Дорогая Dasha88, персонально для тебя!=)
POV Розали
Сколько раз меня предупреждали: ходить по темным улицам, да еще и без провожатого, не только небезопасно, но и неприлично для благовоспитанной юной леди. Этим вечером я наконец узнала, почему же.
Настроение с самого утра было на редкость омерзительным, не поддавалось воздействию ни книг, ни музыки, ни сладостей, и в конце концов вечером, чтобы хоть немного развеяться, я отправилась на одинокую прогулку по давно уже набившим оскомину окрестностям Хайвуда, но некстати начавшийся дождь загнал меня в первый подвернувшийся на пути магазин, где мне пришлось коротать время и клясть себя за то, что не догадалась взять зонтик. А магазин оказался антикварным, и меня совершенно неожиданно настолько захватили разглядывание восхитительных безделушек, разложенных на бархате витрин, и разговоры с хозяином магазина об их истории, что я опомнилась не раньше десяти часов, да и то лишь потому, что оказалась подле громоздких, изображавших резную готическую башню напольных часов именно тогда, когда они пробили десять ударов и совершенно оглушили меня своим звоном и дребезгом.
Я возвращалась в пансион самой короткой дорогой, шедшей в обход набережной и Кресента, где до сих пор прогуливалась богатая публика, видеть которую мне совершенно не хотелось: в каждом прилично одетом мужчине мне чудился Ройс, и я невольно вздрагивала, испуганная и затравленная собственной фантазией, опасаясь справедливого возмездия за то, о чем думала вот уже который день подряд, с тех пор, как вернулась из Италии...
Сворачивая в узкую улочку, выводившую к самой окраине города, откуда до Хайвуда было не больше десяти минут напрямик через поля, я краем глаза заметила в темной нише между двумя опутанными плющом домишками какое-то шевеление и, невольно присмотревшись, различила силуэты высокого мужчины и женщины с распущенными, буйно растрепавшимися волосами.
Сначала я решила, что женщине дурно - иначе зачем ей так хвататься за плечи своего спутника, так откидывать назад голову, будто собираясь лишиться чувств?.. А затем волной жара, мучительного смущения и исступленного любопытства меня окатило понимание того, что же я увидела, когда незнакомец прижался губами к обнаженной шее женщины, а та не то со смешком, не то со стоном запустила пальцы в его волосы. Эта контрастная, острая картина - белое на черном, белоснежные пальцы в черном вихре волос - как будто вспыхнула у меня на сетчатке порочной иллюстрацией чего-то тайного и запретного, и я на несколько секунд застыла, будто примерзнув к уличной брусчатке, глядя на эту пару, не замечавшую ничего вокруг. А затем мысль о непристойности всего происходящего и о постыдности моего подглядывания разом сорвала меня с места, и я бегом бросилась через улицу, бежала не останавливаясь до самого Хайвуда, и в итоге, мокрая, задыхающаяся, со сбившейся шляпой и раскрасневшимся от ветра лицом, получила от встретившей меня в дверях директрисы Стамп выговор за неприлично задравшуюся из-за бега юбку и «поведение, не подобающее леди».
Когда я, получив позволение идти, поднялась в нашу с Элис и Беллой комнату, те, уже переодетые в ночные рубашки, сидели за столом, освещаемом одной-единственной свечкой, и пили чай. Перед Беллой лежал чистый лист бумаги - значит, сочиняет стихотворение, - а Элис меланхолично перелистывала страницы своего дневника. Пытаясь напустить на себя беззаботный вид, я подсела к ним и потянула к себе чашку, но тут непрошеная мысль об увиденной в переулке сцене снова загорелась перед глазами, точно вспышка молнии, и чашка, дрогнув в моей руке, предательски задребезжала о блюдце.
- Что случилось? - тут же спросила Белла, как будто только и ожидавшая повода задать этот вопрос. - Ты какая-то... взволнованная.
В густом полумраке комнаты моего лица было не разглядеть, и только поэтому мне и хватило смелости ответить.
- Я... Я просто подумала о том, как... что происходит между...когда мужчина и женщина становятся мужем и женой... - от невообразимого смущения щеки горели почти до боли, и выразить свою мысль яснее я не смогла бы и под страхом смерти, но собственная трусость неожиданно уязвила меня и, подхлестнутая этим, я выпалила резко и дерзко, чтобы перебороть свое недостойное взрослой девицы ханжество: - Не просто так ведь они спят в одной постели.
Повисла тишина, удивительно громкая и неожиданная. Белла перестала постукивать кончиком карандаша по зубам, вымучивая из себя рифму, Элис прекратила шуршать страницами дневника, и обе уставились на меня с удивительным жадно-испуганным и нетерпеливым любопытством. Нахальная дерзость мгновенно оставила меня, и я уставилась в пол, не смея больше издать ни звука.
- Ну... - наконец нарушила жадно внимающую нам тишину Белла и смущенно заметалась взглядом от меня к Элис, - я читала, что это весьма приятно...
Весьма! О господи, весьма! Это словечко, этот деловитый тон, каким Белла произнесла его, так резко контрастировали с пряной запретностью нашей темы, что вызвали у меня какое-то детское, бессовестное хихиканье.
- Читала? - нервно усмехнулась я. - Куда же мистер Свон смотрел, когда ты такие...такое читала?
Белла не ответила, а Элис не обратила на меня внимания и, зардевшись, задала совсем другой вопрос:
- И... как это бывает?..
Пришел черед Беллы покраснеть.
- Я не знаю... Про такое нигде не пишут ведь! Но... это же приятно - когда тебя любят и говорят тебе об этом, правда? А это, наверное, как признание в любви, но только без слов.
