Белла POV

Взглянув в зеркало, я вздрогнула, когда увидела в нем божественно красивого парня, и дернулась назад, оказавшись лицом к лицу с ним. Первой моей мыслью было указать ему, что он не должен здесь находиться, но вместо этого я начала рассматривать непрошеного гостя. Его взъерошенные с оттенком бронзой волосы так и манили зарыться в них пальцами, а глаза странного янтарного оттенка, наоборот, говорили бежать, как можно дальше, от их владельца и не оглядываться.

Меня охватили противоречивые чувства, и я не знаю, что меня пугало больше. То, что я чувствую необъяснимое притяжение к человеку, которого совершенно не знаю, или то, что этот самый человек, скорее всего, не является им в общепринятом смысле. Сжатые в кулаки руки, сведенные в тонкую полоску губы, подергивающиеся скулы, не покидающий моего лица взгляд, холодный и в то же время с проблеском каких-то чувств, которые я классифицировать не могу, трепещущие пазухи носа и с пугающим звуком задевающие друг от друга зубы в его рту...

Я не могла выдавить из себя ни единого слова, и это тоже пугало меня. Меня пугало все, а в особенности то, что я не решалась попросить парня выйти. Даже идею о том, чтобы сделать это, я тут же гасила в своей голове, едва она там появлялась. Лишь мысль о том, чтобы указать место нарушившему мое уединение и сказать ему, что он ошибся дверью, казалась мне смертоносной. Именно поэтому я подавляла ее на корню.

Его пристальный взгляд, ни на секунду не покидающий меня, становился все тяжелее, и я в полной мере осознала, что не могу справиться с его давлением, и опустила свой взгляд в пол. В плитке, которой он был выложен, не было ничего интересного, она была самой обычной, но смотреть в нее, несомненно, было легче, чем в глаза, горящие непонятным мне огнем.

Я вся напряглась, когда воздух вокруг меня заколыхался, и зажмурилась. В голове возникли картинки того, как незнакомец протягивает руку к моим волосам, чтобы отодвинуть их в сторону, с шумом вдыхает их аромат, а сразу после проводит ледяными губами по моей шее в той ее точке, где неистово бьется пульс, и разрывает мою кожу острыми зубами. Кровь по капле покидает мое тело, и оно падает на пол с глухим стуком, когда незнакомец размыкает руки и отходит прочь.

Я прекрасно помнила об обещании членов клана не нападать на жителей нашего городка, но мною и моими мыслями руководил необъятный страх, возможно, бессмысленный, но изгнать его было не в моих силах. Мне было страшно поднять голову и увидеть внушающие страх глаза рядом с собой.

Не знаю, что больше я почувствовала, когда обнаружила свое одиночество. Облечение и радость от того, что я в порядке, разочарование от того, что теперь у меня не будет шанса узнать, что от меня хотел привлекательный незнакомец, или же странную эйфорию от предчувствия того, что это не последняя наша встреча.

С хаотично раскиданными мыслями в голове и непонятными ощущениями на сердце я вернулась к девочкам, которые, к счастью, не заметили моего нервозного состояния, когда я только пришла, а потом время пролетело как-то быстро, и мы поспешили на площадь, почти не разговаривая друг с другом. Молчать было проще, ведь любое сказанное слово могло заставить вырваться тщательно оберегаемые эмоции на поверхность. Именно поэтому никто из нас не нарушал воцарившуюся тишину.

Эдвард POV

Мой путь домой, в родовой замок, проходил через лес, и я на максимальной скорости проносился между деревьев, заполнивших своей зеленью почти все вокруг. Далеко позади в воздух с громким криком поднялась птица, вероятно, почувствовавшая исходившую от меня опасность и потому испугавшаяся. До меня доносилось журчание реки в лесной чаще, стрекот сверчков в траве, а в ушах свистел ветер. Моя сущность позволяла мне слышать все, что происходило вокруг, в радиусе многих километров, и меня невозможно было застать врасплох, незаметно приблизившись.

