ДЖАСПЕР ХЕЙЛ.
Вот уже три месяца, как мы в Денали. В воздухе отчетливо пахнет весной. Снег еще не тает, но уже тяжело проседает, наливаясь водой.
Я, Эдвард и Эммет мчимся в Анкоридж на белоснежном Aston Martin DB9 Rapide, четыреста семьдесят лошадиных сил – подарке Вандерера. Где он умудрился раздобыть этот шедевр мирового автомобилестроения, неизвестно, но наверняка напичкал своими всевозможными спецштучками. Мы, конечно, догадываемся об этом, но соблазн прокатиться на такой машине слишком велик, чтобы отказываться.
Уговорить Эммета и Эдварда прогуляться по городу, как ни странно, труда не составило. Они и сами понимали, что обстановка требует некоторой разрядки. От их настроения, в конце концов, страдали все члены семьи. Эсми не находила себе места, разрываясь между ними, и все без толку. Сестрички Денали лезли вон из кожи, но ребята не обращали на них никакого внимания. Военные нервничали.
Целый день мы охотились в весенней тундре. На всякий случай они должны быть сытыми…
Парни молчат, а по моему лицу гуляет улыбка, я вспоминаю последние наставления Элис:
- Значит, так! Берешь с собой только Эммета и Эдварда, никого больше. Надеюсь, вы хорошо проведете время. Постарайся держать себя в руках. Не разочаровывай Карлайла.
- Я-то чего? Это ты им об этом скажи, – я слегка прижал ее к себе, обняв за талию.
- Понимаешь, у меня было видение, когда вы все втроем гуляете по Анкориджу, и ваши глаза подозрительно отливают малиновым.
- Знаешь, иногда ты все-таки ошибаешься. Надеюсь, это как раз такой случай. Может, хочешь прокатиться с нами? Повеселишься немного.
- Нет, у нас с Беллой свои планы на сегодняшний вечер. Ну, знаешь, женские штучки и все такое. Ей ведь тоже нелегко приходится. Эдвард, как оказалось, тот еще подарок. Да, кстати, она просила, чтобы ты передал эту записку Эммету, когда часы на ратуше пробьют двенадцать.
Она сунула мне в карман листок бумаги.
- А чего она сама не передаст? Что за таинственность такая?
- Ну, Эммет не дождется и прочитает сразу, ты же знаешь его. Эдварда она просить не будет, остаешься ты. Только не забудь.
- Не уверен, что в городе есть ратуша. Да и в вряд ли ее посещение входит в наши планы.
- А у вас уже есть планы?
- Пока нет, но, знаешь, ратуша - это последнее место, куда нас могло бы потянуть.
- Ну, там видно будет, – снова загадочно улыбнулась Элис. Она поднялась на цыпочки, и ее губы легко коснулись моих. Я закрыл глаза и втянул в себя воздух. Как-то сразу перехотелось уезжать.
- Пока! Не расслабляйся там! – Элис уже убегала. Секунду еще я смотрел на свои опустевшие объятья и запрыгнул в машину…
До города добрались без особых приключений, если не считать насмерть перепуганных водителей, которые попадались нам на пути. Несущийся на бешеной скорости Aston Martin DB9 Rapide повергал их в шок. Парни немного повеселели, и теперь за рулем мы сидели по-очереди, меняясь прямо на ходу,
В Анкоридже пришлось быть поаккуратнее. Шанс провести время в полиции нас никак не устраивал. У Вандерера, конечно, большие связи, но закон пришлось все-таки соблюдать. Сначала мы медленно ездили на машине, а потом просто бесцельно шатались по улочкам города. Эдвард читал нам мысли прохожих. Восхищение, смешанное со страхом, возбуждение и нездоровый интерес несколько подняли нам настроение. Первым начал ухмыляться Эммет. В его словах снова слышались ироничные интонации. Эдвард не веселился, но, по крайней мере, и не дулся на всех и вся, как индюк.
Случайно забрели в зоопарк. Кого здесь только не было. От запахов можно было сойти с ума. Эммет повел носом и уверенно зашагал к клетке с медведями.
- Вот, бедолаги, им же здесь даже развернуться негде, – глядя на небольшую клетку, возмутился Эммет.
- Сожри их из жалости, чтобы не мучились, – я ухмыльнулся.
- А что, об ужине, кстати, тоже можно подумать. Эта контора закроется через час, тогда и…
- Ты о чем- нибудь другом хоть иногда думаешь?
- Да ладно, тоже мне, праведники, – Эммет надулся. - И, между прочим, о другом я тоже могу думать, - вдруг сказал он, задумчиво глядя на длинноногую огненно-рыжую девицу, стоявшую метрах в пяти от нас. Та безо всякого стеснения разглядывала нашу компанию.
- Хочешь, скажу, что она о тебе думает? – Эдвард несколько повеселел.
- Пожалуй, я это и без тебя знаю.
- Если честно, ей больше нравится Джас.
- Я же просил помолчать, - обиженно пробурчал Эммет и отвернулся.
Я подмигнул девице и улыбнулся во весь рот. Увидев мои зубы, та несколько побледнела, но взгляд не отвела.
- Она думает, что ты оставил все свое состояние стоматологу, – перевел Эдвард.
