Было непривычно холодно, ветер весь день носился по окрестностям Хайвуда, срывая с деревьев мокрые листья и швыряя их в слепой ярости на стены и окна, пугая своим зловещим свистом, и так и не успокоился до самого вечера. Белла натянула одеяло на самый нос, свернувшись в его мягких объятиях в калачик и безнадежно пытаясь заснуть. То ли холод, то ли ветер, то ли навеенное исчезновением Лорен и мучающими Элис кошмарами суеверное волнение не давали ей спать вот уже неделю, и каждый вечер, ложась спать, она непроизвольно чувствовала, как все внутри нее сжимается от предчувствия готового вот-вот разорвать ночную тишину отчаянного и смертельно напуганного крика Элис, с которым она, давясь слезами, просыпалась от своих жутких сновидений каждую ночь, минувшую с их возвращения в пансион. Странное состояние подруги очень ее беспокоило – маленькая, тоненькая Элис вызывала в ней какой-то безотчетный инстинкт защитить, избавить ее от любых горестей и проблем – все они, даже самые небольшие, казались Белле слишком тяжелыми для худеньких плеч ее лучшей подруги.

Ничего не происходило, никакие звуки не нарушали тишину занимаемой тремя девушками комнаты на самом верху западного флигеля. Ночь переходила в самую глухую пору, но сон все не шел, и Белла в который уже раз вернулась мыслями к той случайной встрече в Лондоне, в последний день каникул.

Она прогуливалась с отцом по тенистым аллеям Сент-Джеймс-парка, вдыхала напоенный холодной снежной сладостью воздух и смотрела, как кружат вокруг пушистые снежинки, оседая на воротниках редких в тот день прохожих, когда увидела двух медленно идущих им на встречу поглощенных разговором мужчин – вернее, мужчину и совсем еще юношу, едва ли старше нее. Белла равнодушно скользнула взглядом по их лицам, как до этого – по лицам десятков прочих прохожих, и, наверное, не задержала бы на них внимание, несмотря на то, что молодой человек показался ей очень симпатичным – растрепанные ветром темно-бронзовые волосы, точеные черты лица, оживленного и будто горящего изнутри огнем увлеченности и жажды жизни – она давно затвердила правило, гарантирующее ей спокойствие и пусть и не слишком счастливую, но безопасность. Правило это было простым: не нужно обольщаться. Белла знала, что у нее нет прекрасной гордой осанки, сияющих сапфировой лазурью глаз и безупречной фигуры Розали, или непередаваемой легкой грации Элис и ее роскошных длинных кудрей цвета черного дерева, или самоуверенного обаяния и сияющей улыбки Джессики. Знала, что она совершенно обычная, заурядная девчонка, ничем не выделяющаяся среди сотен таких же, как она, и давно смирилась с этим знанием. А потому молодые люди – тем более такие, как этот счастливый незнакомец, - никогда не смотрят в ее сторону. Это естественно и объяснимо. И поэтому ей тоже не стоит особенно на них заглядываться. И она собиралась было последовать своему правилу и в этот раз, но обрывок разговора, донесенный до нее зимним ветерком, не дал ей это сделать.

- …из фиброзной ткани стромы и собственно кроветворной ткани! Это слишком простой вопрос, мистер Каллен! – в голосе юноши прозвучала веселая гордость за собственные знания.

Его спутник – высокий светловолосый мужчина лет тридцати, с тонкими чертами аристократичного лица - усмехнулся и воскликнул:

- Отлично, отлично. Стипендия точно у тебя в кармане – остальные кандидаты не обладают и половиной твоих познаний!

Стипендия и определение состава костного мозга... Белла не смогла сдержать улыбку и обернулась, чтобы проводить глазами профессора и его ученика до поворота аллеи. Давным-давно, много лет назад, прибинтовывая к порезанному запястью Рене листик подорожника, она подумала, что это волшебство – ведь простой кусочек бинта и смятый в ладони душистый лист непритязательного растения могут заставить ее маму перестать кривиться от боли и снова заулыбаться. И ей захотелось стать волшебницей… Несбыточная мечта.

Видимо, взгляд и в самом деле материален – рыжеволосый “ученик чародея” вдруг обернулся и, встретившись с ней глазами, улыбнулся с вежливой робостью и чуть удивленной, но неподдельной радостью. Внутри вдруг стало неожиданно тепло и сладко, и, испугавшись этих чувств, Белла быстро отвернулась, не решившись даже ответить на его улыбку. Очень красивую и неожиданно искреннюю улыбку...

