Тем временем как Вэйд продолжал представлять пару Дюпуи, я отметил сходство Ламонта Дюпуи с Вэйдом – оба были высокими, широкоплечими кареглазыми шатенами. На то они и кузены. В большей степени меня заинтриговала внешность Марии Дюпуи. Удивленный ее схожестью с Хлоей, я не мог ограничиться беглым взглядом. Предав забвению правила приличия, я пристально рассматривал Марию.

Как только Уиллотт закончил, я отправил Ребекку за бокалом шампанского и подошел к Вэйду и Адели. Уверив женщину, что помощь ее мужа крайне необходима мне в одном важном деле, увел друга в сторону и, не мешкая, поинтересовался:
— Почему я не знал, что у тебя есть кузен? Что связывает его с Марией? Сколько ей лет? Когда она познакомилась с Дюпуи? Как долго они вместе?
— Эдгар, ты превышаешь скорость в изложении вопросов, – улыбнувшись, заметил Вэйд.
— Вэйд, на вопросы необходимо отвечать без шуток. Все гораздо серьезнее, чем ты можешь себе вообразить.
— Поговорим об этом позже?
— Информация нужна мне сейчас. Посему я весь во внимании, – не повышая голос, но с таким внутренним надрывом проговорил я и так сильно сжал плечо друга, что тот, несколько опешив, внял мне.
— Что ж… как и нам, Ламонту тридцать семь лет. Его мать Матильда Эванс – кузина моей матери – вышла замуж за француза Андрэ Дюпуи и отбыла с ним во Францию, где Ламонт родился и проживает, теперь уже с Марией. Вдвоем они лишь раз наведывались в Кардифф, останавливались у моих родителей.
— Так Мария француженка?
— Если не ошибаюсь, она родом из Сен-Брие. Ей немногим больше двадцати трех лет.
— Ей должно быть около тридцати пяти.
Оставив без внимания мой невнятный шепот, Вэйд продолжал.
— У них незаурядная история знакомства. Дюпуи – владелец сыскного агентства в Париже. Более года тому назад он едва не погиб из-за оговора негодяя, решившего избавиться от конкурента в лице Ламонта. Однажды одетые в полицейскую форму двое внушительного телосложения мужчин пришли в агентство и предъявили кузену ордер на арест за его неправомерные действия в отношении уважаемого француза, жена которого якобы наняла Ламонта держать под наблюдением мужа, подозревая того в неверности. Однако полицейские и не думали арестовывать Ламонта и разбираться по факту обвинения. Они оглушила кузена, избили и уже намеревались окончательно расправиться с ним. Воспрепятствовала им появившаяся из ниоткуда незнакомая девушка. Необъяснимым образом она покончила с нападавшими: не то шеи сломала, не то головы оторвала. Кузен поныне не уверен в том, что на самом деле тогда видел, ибо кровь застилала ему глаза, а головная боль не позволяла здраво мыслить. Да и предшествовавшие потере сознания ощущения доктор объяснил состоянием, при котором окружающее приняло свойства, повлекшие за собой нарушение ясности восприятия и понимания происходившего. Это было не далеко от истины, поскольку участь, постигшая неудачливых полицейских, была невероятно странной, потому и всерьез воспринять привидевшееся Ламонт не мог. Оттого в полиции сказал, что ничего не видел после того, как его оглушили, и кто убил тех несчастных, естественно, понятия не имел. С оговором на кузена полицейские разобрались, разыскав клеветника и наказав. На том все и закончилось, но не с понравившейся Ламонту девушкой. Девушку ту звали Марией. Не задавая деликатных, щекотливых вопросов, он предложил ей работу в своем агентстве. Она согласилась. С тех пор они вместе.
— Близость присутствует?
— Ты о чем?
— Отношения меж ними, как между мужем и женой?
— Эдгар, ну у тебя и вопросы. Ламонт боготворит Марию. Он обязан ей жизнью и безумно влюблен в нее.
— Значит, влюблен… – услышанное не понравилось мне, при том что я не имел прав на подобное недовольство.
— Ты знаком с Марией? – сосредоточенно посмотрев мне в глаза, спросил Вэйд.
— Нет.
— Точно? – с сомнением протянул он. – А мне…
— Тебе показалось. Благодарю, Вэйд. Пойду я к Ребекке. Она так мечется, что еще немного и каблуками своих туфель продолбит дыры в асфальте.
— Кто-кто мечется, но уж точно не она.
Я оставил без ответа иронию друга.
Только я подошел к Ребекке, как она, отпив шампанского из бокала, манерно произнесла:
— Милый, не затевай новую игру.
— Моя жизнь – моя игра.
— Сейчас я твоя жизнь. И я соскучилась по тебе, – Ребекка прижалась ко мне, с капризным укором взглянув на меня.
— Оставь эти сантименты.

