Черный, блестящий, будто лакированный джип мчался по залитой мартовским, не по-весеннему ярким солнцем автомагистрали, графитно-серой чешуйчатой змеей вползающей в линию горизонта далеко впереди, всё дальше унося меня от ночных приключений на Ниагарском водопаде.

Могла ли я подумать, что встречусь там с кем-то из своей прошлой, своей человеческой жизни… давно и безвозвратно утраченной и почти забытой. Разумеется, это было невозможно: вряд ли кто-то из моих прежних знакомых был до сих пор жив, если, конечно, они не были вампирами… как Дэймон. Как я сама. Как мой любимый муж.

Оторвавшись от созерцания проносившегося за окном пейзажа, я повернулась к нему и увидела, что он неотрывно смотрит на меня привычным, полным обожания взглядом. Его янтарные глаза кричали мне о любви, но в самой их глубине плескалась безотчетная тревога. Я вновь испытала чувство вины, что, изнывая от отвращения и жалости к себе и злясь на всех вокруг за то, что сама же и совершила, бросила его, оставила одного и сбежала. Тогда я не хотела никого видеть. Но никогда раньше мое нежелание не распространялось на Эмметта, он всегда был рядом, всегда был со мной, всегда на моей стороне. Что бы ни случилось. А в этот раз я убежала и от него тоже. Почему?..

Я смотрела в глаза мужу и видела в них тот же самый вопрос. Но ответить на него не могла и самой себе. Хотя кого я обманываю?.. Ответ очевиден: Эмметт был частью моей семьи, той самой, которая по моей вине лишилась лучшего из ее членов, лучшего из вампиров, лучшего из… людей. Эмметт тоже потерял брата и тосковал по нему. И его боль из-за того, что именно я стала причиной гибели Эдварда – пусть и косвенно, но это не умаляло моей вины – была вдвойне сильнее. Он страдал за нас обоих. И вместо того, чтобы, как и все, молча осуждать меня, он был вынужден встать щитом между мной и остальными Калленами, которые хоть и не подавали виду и даже не признавались в этом самим себе, но наверняка желали меня растерзать. Доказательством тому служила выходка Элис. Она не стала церемониться со мной, и, вернувшись из Италии, первым делом ворвалась в нашу комнату и налетела на меня с кулаками. Я даже не пыталась защищаться, не отбивалась от нее, позволяя сестре выплеснуть на меня всю свою обиду и ярость, свое бессилие. Позволяя ей сделать то, что я жаждала сотворить с собой сама. Но не могла…

Будучи не в силах больше смотреть в глаза Эмметту, я поспешно отвела их. Но он не позволил мне отвернуться. Положил свою ладонь поверх моей и нежно пожал ее.

- Я люблю тебя, Розали, - сказал еле слышно.

Я вскинула на него глаза, которые нестерпимо жгло, и мне вдруг показалось, будто я продолжаю слышать его голос, хотя он больше ничего не говорил.

"Я бы не пережил, если б потерял тебя. И не успокоился бы, пока не нашел. Без тебя мне нет жизни на этом свете".

Я таращилась на мужа, пытаясь понять, не галлюцинации ли это. Но голос был таким четким и прозвучал прямо у меня в голове. Наверное, именно так Эдвард и слышал то, что мы говорили беззвучно. Но я ведь не он и не умею читать мысли…

Эмметт робко улыбнулся, и я поняла, что не прочла эти слова в его сознании, просто я все знаю о его чувствах к себе и знаю, что он мог бы так сказать. Как и я на его месте сказала бы то же самое. Мы одно целое, мы понимаем друг друга без слов. И даже если сейчас я чувствую себя недостойной его любви, если считаю, что не имею права звать его с собой и разлучать с семьей, которую он любит не меньше меня, и, кроме того, уверена, что тех отношений, которые были у нас раньше, между нами уже никогда не будет, я должна справиться с этим. Ради Эмметта, ради нас. Должна!

Мы попробуем начать заново. Я сделаю для этого все, что смогу.

Так же несмело улыбнувшись ему в ответ, шепнула дрогнувшим голосом:

- Замечательный день, чтобы начать всё с начала, правда? Только ты и я.

- Да, детка, только ты и я, - хрипло отозвался он, не сбавляя скорости, наклонился ко мне и нежно поцеловал.

Лишь коснулся губами. И я была благодарна ему за эту робость - к настоящему, роузэмметтовскому, поцелую мы оба были еще не готовы.

Снова отвернувшись к окну, я скинула испорченные долгим путешествием и водой туфли и, поджав ноги под себя, вдруг почувствовала, как в бедро уперлось что-то твердое. Я с недоумением опустила взгляд вниз, но ничего не увидела и поняла, что это что-то находится в кармане джинсов. Скорее всего, этот предмет принадлежал их хозяйке, но как же я могла не заметить его раньше? Правда, чужие джинсы были мне великоваты, но, помнится, принцесса из известной сказки почувствовала горошину даже сквозь огромное количество слоев из пуховых перин. А эта вещица по размеру явно была значительно больше горошины.

