Название: Помни меня...
Название фан-дома: Гарри Поттер
Композиция: Il Volo – Grande Аmore (Заявка №8)

Автор: -
Бета: +
Жанр: Romance, Angst
Рейтинг: PG-13
Персонажи: Драко Малфой / Гермиона Грейнджер
Саммари: Я люблю тебя. И всегда буду помнить, даже если в моей голове не останется и части воспоминаний. Я узнаю и найду тебя, где бы ты ни была. Поняла?

---

– Драко, я знаю, что сейчас не самое подходящее время, но мне нужно кое-что тебе сказать, – робко начала Гермиона, подойдя к Малфою. Они только что покинули столовую площади Гриммо, 12, где традиционно проходили собрания сопротивления. Сегодня делили обязанности к новому рейду – этим вечером очередная вылазка. Намечалась серьезная схватка, и все члены Ордена были как на иголках.

– Что-то случилось?

– Да. То есть, нет! То есть… Мерлин, кто же знал, что это будет так нелегко, – последнюю фразу Гермиона пробормотала себе под нос, не решаясь поднять взгляд на Драко.

– Чтобы умнице Грейнджер нечего было сказать? Наверное, в Запретном лесу умер последний единорог, – улыбнулся Драко, шагнув к девушке чуть ближе и притянув к себе за талию.

– Не говори такого! – тут же встрепенулась Гермиона, словно позабыв о том, что печалило ее всего минуту назад.

– Хорошо-хорошо, больше не буду, – нежно улыбнулся Малфой, глядя на нее. – Тогда ты скажи, что хотела, а то я весь рейд буду мучиться от незнания и отвлекаться на ненужные размышления, – подмигнул он. Это был шантаж. Шантаж чистой воды, и он прекрасно это знал. Потому что так же знал, что, когда он на задании, она не находит себе места и бегает к окну каждые десять минут.

Девушка чуть отстранилась, упершись ладонями в его грудь, и долго и внимательно изучала серые омуты его глаз, словно хотела рассмотреть самую душу.

– Гермиона, ты пугаешь меня, – без тени улыбки сказал Малфой, не разрывая их зрительный контакт.

Когда он смотрел на нее вот так, с холодной серьезностью, Гермионе хотелось обнять Драко как можно крепче и растопить этот лед, чтобы он снова взглянул на нее как можно теплее. Так, как умел только он.

Не сдержав порыва, Грейнджер крепко обхватила юношу за плечи и всхлипнула от внезапно накативших чувств. Она любила его. Любила этого холодного, неприступного истукана, который сдался под напором ее заботы и искренности и полюбил в ответ.

Появление Драко Малфоя в Ордене Феникса стало неожиданностью почти для всех. Одни откровенно недолюбливали его, другие даже не пытались скрывать свое презрение к нему, но все члены ордена признавали одно – невероятный вклад юного мистера Малфоя в работу сопротивления. Данные, которые он сообщил Ордену в обмен на обеспечение защиты его матери, были неоднократно проверены, перепроверены и не единожды подтверждены удачными операциями, планы которых составлялись на их основе. Грюм даже настаивал, что им не помешал бы еще один осведомитель, но Северус Снейп, на собственной шкуре испытавший все «прелести» такого положения, был категорически против того, чтобы его крестника втягивали в этот смертельно опасный лабиринт притворства.

Так как Люциус находился в Азкабане, то свидетельством его лояльности Волан-де-Морту было пребывание подле него членов его семьи, и внезапное исчезновение кого-то из них грозило другому обвинением в предательстве Темного Лорда и мучительной смертью от страшных пыток. Большинством голосов было принято решение обеспечить безопасность не только Нарциссе, но и самому Драко. Рональда Уизли такой расклад абсолютно не устраивал, но даже его истерика, устроенная перед Гарри и Гермионой, никак не повлияла – да и не могла повлиять – на решение Ордена. С тех пор Драко Малфой был одним из них, и хотели они того или нет, а всем пришлось смириться и считаться с этим.

Постепенно враждебные настроения обитателей площади Гриммо, 12 сошли на нет, и Драко даже позволили примерить на себя не только роль осведомителя, но и активного участника боевых действий. Добавив седых волос матери, которая хваталась за сердце, завидев кровавые следы и открытые раны на сыне, он, однако, удивив многих, не сдавался и мужественно переносил все ранения. Гермиона и вообразить не могла, что такая неженка, каким она видела его во времена учебы в Хогвартсе, станет такой сильной личностью. Драко молча сносил все болезненные процедуры лечения, ограничиваясь лишь едва слышными шипениями, которые все равно пытался скрыть за крепко стиснутыми зубами. Его сила духа вдохновляла, поражала и восхищала.

И однажды Гермиона поймала себя на мысли, которая буквально заставила ее остановиться на месте как вкопанную. Она просто шла из библиотеки в свою спальню, неся в руках два тяжелых фолианта о темномагических заклинаниях, как вдруг ее подкосило страшное осознание. Несколько дней она пыталась побороть в себе странную симпатию к силе Малфоя, мысленно ругала его, обзывая хорьком, и возрождала давно забытую обиду на его оскорбления. Рисуя перед глазами образ двенадцатилетнего Драко, который выплевывает ей в лицо свое первое «грязнокровка», она надеялась вернуть те недоверие и злость, которые он вызывал в ней раньше. Раньше… Чертыхаясь себе под нос и ворочаясь с боку на бок, она проклинала Мерлина за то, что все ее попытки очернить в собственных глазах воина, который каждый день рисковал своей жизнью ради них, не венчались успехом, пока однажды ее упрямость не испарилась. И с того дня за состояние Драко сердце болело не у одной женщины, проживающей в доме Блэков…

Гермиона до сих пор просыпалась каждое утро с сомнением, не приснилось ли ей все это. Так долго хранящее запретное чувство сердце на миг останавливалось, пока она вновь не оказывалась в теплых объятиях. Даже пребывая в царстве Морфея, Драко не мог ее отпустить. И от этого на душе всегда становилось спокойнее. Но страх, что когда-нибудь она проснется и обнаружит, что все прошлые пробуждения были лишь частью ее ночных фантазий, червячком грызся глубоко внутри нее, держа в напряжении.

Каждый день, выходя из спальни и не выпуская большой грубой ладони из своей руки, она ожидала наткнуться на осуждающие взгляды друзей. Но, словно вопреки ее тревогам, их пару провожали лишь с улыбками на губах. Их отношения совершенно точно не вписывались в правильную картину мира, которую могли вообразить окружающие, но, если задуматься, что вообще можно было назвать правильным, нормальным, когда вокруг такое? Дети войны, они переживали худшие времена, какие только можно было представить, и если находили покой в чем-то или ком-то, разве имел кто-то право отнять у них это?

Хотя было непросто, особенно первое время. На удивление спокойнее всех положение дел принял Гарри. Ее милый, добрый, заботливый друг, он даже не удивился, лишь загадочно подмигнул ей, отстраняясь из ее неуверенных от шока объятий. За поддержку она полюбила его еще сильнее, если это вообще было возможно. Но вопреки ее ожиданиям, когда проводила все еще недоверчивым взглядом его спину, Гермиона не встретила того же понимания от второго – или теперь уже третьего – самого важного для нее человека. Рон смотрел на нее с гримасой отвращения на лице, хмуря брови и кривя рот в неприятной усмешке, явно бубня себе под нос какие-то проклятья. Стоящий рядом с ней Драко сделал шаг вперед и завел ее себе за спину, предотвращая бурный поток нелицеприятных слов, который вот-вот был готов сорваться с уст младшего сына Уизли. Сейчас Рон уже не сторонился ее, но снова стать друзьями – такими, как раньше – у них вряд ли получится.

Но сложнее всего Гермионе было приготовиться к прямому знакомству с Нарциссой Малфой в качестве девушки ее сына. Она на себе испытала все ужасы представления, которые раньше ей встречались в любовных романах, любезно подсовываемых Джинни: трясущиеся колени, похолодевшие и вспотевшие от волнения ладони, озноб и жар, попеременно берущие ее, пока миссис Малфой подходила к двери своей комнаты, чтобы открыть им. У Гермионы кружилась голова, и мысленно она уже представила себе десять разных сюжетов, в которых мать Драко говорит твердое «нет», а после он сам бросает ее, вставая плечом к плечу с той, что родила его. Однако все ее опасения оказались… напрасными. Глупыми. Незрелыми. Побурчав для виду на тему крови, пряча при этом улыбку в сверкающих голубых глазах, миссис Малфой привязалась к девушке с непослушными кудрями и постоянным желанием цитировать учебники самых разных направленностей. Она заменила Гермионе родителей, от которых та была вынуждена отказаться во имя их спасения в этой жестокой войне. Переехавшие в Австралию и совершенно не помнящие о том, что когда-то были родителями, они уже начали новую жизнь. Без Гермионы и без связи с магическим миром, что самое главное. А Нарцисса, став для нее второй матерью, довольно часто принимала ее сторону, когда они ссорились с Драко. Не то чтобы это происходило часто… Но его гиперопека и желание знать, что она в безопасности семь дней в неделю двадцать четыре часа в сутки, порой переходило границы ее терпения.