Наконец, я оказался у парадного входа в особняк, по которому нельзя было сказать, что он стоит на этом месте уже сотни лет. Все дело в том, что фасад внушительного по размерам замка частенько обновлялся, но его дизайн оставался неизменным, впрочем, как и внутреннее убранство. Оказавшись в просторном холле, я по привычке прислушался к тому, чем заняты многочисленные обитатели особняка, и большинство из них находились в своих комнатах, но из подвального помещения эхом разносились звуки музыки, и среди них можно было различить удары шаров о борт бильярдного стола.

Ввиду того, что не было слышно никаких голосов, я лишь мог предполагать, что там находятся мои братья, которые расслаблялись за игрой и были наиболее частыми посетителями бильярдной комнаты. Желания сходить вниз и присоединиться к Эммету и Джасперу, если они там, у меня не возникло, и я поспешил к лестнице, чтобы подняться в свою комнату и побыть одному перед тем, как придет время отправиться на центральную площадь города.

Но не тут-то было. В мои планы вмешался отец. Незаметно проскользнуть мимо его кабинета мне не удалось, и, натянув маску беззаботности, я вошел внутрь, быстро скользнув взглядом по обстановке, в цветовом решении которой преобладали темные и холодные оттенки, под стать душе Карлайла.

В конечном итоге наши глаза встретились лишь на секунду, но и ее хватило мне, чтобы понять, что папочка недоволен и наверняка намерен призвать меня к ответу за непослушание. Он просил, чтобы ни я, ни мои братья не выходили в город до наступления полуночи, но лично для меня его слова звучали, как приказ, а я не любил, когда мне приказывали.

Поэтому соблазн ослушаться был очень велик, и я поддался его сладостному зову, покинув пределы особняка и отправившись в город. Гнев отца, если таковой последует, я как-нибудь переживу.

- Где ты был? – начал с главного Карлайл, будто просверливая дыру в моей голове, но на меня это не производило никакого эффекта. Маленьким мальчиком я уже давно не был, само предположение о том, что меня поставят в угол и оставят на несколько часов без еды, звучало смешно, и наказания, которое всерьез могло меня напугать, не существовало. Карлайл понимал все это и знал, что я знаю об этом. – Ты очень импульсивный и безрассудный. Когда-нибудь это погубит тебя, - серьезным и резким тоном, заставившим что-то всколыхнуться в моем холодном и застывшем сердце, произнес отец.

- Я такой, какой есть, и меня не переделать, - горячо возразил я.

- Не заставляй меня повторять свой вопрос и отвечай, когда тебя спрашивают, - зарычал отец, разворачиваясь ко мне лицом.

Его лицо было искажено первобытной гневом и неподдельной злостью, а все потому, что он любит, когда перед ним все ходят на цыпочках и слепо повинуются его словам и приказам. Он требует подчинения не только у меня, своего младшего сына, но у моих старших братьев. Эммет и Джаспер никогда с ним не спорят, а я... В данную секунду я не могу припомнить ни одного дня, когда мы с отцом не вели словесную перепалку. Любая мелочь может послужить толчком к тому, чтобы Карлайл вышел из себя.

Моя мама, Эсми, почти постоянно ему говорит, что меня не изменить, но Карлайл ее не слушает или не желает слышать. Формально они не настоящие мне родители, но в их лице я обрел семью, когда мне казалось, что моя жизнь кончена. Карлайл и Эсми спасли меня, когда я умирал. Пусть это был и не мой выбор, но я ни в чем их не обвиняю.

- Я был в баре, - наконец, ответил я, спокойной и неторопливой походкой приблизившись к креслу, стоявшему у стола, и опустившись в него.

