Слабость. Я поддаюсь ей, подчиняюсь, позволяю снова одолеть себя. Медленно шагая по широкой мощеной улочке Чикаго, с напускным спокойствием провожаю взглядом случайных прохожих. Они торопливо спешат по своим делам, даже не подозревая, что рядом с ними находится монстр. Шляпа великолепно скрывает взор алых глаз. Никто не узнает, не допустит возможность опасности, пока не станет слишком поздно.

Глупые люди. Когда-то я сам был таким.

Хмурюсь накатившей волне воспоминаний. Беззаботным юнцом, не знающим печали, я смело мчался по жизни, не подозревая о приближающейся смерти. Каким был глупцом! Не задумывался о будущем, жил настоящим и поплатился за беспечность. Многие поплатились.

Неведомая сила накрыла Чикаго смертельным покрывалом, никому не удалось укрыться от безжалостного мучительного конца. Испанка. Болезнь завладела многими, превращая жизнелюбивых людей в немощные тени, которые только и могли, что метаться по больничной койке, моля Господа забрать их жалкие души на небеса. Она скосила и меня.

Останавливаюсь, улавливая тонкий аромат, до боли знакомый. В мертвом сердце вспыхивает огонь, через секунду концентрируясь в горле. Саднящее чувство парализует, требуя немедленного удовлетворения базовой потребности пробудившегося чудовища. Кровь!

Я бегло осматриваюсь по сторонам, ища жертву. Как назло, никто не подходит под мои заниженные требования. Задерживаю дыхание, но это не помогает, ее запах уже внутри. Он не щадит, накрывает с головой, и я тону. Никогда не мог сопротивляться, так зачем же сейчас испытывать силы? Я не устою.

Медленно вдыхаю, собирая новую порцию благоуханного букета в груди: фрезия – самый лучший, если спросите, одомашненный цветок. Душистый аромат чем-то напоминает лаванду, но в то же время уникален. Ей очень подходит. Моя кровь закипает, я снова оживаю. Благодаря ей. Так уж повелось. Вынужденную остановку замечают прохожие, они молча обходят меня, даже не подозревая, что мне известны их примитивные, самые ужасные мысли. Безмолвный укор мог бы сыграть с ними злую шутку, но мне сегодня некогда разбираться с зазнавшимися людьми, демонстрация гордости и величия подождет. Я спешу к ней.

Срываюсь с места, пересекаю мостовую и торопливо вливаюсь в толпу на площади. Ловко лавирую между зазевавшимися горожанами, прокладывая путь на другую сторону улицы. Чикаго полон жизни, испанка отступила, позволяя выкарабкавшимся с того света людям праздновать на руинах и костях близких. Иррационально, но такова природа человека.

Площадь остается позади, я сворачиваю, бесшумно блуждаю по тихим улочкам, ведомый цветочным ароматом. Я горю, моя кровь желает петь для нее так же, как она поет для меня, хочет вернуть любезность. Но это песня смерти, и я усмиряю себя. Содержать зверя в клетке не просто, но возможно.

Трепет охватывает тело, когда я подхожу слишком близко. Передо мной довольно богатый для этого квартала дом белого цвета с синими ставнями и резным забором, за которым разбит ухоженный сад. Она так любит цветы, фрезии занимают особое место в многообразии клумб. Останавливаюсь напротив парадной двери и прислушиваюсь. В доме ее отец, с его помощью узнаю, что она у себя в комнате.

Я терпеливо жду в тени, внимательно наблюдаю за малейшими изменениями в обстановке. Этот дом я исследовал уже давно, знаю о каждом неровном выступе, где потрескалась и взбугрилась краска, о наклоне второй сверху ступени мне тоже известно. Выяснил, что рама третьего справа окна второго этажа настолько хрупка, что рассыплется в моих пальцах словно прах, если я нажму на нее с силой. По неосторожности чуть этого не сделал неделю назад, пытаясь пробраться в святая святых ― ее спальню. После провала, закончившегося прерыванием сна девушки, больше не пытался. Неудачник!

Сгущается тьма.

С отвращением читаю мысли хозяина дома. Богатство и почет ― единственное, что его волнует. Какое благородство! Испанка забрала его жену, но это не нашло отклика в черствой душе. В который раз удивляюсь полной апатии к женщине, с которой он связал себя узами любви.

