чем плохо, почему-то она возненавидела Изабеллу с первого взгляда. Бри была самой младшей в семье, и как водится, самой разбалованной, ей сходили с рук любые шалости. И она позволяла себе вести более чем вызывающе, ей ничего не стоило наговорить Изабелле в лицо гадостей. Один раз даже эта несносная девчонка назвала ее при всех вампирской подстилкой. Изабелла тогда стиснула зубы и промолчала, а Бри, конечно, одернули, но как-то не очень уверено. Потому что скорей всего именно так думали и другие, но вели себя более или менее деликатно.
Так что именно из-за нее Изабелла как могла, избегала визитов к Калленам. Бри была уверена, что Изабелла недостойна ее вновь обретенного брата.
– Белла, мне нужна твоя помощь,– срывающимся шепотом даже не попросила, а потребовала Бри. – Жду тебя через полчаса за моей школой на набережной. Только никому не говори, куда идешь.
Изабелла не успела ничего ответить, как девочка бросила трубку. Этот звонок был крайне странным, с чего бы это Бри стала просить помощи у нее, когда у семьи есть Хейл, решающий любые проблемы одним небрежным взмахом руки?
Но с другой стороны, это был шанс хоть как-то наладить отношения с несносной девчонкой. А, следовательно, и со всей семьей. Если Каллены будут относиться к ней нормально, то и Эдику будет легче, ведь он так осторожен с Калленами и держится на расстоянии именно из-за нее.
И Изабелла приняла решение. В аудиторию она не вернулась, не хотелось объясняться с Элис. А прямиком отправилась на стоянку такси возле входа в университет.
И ровно через полчаса была в указанном Бри месте. Эта набережная была отгорожена от города довольно высокой скалой, и на ней в основном бурлила вечерняя жизнь. А сейчас, в первой половине дня, многочисленные кафе и аттракционы были закрыты, и вокруг не было видно ни души. Да и срывающийся с серого неба мелкий дождик не способствовал прогулкам вдоль залива.
Изабелла отпустила такси, и приготовилась ждать. Дождь усиливался, и нарастало чувство беспокойства. На всякий случай она нащупала спрятанный под пиджаком пистолет с серебряными пулями, все-таки с ним она чувствовала себя увереннее.
Она стояла на пустынной набережной уже минут десять, а Бри так и не появлялась. Зачем она вообще понадобилась Бри? Может, та кого-то убила и теперь хочет, чтобы Белла помогла ей замести следы? Или девочка просто решила над ней подшутить?
И когда она уже доставала телефон, чтобы перезвонить Бри, из-за поворота на огромной скорости выскочил серебристый вольво и резко затормозил прямо перед ней. Сердце екнуло, она даже не узнала водителя, а скорей почувствовала.
Дверца машины открылась, выпуская наружу ее самый главный ночной кошмар. И, одарив ее своей кривоватой улыбой, он небрежно оперся об дверцу и стал самым наглым образом ее рассматривать.
А в голове лихорадочно клубились мысли, причем тут Бри. Может, он похитил девочку и заставил выманить Изабеллу? Тогда где сама Бри? В машине, и ее не видно за затемненными стелами? А вдруг он ее убил?
– Рад тебя видеть, Изабелла, – недобро ухмыльнулся он, – или ты теперь Белла?
Медлить было нельзя, любые разговоры с ним ни к чему хорошему не приведут. Она быстро выхватила пистолет, и направила дуло в самое уязвимое место, в шею. На что Мейсон заулыбался еще шире.
– Вижу, ты тоже рада меня видеть, – он почти мурлыкал, как огромный чеширский кот, разве что не облизывался от удовольствия, – неужели ты думаешь испугать меня этой игрушкой?
– Где Бри? – выкрикнула она, – что ты с ней сделал?
– Разве стал бы я обижать этого прелестного ребенка? – продолжал ерничать Мейсон, – просто попросил ее тебя пригласить. Ты бы не приехала, если бы приглашение исходило от меня, а мне уж очень хотелось тебя увидеть.
– Что тебе надо? – Изабелла не сводила с него напряженного взгляда, удерживая на прицеле, готовая в любой момент нажать на курок.
– Совсем немного, всего лишь ты, – голос неожиданно стал хриплым, в нем явственно проступали угрожающие нотки, – думаю, мой внук достаточно тобой попользовался, теперь моя очередь.
Он сделал резкое движение, на которое она тут же среагировала нажатием на курок. Пуля просвистела мимо его уха, но не задела, он отпустил какую-то сальную шуточку насчет ее меткости. Еще один выстрел, на этот раз пуля задела щеку, оставляя глубокую шипящую ядовитой кровью полосу. Но рана только разозлила вампира.
Дальше все произошло буквально за доли секунды. Каким-то непостижимым образом он перескочил через разделяющую их машину, оказался сзади, и вот она уже впечатана его телом в вольво, а рука с пистолетом заломлена так, чтобы дуло упиралось ей в бок.
Она замерла, боясь пошевелиться. И лишь сердце гулко застучало, выдавая охватившую ее панику. Тихий смешок, и ледяные губы прижались к ее уху, а направляемое его рукой дуло задрало пиджак и майку, и поползло по телу, щекоча кожу и нервы.
– Тебе ведь нравится сопротивляться, верно? – его шепот, как ядовитая змея, проникал вглубь сознания, задевая какие-то скрытые струны ее сущности, заставляя тело мелко дрожать то ли от страха, то ли от предвкушения, – когда тебя принуждают? Берут силой?
От его слов в горле пересохло, на висках выступили мелкие бисеринки пота. Как же она устала, как надоели эти его игры, неужели он всерьез думает, что ей это интересно. От отвращения ее передернуло, и, предприняв заранее безнадежную попытку вывернуться из его железной хватки, она случайно нажала на курок.
Глухой хлопок выстрела. Острая боль режет бок, тут же отдаваясь тяжестью в висках, и разрывает мозг на тысячи осколков. Перед глазами все плывет. Где-то на задворках сознания мелькает мысль, что слишком часто в последнее время в нее стреляют. Слабость распространяется по телу, парализуя все новые и новые группы мышц. Воздуха катастрофически не хватает, но нет сил сделать новый вздох.
– Что же ты наделала, дурочка, – доносится до нее словно издалека.
Да пошел ты, хочет вымолвить она, но налившиеся свинцом губы не слушаются, и слова застревают где-то в глубине пересохшего горла. Ноги как ватные, и больше не держат ее, она медленно стекает вниз по кабине машины, но ей не дают упасть.
Тихо хлопает дверца, и автомобиль срывается с места, унося ее прочь. А счастье было так возможно…

Жду ваших комментариев на ФОРУМЕ!