Сейчас, когда уже прошло достаточно много времени, ей припомнилось, что таким заботливым он был и до их отношений. Он бы заспорил с ней, засмущавшись и вмиг став серьезным и показушно надменным, если бы она сказала ему об этом. Но она-то знала правду…



Чайник свистел на кухне уже несколько минут, и Малфой решил, что, вероятно, кто-то собирался выпить чаю, но забыл об этом. Такое неуважение к покою едва вернувшихся после очередной кровавой вылазки товарищам дико раздражало. Драко сидел в главной гостиной дома Блэков, бездумно листая какую-то книжку, наугад выбранную им в библиотеке, и пытаясь отвлечься от тяжелого дня. Пару часов назад они, едва живые, с трудом оторвавшись от преследования, переместились на задний двор штаба. Сегодня они потеряли двоих. Малфой и вовсе не рассчитывал, что они смогут вернуться. Так что это был определенный успех, ведь им все-таки удалось предотвратить очередное покушение Пожирателей на Хогсмид. Пока цела деревня – в Хогвартс им не проникнуть. Сопротивление всеми силами держало осаду вот уже месяц, но порядком выдохлось. И вот сегодня, когда они не были готовы, пришел патронус с сообщением о нападении. С трудом отбив деревушку, они погнали оставшихся Пожирателей подальше, пока не попали в засаду.

Поэтому, вернувшись, Драко мечтал лишь о тишине, в которой смог бы побороть звенящую в голове боль от усталости. Страх все еще клокотал внутри, а адреналин заставлял сердце колотиться так быстро и громко, что его стук отдавался подобно набату в висках.

«Между прочим, некоторые тут пытаются отдохнуть!» – мысленно выругался он, сверля прищуренным взглядом вход на кухню и потирая ноющую голову. Но звук все не прекращался и, казалось, даже становился лишь громче с каждой секундой.

Не в силах больше терпеть эти истеричные трели, Драко поднялся из кресла, едва его не опрокинув, и направился на кухню, чтобы прекратить этот давящий на нервы звук, а заодно приготовить себе чаю, раз чайник все равно уже вскипел. Зайдя на кухню, он увидел сидящую за длинным столом Гермиону Грейнджер, в руках которой находилась большая кружка с уже давно остывшим содержимым. Лицо девушки было скрыто занавесом ее собственных волос, но подрагивающие плечи явно указывали на то, что она плачет.

– Чайник вскипел, ты разве не слышишь? – как бы между прочим бросил Малфой, подходя к плите и выключая огонь.

Грейнджер не ответила. Она вообще выглядела так, словно пребывала где-то в другом месте. Драко очень не любил, когда его игнорировали, поэтому насыпав заварки и залив ее кипятком, он взял кружку и присел на скамью рядом с Грейнджер.

– Не знал, что ты любишь соленый чай, – предпринял Малфой еще одну попытку привлечь внимание волшебницы, отмечая, что слезы из глаз девушки капают прямо в ее чашку. – Грейнджер… – не выдержав затянувшегося молчания, протянул в своей излюбленной манере Драко и коснулся ее плеча.

И тут словно плотину прорвало...

Всхлипнув, Гермиона упала ему на грудь и, обхватив руками, залилась пуще прежнего горькими слезами, беспрестанно бормоча:

– Столько смертей… Столько невинных жизней… Столько загубленных душ… Почему? За что? Разве они виноваты? Разве они виноваты, что родились такими? За что? За что?..

Сперва ошалевший Малфой растерялся от такого всплеска чувств, но потом бережно обнял ее и стал терпеливо ждать, успокаивающе поглаживая ее по плечу и давая шанс выплакаться.

А Гермиона все продолжала дрожать, вот только к боли за погибших товарищей прибавилось что-то еще. Что-то, заставившее мышцы живота напряженно сжаться от странного чувства щекотки. Теплое дыхание шевелило волосы на затылке, а мерное дыхание твердой груди, заставляющее ее опускаться и подниматься в такт вдохам Драко, успокаивало и странным образом дарило ощущение защищенности, покоя.

Через какое-то время всхлипы девушки стали затихать и бормотание прекратилось. Осознав, как глупо себя повела, какую истерику себе позволила и на глазах у кого, Гермиона вмиг зарделась.

– Прости, что вывалила это все на тебя, – отстранившись, более-менее внятно проговорила она все еще хриплым от слез голосом. – Я знаю, что тебе противно прикасаться ко мне, но спасибо, что просто побыл рядом. – Она не знала, зачем добавила последнюю часть, но желание упрекнуть его в этом было просто болезненным. Пока она страдала от странного влечения к нему, он, напротив, выражал всем своим видом абсолютную невозмутимость. И это пробуждало в Гермионе огонь, хотелось вытянуть из него хоть какие-то эмоции.

– Не за что, – удивленно ответил Малфой, убирая руку и от незнания, куда ее деть, обнимая свою чашку. Теперь его чай тоже остыл, но ему было все равно. Сидеть здесь на этой странной кухне в доме предателя крови рядом с человеком, к которому он столько лет испытывал ненависть, было на удивление даже уютно и спокойно. Это казалось ему странным, но в то же время таким правильным… Единственное, что нарушало картину, так это последнее замечание его собеседницы. Не то чтобы ему было противно касаться ее. Это далеко в прошлом. Просто это было… странно?

Он уже начал подбирать слова, испытывая необходимость оправдаться, но Гермиона перебила его мысль, нервно отпив из чашки и тут же все выплюнув свой напиток.

– Какая гадость!.. – проговорила она, скривив забавную мордашку.

Малфой не сдержался и ухмыльнулся.

– Кто бы сомневался! Ты наплакала туда не меньше галлона слез, – беззлобно заметил он, заставляя ее смущенно улыбнуться. А потом сделал глоток: – И в мою кружку тоже.



– Ты словно прощаешься со мной, – проговорил Малфой, стирая катящуюся по щеке девушки слезинку. – Скажи мне, что случилось?

– Ничего… ничего не случилось, – пробормотала Гермиона, прижимаясь щекой к его теплой ладони. – Просто… просто я люблю тебя, вот и все.

– Я тоже тебя люблю, – улыбнулся Малфой и, чуть приподняв лицо девушки за подбородок, оставил на ее губах целомудренный поцелуй. – А сейчас мне нужно готовиться к заданию…

И, словно в подтверждение этих слов, из другого угла комнаты донесся голос Поттера:

– Малфой, хватит там обжиматься. Нам пора.

Наиграно закатив глаза, Драко еще раз поцеловал Гермиону и разжал объятья.

– Но ты ведь не о любви мне хотела сказать, верно? – спросил он, сжимая ее ладони в своих руках.

Гермиона смогла лишь отрицательно покачать головой.

– Хорошо, мы поговорим об этом, когда я вернусь, идет? – Он нежно поцеловал тыльную сторону ее ладони, отпустил ее руки и стремительно развернулся и направился к выходу из комнаты.

– Я люблю… Мы любим тебя, – еле слышно прошептала Гермиона, прижимая ладонь к животу и глядя вслед удаляющемуся возлюбленному.

Беременность стала неожиданностью, которую она никак не могла предвидеть. Она даже не задумывалась о таких вещах, хотя и следовало. Единственное, что ее волновало в моменты из близости, это дезориентирующее чувство блаженства. Словно паря в облаках, она растворялась в ощущениях и позволяла своей любви взять верх над телом и разумом. Ее чувствам было тесно в ее маленьком сердце, и когда они наконец нашли выход, остановить эту лавину было уже невозможно. А услышав ответное признание, Гермиона даже не пыталась более ее сдерживать.

«Живи моментом», – так говорила ее мама, когда Гермиона была ребенком.