Меж тем Вэйд вернулся к жене, приобнял ее и поцеловал в щеку. Они перебросились парой слов, и Адели во всеуслышание объявила:
— Дорогие друзья, просим всех к столу.
В гостевом зале нас ожидал празднично сервированный стол. Все мы свободно расположились в просторной гостиной, выбрав блюда и напитки по вкусу и предпочтению. Излюбленные шампанское и виски были в наличии, как и изысканные холодные закуски и горячие кушанья присутствовали на застланных белыми скатертями столах.

Не дожидаясь окончания банкета, я вышел во двор в надежде, что прохлада осеннего вечера остудит мое распалившееся воображение. В калейдоскопе сменявшихся в мыслях моментов прочно запечатлелись жесты, взгляды Марии… Ее рука, скользившая по шее к жемчужному ожерелью, которое она теребила тонкими пальцами. Ее приоткрытые губы, подрагивавшие в безмолвном приглашении поддержать пожелания тостирующих. Ее пронзительные взгляды, которые я чувствовал на себе и которые кольцом влечения сжимали мое тело. Каждое ее движение манило, каждый жест обещал наслаждение. Она абсолютно точно знала, что делала. Претерпевать муки столь неприкрытого обольщения, многократно усиленного зовом собственной плоти, было выше моих сил.

— …Эдгар! – настиг меня оклик вышедшего из дома Вэйда.
— Ты чего? Случилось что?
— И ты еще меня спрашиваешь? Ты слишком откровенно смотришь на Марию. Я все понимаю, но Ламонт – мой кузен, и я…
— И что ты? Он уполномочил тебя побеспокоиться о нем?
— Эдгар, твой цинизм несколько неуместен.
— Мария – красивая женщина, взгляды всех мужчин прикованы к ней.
— Однако я обязан предостеречь именно тебя. Мне неведомо, что ты делаешь с женщинами, но они словно по волшебству сами укладываются в твою постель. Я же не могу допустить вольностей в отношении Марии.
— Предостережение сделано и услышано. Уверяю тебя, Вэйд, в твоем доме я не намерен укладывать ее в постель. К тому же, я просто смотрел, ничего более.
— Знаю я твое «просто смотрел». Видел бы ты себя в те моменты. Одумайся, не то Ребекка вновь устроит сцену. Ты этого добиваешься? Едва ли. Тогда прекрати столь живописно смотреть на Марию.
— Настолько заметно?
— Да ты весь вечер глаз с нее не сводил, впрочем, она тоже поглядывала на тебя чаще допустимого. Уверен, мысленно ты занимался с ней любовью не единожды, – высказался друг, предельно четко дав понять, сколь явен мой интерес.
— Не могу… не могу остановиться, – признался я другу.
— Эдгар, встряхнись, – призвал Вэйд, похлопав меня по плечу. – Я не узнаю тебя.
— Сам себя не узнаю. Будто наваждение… вскрывает вены.
— Прошу тебя, не ввязывайся. Мария – особенная, ее даже Ламонт побаивается. И если бы не безграничная любовь к ней, то…
— Надо же, высокие отношения у твоего кузена с его любимой, – не сдержав насмешки, прервал я друга. – Он ее «побаивается»?! Не думаю, что существует более утонченный способ покорить сердце женщины.
— Не иронизируй. И забудь о Марии. Эдгар?
Мое молчание было ответом Вэйду. Пожав плечами, он вздохнул и сказал:
— Пойдем в дом, уже подали пирог с патокой к чаю.
— Ты иди, я сейчас. И… отвлеки Ребекку.
— Попытаюсь отвлечь, но надолго ли.

