Еще задолго до того как добралась до места, я услышала его приветственные всплески. Я услышала приглушенный шум и шорох потоков, срывающихся вниз. Воды, обрушивающейся в реку, которая охотно подхватывала это пополнение и уносила вниз по течению.
Когда я вышла из своего нового Мерседеса, солнце уже садилось. Его ставшая бесформенной окружной медленно скатывалась с небес все ниже и ниже, растворяясь в толще земли, стекая в нее так же, как воды Ниагары стекали в океан где-то далеко-далеко отсюда. Я долго держалась за ручку дверцы, не решаясь ее закрыть. Я боялась сделать первый шаг в направлении бушующей реки. Я боялась сделать первый шаг в направлении этого живого бурлящего надгробия. Я боялась сделать первый шаг в направлении стихии, которую с некоторых пор так боялась.
Я обеими руками цеплялась за этот хрупкий в моих ладонях закаленный металл, из которого была сделана дверца, потому что пока я держалась за нее, оставалась видимость того, что я еще чем-то занята, что я пока не готова идти. И я действительно была не готова.
Мимо меня одна за другой проносились машины. Кто-то гнал на большой скорости, просто проезжая мимо меня вниз или вверх по Ниагара Паркуэй. Кто-то, наоборот, останавливался неподалеку от места моей стоянки, желая попасть на смотровую площадку у всемирно известного водопада Подкова, чтобы оттуда полюбоваться закатом. Другие же возвращались от реки, проведя там, возможно, целый день - с корзинками для пикника, пледами. Все они были веселы, довольны этим вечером, довольны собой, довольны своей жизнью. Только я стояла одинокая и несчастная. Хватающаяся за дверцу машины, как за спасительную соломинку. Слишком слабая для того, чтобы отпустить ее и сделать этот первый шаг.
Кое-кто из проходящих мимо людей обращали на меня внимание, останавливали на мне заинтересованный взгляд и вопрошали своих спутников: "Что это с ней? Может, помочь?.." Надо сказать, что в основном это были молодые люди, а не девушки. Я даже усмехнулась краешком губ, отметив для себя, что моя красота по-прежнему со мной. Она по-прежнему делает свое дело. По-прежнему привлекает ко мне внимание. По-прежнему не оставляет никого равнодушными. И хоть я всегда гордилась этим, всегда гордилась своей внешностью, всегда знала, что она - самое ценное, что есть у меня. А теперь, кроме нее, у меня ничего и не осталось. И вот теперь я знаю, что она мне не нужна. Быть может, именно в этот миг, будь я обычной девушкой, я бы разбила стекло у машины, выломала осколок и изрезала себе лицо. Но в случае со мной это было бессмысленно. Стекло неспособно причинить вреда моей бронированной коже, даже алмаз неспособен оставить на нее ни одной царапины, ни одного пореза.
Я ничего не могу сделать ни со своей жизнью, ни со своей внешностью, ни со своим одиночеством.
Наконец-то я произнесла это вслух.
Я одинока.
Впервые в своей жизни.
И в той, которую почти не помню. Воспоминания о ней - самые тусклые из всех, что хранились в глубинах моего сознания, словно были покрыты тонким налетом паутины и пыли. Словно они были написаны пером на пожелтевших листах пергамента, со временем чернила выцвели, и слова стали едва различимы.
И в той, что наступила после смерти. В этой жизни я тоже всегда была не одна. Меня нашли и привели в семью. Мне дали новую жизнь, защищали, оберегали, учили, любили и заботились. Со мной дружили, со мной делились радостями и горестями, со мной играли, со мной танцевали, со мной гонялись на машинах. Со мной жили.
А теперь ничего этого нет…

- Девушка, с вами все в порядке? - прервал мои раздумья обеспокоенный мужской голос.
Резко обернувшись, я увидела высокого светловолосого парня, чем-то напоминающего Джаспера. Он смотрел на меня жемчужно-серыми глазами, кристально чистыми, без единой крапинки. И повторил свой вопрос:
- C вами все в порядке?
- Да, - промямлила я, с трудом выдавив из себя эти две буквы, потому что больше суток я ни с кем не разговаривала, и мои связки чуть загрубели и не желали меня слушаться.
Чтобы смягчить грубость своего ответа, я растянула губы в слабой, ничуть не милой, улыбке. Но на большее я просто была не способна. И даже эта гримаса, жалкое подобие той обворожительной улыбки, что всегда украшала Розали Хейл, явно пришлась по душе молодому человеку. Беспокойство из его глаз исчезло, и теперь он с удовольствием разглядывал меня.
