Сиэтл, Вашингтонский университет, 16 октября 2010 года
Было больно. Бесчувственное тело скрутило в обжигающую спираль, такое впечатление, что каждый участок, каждая клеточка охвачена адским пламенем. Как при перерождении. Или даже хуже. Но эта физическая боль казалась почти приятной, все-таки хоть что-то чувствовать куда лучше, чем эта вечная пустота в груди.
Серебро выжигало мозг, сознание билось тонкой ниточкой, готовой оборваться в любой момент. Обрывки воспоминаний рвались наружу, возвращая картинки недавних событий, переплетенные со страшными отголосками далекого прошлого.
Лицо безымянной девушки, его самой первой жертвы, так толком и не понявшей, что он с ней сделал. Сжавшаяся в комок Шарлотта, и ее тихое уходи, брошенное дрожащим от страха голоском. Потухший взгляд Беллы. Ее сгорбленная фигурка, когда он выкинул эту непокорную девчонку из машины под проливной дождь, словно надоевшего щенка. Полные ненависти глаза внука, небрежно брошенные на прощание слова, задевающие больнее, чем серебряные пули.
Он проиграл, и следовало признать свои ошибки. Потому что внук не поверил в столь тщательно разыгранный спектакль. Эдвард был слеп, глух и глуп, как и все влюбленные, и верил только в то, что сам себе придумал.
И в очередной раз Мейсон недооценил внука. Не думал, что тот решится в него стрелять, тем более что Мейсон никак не сопротивлялся. Но, видать, в характере младшего Каллена было заложено не только сопливое благородство Карлайла, а имела место определенная доля коварства, унаследованная от деда.
От первого выстрела еще была возможность увернуться, но Мейсон не стал этого делать, наивно предположив, что Эдвард, всадив в него пулю, сразу же одумается, раскается в содеянном, и великодушно кинется спасать.
Но не тут-то было. Внук остервенело продолжал нажимать на курок, и увильнуть Мейсон уже не мог при всем своем желании. Боль сковала движения, серебро мгновенно распространялось по телу, парализуя мозг и конечности. И где-то на четвертом выстреле Мейсон вдруг с удивлением ощутил, что ему все равно. Даже захотелось, чтобы внук поскорее покончил с ним. И тогда не будет больше бессонных ночей и кровавых рассветов, выжигающей горло жажды и выедающей душу ненависти. Ничего. Только тишина и покой.
Но гены Карлайла таки взяли свое, Эдварду не хватило духу его прикончить. И зря. Помирать теперь он точно не собирался. И следующий раунд будет за ним, он найдет способ вернуть себе не только тело, но и душу Изабеллы.
С трудом перевернувшись, он нащупал в кармане джинсов телефон. Вытащил, не слушающимися пальцами набрал нужный номер. Ответа пришлось ждать долго, он уже даже решил, что его ждет очередная неудача.
– Мейсон, какого черта тебе надо? – лениво поинтересовался женский голос.
– Эмилия, – прохрипел он, – мне нужна твоя помощь…

Сиэтл, 30 октября 2010 года
– Мейсон, ты точно мазохист, – недовольно бурчала Эмилия за его спиной, – забудь ты эту девку, давно пора найти себе кого-нибудь другого.
Но он не слушал. С крыши небоскреба, на котором они находились, открывался великолепный вид на залив и прилегающий к нему Центральный парк. Но местные красоты его не интересовали, он, не отрываясь, смотрел вниз, на заполненную людьми набережную. Субботний вечер выдался на редкость теплым и ясным для последнего дня октября, и людишки повыползали из своих нор, чтобы насладиться свежим морским воздухом.
Его внимание было приковано к двум парочкам, ничем особо из толпы не выделявшимся, но это только на первый взгляд. Эдвард-младший с Изабеллой и Хейл со своей малявкой-сестричкой. Неторопливо прогуливаются, умильно держась за ручки, обмениваются редкими репликами. Мелкая Элис благоговейно прижимает к груди огромного плюшевого мишку, которого Хейл только что выиграл в тире для своей дамы.
