Поймать мгновенье

Слушать обязательно(!): Evanescence - My Immortal

– Как же холодно у вас в России, – простучал зубами Роб, зябко кутаясь в воротник пальто. На его волосах таяли снежинки.
– Зато хоть зиму настоящую увидишь, – утешила я.
– У нас в Англии тоже бывает зима, и снег идет.
– Ой, да что у вас там в Англии за зима! – фыркнула я. – Смех один.
– Что ты имеешь против Англии? – притворно возмутился Роб.
– А что ты имеешь против России? – не осталась я в долгу.
Он рассмеялся:
– Ну, я же сказал: холодно! А так в целом неплохо. Меня даже никто не узнаёт. Какое удовольствие побыть обычным человеком!
– Я же тебе говорила: никто тебя тут не узнает. Особенно в этом провинциальном городе. Даже если ты на свою фанатку наткнешься, она подумает: «Ничего себе, как парень на Паттинсона похож!», да и пойдет себе дальше, потому что ей и в голову не придет, что ты можешь реально тут оказаться.
Роб потряс головой, и снежинки разлетелись с его волос во все стороны.
– Куда теперь?
– Ты хотел нашу крепостную стену увидеть.
– Идем.
Я смотрела, как он подносит лодочкой руки ко рту и дышит на них, пытаясь согреть, видела дыхание, вырывающееся из его рта и сразу застывающее паром, и хотелось кричать: «Стой, счастье, стой!» Как остановить мгновение? Как запечатлеть его? Фотографией? Видеосъемкой? Как поймать ту эфемерную хрупкость момента, которая от соприкосновения с реальностью начинает трескаться и крошиться, превращаясь в ничто? Как удержать неуловимый трепет сердца и разбегающиеся по тонким струнам через синапсы горячие волны ностальгии по настоящему? Как остаться здесь и сейчас, застрять между прошлым и будущим в маленькой капсуле вневременного континуума? Каким богам помолиться, какую жертву принести? Что отдать за это, какую часть себя? А может, всю себя целиком?
А Роб уже шагал дальше, потом оглянулся, не понимая, почему я остановилась и не показываю ему дорогу. Стенки моего мгновения счастья задрожали и стали лопаться, осыпаясь острыми блестящими осколками.
Стряхнув их с себя, я улыбнулась и догнала Роба. Пошла рядом, замирая от его близости, от невозможности взять его за руку, прикоснуться. То есть, конечно, можно, все можно. Вот он, рядом. И все же нельзя, немыслимо. Страшно нарушить нечто зыбкое, на грани того, что есть, и чего еще даже не существует. Что может расцвести в нечто прекрасное и мощное, а может погибнуть, как едва пробившийся росток, от неловкого движения.
– Как удачно мои агенты на тебя вышли, – продолжал говорить Роб, а я едва поспевала за его быстрыми шагами. – Для сценария мне не хватало этих впечатлений. Мне нужно было не просто увидеть со стороны, мне нужно было погрузиться в атмосферу, чтобы почувствовать, понять…
Его голос звучал на краю сознания.
«Как удачно!» Для тебя, Роб, может быть, и удачно. Может быть, именно это слово описывает те эмоции, которые ты испытываешь. Но для меня это слово как пар от чашки горячего кофе рядом с извергающейся лавой. Что чувствует человек, когда его жизнь взрывается? Когда ураган нежданного и невообразимого стирает все привычные границы? И вот тебя несет потоком, и все вокруг сверкает на солнце, блестит и переливается бриллиантовой россыпью мироздания, звенит и расцвечивается миллионами оттенков, и воздух как будто поменял свой состав и кажется сотканным из капель эйфории. Но ведь ты, Роб, уедешь. А что останется мне? Что буду делать я на пепелище своей жизни, погребенная под застывающим вулканическим пеплом? Как буду я жить дальше, подбирая разбросанные стихией останки того, что было мной? Как буду дышать, выкашливая в израненные ладони осколки стекляшек, казавшихся драгоценными камнями?
Мы останавливаемся перед величественной башней. Сколько веков она видела? Сколько судеб, счастливых и не очень, проскользнули сквозь нее бесплотными тенями и навсегда упокоились в толще времени? И когда-нибудь наши призраки тоже пополнят эту бездонную копилку. Еще несколько мгновений человеческих жизней в бесконечной ленте времени.
– Хочешь попасть на крышу? – спрашиваю я Роба.
– А можно?
– Нельзя. Вход закрыт. Но если очень хочется, то можно, – усмехаюсь я. Мы долго идем вдоль стены, ныряем в кустарник, и я показываю Робу полуразрушенную бойницу на высоте полутора метров от земли с выломанной решеткой. Конечно, раньше она была выше, но за много веков фундамент на несколько метров врос в землю.
– Ну как, последнее время посещал спортзал или, как всегда, отлынивал? – подмигиваю я. – Подсаживай.
Смеясь и шикая друг на друга, мы долго пытаемся взобраться и протиснуться в окно. Я чувствую его руки, когда он подталкивает меня. Затем ухватываю и тяну его за рукава пальто, пока он подтягивается, скользя модельными ботинками по кирпичной кладке в надежде найти опору. Наконец, авантюра удается, и мы внутри. Потом мы долго идем по темным переходам и лестницам, поднимаясь все выше и выше, и гулкое эхо шагов пугает и завораживает, заставляя нас притихнуть.
Ветер бросает в лицо охапки снежинок, как только мы поднимаемся на крышу. Роб оглядывается на панораму ночного города, в благоговении выдает:
– Ух, ты! – а дальше мы молчим.
Говорят, только раз в жизни бывает такой день, когда тебе все удается. Когда все складывается, как нельзя лучше, когда все мечты становятся реальными и все желания безнаказанно исполняются. Когда звезды выстраиваются в ряд, когда шестеренки небесных механизмов приводят в движение громоздкий маховик колеса Фортуны, когда Мойры сплетают свой самый красивый узор.
Роб поворачивает голову, смотрит на меня и вдруг начинает хохотать.
– Что? – удивляюсь я. Он оглядывает себя и заходится в смехе еще больше. Только сейчас я замечаю, что его пальто сплошь в разводах, а на щеке грязное пятно. Видимо, я выгляжу не лучше. Я протягиваю руку, чтобы вытереть ему скулу, но только размазываю сильнее и тоже начинаю хохотать.
– Ну, ты и устроила мне прогулку! – смеется он, затем вдруг лепит снежок и кидает в меня: – Вот тебе за это!
Я уклоняюсь и сама нагибаюсь за снежком. Роб, пытаясь увернуться, поскальзывается. Я, желая поддержать, бросаюсь к нему. Он ухватывается за меня, и его улыбка так близко. Он проводит ладонью по моей щеке. Потом…
Потом он говорит, и я не верю тому, что слышу:
– Знаешь, говорят, только раз в жизни выдается такой день… А может быть минута или секунда, которую хочется поймать на лету, зажать в кулаке и унести с собой.
– Но страшно сломать… – шепчу я.
– … потому что это мгновение такое хрупкое… – тихо продолжает он.
– … как крылья бабочки.
А потом он меня целует. Мы кружимся по крыше многовековой башни, а вокруг нас блестят и осыпаются осколки мгновенья, как нежные белые бабочки. Идет снег.