- Интересно, о каких врачах она вспомнит, увидев другие части моего тела? Решит, что я озолотил не одну клинику, – хохотнул я.
- А что ты собираешься ей показать?
- Ну, пока не знаю, не решил еще.
- Надо было спросить у Элис, она-то наверняка знала это еще вчера, - съязвил Эммет.
Я тихо рыкнул.
К клетке подошла девочка лет десяти и кинула кусок корма. Мишки ринулись к нему всей толпой, толкаясь и вырывая еду друг у друга. Лицо Эммета вытянулось от нахлынувшей жалости. Мы с Эдвардом прыснули от смеха.
Стемнело. Служительница зоопарка собирала всех к выходу. По дорожке шла уставшая продавщица мороженого с полупустой тележкой. У Эммета блеснули глаза. Эдвард рассмеялся, прочитав его мысли.
- Поможешь? – Эммет уже направлялся к тележке.
- Давай.
Самым бархатным голосом, на который только был способен, Эдвард обратился к мороженщице.
- Мэм, дайте пожалуйста один пломбир, - и протянул купюру, равную ее дневному заработку.
Взгляд, которым она посмотрела на него, был красноречивее слов. Уставшей и замерзшей, ей было ужасно неохота открывать свой надоевший за день ящик. А перспектива отсчитывать сдачу в темноте радовала еще меньше.
- Вообще-то, я уже закончила работу.
- Но, мэм, неужели вы откажете троим таким горячим парням, ненадолго приехавшим в ваш чудный город? – Эдвард расплылся в обворожительной улыбке. Я молча навевал на нее доброту и умиротворение, лишая малейшей возможности сопротивляться. Кряхтя и чертыхаясь, тетка достала мороженое. Она замешкалась всего на секунду, отсчитывая сдачу, но Эммету этого хватило, что бы опустошить ее ящик до дна.
Сначала я подумал, что таким образом он попытается завоевать внимание рыжей девицы. Однако, Эммет пролетел мимо нее, даже не взглянув.
- Нет, Джас, все намного романтичнее, – сказал Эдвард, бросаясь за ним.
Зоопарк опустел. Сторож закрыл ворота. Когда мы снова увидели братца, мне пришлось зажать рот нам обоим, чтобы от нашего хохота не умерло все местное зверье. Эммет, стоя вплотную к клетке, с двух рук кормил медведей мороженым. Те чавкали так, что заурчало в желудках даже у нас. Картинка была настолько неправдоподобна, что Эдвард достал фотоаппарат и щелкнул несколько раз.
- Нам никто не поверит, если мы попытаемся об этом рассказать. Вставлю лучшую фотку в рамку и подарю Эсми на Рождество. Пусть умиляется.
Подождав, пока Эммет вдоволь насладится своей добродетелью, мы вышли из зоопарка. Улицы города опустели. Мысли редких прохожих становились все однообразнее и неинтереснее.
- Куда теперь? – спросил я.
Эммет пожал плечами.
- Знаете, у этой рыженькой в голове все время вертелось одно слово. XXL. Сначала я не знал что это. А теперь, кажется, понял, - сказал Эдвард, глядя на вывеску над неприметной дверью, мимо которой мы проходили. – Зайдем?
Я сосредоточился. Обстановка за дверью определенно была напряженной, но опасной я бы ее не назвал. Да и, в конце концов, что это со мной. Я волнуюсь, как мальчишка. Что нам вообще может угрожать в этом городишке? За полдня мы втроем можем сравнять его с землей, если понадобится. И если при этом придется проредить местное население, не сильно-то и расстроюсь. Вандерер, может, поймет, с кем на самом деле он связался. А то домик Тани все больше напоминает институт благородных девиц.
- Ну, тогда пошли, – Эдварду понравился ход моих мыслей.
Тяжелая дверь поддалась легко и без лишнего шума. Внутри был полумрак. Узкая лестница вела вниз, в большой зал. Слышалась ненавязчивая музыка. Низкие столики, окруженные мягкими кожаными диванами и креслами, располагались так, что бы с любого места было видно возвышение у дальней стены. Оно служило сценой и подиумом одновременно. Посередине, конечно же, стоял металлический шест. Посетители, в основном, были мужчины. Вид немногочисленных дам не оставлял сомнений в их принадлежности к древнейшей профессии.
Ночной клуб. Ну что ж, давненько я не посещал подобных мест. По крайней мере, это лучше, чем просто болтаться по улицам.
Официант проводил нас к свободному столику. Он стоял ровно напротив сцены. Сняв табличку «занято», спросил:
- Что будете заказывать?
- Ничего, - буркнул Эдвард. Похоже, он был разочарован.
- Угу, мне тоже, – поддержал его Эммет.
- Три текилы, – сказал я. Не хватало еще, чтобы нас выставили отсюда раньше, чем мы этого захотим сами.
Мы удобно расположились в больших креслах. Принесли напитки. Понятно, никто не собирался их пить, но я быстро отлил из каждого стакана немного этой вонючей жидкости под стол - надо же вести себя естественно.
На сцене танцевали стриптиз. Хорошенькие девочки раздевались перед нами кто медленно, кто быстро, но все достаточно профессионально. Постепенно, в музыке добавлялось тяжелых нот, ритм ускорялся. Возбуждение в зале потихоньку нарастало. После каждого номера свет над сценой угасал, и очередная танцовщица спускалась к посетителям. Наш столик они старательно обходили.
