Форма входа

Категории раздела
Творчество по Сумеречной саге [264]
Общее [1686]
Из жизни актеров [1640]
Мини-фанфики [2734]
Кроссовер [702]
Конкурсные работы [0]
Конкурсные работы (НЦ) [0]
Свободное творчество [4826]
Продолжение по Сумеречной саге [1266]
Стихи [2405]
Все люди [15365]
Отдельные персонажи [1455]
Наши переводы [14628]
Альтернатива [9233]
Рецензии [155]
Литературные дуэли [105]
Литературные дуэли (НЦ) [4]
Фанфики по другим произведениям [4317]
Правописание [3]
Реклама в мини-чате [2]
Горячие новости
Top Latest News
Галерея
Фотография 1
Фотография 2
Фотография 3
Фотография 4
Фотография 5
Фотография 6
Фотография 7
Фотография 8
Фотография 9

Набор в команду сайта
Наши конкурсы
Конкурсные фанфики

Важно
Фанфикшн

Новинки фанфикшена


Топ новых глав лето

Обсуждаемое сейчас
Поиск
 


Мини-чат
Просьбы об активации глав в мини-чате запрещены!
Реклама фиков

Свидетель преступления
Возвращаясь с работы поздней ночью, Белла становится свидетельницей преступления. И это только первая «ласточка» грядущих опасных событий, связанных между собой. Кто эта жертва? Кто его убийцы? И что за тайны хранит прошлое самой Беллы?

Рассвет новой жизни
В реальности ты никто, а во сне можешь быть кем угодно и с кем угодно. Если бы мог, что бы ты выбрал?
Фантастика, романтика

Дверь в...
Не каждую дверь стоит открывать… Но если открыл, будь готов встретиться с последствиями.

Любовь в Сопротивлении
Дания, 1944 год. Молодая датчанка и пилот ВВС Великобритании встречаются при опасных обстоятельствах, когда его самолет сбивают над вражеской территорией.
«Мне хочется верить, что все происходит не просто так, что я влюбилась в него, чтобы творить добро и, возможно, изменить жизнь к лучшему. Эдвард сказал, что я храбрая, такой я и буду. Ради него».

Крылья
Кирилл Ярцев - вокалист рок-группы «Ярость». В его жизни, казалось, было всё: признание, слава, деньги, толпы фанаток. Но он чертовски устал, не пишет новых песен. Его мучает прошлое и никак не хочет отпускать.
Саша Бельская работает в концертном агентстве, ведет свой блог с каверзными вопросами. Один рабочий вечер после концерта переворачивает ее привычный мир…

На пороге ночи
Тихой и спокойной жизни пришёл конец. Белла теряет своего горячо любимого мужа Эммета от руки неизвестного убийцы. Может ли прошлая жизнь оказаться всего лишь обманом? На пороге её дома появляется брат её мужа, Эдвард. Но тот ли он, за кого себя выдаёт...

Просто верь ему...
Она - обычная девушка, которой предоставляется возможность увидеть Лос-Анджелес, но что будет, если в её размеренную жизнь ворвутся вспышки, камеры и... он. Можно ли ему верить?

Пять «П»
По мнению Гермионы, любовь ― бесполезная трата времени. Она обязательно докажет это всему миру, дайте только найти подходящую кандидатуру и… как это у Драко другие планы?!



А вы знаете?

А вы знаете, что победителей всех премий по фанфикшену на TwilightRussia можно увидеть в ЭТОЙ теме?

...что вы можете заказать в нашей Студии Звукозаписи в СТОЛЕ заказов аудио-трейлер для своей истории, или для истории любимого автора?

Рекомендуем прочитать


Наш опрос
Сколько Вам лет?
1. 16-18
2. 12-15
3. 19-21
4. 22-25
5. 26-30
6. 31-35
7. 36-40
8. 41-50
9. 50 и выше
Всего ответов: 15592
Мы в социальных сетях
Мы в Контакте Мы на Twitter Мы на odnoklassniki.ru
Группы пользователей

Администраторы ~ Модераторы
Кураторы разделов ~ Закаленные
Журналисты ~ Переводчики
Обозреватели ~ Художники
Sound & Video ~ Elite Translators
РедКоллегия ~ Write-up
PR campaign ~ Delivery
Проверенные ~ Пользователи
Новички

Онлайн всего: 118
Гостей: 116
Пользователей: 2
nasty31029, marisha1738
QR-код PDA-версии