Надо бы учинить себе промывание мозгов. Что это со мной?

— Что именно Вас интересует? – прозвучал за моей спиной голос неслышно подошедшей Марии.
Я обернулся и хотел сказать, что меня интересует она сама, но предпочел ответить вопросом на вопрос:
— В смысле?
— Не утруждайтесь ответом, я догадалась, – сказала она и подступила ко мне.
От такой близости меня обдало жаром. Избегая открытого взгляда в глаза Марии, я посмотрел себе под ноги.
— Вы такая догадливая?
— Есть немного. Прекрасный вечер, прекрасная погода, – чувственно произнесла она.
Мое сердце предательски загрохотало, отреагировав на интонацию женского голоса.
— Что «прекрасная»? – раздраженно спросил я, в такой степени обозлившись на свой непомерно впечатлительный орган – сердце, что готов был вырвать его из груди и забросить подальше с глаз долой.
— Согласно правилам этикета добропорядочных англичан для начала разговора предпочтительнее всего тривиальная тема погоды, а после все остальное, если окажется уместным.
Я впервые не нашелся что ответить и промолчал. Мария продолжила:
— Завтра пойдет дождь.
— Отлично. Этикет соблюден, прогноз погоды принят во внимание. Теперь можно поговорить и об ином, – сказал я, наконец совладав с собой.
— Верите ли Вы в судьбу?
— Столько печали в голосе. Неужели Вас настигла горечь любви? Впрочем, не отвечайте и не обращайте внимания, я сегодня несколько несобран и груб.
— В жизни каждого человека случаются разочарования, – Мария все же ответила. – Ведь и Вы не исключение?
— Я уже взрослый мальчик, шнурки на ботинках жизнь научила завязывать всяческими узлами. Выглядело бы странностью, если бы я никогда не был влюблен. Вы не находите?
Посмотрев на меня долгим взглядом, она задумчиво проговорила:
— Вот и я была до смерти влюблена в одного мужчину, который даже не подозревал, скольким он обязан гибкости женской памяти.
— Ваши суждения лишены расплывчатости. А как же женская мудрость?
— Довериться и смириться или отмести мечту и потерять смысл жизни – извечная дилемма.
— Полярность взглядов на жизнь никто не отменял.
— Суть в противоположности восприятия. Порой неведение предпочтительнее знания, а забвение – памяти.
— Полагаете, я удовлетворюсь столь уклончивым объяснением? – улыбнувшись той скептической улыбкой, с которой воспринимал просчитанную недомолвку, я настаивал. – Так разовьете мысль далее?
— Скорее нет, чем да.
— Договорим в следующий раз. Не возражаете, Мария?

Мне показалось или она и в самом деле передернула плечами, услышав свое имя?

Вскинув голову, Мария внимательно посмотрела на меня. Ее глаза, словно пламя огня, заискрились оттенками от золотистого до темно-янтарного, от них невозможно было отвести взгляд. Подобие магии выбило меня из ощущения яви, разум будто отключили. В голове звенело, тело трясло от возбуждения. Инстинктивно прижав женщину к себе, я ощутил ее податливость и почувствовал, как заликовала моя первобытная похоть.

Сам я не смогу остановиться.