- Я наблюдал за вами, вы стоите здесь уже почти полчаса, и мне показалось, что вы грустите. Вы расстроены или у вас просто не закрывается дверь?
Я против воли засмеялась. Он с удовольствием подхватил мой смех.
- Вот видите. Так гораздо лучше. Я Алекс, - неожиданно сказал он.
И я мгновенно испытала досаду оттого, что он не ограничился простым обменом любезностями, а желает познакомиться, следовательно, продолжить общение, чего мне сейчас совершенно не хотелось. Здесь у меня было одно важное дело, которое я не могла ни с кем разделить. И которое было только моим.
Только между мной и Дэймоном.
И пусть я никак не могла заставить себя пойти к своему другу, я знала, что рано или поздно справлюсь с собой, со своим страхом, и, резко хлопнув дверью, рвану на шум падающей воды. Мне захотелось сделать это прямо сейчас. Чтобы избежать разговора, чтобы избежать расспросов, чтобы воспользоваться этой неловкой для себя ситуацией и наконец сделать тот самый первый шаг.
Мой первый шаг в будущее.
Я верила, что для меня оно начнется именно здесь и сейчас. Как только я поговорю с Дэймоном.
И стремясь поскорее избавиться от этого улыбчивого и дружелюбного парня, которому просто не повезло обратить внимание не на ту девушку не в том месте и не в то время, я сказала:
- А я Лили, - я воспользовалась сокращенной версией своего среднего имени, как делала давным-давно, если не желала называть свое настоящее имя кому-то из чересчур назойливых поклонников.
- Очень приятно, Лили, - ответил обрадованный парень. - И если у тебя действительно все в прядке, и дверь машины в состоянии закрыться, может, мы прогуляемся по набережной?
Я на секунду прикрыла глаза, пытаясь совладать с раздражением, и чтобы он не прочитал его в моем взгляде. Но уже через секунду вновь распахнула их, изобразив на лице радость, ничуть не уступающую той, что демонстрировал Алекс. И вновь растянув губы в лучшей из арсенала своих улыбок, проворковала:
- О, это было бы здорово, но я тут жду кое-кого.
Его улыбка сразу погасла, а мне вдруг стало противно оттого, что я лгу. Сначала с именем, теперь и с… Так нельзя. Он не заслужил этого. И ради новой себя, ради своего будущего, ради Дэймона… я не должна врать. И, не успев подумать, как исправить свою ложь, я быстро выпалила:
- Прости меня, Алекс. Я сказала тебе неправду. Я торчу здесь не потому, что кого-то жду. И не потому что со мной что-то не так, просто я тут… Мне очень… - запиналась я, не находя слов и отчаянно труся. - Дело в том, что больше года назад… в этой реке… утонул мой друг. И я впервые пришла сюда, чтобы…
Не в силах продолжать, я замолчала, опустив голову и крепко зажмурившись. Я просто не знала, как объяснить ему словами все то, что привело меня сюда. Все то, что удерживало меня вдали отсюда все это время. То, из-за чего я не могла прийти раньше.
Я понимала, что и не должна ничего ему объяснять. Ведь он совершенно чужой мне человек, да и просто: он человек. А я вампир. У нас не может - и не должно - быть ничего общего. Мы даже не должны находиться рядом друг с другом. Даже несколько минут. Даже потому что один нуждается в понимании и утешении, а другой готов протянуть ему руку помощи. Но мне не нужна была его помощь.
И, как оказалось, ему не нужно было ничего объяснять.
- Да, я понимаю, - сказал он, потупившись. - Прости, что помешал. Я не должен был… Извини, - буркнул он и торопливо удалился.
C полминуты я смотрела ему вслед, тоже мысленно прося прощения и благодаря.
Когда он скрылся за изгибом дороги, я резко выдохнула. С силой толкнув дверцу, развернулась на каблуках и, сунув руки в карманы брюк, медленным шагом направилась к водопаду.
Шаг. Второй. Третий…
Дэймон, я иду…

Я вышла к берегу и побрела вдоль обрыва, старательно отводя взгляд в сторону от реки, чтобы не смотреть на воду. Нет, сейчас я не чувствовала страха. Того, что обуревал меня каждый раз за последний год, когда я смотрела на нее, или когда находилась вблизи какого-нибудь водоема, или когда слышала журчание ручья, или стук дождя по бетонной крыше замка Данвеган или по водной глади одноименного озера.