Следующая его мысль приводит меня в бешенство ― замужество. Нет! Утробный протестующий рык вырывается из груди, пугает забившуюся в наспех сколоченную будку собаку. Она давно меня учуяла, но предпочла сразу схорониться. Умное животное. Опираюсь рукой на дерево, восстанавливаю контакт, чтобы узнать больше. Почему он хочет выдать ее замуж так рано? Неужели одержим идеей скорее избавиться от своей плоти и крови? Словно насмехаясь надо мной, он вновь думает о том, как бы набить свою утробу. Отвратительно!

Обращаю внимание на отметины от своих пальцев, отпечатавшиеся на стволе могучего дуба. Не оставлять следов, избавляться от улик. Прикладываю немного усилий, чтобы восстановить равновесие, стереть доказательства своего пребывания здесь. Пытаюсь успокоиться, но злость клокочет, уничтожая добрые намерения. Делаю глубокий вдох, чтобы хоть немного разрядить оголенные нервы, укрыть их ее ароматом. И ведь помогает, немного прихожу в себя.

Понимаю, что долго не протяну, уже невмоготу держаться, но решиться забрать столь драгоценную жизнь… Я слишком плохо себя контролирую, чтобы быть уверенным в сохранении здравого смысла, а без него свершить задуманное не получится. Я невыносимо долго ждал, чтобы провалить единственный шанс. Все должно пройти гладко.

В доме оживление, я настораживаюсь. Болезненное ожидание венчается успехом, дверь распахивается, и я вижу ее. Все еще не могу вымолвить ни слова, настолько хороша: длинные густые локоны бережно убраны в аккуратную прическу, которую практически не видно из-за изящной маленькой шляпки, легкое молочное платье, простое, но с хитринкой ― искусно подобранный к нему цвета желудя плащ гармонично оттеняет его, придавая образу дополнительной невинности. Не могу рассмотреть больше, она стремительно направляется в сторону оживленных улиц города, и я тенью следую за ней.

В ярких огнях местного театра вижу ее лицо: раздвинувшиеся в улыбке губы цвета поспевающей вишни, пухлые щеки с убивающим мою волю румянцем смущения, аккуратный носик и глаза ― цвета кофе или миндаля, большие бездонные завораживающие омуты. Я долго подбираю им название, до сих пор безрезультатно. Ведьма, она околдовала меня с нашей первой встречи в центральном городском парке около трех лет назад.

Самое отчетливое воспоминание из моей человеческой бытности. Она сидела на огромном пледе с двумя подругами и так беззаботно смеялась, что я отчаянно отбросил на лавочку потрепанную книгу и подошел к компании девиц. Все места в парке оказались заняты, а я так хотел побыть на природе наедине с собой, что не выдержал и решил проявить бестактность.

После моего резкого обращения она выглядела словно олененок, пойманный в заправски поставленный охотником капкан. Так юна, и так прелестна ― самое очаровательное создание, что я встречал.

― Изабелла.

Ее имя до сих пор отдает сладостью на ледяных губах.

Я потерял сон. Ей едва исполнилось пятнадцать, семнадцатилетний юноша был для нее не самой лучшей компанией. Но у Изабеллы на этот счет сложилось свое мнение. Мы каждый день виделись в парке, разговаривали часами напролет. Я был без ума от нее: сражен, потерян, безнадежно влюблен. Неведомые ранее сильные чувства с каждым днем, с каждой минутой рядом с ней укоренялись, росли, расцветали.

Но существовала значимая преграда ― строгий родитель. Чарльз Свон не желал слышать о дружбе с кем-то из низших слоев общества, а моя мать была бедна. Жестокие порядки подписали мне неутешительный приговор ― негодность. Я не был ровней для Изабеллы, но ее это не волновало. Вопреки всему юная красавица ответила на мои чувства. Я даже посмел украсть у нее поцелуй.

А потом в Чикаго пришла смерть.

Я сглатываю выступивший яд и захожу в театр. Изабелла сидит у сцены с подругами, я ― у самого выхода, но мне открывается прекрасный обзор. Я слежу не за нелепой постановкой Шекспира, а за девушкой, которой вручил сердце несколько лет назад и так и не получил обратно. Злой рок разлучил нас, но я еще поспорю с судьбой. Я почти готов сразиться.

Она повсюду. Ее чары давно затянули меня в свои сети, я ее раб, поклонник, почитатель. Она ― причина, по которой я все еще существую.