Замкнутая и стеснительная, маленькая Гермиона Грейнджер предпочитала проводить время у себя в комнате с очередной книжкой, нежели со сверстниками во дворе. Боясь выйти на улицу, она лишь с тоской поглядывала в окно на соседских детишек, но не решаясь присоединиться к их веселью. И, будучи ребенком, она не понимала, о чем говорит ее мама. Но со временем эти слова стали ее внутренним девизом, разбудив в ней ту авантюристку, которая по ночам сбегала из спальни девочек, чтобы вляпаться в очередную неприятность вместе с друзьями. Ту авантюристку, которая, не испугавшись последствий, постояла за себя, зарядив ненавистному мальчишке по лицу за то, что назвал ее грязнокровкой. Ту авантюристку, которая всем сердцем полюбила этого задиру и теперь разрывалась на части, провожая его в очередной рейд.

Внутри странным образом похолодело, словно душа чувствовала и знала наперед, что в этот раз спустя пару дней ее не разбудит неожиданный поцелуй в висок. Но загоняя в угол тревожащие мысли и заставляя себя думать о лучшем, она лишь улыбалась, провожая глазами отца своего ребенка на битву.

Однако сознание в этот раз оказалось куда прозорливее ее надежд, и спустя пару часов после того как она, измотанная и уставшая, забылась неспокойным сном, ее разбудил резкий удар двери о стену комнаты.

– Гермиона! – встревоженный возглас Нарциссы, напоминавший скорее стон раненного зверя, отрезвил сонное сознание. Сосредоточивая в темноте взгляд на вошедшей женщине, Гермиона уже знала, что что-то случилось. И лишь один вопрос, бившийся в голове, вырвался из ее рта едва слышной мольбой об ответе: – Жив?

Всхлипнув, Нарцисса лишь судорожно кивнула, тут же залившись слезами. Обняв себя, она сползла на пол прямо в проходе и, уткнувшись носом в колени, горько взвыла. Гермиона разрывалась между желанием сбежать вниз и необходимостью утешить ее, но едва опустившись рядом с ней на пол, столкнулась с твердым взглядом потемневших от хмурой синевы глаз:

– Иди, – отчеканила она и, не дождавшись со стороны девушки и движения, прикрикнула: – Иди же! Помоги ему!

Вскочив на ноги, Гермиона понеслась вниз по лестнице. Пролет, другой. Поворот направо и прямо по коридору. Налево, до третьей двери и снова вниз. Запрещая себе думать, она лишь считала шаги, спеша туда, где сейчас находился Драко. Ее Драко. Их Драко.

Но стоило ей войти в комнату, выделенную в штабе под временный лазарет, как мыслей не осталось вообще. Казалось, перед глазами поплыли красные пятна. Ноги подкосились, но она упрямо продолжала идти вперед, к ширме, из-за которой доносились громкие стоны. Дрожащей рукой ухватившись за перемазанную вязкой красной субстанцией белую стену ограды, она сделала вдох, вмиг почувствовав характерный для крови запах железа, и сделала шаг к цели.

Она ожидала увидеть что угодно. Она представляла Драко с глубокой раной на спине, с порезами на лице, неестественно вывернутой рукой или даже все это сразу. Он никогда не возвращался с заданий без ссадин и гематом, всегда трансгрессировал последним, отбивая проклятия, чтобы команда могла уйти. Но увиденное ею сегодня не напоминало ни одну из тех картин его возвращения, когда Драко, дыша полной грудью, все же выдавливал для нее ободряющую улыбку.

Обзор закрывала широкая спина Гарри, но она видела. Она видела!

– Гермиона? – голос Люпина прозвучал где-то вдалеке, она едва расслышала. Но он заставил всех присутствующих обернуться в ее сторону.

– Черт, Гермиона, тебе лучше уйти, – встревоженно проговорил Гарри, разворачиваясь и делая к ней два больших шага. Стоило ему отойти, как перед Гермионой открылась полная картина действия. – Гермиона? – голос Поттера звучал как из колодца, с глубокого дна. Перед глазами расплывалось, но она упрямо фокусировалась на человеке, лежащем на столе позади ее друга. – Гермиона! – Падая, она надеялась, что пришло ее время, и просила лишь о том, чтобы ее забрали вместо него.



– С ней все будет в порядке, она просто в шоке.

– Спасибо, профессор.

– Я уже давно не ваш профессор, мистер Поттер, – голос Снейпа как всегда звучал едко, и даже сквозь толщу оглушающего звона, стоящего в ее ушах, Гермиона услышала, как вздохнул в ответ Гарри, оставив, однако, колкость зельевара без комментария. – Я зайду проверить ее, когда закончу внизу.

Уход Северуса ознаменовался еле слышным шорохом мантии и скрипнувшей дверцей. Гермиона на периферии сознания улавливала, как рядом с ней глубокие вдохи делал Гарри. Как кто-то в соседней комнате задел чем-то о стену. Боль в голове обострила и слух, и обоняние. И она все еще чувствовала запах крови. Ее было слишком много. Повсюду красным-красно.

Мир вокруг кружился и трясся. Гермиона явственно ощущала, что лежит, но перед глазами все равно расплывалось, словно ее раскручивали на качели. Она с детства ненавидела парки развлечений. Яркие карусели вызывали в ней не трепет, а скорее страх. Опасное развлечение, не сулящее ничего хорошего. Вместо воскресных вылазок к аттракционам, отец отводил ее в Центральную библиотеку, которая работала даже в выходные. Это был ее личный парк развлечений. А в главном читальном зале, где в ряд выстраивались столы, на полу лежала длинная красная дорожка. Такая же красная, как кровь. Их кровь. Его кровь.

– Драко, – еле слышно выдохнула она, собрав последние оставшиеся силы в кулак, надеясь, что Гарри услышит ее и успокоит, скажет, что с ним все хорошо.

– Тш-ш. – На ее лоб легло что-то холодное и мокрое. Капля ледяной воды стекла по виску и скрылась среди растрепавшихся прядей. – Поспи. С ним все будет хорошо, – прошептал он так тихо, словно боялся нарушить чей-то покой.

– Что ты скрываешь от меня, Поттер? – прохрипела Гермиона, одаривая друга подозрительным взглядом. – Ты не умеешь врать.

– Ну, поэтому ты со мной и дружишь, разве нет?

– И потому что ты – звезда, конечно. – Он рассмеялся, наигранно гордо поправляя очки. – Скажи мне правду, Гарри, – уже серьезнее произнесла Гермиона.

Воцарившаяся тишина искрила от напряжения. Она была готова поклясться, что слышала потрескивание между ними, но из последних сил твердо держала взгляд, требующий ответа.

– Угрозы для жизни нет, – спустя, казалось, целую вечность осторожно выдохнул Гарри.

Одновременно успокаивающие своей оптимистичностью слова были тревожными из-за явной недосказанности, которую Поттер не стремился заполнять. По крайней мере, с Драко все будет хорошо, он будет жить. Что может быть важнее? Зачем понапрасну тревожиться, верно? С этими мыслями она позволила отяжелевшим векам закрыться, а сознанию заполниться яркими красками цветных снов.



Когда Тонкс, распределяя точки наблюдения поставила Гермиону в пару с Малфоем, у девушки екнуло сердце. Но когда Драко подбадривающе подмигнул ей с противоположного конца стола, то Гермиона едва сдержала себя, чтобы не перепрыгнуть через разделяющие их места к нему в объятия. Один из них однозначно сошел с ума, вот только волшебница никак не могла понять, кто именно. И вот теперь они шагали плечом к плечу по какой-то лесистой местности, а Малфой, кажется, даже получал от этого определенное удовольствие, хотя и старался скрыть это за привычным непроницаемым выражением лица.

– Почему мы не могли сюда просто трансгрессировать? – возмущался он, скорее для вида, чем на самом деле, но продолжал идти рядом с Гермионой по тропе, придерживаясь неспешной скорости и ловя ее, когда она спотыкалась.

– Потому что это место может оказаться ставкой Темного Лорда с установленным вокруг защитным барьером. А если мы наделаем шума, то рискуем провалить задание, – привычным нравоучительным тоном вещала Гермиона, побуждая Драко закатить глаза. Типичная Грейнджер. – Тебе ведь дорога твоя жизнь, а, Малфой? – И, не дождавшись ответа, сменила тему: – Кажется, мы пришли.

– Куда? Здесь же ничего нет.

– Вот тот овражек – место нашей засады. Оттуда дом должен быть как на ладони, а мы – вне поля зрения. Идем.

– Подожди, – остановил ее Драко с серьезным лицом. – Я первый, – отрезал он и так же, как сама Гермиона чуть ранее, не дожидаясь ответа, двинулся вперед. Спустившись в овраг, Малфой обследовал место, где им предстояло провести ближайшие часы, одобрительно кивнул сам себе и обратился к Гермионе: – Спускайся.

