Совершенно определённо, моя жизнь не удалась. К сожалению, так бывает. Живёшь себе, живёшь и думаешь, что всё ещё впереди, всё ещё будет, все мелкие и не очень мелкие неурядицы останутся позади, а впереди – принц на белом коне – можно, конечно, и не на белом, - брачные клятвы, любовь до гробовой доски и стайка шумных детишек в качестве доказательства той самой любви.

Но однажды в возрасте двадцати семи лет вдруг понимаешь – добрая половина жизни позади, а у тебя ничего нет и не предвидится. Квартира, машина и хорошая работа ведь не считаются, да? Вместо принца одни трёхглавые и двуличные драконы – какая уж тут любовь, а между тем гробовая доска всё ближе.

Я шумно вздохнула, зажмурилась от слепящего солнца, устраиваясь на шезлонге поудобнее, и пошарила рукой в маленьком переносном холодильнике в поисках следующей порции мороженого, с помощью которого вот уже час пыталась реанимировать в себе жалкие остатки былого оптимизма. С последним дела обстояли всё так же из рук вон плохо, зато пару лишних килограмм я себе точно нарастила. Благо, в свете недавних событий толстый зад казался мне теперь наименьшей из всех возможных проблем.

Рука нащупала лишь пустоту – мороженое закончилось, и печальные мысли о несправедливости судьбы набросились на меня с удвоенным рвением.

Мне всегда патологически не везло с противоположным полом, так что время от времени я невольно задумывалась над тем, не лежит ли на мне какое-нибудь проклятье или сглаз.

Началось всё с Майкла Ньютона, который случился со мной ещё в старшей школе. Майк был одним из самых красивых и популярных парней нашей параллели, так что, когда на уроке математики он внезапно пересел ко мне за парту, я едва не скончалась от счастья. А уж когда Ньютон начал оказывать мне знаки внимания в виде подтаявших шоколадок, цветочков, по всем признакам сорванных со школьной клумбы, и предложений проводить до дома, мне и вовсе стало казаться, будто я умерла и попала прямиком в рай.

На грешную землю я спустилась в начале летних каникул, когда выяснилось, что хоть я и «чёткая девчонка», но Майклу больше «по приколу» Джессика Стенли, а за то, что я смогла решить все его проблемы с математикой, он меня, конечно, «во век не забудет».

Так, Ньютон стал первой, но далеко не последней мужской особью, использовавшей меня в корыстных целях. Им всем всегда было что-то нужно от меня: возможность бесплатно пообедать, поужинать и сходить в кино, моя квартира в качестве временного пристанища, помощь на работе с «очередным идиотским проектом босса» - что угодно, только не я сама.

Апофеозом моих любовных мытарств стали отношения с Джеймсом, продлившиеся год – небывалый для меня срок. Конечно, он был далёк от совершенства, но в сравнении с предыдущими ухажёрами казался едва ли не подарком судьбы. Во всяком случае, первое время.

Что-то неладное мне стоило заподозрить ещё полгода назад, когда Джеймс потерял работу и прочно обосновался на моём диване, не предпринимая видимых попыток снова начать зарабатывать. Однако я списала всё на депрессию, в которую поспешил впасть мой возлюбленный, так жестоко отвергнутый работодателем. Не знаю, на сколько ещё хватило бы моего терпения и сострадания, но неделю назад Джеймс сам учтиво избавил меня от своего присутствия. А заодно и от всей мебели, бытовой техники, драгоценностей и наличных денег, хранившихся в нижнем ящике комода. Однако при этом Джеймса всё же нельзя было упрекнуть в патологической жадности: в полном моём распоряжении всё ещё оставался шкаф с одеждой и злосчастный диван, который как раз за несколько дней до этого он основательно залил пивом.

Кое-как справившись с потрясением – конечно, не без помощи своей подруги Элис и бутылки виски, - я взяла на работе двухнедельный отпуск и первые три дня пролежала всё на том же диване, уже, кажется, успевшем принять форму тела Джеймса. Я рыдала, уткнувшись лбом в подлокотник, и буквально чувствовала, как мои волосы и кожа постепенно пропитываются древесным ароматом его одеколона и отвратительным запахом прокисшего пива.

Когда слёзы наконец иссякли, я поймала себя на мысли, что гораздо больше скучаю по картине, закрывавшей пятно от шампанского на обоях в гостиной, чем по мерзавцу Джеймсу, что б его черти слопали! Ещё один день ушёл на сведение дебета с кредитом, составление списка для покупки самых необходимых вещей, и на расчёты того, хватит ли мне на всё это денег, лежащих на моём банковском счёте.

А на пятый день на пороге моей осиротевшей квартиры снова возникла Элис и вместо приветствия заявила, что мне срочно нужно куда-нибудь уехать и сменить обстановку, дабы восстановить душевное равновесие. Эта идея мне несказанно понравилась, но моё сильно пошатнувшееся финансовое положение могло позволить разве что не слишком увлекательное путешествие с одного конца города на другой и обратно.

Терпеливо выслушав от меня очередной поток жалоб на горькую судьбу и проклятий, адресованных Джеймсу, Элис предложила пожить недельку за городом в доме её родителей, которые, празднуя тридцатую годовщину своей свадьбы, уехали на всё лето в путешествие по Европе. Стоит ли говорить, с каким воодушевлением я приняла это предложение?

И вот уже три благословенных дня я наслаждалась умиротворяющим покоем, мелодичным щебетом птичек, прятавшихся в сочной зелени сада, солнечными лучами, ласкающими кожу, и прохладной водой бассейна, казалось, смывающей не только усталость с тела, но и горечь предательства с души. В этом маленьком кусочке рая на земле мне удавалось почти не думать о том, каким фееричным крахом закончилась моя очередная попытка обрести простое женское счастье.

И всё же я не могла не задаваться чередой очевидных вопросов. Отчего так происходит? Я делаю что-то не так? Или просто всё время выбираю не тех мужчин? И почему они притягиваются ко мне, словно магнитом? А может быть, дело во мне? Вдруг это я каким-то образом вызываю в них всё самое плохое, и рядом со мной они превращаются из нормальных парней в меркантильных гадёнышей? Бред, конечно, но всё же… чем чёрт не шутит? Опять же, нельзя полностью исключать какое-нибудь родовое проклятье и венец безбрачия.

Почувствовав, что на сегодня с солнечными ваннами достаточно, если, конечно, в мои планы не входит превращение в розового поросёнка, я вернулась в дом и остатки дня провела за чтением глупого любовного романа, в котором героине, как водится, посчастливилось встретить лучшего мужчину на планете. Чтобы чем-то разбавить это сладкое чтиво во избежание эротических снов, уже лёжа в кровати, я пролистала вчерашнюю местную газету, издаваемую тиражом аж в двести экземпляров.

