Название: Сказание о том, как воевода дочку замуж отдавал
Автор: Suoli, elsiss
Пейринг: Иаков/Изабелла/Эдуард
Рейтинг: G
Жанр: кроссовер, стеб
Дисклеймер: никакой выгоды, все для вас
Размещение: больше нигде размещать не собираюсь и никому не разрешаю!
Размер: мини
Статус: окончен

В Форксинском царстве, Американском государстве жила была на славной земле лесничей семья охотников Калиновичей, именуемая кланом. Жили в мире и согласии с природой-матушкой, что одаривала их яствами отнюдь не вегетарианскими, ибо пшеницу сеять да рожь косить – не их это аристократических принципов дело. Не хотели белы руки марать, да маникюр портить, чтобы крестьяне убогие в них своими грязными пальцами не тыкали.

Гордая семья была у них, обособленная, а низших себя не уважали и всячески унижали при любой возможности. Не любили их и не жаловали во всей округе.
Жуткие сплетни ходили промеж черни бедняцкой, что вовсе не люди то, а нежить поганая. Как узрит кто ночью взор их хладный, может сам в каменную статую свернуться. Мол, превращались они во время темное в летунов зубоскалистых да детей малых воровали. Посему не пускали мамки чадо свое многочисленное ни за грибами, ни за дровами в лес дремучий да страшный, пугаючи упырями мертвецкими. А как завидит кто ночью в лесу глаза, что отливают желтизной со свечением, так деру даст такого, что ни одна лошадь не догонит.

Одни говаривали – что волки тот лес от нежити стерегут, а другие, что енто та самая нежить и выхаживает в поисках добычи. Ибо отговорки то все, что в пищу им только зверь идет для того, чтобы их люди не боялись да сами на закланье шли.
Токмо батюшку ихнего люди уважали, ибо славился знахарским умением, мог любой недуг из тела бренного изгнать. Мать же была ведьмой известной, на метле небо рассекающей. Как пролетит над полем, так и неурожай весь год. Проклинали не раз сию Ягу, а ей все нипочем. Мужей чужих совращала, все соки из них выпивала, а, ежели, женам своим ведали, то и детей больше иметь не могли. Вот так и ходило мужичье без причины худое да слабое, ни на что негодное. Двух дочек растила ведьма от знахаря, своему ремеслу обучая. Да трех сыновей - один здоровый был детина, другой хворал с пеленок, а третий все о любви вечной грезил.

Три брата кормили всю семью нечистую своим ремеслом охотничьим, не щадя зверушек в округе лесничей. А кто их знает этих сухарей разодетых на кого они еще глаз метят, окромя зверья. Может как раз и на человечину, которой в округе ихней аж целый город.

И лишь одна управа была на зубоскалов этих - витязи широкоплечие да чернобровые, что славились силушкой богатырской да аппетитом лихвацким. Статные красавцы то были, нигде в округе таких не сыщешь. Девчата глядя на них так и падали, и сами собой в штабеля укладывались в изнеможении любовном, стоит глянуть кому-то из витязей токмо раз на девицу красную. Все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор, с ними дядька Черномор (1). О них тоже молва шла загадочная, что те витязи – вовсе не люди, а волки в человечьей шкуре, именуемые оборотнями.

А Дядька Черномор тоже был не лыком шитый. Мог он бубном да гуслями любую погоду позвать на подмогу урожайную.

Так люди говаривали, и видать не зря молва шла. Да кто ж не без греха. Медовуху уважал с местным Воеводой разделить по причине и без. Дружбу водили старинную, важную.

Давняя вражда шла между этими кланами, смертная. А чтобы не перебили дети друг друга, был договор между ними подписанный, что ежели Калиновичи позарятся на человечину хоть раз (пусть даже по пьяни и в состоянии полного отупения) не сносить нарушителям головушек бледнолицых.

И жила-была в городе белокаменном красна девица Изабелла Чарлиевна – дочь Воеводы. Красотой своей на все царство славилась. И решил воевода, что пора бы дочку замуж отдать, хватит ей в четырех стенах девичество беречь. Но девица та была горда, как павлин и неприступна, как скала на Кавказе. Женихов за ней ходило толпами, только как же выбрать достойного. В простонародье прозвали ее овечкой неотесанной из-за того, что отказывала всем женихам, а еще Изей-несмеяной из-за недуга врожденного - росла всю жизнь бука-букой. То ли упырь в детстве укусил, то ли злая ведьма сглазила. Не засмеется, не улыбнется. Хорошо в ее присутствии было капусту квасить – только глянет, а капуста уже вся скисла.