Ведомая любопытством, я торопливо сунула руку в карман.

- Что такое, Роуз? – забеспокоился Эмметт.

- Не знаю, сейчас посмотрим, - я пожала плечами.

Нащупала что-то металлическое, неоднородное, с множеством граней, резким движением вытащила руку из кармана и, машинально затаив дыхание, разжала кулак…

И тут же узнала этот предмет. И мгновенно почувствовала, как горло будто сжало невидимой стальной рукой…

Первой мыслью было то, что я и не могла обнаружить его раньше, потому что его там попросту не было. Оно появилось в моем кармане совсем недавно, скорее всего, во время прощальных объятий. Я тогда слегка удивилась, почему вдруг Дэймону захотелось меня обнять, а он сделал это с совершенно определенной целью – сунуть мне в карман эту вещь…

Массивный серебряный перстень-печатку с синим драгоценным камнем и гербом. Гербом, в центре которого на щите располагалась одна единственная небольшая буква, но тем не менее указывающая на хозяина этого кольца.

Немного вычурная буква "D".

Сомнений не было. Это фамильная драгоценность, именной перстень Сальваторе, тот самый, что привлек мое внимание еще во время нашего первого знакомства с Дэймоном. Тогда он был для меня не более чем красивым украшением. Но прошлой ночью я узнала, что без этого кольца, наделенного какой-то магической силой, вампиры, такие как Дэймон, не могут появляться на солнце. Вспыхнув как спичка, они сгорают за считанные мгновения…

И вот сейчас это кольцо покоится на моей ладони, а я чувствую, как внутри меня все скручивается в тугой узел, а по низу живота расползается леденящая вакуумная пустота. Переведя взгляд в тонированное окно, я с бессильной яростью уставилась на палящее сверху мартовское, но такое не по-весеннему яркое солнце…

- Нет! - услышала я сдавленный вскрик, больше похожий на воронье карканье, чем на мой голос, и снова: - Нет! Нет…

- Роуз, что это?.. Что это за кольцо, милая? – повторял Эмметт, пытаясь разжать мои пальцы, судорожно сведенные в кулак.

Я сдавливала перстень, словно хотела раздавить его, превратить в железную крошку, в пыль, будто надеясь, что этим я могу все исправить и вернуть Дэймона к жизни. Опомнившись, я разжала ладонь, ужаснувшись тому, что натворила. Если я уничтожила кольцо, то не смогу помочь Дэймону. Но, к счастью, оно не пострадало, видимо, и в самом деле было заколдованным, потому что ни один металл, никакой закаленности сталь не выдержала бы пресса такой силы, а этот перстень остался целым и невредимым, каким и попал ко мне в карман и, казалось, еще хранил тепло его хозяина.

- Разворачивайся! – внезапно завопила я и ухватилась за руль. – Мне надо вернуться. Я должна успеть…

Я была на грани истерики. Бросив на меня тревожный взгляд и, наверняка, решив, что я сошла с ума, Эмметт отреагировал мгновенно - одним легким поворотом руля развернул слепо повиновавшуюся ему машину на сто восемьдесят градусов и направил ее обратно к водопаду.

- Он не может погибнуть! Не может… - исступленно бормотала я и с ненавистью поглядывала на палящее с высоты солнце.

Я прожигала его взглядом, в тайне надеясь, что оно померкнет, хотя бы на время. И ничего не замечала вокруг, и не обращала внимание на мужа, который всю дорогу косился на меня, видимо, пытаясь отгадать, что со мной творится, и зачем мы возвращаемся.

А я просто знала, что не могу позволить Дэймону умереть. Только не сейчас, когда вновь обрела старого друга, когда узнала, что не одна я совершила ошибку, разрушившую чью-то жизнь, когда поняла, что в этом проклятом мире есть кто-то, кто понимает меня и принимает такой, как есть: со всеми грехами и проступками, не осуждая, не обвиняя, не жалея…

У меня есть то, что может его спасти, и я не могу не попытаться это сделать.



Всего через несколько минут, тем не менее показавшихся мне бесконечно долгими, джип затормозил у того самого ограждения, через которое я, полная надежд и в предвкушении скорого возвращения домой, перемахнула ночь тому назад. И сейчас, не позволив машине окончательно остановиться, я толкнула дверь и буквально вывалилась на асфальт. Но, разумеется, вампирская сноровка не позволила мне распластаться на земле, и я, легко встав на ноги, которые я даже не потрудилась вновь обуть, без лишней паузы, рванула вперед. Позади меня незамедлительно хлопнула дверь и я слышала, что Эмметт следует за мной по пятам. Но я все равно его опережала. Небольшое расстояние до крутого берега реки преодолела буквально в несколько прыжков, подгоняя себя обнадеживающим повторением, заменившим мне молитву: "я успею, я успею, я успею"…

Выскочила к обрыву в том месте, откуда прыгнула вслед за неумолимо погружающейся в воду Ауди, и сканировала береговое пространство жадным внимательным взглядом. Я вертела головой во все стороны, идеальным зрением ощупывая каждый выступ, каждый миллиметр земли, не дыша от дикого, парализующего страха, что мои глаза могут наткнуться на небольшой холмик, образованный валяющимися на земле знакомыми джинсами, будто скинутыми небрежным любителем раннего купания, при этом мысленно умоляя Дэймона показаться мне.