Я зорко слежу за каждым ее движением, полукруглая зала позволяет беспрепятственно впитывать каждый удивленный вздох и сочувствующий выдох, наблюдать движение пышной груди девушки. Изабелла слишком восприимчива, все пропускает через себя. Я вижу слезу на ее бледной щеке и впервые обращаю внимание на сцену.

Бессмысленная смерть Ромео в бездарном исполнении неизвестного актера не вызывает отклика. А может, все дело в том, что сердце мое не бьется, а душа проклята навечно? Каждая женщина и девушка в зале вытирает кружевным платочком глаза, сочувствуя участи Джульетты, даже мужчины принимают неловкую позу ― им не по себе от развернувшейся на сцене трагической любви. Я знаю наверняка еще и потому, что буквально каждая жалостливая мысль толпы зрителей пролетает у меня в голове. Не могу отключить этот гул, он всегда со мной. Единственное, что заставляет каким-то образом прервать болезненный контакт ― Изабелла.

Я не слышу ее мыслей. Это удивительно. Возвращаясь в Чикаго, я радовался словно мальчишка, наконец-то я мог получить ответ на каждую загадку привлекшей меня девушки. Изабелла оказалась не так проста. Я рвал и метал, терзаясь недостаточной сосредоточенностью, которая, по моему мнению, убивала выпавший мне шанс. Лишь спустя время я оставил попытки. Ее молчанию было разумное объяснение: она ― особенная.

Возвращаюсь в реальность, чтобы узнать обоснование тревоги девушки от ее подруг. Джессика Стэнли считает, что сам акт свершения смерти натолкнул Изабеллу на мысли обо мне. Читаю Анжелу Вебер, та вспоминает, сколько горя и отчаяния перенесла подруга, когда узнала новость о моей несвоевременной кончине. Я вижу с ее помощью покрасневшие и опухшие от слез глаза Изабеллы, когда та молит доктора дать ей попрощаться. Но он отказывает, ссылаясь на возможность распространения болезни.

Сжимаю кулаки. Высокая мужская фигура доктора мне знакома. Рык тонет в шквале аплодисментов.

Еле успеваю отвернуться, Изабелла стремительно выбегает прочь из зала. Ее подруги в недоумении, но не собираются идти за ней, она так просила. Публика громко рукоплещет появившимся актерам, боготворит их пресную игру, а я раздумываю, не посчитают ли все бестактным мой скоропалительный уход. Губы расплываются в улыбке, когда я вдруг осознаю, что не принадлежу этому обществу. Слишком вжился в роль.

Надеваю шляпу, чтобы безнаказанно раствориться в ночи, поправляю галстук и пиджак, но встать не успеваю. Сидящий тремя рядами ниже мужчина опережает меня. Его мысли врываются мне в голову, и я от неожиданности и напряжения крошу в мелкую пыль деревянные поручни неудобного стула. Рядом никто не сидит, это позволяет действию остаться незамеченным.

Едкое пламя вспыхивает в горле, обволакивая каждую клеточку, заставляя гореть. Я чувствую себя больным, но сейчас просто обязан предотвратить ужасные безнравственные планы очередного отброса общества. Бесшумно выхожу из зала, напрягаю слух. Топот маленьких ножек Изабеллы говорит, что она не далеко ушла. Пора.

Мне не составляет труда обогнать расчетливого мужчину, покусившегося на целомудрие девушки, моя скорость в разы превышает его. Я прижимаюсь к стене, жду. Он нетерпеливо выбегает из-за угла, и я настигаю потенциального насильника. Его глаза полны ужаса, мужчина смотрит на меня и видит смерть. Он прав. На этот раз я более безжалостен, впервые кто-то посягнул на то, что принадлежит мне. В день, когда она отдала мне свое сердце, я поклялся защищать ее.

После года неконтролируемых убийств во мне проснулась совесть. Я всегда чтил человеческую жизнь, было невыносимо забирать ее, но я не мог справиться, не мог остановиться. Искал выход, но не находил, пока однажды не наткнулся на группу уличных бандитов. Потом были гангстеры, затем насильники и убийцы. Слабое оправдание потребности в крови, но для меня было достаточным. Я перестал трогать невинных людей, но жажда все еще была неудержимой и подчиняла меня. Я не мог рисковать, выжидал, пока не стал уверенным в том, что не наброшусь на Изабеллу. И вот теперь кто-то посягнул на то, что я старательно откладывал, ― сломать ее.