Изображают из себя людей. Что ж, это у них неплохо получается, они вполне вписывались в эту оживленную набережную, словно такая куча людей не вызывала у них желания полакомиться человеческой кровью. Вот только неужели они не могут придумать себе развлечение поинтереснее, с их-то сверхвозможностями?
Вот они останавливаются возле чугунной ограды, поворачиваются к заливу, любуясь ярко-алым закатным солнцем. Мейсон, сжав кулаки, наблюдал, как его внук пристраивается к Изабелле сзади, по-хозяйски обвивает руками ее талию. И легко водит ладонями по животу, что-то нашептывая на ушко. А она откидывает свою голову ему на плечо, и смеется, искренне, счастливо, заразительно.
– Она все равно будет моя, – упрямо шепчет, забывая, что не один.
– Оставил бы ты их в покое, – тут же с готовностью отзывается заскучавшая рядом Эмилия, – все-таки Эдвард Каллен тебе не чужой.
Он досадливо отмахивается. И зачем только он взял ее с собой? После его спасения Эмилия выразила желание остаться с ним, и он не возражал. За долгие годы совместного существования он привык к ее постоянному присутствию рядом, ему даже было комфортно в ее обществе, но только не тогда, когда она вот так вот начинала выедать ему мозг.
– Ты-то не сильно своих детишек жалуешь, – лениво огрызнулся он.
– Я другое дело, – она как будто только и ждала возможности поговорить, – они слишком похожи на Джозефа, особенно Джаспер. Но я же не лезу в их жизни. Джаспер, надо же, влюбился. Глаз с нее не сводит. Никогда бы не подумала, что эта малявка сможет так привязать его к себе.
Подробности личной жизни Хейла волновали его сейчас меньше всего.
– Заткнись, – уже раздраженно зашипел он.
Она даже не обиделась, просто переместилась подальше, на другой конец крыши. Слишком хорошо знала, что довела до точки кипения, и лучше дальше не злить.
А тем временем Эдвард-младший на время оставляет свою даму, чтобы купить ей воздушный шарик в виде сердца. Что сказать, влюбленный идиот. Вот как такого отвадишь?
Принимая из рук веревочку, Изабелла вся светится от счастья, обвивает его шею рукой и дарит долгий, умопомрачительный поцелуй. Как будто ей не дурацкий шарик преподнесли, а как минимум целый мир.
– Слушай, – вдруг удивленно выдыхает Эмилия прямо возле уха, выводя из накатившего оцепенения, – а твоя-то красавица беременна!
Беременна? Бред какой-то. Он внимательно всматривается в тонкую фигурку, пытаясь отыскать характерные изменения, но под свободного покроя кардиганом ничего не разглядеть. Лишь когда она поднялась на цыпочки, чтобы поднять этот идиотский шарик повыше, и пиджак распахнулся, он словно впал в ступор. Никаких сомнений не было, под тонким трикотажным платьем слишком явно просматривался округлившийся животик.
Сомнений не было, она действительно беременна. Это нарушало все его планы, такой вариант он не предусмотрел. Так же, как и восемьдесят лет назад, тот случай ничему его не научил. А ведь вполне естественно, что женщины беременеют, и в том числе от вампиров.
Чей же это ребенок? Его или Эдварда? Да по сути и нет особой разницы, в любом случае его прямой потомок. Он не собирался расплываться от умиления, и тем более отказываться от Изабеллы. Но ребенок все осложнял.
Вариантов было два, забрать ее сейчас, и возиться потом с ребенком, или подождать, пока она родит, и забрать ее одну. А ребенка оставить Калленам, это они любят, сюсюкаться с чужими детьми. И второй вариант устраивал его куда больше, он не представлял себя в роли няньки.
Да и ребенок будет лишней обузой, и искушением для него, ведь дети-сплиты пахнут очень привлекательно. В памяти невольно возник кучерявый малыш, столь доверчиво подающий ладошку незнакомому дяде. И странные теплые чувства, робко шевельнувшиеся в глубине души, так напугавшие его тогда. А может… может, это его последний шанс познать то, чего он был лишен по воле судьбы?