- Дэймон! – отчаянно кричала я, бегая туда-сюда вдоль берега, благо в столь ранний час туристов у водопада еще не было.

Да и вряд ли бы меня это остановило. Хотя при таком освещении мне было опасно находиться на солнце точно так же, как и Дэймону. С той лишь разницей, что он рисковал своей жизнью, в то время как я - лишь разоблачением, которое сейчас ничуть меня не волновало. В эти мгновения я была охвачена какой-то безумной лихорадкой и не видела никого и ничего вокруг себя. Даже явись сюда сейчас армия головорезов под предводительством Аро, и тогда бы я не оставила попыток сделать то, ради чего вернулась к совершенно глухой к моим мольбам реке. Мне было на все наплевать, меня интересовал только вампир, чье имя я, одержимая желанием найти его во что бы то ни стало, выкрикивала снова и снова.

- Дэймон! – звала я друга, наклонившись к воде и вглядываясь в ее бурлящую пучину, на секунду подумав, что он мог спрятаться под водой, и снова: - Дэймон!

Хотя быстро поняла, насколько глупой была эта мысль - солнечные лучи пронизывали водную массу насквозь, достигая до самого дна и отражаясь от покрывающих дно разнокалиберных и разноцветных камушков. Под толщей воды они радостно искрились и переливались, будто издеваясь надо мной, наглядно демонстрируя, что пытаться укрыться от солнца в реке было так же абсурдно, как надеяться согреться суровой зимой в сугробе.

С раздражением отскочив от края, я снова побежала, раз за разом продолжая обреченно выкрикивать:

- Дэймон! Пожалуйста, Дэймон!

Я кидалась из стороны в сторону, беспорядочно мельтеша по береговой кромке под настороженным взглядом Эмметта от одного края Ниагара Паркуэй до другого. И дрожащими пальцами, не переставая, теребила злосчастный перстень, который уже люто ненавидела, тем не менее зная, что только он может помочь особенному вампиру Дэймону Сальваторе выжить в лучах хоть и раннего, но уже слишком яркого солнца.

С каждой минутой оно поднималось все выше, а моя надежда медленно, но неумолимо угасала. Когда она окончательно иссякла, я устало опустилась на бетонную площадку у водопада Подкова, спустила ноги с обрыва и в изнеможении прислонилась лбом к стальным перилам. А в голове беспрестанно стучал один-единственный вопрос: "зачем?"…

Эмметт подошел и сел рядом со мной. Я чувствовала его тревогу и томление, знала, как ему хочется прикоснуться ко мне, утешить, приободрить, даже не понимая причин моего столь странного поведения. Но видя мое состояние, муж все же не решился дотронуться до меня. А мне было все равно. Я понимала, что веду себя по-идиотски, но не испытывала при этом угрызений совести. После нервного возбуждения, которое владело мной с тех пор, как я обнаружила кольцо Дэймона, меня накрыло безразличие. Ко всему и, что самое страшное, ко всем…

"Зачем ты это сделал, Дэймон?" – обессилено вопрошала я в пустоту. – "Как ты мог так поступить?"

Но ответить на мои вопросы было некому. Мой старый знакомый, мой новый друг сгорел, растворился в лучах восходящего солнца, не оставив после себя даже горстки пепла, которую я могла бы взять с собой и похоронить где-нибудь. Чтобы у меня было место, на которое я могу приходить и оплакивать нашу недолгую дружбу.

Прошло немного времени и движение на дороге стало более оживленным, к Ниагаре стали прибывать туристы, желающие приобщиться к его естественной красоте и неотвратимости.

Эмметт положил руку на мое плечо.

- Идем, Роуз, нам нельзя здесь больше оставаться.

В голосе его слышалась неуверенность. Он не знал, слышу ли я и захочу ли пойти за ним. Помедлив несколько секунд, я обреченно кивнула.

- Идем, - молвила чужим голосом, - здесь мне больше нечего делать. Обещай, что мы уедем далеко-далеко отсюда.

- Обещаю, - серьезно ответил муж и, поднявшись, протянул мне руку.

Я схватилась за нее и с трудом поднялась. Сделав пару шагов по направлению к оставленной на обочине машине, остановилась. Эмметт замер рядом, с волнением ожидая моих дальнейших действий. Но я даже не обернулась. Прикрыв глаза, подумала: "Прощай, Дэймон" и решительно шагнула вперед, оставляя за собой и прошлую ночь, и погибшего друга, и не замедлившую своего течения Ниагару, против воли ставшую его надгробием.

Шагнула навстречу своей новой жизни, навстречу ее первому дню…

Заходите к нам на огонёк.