Хмурюсь, глядя на обвисшее в руках безжизненное тело. Избавиться от него нетрудно, вытаскиваю остро заточенный нож и полосую мертвую кожу. Теперь рана на шее выглядит по шаблону, сразу видно, что на него напали. Деньги забираю с собой, пусть считают это ограблением.

Прохладный майский воздух смывает с меня зловонный запах смерти, я был пропитан им. Занимаю привычное место ― в тени. Дожидаюсь ее. Изабелла выходит с подругами, они расхваливают постановку, но я замечаю изменения: эмоции не касаются глаз девушки. В бездонных омутах гуляет пустота. Как я любил задорные огоньки неповиновения, прятавшиеся в ее глазах. Мне так и не удается уловить их с момента возвращения.

Тем временем Изабелла прощается и идет по направлению к дому. Увиваюсь за ней. Вот уже три недели я исправно выполняю давно данное ей обещание: охраняю ее покой. Так будет продолжаться до последнего вдоха девушки, а если мой план воплотится в жизнь, то вечно.

Я настолько погружен в идеалистические мечты о возможном счастье, что совершаю ошибку. Носок моего ботинка с силой цепляет камень, он ускоренно катится вперед, бьется о брусчатку, издавая при этом слишком много шума, привлекая внимание. Изабелла резко оборачивается. В последнюю секунду исчезаю из поля ее видения.

― Кто здесь? ― шепчет она, зябко кутаясь в плащ.

Тишина служит ей ответом.

― Эй? ― совершает еще одну попытку Изабелла.

Девушка всматривается в темноту, скрывающую мою фигуру. Человеческие глаза никогда не распознают в кромешной тьме ничего, безлюдная улица освещена лишь одиноким тусклым фонарем. Я вижу испуг на ее лице. Боль обжигает мертвое сердце, вовсе не такие эмоции я хочу вызывать у нее.

Изабелла вдруг всхлипывает и медленно бредет к заброшенному зданию. Его стены становятся ее опорой, девушка прижимается к разрушенным кирпичам, закрывая лицо ладонями. Я не знаю, что думать. Почему она горюет? Хочу забрать боль, Изабелла достойна лучшего.

― Почему ты меня оставил? ― спрашивает она, подняв голову к темному небу. Я замираю. ― Ах, Эдвард…

Мое имя на ее губах отдает горечью, и я сглатываю скопившейся во рту яд. Он сигнализирует мне о простом решении, но я глух. Не позволяю зародиться крупице сомнения. Недолго держу контроль в руках, Изабелла крушит возведенную стену самообладания одной фразой:

― Лучше бы ты забрал меня с собой.

Ноги сами несут меня вперед. Невмоготу наблюдать за разочарованием той, кто занимает мои мысли независимо от обстоятельств. Она поднимает голову, привлеченная звуком шагов, и только тогда я осознаю свою ошибку, но отступать поздно. Резко разворачиваюсь к ней спиной, оттягивая неизбежную встречу.

― Эдвард? ― со страхом и недоумением в голосе вопрошает Изабелла. Ее голос предательски дрожит.

Сжимаю ладони в кулаки. Я могу убежать, исчезнуть, спрятаться… Но не о встрече ли желал? Не о своем ли имени, срывающем с ее губ, грезил? Если уйду сейчас, то никогда не смогу вернуться, а она нужна мне. Эгоистичная натура, которую я тщательно маскировал, будучи человеком, просыпается, чудовище питает ее, побуждает к действию.

― Изабелла…

Даю ей понять, что это я, но не могу заставить себя развернуться. Слишком боюсь увидеть ужас в ее взгляде, когда она заглянет в мои дьявольские глаза.

― Эдвард?! ― более уверенно восклицает девушка, я слышу, как шуршит ее юбка, трясь о каменную кладку дороги.

Она подходит ближе, я не дышу. Слишком интенсивен насыщенный девичий аромат, он уже затуманил мое сознание.

― Это, правда, ты? ― сомневается она, и я не виню ее. Я мертв вот уже около трех лет.

― Я. ― Уверенный шепот на выдохе.

Я не готов к следующему повороту. Изабелла бежит со всех ног, обхватывает меня руками, вцепляется в плечи и прижимается к спине. Она прилепляется ко мне, еле слышно бормоча:

― Живой.

Но я мертв. Мое сердце не бьется, и оно разбивается от необходимости сообщить ей об этом, вовлечь в страшную тайну, которая погубит ее светлую душу. Пришло ли время свершить задуманное? Есть только один способ выяснить.