На второй странице мой взгляд зацепился за цветную фотографию совсем юной длинноволосой блондинки с карими глазами.

«Полиция так и не обнаружила никаких следов пропавшей Розали Хейл», - гласил заголовок. Прочитав небольшую заметку, я узнала, что две недели назад девушка ушла из дома и не вернулась, а её машина была найдена с пробитым колесом на той самой улице, на которой стоял и дом родителей Элис.

- Тут вон люди за углом пропадают, а ты ещё смеешь жаловаться на жизнь… Поимей совесть, Белла Свон! - назидательным тоном проворчала я, откладывая газету в сторону и выключая ночник.

Уснула я почти мгновенно, и, к счастью, никакие сексуальные красавцы, призывно поигрывающие бицепсами, во сне ко мне не являлись.

Проснулась я в четыре часа утра от ощущения невыносимой духоты, буквально придавившей меня к кровати. Воздух в спальне стал густым и горячим, словно только что сваренный сахарный сироп. Я сделала глубокий вдох – паническое ощущение нехватки кислорода никуда не делось, а в висках появилась болезненная пульсация.

Едва выбравшись из кокона влажных от пота простыней, я торопливо распахнула окно, впуская в комнату прохладный, по-утреннему чистый и прозрачный воздух. Разгорячённого лица приятно коснулся легкий ветерок, наполненный тонким ароматом цветов, и ещё совсем робкие, нежные лучи солнца.

Сев на подоконник, я посмотрела вниз на большой, ухоженный сад. Листва деревьев казалась изумрудно-зелёной, словно только что умытой, на лепестках цветов драгоценными камнями блестели и переливались капельки росы, уже давно проснувшиеся птички радостным щебетом приветствовали новый день. Впервые за долгое время я вдруг почувствовала себя совершенно свободной и по-настоящему живой. А пропавшие деньги… да бог с ними, заработаю ещё! Да и не в деньгах же счастье, в конце-то концов!

Продолжая любоваться утренней красотой природы, я повернула голову влево и увидела парня с лопатой, копавшего землю в соседском саду. На нём были узкие светлые джинсы и белая майка, плотно обтягивающая стройный торс. Солнечные лучи путались в его бронзовых волосах, вплетались в них нитями жидкого золота, создавая иллюзию магического свечения.

Никогда я не была падкой на мужскую красоту, но тут меня словно заворожили. Я не могла отвести от парня взгляд даже на секунду, жадно ловя каждое движение его мускулистых рук, поворот головы, наклон. К величайшему разочарованию, как не старалась, я никак не могла разглядеть лица парня – лишь на мгновение удалось увидеть его точёный профиль, для чего мне пришлось настолько высунуться из окна, что я чуть было не полетела вниз. Вот смеху тогда было бы!

Решив, что из другой комнаты мне удастся рассмотреть этот неожиданно вожделенный объект получше, я опрометью выбежала в коридор и меньше, чем через минуту, уже залазила на подоконник в соседней спальне. Каково же было моё разочарование, когда никакого парня в саду я не увидела – тот словно сквозь землю провалился или растворился в утренней дымке, подобно сказочному видению. И когда только успел уйти? Будто его и не было вовсе... Но ведь был же, был!..

Конечно, с внезапным исчезновением соседа ничего страшного не произошло, небо не обрушилось на землю, но всё же моё прекрасное настроение заметно подпортилось, и никакое пение птичек уже не смогло поднять его до прежнего уровня.



- Слушай, Элис, а что за красавчик живёт по соседству? – уже в самом конце телефонного разговора с подругой решилась я на вопрос, мучавший меня весь день.

Несколько раз я поднималась на второй этаж и перемещалась от подоконника к подоконнику в надежде снова увидеть парня с бронзовыми волосами, но тщетно – сад пустовал, а все окна дома, стоявшего по ту сторону забора, были закрыты жалюзи.

- Красавчик по соседству? – удивлённо переспросила Элис. – Я надеюсь, ты не имеешь в виду семидесятилетнего мистера Джефферсона, живущего в доме справа? Может, он и неплохо сохранился для своих лет, но не до такой же степени! – рассмеялась она.

- Нет, - не принимая её шутливого тона, возразила я и нетерпеливо пояснила: - Он живёт в доме слева.

- Белла, - после некоторой паузы настороженно отозвалась Элис, - мне кажется, ты слишком много времени проводишь на солнце.

- Что ты хочешь этим сказать? – раздражённо переспросила я.

- Только то, что слева уже года три как никто не живёт, - медленно, словно разговаривая с умственно отсталой, пояснила Элис. – Хозяева уехали куда-то заграницу, а дом так и не продали.

- Может, вернулись? – с робкой надеждой спросила я.

- Насколько мне известно, нет… Слушай, Белла, наверное, тебе просто показалось… О, или какой-нибудь бродяга забрёл! С пустующими домами такое иногда случается, тем более что за ним никто не присматривает.

- Да, скорее всего, - не стала спорить я, хотя давешний парень меньше всего походил на бродягу.

- Ну вот всё и прояснилось! – с некоторым облегчением воскликнула Элис. – Ты там не скучай, ладно? И всё-таки постарайся в самые жаркие часы сидеть дома. Это так, на всякий случай. А послезавтра я приеду и составлю тебе компанию!

- Хорошо, будет исполнено! Ещё один день в одиночестве я как-нибудь выдержу, - улыбнулась я.

Простившись с подругой, я снова мысленно вернулась к соседу, который, как оказалось, соседом вовсе не был. Так кто же он тогда? В том, что парень с бронзовыми волосами существовал на самом деле, сомнений не возникало. Ведь не сошла же я с ума, в конце-то концов! И не до такой степени истосковалась по мужскому вниманию, чтобы мне всюду мерещились стройные красавцы с точёным профилем!

Наверняка, соседи вернулись или же продали дом, а Элис просто не в курсе. Такое логичное и очевидное объяснение немного успокоило меня, но не смогло избавить от сомнений полностью. Промучившись ещё какое-то время, я приняла решение лично выяснить, что там к чему, и доказать самой себе, что мой рассудок всё ещё со мной и по-прежнему служит мне верой и правдой.

Не без труда поборов порыв переодеться в мини-юбку, я осталась в джинсах, которые, впрочем, тоже отлично подчёркивали все нужные изгибы моей фигуры, и, нанеся лёгкий макияж, направилась к соседнему дому, на ходу придумывая более-менее правдоподобный предлог для своего вторжения. Решив не «изобретать велосипед», я остановилась на варианте попросить что-нибудь у соседа. Например, соль, спички, пару яиц или что там ещё принято брать в долг, не нарушая рамок приличия?.. Нет, пожалуй, пару яиц просить всё же не стоит – это будет уже явно чем-то неприличным… ещё, не дай бог, подумает, будто я на что-то намекаю!

