Глава 20. Ned-Word-Cully

- Нет, никогда не говори мне больше этого, никогда, слышишь? Не смей бросать меня, Эдвард! – я лежала на больничной койке, глядя в его чёрные глаза.

- Ну куда я от тебя денусь?

И музыка, медленная, чарующая музыка закружила мою голову. Я стояла на ногах Эдварда, а он умело вальсировал в такт, улыбаясь моей любимой кривоватой улыбкой…

- Белла, - шептали его губы, бархатный голос уносил в неведомое, кружил голову, - Белла, проснись, - музыка становилась тише, прекрасные черты Эдварда Каллена расплывались, таяли в утренней дымке тумана, но чётко очерченные тонкие губы продолжали мне что-то шептать, я всматривалась, пытаясь распознать слова по движению губ, но они отдалялись и отдалялись, пока совсем не исчезли.

- Пора вставать, - я открыла глаза, Рене тихонько трясла меня за плечи, - просыпайся, соня, - ласково улыбнулась она мне, - нам пора в больницу, Белла.

- Да, мама, доброе утро, - поприветствовала я её, - сейчас…

Я стала подниматься с постели.

- Быстро в душ и завтракать, - голос Рене уже доносился снизу, - мы опаздываем, Белла!

- Уже иду, мама, - крикнула я, направляясь в ванную.

Получается, я жива? Эдвард спас меня? И всё благополучно завершилось танцами с моей упрямой просьбой обратить в вампира. Интересный сюжет. Неужели я действительно хочу стать вампиром? Никогда не задумывалась о бессмертии. Нет, хватит врать, далось мне это бессмертие! Не нужно оно мне ни сейчас, ни в будущем. В своём сне я выбрала Эдварда, у которого нет возможности стать человеком, поэтому и упрашиваю его обратить меня. Я совсем запуталась во временах, где настоящее, где возможное будущее, неужели я и реальность незаметно для себя переплетаю с миром снов?

В больнице в этот раз мы задержались недолго. Экспресс анализы показали, что я выздоравливаю. Доктор отменил постельный режим, разрешил посещать школу, но предупредил, что мне стоит ограничить физические нагрузки. Ещё никогда я так активно не принимала участия в разговоре с врачом, даже Рене удивилась моему любопытству, когда я несколько раз задала ему вопрос о том, всё ли у меня в порядке и нет ли каких осложнений после последней травмы.

Значит, видимых нарушений работы моего мозга врачи не обнаружили. Тогда как мне объяснить свои сны?

Пока мама подписывала бумаги, я сидела в приёмном покое и размышляла.

Перебрав в уме все известные мне факты, я пришла к выводу, что люблю Эдварда Каллена, вернее, влюблюсь в него, как только увижу в Форкской школе. О господи! Ещё две с половиной недели назад ты писала Нэду, что за такую любовь отдашь всё, Белла, - укоряла я себя, - почему же сейчас ты сидишь и думаешь, что твой переезд к Чарли сродни броску на амбразуру?

Что это? Трусость? Нет, скорее, боязнь неизвестности.

Я представила улыбку Эдварда, нежность его холодных рук, обнимающих меня осторожно во время танца.

Как же он красив, умён, очарователен.

Будь, что будет.

Если влюблюсь, значит, так тому и быть!

- О чём задумалась, Белла? О вечном? – интуиция Рене, о которой она и сама не подозревала, не подвела её и на этот раз.

- Почти, мама, - вздохнула я.

- Давай заедем в аэропорт, я забронировала билет до Сиэтла на следующую неделю, - она уже переключилась на другую задачу, слава богу, не заметив моего удивления своей проницательности, - бронь надо подтвердить.

Мы уже вышли из больницы и шли к машине на стоянке около госпиталя.

- Нет, всё-таки, я сначала завезу тебя домой, одна в аэропорт съезжу, а ты пока отдохнёшь, список покупок составишь.

- Мама, каких покупок? Пару джинсов и удобные ботинки, вот всё, что мне нужно! В крайнем случае, куплю всё на месте.

- Где? В Форксе? Ты понимаешь, о чём говоришь, Белла? – Рене запыхтела, как кипящий чайник, - да я вообще не уверена, что там есть хоть один приличный магазин!