Я оборачиваюсь, принимая объятия, в которых отчаянно нуждаюсь. Любовь и ласка ― то, чего мне не хватало. Слезы Изабеллы пропитывают мой пиджак и рубашку, но я не обращаю внимания на эту мелочь, в моих руках она ― девушка моей жизни.

Она не отрывается от моей груди, продолжает шептать слова благодарности Господу за то, что вернул меня. Разбираю, что теперь ей не придется выходить за нелюбимого, и напрягаюсь. Не лучшая затронутая тема.

― Где ты был все это время? ― интересуется она, отстраняясь от меня. ― Почему оставил, Эдвард? Почему бросил?

Теперь Изабелла гневается. Ей не ведомо, что я не выбирал этот путь, за меня все решил человеколюбивый доктор. Карлайл Каллен ― мое наказание и спасение. В последние минуты он принял непростое решение: поделился своим проклятьем, чтобы подарить вечную жизнь. Я стал чудовищем, способным только убивать. И я убивал.

― Почему ты еще жив? ― холодно спрашивает Изабелла, раздосадованная моим молчанием. ― Болезнь настигла тебя, и доктор сказал…

― Доктор солгал, ― прерываю я ее.

В самый последний момент я натянул шляпу на самый лоб, тень от ее полы скрывает мой взор, да я и не смотрю на нее. Кажется, Изабеллу это не устраивает.

― Объяснись, ― упрямо требует она. ― Посмотри на меня, Эдвард! Хватит игнорирования.

Сейчас или никогда.

Я отбрасываю шляпу в сторону и впиваюсь в нее своим проклятым взглядом. Изабелла издает сдавленный писк и хватается рукой за сердце. Ее губы движутся, но она ничего не произносит.

― Если бы я только мог, я бы вернулся, ― каждое слово дается с неимоверным трудом, ― я пришел бы за тобой раньше.

― Эдвард?

― Но я бы убил тебя, не мог рисковать.

Запускаю пальцы в волосы, пытаясь компенсировать отчаяние. Сжимаю, разжимаю. Прическа испорчена, волосы торчат в разные стороны. Я похож на безумца.

― Я думал о тебе каждое мгновение, ― это признание дается легче. ― Представлял нашу встречу, лелеял мечту о понимании. Ты ведь понимаешь, да?

― Нет, ― честно отвечает Изабелла, все еще не двигаясь с места. ― Твои глаза похожи на…

Я знаю, что она пытается сказать. Девушка часто рассказывала о набожной матери.

― Прости, ― извиняюсь я, ― это было глупое решение. Ты жила бы своей жизнью, зачем я только открылся…

Паника нарастает, большая концентрация цветочного аромата не помогает унять расшалившиеся нервы. Она ― весь мой мир, но я должен оставить ее. Только сейчас понимаю, что так будет правильно. Ее душа достойна жизни, а не безрадостного существования. Я не могу проклясть ее.

― Эдвард! ― отчаянно вскрикивает Изабелла, когда я отворачиваюсь, намереваясь разбить свое мертвое сердце. ― Не уходи.

― Тебе будет лучше без меня, ― твердо заявляю я.

― Не смей решать за меня, ― шипит она, оббегая мою застывшую фигуру.

Я не позволяю себе надеяться, впиваюсь в нее осуждающим взглядом, жду, что отступит, испугается, но Изабелла поступает не рационально. Девушка касается моего лица. Ее теплые пальчики скользят по сведенным скулам, щекам, напряженным губам.

― Такой холодный, ― шепчет она, заставляя меня закрыть глаза от острого насыщенного удовольствия. ― Такой… мой.

Распахиваю глаза, что увидеть желаемое: ту самую эмоцию, которая не перестает терзать меня даже после перевоплощения в монстра, ― любовь.

Внезапно весь выхоленный контроль испаряется, оставляя меня наедине с сильнейшей потребностью ― быть с девушкой. Я обхватываю ладонями ее лицо, чтобы как можно скорее поцеловать. Меня заполняет безграничная сладость. Я сминаю ее губы, давлю, напираю, но быстро сбрасываю темп, осознавая, что могу ненароком навредить ей.

― Ты все такой же, ― потрясена она, ей удается разглядеть во мне не только примитивное чудовище. ― Как же так?

Изабелла тяжело дышит, ее пышная грудь быстро вздымается и опускается, пробуждая во мне первобытные инстинкты. Все, что я ощущал ранее по сравнению с накатившим чувством, ― ничто. И дело не только в заполняющей каждую клеточку тела похоти, я отчаянно хочу видеть ее рядом с собой как верного соратника, друга, возлюбленную. Снова. Затем как будущую жену.