Гермиона стала неторопливо спускаться по склону, но почва под ее ногой начала осыпаться, от чего она стремительно заскользила вниз… прямо в руки поймавшего ее молодого волшебника.

– Черт! – приглушенно выдохнула она, так как уперлась лицом непосредственно в широкую грудь Малфоя.

– Цела?

– Угу, – с цветом ее щек мог сравниться только, разве что, спелый помидор.

– Тогда идем, поищем подходящее место для пункта наблюдения.

– Ага, – все еще не способная связать и двух слов от внезапной близости с Малфоем, Гермиона отводила глаза в сторону, стесняясь напрямую посмотреть на своего спасителя.

– Точно все нормально? – прозвучал насмешливый голос, заставляя Гермиону зардеться еще сильнее.

– Да-да, в порядке, – выдохнула она, бросив на улыбающегося Малфоя кроткий взгляд и тут же отведя глаза в сторону.

Они просидели в засаде несколько часов, но у объекта не происходило ничего примечательного. От нечего делать Драко стал считать пролетающих над головой птиц.

– Мне нужно в Косую аллею, – внезапно произнесла Грейнджер.

– Прямо сейчас? – с любопытством спросил Малфой, перевернувшись на живот и оказавшись слишком близко к Гермионе.

– Нет. Конечно нет, – смутилась девушка неожиданной близости человека, рядом с которым ей все еще было дискомфортно. Не понимающая, что с ней творится, она слегка отодвинулась, сделав вид, что сделала это не ради расстояния, а чтобы лучше видеть его. – Просто я вспомнила, какое сегодня число. И что уже должны были прийти книги, которые я заказала в магазине «Флориш и Блоттс».

– И ты не боишься риска столкновения с приспешниками Темного Лорда?

– Ну, кто не рискует, тот не читает заказанные книги.

– Знаешь, почти в каждой столице Европы есть своя Косая аллея, – начал рассказывать Малфой, снова ложась на спину и подкладывая руки под голову. – Названия, конечно же, разные, но суть одна – это улицы, на которых волшебник может найти все необходимое.

– Ты хочешь сказать, что я могла бы заказывать книги там и забирать их без риска для жизни?

– Возможно, – неопределенно пожал плечами Драко, не понимая, зачем решил помочь Грейнджер, но чувствуя, что поступил правильно, отведя от нее возможную опасность.



Когда Гермиона пришла в себя еще через четыре часа, то обнаружила себя в комнате в одиночестве. В голове было пусто, все тело будто налилось свинцом. Не хотелось ни двигаться, ни говорить. В гробовой тишине, разрываемой лишь еле уловимым шелестом деревьев, раскачивающихся за приоткрытым окном, она просто лежала, пустым взглядом гипнотизируя потолок.

А спустя еще сорок минут, когда она нашла в себе силы встать, умыться, привести себя в более-менее человеческий вид и спуститься, то резко захотела вернуться назад, под теплое одеяло. Хотела заснуть, проспать несколько дней и проснуться от прикосновения теплых нежных губ. Потому что Драко посмотрел на нее шокированными глазами. Потому что она на себе прочувствовала, как бывает больно, когда рвется связующая две души нить. Потому что он не узнал ее.

– Все будет хорошо, моя милая, – голос Нарциссы Малфой ворвался в ее заторможенное сознание. Она присела рядом с Гермионой, кровать в том месте слегка прогнулась и скрипнула, и на ближайшие минуты этот звук повис в воздухе. Склонив голову на плечо обнимающей ее женщине, она прикрыла глаза, вновь и вновь прокручивая в голове сцену в лазарете.

Он не узнал ее…

Нет, он помнил ее, но она была для него лишь Гермионой Грейнджер: грязнокровкой, ненавистной гриффиндоркой, вечно раздражающей его заучкой, подпевалой шрамоголового героя. Словно насмехаясь над ней, судьба оставила его живым, но забрала у него все воспоминания о ней, о том, что их связывало.

Придя в себя, Драко, невзирая на боль от ранений, которые оставили заживать естественным путем, чтобы не перегружать организм магией, вскочил с кровати и занял оборонительную позицию. Если бы у него была палочка, он наверняка разнес бы все крыло, но ослабленное тело выдало лишь одну волну стихийной магии, после чего Драко осел, не в силах и дальше стоять на ногах. Поборов слабые попытки парня вырваться, его все-таки перенесли обратно на койку, после чего Поттер велел всем покинуть комнату. Сам он не говорил, не угрожал, даже смотрел без ненависти, чем немало удивил Малфоя. И когда Драко решил, что это особый, изощренный вид пыток, в комнату влетела Нарцисса.

После долгих объяснений, он вновь отключился под потоком информации, которую не мог переварить и принять. А Гарри, все то время, пока миссис Малфой разговаривала с Драко, пребывал в глубокой задумчивости, не вмешиваясь в диалог матери с сыном. Мыслями он находился парой этажей выше, вместе со своей подругой. Вид Малфоя, сплошь покрытого кровью, ссадинами, порезами и переломами, едва не убил ее, но что с ней будет, когда она поймет, что Драко знать не знает, что она так за него переживает? Гарри всем естеством почувствовал холодное прикосновение дыхания войны, дрожью пробежавшее вдоль позвоночника. В свои годы он повидал многое. Он видел самые ужасные пытки, придуманные человечеством, обреченность умирающих и похороны уже ушедших товарищей. Но заглядывая в будущее, он видел приближающуюся гибель своего самого близкого друга. Он боялся однажды позвать ее и не увидеть отклика, наткнуться на безжизненный, мертвый, потухший взгляд карих глаз, некогда искрившихся весельем и теплотой. Он уже видел отголоски смирения, когда час назад покидал ее спальню. И боялся, что очередной ушат новостей заберет у Гермионы остатки и без того страдающей души.

Если бы в тот момент рядом была профессор Трелони, то она поставила бы Гарри зачетную оценку за самое точное предсказание, потому что сейчас, прижавшись к теплому боку Нарциссы Малфой, Гермиона беззвучно плакала, никак не реагируя на его появление. И когда он задал безмолвный вопрос покачивающей ее в руках женщине и получил в ответ лишь взгляд, полный сожаления, то сполна ощутил пробежавший от плохого предчувствия по спине холодок. Чутье не обманывало: проблемы только начинались.



Задний двор штаб-квартиры Ордена был залит золотистым светом уходящего теплого дня. За долгое время это были первые приятные на события сутки. Хотя бы потому, что они провели их все вместе: никаких вылазок, никаких сообщений и патронусов, по иронии судьбы приносящих теперь лишь грустные известия.

Гермиона вздохнула и бросила еще один взгляд на освещенную закатом площадку позади дома. Он снова сидел там. Совсем один. Потерянный, разбитый, сбитый с толку и совершенно обескураженный царящей внутри атмосферой. Слишком шумно и радостно для человека, не разделяющего в полной мере всеобщее веселье. Сегодня Орден праздновал очередную удачно закончившуюся операцию. В последнее время их победы стали учащаться, но не настолько, чтобы забыть о благоразумии. Между каждой новой вылазкой проходили недели, если не месяцы. Никто не желал рисковать, они и так потеряли слишком многих и слишком многое.

Гермиона снова обратила взор за окно. Может, стоит подойти к нему? Наверняка он не будет возражать против ее компании, если она не станет дотрагиваться до него. Одни только мысли о том, как лучше подступиться к нему, причиняли боль, терзали израненную душу напоминанием, что теперь все не будет так, как прежде. Что теперь не сбегает с собраний пораньше, когда Гарри начинает читать напутственную речь, чтобы подольше побыть с ней. Что теперь он не смотрит на нее с теплотой, заботой и любовью. Что теперь он не смотрит на нее вовсе. Все, что она получила за несколько дней с тех пор, как он открыл глаза, – пара косых подозрительных взглядов. Он опасался ее. Скорее, чувствовал к ней прежнюю неприязнь, но об этом Гермиона думать не хотела. В ее положении такие размышления ни к чему. Она и так напугала его, когда вбежала в комнату, где он лежал. Когда пораженная застыла в проходе, не встретив его улыбки, а наткнувшись лишь на полный презрения и легкой настороженности взгляд…

Нет, ему не нужна ее поддержка. Она чужая для него.

Но, может, все же стоит попробовать? Разве станет хуже, чем уже есть?

«Конечно станет», – ответила она сама себе. – «Дождись, пока он снова прогонит тебя, посмотрим, как ты запоешь», – поставила она точку.