Но никто не ведал причины истинной, чего дева слезы льет. Полюбила девица сына Черномора – Иакова (2), да и согрешили с ним в первое свидание в лесу, на опушке, за домом воеводиным. Отдала она ему честь девичью вместе с сердцем, а если раз отдала, то второй и последующие уже не грех. С того раза встречались они по ночам в покоях ее, но убоялась Изабелла отца своего, что ежели узнает, что девичество она уже прогуляла, то не видеть ей больше рыцаря Черноморского, не выдаст замуж он ее за любимого, и в наказание посадит под замок.
Настала зима холодная, снегу намело до пупа, Новый год на носу, не прокрасться больше Черноморцу к невесте незамеченным. Думали они в двоем с Черноморцем думали, да придумали как батюшку обхитрить. Должна дочка умолить отца, чтобы устроил он состязание за руку ее белую: кто из женихов сумеет Изю-несмеяну развеселить, тот и будет ей мужем, а Воеводе зятем. А она пусть нарочно не улыбается никому, кроме витязя.

Пошла Изя к батюшке и молвила, что воле его покорна и пойдет замуж. Да только не хочет она замуж за первого встречного, а хочет за веселого и сметливого, и пересказала в точности их план с Черноморцем. Обрадовался старый отец, что дочь, наконец, образумилась, и послал гонцов во все стороны.

Понаехало народу со всех королевств видимо не видимо. Кто фокусы показывает, кто рожи корчит, кто сонеты собственного сочинения рассказывает, но девка сидит только, да слезы глотает, что все дураки неотесанные, а миленка между ними нет.
Думал воевода на горестях уж распускать народ, но пришел черед последних двух рыцарей, что прибыли позднее всех – те самые Эдуард-ведьмин сын да Иаков Черноморец. Позволил им хозяин таланты свои показать, ибо не верил он в то, что люди про них сказывают. Не пристало Воеводе в небылицы верить, а женихи и вправду достойные.

И предстал пред девицей предпоследний жених - младший Калинович Эдуард, молвя слово следующее:

- Готов проплыть я сто морей,
Пройти сто тысяч верст.
Готов вам россыпь показать
На солнце ярких звезд.
Готов достать луну с небес
И вам бессмертье дать.
Готов я даже умереть.
(Ну это как сказать)
Прекрасной девы аромат
Мне грезился б и впредь.
Улыбку вашу, нежный взгляд
Мечтал бы я узреть.

Не слушала его дева красная, все ждала, пока черед дойдет до любимого, да глаз с него не сводила. А Эдуард ничего не придумал лучше, как басню Крылова наизусть прочесть. И то правда – зачем голову ломать, когда все в книгах писано.

И тут случилось непредвиденное. На младого Черноморца от братцев его названных спрыгнула блоха на ухо, а он возьми и почешись, почти как пес настоящий. И не выдержала Изабелла – залилась хохотом звонким, на всю околицу. А батюшка ее латами звякнул, ногой топнул да копьем стукнул, провозглашая Эдуарда будущим мужем дочери. Очнулась девица, только тогда поняв, что натворила и упала батеньке в колени с криком: не губи, отец родимый, дочь единственную. Противен ей бледнолицый этот, не лежит сердце к нему.

Не послушал воевода красавицу свою ненаглядную, ибо сама просила состязание за ее руку устроить, а ему негоже от своего слова отказываться перед гостями уважаемыми. И умолила она его хотя бы дать разрешение последнему жениху искусства свои показать. Не увидел батенька подвоха дочкиного, разрешил ей милость последнюю перед тем, как замуж выйдет. Все равно засмеялась она одному единственному.

Черноморец вышел на середину зала и послал поцелуй воздушный возлюбленной своей:

-Свет мой девица, распрекрасная,
Свет очей моих, солнце ясное.
Ты позволь, живота не жалеючи,
Спрятав стыд, сплясать как умеючи.
Ради взгляда очей желанного,
Ради смеха из уст долгожданного.
Братья-витязи в помощь набилися,
Хоть нигде танцевать не училися.

Братья вмиг скинули шубы медвежьи и предстали пред Воеводой в одних чулках да исподнем белье цвета белого, да еще в юбки торчащие разодетые. Грянула музыка громкая, взялись названные братья за руки и стали танцевать танец лебедей, спотыкаясь на каждом аккорде да наступая друг другу на ноги. И не только Изабелла хохотала от зрелища того постыдного, а и сам Воевода хватался за пузо свое авторитетное. Под конец танца все гости, окромя Калиновичей катались по полу мозаичному.