― Будь со мной, ― молю я, требую дать мне шанс, разрешение связать ее согласием. Навечно.

― Ни с кем, кроме тебя, я и не хочу быть, ― уверяет Изабелла, и в ее огромных глазах улавливаю подтверждение.

Это все, что мне нужно.

― Я люблю тебя, ― признаюсь я. ― Всегда любил, и всегда буду.

― И я люблю тебя, ― улыбается девушка. ― Никогда не переставала.

Задаюсь вопросом, что происходит в ее хорошенькой головке. Разве можно так быстро отдаться во власть монстру? Почему она не бежит от меня с криками о помощи? Никогда не познаю тайну ее мыслей, но это сейчас не главное. Я получаю одобрение.

Наступаю на девушку, загоняю в ловушку между своим крепким телом и кирпичной стеной. Замечаю дрожь хрупкого стана. Изабелла зажимает в ладошках лацканы моего пиджака, и я понимаю, что она ждет продолжения. На ум приходят слова Карлайла об исключительной привлекательности нашего рода. Что если на Изабеллу действует сила хищника? Не все ли мне равно? Она моя, отдалась добровольно, я не прикладывал усилий. Уверяюсь в своем контроле и подаюсь вперед. К ней.

Горло горит адским пламенем, и я чаще дышу. Ее аромат жжет изнутри, но так легче, у меня есть надежда отстраниться в нужный момент. Затуманенные страстью глаза Изабеллы вынуждают подарить ей поцелуй. Последний в человеческой жизни.

Накрываю ее губы своими и снова пью сладость. Изысканный вкус Изабеллы будоражит кровь, пробуждает меня, и я живу. Перемещаю губы на шею, радуясь, что девушка так и не спросила о новой сущности, не поинтересовалась моим новым названием. Она обеспокоилась бы ласками ее нежнейшей кожи. Вдыхаю последний раз, мои легкие заполнены фрезией, и задерживаю дыхание.

Сейчас.

Крепко обхватываю ее руками, чтобы не вырвалась, закрываю глаза. И пронзаю зубами нежную плоть.

Изабелла протестующе дергается, пытается вырваться из ловко расставленной ловушки, но я не даю ей шанса. Позволяю яду проникнуть в рану, тем самым обрекая возлюбленную на мучения, разделяю с ней свое проклятие. Но внезапно вкус попадает на кончик языка, ― бесподобную кровь глотаю, глотаю, глотаю. Умом понимаю, что пора остановиться, но чудовище не хочет отдавать главенство, сопротивляется.

Отпускаю ее тонкую талию, чтобы вцепиться пальцами в стену. Вырываю кирпичи, крошу их в кулаках, переключаюсь и с огромным трудом отстраняюсь.

Я опьянен ощущениями. Незабываемое чувство греет мертвое сердце. Все, что осознаю, ― это сладость и терпкий вкус крови на губах.

― Эдвард, ― судорожно хрипит Изабелла, прежде чем безвольно повиснуть на моих руках.

Я с легкостью подхватываю девушку и с большой скоростью покидаю Чикаго. Вереница экипажей и дорога остаются позади, я растворяюсь в лесу. В городе нам делать больше нечего.

Я знаю, что друзья Карлайла обосновались на Аляске. Они-то и помогут мне его разыскать. После того, как доктор обратил меня, он рассказал о возможном способе существования: питании кровью животных. Я пробовал, но мне не особо понравилось. Люди слишком аппетитны, я не смог последовать за своим добрым создателем. Он опечалился, но попросил найти его, если я изменю решение. Сейчас у меня появился стимул разыскать Карлайла. Изабелле потребуется его помощь.

Почти три дня я наблюдаю за ее мучениями. Она горит, кричит, мечется. Ей больно, с каждый ее стоном, безнадежным криком, полным ужаса, я ругаю себя, но в периоды затишья порядок восстанавливается. Конечная цель стоит всех мук. Изабелла снова кричит, и я кричу вместе с ней. И снова затишье.