Поправив волосы и вытерев о бёдра чуть влажные от странного волнения ладони, я открыла ворота – те издали протяжный, оглушительный скрип, известивший о моём визите к соседям, кажется, всю улицу разом.

- С ума сойти, - почувствовав, как кожа покрывается россыпью мурашек, пробормотала я и вошла внутрь.

Даже одного беглого взгляда на сад было достаточно, чтобы понять – это место давно всеми покинуто. Конечно, я заметила некоторое запустение ещё из окна своей спальни, но вблизи всё выглядело совсем удручающе: цветы росли вперемешку с сорняками, кустарники давным-давно не подстригались, одно дерево погибло и теперь стояло раскидистой сухой корягой, словно памятник забвению, сотворённый самой природой.

Скорее, из упрямства, чем действительно рассчитывая на то, что в доме кто-то есть, я прошла по дорожке, выложенной брусчаткой, и постучала в дверь. Как и следовало ожидать, открывать мне никто не спешил. В отличие от сада, дом выглядел довольно неплохо, но всё же было в нём что-то неуловимое, навевающее тоску и рождающее печальные мысли об одиночестве и пустоте – такое можно почувствовать только рядом с давно покинутыми домами.

Так откуда же тогда взялся тот парень, чёрт бы его побрал?! А главное, куда потом делся? Поверить в то, что он мне просто привиделся, я по-прежнему категорически отказывалась.

Спустившись с крыльца, я сошла с брусчатки в траву, сделала несколько шагов в глубь сада и посмотрела на дом родителей Элис, прикидывая, в каком примерно месте находился парень, когда я увидела его из окна.

Снова окинув взглядом сад, я заметила, как в косых лучах уже клонящегося к закату солнца что-то блеснуло в траве всего в метре от моих ног.

Наклонившись, я подняла с земли массивный золотой кулон, сделанный в виде двух роз, переплетённых друг с другом стеблями, – очень красиво и необычно. А ещё очень знакомо. Где-то я уже его видела, видела совсем недавно… но вот где?..

И тут я вспомнила… Перед глазами снова возникло фото пропавшей девушки – точно такой же кулон висел у неё на шее. Совпадение? Вряд ли. Скорее уж… Вот чёрт! Чёрт!! Чёрт!!! Конечно же! Пропавшая девушка, парень с лопатой в заброшенном саду – это же очевидно, как дважды два! Стройный красавчик не был соседом, не был и бродягой – он был маньяком, который похитил симпатичную блондинку, удерживал её в пустом доме две недели, а прошлой ночью убил и закопал в саду!

От этой внезапно пронзившей меня догадки волосы на голове заметно зашевелились, а кровь застыла в жилах, на какое-то время парализуя конечности, и только безрадостные мысли разрушительным вихрем продолжали кружить в голове.

Во что же ты вляпалась, Белла?! И как только тебя угораздило?! Хотя, чему тут удивляться? После всех сомнительных мужчин, к которым тебя всё время тянуло, неудивительно, что в конечном итоге ты наткнулась на маньяка! Поздравляю! Это будет логичным завершением твоей никчёмной жизни!.. Нет, нет, нет! Я не хочу умирать, только не сейчас, только не так!.. Нужно бежать, бежать, пока не поздно!.. Ведь ещё же не поздно? Господи, скажи, что ещё не поздно!

И я побежала. Я мчалась куда-то вперёд, не разбирая дороги, лишь краем сознания понимая, что бегу, кажется, в противоположную от ворот сторону. Сердце гулко стучало в груди, кровь пульсировала в висках, затуманивая разум, – сейчас я больше походила на загнанного в ловушку беспомощного зверька, чем на разумное человеческое существо.

Внезапно на моём пути будто из-под земли вырос куст цветущего жасмина – даже если бы попыталась, я всё равно не успела бы вовремя остановиться. Впрочем, никаких попыток притормозить я и не делала, на полном ходу протаранив куст, ощутив при этом, как всё тело будто накрыло горячей волной. Моя нога зацепилась за одну из веток, и я со всего размаху повалилась вперёд, в полной мере испытав на себе всю силу земного притяжения.

Чьи-то руки, кажется, без особого труда разорвали мой тесный контакт с газоном и поставили на ноги, но отпускать не спешили. Снова похолодев от ужаса, я вывернула шею под немыслимым углом и заглянула себе за плечо – самые худшие мои опасения немедленно подтвердились. Бронзовые волосы незнакомца, всё ещё удерживающего меня в кольце своих рук, не оставляли никаких сомнений в том, что я угодила прямиком в смертоносные объятия того самого маньяка, от которого убегала.

- Отпусти меня, отпусти меня немедленно! – резко оборвав свой протяжный крик, уже более связно заголосила я, отчаянно брыкаясь и извиваясь всем телом. – Я уже вызвала полицию! Они приедут с минуты на минуту!.. Отвали от меня, извращенец! А-а-а, помогите! Убивают!

- Я отпущу тебя, если ты перестанешь орать и царапаться, как дикая кошка! – стараясь меня перекричать, отозвался маньяк. – Тебе нечего бояться, клянусь! Ты же переполошишь всю округу… ах ты чёрт, не лягайся!

Почувствовав, что хватка заметно ослабла, я извернулась и со всей силы впилась зубами ему в руку. От недавнего страха не осталось и следа: адреналин, кипящий в крови, полностью выжег его, и на смену ему пришла злость. Даже больше, чем злость, - это была почти животная ярость.

- Отцепись, чокнутая! – взвыл мерзавец, перестав удерживать меня, но теперь уже я не спешила ослаблять хватку, ещё крепче сжав челюсти, полностью отдаваясь завладевшей мной ненависти. – Откуда ты вообще взялась, сумасшедшая?!

Каким-то образом маньяку всё же удалось вырвать руку из капкана моих зубов. Он оттолкнул меня, и я больно плюхнулась задом на землю, вдруг разом почувствовав себя обессиленной и опустошённой, словно шарик, из которого выпустили весь воздух. Отчаянная мысль о необходимости снова пуститься наутёк бледной тенью блуждала где-то на периферии сознания – даже ради спасения собственной жизни я больше не была в состоянии ни то что бежать, но даже просто подняться на ноги.

- Успокоилась наконец? – раздражённый, чуть хрипловатый голос маньяка вывел меня из странного оцепенения и заставил на него посмотреть, невзирая на страх, снова сковавший сердце прочной ледяной коркой.

Он присел на корточки рядом со мной, и первым, что я увидела, медленно поднимая глаза, были его колени, обтянутые чёрными штанами. Скользнув взглядом чуть выше, я посмотрела на его руку – на светлой коже остались глубокие следы от моих зубов, и выступило несколько капель крови. Из горла против моей воли вырвался какой-то странный булькающий звук.