По коридору внезапно прозвучали шаги, и их едва различимый шорох возле самой двери комнаты вернул Беллу к реальности. Непроизвольно натянув одеяло почти на глаза, она напряженно прислушалась, но больше ничего не услышала. Видимо, эти шаги ей просто почудились. Откинувшись на подушки, она перевела дыхание, и тут дикий пронзительный крик разорвал густую сонную тишину спящего здания, заставив Беллу в ужасе взвизгнуть и зажмуриться от неожиданности.

- Элис, ну что опять? - раздраженным и глухим со сна голосом воскликнула Розали, раздвинув свой полог.

- Это не я... - прошептала Элис, тоже разбуженная этим страшным воплем, непонимающе глядя на подругу.

- Это не она, - подтвердила Белла, быстро подойдя к двери и выглянув в коридор. Издалека доносился разрозненный шум голосов, звуки быстрых шагов и хлопанья дверей. - Что-то случилось в северном флигеле!

Накинув жакет на ночную рубашку, она выскользнула в коридор. Розали и Элис — обе напуганные и непонимающие — последовали за ней.

Пробежав несколько коридоров и лестничных маршей, они влились в поток разбуженных и недоумевающих учениц и преподавателей, сгрудившихся перед дверью одной из спален. Протолкнувшись сквозь толпу, Белла увидела, что по темным плитам пола медленно растекается густое кровавое пятно, расползающееся от бессильно откинутой руки Анжелы Вебер, которую, точно завязанная на запястье багровая лента, пересекал широкий, сочащийся кровью порез — вернее, несколько порезов, иссекавших ее белую до голубизны кожу алыми чертами. Стоящий подле девушки на коленях мистер Джонс, преподаватель химии, встретился взглядом с ослепленными ужасом глазами директрисы, обнимавшей за плечи полубесчувственную Джессику, и молча покачал головой.

В странном оцепенении Белла обвела взглядом эту страшную сцену и заметила стоящую совсем рядом с телом Анжелы новую горничную, Викторию. Она закрывала ладонями лицо, и ее плечи вздрагивали от рыданий, но Белла заметила, что слезы, должные сопровождать подобное горе, не блестели между ее пальцами, не струились по рукам. Эта незаметная деталь почему-то зацепила внимание девушки, неосознанно искавшей повод отвлечься от настойчиво врывавшегося в ее сознание понимания всего ужаса случившегося, и Белла так и смотрела на зачем-то притворяющую горничную, ни о чем не думая и не рассуждая, пока Элис, взяв ее за руку, не увела из страшного коридора назад в их комнату.

Потрясенные, недоумевающие и напуганные, подруги молча расселись у стола. Было понятно, что спать сегодня не придется.

- Неужели Анжела покончила с собой? - ломким голосом пробормотала Элис. - Господи, но почему? Ведь она еще сегодня вечером была такой веселой... Все рассказывала мне про Рождество в Альпах...

Белла вспомнила послышавшиеся ей шаги и тот ужасный крик, разбудивший всех обитателей пансиона, и покачала головой.

- Это не было самоубийством. — Она обвела взглядом удивленные лица подруг и продолжила, - Ночью я слышала чьи-то шаги в коридоре. И тот крик — Анжела не стала бы так кричать, если бы сама... себя убила!

Элис побледнела еще сильнее, а рациональная и скептичная Розали воскликнула:

- Мало ли чьи шаги ты слышала — как-будто кто-то у нас соблюдает комендантский час! А кричала наверняка Джессика, когда увидела, что произошло.

-Господи, ну почему же она это сделала? - всхлипнула Элис, вытирая бегущие по щекам слезы.

- Что же с ней случилось?..

Розали вызывающе фыркнула и пожала плечами.

Белла удивленно уставилась на нее, пораженная ее черствостью.

- Роуз, что ты...

- Я лучше многих знаю, что может толкнуть человека на такой поступок! И при этом сумела этот поступок не совершить! Поэтому не проси меня жалеть трусливую девицу, чуть что бросающуюся резать себе вены от неразделенной любви или еще чего-то столь же смешного!

- Розали, ты что? - почти с суеверным ужасом воскликнула Элис, потрясенно глядя на подругу.

Розали вскочила со стула.

- Я похоронила свою маму! - в глазах ее блеснули слезы. - Я произносила речь над ее могилой — пустой могилой, потому что ее тело так и не нашли! Я — потому что мой отец был вне себя от горя и не мог этого сделать! А мне пришлось! Пришлось сдерживать собственное горе хотя бы настолько, чтобы мой голос не срывался на каждом слове! Пришлось... - ей не хватило воздуха, и она рывком отвернулась к окну, пытаясь взять себя в руки.