Хостинг изображений



Главная » Статьи » Фанфикшн » Альтернатива

Сильнее, чем кажется. Глава 34. Ничего больше

2024-3-29
17
0
0
«Любимая,
Хоть я и написал уже, должно быть, сотню писем тебе, я по-прежнему не знаю, как начинать их, не знаю, о чем положено их писать, в голове у меня полный хаос: страх за тебя, за наше будущее, ненависть к этой войне и фанатичная благодарность ей же за шанс отплатить твоей стране за то, что она дала мне тебя, и надежда, и отчаяние, и любовь. Я никогда не чувствовал подобного - до встречи с тобой я и не жил по-настоящему... Прости, прости, что я трачу бумагу на всю эту бессмысленную чушь — я просто пытаюсь собраться силами, чтобы снова сказать тебе, как я люблю тебя, и как же я скучаю. О, милая, милая Элис, я все бы отдал за то, чтобы хоть на миг вновь оказаться с тобой рядом, хоть на секунду снова услышать твой голос. Как ты? У тебя все хорошо? Наверное, это глупо — спрашивать об этом, находясь за сотни миль, все равно не в силах помочь... Ну почему, почему ты не послушалась меня, почему не поехала в Америку? Это низко, но мне наплевать, сколькими жизнями будет куплен конец этой войны — лишь бы среди них не было твоей! Ты патриотка, а я жалкий эгоист. Не знаю, чем же я заслужил тебя, за что ты меня полюбила? О, Элис!

Мы расстались только два месяца назад, а у меня такое чувство, что я успел прожить целую жизнь здесь, среди свиста пуль, разрывающихся вокруг снарядов, серой земли окопов, в чужой стране, бок о бок с чужими людьми — вдали от тебя. Хотя это закономерно — именно два месяца прошли между тем вечером в усадьбе мистера Хейла, когда ты пела ту ирландскую песенку и заворожила меня, как сирена — бедного обреченного моряка, и нашей единственной ночью, счастливейшей в моей жизни. Эти шестьдесят дней перевешивают все остальные двадцать лет моей жизни, в которой не было тебя».

Сухая земляная крошка осыпалась с края окопа Джасперу на плечо, с тихим шорохом упала на бумагу, налипнув на еще не просохшие чернильные строчки серыми катышками. Этот едва различимый звук отозвался в нем болезненной внутренней дрожью, похожей на неудержимо подступающую рвоту. Как в том первом бою… С бездумным упрямством он стер с бумаги грязные пятна; расплывшиеся от его движения чернила протянулись к краю страницы прозрачными полосами. Синими, не алыми… Резким движением Джаспер вытер руку о край куртки, и только потом разум возобладал над навечно укорененной в сознании жуткой привычкой, и он в который раз – и все равно словно впервые – вспомнил, что на его руках уже нет той крови. Пролитой им неизвестно за что, почему, во имя каких целей…

«Мне кажется, что я люблю тебя вечность, а ведь я так мало знаю о тебе: не знаю, есть ли у тебя братья и сестры, не знаю, какие книги ты любишь и какой музыкой увлекаешься, какой твой любимый цвет и время года, боишься ли ты езды верхом и высоты и какой сорт мороженого ты предпочитаешь. О, почему же я не встретил тебя раньше! Хотя, возможно, в этом есть и хорошая сторона: жизнь не может быть настолько несправедливой, чтобы позволить мне погибнуть здесь, пробыв с тобой так нестерпимо мало! А значит, впереди у меня годы и годы — бесконечная счастливая вечность с тобой…»

От случайного прикосновения его локтя очередная горстка глинистой пыли запорошила неоконченное письмо, и со странной глупой злостью он вновь смахнул ее с бумаги.

Элис.

Господи, это все равно что залить грязью или кровью святую икону!..

- Закончишь потом, - деловитый голос Джеймса отвлек его от этой ставшей в последнее время слишком уж частой оглушенной боли внутри, от подкатывающей к горлу душевной рвоты. – Заградительный огонь вот-вот начнется. Готовься.

Быстро спрятав неоконченное письмо во внутренний карман, Джаспер поднялся на ноги, тряхнув головой в попытке отогнать от себя начавший скапливаться где-то в душе, точно ядовитый газ, страх. Странный страх – не боли и смерти, а доведенное до абсурда отвращение, больная… брезгливость, липкая душевная слабость… Так было со всеми в самом начале, но потом проходило – пусть медленно, пусть болезненно, но проходило, как проходит отравление после приступа тошноты. А вот у него – нет.