— Остановите меня, – прошептал я в приоткрытые губы Марии.
— Вы уверены?
— Я уже ни в чем не уверен.
Послышался рваный выдох Марии. Отшатнувшись, она отступила на шаг назад. Я же ощутил почти физическую боль от образовавшейся пустоты, словно между нашими телами, еще мгновение назад готовыми взорваться от желания, выросла стена отчуждения.
— Когда мы встретимся? – хриплым голосом спросил я и сунул руки, которые теперь не знал куда пристроить, в карманы брюк.
— Пусть бы начался дождь, – сказала Мария, не отводя от меня проникновенного взгляда.
— И все же?
— Я найду Вас, – коротко ответила она и, протяжно вдохнув, облизнула губы.
— И? – напористо настаивал я.
— О чем еще Вы хотите знать? – неохотно уточнила Мария, будто я отвлек ее от чрезвычайно важного занятия.
— Не смею задерживать, – с отстраненной холодностью произнес я.
— Вы всегда были таким? – вспыльчиво проговорила она, в ее взгляде застыло изумление. – Или время сделало Вас до невозможности своеволь-…
— К-как Вы сказали? – прервал я ее.
Мысли захлестнуло от воспоминаний, которые сработали словно звонок оповещения в заданный момент.

Так говорила… Хлоя! Но это всего лишь совпадение?! Мария – не Хлоя, не может быть ею.

Несмотря на готовые сорваться вопросы, зависшие на губах, я понимал, что разговор следовало прекращать, иначе его окончание грозило нерадужной перспективой.
«Исчезни», – велел я самому себе, но и шага не смог ступить, ноги будто приросли к месту. Я недвижимо стоял и смотрел вслед уходившей Марии.
Вывела меня из оцепенения Ребекка Вудворд. Подойдя ко мне, она защелкала пальцами перед моими глазами.
— Вот ты где?! Эдгар… Эдгар, очнись. Дорогой, ты выглядишь… умалишенным.
— Счастлива, что поставила диагноз? – придя в себя, твердым голосом произнес я.
— Конечно, милый.
— Прими мои поздравления.
— Что она хотела от тебя? – спросила Ребекка, качнув головой в сторону вошедшей в дом Марии. – Она тебе понравилась? Но ведь я тоже красивая?
— Опять ты за свое. Прекрати сравнивать. Имей гордость не унижать себя подобными вопросами, – сказал я, осознавая, к чему вскоре сведется разговор.
— А ты не усложняй простое. Я вот всему миру готова объявить, что люблю тебя и ревную. Ко всем ревную! – намеренно громко огласила Ребекка. – Эдгар, ты только полюби меня, и у нас все получится.
— Еще одной фатальной любви я не выдержу.
— «Любви»? Разве ты и любовь не взаимоисключающие друг друга понятия?
— Не настолько, как ты думаешь.
То, что она выдала после, было сверх всяческого ожидания. Совершенные брови Ребекки изогнулись, взгляд голубых глаз полыхнул досадой, красивое лицо в обрамлении светлых волос исказила гримаса недовольства.
— Это из-за нее? Эдгар, это из-за Марии?.. Ты не можешь игнорировать мое присутствие в своей жизни, – негодующе проговорила она, замахнувшись на меня.
Я перехватил ее руку и сжал запястье.
— Ты забываешься. Не смей, – гневно высказался я, разжав пальцы.
— Многое отдала бы, чтобы сбить с тебя спесь, – сердито произнесла Вудворд и потерла запястье.
— Прежде отрезвей, – жестко изрек я, взбешенный ее поведением.
— Да, я немного пьяна. И что?
— Немного?
— Не намерен ли ты побеспокоиться обо мне? – язвительно спросила она.
— Нам больше не о чем разговаривать.
Повернувшись спиной к женщине, я не дал ей усомниться в том, что наши отношения исчерпали себя и возврату более не подлежали.

Войдя в дом, я переговорил с Вэйдом, коротко обрисовав ситуацию с Вудворд и попросив его позаботиться о ней, а то мало ли куда могло повести нетрезвую женщину ее оскорбленное самолюбие. Вэйд уверил, что все сделает надлежаще. Поблагодарив его и Адели за гостеприимство, я простился с остававшимися друзьями и удалился, решив пройтись по набережной. Придя домой, разделся, принял душ и лег в кровать. Но сон никак не шел. Включив свет и взяв с прикроватной тумбы газету, развернул и стал читать, не вникая в суть, ибо мыслями вновь вернулся к Марии.

… Неоднократные настойчивые звонки в дверь отвлекли меня от размышлений. Я посмотрел на часы. Полночь.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~