Уже совсем смеркалось, и берег быстро опустел. Смотреть зевакам было не на что - сегодня водопад не был подсвечен. Он был таким же серым, таким же бесцветным, таким же мрачным, как я, он был под стать моему настроению. Сегодня все было ему под стать. И пасмурное, затянутое облаками - как обычно бывало в Форксе - небо, и неистовствующая, словно взбешенная, сочащаяся яростью река. Волны которой, поднимаемые ветром и тоннами падающей воды, обрушивались на высокий берег и разочарованно стекали вниз, а затем предпринимали еще дону попытку завоевания новых территорий.
Я шагала под эту оглушительную какофонию звуков, порывистый ветер развевал мои распущенные волосы, теребя их и запутывая, рвал в стороны полы моего тонкого джемпера, застегнутого лишь на одну пуговицу, и настойчиво подталкивал меня к обрыву… Но ему было не под силу сдвинуть с места скалу. Я лишь ухмылялась и твердой поступью двигалась вперед.
Дойдя до вершины водопада, где, как я предполагала, должен был находиться Дэймон в последние минуты своей жизни - потому что это было лучшее место, - я опустилась прямо на каменистую поверхность земли, скрестила ноги и прошептала:
- Здравствуй, Дэймон. Здравствуй, друг. Прости, что мне понадобилось так много времени, чтобы прийти к тебе. Прости, что ты так долго был здесь совсем один. Прости, что я не… - мои глаза чудовищно защипало, и голос сорвался.
Я закрыла глаза и просидела так некоторое время в тишине, слушая шум воды, шелест ветра.
- Прости меня, Дэймон. Я не знаю… я должна была что-то сделать. Должна была почувствовать, что ты принял это решение. Я должна была услышать тебя и не оставлять. Как могла я поверить в то, что ты в порядке? Что ты не хочешь нам мешать, не хочешь поехать с нами. Как могла я позволить тебе сделать это? Я оказалась ужасным другом, Дэймон. Сможешь ли ты простить меня когда-нибудь? Я бросила тебя. Я бросила тебя дважды. Один раз - когда уехала с твоим кольцом. И еще потом, не приходя к тебе долгих шестнадцать месяцев. Прости меня, Дэймон. Пожалуйста, прости меня.
Судорожно всхлипнув, я закрыла руками лицо, отчаянно мечтая разрыдаться. Я не помнила, какого это - плакать, и не верила, что слезы могут утешить то жжение в груди, что терзало меня сейчас, но знала из своего прошлого опыта, что когда поплачешь, становится легче. Может, это было самовнушение, может, это был самообман, но он работал. И сейчас я очень хотела прибегнуть к этому дешевому приему. Но не могла.
Я не могла по-настоящему оплакивать своего друга, я не могла утопить в слезах свое горе. Я не могла и мечтать о том, что это поможет мне избавиться от раздирающих страданий. Я ничего не могла. Только говорить с ним. Говорить - именно за этим я и пришла сюда. И не только за тем, чтобы попросить прощения, но и… Высказать ему кое-что еще. Не менее важное. То, что долго время не находило выхода, подтачивая меня изнутри. То, что отравляло меня и не позволяло освободиться. Обида. Тщательно заталкиваемая вглубь сознания, но все равно пробивающаяся наружу, как сорняк, который всегда найдет выход на поверхность.
И больше я не могла сдерживать ее в себе, сегодня я должна дать выход своей обиде, выпустить ее на волю. Стоило мне только подумать об этом, как в тот же миг я почувствовала нарастающую злость. Почувствовала, как в груди разрастается гнев. Как он растекается по венам и охватывает меня пламенем дикой, безудержной ярости. Я вскочила на ноги.
- А знаешь, Дэймон, ты не должен меня прощать. Это не я… Это ты бросил меня! - голос мой стал едким и дрожал от негодования и жалости к себе. - Это ты, трусливый, мелочный, гадкий… Ты малодушно сунул мне в карман это гребаное кольцо!
Я и не заметила, как в порыве эмоций подскочила к самому краю и теперь, нависая над бушующим под ногами течением, за неимением Дэймона, в глаза которого мне хотелось взглянуть, адресовала свою обвинительную речь воде.
- Ты решил уйти из жизни?! Прекрасно! Ты волен поступать, как тебе вздумается. И ты счастливее меня, раз у тебя есть такой простой способ сделать это - стянул с пальца ведьмино колечко и за считанные секунды превратился в крохотную горстку пепла… - я осеклась. - Которую даже невозможно найти… - с горечью добавила я, вспомнив, что в прошлый раз не обнаружила и его.