По спине и шее прокатился озноб, послав через все ее тело нервную дрожь. В горле опять встал комок, а глаза защипало от несправедливости. Ее раздирало на части: одна половина страстно желала вернуть воспоминания Драко о ней, о них, сетуя при этом на то, что судьба выбрала именно его; а другая ее часть задыхалась от ужаса за эти мысли – никому она не пожелала бы той боли, которую переживала сама. Ни врагу, ни заклятому другу, ни даже самому дьяволу, разложившему карты вот так. Умелый кукловод, он дергал за ниточки, играя судьбами невинных людей, но даже это не могло заставить Гермиону желать этому метафорическому существу той агонии, в какой пребывала она сама. Она могла бы винить Темного Лорда, но все ее силы уходили на то, чтобы просто держаться. Исправить это невозможно…

Из глубоких размышлений ее вывело тихое покашливание.

– Тебе стоит поговорить с ним. Знаешь, ты могла бы показать ему свои воспоминания или попробовать начать все с чистого листа…

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – прервала она. – Ему будет лучше без грязнокровки в его жизни, – выдавила она, вновь ощущая, как разрывается пополам.

– А может, он сам должен это решить? Он имеет право знать, что никаких «грязнокровок» уже давно нет.

– Я не лишаю его права выбора. Он выбрал, уже выбрал. – Она перевела взгляд со своего собеседника назад на окно, чтобы увидеть, как еще минуту назад угрюмый Драко расцветает в огромной улыбке. – Посмотри, разве я делаю его несчастным?

Она почувствовала, как Гарри остановился позади нее всего в нескольких сантиметрах. Его тяжелое дыхание шевелило волосы у нее на затылке. Он явно раздражен. Но она не отступится, не тогда, когда ее любимый так счастлив видеть свою половинку. Пусть даже это не она. Последняя мысль заставила что-то внутри нее вздрогнуть и болезненно сжаться.

– Ты делаешь несчастной себя. И не только. Ты сказала Нарциссе? – спросил Гарри, и прежде, чем Гермиона успела ответить, добавил: – Готов спорить, что нет. Иначе она первая настояла бы на том, что Малфой должен узнать о том, что скоро станет отцом.

– Пожалуйста, – зажмурив глаза и сжав кулаки, прошептала Гермиона. – Пожалуйста, не говори об этом так, словно понимаешь, как будет лучше. Ты ничего не знаешь, Поттер! – вскричала она. – Ты не понимаешь… я… он… Ему не нужно переживать еще и то, что его ребенок будет грязным полукровкой, – уже тише закончила она. – Ты и я, мы оба знаем, что сейчас он не сможет принять это.

На это у Гарри ответа не нашлось: конечно же, он знал, что она права. Малфой едва пришел в себя, и чтобы перенести дополнительный стресс, подобный этому, ему нужно время для восстановления. Но все же он был убежден, что рано или поздно его друг должен узнать правду. Только в том, что Гермиона расскажет ему, Поттер уверен не был. Более того, он знал, что она не сделает этого, предпочтя быть несчастной самой, чем втянуть и Драко в эту неразбериху.

– Так я и думала, – словно в подтверждение его мыслей подвела итог Грейнджер. – «Мы» были обречены с самого начала, Гарри. Не вини себя, что не смог уберечь его от этого проклятья, – нежно погладив друга по щеке, Гермиона кивнула ему, словно говоря, что все в порядке. – Ты не виноват. Никто не виноват. Только тот, кто начал эту войну, но не ты, даже если ты этого не признаешь. Мы все получаем ту долю испытаний, с которой либо справляемся, либо нет.

Она перевела взгляд от зеленых глаз и снова выглянула в окно, где нашла сидящую рядом с Драко Асторию. Сердце, казалось, пропустило удар, но потом, словно насмехаясь, вновь понеслось вскачь. Грустная усмешка исказила ее лицо, и она продолжила: – Я справлюсь со своей сама, тебе не стоит взваливать на свои плечи еще и мою ношу, ладно? Я невероятно ценю твою заботу, но, прошу, давай больше не будем говорить на эту тему. Посмотри на него, – вновь обернувшись к окну, сказала она. – Он счастлив быть рядом с ней. И она подходит ему куда больше, чем я. И так и должно быть. Так и было бы, если бы не череда случайных обстоятельств.

– Ничто в жизни не случайно, Гермиона.

Она подарила ему легкую улыбку, словно он был маленьким упрямым ребенком, который не желал понимать.

– И то, что он потерял память, тоже, – подловила она его, улыбаясь еще шире, хоть взгляд ее и остался стеклянным. – И не нам вмешиваться в ход судьбы. Ты знаешь, чем это может быть чревато. Поэтому оставь, Гарри, оставь это. Позволь мне оставить это. Я просто хочу пережить это, чтобы вспоминать потом с легкой ностальгией, а не с режущий сердце болью. Если не ради себя, то ради него я должна хотя бы попытаться жить так, словно никогда в моей жизни не было последних месяцев, – обняв пока еще плоский живот, просипела Гермиона, едва сдерживая слезы.

– Что ж… Это твой выбор…

– Спасибо, Гарри, – сквозь щиплющую глаза боль улыбнулась Гермиона.

– …только начинай придумывать легенду, которую будешь рассказывать своему ребенку, когда он спросит о своем отце, потому что я ему врать не стану, – едва не выплюнул Гарри, выходя из кухни и изо всех сил сопротивляясь желанию извиниться перед ошеломленной его тоном подругой. Она не права, и он не собирался пускать ситуацию на самотек. Пусть Гарри не верил, что в его силах спасти волшебный мир, но он точно знал, что может спасти жизнь одному маленькому невинному ребенку. Ему только нужно составить план…

Глядя в спину удаляющемуся Поттеру, Гермиона вспоминала, как однажды точно так же от нее уходил другой близкий ей человек. В прошлый раз это не принесло ей ничего хорошего. Более того – боль от последствий мучала ее до сих пор. Она понимала, что по натуре упрямый Гарри будет до конца наседать на нее, требуя справедливости, которой она – по его же словам – пренебрегает.

Милый Гарри, он не сможет понять ее… Станет ее совестью, каждый раз глядя на подругу с немым укором. А кроме того, пройдет еще месяц-другой, и кое-что станет очевидным для всех. Сейчас он к Нарциссе не пойдет, но если она не поддастся на его уговоры, – чего Гермиона делать не собиралась – разговора не избежать. Совсем скоро ей самой придется объясняться с женщиной, когда природа возьмет свое, и человечек в ее животе начнет расти быстрее. Проницательная Нарцисса, попросившая не вмешиваться в жизнь ее сына и позволить его сердцу и разуму самим решать, что он будет помнить, а что – нет, сложит два и два, с легкостью поняв, что под своим сердцем Гермиона вынашивает ее внука или внучку.

Ей нужно уйти. Уйти, убежать, покинуть волшебный мир, оставить позади все с ним связанное. Оставить здесь его. Она поселится где-нибудь вдали от войны. Вдали от… него. Чтобы не видеть. Не знать. Не слышать, как он счастлив с другой. Как выбирает имя их первенцу. Как воркует над колыбелью с новорожденным…

Слезы, в очередной раз навернувшиеся на глаза от этих мыслей, только укрепили Гермиону в ее желании покинуть это место. Но куда ей идти? К родителям? Нет, исключено. Такой поступок подвергнет их именно той опасности, от которой девушка так старалась их уберечь. Использовать какую-нибудь давно заброшенную конспиративную квартиру Ордена – тоже не вариант. Ей нужно было место вдали от людей, но не настолько отдаленное, чтобы остаться совсем одной. Ей нужно, чтобы рядом был кто-то, кто сможет защитить ее и малыша.

На ум сразу пришло имя только одного человека – Чарли Уизли.



– Прекрати так на него смотреть! – возмущенно пробурчала Гермиона и для пущего эффекта подкрепила угрозу ударом Драко по плечу.

– Как «так»?

– Ты знаешь! Прекрати смотреть на него так, словно сейчас встанешь и ударишь!

– Вот еще! Я бы не стал.

– Ну конечно же, – недоверчиво насупилась она.

– Честно, – с серьезным выражением лица откликнулся Малфой.

– Ну, – все еще хмурясь, Гермиона начала успокаиваться, – ладно.

– Я бы прибегнул к старой-доброй «Аваде»… – не отрываясь от ярого кромсания стейка на части пробормотал Драко, но она все равно услышала.

– Драко Малфой, немедленно прекрати себя вести как ребенок!

– Пусть он тогда прекратит смотреть на мою… – он поджал губы, так и не закончив фразу. Действительно, а кто она ему? Они встречаются, да. Но разве это обязывает ее к чему-то? Неожиданно левый карман пиджака стало еще ощутимее тянуть вниз, и Драко опустил руку под стол, чтобы проверить, убедиться, что его ноша все еще при нем.