Эдвард откровенно скучал. Похоже, он оставался с нами только из вежливости. Эммет, вначале заинтересовавшийся действом, тоже загрустил. Однообразие начинало надоедать. Свет снова погас. Хотя нашим глазам это абсолютно не мешало. Мы видели все происходящее на сцене ничуть ни хуже, чем при свете. Почему-то, как будто зная об этом, на этот раз сомкнулись еще и кулисы. Видимо, готовились к закрытию. Я уже хотел было попросить счет, но официант подошел с подносом, на котором стояли три бокала с напитками.
- Извините, но мы не заказывали… – сказал Эдвард и осекся.
Сладостный запах, доносившийся из бокалов, мы почувствовали одновременно с ним. Эммет сглотнул. Мои ноздри раздулись сами по себе. Эдвард замер.
- Что это?
- Вам просили передать, это… Э, фирменное… «Кровавая Мэри»… – увидев нашу реакцию и лица, официант, побледнел и затрясся мелкой дрожью. Ужас пропитал его насквозь.
- Кто?
- Мне не известно. Считайте, что заказ за счет заведения.
Давно забытый огонь обжигал горло так, что слова застревали в глотке. Братьям видимо, было не легче. Мы втроем одновременно кивнули, разрешая поставить все на стол.
- И, это… Ну, вы можете повторить его столько раз, сколько вам будет угодно…
Взгляд шести наших глаз заставил его убраться с бешеной прытью. Окаменевшие, мы уставились на столик. Каждый из бокалов был размером со среднюю вазу для цветов. Внутри, чуть колыхаясь в такт дрожавшей музыке, была человеческая кровь. Длинные узкие соломинки подразумевали неспешное наслаждение напитком. Никаких лимонов. Только кровь.
Ядовитая слюна переполнила мой рот. Дыхание остановилось, пошевелиться я боялся. Первым очнулся Эммет. Дрожащей рукой он медленно потянулся к бокалу, словно не веря в его существование. Зачем-то посмотрел его на свет. Первый глоток дался ему нелегко. Второй уже значительно увереннее. Очнулись и мы с Эдвардом. Доля секунды – теплая соленая жидкость растеклась по горлу, обожгла желудок, ударила в мозг. Кажется, горела даже моя мраморная кожа. Хотелось выкинуть соломинку и выпить все залпом. Давно забытое чувство насыщения вспомнилось мне. Вечер, похоже, приобретал новые краски.
Уже другой мальчик принес следующую порцию напитка. Никто из нас не возражал. На нового официанта мы смотрели практически с любовью.
- Он не может понять, что так напугало предыдущего, - хихикнул Эдвард.
- Предыдущего я готов был сожрать вместе со стаканами, – Эммет ухмыльнулся, - и, похоже, он это вовремя понял.
- Я, пожалуй, посижу еще в этом заведении, – Эдвард развалился в своем кресле.
- Да я, в общем-то, тоже не тороплюсь, – Эммет повторил его позу.
- Ну, а я тем более никуда не собирался, - произнес я, берясь за третий бокал.
Кулисы на сцене раздвинулись. Шеста уже не было, зато появились декорации. Это было некое подобие монастырской кельи. Тусклый свет из единственного прожектора на потолке падал на одинокий стул, стоявший посреди комнаты. Чуть в стороне была простая деревянная кровать, накрытая темно-бордовой атласной простыней. На заднем плане смутно угадывались очертания старинной башни с часами. Где-то в глубинах сознания промелькнула мысль, которую я сначала не уловил. Часы на башне показывали двенадцать. Раздался первый удар их боя.
И тут меня осенило. Ратуша! Я вспомнил лицо Элис. Так значит, она знала, что мы будем здесь. Вот почему наши глаза отдавали красным в ее видениях. Ну и ну… и после этого она отказалась пойти с нами. Ну и выдержка. Интересно, на вынос тут дают напитки? Надо будет взять ей пару стаканов.
Свет снова моргнул, но через мгновение луч прожектора прорезал сцену. Единственным ярким пятном на ней оказался стул. На нем, согнувшись, сидела монахиня. Ее голова лежала на коленях, руки обхватывали лодыжки. Обуви не было – изящные бледные ступни резко контрастировали с черным платьем. Огромная треугольная белая шляпа скрывала лицо. Часы пробили два раза.
В глубине комнаты, на кровати сидела еще одна монахиня. Одеяние ее было практически таким же. Лица не было видно. Она сосредоточенно читала молитвенник. Заиграл орган. Фуга Баха эхом отдавалась от стен полупустого зала. Акустика превосходила все ожидания. Воздух задрожал. Люди вокруг нас, казалось, стали реже дышать. Некоторые и вовсе замерли.
Девушка на кровати с резким звуком захлопнула книгу. Она встала, потянувшись, и медленно начала раздеваться. Подняв подол своего платья и поставив одну ногу на кровать, она провела руками по шелковому чулку. Заструившись в неярком свете, он опал вниз. Пальцы монашки легко заскользили по уже неприкрытому бедру. Казалось, она получает наслаждение от ощущения своей великолепной кожи. Вскоре такая же участь постигла и второй чулок.