Ни пепла, ни выжженного кусочка земли, ни… мокрого места, или что там еще остается после сгинувших персонажей детских сказок с несчастливым концом.
- А ты подумал обо мне? - хрипло вопрошала я, все так же смотря вниз, взглядом пронзая толщу мутной воды до самого дна. - Когда ты сделал меня соучастницей своего самоубийства, ты подумал обо мне? Ты подумал, что будет со мной? Что будет с моей жизнью? Подумал, как я смогу пережить осознание того, что, быть может, я невольно подтолкнула тебя к этому решению? Что если бы я… - я обессиленно покачала головой. - Если б не я… ты не решился бы сделать это.
На секунду замолчав, я невесело усмехнулась.
- Да, я прекрасно понимаю, почему ты не просто снял это кольцо. Ты не был уверен в себе! Ты боялся, что в последний момент струсишь. Боялся, что передумаешь. Боялся, что когда пламя начнет пожирать тебя, когда твоя сожженная кожа начнет слезать с тебя живьем… Ты знал, что не выдержишь боли и снова наденешь кольцо. И чтобы осуществить задуманное, ты хотел, чтобы оно было вне досягаемости. Ты мог бы швырнуть его в воду или закинуть подальше от себя, но… Это не так театрально. Тогда никто бы не узнал о том, что случилось. А это тебя не устраивало. Тебе нужны были если не зрители, то свидетели. И… поздравляю! Ты нашел того, кто проделал за тебя всю грязную работу…
Я задохнулась, ужаснувшись злобой и ненавистью, с которой произнесла последнюю фразу. Придавленная к земле болью от потери и чувством вины, ни разу за прошедший год я не позволила себе выплеснуть свою обиду, и оказалась не готова к тому, что она разрастется до таких немыслимых размеров и выльется в столь омерзительный монолог. Устыдившись этой истерики, я заставила себя успокоиться и попытаться объяснить ему, почему я сорвалась.
- Ты даже не представляешь, - вновь перешла я на шепот, - что было со мной, когда я нашла твой перстень в своем кармане. Когда он сверкнул на моей ладони. Сколько всего я успела передумать, пока он безмятежно переливался в лучах утреннего солнца. Я несколько раз умерла тогда. Но каждый раз воскресала.
"К сожалению", добавила я мысленно.
- Мой мозг лопнул и разлетелся на тысячи мелких кусочков, не выдержав натиска бесконечных "Почему?!", "За что?!", "Как же так?!".
С трудом сглотнув образовавшийся в горле комок, я потерла руками лицо, пытаясь отогнать воспоминания о том страшном дне. О пережитом отчаянии и бессилии, о его предательстве…
- Ты видел, какого мне было, когда я металась по берегу, звала тебя?.. Ты знал, что я беспрестанно молилась о том, чтобы успеть?.. Я, которая не верит в Бога, молила его о том, чтобы он не забирал тебя у меня? О том, чтобы было еще не поздно… - я резко отвернулась и сделала шаг назад. - Ты мне не друг, Дэймон. Друг никогда бы не поступил так со мной. Если на свете существует рейтинг самых-самых худших вещей, то во главе этого списка значится именно то, что ты сделал со мной. Ты обрек меня на такие страдания, которые не пожелаешь никому. И это после того, как я доверилась тебе, рассказала, как уже рухнула моя жизнь… - я почувствовала, что мои ноги подкашиваются, что еще чуть-чуть, и я свалюсь вниз, в самый центр бурлящего котлована, и сделала еще шаг назад. - Ты помог мне поверить, что еще ничего не закончилось. Ты убедил меня, что еще можно все исправить, что я еще могу быть счастлива с Эмметтом. Ты почти помог мне пережить гибель Эдварда, почти заставил поверить, что в этом не было моей вины. А потом добил меня…
Не находя в себе сил стоять, я опять опустилась на стремительно остывающую в отсутствие солнца землю. Но я не чувствовала ее холода, я, как залежалый труп, остывала вместе с ней. Температура тела вампира всегда была равна температуре окружающего воздуха или воды, в которой я плавала, или земли, или камня, на котором сидела.
Некоторое время я молчала, глядя на огни на том берегу реки. Свет в окнах ближайших к берегу домов, свет фар от едущих мимо машин, свет фонарей, расставленных вдоль тротуара. За спиной я могла наблюдать точно такую же картину, но мне было лень оборачиваться. Да и незачем.