После каждого очередного боя он видел в глазах выживших темный огонек звериного счастья простого ощущения собственной жизни, исступленный и глухой восторг оттого, что кровь по-прежнему бежит по их жилам, а не впитывается в изуродованную разорвавшимися снарядами землю, что они еще могут двигаться, думать – да что могут и бояться! - что у них есть глаза – и они видят, что их легкие еще не прошиты насквозь пулеметной очередью – и они могут дышать… А сам он не чувствовал ничего подобного – все занимало это никак не проходящее ощущение душевной гибели, которому он, кажется, с радостью предпочел бы смерть физическую.

- Прекрати, - вдруг очень тихо произнес Джеймс, взяв его за плечо.

Джаспер непонимающе посмотрел на друга.

- Прекрати сопротивляться этому, - Джеймс окинул быстрым взглядом край траншеи, коричневую ленту выстраивающихся возле бруствера солдат и задубевший от засохшей крови рукав собственной куртки. – Да, это грязно, это страшно, это совсем не то, чего мы ожидали, но… Нельзя остаться незапятнанным, утопая в этой трясине. А мы утопаем в ней, Джас, и мы утонем, как ты ни борись. И чем яростнее ты бьешься, тем скорее пойдешь ко дну! – Он перевел дыхание, облизнул пересохшие губы и заговорил еще быстрее: - Ты пытаешься перейти поле боя в белоснежном парадном мундире, а это обречено! Только вывалявшись в этой грязи, захлебнувшись в этом болоте, и можно выжить. Пожертвуй белоснежным мундиром, чтобы самому остаться в живых. Потому что либо его замарает грязь, либо твоя собственная кровь. Остаться чистым невозможно.

Чувство было похоже на то, которое он испытывал, когда помощник доктора Каллена вытаскивал осколок шрапнели из его плеча, и тот постоянно выскальзывал из захвата пинцета.

- Ты не понимаешь, - поморщившись от той же самой тянущей боли, откликнулся Джаспер.

- Я понимаю, - очень серьезно возразил Джеймс. - Но поверь мне, ей не нужно, чтобы ты вернулся с сияющей золотом саблей наголо, в роскошном мундире и верхом на белом скакуне. Ей нужно только, чтобы ты вернулся. Не твоя слава нужна и не твой героизм. Не твоя душевная незапятнанность. Нужен ты сам. И все. Ее уже ничто не заставит посмотреть на другого.

Его тон напомнил Джасперу давнишний их разговор, когда он, неспособный говорить ни о чем, кроме Элис, спросил друга, считает ли тот ее красивой. Джеймс тогда ответил, что если он скажет, что нет, то они подерутся из-за оскорбления, а если скажет, что да – из-за ревности. И никакого ответа не дал.

Джаспер хотел было возразить, сказать, что днями не может даже написать ей очередное письмо, потому что не смеет касаться руками, которыми убивал, бумаги, к которой притронется она, что не может позволить себе утонуть в этой трясине, потому что вместе с собой утянет на дно и ее, но Джеймс уже отвернулся и, запрыгнув на стрелковую ступень, быстро заговорил о чем-то с командиром.

***

- Прорвать на нашем участке оборону противника и занять его оборонительные сооружения, - раздался спокойный и звучный голос полковника. – Заградительный огонь сейчас начнется. Готовьтесь.

Заскочив на ступень, Джаспер привычно оперся левой рукой о край траншеи, прикинул, куда поставить ногу, чтобы выскочить из окопа, когда прозвучит приказ. Обернулся на Джеймса. Тот подмигнул, улыбнулся вызывающе и ободряюще. Почему-то именно в эту секунду Джаспер впервые заметил в нем какую-то странную тоску, непокорную и ледяную, совсем ему не подходящую. Но думать об этом времени не осталось.

Короткий приказ «В атаку!», перекрывший артиллерийский гул и сухой треск пулеметных очередей, будто перерубил разум пополам, отметая в сторону любые мысли и чувства, кроме тех, что заставляли двигаться, смотреть вперед и помнить о том, что нужно сделать. Линия немецких траншей впереди. И ничего больше.

Ничего.

Снаряды рвутся где-то далеко впереди - значит, это свои, артиллерийская поддержка. Только через несколько минут раздается ответный треск пулеметных очередей из немецких окопов и снаряды начинают рваться совсем рядом. Еще слишком далеко для того, чтобы немцы могли кого-то прицельно срезать, но первые пули уже долетают до бегущих и на излете вгрызаются в их тела, сваливая их в грязь под ноги товарищам. До немецких траншей еще больше мили, и на какую-то долю секунды начинает казаться, что добежать до них не успеет никто: либо положит пулеметной очередью, либо убьет снарядом, либо споткнется, и его затопчут свои же. Но эта мысль пропадает так же быстро, как появляется. Нужно просто бежать, двигаться, сражаться и верить, что именно ты и выживешь. И ни в коем случае не думать ни о чем другом.