- Но не любят же мужчины женщин вроде Виктории, - тихо пробормотала Элис, уставившись в пол. - И все равно... делают с ними это.
- Откуда ты знаешь? - опешила Белла.
- Я вижу, как они на нее смотрят, и нет в этом никакой любви. А она... пахнет этим, как ядовитое растение, заманивающее насекомых... Это грязно! Я... я не хочу, чтобы меня любили вот так!
- А как ты хочешь, чтобы тебя любили? – вырвалось у меня прежде, чем я успела подумать о своих словах, и собственный голос показался мне каким-то болезненно напряженным и возбужденным.
Румянец залил лицо Элис до самых бровей. Она смотрела на устилавший пол нашей комнаты ковер так упорно и так долго не издавала ни звука, что я успела пожалеть о своем неприлично откровенном вопросе и начала внутренне умолять ее не отвечать, чтобы на этом и закончить наш нелепый и бессмысленный разговор, но тут она – как будто мне назло - заговорила:
- Я хочу, чтобы меня любил кто-то просто так! Просто за то, что я есть. Любил преданно, не один только раз, не краткий миг, как любят сорванный цветок или бокал вина. И пусть бы он любил меня сердцем, взглядом, словами, прикосновениями, даже такими, о которых не говорят! Только бы я знала, что он любит! Чтобы, засыпая и просыпаясь, я знала, что для него самое дорогое имя на свете – это мое имя. И он бы произносил его так, как никто не произносит. Чтобы он желал меня, но был счастлив одному лишь моему прикосновению. Чтобы мечтал жениться на мне, потому что только со мной чувствует, что живет. Ведь только такой и должна быть настоящая любовь!
Слушая ее, я вдруг поймала себя на том, что примеряю ее слова на собственные чувства, на свою собственную историю, на Ройса. Его чувства не меркли, не слабели - казалось, наоборот, с каждым днем лишь росли. Когда он говорил со мной, называл мое имя, я слышала, как меняется его голос и отлично знала - в таких вещах мое тщеславие никогда еще не ошибалось - что ни одна другая девушки не слышала в сказанных им ей словах такой перемены. И я ощущала, чувствовала каким-то безошибочным инстинктом, насколько же желанна для него, насколько неотразима в его глазах. Все именно так, как сказала Элис. Но почему же тогда я совсем не чувствую себя счастливой?
Этому я нашла одно-единственное объяснение.
- До чего же ты наивная дурочка, Элис! - озвучила я его, решительно расправив плечи и с неуместно воинственным видом наливая себе еще чаю.
Глаза Элис яростно сверкнули, и мне явно не поздоровилось бы (да я и сама понимала, что перегнула палку со своим оскорбительным тоном), но тут вмешалась Белла.
- М-м... ну ты же ведь скоро и сама все узнаешь, - с доводящей до исступления многозначительностью сказала она вдруг и, залившись краской так быстро, как будто на ее лицо кто-то опрокинул пузырек с алыми чернилами, быстро выдохнула: - Ты же нам потом расскажешь?..
Мое лицо вспыхнуло, жар залил даже лоб и шею, и так внезапно, что я испуганно прижала к щекам ладони и удивилась, что не обожгла пальцы. А потом вдруг представила, как моего лица касаются руки Ройса. Лица, шеи, плеч... Как будто товара, разложенного для него на витрине. Я обхватила себя руками и судорожно сглотнула. Боже, ну что за дура, зачем я только начала этот немыслимый разговор?!
Вскочив со стула, я задела рукавом стоявшую передо мной чашку, и та с дребезжащим звоном полетела на пол и разбилась, забрызгав мою юбку чаем. Это как будто поставило точку в нашем разговоре. Убрав осколки, я прошагала за ширму и, переодеваясь, оживленно заговорила с Элис о музыке. Непристойная тема была забыта, и когда полчаса спустя мы, пожелав друг другу спокойной ночи, отправились спать, я почти совсем выбросила из головы то мучительно-обреченное и страшное чувство бессловесной жертвы, захватившее меня при мысли о том, что ждет меня, когда я стану женой Ройса Кинга.
Поправив под головой подушку и задвинув бархатные шторки полога, я натянула одеяло повыше, и вдруг совершенно непрошеная мысль вспыхнула у меня под веками мгновенной белой вспышкой - меня касается не Ройс, а Эммет. Волна жара прокатилась по телу, заставив меня задрожавшей рукой сбросить с себя душное и тяжелое одеяло. Под другой рукой, прижатой к груди, я чувствовала, как неистово заколотилось мое сердце. Как же оно билось бы, если бы это была его рука, а не моя?.. Лицо горело так мучительно, что я отстраненно удивилась, как это оно не разгоняет в комнате ночной мрак. Я сглотнула внезапно забивший горло ком и осторожно, точно боясь разбудить саму себя, провела пальцами по шее. Ведь... ведь ничего плохого не случится, если я просто немного... помечтаю... нет, подумаю, повоображаю, по... О Боже, да что такое я делаю, о чем я думаю? Да это же просто невообразимо возмутительно, недостойно, отвратительно, подло, гнусно... Я награждала себя всеми этими эпитетами, стискивая кулаками уголок одеяла и пытаясь дышать глубоко и ровно, как будто надеясь выдохнуть из себя все свои недопустимые мысли и эту нестерпимую фантазию, ослепившую меня за одно-единственное мгновение, плавящую и тело, и сознание, сходящуюся в одном слове: Эммет...
Наверное, это мне все-таки не удалось - судя по снам, снившимся мне той ночью...
Источник: http://twilightrussia.ru/forum/40-4654-35 |