Прогнувшись, она повернулась спиной к залу, плавно покачиваясь в такт музыке. Ее руки словно пересчитывали маленькие пуговички, легко расстегивая их. Спина постепенно оголялась. Было видно, как тонкая шея переходит в обнаженные плечи, как слегка двигаются вслед за руками острые лопатки. Как при дыхании расходятся и сходятся ее ребра, как играет в лучах света ложбинка на ее спине. Когда очередь дошла до последней пуговицы, она на секунду замешкалась. Зал застонал. Четвертый удар часов. Мощное крещендо – и платье тяжелой волной легло к ее ногам.
Туда же полетела и огромная белая шляпа с ее головы. Густые темные волосы упали до пояса. Теперь уже только они скрывали девушку от глаз присутствующих. Парик - машинально отметил мой мозг. Эдвард почему-то напрягся и вцепился мне в руку. Неужели его тоже пробрало? Монахиня грациозно подошла к той, что до сих пор неподвижно сидела на стуле. Одно резкое движение головы – и волосы забросились назад. Я остолбенел.
На сцене стояла Элис.
Черные как смоль глаза в упор смотрели на меня. Тонкие губы возбужденно подрагивали, открывая ряд белоснежных зубов. Тело ее было напряжено, как струна.
- Что все это зна… – я рванул с места вне себя от ярости.
Не тут-то было. Эдвард и Эммет вцепились в меня мертвой хваткой. Ситуация явно устраивала их больше, чем меня. Пришлось сесть обратно. На лице Элис заиграла победоносная улыбка. Пятый удар.
Между тем, действие продолжалось. Вторая монашка оказалась более скромной и раздеваться явно не собиралась. Во всяком случае, сама. Элис опустилась возле нее на колени и мягко оторвала руки от лодыжек. Ее тонкие пальцы легко скользили по голым ногам. Раздевание плавно переходило в ласки. Девушка приподняла голову с колен и попыталась отстраниться. Элис не обращала внимания. Ее руки уже были на внутренней поверхности бедер, уверенно пробираясь все выше. Монашка снова попробовала отодвинуть Элис. С таким же успехом она могла сдвинуть памятник с постамента. Время шло, и сопротивление девушки таяло на глазах. Чувствовалось, что возбуждение потихоньку овладевает ею. Теперь уже по ее бедрам скользили не только руки Элис, но и ее губы. Колени расступались все шире. Знакомые до боли ощущения пронзили меня. Опустел низ живота. Теплая волна подкатила к нему. Я стиснул зубы. Часы ударили шестой раз.
Под разрывные звуки органа монашка выгнулась дугой. Элис не замедлила воспользоваться этим и одним махом прошлась по пуговицам, срывая платье. Шляпа упала сама. Тяжелые каштановые волосы рассыпались по плечам. Маленькая грудь твердела на глазах под ласкающими ее руками. Обхватив голову девушки, Элис впилась в ее губы. Та ответила не менее страстным поцелуем. Народ вокруг взревел.
Они стояли, обнявшись, похожие друг на друга как близнецы. Обе хрупкие, белокожие, с длинными темными волосами. Два каменных изваяния, прекраснейшие в мире статуи.
Элис и Белла.
Вечные сестры.
Эдвард, сдается мне, забыл, как дышать. Его огромные глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Наступила моя очередь вцепиться в него. Впрочем, он не сопротивлялся. Эммет по инерции продолжал пить. Бокал давно был пуст, и воздух с шумным бульканьем втягивался в соломинку с каждым его вдохом.
Тем временем, на сцене появились еще две девушки. Одна была та самая рыженькая из зоопарка, вторая – невероятно красивая блондинка. На них не было монашеской одежды. На них вообще ничего не было. Подойдя к Элис и Белле, они присоединились к их ласкам. Лед и пламя были менее контрастны, чем эти четверо. Не помню, как мы просидели следующие минуты. Желание раздирало меня на части. Мышцы налились, тело горело огнем. От Эдварда исходила такая же страсть. Белла, похоже, отбросила свой щит, и он безотчетно бормотал ее мысли вслух. Боже, ему приходилось чувствовать за двоих. Бешеное возбуждение овладело им целиком. Я не знал, контролировать мне себя или его. Зал бесновался.
С одиннадцатым ударом две девушки сошли со сцены к нашему столику и уселись на колени к Эммету. Рыженькая легко пробежалась рукой по рубашке, расстегивая пуговицы. Эммет прикрыл глаза и откинулся в кресле. Блондинка отпила крови из наполненного бокала и прильнула к его рту. От неожиданности тот вздрогнул и приоткрыл губы. Ее теплый окровавленный язык пробежался по его зубам. Кровь медленной густой струйкой перетекала в него. Я думал, мы похороним девушку здесь же. Братец сгреб обеих так, что затрещали ребра. Мы с Эдвардом невольно зарычали, пытаясь отрезвить его. Эммет с трудом отвел руки за спину. Чуть освободившись, блондинка щелкнула невесть откуда взявшимися наручниками. Эммет не возражал.
Элис и Белла снова остались одни. Они упали на кровать, и танец продолжился. В свете прожектора простынь стала ярко–алого цвета. Бледные тела наших возлюбленных слились на ней. Губы уже не размыкались, руки двигались с такой скоростью, что человеческий взгляд не мог их проследить. Только мы с Эдвардом, следя за их движениями, вспоминали лучшие минуты нашей жизни. Этот танец они дарили нам.