До первой линии немецких траншей оставалось не больше сотни футов; сквозь камуфлирующую сознание, как коричнево-зеленая форма – тело, дымку животного инстинкта выживания и бездумного упорства просто двигаться вперед и вперед, как выпушенная в выбранную цель стрела, уже начало прорываться детски-светлое победное предвкушение финала: как в покере, когда карты противников падают на стол, и остается только взглянуть на них – и выиграть. Или проиграть.

Где-то позади разорвался очередной снаряд, взметнувшийся за спиной фонтан земли осыпал Джаспера комьями жирной фландрской грязи.

Белоснежный мундир. Его все-таки замарала грязь. Не кровь.

Он невольно улыбнулся углом рта, инстинктивно метнувшись в сторону; злобный визг пуль рассек воздух возле его уха, от глухого артиллерийского гула завибрировала земля. Еще один снаряд взрывной волной швырнул его на колени, пулеметная очередь прочесала волосы. Краем глаза Джаспер заметил, как солдат рядом с ним упал, еще одна очередь скосила двух. Точно выхваченная фотовспышкой картина: белое, красное, черное – лицо убитого, невообразимо яркая чернильно-красная кровь сбегает по шее на черную землю. Еще один взрыв, совсем рядом; острый осколок рванул плечо – точно пламенем обожгло. А осталось всего ничего…

Еще шаг – и вдруг земля оказалась прямо перед лицом, в густой грязной луже перед самыми глазами Джаспер с какой-то нечеловеческой ясностью увидел собственное отражение, чей-то дикий крик ударил по ушам, проламывая виски, и тут он запоздало понял, что это кричал он сам...

А вместе с пониманием пришла боль.

Резкая, острая, обжигающе-горячая, она пропорола бедро, разодрала мышцы, жилы, кости... И мир исчез, сжался до этой пульсирующей убегающей жизнью раны, которую он из последних сил зажимал руками в инстинктивной попытке спрятать ее от собственных глаз – ведь если не видно, значит, этого и нет, нет, нет… Странно ясное сознание сковывает ледяной коркой ужас, и одна-единственная мысль колотится в голове: это ведь всего-то нога, там нет ничего жизненно важного, сейчас отпустит боль и… все пройдет, все пройдет…

Кровь темными ручейками змеится по рукам, толчками пробиваясь сквозь пальцы, бессильно пытающиеся удержать ее, затолкать обратно, успокоить боль. Белая ленточка Элис растворяется в красном, тонет в кровавой кислоте…

- Ты меня слышишь? Слышишь? – смутно знакомый голос, смутно знакомое лицо… Кровь словно размыла память своими юркими ручейками. Вокруг так светло… Почему же свет не отражается в ней, почему она такая… черная…

- Нет, не отключайся, только не отключайся! Говори со мной! Говори! Ты слышишь?

Какая-то сила разжимает его пальцы, убирает его руки от раны, тянет куда-то за плечи, трясет. Мешает…

- Нет, твою мать, нет же!!!

Такое отчаяние и такая ярость… Очень хотелось сказать, что все хорошо, что все в норме, утешить как-то этого беднягу, но губы не слушались. Или он просто оглох от странного далекого гула и грома и теперь уже не слышит собственный голос?..

Внезапный прилив смертельного ужаса отогнал неумолимо наступающее беспамятство, мучительная вспышка сознания осветила для него на последнюю секунду белое лицо Эдварда Мейсона в уносимом ветром орудийном дыму, его руки, затягивающие над раной жгут…

Все гаснет, больно… Холодно…

Он врач, он врач, он поможет, все пройдет, все в порядке… Все…

***

Мягкое предзакатное тепло розоватых солнечных лучей. Шуршит сухая трава выгона под копытами молодого норовистого иноходца, жесткий повод врезается в ладонь под пальцами даже сквозь перчатку. Ноги вот-вот начнет сводить от усталости, и конек, чувствуя слабость наездника, тут же взбрыкивает и резко отскакивает вправо, едва не впечатав седока в столбик ворот.

- Спину прямее, Джас, прямее! И опусти руки ниже, натяни повод посильнее, ты ведь совсем им не управляешь!