- Я сломалась тогда, Дэймон, - вновь заговорила я после продолжительной паузы, - и так и не смогла себя починить. Ни собрать, ни склеить, ни связать. И подозреваю, что это мне уже никогда не удастся. Ты, наверное, удивляешься, почему я вдруг сейчас здесь и говорю с тобой об этом. Я ушла от Эмметта. Да, - хмыкнула я, уверенная, что он бы сделал сейчас то же самое, - я ушла от единственного человека, который любил меня больше жизни, который прощал мне все. Он простил мне Эдварда, он простил мне тебя… Он простил мне мою затянувшуюся панихиду по вам обоим. Он терпел меня, он заботился обо мне, он потакал всем моим капризам, снисходительно взирал на все мои выходки. Но…
Осознав, что подошла к той самой теме, я оборвала себя, не уверенная, что готова ее обсуждать. Не зная, стоит ли вообще о ней заговаривать. Все равно ведь ничего уже нельзя изменить. Столько времени горюя по своему другу и думая, что со мной случилось самое худшее, я и не подозревала, что все может быть еще хуже. Гораздо хуже… Быть может, поэтому я отказывалась это замечать, отказывалась признавать очевидное. Интересно, как долго бы я смогла себя обманывать? Еще неделю, еще год, еще столетие? Или, может, вечность?.. Теперь уже не узнаю. Эмметт оказался честнее меня.
- Нашлось кое-что, - наконец решилась я, - с чем даже он не смог смириться. И ты знаешь, что это. Я уверена, что ты знаешь. И всегда знал.
И вновь я замолкла, словно давая возможность собеседнику ответить мне. Желая, чтобы мне ответили. Но трагедия была в том, что сделать это было некому…
- Я сказала Эмметту, что это неправда. Я очень хотела верить, что это неправда. Много-много лет назад, согласившись стать женой Ройса, я постаралась об этом забыть. Я делала все, чтобы забыть. И у меня получилось… У меня получилось! Я не вспоминала об этом. Никогда. Я не вспомнила об этом даже когда встретила тебя здесь. Я не вспомнила об этом и после, за все то время, что горевала о тебе. Я не вспомнила об этом, пока Эмметт не сказал мне. Но и тогда я все отрицала. Знаешь, как в детстве… Ты веришь: если я этого не вижу, значит, это неправда. Если я это не признаю, значит, это неправда. Если я это не произношу, значит, это неправда. И я в это верила.
Если он слышит меня сейчас - а я надеялась, что он слышит, - то наверняка смеется надо мной. Я глубоко вдохнула, набираясь смелости.
- Но я признаюсь сейчас. Признаюсь тебе. Теперь уже можно. Я любила тебя, Дэймон.
Но стоило мне только изречь эти слова, как услужливая вампирская память тут же возразила мне, воспроизведя в голове другую мою фразу, с совершенно противоположным смыслом: "Поэтому мой ответ "нет", Дэймон. Я не любила тебя. И говорю тебе это в лицо, потому что ты не заслуживаешь лжи".
Я злорадно усмехнулась. Как круто все изменилось. Ведь я не солгала тогда, я была уверена в том, что говорила. Я просто не знала всей правды. Я забыла ее…
- Я влюбилась в тебя на том балу. Наверное, это не была любовь с первого взгляда. Или была… Я никогда не думала об этом. Но я отчетливо помню, что испытала, когда ты… такой… такой непохожий ни на кого. Такой дерзкий, такой нахальный, такой смелый, такой притягательный… Когда ты впервые посмотрел на меня своими необыкновенными глазами… Я ощутила что-то такое… Я не могла найти подходящего определения для того чувства, и сейчас не смогу, но с той минуты я хотела только тебя.
Произнеся это вслух, признавшись наконец в том, что так тщательно скрывала ото всех и, прежде всего, от самой себя, я не ждала облегчения. Надеяться на него было бы глупо, потому что это признание только все усложняло. Эмметт был прав - я с самого начала знала, что вампиры однолюбы, но заставив себя забыть о том, что в момент обращения уже была влюблена, я позволила себе думать, что моя единственная любовь - это он. Мой Эмметт. Мой сильный, надежный, добрый и все понимающий Эмметт.
Это не было обманом. Я действительно верила, что люблю его. Нет. Не так. Я действительно любила его. Наверное, мне просто повезло, и я способна любить сразу двоих. Так ведь бывает? Ну конечно, бывает! Иначе вся моя жизнь была ложью, была фальшивкой, была притворством и бегством от реальности. А это неправда! Никто и никогда не заставит меня поверить в то, что мои чувства к Эмметту были поддельными, наши брачные клятвы - липовыми, а сам брак - фикцией. Мысль об этом была невыносимой.
И я не буду об этом думать, потому что я точно знаю, что у нас с Эмметтом было все по-настоящему. Даже если я не могла любить его так сильно, как должна, раз право на мою любовь было завоевано другим за несколько лет до моей встречи с будущим мужем, я все равно любила его. Как умела. И я просто не помнила, что был еще кто-то другой. Я помнила только Ройса. И даже не его самого, а то, что он сотворил со мной. Я помнила лишь всепожирающую ненависть и неистовое желание отомстить. А о Дэймоне я в своей новой жизни не вспомнила ни разу. Видимо, в процессе застывания крови в моих жилах, многократно усиливающем все наши чувства и привязанности, так же усугубилось и желание забыть о нем. И это было к лучшему. Иначе я прожила бы все эти годы в одиночестве, как Эдвард…
Воспоминание о брате по-прежнему было болезненным и явилось совсем некстати. Это была приватная вечеринка, только для нас с Дэймоном, а у Эдварда я уже была и, я думаю, он меня простил. Я надеялась, что не ошиблась, и мне это не показалось.
Да, если бы, став вампиром, я не забыла Дэймона и не забыла о своих чувствах - безответных и безнадежных, - то моя жизнь после смерти с самого начала была бы точно такой же, как сейчас. Одинокой и безрадостной. Ведь я не знала тогда, что Дэймон вампир, и не стала бы искать его. Мне бы этого просто не позволили. Обратить кого-то в вампира только для того чтобы быть с ним… Хотя, Белла ведь собиралась стать такой, как мы. Ради Эдварда она хотела отказаться от жизни. Может, и Дэймон тоже бы захотел… Нет. Зачем я сейчас об этом? Дэймон уже был вампиром, не таким, как мы, но все же. Бессмертие было ему обеспечено задолго до меня. Но для меня бы это ничего не изменило. Все эти годы я бы жила, тоскуя о нем, заранее похоронив его в своем сердце. И никогда бы не вышла замуж за Эмметта, не была бы счастлива и не сделала бы счастливым его…
Так что я ни о чем не жалею.
- Я ни о чем не жалею, Дэймон, - негромко обратилась я к нему. - Ты сделал свой выбор. И не мне тебя судить. Я лишь сожалею, что у меня уже не будет возможности узнать, что бы ты ответил на мое признание. Когда люди говорят "люблю", обычно они рассчитывают на такой же ответ. Надеются и ждут с замираем сердца. Мое сердце не замирает, оно не пропускает удары, ожидая приговора… или помилования. И не забьется лихорадочно от радости, если услышит заветное "и я тебя люблю", сказанное со счастливой улыбкой на губах и нежностью во взгляде любимых глаз. Но это не значит, что я не хочу этого услышать.
Я усмехнулась краешком губ.
- Ты опять смеешься надо мной? Не ожидал, что я такая же романтическая дурочка, как и все? О, поверь мне, ты ошибаешься. Я еще хуже. Если бы ты знал, сколько раз я выходила замуж… Да-да, если бы ты когда-нибудь повел меня под венец, это была бы моя… стыдно признаться, какая по счету свадьба. Ладно, не трусь, это всегда был один и тот же парень, так что формально, я лишь один раз замужем. А фактически… - я засмеялась, на этот раз легко и открыто.
Неважно, что я только что вынесла себе приговор. Жаль, не смертельный, но он из тех, которые окончательны и обжалованию не подлежат. О пожизненном - то есть, вечном - заключении в одиночке, с конфискацией любви и внимания, без которых Розали Лилиан Хейл не представляла своей жизни. Без них мне полагалось зачахнуть, как сохнут без воды и ухода любимые розы моей мамы, в честь которых меня назвали. Но я выживу. Мне лишь нужно решить, что я буду делать. День за днем, год за годом. Денег в моем трастовом фонде, управляемым Элис, непристойно много, я даже не знала, сколько именно, и их будет становиться еще больше. Так что эта проблема передо мной не стояла. Трудность была в другом. Я пришла сюда, потому что мне это было нужно. Но вот я уже сказала, что хотела, может, придумаю еще, что сказать. Но потом наступит утро, и я должна буду убираться отсюда. Вот только вопрос куда? Не куда я могу пойти - в любом отеле меня примут с радостью, правда, я не смогу задержаться надолго ни в одном из них, - а куда я хочу пойти? Где то место, в котором я хочу быть? И существует ли оно?.. А если и существует, то откуда мне начать поиски?
Но я не буду рассказывать Дэймону о своих сомнениях. Не буду посвящать его в то, насколько все плохо. Лучше поболтаю с ним о чем-нибудь. О чем угодно. А когда начнет светать, я что-нибудь придумаю.

И придумала.
Как только первые лучи солнца, робко выглянув из-за облаков, скользнули по водной пене, по влажной от росы траве, золотым зайчиком вспыхнув на моих волосах, я поднялась с земли и отряхнула грязь с брюк. Попытка оказалась неудачной, но это было неважно.
- Что ж, Дэймон, мне пора. Но я не прощаюсь, потому что обязательно вернусь. Не знаю, как скоро, потому что пока я тут сидела, у меня появились сразу две цели. Но как только я разделаюсь с ними, я навещу тебя снова. Подождешь? - спросила я игриво и, не дожидаясь ответа, побежала к оставленному у дороги Мерседесу.

Всего через каких-то шестьдесят пять миль, чуть больше получаса пути, я въехала в родной город. Я впервые была в Рочестере с 1933 года, после того, как отомстила всем своим обидчикам. Их было пять. Проезжая по улицам, я сравнивала то, что видела сейчас, с тем, что сохранилось в моей памяти. Не из человеческой жизни. Те воспоминания были слишком бледными, затуманенными, а вот те месяцы, когда я познавала этот мир в своем новом облике и примерила на себя роль мстительницы, я помнила этот город отчетливо. И с удовлетворением, дающим мне надежду на успешное завершение моей миссии, я констатировала, что многие районы остались такими, какими я их помнила. В них мало что изменилось. Конечно, все дома были выкрашены заново, быть может, даже сменили цвет, где-то появились надстройки или пристройки. Какие-то дома снесли, на их месте возвели другие: каменные, многоэтажные, но в южных районах, где прошло мое детство, все было почти так же, как раньше.
Повернув на Гудмэн-стрит, я начала отсчитывать номера домов. В обратном порядке. Тысяча двадцать третий, тысяча девятнадцатый, тысяча пятнадцатый… Затаив дыхание, я ждала, когда досчитаю до своего номера.
Улица по-прежнему утопала в зелени, и мне не было видно издалека, стоит ли на старом месте мой дом. Я миновала коттедж, соседствующий с нашим, и порадовалась тому, что он не претерпел ни малейших изменений. И даже был выкрашен в такой же нежный оттенок розового цвета, что так нравился его хозяйке, миссис Хендрикс, утонченной южанке, родом из Атланты, манерами которой всегда восхищалась моя мать. Всего одно огромное дерево с густой раскидистой кроной отделяло меня от возможности увидеть мой дом. Или же убедиться, что его больше нет. Как вдруг я поехала медленнее. Я почти остановилась.
Продвигалась вперед миллиметр за миллиметром, и когда вот-вот уже должен был выглянуть из-за ярко-зеленой листвы край крыши или угол дома… я зажмурилась. Зажмурилась и резко ударила по тормозам.
Я просидела несколько секунд, пытаясь справиться с собой, подготавливаясь к тому, что я сейчас увижу. Неважно, что это будет: радость или огорчение. Я просто хотела знать: да или нет. Хоть и очень надеялась, что все же мой дом - это мой дом. Что он по-прежнему существует.
Я все заранее просчитала. Сейчас было десять часов утра среды, а значит, дом должен быть пуст. Его обитателям надлежало быть на работе, в школе, в колледже - где угодно. Собравшись с духом, я наконец приоткрыла веки, и тут же увидела его.
Кремово-белый, со ставнями цвета молочного шоколада, резным крыльцом и крохотными ступеньками, ведущими к двери, которая всегда чуть-чуть скрипела при открывании. Я не могла заставить себя сдвинуться с места. Я сидела и таращилась на дом, как пришибленная. Казалось, все вокруг замерло. Казалось, все вокруг сгинуло. Есть только этот момент. Есть только я и только мой дом.
На меня нахлынули миллионы воспоминаний. Я видела себя: совсем маленькую, взбегающую по ступенькам на крик мамы, и подростка, выходящего на прогулку с гувернанткой, и взрослую девушку, грациозно выплывающую навстречу ожидающим ее кавалерам. И выглядывающую из окна над крыльцом - из своей комнаты - в ожидании появления Дэймона.

Я не знала, сколько прошло времени, которое я просидела без движения, предаваясь воспоминаниям и разглядывая каждую мельчайшую деталь, сопоставляя ее с картинками из своего прошлого. Но в какой-то момент, решив, что засиделась и что мой Мерседес слишком приметен, чтобы оставлять его здесь, я завела мотор и проехала до поворота. Там я вышла из машины и быстрым шагом направилась обратно к дому. Мое недолгое дежурство под окнами было не таким уж бесполезным - теперь я точно знала, что в доме никого нет. За это время оттуда не послышалось ни одного звука, характерного пребыванию человека.
Поднявшись по знакомым с детства ступенькам, я воспользовалась прихваченной с собой отверткой и легко вскрыла простой замок. Вошла в дом и бесшумно притворила за собой дверь. И тут же, сомкнув веки, с наслаждением втянула в себя запах дома. Воспоминания о прежнем запахе, конечно же, безвозвратно стерлись, но мне нравилось думать, что он таким и был: терпкий аромат дерева с резкими нотками запахов краски.
С понятной для такого события робостью я шагнула в гостиную.
Разумеется, в ней все было по-другому. От обоев на стенах до мебели. Здесь ничего не сохранилось из того интерьера, который был знаком и дорог мне. Ничего, кроме… Я повернула голову к камину и мне показалось, что у меня застучало сердце.
На его полке стояли рамки с фотографиями, и на одной из них я увидела своих родителей. Они были значительно старше, чем я их помнила, но это точно были они.
На ватных ногах преодолев три метра, отделяющих меня от камина, дрожащими руками я взяла рамку с чуть пожелтевшим снимком родителей. Прочертила пальцами по контурам таких родных лиц… Как же я скучала по ним! Я долго смотрела в их улыбающиеся глаза, никак не желая поставить фотографию на место. А когда все же заставила себя сделать это, взялась за ту, что стояла по соседству с ней. На этом снимке был запечатлен мужчина чуть старше сорока, черты лица которого показались мне смутно знакомыми. Приглядевшись к нему повнимательнее, я поняла, что это мой младший брат… Мой Колин. Наверное, здесь сейчас живет его семья. Его дети или, может быть, внуки.
Значит, этот дом по-прежнему принадлежал Хейлам.
От этой мысли мне стало тепло и радостно. Неожиданно для себя я вдруг запрыгала и захлопала в ладоши. Как ребенок. Ничего подобного я не позволяла себе уже очень и очень давно. Коротко взвизгнув, я сорвалась с места и побежала вверх по лестнице к своей бывшей комнате.
Но дверь в нее оказалась заперта. Отвертка все еще была у меня в руке, поэтому я без труда справилась с затвором. А распахнув дверь, обомлела.
Это была моя комната…
Это по-прежнему была моя комната!
В ней и сейчас все было так, как в последний день, когда я была здесь, собираясь в гости к Вере.
Ошалело оглядываясь, я думала о том, что никогда не спрашивала у Карлайла, как моим родителям объяснили мое исчезновение. Знали ли они, что я умерла, или долгие годы я числилась пропавшей без вести, а родители продолжали надеяться, что еще увидятся со мной… Тогда мне было очень больно думать о них, и я старалась не вспоминать. Но теперь я имела возможность узнать, насколько тяжело они перенесли мою потерю. Если и они, и Колин, и даже его семья после его смерти продолжали держать эту комнату нетронутой. Продолжали сохранять ее моей.
Все вещи были на своем месте. Я прошла и села на свою кровать, застеленную все тем же покрывалом, с вышитыми на нем фиалками, моими любимыми цветами. Большое зеркало и туалетный столик под ним. Ящички, полные всяких побрякушек, ленточек, заколочек. В шкафу висели мои любимые платья, и костюмы для верховой езды, ничуть не тронутые ни временем, ни пылью - видимо, за ними тщательно ухаживали.
Присев на корточки, я протянула руку под дно шкафа и, проведя рукой по внутренней стороне, нащупала заложенный в щель между досками ключ. Вытащив его, я шагнула к письменному столу, отворила замок на ящике для бумаг и на самом верху увидела ее - фотографию, на которой были мы с Дэймоном.
Фотографию, которую мы сделали в парке Хайленд в одну из наших традиционных совместных прогулок.

Заходите к нам на огонёк