Я никогда не видел ничего более красивого в своей жизни.

Красоту трудно найти, она словно жемчужина в мире без гроша. Но как-то я окружен ею.

В янтаре, что блестит в нитях ее сияющих волос, и в мерцании, что делает ее ресницы больше, чем они есть. Она слишком драгоценна, чтобы быть моею, слишком красива, чтобы принадлежать мне.

Я коснулся мягких прядей, которые рассыпались по подушке, провел пальцем по ее мягкой щечке, тоньше, чем любой материал, когда-либо найденный или созданный. Моя любовь к ней глубже, чем все остальное, что держит меня в этом мире. Она причина того, почему я здесь. Она причина моего существования.

Я встаю с постели, она скрипит, и я, вздохнув с облегчением, уношу себя дальше от нее. Я волнуюсь, что она проснется от шума, но успокаиваюсь, когда она и спустя минуту все также лежит неподвижно. Я беру фонарь со старой, потрепанной тумбочки, чуть не роняя небольшую деревянную статуэтку коня, которую я сделал, когда она была маленькой, но она сама выравнивается, прежде чем успевает упасть. Я выдыхаю от облегчения, освобождая напряженность, которая притаилась в моей груди от потенциального шума.

Когда я смотрю на нее в последний раз, я знаю, что моя миссия завершена, и я могу убрать ее из своего ежедневного списка. Она вернется на место завтра утром, но на сегодня все. Я улыбаюсь, разворачиваясь к двери, оставив любые мечты для нее, ведь она спит. Свечение фонаря ведет меня, хотя это и не нужно; сегодня полнолуние.

Я кладу руку на ручку, приоткрывая дверь совсем чуть-чуть, только чтобы протиснуться. Если я открою ее слишком широко, она заскрипит.

- Папа, ты расскажешь мне сказку на ночь?

Я пойман. Что разбудило ее? Шум от моих сапог? Скрип кровати?

И хотя я устал, и еле переношу себя из одной комнаты в другую, не чувствуя слабости в коленях, я улыбаюсь, прежде чем повернусь к ней. – Уже поздно, милая. Очень поздно.

Её маленькие, еще прикрытые ото сна, глазки смотрят на разовое стеганое одеяло. Она все еще уставшая. Иначе, она бы сидела на кровати, опираясь на подушки, пытаясь быть дьяволенком, и заставляя меня игриво дуться.

- Пожалуйста? Маленькую, крохотную, очень короткую сказку и потом я засну? Обещаю.

Лунный свет, пробивающийся сквозь ее окна, и свечение моего фонаря заполняют темноту, когда я полностью поворачиваюсь к ней. Я вижу, как ее лицо вытягивается, пока она немного хмурится, а ее глаза, вроде становятся больше. Она бросает на меня взгляд. Я уверен, что она даже не знает, что делает это, и не понимает, какую власть имеет надо мной.

Я вздыхаю.

У меня в запасе несколько моментов, и хотя я полон до краев неуверенностью в себе из-за ее просьбы, я иду обратно на свое место рядом с ней и ставлю фонарь обратно на тумбочку.

Она тянется к моей руке, обхватывая своими маленькими пальчиками один из моих пальцев.

И тогда я не могу сказать ей «нет» на все то, что она просит. Но все равно я все сидел, вцепившись в край, колеблясь. У меня никогда не было хорошего воображения. Я бы все отдал бы за него сейчас. – Мама - лучший рассказчик. Не хочешь послушать ее историю? Я не так хорош.

- Нет, я хочу тебя, - говорит она своим властным тоном, но голосом едва ли громче шепота.

- Хорошо, - я набираю воздуху в грудь и поглаживаю руку о грубую ткань на бедре. – Что ж, какую историю ты бы хотела услышать? – Пожалуйста, не говори ничего о принцессах.

- Выбирай.

- Мне выбрать?

- Знаешь что-нибудь о принцессах? Те, которые мама рассказывает?

Черт. – Может быть, я должен позвать маму, - говорю я, начиная вставать.

- Нет! – он удержала меня на месте, схватившись за пальцы.

- Папа не знает историй о принцессах, милая, - отвечаю я с сочувствием, большим, чем мог показать, потому, что хочу знать истории про магию, рыцарей и замки, простые истории. Но я могу рассказать только свои воспоминания. Они все, что я знаю.

Ожидание медленно таяло на ее лице.

Какие истории я знаю? Знаю ли я, какие-нибудь сказки? «Три поросенка» - сказка или детский стишок? Там был волк, так ведь? Какая у него была цель? Стабилизация различных вещей во время бури, или что-то подобное?