…Апогей наступил внезапно, как это всегда бывает. Музыка оборвалась, свет потух, кулиса сомкнулась. Часы на ратуше ударили двенадцатый раз.
Девочки подхватили Эммета и потащили его из зала. Тот даже не пытался сопротивляться. С абсолютно счастливым видом он готов был идти с ними хоть в ад. И тут я вспомнил про записку.
- Подожди, Эммет!
- Потом, - братец даже не повернулся.
- Стой, тебе Белла просила передать кое-что, - я достал листок бумаги из кармана.
Эммет многозначительно посмотрел на свои сведенные за спиной руки.
- Ладно, сегодня у меня нет секретов, открывай.
Я развернул листок. Там была только одна фраза: «Удачи тебе, братишка! И удачи этому зданию!» Эммет заржал: «Узнаю сестренку». Больше в этот день я его не видел.
Для Эдварда все было не так просто. Воздержание последних месяцев далось ему тяжелее, чем предыдущих девяноста лет. Он встал с места и двинулся за сцену в надежде найти там жену. Я последовал за ним, не скрою, с такой же целью.
За стеной, посреди просторного помещения сидел Вандерер.
- Что все это значит? – я наконец-то закончил свою фразу.
- Ш-ш, расслабьтесь, мальчики. Ничего страшного не произошло. Все под контролем. Или вам не понравилось?
- Вандерер, вы хоть понимаете, что сейчас сильно рискуете своей шкурой, - прорычал я.
- Причем в прямом смысле этого слова, - добавил Эдвард, – ремешки из вашей кожи будут лучшим корпоративным подарком для ваших сослуживцев. Где Белла?
- Спокойно, ребятки. Я здесь вообще не причем. Так, сторонний американский наблюдатель. Ну, вы же знаете Элис, господа. Если ей что-то пришло в голову…
- Но Белла…
- А что Белла? Это моя лучшая ученица, между прочим, а ты, Эдвард довел ее до умопомрачения. Вот и считай, что она сошла с ума. Временно, надеюсь. И вообще... Их давно здесь нет. Вертолет ждал наготове, начиная с четвертого удара часов. Мы не могли предугадать вашу реакцию на сто процентов. Да и Элис сомневалась. Встретитесь уже дома, - Вандерер встал, давая понять, что разговор окончен.
- Последний вопрос, – я придержал генерала, – Вы хоть понимаете, что практически обрекли двух других девушек. Эммет очень не любит поститься.
- Не надо считать меня идиотом. Я не меньше вашего дорожу сотрудницами. Вы, что думаете, наручники куплены в ближайшем секс-шопе? Мои ребята два месяца колдовали над этим сплавом. Белла проверила их на себе на четвертый день своей новорожденности. Если приковать ими «Атлантис» к космодрому, тот не сразу взлетит. Все, приятно было провести с вами время. Кстати, вашу машину вы найдете справа от выхода. Честь имею!

ЭСМИ КАЛЛЕН.
Вода в Вондерлэйке - натуральное серебро. Прозрачная, как весенний тундровый воздух; чистая, как сияющее безбрежное небо; свежая, как утренний морозный день. Она живая.
Я люблю воду. У нас это не очень принято. Но я, наверно, уникальный вампир. Из всех открывшихся при перерождении новых чувств меня больше всего поразило ни филигранное зрение, ни абсолютный слух, ни острейшее обоняние, а именно осязание. Чувство новой обостренной, как на лезвии ножа, кожи. Когда чувствуешь пролетающие мимо воздушные пылинки, касающиеся тебя. Когда ощущаешь любой, даже самый незначительный, не колыхающий даже травинки, ветерок. Когда тебя щекочет каждая мельчайшая ниточка твоей одежды. Но, особенно, помню, меня поразило чувство воды. Я никогда, будучи человеком, не думала о ней, как о чем-то существенном. Ну, вода – а что вода? Ее можно пить, ей можно стирать грязную одежду, в ней можно купаться. Но только став вампиром, я ощутила, что вода – это организм, это Божий дар, ощутить который в полной мере дано лишь нам, «бездушным монстрам». Она ласковая, тревожная, нежная, настойчивая, местами тягучая, а кое-где стремительная – она разная, а не это ли признак трепещущего живого существа. Я люблю быть в воде. Я купаюсь в Вондерлэйке каждый день.
Легко расколов наросшие за ночь прибрежные торосы и скинув одежду, я нырнула в озеро. Сразу ощутила тысячи маленьких водоворотов, которые всколыхнуло в спящем до весны подледном спокойствии мое сверхчувствительное тело. Обычно, компанию мне составляют или Элис, или Белла с Несси, или Таня, иногда Кармен. Но сегодня я одна.
Элис с Беллой устраивают в Анкоридже светопреставление для своих любимых. Чертовки! Сестры, похихикивая, сидят в засаде дома, ждут их общего возвращения. Откуда прознали? Кто рассказал? Похоже, от них в Денали не скроешь ничего.
Я долго и быстро плыву подо льдом до противоположного берега, а потом обратно. Отсутствие дыхания даже приятно, лучше чувствуешь мельчайшие водяные струйки, которые вначале, как примагниченные притягиваются к тебе, словно хотят рассмотреть поближе, а потом отскакивают в волнистую незыбленность, будто теряют к тебе всякий интерес.