Всё, тишина на пару минут обеспечена. Сейчас она начнёт вспоминать все торговые точки Форкса семнадцатилетней давности.

Так и есть. Она что-то говорила, её голос звучал, как протяжная песня, - эти интонации появлялись у неё, когда она ударялась в воспоминания.

Погружённая в свои мысли, я и не заметила, как мы подъехали к дому. Я вышла из машины, а Рене, помахав мне рукой, двинулась дальше.

Первым делом я проверила компьютер. Писем не было. Вероятно, он ждёт моего ответа. Или что-то случилось? Я начала переживать. Ведь за это время я настолько привыкла к тому, что в почте всегда меня ожидает его письмо…

Я медленно опустилась на стул, подёргала мышкой просто, чтобы успокоить нервы. Потом решительно открыла страничку.

Дорогой Нэд!

У меня есть две хорошие новости.

Первая – меня выписали, сегодня я была у врача. Нет, конечно же, куча ограничений меня не радует, но есть и приятные моменты. Например, полное освобождение от физкультуры. При моей врождённой неуклюжести это просто подарок небес, причём не только мне, но и окружающим меня людям. Теперь можно не волноваться, что я случайно прибью кого-нибудь ракеткой в спортзале. Никаких отклонений у меня не выявили, так что вряд ли мои сны связаны с травмой после аварии. Кстати, о снах. Вторая хорошая новость: я жива, и всё ещё человек. Ты был прав, мой вампир, читающий мысли, успел и спас меня, отсосав кровь из ранки. Как ему это удалось, не знаю. Но то, что он смог справиться с природной жаждой человеческой крови, да ещё и «певицы», говорит о многом, согласись?

Окажется Эдвард Каллен вампиром или нет, встречу ли я вообще его в Форксе, станет известно уже на следующей неделе. Влюблюсь или нет? Захочу разделить с ним вечность? Решится ли он на это?
Скоро узнаем. Если честно, сердце замирает каждый раз, когда думаю о нём.

И твоё сумасшедшее желание оказаться Эдвардом Калленом мне вполне понятно, Нэд. Если это образ, придуманный моим подсознанием, стремящимся найти идеального мужчину, значит, всё правильно, я придумала его себе таким, каким хочу его видеть. Неужели угадала? Тонкий, чуткий, отзывчивый, ранимый, стойкий, любящий. Мой идеал.

А внешность…

Она здесь ни при чём, Нэд. Да, меня до дрожи в коленях волнует его ослепляющий взгляд, идеальное лицо и тонкие губы. Но ведь это не главное. По крайней мере, в нём и для меня.
Ты мне веришь, Нэд? Или всё ещё считаешь меня поверхностной и ветреной юной девчонкой, приходящей в восторг от хорошо сложенного тела и длинных пушистых ресниц?

Я не такая, Нэд. И ты не такой.

Я не буду сочинять твою внешность, потому что мне абсолютно всё равно, какой ты, худой или толстый, старый, молодой, лысый или с густой шевелюрой.

Ты – человек с тонко чувствующей и ранимой душой, рисующий мне прекрасные пейзажи под музыку Листа, ты тот, кто понимает меня как никто другой, умеющий сочувствовать, дразнить и успокаивать.

Я – Изабелла Свон, переезжающая в Форкс, штат Вашингтон, девушка, которая пишет письма под псевдонимом Эм-Джей своей второй половинке души по имени Нэд, обитающей где-то на земном шаре…

Я отправила письмо.

И как только на экране появилась надпись «Сообщение отправлено», где-то в голове мелькнула мысль о том, что я что-то упускаю. Что-то очень-очень важное. Что-то, что мне давно известно и чего я не могу толком осознать. Что же это?

- Белла? Белла? Ты где?

Мирную тишину и спокойствие дома нарушила энергичная и неуёмная Рене, впихивающая в открытую дверь моей спальни огромный мешок.

- Что это? – я тихо отъехала на своём стуле от стола, уставившись на бесформенный куль перед дверью.

- Одежда, - запыхавшаяся Рене смерила меня укоризненным взглядом, весь её вид говорил о том, что я должна быть благодарна ей за потраченное время и силы.

- Что?

- Твоя пара джинсов, давай, примерь, надеюсь, я не перепутала размер, иначе придётся возвращаться, чтобы поменять, давай-давай, - она нетерпеливо согнала меня с места.

