Боль. Едкая, кипящая, выжигающая – боль, казалось, струилась вместо крови по венам. Дэрил лежал на тюремной койке, умирая – многочисленные раны до сих пор кровоточили, грозя стать причиной смертельной кровопотери. Дэрил ужасно не хотел умирать.

Он метался по простыне, пропитанной его кровью и потом, шептал какие-то совершенно нецензурные выражения в темноту камеры и одно лишь имя – Кэрол.

Имя с буквой «р», имя рычащее, но в то же время такое ласковое, совершенно ей подходящее – Кэрол. Имя, насквозь пропитанное воспоминаниями – Кэрол. Имя, повторяемое сухим и горячим шепотом в камере умирающего Дэрила – Кэрол.

Он звал её, хотел, чтобы она пришла и забрала боль – она умела, она всегда так делала, целуя в висок и ласково касаясь кожи холодными пальцами. Была бы она здесь. Была бы.

Но Кэрол не было – Дэрил не знал, куда она, изгнанная Риком, уехала. Он не знал, жива ли она, мертва ли она, он знал лишь то, что её здесь нет. А раны болели невыносимо.

Кто-то всё бегал в коридоре, кто-то шептался, Дэрил слышал, что они не верят, что он эту ночь переживет. Дэрил совершенно не готов умирать.

Ему так хотелось ощутить спасительное холодное касание её рук. Ему так хотелось заглянуть в её глаза и прочитать там уверенность в том, что он будет жить. Но её не было.

Внезапно вспомнился Мэрл. Усмехающийся, курящий всегда самые крепкие сигареты, язвительный до ужаса – живой. Покурить бы.

Дэрил не боялся стать ходячим, он знал, что Рик позаботится об этом. И Дэрил знал, что не закроет глаза, глядя в лицо улыбающейся пуле. Черта с два.

Он знал, что рано или поздно этот момент придет. Но он, как и все, не верил, что так быстро. Он с тоской думал о тысяче упущенных возможностей, о миллионе несказанных, но таких нужных слов, о слезах, возможно, пролитых в одиночестве. Возможно, пролитых из-за него. Дурак.

А боль не отступала, пульсировала, эхом звучала во всем теле, но Дэрил не собирался умирать. Он не умрет. Не сейчас.

И он забылся сном.

Хершел, стоявший возле койки, вздохнул – если Дэрил переживет ночь, то выживет. А если нет… Он тихо вышел, завесив дверной проем тканью. Всё зависит только от Дэрила.

А Дэрилу снился сон. Сон, который хотелось пить большими глотками – сон о Кэрол. Она там, кажется, опять шутила про своих заек, улыбалась хитро и слала воздушные поцелуи, заставляющие отчаянно краснеть. А потом она вдруг стала серьезной, растеряла смелость, робко стояла одна с розой Чероки в руках. Хрупкая, она плакала – тихо, без всхлипов. Взглянула на него, а в глазах такая щемящая нежность, такая печаль – хотелось укрыть. Подошла к нему, встала на цыпочки и осторожно коснулась губами лба. Как будто по-настоящему. Картинка вновь сменилась, и тут же бросило в жар – Кэрол обнажена, стоит в камере и улыбается, как ведьма. Призывно. А потом она резко рядом, руки сцеплены за его шеей, а дыхание обжигает щеку. Сводит с ума. И мысли о смерти ушли далеко. Осталась только Кэрол – её кожа, запах, волосы, руки… Весь мир сейчас сузился до диаметра её зрачков, в глубине которых Дэрил отыскал ответ – он будет жить.

Дэрил больше не метался по койке, раздираемый лихорадкой. Он спал крепко. И такая редкая улыбка преобразила его лицо. Ему явно снилось что-то хорошее.

Постаревший лет на пять Хершел облегченно выдохнул и вышел из камеры. Он будет жить.