- Нет-нет, спокойно, - мягко проговорил маньяк. Его тёплые ладони коснулись моих запястий, от чего по телу быстро растеклось неожиданно приятное тепло. Корка льда, всё ещё больно сжимавшая сердце, растаяла, и оно снова забилось ровнее. – Всё хорошо. Я не знаю, что так сильно напугало тебя, но причин для страха нет, поверь мне, пожалуйста. Ты в полной безопасности. Я обещаю.

«Ага, как же, в безопасности!» - язвительно усмехнулся мой внутренний голос, но вышло у него на удивление неуверенно.

В голову стали постепенно закрадываться сомнения в правильности моих недавних умозаключений – возможно, я всё же несколько погорячилась, записав парня в ряды маньяков. Не знаю, что именно заставило меня сменить гнев на милость, но с каждой секундой во мне продолжала крепнуть слепая уверенность в том, что я ошиблась и повела себя, как полнейшая идиотка, нанеся невинному бедолаге телесные увечья.

Уже терзаемая чувством вины, я наконец отвела взгляд от его повреждённой руки и посмотрела чуть выше – обтянутая бирюзовой футболкой грудь; длинная шея; широкие, чётко очерченные скулы; затем губы, чуть растянутые в кривоватой улыбке; прямой нос с несколькими едва заметными золотистыми веснушками и, наконец, глаза… Боже, какие у него глаза! Цвета сочной летней зелени, только что напоённой кристальной росой и согретой ласковыми лучами утреннего солнца – с ума сойти! Уже окрепшая было уверенность в собственной безопасности снова пошатнулась, ибо ни о какой безопасности не может быть и речи, когда на тебя смотрят такие глаза! Да не просто смотрят, а смотрят с явным интересом, изучающе, словно ты представляешь из себя нечто совершенно удивительное, даже уникальное.

Я шумно вздохнула и только тогда осознала, что последнюю минуту не дышала вовсе. Смех, да и только! Но в действительности смеяться мне совсем не хотелось. Понимала ли я в тот момент, что, начиная с этого мгновения, моя жизнь уже никогда не станет прежней? Вряд ли. Но уже следующие несколько минут перевернули мой мир с ног на голову. Или же, напротив, с головы на ноги? Как знать, как знать…

- Ты в порядке? – улыбка парня стала чуть шире, а вокруг глаз, в которых плясали весёлые искорки, появилось несколько морщинок, удивительным образом придав ему ещё более молодой и задорный вид.

- Кажется да... а… ты? - робкой овцой проблеяла я и почувствовала, как впервые в жизни мои щёки заливает румянец.

- Жить буду! – рассмеялся он и только сейчас убрал ладони с моих запястий, видимо, убедившись, что я больше не представляю для него опасности.

Наконец найдя в себе силы отвести от него взгляд, я осмотрелась по сторонам – увиденное поражало до глубины души.

Всё вокруг утопало в сочной зелени и клумбах замысловатых форм с разнообразными цветами, большинство из которых я видела впервые. По периметру сад окаймляли кусты роз и жасмина, чередующиеся с плодовыми деревьями. В центре всего этого живописного великолепия весело журчал небольшой фонтан из белого камня. Слева от меня стояла беседка, увитая тёмно-зелеными резными листьями винограда, а позади в некотором отдалении возвышался дом с двумя башнями, на одной из которых виднелся флюгер.

А где же соседский заброшенный сад с засохшим деревом и сорняками? Где одинокий, всеми покинутый дом? Куда всё это запропастилось? Неужели я так резво убегала, что не заметила, как перемахнула через забор и вторглась на чью-то территорию? Вот стыд-то!

- Встанешь или так и будешь джинсы в зелёный цвет окрашивать? – несостоявшийся маньяк поднялся и протянул мне руку, продолжая добросовестно рекламировать своего дантиста.

Я неловко встала, крепко ухватившись за протянутую руку. Мой взгляд, снова блуждающий по лицу парня, остановился на его взлохмаченных волосах – как и этим утром в саду, солнечные лучи снова переплетались с бронзовыми прядями, наполняя их золотистым свечением. Ну прямо ангел, спустившийся с небес, только крыльев за спиной не хватает! При этой мысли я невольно усмехнулась: забавно было бы, окажись он в действительности маньяком.

Стоп! Солнце… Я посмотрела на чистое голубое небо – солнце было высоко и светило по-полуденному жарко. Но как такое возможно?! Когда я пошла к соседям, был уже вечер, а теперь… Неужели при падении я так сильно стукнулась головой, что потеряла сознание и провалялась на чужой лужайке больше двенадцати часов?! Но мне показалось, что между малоприятной встречей с землёй и появлением парня с золотистой шевелюрой прошли считанные мгновения… Да и голова совсем не болела... На всякий случай я как бы без всякой цели осмотрела взглядом траву вокруг, но ничего не увидела – только идеально подстриженный газон почти такого же цвета, как и глаза парня, всё ещё продолжавшего сжимать мою ладонь. Нет, стукнуться головой тут было решительно не обо что…

А что, если у меня опухоль головного мозга, и всё, что сейчас происходит, - это только лишь галлюцинация, вызванная болезнью?

От этой жуткой мысли горло мгновенно сжалось в болезненном спазме, а в ногах появилась неприятная слабость.

«Да брось, Белла! Тебе нужно просто ненадолго прилечь или даже поспать, - очень кстати дал о себе знать мой внутренний голос. – Наверняка, всему этому есть какое-то другое разумное объяснение!»

- Что ж, я, пожалуй, пойду домой, - наконец высвободив свою ладонь, пробормотала я. Улыбка парня, как по волшебству, трансформировалась в кривоватую ухмылку. Я внутренне сжалась и, чувствуя себя до крайности неловко, снова осмотрелась по сторонам, а вслед за этим выдала совсем уж глупую фразу: - У вас тут миленько… все эти цветочки… опять же, башенки на доме… и вообще… Где тут, кстати, выход?

- Спасибо. Ворота там, - он стёр с лица ухмылку и кивком указал в нужную мне сторону.

- Извините за… нанесённый вред, - в который раз запнувшись, попросила прощения я и торопливо зашагала к выходу, стремясь как можно скорее убраться отсюда.

Может, мне только казалось, но я продолжала чувствовать на себе прожигающий насквозь взгляд и вроде бы даже слышала за спиной шаги, но обернуться и проверить, идёт за мной парень или нет, так и не решилась.

«А вдруг он и правда маньяк?!» - уже открывая ворота, подумала я.

Это была последняя более-менее связная мысль, посетившая мою голову до того, как в ней образовался абсолютный, идеальный вакуум.

Обжигающе-ледяная волна ужаса затопила меня от кончиков пальцев ног до самой макушки. Я физически чувствовала, как страх опутывает прочной паутиной, сжимает, сдавливает каждый сантиметр моего тела – не убежать, не спрятаться. В голову будто закачали дым – она стала непомерно тяжёлой, в ушах звенело, а перед глазами замелькали чёрные мушки.