Золотая звездочка солнца светит прямо в глаза, едва затененные полями выгоревшей до песочной белизны шляпы, но несмотря на это он гордо вскидывает голову, распрямляет усталую спину, опускает руки к самой седельной луке и, изо всех сил пытаясь не щуриться, выравнивает аллюр непокорного жеребчика, гарцует по загону достойным королевского ипподрома легким галопом, по-жокейски ловко откидываясь назад при очередном взбрыкивании упрямого иноходца. Силуэт отца точно нарисован мягким угольком на фоне бледно-желтого неба. Вверх и вперед, вверх и вперед… Полированное стремя на каждом повороте высверкивает белой молнией, колени, кажется, вот-вот не выдержат напряжения, а в голове колотится упрямая, обиженная полупросьба-полутребование: «Похвали меня, ну похвали же!»

- Заканчивай, уже темнеет! – говорит отец, соскакивая с изгороди. Ветер доносит от него сладковатый, вкусный запах дыма традиционной вечерней сигары.

Приземистые постройки конюшен начинаются сразу за выгоном. До ворот всего половина круга. А в седле он всего пятый день. Но все это не важно, совершенно не важно.

Похвали меня! Просто похвали!

Ветер свистит в ушах задорно и дерзко, будто откликаясь на его дерзкую и счастливую улыбку.

Воронок дергает красивой головой, пытается повернуть влево, но натянутый повод и хлыст гонят его вперед, к ограде, увитой тонкими плетями высохшей глицинии.

Барьер в три фута высотой… И всего двенадцать лет за плечами.

Страшный и приятный рывок где-то внутри, мгновенное чувство знакомой по сновидениям невесомости, когда напряженные ноги коня отрываются от земли в стремительном, длинном прыжке… А затем будто толчок незримого кулака в грудь и живот выбивает из седла, земля ослепляющим ударом вышибает из легких весь воздух, теплый песок царапает шею и лицо.

Заботливые руки переворачивают его на спину, снова над головой это бледное и чудесное небо, и злобный воронок жалобно пофыркивает, звякая уздечкой у самого уха и тыкаясь узкой мордой ему в висок, молчаливо извиняясь. А на самом краю поля зрения – смутный контур ограды.

Позади.

Преодоленной.

- У меня получилось, получилось! – голос режет легкие, словно засыпанные сероватым техасским песком.

Отец непонимающе и словно даже сокрушенно, но так весело улыбается…

- Никогда не делай так больше! Не пугай меня! Пообещай мне, что не будешь!

Это лучше, чем похвала… Это любовь.

***

- Обещаю, – хрипло выдохнул Джаспер, чувствуя, как горячо стало горлу, рту, губам – точно на них падали теплые лучи хьюстонского летнего заката. – Обещаю, папа...

Когда Элис целовала его той ночью, было тепло вот так…



Источник: http://www.twilightrussia.ru/forum/40-4654-17
Категория: Альтернатива | Добавил: BlackthornTales (11.12.2010) | Автор: BlackthornTales
Просмотров: 1536 | Комментарии: 27 | Теги: Джаспер, ВОЙНА, Элис, Эдвард


Процитировать текст статьи: выделите текст для цитаты и нажмите сюда: ЦИТАТА






Всего комментариев: 271 2 »
0
27 робокашка   (22.12.2014 21:58) [Материал]
вы чего?! Он обещал, он выживет, он необходим Элис!!!!!!!!!!!!!!

0
26 ღSensibleღ   (17.07.2013 17:18) [Материал]
cry cry cry cry cry

0
25 ღSensibleღ   (17.07.2013 17:17) [Материал]
Спасибо

0
24 natalj   (30.09.2012 18:02) [Материал]
Огромное спасибо, от всей души!

0
23 Tanya21   (01.08.2012 18:47) [Материал]
Спасибо за главу.

3
22 tess79   (02.05.2011 19:15) [Материал]

Несправедливо, несправедливо прощаться с жизнью лишь шагнув на ее порог, только -только обретя самый ее смысл. Но такова жизнь...Лишь одна мысль в утешение - он успел оставить в этой жизни свой след cry
Спасибо, гениальная моя, за потрясающесть этих строк!

3
21 Тесс   (28.02.2011 14:12) [Материал]
Все вернутся, а у Элис никого не будет?... sad

2
20 Ashley_Cameron   (27.02.2011 18:11) [Материал]
Глава действительно потрясающая, слезы на глазах... Спасибо cry
Жестоко, но такова жизнь..

2
19 belleღ   (10.02.2011 17:40) [Материал]
cry cry cry (нет слов,одни слезы)

2
18 valentinka84   (09.01.2011 15:21) [Материал]
О Боже мой, как же мастерски написанно.... Автор одинаково гениален как в описании жизни, так и в описании смерти. Джаспера безумно жаль, сердце разрывается, а я ведь еще не читала, что будет с Элис, когда она об этом узнает, даже страшно читать... cry cry cry

1-10 11-19


Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]



Материалы с подобными тегами: