Свинцовые тучи нависли над городом. Они скрыли собой серповидный осколок луны и звёзды, рассыпанные по чёрному бархату неба. Холодный ветер, вольно гуляя по переулкам и паркам, свистел за окнами домов и беспечно целовал случайных прохожих в губы, щёки и в бледные от холода лица. По воздуху чуть кружась, плыли снежинки – невесомые и столь беззаботные, точно дыхание Ангела, уснувшего за пушистыми облаками. Асфальтовые дорожки, застывшая грязь и мусор начали покрываться словно всклокоченной ватой, отчего на погруженном в зыбкие тени проспекте становилось светлее, а в душе у людей чуть радостнее, чуть спокойнее.
Поздний вечер. Зима. Преддверие Нового года. Ещё немного и послышится колокольный перезвон и стрелки часов, сливаясь в одну линию, укажут на «двенадцать». Это обычное действие, повторяемое из года в год тридцать первого декабря, кому-то и в этот раз подарит новую жизнь, новую надежду и веру, новый лист бумаги для натюрмортов, портретов, пейзажей… Но будут и те, у кого оно наоборот, сорвав последний выдох с губ и тормозя ток крови по венам, ледяными щупальцами заглушив сердца стук, принесёт лишь смерть. Гибель, после которой кого-то примут в удушливые объятья Ада или вознесут к пушистой нежности Рая, а кого-то в дурман одинокого и горького забвения, сотканного обрывками воспоминаний, насквозь пропитавшихся болью – оглушительной, разъедающей и разлагающей сознание.
Осталось потерпеть ещё чуть-чуть. Минут десять, не более…
Хэмми, невысокого роста девушка, прижимая к груди сумку с порванным ремешком, грустно улыбнулась, отчего на одной её щеке появилась чуть заметная ямочка. Гуляка ветер, растрепав длинные волосы, создавал на её голове нечто похожее на гнездо для вольных птиц. Прильнув к её губам, он бережно хотел коснуться своими холёно-призрачными пальцами всего лица, но не смог. Некая помеха, преградив ему путь, не позволила приласкать одну из её щёк. Тихо завыв, он задорно щёлкнул Хэмми по небольшому курносому носу.
Сделав по скрипящему снегу пару шагов, она остановилась и, присев на край крыши высокого дома, свесила ноги вниз. Вздохнула.
Зимний вихрь поднял мелкую белую крупу и нещадно ударил ей по лицу, точно желая что есть силы отрезвить и образумить. В глазах цвета пепла застыла печаль, которую обычно навевает проливной дождь в позднюю осень.
Смахнув со лба чёлку, Хэмми посмотрела на фонари, тусклым светом разгоняющие мрак, на вереницу машин, на неоновые рекламы, на бесчисленные окна в море зданий. Тяжело вздохнув, открыла сумку и вынула из неё старую потрёпанную тетрадь. Проведя ладонью по пропитанной желтизной обложке, буквально ощутила, как паутина времени исказила на ней яркие краски. На покрасневшие глаза навернулись предательские слезы.
Хэмми кинула в сторону сумку и содрогнулась от морозного порыва ветра, который продолжал настойчиво целовать каждый оголённый кусочек её тела. Прижав к губам тетрадь, она прикрыла глаза. Вальсируя, хлопья цвета молока ложились на её угольно-чёрные волосы и бледное, прикрытое с одной стороны тёмной тканью, миловидное лицо. Встретившись с теплом жизни, снежинки – застывшие капли дождя, слёзы Богов и давно умерших людей, – мгновенно тая, покатились вниз по щеке Хэмми.
– Прости, – прошептала она, дрожа то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Открыла тетрадь и вырвала из неё первую страницу. – Ты никому не нужна, – разжала пальцы и исписанная синими чернилами бумага, вращаясь, полетела вниз. Провожая её взглядом, Хэмми вырвала из тетради – сборника своих стихов – второй лист. – Мои мысли, мои чувства, кому они ценны? – закусила краешек нижней губы, читая обрывки зачёркнутых фраз. Судорожно вздохнула. Посмотрела на горизонт, на то самое недостижимое место, где небо сливается с землёй. И тихо, почти неслышно, зашептала:
– Кровь на асфальте станет Вам ориентиром.
Душа разорвалась и сердце остыло,
Я стала давно чёрных мыслей кумиром.
Всё было жестоко и больно, бескрыло,
Так дайте же мне упокоиться с миром!
Мягкая, точно пух, меланхолия коснулась сердца Хэмми. Зимняя стужа начала ненавязчиво проникать под ветровку. Вдохнув в лёгкие колкий воздух, Хэмми покачала головой.
– Вы никому не нужны, – она выпустила из руки очередной лист, и им с восторгом заиграл ветер. – Теперь даже мне. Ведь скоро от меня останется лишь клякса.
Неожиданно рядом с Хэмми, точно сбитая невидимой рукой, от крыши откололась сосулька и стремительно полетела вниз. Послышался звук разбитого льда. Чей-то крик и ругань. Но Хэмми не обратила на это никакого внимания. Она с маниакальностью не спеша продолжала вырывать лист за листом, уничтожая стих за стихом, а вместе с тем и боль в себе. И вот тетрадь, как и она, опустела. Разорвав в клочья обложку, с которой на неё смотрели на протяжении семи лет чёрные глаза оскалившегося волка, Хэмми обняла себя за костлявые, угловатые плечи. Судорожно вдохнув, устремила потерянный взгляд вниз — к серым прогалинам асфальта среди множащейся снежной пелены. На людей, которые сейчас с высоты птичьего полета казались крохотными, точно миниатюрные клоуны и куклы. Их одежда, несмотря на мороз, была пестра и не практично нарядна, словно они собрались на бал-карнавал, куда серым отбросам и невзрачным уродам вход заказан.
Звон бокалов. Смех… Он даже здесь, на крыше, в порывах ветра был слышен ей. Разговоры, радостные крики. Шум. Ликование…
Хэмми прикрыла руками уши, не желая окунаться в атмосферу всеобщего веселья, где ей не было, нет и не будет места никогда.
Она всё прижимала и прижимала ладони к ушам, но продолжала слышать чужое веселье, чужое счастье. На душе становилось тошно, отчего ей захотелось, точно отверженному стаей волку, завыть на терзающую душу одинокую луну.
– Всё ложь, – подтянув колени к груди, сквозь зубы процедила Хэмми. – Вы все поголовно нагло врёте. Вздор пророчите за правду. Пустые слова принимаете за откровения и чистую монету, – посмотрела на стоящую на перекрестке улицы девушку в забавной меховой шапке. Стряхивая с плеч высокого мужчины снег, она быстро, словно играючи, поцеловала его в щеку. Он, рассмеявшись, подхватил её на руки и закружил. – Лукавите. Скрываете своё истинное лицо, – посмотрела на молодых мужчин, которые, стоя полукругом на автобусной остановке, о чём-то яростно спорили. – Вы терпите друг друга лишь потому, что иначе нельзя, так удобней, – перевела свой взгляд на идущую вдоль витрин магазинов женщину. Всплескивая гневно руками, она отчитывала бегущего с ней рядом ребёнка. – Иначе не выжить. Не так ли? – она взглянула на пожилого мужчину, придерживающего за руку прихрамывающую старуху. Перевела взгляд на свою руку, которая была пуста… – Попробуйте не навязываться друг другу и тогда вас ожидает открытие… Вы не нужны друг другу, – поймала ладонью снежинку. – И всё-таки вы вместе… Но как? – её голос дрогнул. – Как быть мне, непохожей на вас? – смежила веки. – Вы с грохотом опрокинули на меня крышку гроба, прекрасно зная, что я всё ещё жива, что ещё могу чувствовать, двигаться, думать, – Хэмми начала слегка покачиваться назад – вперёд, словно это могло убаюкать в ней страдания. – Вы похоронили меня заживо. Спрятали под гранитной плитой. А памятник не поставили, не принесли даже цветы. Забыли… Просто вычеркнули меня из своей жизни навсегда.
Хэмми, широко распахнув глаза, закусила губу. Вынув из кармана куртки пачку сигарет, задумчиво повертела её в руках. После зажгла спичку. Жёлто-красное пламя на миг обдало теплом её сложенные лодочкой ладони, осветило в них точно робкая заря ущелье с извилинами и трещинами, впадинами, пещерами и пропастями. Хэмми, закурила в затяжку. Огонёк погас, спичка, будто падающая с неба звезда, тлея, полетела вниз. Едкий серый дым табака моментально обжёг горло и лёгкие Хемми. Она, пару раз кашлянув, всё-таки продолжила курить – жадно, ненасытно, будто вдыхая кислород, точно это могло её спасти от удушья. Хотя бы на время вернуть ей жизнь.
– Даже ночь… – горькая улыбка. – И её вы сегодня украли у меня, а ведь я так её люблю. Люблю… Это моё время, когда я могу спокойно гулять по вашим улицам, танцевать в парке с нежно обнимающим ветром. Дышать полной грудью и не бояться увидеть ваших полных сожаления, отвращения или ужаса косых взглядов. А ведь у некоторых из вас при виде меня сияют и улыбки – злорадные, колючие, довольные. Превосходство, – Хэмми провела языком по сухим, потрескавшимся губам. – Вы все чувствуете своё величие надо мной. Но почему? – она стряхнула с чёлки снежинки. Холодный ветер засвистел громче. Метель усиливалась. Слёзы, натыкаясь на прочную ткань, так и не могли скатиться с одной стороны лица по её щеке. – Я умерла, – равнодушно, обыденно, словно в порядке вещей произнесла она и сглотнула. – Скончалась уже давно, но всё ещё нахожусь здесь. На земле среди вас, потребителей и эгоистов. Среди тех, кто носит маски уродливые, милые, но в любом случае – лживые. Вы не желаете снять хотя бы одну из них всего на мгновение, на минуту, на час. Зачем? – вопросительно изогнула бровь и, не докурив, выбросила в сторону сигарету. – В ваших душах есть зори – прекрасные и увядшие, как в морге, на кладбище, в могиле, где нет ни шороха, ни звука. Они так пленительны в тонких нитях полумрака ночи, разве вы не видите? Они есть… Существуют, так же как и зарево солнца посреди облаков, как и закаты – чарующие, долгие. Неужели вы этого не понимаете? В ваших душах есть тени – тени прошлых страданий, боли, грехов. Ваших снов и надежд, иллюзий. Я верю в это… – Хэмми горько усмехнулась и поспешила себя поправить. – Я верила в это долгое время. Но отныне я знаю одно, в ваших душах живут только призраки… – тяжело вздохнула. – Фантомы убитых самих себя. И в ураган вы слышите эхо стонов их хриплого, выжженного голоса… Вы закрылись навсегда. Надели маску и теперь смело шагаете по скверам, проспектам, кварталам… Ведь тогда так легко нанести смертоносный удар. Убить. И не воскресить. Не так ли? Маски… – покачала головой и руками обхватила колени в тугое кольцо. – Они повсюду. На каждом. На мужчинах, на женщинах и даже на детях. Странный мир, – она посмотрела на небо, где совсем неожиданно пролетело два голубя – белых, как снег, как чистый холст для художника. – То, что не чувствуете, вы показываете, а что чувствуете – скрываете. Зачем? Для чего играете, сравниваете, соревнуетесь? Почему не любите слабых? – Хэмми зажмурилась. – Кривые, сломанные игрушки. Им место на свалке. В трущобах. На виселице. Где угодно, только не среди вас… к кому порой им так хочется прижаться, чувствуя тепло, любовь... А вы, никто из вас не желает их починить. Зашить. Склеить. Легче ведь купить новую игрушку, а испорченную выкинуть в урну и забыть. Отвернуться. Пройти мимо. Не измениться самим. Не так ли? – медленно встала, качнулась. – Это жизнь. Просто жизнь. Но я так сильно устала, – её голос был чёрств и едва слышен. – Маскарад – не видно ни конца, ни края. Он бесконечен. Бессмыслен. Маски… Содрать бы хотя бы одну. Узреть бы истину. Настоящие чувства без прикрас, полутонов и красок. Но нельзя. Невозможно. Никак. Ни-За-Что. Ни-ког-да. Мне холодней среди вас, чем если бы меня замуровали в глыбу льда.
Хэмми, стянув с шеи шарф, отдала его ветру и провела ладонями вдоль припорошенных волос. Её знобило, колотило, но внутри себя она вдруг ощутила горячку. Необъяснимый, но столь нежеланный и в то же время искомый жар жизни. Стало невыносимо дышать. Расстегнув ворот ветровки, завела руку за голову и привычными движениями развязала чёрную повязку, скрывавшую половину лица.
– Сколько я мечтаю снять свою маску?.. Скинуть её, как змея старую кожу. Так отчаянно желаю открыть своё лицо при свете дня: на праздничной площади, на многолюдном пляже у моря. Где угодно, где вас много, лишь бы сделать это и тем изменить ваш чёртовый, но столь привлекательный, манящий мир, – в круге забывшем, не желающем знать меня, – замахнувшись, она что есть силы, кинула свою повязку с крыши – в пропасть. Туда, где совсем скоро, она – отвергнутая миром, но ещё не принятая в объятья Ада познает свободу, – раздолье полета, волю удара об асфальт. Независимость смерти…
Хэмми часто задышала. Сжала кулаки. Посмотрела на месяц, на пару секунд случайно выглянувший из-за туч. Прикрыла глаза и, раскинув в стороны руки, улыбнулась, чувствуя, как между пальцев её целует ветер, лицо покрывают мягкие снежинки… Она пробовала воздух на вкус. Он был полон бесконечности неба. Хэмми качнулась. Распахнула веки. Прощаясь взглядом с городом, с людьми, которых так ненавидела и всем сердцем чаяла быть одной из них, она чуть улыбнулась.
Ей остался последний шаг, а после лишь покой, умиротворение и… Никакой боли. Никакого отчаянья. За гранью ведь нет ничего… Она будет покоиться с миром, что бы священники ни говорили. Она знает это, уверенна в этом.
– Прыгай! – внезапно за спиной Хэмми прозвучал хрустально-тонкий голосок. – Бросайся вниз! Чего же ты ждёшь? – мелодичный, холодный смех. Он звенел, точно крохотные колокольчики под натиском неугомонного ветра.
Хэмми оцепенела. Застыла, не зная, что же ей делать: немного подождать или, не говоря ни слова, сделать последний шаг. Она никак не ожидала, что и здесь, на крыше, где зачастую никого не бывает, ей помешают. Потревожат. Вздумают с ней заговорить. Она уже занесла ногу над краем пропасти, как поняла, незваных гостя – два.
– Яна… – второй голос был чуть ниже первого, но более мягок и звучал с осуждением. – Нельзя так пренебрежительно обращаться с едой.
– Не будь занудой, Лиана!
Хэмми, судорожно вздохнув, отступила от карниза и лихорадочным движением накинула на голову капюшон ветровки. Застегнула ворот, скрывающий подбородок с носом. Она не желала вновь услышать усмешки, почувствовать чью-то жалость. Люди… И что бы она ни думала, что бы ни говорила… как бы ни пыталась, как бы ни мечтала и что бы ни делала, не могла найти друга, подругу, ведь она – другая… Её внешность – её проклятье, одиночество и смерть. Несчастный случай, страшный пожар поставил жирный крест на всей её жизни. Навсегда.
– Убирайтесь, – прошипела Хэмми. – Не старайтесь меня спасти. Всё равно не получится! – ей невероятно хотелось поскорее уйти от этого нелюбящего её мира и найти за той стороной реальности покой. Но ей желалось покинуть жизнь одной, без свидетелей её слабости и триумфа отчаяния. Не стоя на сцене, не играя в спектакле. Отойти от мира, в котором она так хотела бы находиться вечно.
Она отвыкла от общения, от разговоров с людьми, к которым так отчаянно долгое время тянулась, желая заполучить хотя бы кроху внимания. Давно её спутниками были лишь ручка и тетрадь, чашка кофе утром и на ночь, любимая книга и музыка – надрывная, скорбящая, тихая.
– Даже и в мыслях не было тебя спасать, – прозвучало за спиной в упор.
Хэмми содрогнулась, совершенно не понимая, как не услышала шагов приблизившихся к ней незнакомцев. Сжав губы в тонкую полоску, она обняла себя за плечи. Опустила подбородок. Тяжело вздохнула.
– Что вам надо? – Хэмми смотрела вниз, не решаясь повернуться лицом к тем, кто столь бесцеремонно посмел её потревожить.
Неожиданно кто-то положил ей на плечи ладони. Хэмми сжалась.
– Убирайтесь! – дёрнув плечами, тем самым пытаясь скинуть чьи-то руки, потребовала она.
– Нельзя быть грубой с теми, кто может дать тебе то, о чём ты так мечтаешь, – та, которая касалась ладонями Хэмми, прильнула к её спине всем телом. Хэмми не почувствовала от этого прикосновения человеческого тепла, которого ей так недоставало, о котором она мечтала ночами, днями напролёт умоляла Всевышнего. От незваного гостя Хэмми ощутила странную нежность, оплетающую её нутро горячей паутиной. Тут на ум ей пришла известная истина: одно брошенное невзначай слово способно изменить судьбу, одно чувство может изменить жизнь.
Хэмми окатила ярость. Она содрогнулась, не желая более верить в столь сладкие, как первый грех иллюзии и воздвигать воздушные, хрупкие, точно мыльный пузырь, замки. Она не сможет вынести новой боли, нового разочарования. Силы на исходе. Ещё совсем чуть-чуть и произойдёт срыв в безумие, после которого к свободному полёту мыслей возврата не будет. А ведь ей только что показалось, всего на мгновение, что средь глыб льда, качающихся на смертоносных волнах штормящего океана, она всё-таки увидела столь долгожданный свет маяка. Но едва мелькнувший его луч погас.
– И что же это? – она нервно рассмеялась. – Жизнь? Новая внешность? Душа? – с издёвкой иронично спросила Хэмми. Её начал раздирать жуткий приступ смеха.
– Смерть без проклятия… – послышался где-то сбоку спокойный, мягкий голос.
Хэмми словно ударили кнутом. Она сглотнула. Противный страх, колючий, как иглы ежа, залез под её кожу. По спине Хэмми заструился холод.
Покосившись в сторону взглядом, откуда только что звучал мягкий голос, Хэмми от удивления приоткрыла рот. Её глаза округлились. От неё на расстоянии вытянутой руки стояла невысокого роста девочка. Тёмно-каштановые волосы обрамляли её меловое лицо с тонкими губами и с невероятно чёрными глазами. Она была худощава и… прекрасна. Хэмми моргнула. Скользнула взглядом по тёмно-синему плащу на девочке. Повернулась к очень аккуратно, едва ощутимо трогающей её за плечи. Заворожёно замерла. Это была тоже девочка, но чуть ниже первой – миниатюрная, с гладкими коротко стриженными волосами цвета охры. Её милое, чистое личико с невероятно большими глазами напомнило Хэмми лик Ангелочка, который, словно случайно упав с небес, оказался здесь – на грешной земле, рядом с ней.
«Девочка-Ангел» была столь красива, что рука Хэмми непроизвольно потянулась к её щеке. Но вовремя придя в себя, она, точно от огня, отдёрнув ладонь, прижала её к своему лицу – к тому месту, где были шрамы.
Хэмми, медленно переведя рассеянный взгляд с одной девочки на другую, поняла, дети – близнецы, между ними практически отсутствовали различия. Даже плащи у них были одного цвета, а на шее каждой висел медальон, в середине которого находилась буква «D» с изображением католического креста и перевернутой пентаграммы [1].
Хэмми сдвинула брови, отчего на лбу пролегла глубокая морщина.
– Смерть? – переспросила она. – Что вы знаете о ней? – она пренебрежительно окинула взглядом детей. – А о проклятии?.. Вы юные, только узнаете жизнь. Открываете, что за каждый день нужно бороться против всего мира. Против всех людей и самого себя. Смерть… – покачала головой. – Вам рано ещё о ней думать.
– Как знать, – улыбнувшись, прошептала Яна. Чуть склонив голову набок, коснулась ладони Хэмми, но та даже не шелохнулась. – Как тебя зовут?
Хэмми не спешила с ответом, по её телу словно бежал лёгкий ток. Она не могла налюбоваться неземной красотой девочки, которая одновременно и притягивала её и отталкивала, лишая воли и разума. Хэмми заметила на пушистых длинных ресницах ребёнка замершую пару снежинок.
– Как тебя зовут? – более требовательным тоном повторила вопрос Яна, так похожая на фарфоровую куколку, на воплощение истинного света.
Хэмми назвала своё имя. С трудом отведя взгляд от Яны, она посмотрела на сидящую на корточках и смотрящую вниз на проспект Лиану.
– Идите домой, – устало сказала она. – Ваши родители, скорей всего, себе места не находят.
– Хэмми, – чуть улыбнувшись, протянула Яна. Облизала алые, будто лепестки роз, губы. Затем сильнее сжала пальцы на запястье Хэмми и отвела её руку от лица.
Хэмми, вскрикнув, резко отвернулась. Зажмурилась.
– Повернись, – мягко произнесла Яна.
– Нет.
Девочка, положив ладони на плечи Хэмми, аккуратно, но уверенно развернула её к себе лицом. Но та спрятала свою изуродованную внешность краем капюшона.
– Покажи, – потребовала Яна.
С трудом сдерживая слёзы, Хэмми покачала головой. Потупила взгляд.
Яна недовольно цокнула языком.
– Хэмми, Хэмми… – едва слышно, вздыхая, прошептала Лиана. – Нельзя отказывать Яне.
Хэмми исподлобья кинула на Лиану быстрый взгляд.
– Покажи, – повторила спокойным голосом девочка.
Хэмми вдруг разозлилась от такой наглости, такой напористой настойчивости ребёнка. Она хотела остаться одна. Одна…
Резко скинув с головы капюшон, она улыбнулась, но её улыбка не была мила и добра, а скорее походила на оскал хищника, уверенного в превосходстве над жертвой. Ей ожидалось, что дети, увидев её ничем не прикрытое лицо, вскрикнут и убегут. Но она ошиблась. Оказалась не победителем, а поверженным.
Лиана, равнодушно поведя плечами, села на крышу. Свесив ноги и откинувшись на локти, запрокинула голову и прикрыла глаза. Белые хлопья, попадая на её лицо, не таяли. Хэмми нахмурилась.
Яна, протянув руку к шрамам Хэмми, едва коснулась их пальцами. Аккуратно обрисовала контур увечья, оставленного пламенем. В её глазах на мгновение застыла грусть, будто она видела перед собой то, что безысходно пыталась забыть мучительно долгое время.
Хэмми было страшно и противно. Страшно от непонимания происходящего, от голоса интуиции, отчаянно и оглушительно кричащего ей: «Беги!», «Спасайся!», «Живи!». Мерзко от самой себя. Впервые за много лет кто-то осмелился с ней заговорить, не стремился над ней пошутить, не хотел её пожалеть. Но она не могла в это поверить. Не могла это принять. Она боялась это признать.
– Не боишься? – почти не размыкая губ, спросила Хэмми.
– Я уже давно ничего не боюсь.
Хэмми поежилась от слов Яна, которые были произнесены слишком легко, с толикой беспечности. Предчувствие беды провело своими острыми ноготками по её позвоночнику. Сердце пропустило удар. Ветер хлестнул по щекам.
– Ты слишком юна, чтобы так говорить, – сказала Хэмми после небольшой паузы.
Яна, мягко улыбнувшись, взяла её за руку и потянула к краю крыши.
– Смотри, – она показала на раскрытый как на ладони город. – Там дома. Там люди, жизнь. Небо над ними и…
– Пустота, – закончила за неё Хэмми.
– Ты видишь свет? – Яна изогнула бровь.
– Отныне я во тьме, – Хэмми сильнее сжала крохотную руку девочки. Внутри внезапно стало так легко, словно с неё скинули весь груз бытия. Всё походило на сон. Зыбкий, чёрно-белый сон, обволакивающий её уютной дремотой и плавно качающий на руках миража. – Света больше нет, – она чувствовала от ладони «ангела» тепло, хотя понимала, она холодна, как у смерти.
– В конце туннеля…
– Света нет, – печально улыбнулась. – Погас он и исчез.
– Когда? – Яна смотрела вперёд, на виднеющиеся вдалеке шпили церквей, покрытые слоем снега.
– В ту ночь, когда… – Хэмми судорожно вздохнула. Глаза защипало, в них словно кто-то кинул горстку молотого перца, но слёзы, словно замёрзнув внутри, так и не покатились по щекам.
– Огонь погладил твоё лицо? – девочка кинула быстрый взгляд в сторону Хэмми. Та кивнула. Лиана внезапно исчезла и через миг уже стояла с другой стороны от сестры.
Ужас и нежность, жар и холод, невесомость и неподъёмная тяжесть с непониманием происходящего – всё смешалось для Хэмми в один удивительный, неповторимый коктейль. Именно сейчас, в эту секунду она поняла: все бесконечно длинные годы страдания во взглядах случайных прохожих она искала их – Яну и Лиану – её спасение, её награду. Но Хэмми знала, марево скоро рассеется, как туман поутру. Она вновь будет одна и… тогда уйдёт навсегда и будет покоиться с миром.
– Боишься смерти? – спросила Лиана и, аккуратно коснувшись тёмного локона Хэмми, встретилась с нею взглядом.
– Нет, не боюсь, – уверенно ответила она.
– Больна ты… – покачал головой Лиана и, обойдя Хэмми, подошла к сестре. Провела пальцами по щеке Яны, отчего та, словно кошка, прикрыла глаза и блаженно улыбнулась.
– Я вылечусь, – выпустив из своей ладони руку Яны, Хэмми задумчиво закусила краешек нижней губы. Дети – они сейчас, перед её уходом, были для неё словно глотком воды в пустыне.
– Ты одинока, – прошептала Яна и, неохотно открыв глаза, заботливо поправила Лиане ворот блузки, виднеющийся из-под плаща.
– Я слаба, – Хэмми скрестила на груди руки.
– Мы смерть твоя, – одновременно сказали дети и обняли друг друга за талию. Столько ласки, любви и преданности, сколько чувствовалось между этими двумя, Хэмми никогда ни у кого не видела. Казалось, у них одна душа, одно сердце и небо на двоих. Они точно были буквами на одной странице, в одном слове «мы». Два крыла у птицы… Она же третье крыло, опять была… лишняя. Чужая. Ненужная.
Хэмми рассмеялась.
– Верно, я сошла с ума, – закатила глаза. С налётом сумасшествия улыбнулась. Подумала: «Разве существуют настолько необычные дети? Встречал ли таких кто-либо когда-нибудь? А это и не важно». Для неё они виделись, ощущались, словно для уставшего морского волка та самая последняя безопасная бухта, укрытая лёгким туманом. В ней можно было навсегда спустить парус, кинуть ржаветь якорь и с кружкой рома впустить в себя седую Смерть.
– Не веришь нам? – Яна не смотрела на Хэмми, её взор был устремлён на сестру. Коснувшись щекой её щеки, она провела языком по своим губам.
– Вас нет…
– Мы твой самый красивый кошмар? – Лиана аккуратно, точно боясь случайно неверным движением сделать больно сестре, взяла указательным и большим пальцами её за подбородок и заставил на себя посмотреть. Секунда – и Лиана прильнула к пухлым, столь манящим губам сестры. Поцелуй – медленный, глубокий и… полный любви, нежности, ласки.
– Мой самый дивный сон, – тихо, с горечью ответила Хэмми. – Извращённый, но прекрасный, – подавляя в себе зависть, как околдованная она наблюдала за развратными детьми.
Яна с заметной неохотой прекратила поцелуй.
– Но ты не веришь… – едва слышно она произнесла.
– Нет, не верю, – Хэмми горько улыбнулась.
– Поверь глазам, – Яна, запустив свои мраморные пальчики правой руки в густые волосы Лианы, медленно обвела языком контур её тонких губ.
– Они слепы, – глухо ответила Хэмми.
– Поверь ушам, – прошептала Лиана и, заключив в ладони лицо близняшки, начала осыпать его лёгкими, как прикосновение крыльев бабочки, поцелуями.
– Они глухи.
– Поверь же сердцу своему, – Яна, не выпуская из своих объятий сестры, посмотрела на Хэмми.
– Оно молчит.
– Уйдёшь? – Лиана прижалась щекой к виску сестры.
– Брошусь, – Хэмми гордо вскинула подбородок и, отвернувшись, села на край крыши.
– А как же жизнь?
– Её отняли, – вновь свесила ноги вниз, – в детстве у меня. Сожгли.
– И света больше нет… – прошептала Яна.
Хэмми почувствовала, как её погладили по голове.
– Ни света, ни спасения, ни веры, – Хэмми смежила веки. Вмиг ей стало холодно, она начала замерзать.
– Мы Тьма, – Яна присела с левой стороны от неё.
– Вы дети погибшей надежды, – открыв глаза, устало покачала головой.
– Мы убийцы, – Лиана повторила движение сестры, но села по правую сторону от Хэмми и, чуть касаясь её колена, стала указательным пальцем вырисовывать незамысловатые рисунки.
– Уйди, – Хэмми посмотрела на Лиану. – И ты прочь, – повернув голову, она посмотрела на Яну. – Оставьте обе навсегда. Я хочу покоиться с миром. Прошу, позвольте мне это сделать.
Она посмотрела на небо. Снег всё падал и падал… А люди внизу топтали его и топтали.
– Глаза закрой, – поправляя за ухо выбившуюся прядь волос, заботливо сказала Лиана.
– Нет, – непокорно заявила Хэмми и сжала кулаки.
– Упёртая, – цокнув языком, Яна едва улыбнулась.
– Упрямая, – вторила сестре Лиана.
– Просто лишь другая, – едва слышно сказала Хэмми.
– Обычная, – Лиана повел плечами.
– Как все, – Яна стала накручивать себе на пальчик тонкую прядь волос Хэмми.
– И кровь твоя, – Лиана чуть поддалась вперёд, опаляя своим ледяным дыханием мочку уха Хэмми, отчего внизу живота той затянулся тугой узел. Внезапно ей захотелось, чтобы она её поцеловала так же, как пару минут назад свою сестру, только более… ненасытно. Она теряла рассудок и была этому рада.
– Ни сладкая, – произнесла Яна и, протянув руку к молнии куртки Хэмми, чуть расстегнула. Хэмми не сопротивлялась. Лишь облизала губы.
– Ни горькая, – Лиана чуть коснулась языком шеи Хэмми. – Но, возможно, и нет…
– Уйди, – упрямо, отрывисто прошептала Хэмми, не желая сдаваться. Хотя всё тело ныло от нехватки ласки и потребности получить большее. У неё не было сил ни решительно привлечь, ни оттолкнуть от себя Лиану. – И ты уйди, – она вцепилась мёртвой хваткой в запястье Яны. – Убирайтесь обе навсегда.
– В руках ты наших, – медленно, но настойчиво стягивая куртку с Хэмми, прошептала между вздохами Лиана и языком провела по её ключице. Поцелуи были едва ощутимые и клейкие, как капли росянки.
– В нашей власти, – Яна чуть нагнулась и поцеловала руку Хэмми. Облизала пару её пальцев.
Хэмми попыталась освободить кисть, но не смогла.
– Прошу вас… – страх и странное чувство опьянения страстью и столь долгожданной, пусть и наигранной теплоты окутало её, точно ватным одеялом. – Пощадите?
– Боишься смерти? – едва слышно спросила Лиана.
– Да, – Хэмми кивнула. – Сильно, – дрожащими губами прошептала она.
– Хочешь, мы подарим тебе… снимем маску с вечности? – Яна сорвала с шеи Хэмми цепочку с крестом и отбросила в сторону.
– Ты станешь сильная, – Лиана подмигнула.
– Красивая… – Яна мягко улыбнулась.
– Или ты предпочитаешь смерть, преисподнюю и… Ад? – Лиана мягко поцеловала Хэмми в изуродованную щеку. Та, глухо простонав, приоткрыла свой рот, чтобы ответить, но Яна её прервала.
– Но, всё равно, решать-то нам, – она откинула с плеча Хэмми волосы.
Сёстры, словно сговорившись, одновременно каждый со своей стороны наклонились к шее Хэмми. Улыбнувшись, они обнажили свои смертоносные острые зубы.
– Не бойся, – прошептала Яна, когда послышался первый выстрел салюта. Под чернильными тучами воздух вмиг покрылся красками сапфира, изумруда и рубина. Пёстрые нити фейерверка на миг осветили болезненное лицо Хэмми. Снизу стало доноситься всеобщее ликование, крики радости и веселья, праздника, восторга.
– Смерть и вечность неразделимы, – произнесла Лиана.
Второй залп фейерверка заглушил вопль Хэмми. А ветер, свистя, всё так же задорно продолжал причитать на крыше высокого дома и играться внизу с вырванными из тетради листами, исписанными синими чернилами. На один из них случайно наступил грузный мужчина и оставил грязный след от ботинка на зачёркнутой фразе: «Дайте же мне упокоиться с миром»...
[1] «D» – означает «damn», что с латинского переводится как «проклятые».