- Господи, этого не может быть, - сдавленно прошептала я. – Это просто невозможно… Невозможно!

И всё же факт оставался фактом: широкая улица, с двух сторон которой стояли утопающие в зелени и цветах дома, была мне совершенно незнакома; более того, в той стороне, где раньше виднелось оживлённое шоссе, ведущее к городу, теперь плотной стеной возвышался лес. Где я, чёрт возьми?! И что тут вообще происходит?!

Парень всё-таки оказался маньяком и, вколов мне какую-то дрянь, отвёз неизвестно куда? Это же могло объяснить и непонятную ситуацию с изменением времени суток, но… То ли шестое чувство, то ли ещё что-то подсказывало мне – буквально кричало! - что ничего подобного не было. С каждой секундой всё крепла уверенность, что парнишка никакой не маньяк, да и не чувствовала я себя, как человек, получивший травму головы или очнувшийся после укола снотворного. Физически со мной всё было в полном порядке, и этот факт рождал в душе ещё больший страх, поднимал тёмные волны паники. Это был абсурд, сюр, бред – называйте, как хотите, но суть одна: или же я сошла с ума, или… Никакого другого «или» мне в голову упорно не шло.

Жадно хватая ртом воздух в попытке справиться с внезапным приступом удушья, я развернулась на сто восемьдесят градусов, совершенно не понимая, что мне делать со всем этим безумием. Ладони парня, всё это время стоявшего у меня за спиной, легли на мои плечи и крепко сжали их. Он наклонился вперёд и, заглянув мне в глаза, торопливо заговорил:

- Дыши, просто дыши, хорошо? Вот так, да… молодец, у тебя отлично получается! Это всего лишь небольшой шок – скоро пройдёт. А пока послушай меня. Ты не сошла с ума, и это даже не сон, ясно? Ничего страшного не случилось… ну или почти ничего. Я всё тебе объясню, но сначала ты немного успокоишься, и мы зайдём в дом, хорошо? – парень замолчал и вопросительно посмотрел на меня, видимо, ожидая какого-то ответа.

Но я вряд ли была в состоянии оправдать его ожидание. Всё, на что я была способна в тот момент, - это просто стоять и пыхтеть, словно пожилая леди, пешком поднявшаяся на пятнадцатый этаж. Каждое слово, произнесённое им, в конечном счёте достигало моего сознания, но с большим опозданием. Однако тёплые руки, лежащие на моих плечах, приятно звучащий чуть хрипловатый голос и глаза, глядящие с добротой и сочувствием, понемногу успокаивали меня. А ещё они же вызывали странное желание ухватиться за их обладателя и больше никогда не отпускать, словно тот был спасательным кругом в бушующем море, моей последней и единственной надеждой.

- Как тебя зовут? – так и не дождавшись от меня никакого ответа, спросил он. Это был самый простой из всех возможных вопросов, но даже на него я не смогла ответить сразу: буквы разбегались в разные стороны, и мне никак не удавалось соединить их в одно слово. - Ну? Это же просто. Я – Эдвард, а ты…

- Белла, - хриплым шёпотом наконец проговорила я.

- Красивое имя, - губ Эдварда коснулась едва заметная улыбка. – Белла, - произнёс он мягко, чуть нараспев, - пойдём в дом и там поговорим. Ты можешь идти?

- Да, конечно, - мой голос всё ещё звучал незнакомо, надтреснуто.

Только оказавшись в просторной, прохладной гостиной, я поняла, насколько же жарко было снаружи. Мысли в голове всё ещё текли вяло, вязли где-то в закутках сознания, а затем, так до конца и не сформировавшись, бесследно исчезали. Ноги тоже передвигались с неохотой и представляли из себя опору весьма ненадёжную. Видя это, Эдвард усадил меня на диван, затем куда-то исчез, а вернувшись, вложил в мою руку стакан прохладной воды, которую я тут же выпила несколькими жадными глотками.

- У тебя самой есть какие-нибудь версии случившегося? – сев напротив меня, спросил Эдвард.

- Помимо мыслей о помутнении собственного рассудка? Нет, вряд ли. – О том, что пыталась втиснуть его в ряды маньяков, я предпочла тактично умолчать.

- Хорошо, - кивнул он. Лично я решительно не видела в этом ничего хорошего, но спорить не стала. – Я сейчас скажу то, что тебе не понравится. В это трудно поверить, но придётся, потому что это правда… да, невозможная, но правда. – Эдвард ненадолго замолчал, а затем снова продолжил: - Ты не отсюда. Как именно ты сюда попала, я не знаю, но, думаю, так же, как и Розали.

- Розали? – зацепилась я за знакомое имя.

- Да, - подтвердил он и указал подбородком на электронные рамки с фотографиями, стоящими на полке. – Это жена моего брата Эммета. Они поженились неделю назад и сейчас уехали в свадебное путешествие.

Я посмотрела в нужном направлении и на одном из фото с изумлением обнаружила пропавшую девушку, чей кулон до сих пор лежал в кармане моих джинсов. На снимке она, облачённая в наряд невесты, стояла рядом с высоким, широкоплечим брюнетом в смокинге – оба счастливо улыбались в объектив. В этом не было бы ничего странного, если бы не одно «но»: как могла пропавшая две недели назад девушка выйти замуж НЕДЕЛЮ назад? Как?!

- Примерно полгода назад она точно так же, как и ты, внезапно появилась в моём саду, едва не сбив с ног Эммета…

- Полгода?! – громко воскликнув, перебила я. – Розали пропала всего две недели назад!

- Две недели? – нахмурился Эдвард. - Нет, почти полгода… точную дату я сейчас не назову, но что-то около пяти с половиной месяцев прошло точно… Ты знаешь Розали?

- Нет, я просто увидела вчера в газете объявление о её пропаже… или это было позавчера? Чёрт, чёрт! Совсем запуталась! – не в силах больше усидеть на месте, я вскочила с дивана и принялась наворачивать по комнате круги. – А ещё, прежде чем развалиться на твоей лужайке, я нашла в соседском саду её кулон, - я достала из кармана украшение и протянула его Эдварду.

- Надо же, мы столько времени потеряли, пока искали его здесь, а оказывается, Розали потеряла его там, - улыбнувшись, покачал головой тот, рассматривая кулон.

- Сочувствую вам, но объясни мне, пожалуйста, где именно находится это «здесь», и что значит «там»?! – окончательно потеряв терпение, воскликнула я. Оказывается, ситуация, когда ты не понимаешь ровным счётом ничего, могла очень быстро вывести из себя.