Видимость великолепная. На обратном пути в месте моего входа в озеро четко вижу стоящую на берегу тень. Стоп! Паники пока никакой, возможно, кто-то из своих. Ныряю поглубже, подплываю ближе. Тень без агрессии, просто стоит и ждет меня. Легонько втягиваю воду носом – вода очень хороший проводник запахов, если, конечно, умеешь чувствовать их в воде. Мы умеем.
Сэм! Точно, он.
Плыву к поверхности.
- Эсми, простите, ради Бога. Я проходил мимо, - Сэм говорит издалека извиняющимся тоном, знает, что я прекрасно слышу его под водой. - Вижу, вы тут совершенно одна. Решил, дождусь, мне не к спеху. А время сейчас неспокойное. Одной ходить не велено.
Я выныриваю до подбородка:
- Отвернитесь, Сэм. Я оденусь.
- Конечно, Эсми, - он поспешно поворачивается.
Я быстро выскакиваю на берег, натягиваю платье, поверх мокрой головы набрасываю полотенце, концы его забрасываю на плечи.
- А вы-то сами почему один ходите?
- Случайно вчера подслушал: неугомонный Джейкоб предлагал Несси на ледник покататься на днях сбегать. Решил на свой страх и риск проверить заранее. Весна, знаете ли. Лед на солнце подтаял, могут расщелины и каверны сорганизоваться. Провалиться можно, если не знать.
Поднимаемся на крутой берег, он подает мне руку. Идем домой.
- Ох, Сэм, вы такой…
- Не надо благодарить. Хоть чем-то сгожусь…
- Вы здесь один хоть что-то делаете. Остальные, и я в том числе, занимаемся праздным времяпровождением. А война ведь еще не кончилась…
- Да, Эсми, война не кончилась. Вот, к примеру, что на днях в лесу нашел.
Сэм протягивает мне очень красивый перстень с большим рубином.
- Красивый, потерял кто-то?
- Да, приглядитесь получше, инициалы «М» и «V» - это, наверняка, Марк Вольтури.
- Ой!
- …А на ленточке, что поверх букв проложена, слово странное «DYDIME». Ничего не говорит?
- Сэм, вы меня пугаете! – я начинаю озираться по сторонам. - Надо всем нашим про него рассказать. Вольтури, получается, рядом совсем. А я действительно совсем одна к озеру пошла. Ох, Сэм, если б не вы…
- Рассказывать не надо. Кому надо – уже знают и меры принимают. А лишняя паника совсем не нужна. Вам по секрету показал. Может, знаете, что это за «DYDIME» такое?
- Откуда? Конечно, нет. Я как об этих Вольтури думаю, меня оторопь берет. Карлайл, бывает, начинает рассказывать мне что-нибудь из своего прошлого, а я и слушать не хочу, уши затыкаю.
- Торопиться с ответом не надо. Может, подумаете, вспомните, потом мне скажете. Только никому больше о перстне не говорите.
- Да-да, конечно.
- Ну, вот и славненько, пришли уже. Пока, Эсми. Пойду еще, до «волчатника» прогуляюсь немного. Парней повидаю.
- До свидания, Сэм, передавайте им большой привет. Пусть забегают в гости почаще.
Я захожу в дом. Конечно, я знаю этот перстень. Нам ли его не знать! Откуда только он у Сэма? Вот вопрос, так вопрос.

БЕЛЛА КАЛЛЕН.
О, Элис!.. Ее ласки продолжаются в вертолете.
Она просто обезумела, она не может остановиться. Заведенная публикой, ошеломленная нахлынувшим желанием, одурманенная видом человеческой крови, или ритмичным боем часов, или еще чем-то, она продолжает целовать и ласкать мое лицо, мою шею, мою грудь… Движения ее рук по телу настолько упорядоченные и целеустремленные, что, кажется, она проделывала такое не раз и не два. Нежность одновременно с уверенностью. Если говорить языком танца, то она, несомненно, партнер – она ведет. Я пытаюсь оттолкнуть ее, она рычит. Потом шепчет мне на ухо какие-то немыслимо ласковые слова о любви, о преданности, о вечности… И целует, и обнимает, и гладит меня. Мое сверхчувствительное тело реагирует ярко и бурно, оно изгибается, оно дышит, оно напрягается, оно следует вслед мановениям рук и губ – оно жаждет и обретает ласки.
Я понимаю, что это неправильно, что это дурно, что это противоестественно. Но… ничего не могу с этим поделать. Я в полной ее власти, Элис - повелительница, она моя королева, я - ее рабыня. И я тоже схожу с ума. Здравый смысл и элементарная порядочность задвинуты на самые задворки мозга и горько плачут в одиночестве. Всем остальным телом постепенно овладевает одно – страсть.
Неистовый жар взрывается у меня внутри, распространяясь на каждую мою клеточку, на каждый волосок. Я начинаю стонать, из моего горла вырывается глухой рык… Еще немного. И вот он, апогей! Поднебесье удовольствия, вершина желаний, пик удовлетворения! Я уже не могу сдерживать себя. Я кричу во весь голос, крик глушит воющий над нами винт. Мое тело выгибается одной, сотрясающей вертолет судорогой. Моя грудь ходит ходуном, вздымаясь и опускаясь до изнеможения.