Я питаюсь ее увядающим ароматом, жадно вдыхаю, купаюсь, запоминаю. Скоро он исчезнет, оставив лишь прекрасное воспоминание. Она уже изменилась. Ее длинные и густые волосы приобрели оттенок дорогого французского вина. Они красиво обрамляют бледное идеальное лицо, веки подрагивают, я все жду, что в любой момент глаза откроются, но нет. Изабелла так и не приходит в себя. Я уже не беспокоюсь, что слишком сильно навредил ей не рассчитанным укусом, температура кожи девушки падает, принося мне должный покой.

Три дня прислушиваюсь к биению ее сердечка. Оно колотится стремительно, как быстро движущийся поезд. По венам разносится яд, обугливая каждую клеточку тела, отнимая человечность, даря бессмертие. Она прекрасна, нет слов. На меня накатывает волна чувств, и я не держу их в себе, делюсь с ней.

― Люблю тебя, ― шепчу я, целуя холодный лоб, ее изящную руку. ― Все будет хорошо. ― Перебираю мягкие пряди шелковистых волос, оставляю поцелуй на них. ― Мы будем вместе вечность.

Это стоит всех усилий ― надежда. Есть только одна отрицательная сторона моего поступка ― необходимое убийство, чтобы поддерживать бессмертие. Но у меня имеется выход, я все продумал.

Карлайл предоставил мне право выбора, а я просто не оставлю его. Не допущу, чтобы она превратилась в чудовище. Изабелла не такая. Я знаю, что она наверняка будет корить себя за людские смерти, за страдание, что принесет семьям. Нет. Я не позволю ей коснуться человека. Поэтому мы здесь, в лесу. Я чую запах оленей, они не вызывают абсолютно никакого аппетита, но я слышу биение сердец ― этого достаточно. Кровь есть кровь.

Я отведу Изабеллу к Карлайлу, он поможет ей, а она в свою очередь поможет мне. Никто кроме нее не справится, не заставит меня подчиниться. Я устал забирать жизни, невыносимо каждый раз искать оправдания убийствам. Но как бы мне это не опротивело, я не смогу остановиться. Жажда толкает на новые чудовищные преступления, и я повинуюсь. Я слаб, но в ней ― моя сила. Только одно обстоятельство захватывает меня сильнее жажды ― воспоминание о сладости ее губ. И если Изабелла выступит против… Я не смогу отказать ей, никогда не мог. Она спасет меня от разъедающей мертвое сердце тьмы, уведет за собой к свету.

Мое внимание привлекает гулкий стук ее сердца. Ритм напряжен, сбивчив. Я выпрямляюсь в ожидании. Предчувствие меня не подводит: сердце, сделав последний удар, останавливается. Изабелла распахивает глаза.

Она так красива среди зелени травы, на которую я бережно ее уложил. Идеальна. Ее взгляд пышет алым пламенем недоумения, заставляя меня напрячься. Я должен успокоить девушку.

― Изабелла, все хорошо, ― произношу я, но она не слышит меня, быстро вскакивает и отходит в сторону, пронимая защитную позу.

Из ее груди вырывается предостерегающий рык. Она что, мне угрожает? Не могу скрыть удивления и восхищения, они отражаются на моем лице.

― Успокойся, это я, Эдвард, ― тихо уверяю ее в своей безопасности. ― Я не трону тебя.

― Что произошло? ― спрашивает Изабелла, а затем тянется рукой к горлу. Жажда.

― Я сделал тебя такой же, ― объясняю. ― Себе под стать. Чтобы мы могли быть вместе. Всегда.

Девушка подозрительно смотрит, а потом на ее лице проскальзывает интерес. Изабелла подходит ко мне, принюхивается и с наслаждением вдыхает. Я узнают этот взгляд, она учуяла. На мне остался человеческий запах. Вчера я пересекся с группой охотников, но усиленно обошел их стороной. Они были хорошими людьми. Но Изабелла этого не знает, она жадно принюхивается, вычисляет, и в ее глазах просыпается озарение. Резко обернувшись, она смотрит вдаль. Нашла. Ее нюх сейчас острее моего, она чует людей, когда я не могу.

Девушка срывается с места, и я устремляюсь за ней. Она быстра, я еле поспеваю, но все же мне удается схватить ее. Изабелла сопротивляется, и мне приходится приложить все силы, чтобы остановить любимую, уберечь.