- «Там» - это… там, - показав рукой куда-то вправо, ответил Эдвард, не внеся в ситуацию и капли ясности. – Там жили вы с Рози. А «здесь» - это будущее… я имею в виду, будущее относительно того времени, откуда появились вы. Во всяком случае, к такому выводу пришли мы с Эмметом и Роуз. Хотя разница в скорости течении времени… если здесь прошло почти полгода, а там – две недели… Очень может быть, что вы не из прошлого, а из другого измерения – такая версия у нас тоже была… Нет, я всё же склоняюсь к прошлому.

Я замерла на месте, во все глаза уставившись на Эдварда, выглядевшего сейчас предельно серьёзным и сосредоточенным, что сразу на корню зарубало надежду на то, что он просто шутит.

Какие, к чёрту, прошлое и будущее, какое другое измерение? О чём это он толкует?! Нет, кто-то из нас точно сошёл с ума! Я, скорее, готова была поверить, что в действительности уже давно сижу в смирительной рубашке в обитой поролоном комнате, а всё это происходит только в моей голове, чем в реальность случившегося.

- Я понимаю, насколько бредово всё это звучит, - сделав шаг в мою сторону, проговорил Эдвард. – Мы тоже долго не могли в это поверить, но всё сходится, и факты говорят сами за себя. Подумай сама: вот ты только что была там, а через секунду ты уже здесь – в месте, которое тебе совершенно незнакомо. Как, по-твоему, это можно объяснить?

- По-моему, никак. А по-твоему? – прищурившись и скрестив руки на груди, с вызовом спросила я.

- Конечно, наличием некого портала, на который ты случайно наткнулась. Видимо, на тот же самый, что и Розали, раз перед этим нашла её кулон. Это во-первых. А во-вторых, вы обе жили… то есть живёте в две тысячи каком-то там году.

- В две тысячи девятнадцатом. А ты? В каком же году живёшь ты?

- В триста семьдесят втором, конечно, - не раздумывая, выдал Эдвард.

- Ты сам-то понимаешь, что говоришь? – не без злорадства спросила я. – Как триста семьдесят второй год может быть будущим по отношению к две тысячи девятнадцатому?

- Очень даже может, ты просто ещё не всё знаешь. Я тебе объясню, но не это сейчас главное. Прежде всего ты должна мне поверить. – Эдвард подошёл почти вплотную и посмотрел на меня сверху вниз. – Хотя, если подумать, вокруг столько доказательств моей правоты, что у тебя просто не будет шанса не поверить.

Путешествия из прошлого в будущее и обратно, порталы и машины времени – сколько книг было написано об этом, сколько снято фильмов. Ведь откуда-то же всё это взялось. Возможно, это всегда было чем-то большим, чем простой человеческая фантазия, которая, как известно, не знает границ. Как ещё можно было объяснить то, что со мной случилось? К тому же, если есть доказательства… Нет, Белла, нет! О чём ты вообще думаешь? Ведь не можешь же ты действительно верить во весь этот наркоманский бред?!

Но, глядя в эти кристально чистые зелёные глаза, не поверить было невозможно. Уже в который раз за последние полчаса я ясно чувствовала на себе какое-то магическое воздействие этого парня. Стоило ему только вторгнуться в моё личное пространство, как меня начинало одолевать сильнейшее желание дотронуться до него, свести на нет оставшееся между нами расстояние.

- Доказательства, говоришь? И какие же? Летающие машины? Поездки в отпуск на соседние планеты и дружба с инопланетянами? – с ничем не прикрытым сарказмом в голосе спросила я.

- Нет, ничего такого, - раздражённо передёрнул плечами Эдвард.

- Тогда что же?

- Так в двух словах и не скажешь, но я постараюсь быть кратким. – Он взял меня под руку и снова усадил на диван, на этот раз присев рядом со мной, а не напротив. – В две тысячи сто двенадцатом году случилась страшнейшая природная катастрофа: огромная часть суши навсегда ушла под воду, немалая площадь была затоплена только какое-то время – это унесло жизни почти одной трети населения планеты…

- Конец света? – поражённая до глубины души выдохнула я. Не знаю, что я ожидала услышать, но только не это. Кожа мгновенно покрылась россыпью мурашек, а в животе стало как-то пусто и морозно. Весь мой сарказм и злорадство тут же сошли на нет.

- Конец? Да, пожалуй, - уголки губ Эдварда скорбно опустились вниз. – Не одно десятилетие оставшиеся в живых люди жили с этой мыслью. Это сейчас, спустя триста семьдесят два года, можно с уверенностью сказать, что в действительности та катастрофа скатала не концом, а началом – началом новой жизни для человечества. И очень символичным в этом плане было решение начать новый отсчёт времени с того рокового года. Пусть слишком поздно, но люди всё же поняли, что нужно многое кардинально менять, и чисто потребительское отношение к природе в очень скором времени сможет полностью уничтожить всю планету. Справившись с первым горем и ужасом, люди снова стали искать пути развития и решения проблем, снова стали двигаться, но сменили курс. Если раньше человечество стремилось вверх (взять к примеру развитие космоса, нанёсшее по экологии страшный удар), то теперь, условно говоря, оно стало развиваться вширь, то есть прежде всего стало усиленно искать альтернативные источники энергии и замену почти исчерпанным природным ресурсам. Я читал о том, что и до катастрофы люди занимались чем-то подобным, но то ли делали это недостаточно усиленно, отдавая основное время другим направлениям, то ли случившаяся трагедия как нельзя лучше мотивировала учёных. Теперь же в этом направлении были достигнуты огромные успехи… Прости, я обещал быть кратким… - Эдвард замолчал. На его щеках заиграл лёгкий румянец, вызванный пылом его тирады.

Глядя на него, я вдруг ясно осознала, что верю ему. Да, чёрт возьми, верю! Пусть даже всё это и смахивает на сюжет очередного фильма-апокалипсиса. Разве не о такой печальной судьбе человечества уже много лет твердят нам учёные? Но человек всегда до последнего отказывается верить в то, что с ним может случиться нечто плохое – это у него в крови. А однажды становится слишком поздно.

- Но самое главное, - снова заговорил Эдвард, - люди наконец поняли, что важнее всего – любовь. Если любить природу, относиться к ней бережно, с заботой, то и она ответит тем же. И это не просто красивые слова. Всегда хорошие урожаи, заметное сокращение серьёзных заболеваний, отсутствие даже незначительных природных катаклизмов – вот главные доказательства того, что человечество встало на правильный путь дружбы с окружающим миром.

Несмотря на то, что здесь и сейчас, спустя почти четыре сотни лет после величайшей трагедии, человечество явно неплохо устроилось, я вдруг остро почувствовала нестерпимое желание немедленно вернуться домой – в своё несовершенное время, когда до катастрофы оставалось меньше века.