– Ну-ну, заканчивай. «Твою» кого? – Гермиона давно отложила приборы и теперь сидела в пол-оборота к нему. Ее глаза сверкали праведным гневом, но где-то в груди теплело от того, что он назвал ее своей.

Она сказала ему «люблю» на прошлой неделе. Это было так волнующе и так смущающе. Он лыбился весь день, стоило поймать ее взгляд, а она не понимала, в чем дело. И когда вечером, прибегнув к старой как мир женской хитрости, она «загнала его в угол» (в буквальном смысле тоже, кстати) – он сдался. Все ее переживания о том, что у нее что-то на лице или в волосах, и потому он так на нее смотрит, улетучились, когда он хриплым томным шепотом сказал ей, что во сне она призналась ему в любви. В тот момент сказать эти слова вслух было самым правильным и естественным из всего, что могло с ними произойти. И она сказала. И, повторяя по его просьбе, уже сама оказалась прижатой к стене и сметенной натиском голодным жаждущих губ и крепкими объятиями сильных рук.

Это была волшебная ночь. Одна из лучших в ее жизни. Сам Драко ей этих слов еще не сказал, но она чувствовала его любовь в каждом его взгляде, в каждом касании, поцелуе. Конечно, ей хотелось услышать, как его губы сложатся в желанное «люблю», но сейчас, когда он сказал «моя», у нее появилась новая мечта: слышать это «моя» каждый божий день.

Драко раздраженно выдохнул и зажмурился. Постепенно гнев улетучился, он разжал кулаки, но в открывшихся стальных глазах все еще полыхало пламя. Холодный металл горел, сжигая заживо. Она плавилась под этим взглядом подобно шоколаду, оставленному на солнце. Подобно топленому пластилину – он мог бы своими руками вылепить из нее все, что пожелает.

– Просто пусть перестанет смотреть на тебя так, словно не знает, что ты встречаешься с… кем-то другим, – и отвернулся назад к своей тарелке. Аппетит давно пропал, и даже сочное мясо, которое он превратил в ошметки, встало бы поперек горла, но он все равно упрямо вилкой перекатывал кусочки мяса и овощей по фарфору.

Гермиона же, заслышав его слова, кивнула, не фиксируя взгляд ни на чем конкретно. Не эти слова она ожидала услышать… Медленно повернувшись на своем стуле, она села так, чтобы он не видел ее лица. Глаза щипало, а подбородок уже предательски дрожал. Ей нужно было успокоиться, но как? Конечно же, она понимала, кем был ее парень. Конечно же, она знала, что ожидать от него благородства, не присущего слизеринцу, любви и тепла, которых он и не знал, воспитываясь под строгим надзором отца, не стоило, но она все же ждала. Ждала, ведь он был принцем, как бы ни пытался скрыть это. Словно сошедший со страниц сказок герой, он не красовался перед публикой, чествующей его подвиги. Не махал рукой в объективы камер и не искал благодарности. Но он был самым настоящим героем, который изо дня в день, рискуя собой, спасал жизни. Который, несмотря на отсутствие настоящего детства, был непосредственным и таким милым, подшучивая – чаще совершенно без свойственной ему ранее злобы – над Гарри или кем-то из парней. Который так заботился о ней и о своей матери.

И думая об этом, Гермиона уже ругала себя за глупые обиды. Имело ли значение то, что он не может – она надеялась, лишь пока не может – вслух сказать о том, что чувствует к ней, если он без устали проявлял свою любовь в поступках? Конечно же нет… А она просто глупышка.

Развернувшись к Драко, чтобы взять его за руку и показать, что не обижается, чтобы сказать, как ей приятно, что он ревнует ее совершенно без причины к парню, который был просто ее хорошим другом, она наткнулась на его полный раскаяния взгляд. Он сидел так близко к ней, словно не его стул был отставлен на полметра от нее по кругу стола. Внимательно изучая ее лицо, Драко молчал, а Гермиона не находила в себе прежней смелости, чтобы сказать все то, что хотела. Ну что они за идиоты… Два сапога…

– Драко…

– Гермиона… – одновременно с ней начал Малфой.

Точно, они идеальная пара.

–Давай ты, – улыбаясь в ответ на его смущение предложила она.

– Я… я… – он запинался, собираясь с силами, но никак не мог сформировать то, что давно уже крутилось на языке. – Прости меня, ладно? – наконец начал он, без передышки выпаливая слова: – Я знаю, что веду себя как… как…

– Собственник?

– Чокнутый!

– Чокнутый?

– Да, чокнутый собственник, который так тебя любит, что сходит с ума от мысли, что ты можешь однажды одуматься и понять, с кем связалась, и уйти. Чокнутый собственник, который так одержим мыслью удержать тебя рядом с собой, что иногда не спит ночами, придумывая план, как бы воплотить это в реальность. Чокнутый собственник, который не способен даже не испортить свадьбу своих друзей, доведя свою девушку до бешенства и… Почему ты так улыбаешься? – переведя дух, Драко оставил мечущийся от волнения по гостям взгляд на Гермионе. – Ну что? Когда ты смотришь на меня так, мне становится не по себе.

– Ты любишь меня, – восторженно сказала Гермиона, не обращая внимания на неловкие бормотания Малфоя.

– Кто тебе сказал? – тут же опешил Драко. Он выглядел как олененок, пойманный в свете фар.

– Ты сказал!

– Не говорил!

– Ты… А я… ты… – мысли Гермионы летали между непониманием, болью, яростью и желанием выбить из белобрысой головы всю дурь. – Значит, не говорил? – прищурившись, спросила она, мысленно добавляя: «Подумай над ответом как следует», – и вместе с тем в ее голове пронеслась картинка, где она стоит, ноги на ширине плеч, в правой руке бейсбольная бита, которой она покачивает, ударяя о левую ладонь. «Ну, держись, Малфой!».

– Не говорил? – уже без прежней уверенности пропищал Драко.

– Ну и ладно, значит, показалось, – с показушным равнодушием Гермиона повернулась на стуле и взяла свой бокал.

– Ага, – уже осознавая собственную трусость промямлил Малфой. – Слушай…

– Я хочу танцевать.

– Чт… Танцевать?

– Да, танцевать. Это свадьба Билла и Флер, я хочу потанцевать на свадьбе своих друзей.

– Ну, ладно, давай потанцуем… – откладывая с колен салфетку и выдвигаясь из-за стола начал Драко.

– О, нет-нет. Ты сиди, – положив руку ему на плечо и тем самым останавливая, отрезала Гермиона все таким же ровным тоном. – Чарли потанцует со мной.

– Что?!

– Я сказала, что потанцую с Чар…

– Все! Я понял, ясно? Твой парень самый настоящий идиот, – закричал Драко, перебивая ее на полуслове и вскакивая со своего места. – Гермиона Грейнджер, я, черт тебя дери, люблю твою заумную голову с кучей неуемных кудрей, которые, видимо, перекрывают твоим ушам доступ к звукам, раз ты не слышала, что я запретил тебе подходить к этому… этому… – Покрасневший, злой как черт – Гермиона любила его таким. И поэтому не дала ему закончить яростный монолог о вреде Чарли Уизли на ее здоровье, закрыв рот излюбленным способом, проверенным поколениями.

– Я тоже люблю тебя, хоть ты и невыносимый засранец…

– Иногда!

– … иногда невыносимый засранец.

– Гермиона?

– Да? – с улыбкой отозвалась Грейнджер.

– Я люблю тебя.



С самого утра у Драко Малфоя было не самое хорошее расположение духа. Нет, он не был зол, обижен или оскорблен. Просто на душе его скребли кошки, а какое-то шестое чувство подсказывало, что сегодня что-то случится. Здраво рассудив, что избавиться от этой внезапно накатившей неопределенности ему поможет встреча с любимой, Драко отправился на поиски Астории. Не найдя девушку в ее комнате и в гостиной за чаепитием, Малфой отправился в сад. Они часто гуляли там вместе, потому что это место утешало, дарило чувство покоя, а в последнее время у юноши были связаны с ним самые что ни на есть приятные воспоминания: первый поцелуй с его Асторией, первое признание, и здесь же он собирался попросить ее руки.

– Что ты читаешь? – спросил Драко, обнаружив возлюбленную сидящей на просторных садовых качелях с какой-то большой книгой в мягком переплете и присаживаясь рядом с ней.

– «Разум и чувства», – ответил в голове у Малфоя знакомый голос. Эту книгу магловской писательницы он частенько видел в последнее время в руках у Грейнджер. – «Одна из моих любимых…».