Я не стала спорить, достала из мешка вельветовые штаны, которые оказались на редкость удобными, и начала примерку.

- Отлично, то, что надо, - восхитилась Рене, - собирайся, едем за обувью!

- Мама, к чему такая спешка? – удивилась я.

- Ах, - она театрально стукнула себя по лбу, совсем забыла, дочка, они перепутали число и забронировали самолёт на эту неделю, или это я перепутала? – она задумалась, - в общем, вылет в Сиэтл завтра!

Я так и села.

- Как завтра?

- Вот так, поэтому, ноги – в руки и побежали!

Полтора часа мы потратили на то, чтобы купить всё необходимое, причём минут сорок из них у меня ушло на то, чтобы уговорить её не покупать лишнего. В итоге, остаток вечера прошёл за сбором сумок, которых набралось всего три, слава богу, моя настойчивость оказалась сильнее!

Так что вымотанная и изрядно подуставшая, я последний раз уселась за свой компьютер. Новенький ноутбук уже лежал сверху моих сумок в коридоре.

Что ж, нам пора прощаться, ЭмДжей!

С девочкой, бесцельно, бессмысленно, и по большому счету, безропотно (применять яркое определение «роптание» к тем вялым стенаниям, заполнявшим ее мысли вместо мыслей как таковых – согласись, чересчур) идущей изо дня в день по никем не заданному маршруту маленькой скучной жизни большого города…

С девочкой, отправившей на литературный конкурс работу с банальным сюжетом из девчачьих дневников, исполненную в стиле инфантильной отличницы…

С девочкой, не доверяющей виртуальному приятелю Нэду своих чувств и боящейся разочаровать куратора Нэда…

С совсем чужим для меня человеком, приятной собеседницей, прикрывающейся ником ЭмДжей, что в течение пары недель не возражала вместе со мной развеять скуку поздних зимних вечеров сочинением и обсуждением невероятных историй…

Я буду грустить, вспоминая тебя, ЭмДжей, но совсем чуть-чуть…

Моё сердце заколотилось, эти слова не предвещали ничего хорошего. Неужели он решил порвать со мной? От боли и обиды на глаза навернулись слёзы.

Здравствуй, Белла!

Здравствуй, как красиво бы написали в письме начала прошлого века – «возлюбленный сердечный друг мой», - увы, теперь это звучит напыщенно, хотя каждое слово – правда!

Здравствуй, милая моя решительная девочка, Изабелла Свон, переезжающая от ясного солнца Аризоны к туманам, дождям и «призракам» городка Форкс.

Ты не забыла положить в багаж обещанную мне коробочку воспоминаний? Давай, перед отъездом полистаем странички подаренного ежедневника. Это даже хорошо, что они не заполнены, представим, что бы там могло появиться за последнее время – в полную силу нашей фантазии, и пусть это будут не слова, а карандашные или акварельные зарисовки. Ты рисуешь? Ладно, попробуем вместе…

Ох, ведь до слёз же довёл своим «прощанием»! Я облегчённо выдохнула, улыбнулась мысли, что он с лёгкостью играет на струнах моей души, управляя и направляя, как считает нужным. А я, как последняя дурочка, безоговорочно верю!

Не на самой первой страничке - попытка автопортрета: лицо юной девушки удивляет, словно на одном рисунке два настроения незаметно переплелись и задержались исчезающим мгновением. Почти незаметная улыбка ожидания обещанной кем-то радости в темных глазах и скрывающаяся в чуть прикушенной нижней губе насмешка над самоуверенностью невидимого нам собеседника, чьё присутствие на рисунке обозначено лишь тенью, накрывающей бледную руку с бокалом светлого, но не прозрачного напитка, скорее всего, латте.

А этот двойной портрет для акварели – редкость, можно мне эту акварель немного поэтически дополнить?

…Лицо одной из женщин будто бы игра смешения
в полтона красок или выражения, как отражение
лица другой на плоскости не до конца открытого окна
- постарше, посерьезней, и привыкшей принимать решенья,
идти в них до конца и отвечать за всех и за себя.
Она как будто из другого века, хотя
чертами также молода, как та,
что ей ответно улыбаясь,
рассеяно-беспечно смотрит вдаль,
готовая на грусть сменить печаль,
которым, впрочем, в её жизни места нету…

Такие разные и в разных временах, Рене и Джеки
соединены твоим воображением в одном портрете.

Знаешь, почему?

Ты, с состраданьем вспомнив жизнь одной, решила,
что тебе по силам немного проще сделать жизнь другой.
поняв свободу Джеки, Рене её ты просто подарила…

И вот из твоего рисунка на меня
глядят так удивительно похожие глаза
счастливых женщин…

Перевернем страничку. Ах, какая прелестная девчушка с испуганными виноватыми глазами, так похожая на старшего брата, крепко сжимающего её за плечи на фоне какой-то аппаратуры и прочих атрибутов больничных покоев… Девчушка – хороша! А вот обступающие её очертания разбитых машин, хаос знакомых и незнакомых тебе лиц, обрывки не случившихся событий, набросками наползающие друг на друга, и отдельные слова, вписанные в пространство рисунка непонятными намеками или случайными обидами… Я тихонько растушую пальцами до загадочной, но грубой игры светотени на чрезвычайно фактурном картоне, - можно? (Мы договаривались, что твои сны – разговор серьёзный, сложный, и поэтому сейчас иллюстрацией их заниматься не будем, а сам разговор начнем чуть попозже, ладно?)

Зато какой замечательный рисунок ждет нас через пару страниц – я подозреваю, что это коллективное творчество твоей подружки Ники и её приятеля Кевина, да? Они очень старались рассмешить тебя, но при этом каждый так трогательно пытался изобразить другого, что трудно не улыбнуться такому графическому выражению их взаимных нежных чувств.

Что ж у нас в блокноте дальше?

По закону жанра – должен быть мой портрет! Но увы, увы – никаких предложений по визуализации, эх… А было бы интересно! Неужели даже не захотелось поиграть в ассоциации с самой собой, избрав в качестве базового значения ну хотя бы мой голос? Нет?

Я покраснела. Ну сколько можно? На самом деле, я миллион раз пыталась представить себе его, но мне это никак не удавалось. Вес мои слабые и нелепые попытки хотя бы приблизительно нарисовать в уме его портрет с треском проваливались, натыкаясь на высокую и тёмную стену пустоты. Может быть, я подсознательно бежала от его возраста, зная, что он точно уж НИКАК не может быть молодым…

Что ж, значит, мне достались только буковки ника, которыми можно заполнить всю страничку вдоль и поперек, перебирая, переставляя, увеличивая, уменьшая, справа налево, слева направо, сверху вниз и так практически до бесконечности сплетать из них занимательный орнамент образа виртуального собеседника. Ладно, согласен.

Нет!!! Напрасно. Ничего не выходит. Не могу я для тебя, Белла, остаться тем же Нэдом, к которому привыкла ЭмДжей! Не могу я с той же выдержкой, вежливой заинтересованностью, интонациями мудрого и опытного старшего размышлять над событиями твоей жизни, продолжать эту безобидную и честную игру неравнодушного, но отдаленного собеседника, рассказывать ничего незначащие смешные или многозначительные истории придуманного или существующего мира.

Быть другом, знающим сокровенные секреты, недоступные любящему брату; быть братом, с пониманием и нескрываемой заботой пытающимся сдержать или поддержать тебя в твоем упрямстве; быть почти влюбленным семнадцатилетним мальчишкой, вычитывающим в твоих письмах оттенки отношения к себе и толковать их ночи на пролет… (твой первый «поцелуй» в конце письма пока еще припрятан под ладонью, чтоб не сбежал к тебе обратно, вот).

«Не со-страдать и радоваться за…», а «страдать и радоваться», как предсказал мне очень близкий человек, - интересный выбор, правда?

Такой Нэд достоин переписки и доверия Беллы?

А если всё и сразу, и нечего пытаться... «И если станет жить невмоготу, Я вспомню давний выбор поневоле…» Как бы мне сейчас не помешала мудрость и рассудительность твоего великолепного Эдварда! Представить его на моем месте – забавно.

Здравствуй, здравствуй, Белла.

Пусть и с долей ограничений (тем более приятных для тебя – ах ты, юный физкультурный монстрик) больничный режим отменен, - замечательно, но пообещай немного, ну хоть немножечко - беречь себя, пожалуйста!

И, между прочим, я не стал бы уж так уповать на безапелляционность современной медицины относительно последствий аварии. Эй, за что ты собралась сердиться на меня? Я же не про отклонения от нормы или неверно поставленный диагноз – ой, ну ладно, не кидайся в меня подушкой! А знаешь, врачи шутят, что медицине более-менее точно известно примерно о 1864 болезнях, лечить из них они умеют 28, причем половину можно смело и не лечить, со временем проходят сами…

Мы мало знаем о мире, Белла, человек, возомнивший себя венцом природы и упивающийся доступными ему открытиями, иногда, как бы это помягче выразить,… смущается, сталкиваясь с явлениями, не подвластными не только его пониманию, но даже его представлению. И тогда «появляются» люди-феномены, которые вдруг после удара молнии разговаривают на древних языках мертвых цивилизаций, после операции под сильным наркозом прекрасно ориентируются в улочках Сингапура, хотя в жизни дальше городишки типа Форкс и не выезжали никогда, а придя в себя после аварии - предсказывают будущее или рассказывают об уже прожитой своей жизни в тех же местах, но в другом времени.

Впрочем, некоторые ученые, не очень признаваемые официальной наукой, о…! Если мы с тобой начнем сейчас разбираться с теориями этих ученых, боюсь, современная медицина без колебаний поставит нам одинаковый, но малоприятный диагноз, не входящий в число ни само собой проходящих, ни излечимых болезней!

Будем считать твои сны – «феноменальным явлением», - представь, что параллельные реальности в тот день не случайным образом столкнувшимися машинами всколыхнули разделяющую их грань, но не прорвали её, не допуская хаоса пересечения миров, а лишь слишком плотно просуществовали в одной почти несуществующей точке времени-пространства, разбегаясь дальше, повинуясь неизвестным нам законам мирозданья.

Экую компиляцию из научно-фантастических антологий я тебе сейчас выдал, да простят меня их составители и авторы!

И вот тебе в наследство от этого залипания реальностей достались сны, в которые, всё-таки, просочилась информация чужой жизни и чужие чувства, а какие–то события нашей жизни немного перепутались и вместо причин оказались следствиями. Невероятные совпадения оказались неизбежными, от уверенности ответственности не осталось и следа (впрочем, это уже не только о тебе).

Ты молодец, Белла, ты приняла удивительное решение в этой ситуации – попытаться записать свои сны, придать им увлекательность рассказа; и знаешь, я уверен, что некоторые популярные романы фантазийного, да и не только, толка появились на свет именно потому, что будущие известные авторы просто решили записать приснившееся.

Конечно, не просто, конечно, чтобы получилось хорошо и не просто хорошо, а талантливо, придется потрудиться. И над сюжетом, и над образами героев, и над такими обычно-привычными, но вдруг ставшими непослушными словами, которые ну никак не хотят становиться на правильное место в строчку, чтобы важная мысль для тебя оказалась важной и для читателя, а героя осчастливила или огорчила, как он того и заслуживает. Или нет? Или ты ещё не всё и сама поняла про героя, и выносить приговор ещё рано, а события завертелись так, что просто записывая, ты как автор упускаешь что-то очень-очень важное?

Ну что, Белла, пора потихоньку отстучать на клавиатуре: «Пролог»?

Мне стало страшно. Холод сковал мои пальцы, обездвижил тело. Нет, его насмешливый тон, которым была пропитана насквозь вся ретроспектива наших отношений, уже не могла сбить меня с толку. Ему страшно! И больно! Но почему?!

И эта его маска Простака (cully в переводе с английского – простак), играющего Словами – всего лишь ширма для сильного и умного человека. Утреннее ощущение того, что я упускаю что-то важное, снова подступило комом к горлу, словно моё подсознание предупреждало меня о том, что вряд ли меня обрадует решение этой головоломки.

Квест, загадка, игра словами.

Боже!

Я не стала дочитывать письмо, открыла Word, пальцы дрожали, когда я медленно и методично вводила одно и то же имя, вернее, ник.


______________________________________________________________________________________

Прошу обратить ваше внимание, что я НЕ ЯВЛЯЮСЬ АВТОРОМ этой истории! Я ее просто выкладываю! Все благодарности в репку tn и гайчонок

Задать вопросы, высказать свое мнение, обсудить главу можно на ФОРУМЕ!