- Предположим, что я верю тебе, - на этих словах брови Эдварда выразительно поползли вверх. – Хорошо, - из моей груди вырвался вздох, - я тебе верю. Но что мне теперь делать? Я хочу вернуться назад. Мне нужно вернуться домой, понимаешь? Наверняка, есть какой-то способ! Неужели Розали даже не пыталась?

- Сказать по правде, нет, - медленно покачал головой Эдвард. – Её там ничто не держало: мать умерла год назад, а отчим, всегда любивший выпить, после этого совсем потерял над собой контроль. По словам Роуз, трезвый он был неплохим человеком, но в пьяном виде мог взбеситься безо всякой причины. В тот день, когда она оказалась здесь, отчим сильно ударил её. Розали взяла его машину и уехала, но проткнула колесо и хотела попросить помощи, однако в двух домах ей никто не открыл, а потом она оказалась в каком-то заброшенном саду, просто шла и в какой-то момент очутилась здесь, почти врезавшись в Эммета.

- Хорошо, семьи у неё не было, но друзья… не знаю… парень, может быть? Неужели она так просто взяла и смирилась?!

- Если Роуз и переживала первое время – о чём лично мне ничего не известно, - то Эммет смог очень быстро её утешить. Он тогда как раз был в отпуске и гостил у меня. Через неделю после случившегося брат вернулся в город, а Розали уехала вместе с ним.

- Хорошо, допустим, Розали нечего было терять, но мне-то есть! Я должна вернуться назад! А ты должен мне в этом помочь!

- Я бы с радостью, но не знаю, как. Я ведь даже понятия не имею, что именно с тобой произошло.

Я во всех подробностях рассказала Эдварду о случившемся, не упуская из виду ничего, потому что даже самая незначительная деталь в итоге могла оказаться очень важной. Единственное, что я скрыла от него, - это истинная причина своего похода к соседям. В самом деле, не признаваться же в том, что он вызвал во мне неподдельный интерес с самого первого взгляда! Вместо этого я выдала всё ту же легенду о внезапно закончившейся соли. На моих словах о том, что я решила, будто он маньяк, Эдвард громко расхохотался, запрокинув голову назад. Я смотрела на его длинную шею с двигающимся вверх-вниз кадыком, и впервые поймала себя на мысли, что, пожалуй, не так уж и много потеряю, оставшись здесь. Но эта мысль исчезла также внезапно, как и появилась, оставив после себя чувство опустошения и безнадёжности. Ещё в самом начале рассказа Эдварда я пообещала себе, что ни за что не стану плакать при нём, но сейчас слёзы сами собой потекли из глаз, и, как ни старалась, мне не удавалось их остановить.

- Прости, Белла, - оборвав смех, виновато проговорил Эдвард, кончиками пальцев вытирая с моих щёк непрошенные слёзы. – Мне очень жаль, правда, жаль, что с тобой всё это случилось, но я не знаю, как тебе помочь. Прости.

Умом я понимала, что никакой его вины в произошедшем нет, однако в те несколько минут собственной слабости почти ненавидела Эдварда.

Уже ночью, лёжа на кровати в гостевой спальне, в которой когда-то жила и Розали, я вспоминала, как мы с Эдвардом облазили весь сад в поисках злосчастного портала, но так ничего и не нашли. Затем мои мысли постепенно измени своё направление. Я снова стала думать о доме и о том, что потеряю, если навсегда застряну здесь. Не считая материальных ценностей в виде пустой квартиры и машины, была Элис – моя лучшая и единственная подруга на протяжении вот уже шести лет. Лишиться её стало бы невосполнимой утратой, по сравнению с которой даже бесконечная череда сердечных разочарований становилась сущей ерундой. Но самой страшной и трагичной потерей был мой отец, вырастивший меня в одиночку. Я любила его так сильно, как только ребёнок может любить своих родителей. Мы всегда были больше, чем просто отец и дочь, – мы были друзьями, понимающими друг друга с полуслова, полувзгляда. Узнал ли он уже, что я исчезла? Нет, точно нет. Если я правильно рассчитала – а с математикой у меня всегда было отлично, - то время здесь текло в двенадцать раз быстрее по отношению к тому, как оно текло там. Если здесь прошло двенадцать часов, то там – всего час… Папа… Что же с ним будет, когда он поймёт, что единственная дочь бесследно пропала?..

При мысли о том, что больше никогда его не увижу, я снова расплакалась – на этот раз громко, навзрыд, уткнувшись лицом в подушку, и сама не заметила, как постепенно провалилась в тяжёлый сон без сновидений.



Когда я ложилась спать, если даже во мне и теплилась слабая надежда, что, проснувшись, снова окажусь в две тысячи девятнадцатом году, и всё случившееся обернётся дурным сном, то насупившее утро беспощадно убило эту надежду. Щемящее чувство тоски холодной, скользкой змеёй заползло в душу и прочно там обосновалось.

Весь день я мрачной тенью ходила по пятам за Эдвардом, пока он возился у себя в саду и в небольшом огородике, расположенном за домом. Я видела, что он искренне пытается меня развеселить и отвлечь от невесёлых мыслей – на какое-то время ему это удавалось, но затем я снова поддавалась унынию.

За полдня, проведённых рядом с Эдвардом, я узнала, что любовь к флоре была не только его хобби, но и работой: он занимался обустройством садов, помогал с уходом за растениями и даже выводил новые сорта цветов, а так как люди теперь всей душой стремились окружить себя зеленью и обзавестись, как выразился Эдвард, «собственным кусочком щедрой красоты природы», от клиентов не было отбоя.

Много чего я узнала и об изменениях к лучшему, случившихся с человечеством за последние столетия. Например, главным, если не сказать единственным, источником энергии стали солнце и ветер. Люди изобрели приборы, которые не только преобразовывали природную энергию, но и накапливали её, так что даже в безветренные пасмурные дни никаких перебоев не возникало. Та штука на крыше дома, что накануне я приняла за флюгер, оказалась как раз-таки этим самым прибором. Автомобили, внешне почти не претерпевшие никаких изменений, передвигались благодаря тем же приборам, а о бензине люди, можно сказать, и думать давно забыли.

Вся информация теперь хранилась и распространялась исключительно на цифровых носителях, будь то книги, газеты с журналами или же документация. Бумагу из древесины перестали изготавливать лет сто назад, научившись создавать её имитацию, отличавшуюся к тому же и более высокой прочностью, но теперь и ею мало кто пользовался, например, художники.

Никаких масштабных войн за последние три сотни лет не было. Всё атомное и ядерное вооружение, уцелевшее после катастрофы, люди сами уничтожили, а изобретать новое пока вроде как не собирались.

- Ты живёшь в идеальном мире, - подвела я итог рассказам Эдварда.