Охваченная жалостью, Белла положила руку девушке на плечо, но та рывком сбросила ее. Несколько минут все трое молчали, а потом Розали, быстрым движением смахнув с ресниц слезы, повернулась к подругам и произнесла уже более спокойно:

- Простите. Я не хотела. Просто... - она слабо махнула рукой и замолчала.

На следующий день миссис Стамп сообщила всей школе о чудовищной трагедии, произошедшей минувшей ночью, а еще через день родители несчастной самоубийцы забрали из Хайвуда тело своей дочери. Вечером того дня Белла отправилась на почтовую станцию, чтобы отправить письмо Рене, теперь отдыхающей на водах в знаменитых Карловых Варах. Идти было всего пару миль, и поэтому, несмотря на поздний час, она все-таки решила совершить эту прогулку. Дойдя до почтамта, девушка отослала письмо и отправилась в обратный путь.

Дорога бежала между холмами, временами заворачивая в густой подлесок, прямо впереди висел алый диск заходящего солнца в дымчатой рамке облаков, превращавший заполнявшие дорожные колеи лужи в расплавленное золото, и Белла весело и быстро шагала по краю дороги, наслаждаясь свежим воздухом и разлитым по окрестностям теплым вечерним очарованием, когда внезапно ее взгляд уловил между деревьями возле самой обочины какое-то движение, и, приглядевшись, она различила силуэты двух женщин, медленно шедших по подлеску в направлении Хайвуда. Одна из них была в скромном сером полупальто, но в роскошной подбитой зеленой тафтой шляпе с карминово-алыми фазаньими перьями — этот вопиюще модный головной убор едва не вызвал в школе настоящий скандал, и принадлежал он мадемуазель Эсми Платт. Ее спутница была одета неприметно, но волосы подобной ослепительной рыжины могли принадлежать только одному человеку — горничной Виктории.

Что понадобилось им обеим в этот час в придорожном лесу? То, как близко они шли друг от друга, могло означать лишь, что они говорят о чем-то, стремясь не быть услышанными никем посторонним. Белла ни разу не видела их беседующими в стенах школы и даже не знала, что они знакомы ближе, чем может быть знакома находящаяся на привилегированном положении преподавательница с кем-то из прислуги. О чем же им неожиданно понадобилось поговорить вдали от посторонних глаз?

Белла удивленно наблюдала за ними, пока те не скрылись среди деревьев, и разрывалась между благоразумием, повелевавшим продолжить путь и не придавать никакого значения увиденному, и нетерпеливым и жадным любопытством, подстегиваемым всеми недавними событиями и странным поведением Виктории. Но выбор был сделан быстро, и как разумная ее часть не кричала о том, что это глупо и попросту неприлично — следить за своей собственной преподавательницей и подслушивать ее разговоры, девушка ускорила шаги и, свернув с дороги, осторожно пошла вслед за Мадемуазель и рыжеволосой горничной.

Идти пришлось недолго — через несколько минут Белла услышала негромкие голоса, а затем увидела впереди за деревьями силуэты говоривших. Замерев под прикрытием густого переплетения ветвей орешника, девушка прислушалась. Говорила Мадемуазель на своем стремительном французском.

-... недоговариваешь! Что там произошло? Я ведь знаю, что это было не самоубийство! - голос ее звучал раздраженно и почти испуганно.

- Я не понимаю, о чем ты, - холодно ответила Виктория, и Белла изумленно моргнула. Чтобы прислуга обращалась к кому-то из господ на ты?.. - Мне не спалось, я решила выйти прогуляться и, когда шла по коридору, услышала, как кричала та девушка, Джессика, побежала на крик и увидела...

- Ты совсем не умеешь лгать! - прервала ее Эсми. - «Не спалось»! Я отлично знаю, что ты никогда не спишь!

- Ты что, думаешь, что это я ее убила?! - яростно воскликнула Виктория, рывком обернувшись к своей собеседнице.

Белла едва сдержала возглас удивления — этот разговор был совсем не похож на то, что она ожидала услышать. В этот момент вышедшее из-за облаков солнце залило своим сиянием подлесок и двух женщин, и Белла тихо ахнула: лицо и сжавшиеся в кулаки руки Виктории внезапно загорелись под его лучами мягким алебастровым светом, словно под ее кожей зажегся какой-то волшебный светильник. Это длилось не больше пары мгновений — Виктория развернулась и быстрым шагом исчезла за деревьями. Мадемуазель, проводив ее глазами, покачала головой и неторопливой походкой пошла в сторону дороги.

Подождав минуту, Белла последовала за ней и, выйдя на обочину, едва ли не бегом помчалась к Школе.