Краем глаза я видел, что отец неотрывно смотрит на меня и явно собирается с мыслями и силами, чтобы вновь не разозлиться, возможно, сильнее, чем прежде. Гнев Карлайла только начал утихать, и мне бы не хотелось его повторения.

- Не хочу знать, что ты там делал. Лучше возьми папку и реши, кого возьмешь себе в жены, - процедил он и кинул вышеназванный предмет мне на колени. - Напоминаю, что все фамилии записаны по алфавиту, открывай, - Карлайл пристально посмотрел на меня, потом на секунду перевел свой взгляд на самую обычную черную папку без каких-либо излишеств и снова вернул все свое внимание ко мне.

Мне было не отвертеться, и я знал это. Меня никогда не посещали мысли о том, что будет, когда я встречу ту, которая предназначена мне судьбой. Я никогда не искал кого-то особенного, не особо веря, что после одной единственной встречи что-то произойдет, и с первого взгляда меня накроет сумасшедшее чувство, которым управлять невозможно. Мне было хорошо и одному, но у судьбы в лице моего отца свои планы. До сих пор не верится, что он не был настойчив, побуждая меня решить главный вопрос на сегодня заранее, а не за считанные часы до полуночи.

Карлайл опустился в свое кресло и сделал вид, что читает книгу, но я-то знал, что на самом деле он украдкой смотрит за мной и моими действиями и, возможно, пробегает глазами по одной строчке сотни и даже больше раз, не двигаясь дальше. Мой взгляд перемещался между страницами в папке, пока я листал их, но никто мне не нравился. Мне было непонятно, что со мной творится, но ровно до той поры, пока я не наткнулся на знакомое лицо.

В памяти мгновенно замелькали картинки из недавнего прошлого, и я откинул голову назад, прикрыв веки. Перед ними тотчас возник образ, несомненно, самой красивой девушки на свете. Пусть я и не знал всех живущих на земле женщин, но я был твердо убежден, что повстречавшаяся мне сегодня незнакомка прекраснее их всех. Чего только стоят ее выразительные и большие глаза такого редкого цвета молочного шоколада, которые, казалось, проникали в самые тесные уголки моей души, которой, впрочем, у меня не было, и словно вытаскивали на поверхность все, что скрыто.

На девушке было самое простое платье, ее волосы были собраны в неряшливую косу, но меня привлекла ее естественность, и все, что мне хотелось, это дотронуться до нежной, почти прозрачной кожи, от которой пахло персиком. Возможно, незнакомка обожала гель для душа именно с таким запахом. Он манил меня, хотелось подойти ближе, и я не смог удержаться, но девушку пугать мне не хотелось, поэтому я и не коснулся ее, а просто исчез, пока ее глаза были зажмурены. Это было признаком того, что ей очень страшно, и дрожащее тело выдало мне тревогу своей хозяйки.

Я же на пути домой озаботился причиной, по которой мои способности впервые за все мое существование дали сбой. Мне не удалось прочитать мысли девушки, а именно в этом и состоял мой дар. Прежде мне еще никогда не приходилось напрягаться, чтобы забраться в сознание окружающих, но сегодня все изменилось. Моя предельная концентрация не принесла результатов. Я слышал только тишину.

Но тишина ее мыслей не была основной проблемой. Поражало родившееся во мне желание выпустить монстра в себе наружу и не отпускать девушку, пока последняя капля ее крови не коснется моего горящего горла. Мне даже казалось, что от нее не укрылось то, что я не человек. Я остро чувствовал, что совершенно не дышу в ее присутствии, и, хотя это не могло меня убить и не причиняло никаких неудобств, я хотел вздохнуть и ощутить ее аромат, проникающий в самые глубины моего носа.

Но я не сделал этого и сбежал от той, образ которой все равно навеки останется в моей всесильной памяти, особенно теперь, когда потерял свою безликость. Моя незнакомка перестала быть таковой, и я почти не удивился, скользнув взглядом по информации, приведенной рядом с фотографией. Вживую Белла была еще красивее, и это имя идеально подходило ей. Я определенно принял решение и уже не изменю его.