Я впечатываю новорожденную в дерево, столетнее растение протестующее скрипит в ответ на наше возмутительное вторжение в его размеренное существование, трещит, теряя щепки. Глаза Изабеллы полны отчаяния, она рвется вперед, мне больно, но я терплю. Она не станет убийцей! Лихорадочно соображаю, чем бы ее отвлечь, но на ум ничего не приходит. А если…

Прижимаюсь к ее идеальным губам. Она замирает из-за резкой смены действий, и я пользуюсь замешательством, чтобы углубить поцелуй. Впервые позволяю себе проникнуть в ее рот, сплестись языками в безудержном танце страсти. Она пылко отвечает, сжимает мои плечи уже не из потребности отстраниться, вырваться, а для того, чтобы как можно крепче прижаться, слиться в единое целое.

Неужели не только она мое спасение, но и я ее? Все еще не слышу мыслей девушки, из-за этого трудно предугадать возможные шаги. Жажда новорожденного ― страшная неукротимая сила, и она скоро вновь возобладает над возлюбленной. Поцелуй не отвлечет ее надолго, но я выигрываю время.

― Ты не должна, остановись, ― резонно бормочу я между страстными поцелуями, умоляя девушку осознать свои действия. ― Идем со мной, я помогу тебе.

Не представляю, как мне это удается, но Изабелла кивает. В свой новорожденный период я не был настолько податлив. Может все дело в нашей связи, или она лучше себя контролирует? Не удивлюсь второму, эта загадочная девушка всегда меня поражает.

Нехотя отрываюсь от нее и поправляю сбившуюся юбку Изабеллы. Впервые позволяю себе больше положенного, но как же это было хорошо! Возможно, позже мы продолжим, окунемся с головой в водоворот страстной болезненной потребности друг в друге, но сейчас я должен позаботиться о ней.

Веду в противоположную от людей сторону на запах оленей. Надеюсь, ей хоть немного понравится их кровь, и она насытится, утолит первобытный инстинкт хищника. Изабелла понимает, что рядом живое существо и следует за стуком сердца. Ее первая охота проходит удачно, я не представлял, что можно убивать с такой грацией. Она впивается в шею оленя и жадно глотает кровь. На ее лице нет отвращения, и я облегченно выдыхаю.

Аппетит новорожденной силен, ее привлекла пума, и теперь Изабелла гонится за ней. Я сопровождаю девушку, но не вмешиваюсь. Когда с животным покончено, она обращает внимание на меня. Ее изречение рикошетит облегчением по всему телу.

― До чего же хорошо, ― выдает Изабелла, блаженно растянувшись на солнышке.

Тысячи мерцающих огней отражаются от ее грубой нерушимой кожи, и я ослеплен. Она ― ангел, вся моя жизнь.

― Ты не голоден? ― спрашивает Изабелла, и я не знаю, что ей ответить.

― Возможно, ― пожимаю плечами и с ужасом понимаю, что не смогу больше охотиться как раньше. Если она увидит, как я забираю человеческую жизнь, то либо возненавидит меня и отвергнет, либо последует моему примеру, а этого я допустить не могу.

Эта необычайная девушка уже спасает мою проклятую погруженную во мрак душу.

― Думаю, мне тоже стоит поохотиться.

Быстро нахожу себе жертву ― пуму, еще ее не пробовал, и выпиваю животное. Не так плохо, как я представлял. Запах не такой соблазнительный, как у человека, но вкус… сойдет.

― Что теперь? ― спрашивает Изабелла, и я поражаюсь ее спокойствию.

Где та буря, что терзает новорожденного в его первые годы? В очередной раз убеждаюсь в ее абсолютной исключительности. Изабелла не спрашивает, она понимает суть новой сущности. Мы ― хладные демоны ночи, вампиры.

― Отправимся к Карлайлу, ― говорю я, ― к моему создателю. Он поможет тебе освоиться, да и я недалеко продвинулся. В Чикаго нас никто не держит, верно?

― Да, ― утверждает она, и я искреннее радуюсь, что строгий родитель не вызывает у девушки чувств. Время не изменило это обстоятельство. ― Мы будем вместе, ведь так?

― Вечность, ― киваю я, заключая ее в объятия.

Поразительная и моя. Теряю контроль, прижимаюсь к манящим губам, и Изабелла позволяет вновь украсть у нее поцелуй. Я теряю им счет, тону в ней, демонстрирую полноту своих чувств, и девушка принимает их, отвечает взаимностью. Мертвое сердце поет, жажда отступает на второй план. Мною движет опьяняющая любовь, она спасает меня, ведет к свету, как я и полагал. И я подчиняюсь.

Все, что ощущаю, ― сладость и терпкий вкус крови на губах. И для познания блаженного счастья этого хватает с лихвой.