Откуда он вообще знает, что эта писательница именно магловская? Этот риторический вопрос мгновенно затянул Драко в водоворот новых размышлений. С того момента, как он пришел в себя, все вокруг то и дело напоминали ему, что за время пребывания в Ордене и сражений за жизнь маглов и маглорожденных, а не против их существования, он стал терпимей относиться и к тем, и к другим. Сам Драко этого не помнил, но даже его гардероб намекал, что так оно и есть. Среди его вещей появились футболки и джинсы – одежда, совершенно не свойственная магическому миру.

Голова трещала от этих мыслей. Последнее, что он помнил о своих убеждениях, так это лютая ненависть ко всему немагическому. Если бы не грязнокровки, этой войны, которая втянула в свои кровавые расправы и его семью, вообще бы не было. Но выбирая между безопасностью Нарциссы и враждебностью к магглам, он не колебался. Поэтому и пришел в Орден, поэтому едва ли не силком приволок мать сюда. И не ошибся, ведь она была спасена. Больше никаких пыток и унижений, которыми сопровождался каждый визит Лорда и Пожирателей в Мэнор. Это главное.

И все же принять подобное было… сложно.

– Что, прости? – переспросил он, тряхнув головой, чтобы отогнать накатившее наваждение.

– «Ведьмополитен», что же еще я могу читать? – Астория, кажется, даже немного обиделась на такую невнимательность со стороны своего парня. Малфой почувствовал себя виноватым: они ведь так давно знали друг друга, да и Астория хоть и не была глупа, но без необходимости серьезных книг в руки не брала. Он все равно собирался сделать ей предложение, а значит, ему нужно свыкнуться с этой ее чертой.

– Прости. В следующий раз, обещаю, я буду внимательней. – И юноша так лучезарно улыбнулся, что у девушки перехватило дыхание. Ну разве можно долго дуться на этого обаятельного негодника?

– Хм… Ты прощен, – проговорила Гринграсс. Драко украдкой облегченно выдохнул и уже собрался сорвать с губ любимой короткий примирительный поцелуй... – Но только если принесешь плед из моей комнаты, – поставила она условие.

– Все, что пожелает моя красавица. – Драко еще раз улыбнулся и направился за пледом. Погода на дворе стояла прекрасная, но легкий ветерок был прохладным, и от этого сидеть на улице было неуютно.

Конечно, она замерзла. Маленькая хрупкая Астория. Ей галантно уступали дорогу, сталкиваясь в коридоре. Помогали поднимать даже самые незначительные тяжести. Не отягощали никакими домашними заботами. И дело не столько в воспитании, данном ей родителями, которое не предполагало никакой самостоятельной работы, сколько в ее внешности. Ее тонкое тело застывало, охваченное едва ли не болезненной робостью всякий раз, как с ней заговаривал кто-то из жильцов дома на площади Гриммо. Учитывая, что новый отсчет воспоминаниям Драко пошел с момента, как он пришел в себя после последней вылазки, они с Асторией пребывали в равных условиях: мисс Гринграсс оказалось спасенной жертвой нападения Пожирателей в тот роковой для Малфоя день. И теперь они оба как две белых вороны держались друг друга, сторонясь всего незнакомого. У них было много общего, много общих друзей и тем для разговоров: оба слизеринцы, за плечами обоих стояли великие предки – чистокровные основатели, первые волшебники. Астория была невысокой, нежной, мягкой, слабой. Драко же к своим годам стал настоящим образцом мужественности: твердый характер, не сломавшийся даже под натиском обстоятельств, и внешность воина: точеная челюсть, чуть заостренные скулы, упрямая линия носа и всегда искривленные в полуусмешке губы, стальной взгляд льдистых глаз и легкий прищур век. Он был защитником, в котором так нуждалась Астория. И он стал им для нее.

Но все же какой-то червячок грыз Малфоя изнутри. Что-то не давало покоя, но что – он понять не мог.

Идя по тропинке к дому, Драко все размышлял над тем, что эта картина в саду – он и еще кто-то – кажется ему безумно знакомой. Возможно, когда-то давно вот так же в саду Малфой-мэнора сидела его мать и читала какую-нибудь книгу, а маленький Драко находил ее, и тогда женщина читала ему вслух о рыцарях, побеждающих глупых горных троллей. Но что-то внутри, то самое шестое чувство, которое с самого утра не давало ему спокойно наслаждаться хорошим днем, твердило, что подобная ситуация была не так давно. Может даже в то время, о котором он, к сожалению, забыл из-за проклятья.

Не находя ответов на эти вопросы, Малфой в задумчивости поднимался по лестнице и не заметил, как случайно столкнулся с Гермионой Грейнджер. Она как раз спускалась вниз, держа под мышкой потрепанный томик, и пребывала в не менее задумчивом состоянии, чем он.

– Привет, – дружелюбно поздоровался Драко, пропуская ее пройти первой.

– Привет, – как-то грустно прошептала Гермиона, скорее прощаясь с ним, а не приветствуя. Она старалась не смотреть на Драко, и быстрее уйти от него как можно дальше.

Удивленный странным поведением Грейнджер, Малфой лишь пожал плечами и стал быстро подниматься по ступенькам дальше. Он как раз почти добрался до нужного этажа, когда услышал, что открылась входная дверь. Движимый любопытством, волшебник перегнулся через перила, чтобы посмотреть, кто пришел. Но в дом не входили, как он думал, а, наоборот, покидали его. Девушка с копной непослушных каштановых волос стремительно покидала помещение, переходя почти на бег.

Драко не сомневался, что когда-то он уже видел, как Гермиона (а это, без сомнения, была она) убегает от него, смеясь и дразня, постоянно путая его, резко меняя направление. И вот сейчас она снова убегает. Убегает от этого места. Убегает от него…

Стоящий на пролет выше Гарри смотрел на происходящее с абсолютно разъяренным видом. Вся эта ситуация, ее несправедливость – все это выводило его из себя. А подслушанный чуть ранее разговор Гермионы через камин с Чарли Уизли окончательно уверил Гарри в его правоте. Поэтому он не собирался оставлять все так.

– Эй, Малфой! Можно с тобой поговорить? – твердо спросил Поттер, складывая руки на груди и четко давая понять, что отказа не примет.



Еще проснувшись поутру, Гермиона знала, что новый день что-то изменит в ее новой жизни. Прошло уже полгода с тех пор, как она покинула дом на площади Гриммо, 12. С тех пор, как она вычеркнула из своей жизни всех тех, кого раньше считала семьей. С тех пор, как смяла и выбросила страницу их истории. Теперь она жила в небольшом домике у подножия румынских Карпат с единственным человеком, который остался ярким пятном ее напоминаниями о прошлом. Хороший друг, не особо разговорчивый, но очень интересный парень, Чарли Уизли приютил ее в своей хижине, дав крышу над головой, защиту и, что самое главное, понимание. Не задавая лишних вопросов, он просто помог ей, когда она нуждалась в его участии. Проводя дни за домашними делами, рукоделием или чтением, Гермиона не раз вспоминала тот день, когда Уизли вручил ей порт-ключ.

– Ты уверена, что хочешь именно этого? – спросил он тогда.

– Да, – тихо, но уверенно ответила ему Грейнджер.

– Жить в глуши, вдали от близких тебе людей? Без связи с кем-то из прошлой жизни, без помощи и поддержки…

– Нет, это не так. Ведь со мной будешь ты…

Гермиона всей душой – по крайней мере, так она себя убеждала – стремилась больше никогда не возвращаться в место, принесшее ей столько противоречивых чувств. Горечь, счастье, радость, боль… Теперь она была далеко-далеко от всего случившегося, и лишь одно чувство напоминало ей о прошлом и перекрывало все остальные – безусловная любовь к человечку, который вскоре должен был появиться на свет.

Внезапно вспыхнувший красным кристалл оторвал Гермиону от печальных дум, предупреждая о незваных гостях. Она заколдовала волшебный камень на оповещение, если кто-нибудь трансгрессирует или подойдет к дому. За все время, что она провела с Чарли, он срабатывал только тогда, когда возвращался кто-то из них. Но сегодня все было иначе. Сегодня красная вспышка, на миг ослепившая глаза и всколыхнувшая едва зажившую внутри рану опасений, не сулила ничего хорошего. Гермиона буквально чувствовала это. Да и ребенок в ее животе в последние дни вел себя слишком активно, словно предупреждая о чем-то.

– Сиди здесь, а я пойду посмотрю, кого там принесло, – сказал Чарли, вынимая из кармана палочку и, приготовившись отбивать атаку, направился к входной двери.