Я открываю глаза, на мгновение я вижу себя в лукавой улыбке Элис. Она тоже тяжело и часто дышит. Во мне растет неимоверное, сметающее все на своем пути чувство благодарности. Вертолет садится перед домом. Глубокая ночь, но в доме горит свет. Нас, по-видимому, ждут. Мы накидываем на себя монашеские театральные сутаны и босые, с развивающимися хламидами в поднятой взлетающим без нас вертолетом пурге, оголяющей наши обнаженные тела, мчимся по снегу.
- Я оставила открытым окно на третьем этаже, - Элис звонко смеется.
- Да, я тоже не хочу по лестнице, - мы взлетаем по стене.
Доли секунды, и мы одни в комнате, сутаны в клочья, мы снова в поцелуе. Только слиянье двух совершенных по красоте тел и мои развевающиеся волосы скрывают нашу полную наготу. Я должна Элис, я обязана, я хочу… Мы падаем на широкую кровать, как там на сцене. Но теперь веду я. У меня недостаточно опыта, но Элис направляет, Элис подсказывает…
Наконец, и ее тело содрогается в неистовом трепете. Чтобы не сорваться в крик, она до боли закусывает свою кисть. Ее глаза блаженно подкатываются, она тихо удовлетворенно стонет и откидывается на кровать в полном расслаблении. Затем резко подскочив, снова глубоко и радостно целует меня:
- Белла! Я люблю тебя, ты - моя прелесть!
Я отвечаю поцелуем. Но через мгновение, трезвея, отстраняюсь:
- Элис, зачем ты это сделала? – я пытаюсь придать моему голосу суровость.
- Еще скажи, ты не в восторге.
- Я не об этом.
- Белла, моя сестренка! Это же так прекрасно – любить друг друга.
- Прекрасно?! Любить?! А Джас?.. А Эдвард?
- Это ничего не меняет, глупышка. Это разнообразит!
- Ох, Элис…
- Кстати, парни уже рядом, они просто бесятся от… желания. Побегу к себе, встречу Джаспера.
Она слетает с кровати, поднимает с пола две порванные сутаны, выбирает ту, которая целее. Заворачивается в нее по горло, снова целует меня:
- Белла, удачи вам! – порхая, выскакивает в коридор.
Только тут я осознаю, что комната, где я сижу – моя! Я подлетаю к шкафу, надеваю первое попавшееся простое платье, расчесываю волосы. Слышу визг подлетевшего автомобиля, топот пары ног. Притормозили перед крыльцом, переходят на шаг – почувствовали, что в кафе на первом полно народа, ждут их реакции. Слышен смех, кто-то шутит, кто-то что-то желает.
Я прекрасно чувствую быстрые шаги по лестнице. Первый - Джаспер, он пролетает по коридору дальше. И тут же знакомый обжигающий всю меня запах, и такая ожидаемая походка прямо перед дверью. Меня снова, как тогда на мосту, начинает мелко трясти…
Стоп! Ты – превосходная актриса! Так он сказал. Опять ждать холод, опять камень в душе, опять гордая молчаливая неприступность и немое безосновательное страдание. И за что?
За то, что я, отдав всю себя своему предназначению, вдруг влюбилась. Полюбила, не задумываясь о последствиях, наплевав на свой долг, свою совесть, саму свою сущность. Шла, светясь от счастья, терпя лишения и боль, склонив голову в молчаливом обожании на плечо любимого. Любимого? Что-то вдруг щелкнуло в душе, словно переключили новый канал, по телу разлилась ртуть,
Любимого? Какого любимого, поймите меня правильно. Любовь в одни ворота – не Любовь. Что толку оттого, что я люблю Эдварда… если он разлюбил меня? Разлюбил, когда я сказала правду! Когда, страдая и изнемогая, я открылась ему. Где этот «чтец душ», ведь я не просто созналась, я с мольбой о прощении – осознала! Да, я понимаю, я использовала новую семью, любовь, любимого – это очень плохо, так нельзя, готова понести наказание. Меня простили все, а Джейкоб даже на руках носит. Но не Эдвард! Тот, который, казалось, должен простить и принять первым… потому что он любит. Но нет…
А я, дурочка, зачарованно ловила взгляды, смотрела в любимое лицо, глупо улыбалась и делала вид, что это ничего, это пройдет. Нужно время! Черта с два! У нас нет его, потому что… нет Любви!
Пытаясь пробудить хотя бы дикие животные инстинкты, я поддалась уговорам Элис. Танцевала обнаженная для толпы полупьяных «самцов», меня тошнило от захлестнувших меня их развратных ферромонов. Унижалась ради Любви, которой нет! Тьфу, противно! Глупая! Инстинкты - это не Любовь. Это – изврат! Это то, что мы сейчас друг с другом делали с Элис.
Ничего-ничего, Изабелла Рене Чарльз Свон-Каллен. Выше голову! Ты гордая, ты сильная, ты справишься. У тебя растет прекрасная дочь. Несси. Ренесми… У меня в душе закипает ярость.
Дверь резким рывком распахивается. Эдвард влетает в комнату, глаза бешенные малиновые, расстегивает на ходу рубашку:
- Белла!.. Родная…- он распахивает объятия, пытаясь обхватить меня.