Осталось самое сложное. Сказать отцу в надежде, что он воздержится от того, чтобы оспаривать мой выбор. Не то, чтобы в случае с моими братьями, которые определились заблаговременно, в отличие от меня, так вышло, но это не гарантия того, что я застрахован от попытки Карлайла повлиять на ситуацию. Я всерьез задумался над линией защиты, но, к моему удивлению, она не потребовалась. Отец поднялся и обошел стол по кругу, заглянув в папку, перед тем, как спросить, уверен ли я. Все, что он получил от меня, это утвердительный кивок.

Мною двигало желание узнать Беллу и понять, что же мешает мне прочесть все мысли в ее голове за одну секунду. Все складывалось в мою пользу, и было бы глупо не воспользоваться выпавшей возможностью, если уж она сама идет в руки благодаря стечению обстоятельств и договору, сулящему безопасность большинству жителей, но лишающему из века в век молодых девушек выбора, семьи и жизни. Даже если я не одобряю это, изменить существующее положение никогда не смогу.

Дело не в страхе перед Карлайлом, которого нет, дело в том, что он все равно меня не услышит, что бы я ни сказал. Для него никто не является авторитетом, даже моя мать. Да и что я ему скажу? Предполагается, что мне должно быть все равно, и в какой-то степени это так и есть. Не я устанавливал правила и думаю, раз в свое время власти города согласились на условия более могущественных и сильных, значит, их все устраивало. Еще бы: тех, кто в безопасности, в любом случае будет несравнимо больше чем тех, кто становится разменной монетой без шанса на то, чтобы избежать участи жертвы.

- Я свободен? – спросил я, немного погодя, хотя мне не требовалось позволения, чтобы уйти, я мог сделать это в любую секунду.

- Да, никто тебя тут насильно не держит, - ответил отец, даже не взглянув на меня и перебирая что-то на своем столе. Я был уже в дверях, когда Карлайл окликнул меня, и, оглянувшись, вопросительно посмотрел на него, заняв ожидающую позицию. – Твоя мать попросила передать, чтобы ты зашел, когда придешь. Кажется, она хочет сказать тебе что-то важное. И не смотри на меня так, я не знаю, о чем пойдет речь, - было видно, что папе больше нечего сказать, и он действительно не в курсе, что мне ждать от разговора с Эсми.

Я, не желая мешкать, вышел прочь из кабинета, направляясь во внутренний двор, где чаще всего можно было отыскать самую добрую на свете женщину, в лице которой мне посчастливилось обрести маму. Определенно, мое приближение не осталось незамеченным Эсми, и она обняла меня, едва я оказался в ее саду, освещаемого гирляндами, висящими то тут, то там. Цветы всевозможных видов и расцветок, казалось, заполонили все вокруг, чуть ли не устилая, как ковром, вымощенные плиткой дорожки. В фонтанах журчала вода, и этот звук благотворно влиял на меня, даря успокоение.

- О чем ты хотела поговорить? – спросил я, нарушая затянувшееся молчание.

- Я люблю тебя, ты же знаешь.

- Знаю, - вырвалось у меня в то время, как я совершенно не понимал, что Эсми хочет мне сказать, и отчего такое вступление, от которого веет унынием и тоской.

- У меня нехорошее предчувствие. Просто пообещай мне, что будешь осторожен сегодня и впредь, - неожиданно серьезным голосом попросила мама, с грустью и мольбой смотря на меня, и я понял, что должен дать Эсми то, что она просит, даже если ее невысказанные предположения о грозящей мне опасности кажутся смехотворными и нереальными.

- Обещаю, - тем не менее, ответил я, ободряюще улыбнувшись маме, чтобы хотя бы немного успокоить ее тревоги.

Предыдущая глава || Следующая глава