Нет. Он проклят, и игры в добренького папочку не для него, это любимое развлечение Карлайла. И проклятие, как дамоклов меч, вечно будет висеть над его потомками. Над Эдвардом-младшим, которого он лишил родителей, над Эсме, чью мать он по сути убил своей недалекостью, совершенно не подумав, что может от него забеременеть, и что этот ребенок станет для нее смертью.
И вот теперь, когда должен родиться еще один ребенок, плоть от его плоти, он ощущал странное волнение. И все-таки решил выяснить, чей он. А ответ на этот вопрос можно было получить только в одном месте.

Сиэтл, гематологическая клиника, 1 ноября 2010 года
Решение встретиться с Карлайлом далось ему нелегко. И встреча должна была произойти в людном месте, там, где он смог бы сдержать давнее желание свернуть шею создателю, хотя бы до того момента, как тот даст исчерпывающий ответ на интересующий Мейсона вопрос. И он выбрал клинику, в которой Карлайл работал, надеясь, что не нарвется там на других членов калленской семейки.
Как назло, день выдался солнечным, пришлось ждать, пока стемнеет. И еще его ждал неприятный сюрприз, оказалось, что как раз сегодня в клинике должен был пройти благотворительный вечер, и холл был полон народу. Но отступать было поздно.
– Здравствуйте, Эдвард, – девушка на ресепшн приветливо улыбнулась, – вы к мистеру Каллену? Он у себя.
Похоже, Эдвард-младший частый гость в клинике своего отца. Мейсон вернул ей вежливую улыбку, и уверенно двинулся по длинному коридору, ориентируясь по запаху. С ним постоянно здоровались, он невпопад отвечал. И вскоре обнаружил дверь с нужной табличкой. И вдруг ощутил, что от волнения у него странно дрожат ноги.
На секунду замешкался, собираясь с духом, и решительно толкнул ногой дверь.
И сразу же встретился глазами со своим создателем. Карлайл восседал за большим столом, и никак не изменился с их последней встречи, разве что усилилась вселенская тоска во взгляде. Прямо покровитель всех несчастных и обездоленных. Разве что нимб над головой не светился.
Казалось, доктора совсем не удивил неожиданный гость, он даже не поднялся из-за стола, лишь внимательно следил за Мейсоном взглядом.
– Я знал, что ты придешь, – наконец, тихо проговорил Карлайл, прерывая повисшую между ними тишину.
Мейсон тяжело опустился в кресло. Столько же лет прошло с их последней встречи. И он бессчетное количество раз представлял себе этот разговор, готовил полные желчи слова и обвинения. А сейчас искал в себе ту ненависть, которая двигала всеми его поступками в течение века, но тщетно. И только разочарование осталось от этого, казалось бы, всепоглощающего чувства.
– Чей это ребенок? – спросил он в лоб, и тут же взвился, увидев, как Карлайл нахмурился, – только не вздумай мне врать!
– Разве я когда-нибудь тебя обманывал, – в голосе создателя звучало сожаление.
Как же бесил этот назидательный тон. Эти постоянные поучения, в свое время Мейсон только и слышал от него «ты должен», «ты не можешь», «ты обязан». Участие Карлайла всегда напоминало клетку, из которой ему, как раненному зверю, не терпелось поскорей вырваться. Разорвав при этом своего тюремщика. Но это в прошлом.
– Я жду ответа, – уже жестко повторил Мейсон.
Карлайл медленно поднялся, сделал несколько шагов к окну. Если сейчас накинуться сзади, свернуть шею, то его создатель даже сопротивляться не будет. Но он обдумает эту крайне заманчивую перспективу потом.
– Я не могу ответить на твой вопрос, – твердо и ровно проговорил Карлайл.
Мейсон шумно втянул носом воздух. Он так и знал.
– Это можно будет как-то определить? – так же требовательно поинтересовался он.
– Тебе действительно это интересно? – ответил Карлайл вопросом на вопрос.
– А как ты думаешь, если я пришел к тебе? – горько усмехнулся Мейсон.