А дети, которые нашли дом из пряников и конфет в лесу? Я хорошо помню только ее. Это «Ганзель и Гретель». Дом из конфет может быть волшебным, не так ли? Три волшебных свиньи скрывались от большого плохого волка. Это не сказка на ночь, но все же. Но как я могу из этого сделать историю про принцессу? Я могу легко изменить имена и некоторые детали. Она не поймет разницы.

- Расскажи мне, как ты встретился с мамой, - попросила она, прежде чем я смог восстановить свой титул «Лучший папа».

Ее просьба, мягко говоря, потрясла меня. Я никогда не слышал от нее просьбы рассказать, как мы встретились с ее мамой, и я надеялся, что такого и не произойдет. Это была не сказка для ребенка такого возраста. Она должна быть гораздо, гораздо, гораздо старше. То есть, даже если мама захочет рассказать… если даже я захочу. Наша история не сказка.

Я улыбнулся, несмотря на мысли, взбунтовавшиеся от тревожных воспоминаний. – Я думал, что я выбираю?

- Я передумала.

- Вообще-то, - сказал я, надеясь, что смогу избавить ее от этой идеи своей интерпретацией «Ганзель и Греталь». – Я знаю историю про одну принцессу.

- Что это?

- Это история… рыцаря и принцессы. Мама ее тебе раньше рассказывала?

Она покачала головой: - А мама там принцесса?

- Она может ею быть, если ты хочешь этого.

Она притянула к себе изодранную куклу, и обняла ее рукой. Она так изношена, показывая, как часто маленькая девочка обнимала ее. Ее тряпичная подружка выглядит намного старше ее самой.

Она притянула одеяло к подбородку и сказала: - Хорошо, мы готовы.

- Куколка тоже укрыта? – я пригладил одеяло, когда она кивнула.

Я делаю столь необходимый вздох, чтобы успокоить завязывающийся узел, который формируется у меня в животе, прежде чем начать рассказ. Я убил сто человек не задумываясь, но не могу рассказать историю? Я должен собраться: - Однажды, когда-то давно…

- Папа, ты должен сказать: «Давным-давно».

- Давным-давно, - поправил я себя. – Жил был мужественный, красивый рыцарь, который охранял очень большое королевство, родину прекрасной принцессы. Однажды, большие бури сдули королевство, оставив только рыцаря и принцессу.

Ее глаза широко распахнулись: - Что произошло потом?

- Принцесса сказала рыцарю, что очень испугалась, но рыцарь ей ответил: «Не волнуйся. Все будет хорошо. Я не позволю хоть чему-нибудь случиться с тобой», и она поверила ему. Они были полны решимости найти свой новый дом, поэтому и начали путешествовать по всей земле, в надежде найти другое королевство, где была нужна новая принцесса, чтобы не заблудиться, ведь земля была так велика, рыцарь оставлял следы из камушков за ними, так они легко могли найти свой путь обратно в старый дом, если это будет нужно.

Я остановился.

Я видел так много от себя в этих литературных словах. Было что-то знакомое в этой истории, когда я вспоминаю сюжет. История так странно похожа на мою собственную жизнь и жизнь ее матери.

Это ужасный рассказ, который я никогда не хотел вспоминать, но слишком поздно.

Старый мир развивался в моих мыслях, вместе с взрослением меня.

Он полон гнева, ненависти, огня, ночных кошмаров и… ее. Она всегда в потаенных местах моих мыслей, улыбается, но не там. Она не может улыбаться в старом мире.

Мое сердце начало болеть.

- Папа?

Карие глаза моей девочки смотрели на меня.

- Да, милая?

- Ты остановился, - сказала она.

- Мне очень жаль. Папа просто устал.

- Ты закончишь эту историю?

Закончу? Что произойдет, когда я дойду до конца сказки? Могу ли я изменить ее? Могу ли сменить конец и спрятать все детали, что не дают мне покоя?

Да могу, и я это сделаю. Ей не нужно слышать об отчаявшихся людях и голодающих семьях. У нее будет достаточно времени, чтобы узнать, что люди должны делать, чтобы выжить, но время еще не пришло. Она заслуживает волшебства, а не реальность.

Я сконцентрировался на самом драгоценном лице, желающем и ожидающем моего ответа. Смогу ли я закончить историю?

- Да, милая. Закончу.

Моя же история, никогда не должна быть рассказана. Она принадлежит теням прошлого.

Месту, где даже храбрые души умирали.

A/N