Не тут-то было! Я моментально перемещаюсь от него в другой конец комнаты. Он, схватив руками воздух, изумленно поворачивается:
- Игра?! – снова ко мне. У меня в голове «щит» от него, он не может предугадать моих движений. Легко ухожу от него и на этот раз. Опять в его объятиях пустота.
- Белла! Да что с тобой?
- Со мной? Ничего.
- Как тебя понимать?
- Никак… А вообще, как хочешь!
Теперь уже выверенный бросок на меня, на лице изумление. Подпрыгнув вверх, отталкиваюсь от потолка, изящно перелетаю через него.
- Белла, что происходит. Милая, иди ко мне. Я хочу тебя!
- Ха! Я и не сомневалась… А я тебя – нет!
Его изумление переходит в бешенство, таким Эдварда я еще не видела.
- Объясни, почему?
- Кому? Тебе? Зачем?
- Как «зачем»? Ничего не понимаю.
- О-о, это, конечно, так сложно. Понять… чтобы простить.
- Белла, я уже говорил, что я никогда не был в обиде…
- А-а, ну, извини, значит, мне показалось.
Опять пытается поймать меня. И снова не в этот раз!
- Белла, не веди себя как ребенок. Я читал твои мысли там в зале, я знаю твои желания.
Яростный огонь переполняет меня.
- Не «знаю», а знал!
- И что изменилось?
- Ты не поверишь – я тут подумала!..
- Ах, «подумала»! И что ты придумала?
- Ты гордец и извращенец, Эдвард Каллен!
Он больше не может сносить моего тона, он рычит и кидается на меня. Я спокойно дожидаюсь его подлета, а потом, выбросив вперед два кулака, резко бью Эдварду в грудь. Он, коротко вскрикнув, скорее от неожиданности, чем от боли, улетает в шкаф. Тот разваливается на куски, засыпая Эдварда одеждой и досками. Пока он в шоке, я выпрыгиваю из окна и с абсолютно сумасшедшей скоростью несусь по ночной тундре.
Бриллианты звезд, северное сияние, шум ветра в ушах и искрящийся снег. Радость и чувство неистовой свободы в груди. Я не выдерживаю: я громко навзрыд смеюсь. Мой истерический «счастливый» смех гулким эхом разносится по безбрежной равнине.
Слышу сзади грохот и визг выбитого стекла. Эдвард кубарем, не разбирая дороги, вываливается из окна вместе с рамой. Не устоял на ногах, свалился в глубокий сугроб. С яростным рыком, доламывая жалкие остатки окна, вылетает из снега, бежит в погоню за мной.
Вижу впереди лес, где недавно охотились на лосей. Там внутри полянка. Лечу туда. Знаю, уйти от Эдварда у меня не получится. Бегун он превосходный. Расстояние между нами быстро сокращается.
Мелькают деревья, влетаю на поляну. Эдвард буквально уже в нескольких шагах от меня. Догнал. Я резко разворачиваюсь в боевой стойке, замахиваюсь на него, целюсь в лицо. Он, не останавливаясь, ловит меня за руку, уворачивается от удара, обхватывает меня за талию. Столкновение на скорости переворачивает пространство вокруг нас, мы летим, вращаясь в воздухе, как переплетенные пружины, отчаянно сцепившись и боясь разлететься.
Перед моими глазами его лицо, оно не злое, не яростное, не холодное – оно родное! Еще в полете наши губы нашли друг друга. Не разжимая объятий и не прекращая поцелуя, мы с грохотом приземляемся на большой валун в центре поляны, крошим его, вздымая вверх снег и каменную пыль…
Рассвет встречает нас завораживающей тишиной, небо заволокло тучами, медленно идет пушистый мягкий снег. На поляне, девственно чистой вечером даже от птичьей лапки, не осталось непримятых клочка и участка наста, сломано несколько деревьев по краям. Ничего. Сыплющаяся сверху небесная вата, неспешно заметает следы ночного сладостного действа, скрывая нашу наготу. Мы с Эдвардом в жалких остатках одежды, крепко обнявшись, лежим прямо в центре полянки. Всю ночь мы здесь любили друг друга, яростно и нежно, как в первый раз.
- Моя предательница… - ласково шепчет он.
- Мой любитель стриптиза… - вторю я ему. Мы опять сливаемся в поцелуе. Мы опять вместе.
- А я еще зоопарк люблю.
- Я знаю. Интересно, как там Эммет?
Эдвард долго и радостно смеется. Потом немного грустнеет:
- Белла, прости, любимая. Но сегодня утром мы с Карлайлом летим в Гонолулу. Я просто уже пообещал. Там серьезная встреча, отец очень рассчитывает на меня. Вандерер догонит нас завтра, у него какие-то срочные дела. Клянусь, больше из Денали ни ногой. Пусть теперь сестрица отдувается, раз такая умная.
- Не трогай, Элис! Я ее люблю!
- Ага! Я вчера в доме прочитал ее мысли – чем это вы занимались в наше отсутствие, бесовки?
- Гм…- я опускаю глаза, взгляд задерживается на нашей одежде, а вернее, отсутствие таковой. - Предлагаю, в дом проникнуть также тайно, через окно.
Эдвард кивает, прижимает меня к себе и снова громко и счастливо смеется.
Идет густой снег.