Карлайл испытующе посмотрел ему в глаза. Мейсон стойко выдержал этот взгляд, и доктор удовлетворенно кивнул, видимо, приняв какое-то решение. Сделав несколько шагов к стене, нажал на скрытую кнопку, и часть стены отъехала в сторону, открывая потайную комнату.
– Мне нужна твоя кровь и образцы яда, чтобы сделать необходимые анализы, – спокойно произнес доктор.
Мейсон безропотно позволил расковырять себе вену в изгибе локтя, и даже сдержался, когда Карлайл брал мазки из его рта. Он хотел знать наверняка.
– Я закончил, – сообщил ему Карлайл, пряча взятые образцы в холодильник, – результаты будут через три дня.
Вроде как все решено, можно было уходить, но Мейсон медлил. И, неожиданно для себя, уже взявшись за ручку двери, вдруг передумал, повернулся, и задал вопрос, который не давал ему покоя последние восемьдесят лет.
– Расскажи мне про Шарлотту, – глухо попросил он.

Выходил он из клиники, находясь под впечатлением от услышанного. Ведь вовсе не так представлял себе события почти восьмидесятилетней давности. Если, конечно, Карлайл не врал.
И был настолько рассеян, что в холле не сразу обратил внимания на женщину, к встрече которой не был готов. Как он только не подумал о такой возможности, ведь сегодня в клинике благотворительный вечер, и милосердная миссис Каллен обязательно будет на нем присутствовать.
Эсме только что вошла в двери, и, судя по тому, как недоуменно расширились карие глаза, тоже не рассчитывала его здесь увидеть. Они по инерции двигались навстречу друг другу, расстояние между ними беспощадно сокращалось, а он так и не решил, как реагировать на эту странную встречу. И поравнявшись, не выдержал, отвел взгляд, и просто прошел мимо.
– Отец, – тихим шепотом донеслось вслед.
Это чужое, незнакомое слово сразило наповал. Он замер, ноги словно приросли к полу. И стоял, испытывая невыносимую потребность сбежать. Но все-таки он мужчина, и спасаться бегством было не в его правилах. Тем более она уже стояла сзади, прямо за спиной, и ее приятный запах легонько щекотал ноздри.
Набрав полные легкие воздуха, повернулся, найдя в себе смелость взглянуть в глубокие карие глаза. Конечно, чем-то она похожа на Шарлотту, свою мать. Такие же мягкие, плавные черты лица, и эта ангельская кроткость во взгляде. И в то же время внешность она явно унаследовала от Элизабет, матери Мейсона.
Он стоял и не знал, что ей сказать, все было настолько сложно и противоречиво. И она молчала, просто жадно всматривалась в его лицо, словно надеялась там что-то найти.
И столько тоски было в этом взгляде, что хотелось завыть от безысходности. Что же он сделал, он же причинял ей боль, он мучил ее. За что? Почему он ее ненавидел? Чем она провинилась? Что своим рождением убила мать? Или полюбила врага?
Молчание стало просто невыносимым.
– Эсме… – тихо произнес он, вдруг с удивлением понимая, как ему нравится это имя.
– Не надо, – она сделала нетерпеливый жест рукой, останавливая его.
Он послушно замолчал, да и нечего было ей сказать. Они стояли среди снующих вокруг людей, совершенно чужие друг другу, и в тоже время между ними незримой ниточкой протянулась эта странная, замешанная на крови связь. Связь, настолько крепкая, что даже годы отчуждения были не в силах ее разорвать.
– Наверное, я должна тебя ненавидеть, – быстро и сбивчиво заговорила она, нервно теребя сумочку в руках, – ты причинил столько боли… Но я не могу. Я верю, в тебе осталось хорошее, поэтому умоляю, остановись. Именем матери прошу.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но так и не успел, их прервали.
– Миссис Каллен, – какой-то прыщавый молодой человек с раскрытой папкой беспардонно вклинился между ними, – посмотрите, вот список детских домов, куда следует направить пожертвования.