За порогом его ждал не друг, но и не враг.

– Малфой, – не скрывая наигранного удивления кивнул Чарли, стоя в дверном проеме и не двигаясь с места. Он ожидал, что рано или поздно это произойдет.

– Уизли, – кинул в ответ Драко.

– Чем обязан твоему визиту? Неужели внезапно заинтересовался драконами?

– Драконы, бесспорно, существа невероятно интересные, – мне ли не знать – но я пришел не за этим, – проговорил Драко, прямо заявляя, что на светскую беседу не настроен. – Где она, Уизли? – требовательно спросил Малфой, сдерживая нарастающий внутри гнев.

– Совершенно не понимаю, о ком ты.

– Не строй из себя дурака, – рявкнул Драко. В груди у него уже все пылало от ярости, но он совершенно не был настроен брать хижину боем. – Где она? Где Гермиона? – едва ли не по слогам прошипел он.

– С чего ты взял, что я должен знать, где она? – все таким же равнодушным голосом продолжал Чарли, однако напрягаясь и крепче сжимая палочку в руке.

– Уизли, хватит играть со мной. Я знаю, что она здесь, – злобно выплюнул Драко, взглядом сканируя собеседника. И что только она в нем нашла? – Мне нужно с ней поговорить, – с показной усмешкой закончил Малфой, слегка распрямляясь и вытягиваясь в полный рост.

– Даже если она здесь, Малфой, с чего ей вдруг разговаривать с тобой? Явился сводить счеты за оскорбление, нанесенное твоей драгоценной персоне, в далеком-далеком прошлом? – Чарли явно издевался над Драко, и у Малфоя аж желваки на скулах заиграли от едва сдерживаемой злости. В семье Уизли ему любили припоминать, как Гермиона ударила его, будучи на третьем курсе. Но смеяться над ним было позволено только одному человеку, и это явно не Чарльз Уизли.

– Просто дай мне с ней поговорить. – Малфой держался из последних сил, чтобы не запустить в Уизли Петрификус и не ворваться в его дом силой. Если Гермиона действительно здесь, то кто знает, какими защитными заклинаниями она оградила это место, и не разорвет ли непрошеного гостя на части.

– По-моему, Гермиона однозначно дала понять, что покончила с прошлой жизнью. Поэтому я попрошу тебя уйти. – Чарли предупреждающе нацелил на Драко свою палочку. – Пожалуйста, Малфой. По-хорошему…

– Не надо, Чарли, – раздался из глубины дома голос Гермионы Грейнджер. – Я поговорю с ним, если ему так хочется. Пусть заходит.

Все еще недобро глядя на гостя, Чарли вздохнул, но опустил палочку и шагнул в сторону, пропуская Малфоя внутрь.

На вкус Драко, убогость этого жилища могла соперничать разве что с Норой: прямо из прихожей вела лестница на второй этаж, налево – кухня, направо – комната, которая, по всей видимости, служила гостиной. Одна обстановка вызывала волны ненависти Малфоя, каждый сантиметр этого псевдо-жилища был неприятен всему его естеству одним своим существованием. С милым и в шалаше рай, а?

– Направо, – не глядя на Драко, указал Уизли и ушел на кухню, чтобы находиться поблизости, но в то же время не мешать приватной беседе.

Гермиона ждала Малфоя, стоя у окна спиной ко входу. Она лишь немного повернула голову, чтобы взглянуть на вошедшего, кивнуть ему на ближайшее кресло, предлагая присесть, и отвернуться обратно к созерцанию пейзажа. Драко не спешил занимать указанное место. Он остался стоять, рассматривая фигуру девушки. За те полгода, которые он искал ее едва ли не в каждом уголке мира, она значительно прибавила в весе.

«Наверно, это на нее так благотворно повлияла жизнь вдали от военных действий», – подумал Драко. – «Рядом с этим пижоном», – зло добавил он.

– Хорошо выглядишь, – начал он, прерывая их затянувшееся молчание и присаживаясь в кресло.

– Ты тоже, – ответила Гермиона, хотя так и не повернулась к Малфою.

Пауза затянулась. Тишина между ними не звенела и дребезжала, как обычно бывает в такие моменты в любовных романах. Нет, все было с точностью до наоборот. Подражая ярким лучам солнца, проникающим внутрь через распахнутые шторы, уют, комфорт и теплота наполняли каждый уголок небольшой комнаты, в которой они расположились. Словно не было последних месяцев. Не было той боли, печали, разочарования и отчаяния. Словно все произошедшее было лишь сном – страшным, но только лишь сном, который подобно песочному замку разлетелся с едва уловимым дуновением обещания чего-то… хорошего? Драко хотелось верить, что это так, но отвернутое лицо девушки, не желающей даже смотреть на него и скрывающейся последние месяцы, говорило о том, что все не так уж радужно в их перспективах на счастливую жизнь.

– Ты… – начал Малфой, но так и не смог произнести то, что вертелось на языке, едва ли не обжигая изнутри. Ты теперь с ним?

Гермиона едва склонила голову влево, не поворачиваясь к Драко, но наблюдая за ним уголком глаз. Она не могла сказать точно, что именно изменилось в нем, но что-то явно было не так. В чертах лица появилось что-то новое, неуловимое изменение, которое она не могла понять. С ее губ слетел тяжелый вздох, и она вновь повернулась к окну.

– Зачем ты пришел? – спустя целую вечность прошептала она, опираясь лбом о холодное стекло. – Зачем?

Вскочив с кресла и едва его не опрокинув, Малфой сделал шаг по направлению к Гермионе, но замер в метре от нее. Он потерял право дотрагиваться до нее. Или нет? Как она отреагирует, если он обнимет ее? Руки от бессилия сжимались в кулаки, глаза метались по комнате, выискивая причину, которая заставила бы кипящий разум поостыть. Контроль летел к черту, но он ведь не собирался на нее кричать, верно?

– Знаешь что, это самый дерьмовый вопрос, который мне только задавали! Самый глупый, тупой и не имеющий смысла вопрос! – едва ли не задыхаясь, все же закричал Малфой, начиная гневно расхаживать взад-вперед по скрипящему полу, звук которого раздражал сидящего в нем зверя еще больше. Плечи Гермионы от его тона напряглись, и вся она превратилась в соляной столб, – неподвижный, застывший, твердый – остудив тем самым пыл Драко. И уже спокойнее он продолжил, остановившись позади нее с застывшими в сантиметрах над ее плечами ладонями: – Я пришел к тебе. Я пришел за тобой, – выдохнул он, все же опустив руки на ее замершую фигуру и притянув ее к себе. Зарывшись лицом в пышные волосы, такие родные и мягкие, он прижал к своей груди ее тело. И уже хотел продолжить, как скользнувшие к талии руки наткнулись не на привычный тонкий стан. – А…

Еще секунду назад расслабившаяся Гермиона вновь напряглась и попыталась сделать шаг в сторону от него, но тут же была возвращена на место сильной хваткой. Теперь уже молчание между ними не было таким же приятным. Невысказанные с обеих сторон вопросы висели в воздухе, но никто из них не заговаривал, предпочитая задержать уплывающие словно вода сквозь пальцы мгновения покоя и безмятежности. Трудности, которые непременно еще возникнут на их пути, так и маячили на горизонте, но сейчас здесь были только они: он, она и кто-то еще.

– Всего один вопрос.

– Я знала, что ты не выдержишь, – несмотря на неловкость и шаткость ситуации, Гермиона не удержалась от ехидного замечания. Как же ей хотелось верить, что он здесь не просто так. Как хотелось услышать, что это действительно так. Она так часто ошибалась по жизни, делала неправильные шаги и сворачивала не туда, что теперь ей не хотелось строить догадки. Она хотела знать.

– Он… он… – легко водя руками по ее выпирающему животу, Малфой пытался подобрать слова.

– Да.

– Да?

– Да, твой.

Из груди Драко вырвался заметный вздох облегчения.

– Я бы не смогла променять тебя на… кого бы то ни было.

– Я знаю, – самодовольно ухмыльнулся Малфой в своей излюбленной манере и поймал одновременно укоризненный и насмехающийся над его недавней неуверенностью взгляд Грейнджер. – Я люблю тебя. И всегда буду помнить, даже если в моей голове не останется и части воспоминаний. Я узнаю и найду тебя, где бы ты ни была. Поняла? Я не шучу, – серьезным тоном заявил он, сверля взглядом ее профиль с расплывающейся по лицу счастливой улыбкой.

– Я знаю. Я тоже люблю тебя.

– Всегда.

– Всегда…