Но не изменилось решение Воеводы после веселья всеобщего, ибо слово мужика должно чтить по уставу правильному. И снова падает дочь в колени батюшке, что ей милее витязь Черноморский, нежели упырь этот. Ёкнуло сердце родителя - не может он дочь родимую в руки немилому отдать, но что же делать, если испокон службы, его слово – закон для каждого. И решил воевода поступить по уму, чтобы честь свою не потерять и дочке услужить. Приказал обоим женихам состязаться между собою теперича. Хоть на подвиги ратные, хоть на интеллект – кто кого пересилит, ибо ум не менее важен, чем силушка. Да только драться по честному теперь должны, чтобы видел воевода, кто действительно его дочки достоин.

А сам Воевода пошел в гости к старому Черномору с бочкой наливки смородиновой да и стали они вдвоем мыслить, как детей поженить.

А Эдуард со сподвижниками не послушались Воеводу, решив, что они хитрее, и письмо Иакову написали, чтобы обманом его в лес подманить, а там и разобраться.
«От Изабеллы Черноморцу:

Простите мое дерзкое посланье.
Когда глаза мои узрели Вас,
Я не могу забыть сей миг свиданья,
Любовь меня пронзила в тот же час.
Хочу приблизить миг я нашей встречи,
И пусть, возможно, злая кара ждет,
Но не могли б прийти вы в этот вечер
К большому дубу, как луна взойдет».

И унюхал Черноморец от письма того дух нежити, и отдал отцу Черномору, поведав о заговоре, а тот Воеводе. Не дочкиной руки та писанина была, уж отцу ли не знать.
Настала ночка темная, ни звездочки не светится. Стоит под дубом, на опушке леса мужик в медвежьей шкуре, да трубку курит дымную. И молвил голосок к нему тонкий девичий, поблагодарив за встречу судьбоносную, а когда глянули глаза ее из-подо лба, так и сверкнули огнями желтыми, что мужик едва штаны не потерял. А из-за дуба выскочили три морды бледных с такими же глазами, потешаясь над витязем, что проиграл он битву за девицу, перехитрили его Калиновичи.

Но отворилась медвежья шкура маскировочная и предстал перед негодниками Воевода собственной персоной, грозя сжечь всех до единого, кто обманом покусился на руку его кровинушки. Но хитрые были противники, сказали, что ежели Воевода слово свое держит, то пусть и Черноморцы их перехитрят. Подумал он, повел бровью, шевельнул усами и отказался. Раз проиграли, то достойно должны свое поражение нести.

Загорелась надежда у Эдуарда и тут же погасла. Посрамленные братья с сестрой возвратились домой и решили баню затопить да горе свое смыть и разочарование, а заодно и помозговать, как отомстить Черноморцам-оборотням. А под баню не грех и стриптизом побаловаться. Вот только вкусы у них были необычные, любили братья девушек в теле – все, кроме Эдуарда. А двое против одного, значит один проиграл. Но сказали им в агентстве нужном, что таких разобрали, остались лишь бодибилдерши, но стоят втридорога. Гулять так гулять – подумали упыри и заказали девушку Пелагею. Раскрыли рты клыкастые, как только увидали девицу заказанную. Стройна, высока, широкоплеча, смуглолица, вся в латных одеждах, а лицо шлемом сокрыто.

Обрадовались еще больше, что не на ветер червонцы зеленые выкинули. И стала танцевать девица, покачивая бедрами, да по одной чешуйке с кольчуги отламывая. Разомлели бледнолицые, слюна по груди катиться стала, так возжелали девушку сию. Осталась она лишь в стрингах обтягивающих и шлеме с забралом. Да все задом вертит перед ними, а лицом не оборачивается. Стали умолять они девицу открыть лицо прекрасное да повернуться к ним.

Послушалась девица, сняла шлем и оттопырился ежик волос мужских, а как повернулась она к ним, так поразевали рты Калиновичи, а «девка» хвать да и обернулась волком, что едва баню не разворотила. Выскочили окаянные из бани в чем мать родила в метель-стужу зимнюю добром своим промеж сосен потряхивая.
На том и были изгнаны братья Калиновичи с позором с земли Форксинской самим Воеводой бравым. А дочку свою отдал Черноморцу без единого угрызения совести. А свадьбу, в долгий ящик не откладывая, порешили сыграть тут же на Новый Год. И породнился с другом своим старым Воевода, что стали квасить еще чаще.

Был там пир на весь мир,
Воевода – командир
Дочку замуж отдавал,
И весь город пировал.

Молодых как повенчали,
Накормили, обласкали,
И отправили потом,
В спальню тем же вечерком.

А из спальни да из той
Ночку всю наперебой,
Разносился рык густой,
Смех девичий молодой.

Так и жили-поживали,
Да приплода поджидали.
Сказка ложь да в ней намек
Красным девицам урок

Я там был, мед пиво пил,
Да усы лишь обмочил.
Тут и сказочке конец,
а кто слушал молодец.

(1) – А.С. Пушкин
(2) – Джейкоб по старорусски Иаков (Jacob)