Она рассеяно моргнула, приходя в себя, и с преувеличенным интересом уставилась в предложенные бумаги, красноречиво показывая, что разговор на этом окончен. Что ж, это и к лучшему, слишком много впечатлений на сегодня. Еще раз окинув ее взглядом, он направился к выходу.

Аляска, Кордова, 3 ноября 2010 года
Эта часть кладбища была давно заброшенной, и лишь одна могила, расположенная под высокой разлапистой сосной у самой ограды, выделялась среди покошенных от времени крестов. Странный для этих мест памятник, каменная глыба плавно перетекает в бюст девушки. Шарлотта Райт, скудно высечено на гладком камне строгими ровными буквами, и годы жизни, 1910-1929.
Ночь была ясной, первые в этом году снежинки медленно парили в воздухе, таяли, едва достигая рыхлой от непрерывных дождей земли. Полоска лунного света выхватывала из темноты прекрасное и невинное, словно лик ангела, лицо девушки.
И именно эту могилу искал полночный посетитель кладбища, совсем еще молодой парень. Его совершенно не пугала зависшая над кладбищем мертвецкая тишина, он как будто находился у себя дома, ведь и сам давно мертв. И должен бы лежать под такой вот покрытой трещинами мраморной плитой, но по злой прихоти судьбы обречен на вечную полужизнь-полусущестование, лишенное покоя и сна.
Легко перепрыгивая через полуразрушенные надгробия, он не по-человечески быстро двигался прямо к своей цели, сжимая в руках прекрасную алую розу на длинном стебле. Этот свежий цветок странно смотрелся на фоне снежной погоды, как, впрочем, и сам парень, бледный, одетый явно не по сезону, в темную рубашку с короткими рукавами и легкие черные джинсы.
Но, похоже, дискомфорта он не испытывал. Остановился возле нужного памятника, бережно опустил цветок на надгробие. Распрямился, задумчиво наблюдая, как редкие снежинки, кружась, оседали на кроваво-красных лепестках, превращаясь в блестящие капельки воды.
– Прости, – тихо шепнул, проводя рукой по высеченному из камня лицу девушки.
Ему было за что просить прощения. Это он убил ее, молодую, красивую, полную энергии. Готовую, не колеблясь, отдать ему все, тело, душу, жизнь. Убил своей недалекостью, своей эгоистичной любовью. И теперь история повторялась, он с воистину ослиным упрямством причиняет боль другой. Той, которую… любит?
Это открытие стало для него полной неожиданностью. Неужели любит? Разве в его давно окоченевшем сердце еще осталось место для чувств? Но как по-другому назвать его всепоглощающую потребность в этой непокорной девчонке?
Эта любовь была другая, темная, разрушающая, оставляющая после себя лишь дымящиеся руины. Любовь озлобленного монстра. Он, как самый последний трус, боялся признаться даже себе. И только сейчас, на запорошенном снегом кладбище, один среди безымянных надгробий, перед лицом безжалостной смерти осознал, что потерял. Можно ли еще что-либо исправить?
– Подскажи, что мне делать, – попросил у мертвого камня, просто потому, что больше не у кого было спросить совета.
Каменное изваяние никак не среагировало, продолжая безучастно смотреть куда-то вверх, в темное ночное небо. Он и не надеялся на ответ, просто ему необходимо было сказать своей первой любви последнее прости, именно сейчас, когда сам стоял на распутье. Чтобы выбрать будущее, необходимо осмыслить и отпустить прошлое.
Прямо над ним, на ветке сосны зловеще ухнул, захлопал крыльями, и недовольно заклокотал филин. Взмыл ввысь, кощунственно нарушая своим тревожным криком кладбищенскую тишину.
Парень проводил птицу долгим взглядом. И решение пришло само собой, болезненное, но единственно правильное. Теперь он знал, что нужно сделать. Пришло время платить по счетам.
– Спасибо, – он снова слегка коснулся пальцами бездушного камня.
Повернувшись, медленно побрел прочь, растворяясь в темноте ночи.

У Тайн крови появился замечательный трейлер, огромное спасибо талантливой dasik. Приглашаю всех читателей ознакомиться с ним в шапке ФОРУМА.