- Думаю, настоящая утопия возможна только в книгах, - с усмешкой возразил он, - да и там она, как правило, носит временный характер. Люди сами по себе не могут быть идеальными, следовательно, всё, к чему они прикасаются, так же перестаёт быть совершенным. Однажды человечество забудет тот страшный урок, что преподала ему природа, забудет, какую высокую цену заплатило за свою беспечность, ненасытность и эгоизм – людям снова захочется много большего и любой ценой. Вопрос лишь в том, как скоро это случится.

Я согласно кивнула, отметив про себя, что Эдвард не только хорош собой, но ещё и умён. А ещё добр. В конце концов, то, что случилось со мной, не было его проблемой, и он мог спокойно выставить меня за дверь, пожелав удачи и отправив на все четыре стороны. Но вместо этого он возился со мной, искренне сочувствуя и поддерживая.

После полудня я задремала, лёжа на покрывале под персиковым деревом. Надо ли говорить, что снился мне Эдвард? Его зелёные глаза, затягивающие меня, увлекая на самое дно этих омутов, где таилось что-то удивительное и неизведанное. Его губы – мягкие, тёплые, с ласковой неспешностью блуждающие по моим, ненадолго прерывающиеся лишь для того, чтобы прошептать непристойный комплимент. Его руки, чуть шершавые из-за трудовых мозолей, то нежно гладили мою обнажённую спину, то с силой надавливали, оставляя на коже красноватые отметины – метки всё возрастающей страсти…

Проснулась я от того, что кто-то целовал моё лицо. Ещё оставаясь под впечатлением от столь интимного сна, я медленно открыла глаза и похолодела от ужаса, встретившись взглядом с тёмными, почти чёрными глазами. Сдавленно вскрикнув, я резко села одновременно с этим стараясь отползти назад, и только тогда поняла, что разбудила меня всего лишь навсего собака, облизывающая моё лицо. Хотя, справедливости ради, стоит заметить, что псина была внушительных размеров.

- Перестань, Бродяга! Невежливо вести себя так с нашей гостьей! – Эдвард старался казаться строгим, но я видела, что изнутри его разбирает смех.

- Ничего страшного, на самом-то деле, - заверила я, вытирая ладонью обслюнявленное лицо. – Это твоя собака?

- Да, но, скорее, условно. Не зря же я назвал его Бродягой: он всё время где-то шляется. – Эдвард присел и ласково потрепал пса по голове. - Кстати, ты ему приглянулась.

- Да, я заметила, - усмехнулась я.

- Бродяга считает, что ты пахнешь теми цветами, что растут возле беседки. Я так понимаю, он имеет в виду фрезии. На вкус ты тоже ничего, хотя он всё-таки предпочитает котлеты.

- Очень смешно, - скривилась я.

- Так считает Бродяга, - улыбнувшись, пожал плечами Эдвард. – Хотя он любит иногда пошутить.

- Ты-то откуда знаешь?

- Вообще-то знаю, - многозначительно изогнул бровь он. – Я общаюсь с животными. По-настоящему, вот как сейчас с тобой, но только мысленно. Что-то вроде телепатии.

- Ты это сейчас серьёзно? – несколько раз открыв и закрыв от удивления рот, уточнила я.

- Вполне. Правда, для этого нужно, чтобы животное обладало достаточно развитым интеллектом и всю жизнь провело бок о бок с людьми. Как правило, это собаки, кошки и иногда лошади. Это если говорить о моём опыте.

- Ты «читаешь» их мысли или… как это работает? – я села, поджав под себя ноги, и непроизвольно наклонилась ближе к Эдварду. Эта новость заинтересовала меня куда больше, нежели искусственная бумага и энергия, получаемая от солнца и ветра.

- Нет, я не «читаю» все их мысли – только те, которые они хотят, чтобы я «услышал». Это действительно что-то вроде диалога, но только на мысленном уровне. С собаками проще всего: они очень любят людей, преданы им, зачастую даже считают, что их жизненная цель состоит в том, чтобы помогать нам, быть всегда рядом. А ещё собаки очень дружелюбны и всегда не прочь поболтать, - на этих словах Эдвард улыбнулся и почесал Бродягу за ухом – в ответ тот ткнулся влажным носом ему в ладонь, а затем лизнул её. – С кошками сложнее, но не потому что они глупее, просто у них более сложный характер. Они независимые и гордые существа, нередко считающие общение с человеком выше своего достоинства. Лошади не так интеллектуально развиты, как собаки и кошки, но они тоже очень умные и преданные создания.

- Как же это здорово! – значительно громче, чем того дозволяло приличие, воскликнула я, почувствовав к Эдварду что-то вроде зависти. – Расскажи поподробнее! Как ты этому научился? А с людьми ты тоже можешь так общаться? Ты один такой или это новая особенность всего человечества?

- Столько вопросов! Даже и не знаю, с чего начать! – рассмеялся Эдвард. Чёрт возьми, ко всем прочим талантам и достоинствам, этот парень обладал ещё и самым сексуальным смехом во всей вселенной! – Я этому не учился – я таким родился. Общаться подобным образом я могу не со всеми людьми, а только с такими, как я сам. Нас называют «поцелованными солнцем». Наверное, это из-за того, что у всех нас рыжеватые волосы, начиная от огненно-красных и заканчивая всего лишь золотисто-бронзовыми, как у меня и у моей мамы… были…

- Были?

- Родители погибли три года назад… разбились на машине, - на лицо Эдварда наползла мрачная тень, а глаза как будто стали темнее.

- О, прости! – Отлично, Белла! Своим глупым любопытством ты только что причинила человеку боль.

- Ничего страшного. – Он ненадолго замолчал, устремив блуждающий взгляд куда-то вдаль, а затем, будто очнувшись, снова продолжил: - Люди с такими, как у меня, способностями стали рождаться чуть больше ста лет назад. Никакого научного объяснения этому феномену так и не нашли, поэтому дружно сошлись во мнении, что таким образом природа просто решила отблагодарить человечество за то, что оно встало на путь исправления.

- Ты сказал «способностями»? Есть ещё что-то, помимо общения с животными?

- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – Эдвард встал, помог мне подняться и, держа за руку, подвёл к кусту белых роз, растущему около забора. – Вот, смотри, - указал он на тугой бутон, который готовился распуститься уже завтра.
Пальцы Эдварда мягко коснулись цветка, словно в ласковом поглаживании, – нежные, светло кремовые лепестки чуть заметно дрогнули и стали неспешно раскрываться до тех пор, пока цветок не распустился полностью, обнажив капельки росы, притаившиеся в самой сердцевине бутона.

- Это сделал ты? Правда ты?! – всё ещё находясь под сильным впечатлением от прекрасного зрелища, выдохнула я, переводя восторженный взгляд с розы на Эдварда и обратно.

- Нет, цветок всё сделал сам, я лишь попросил его об этом, - его щёки зарделись румянцем. – Это трудно объяснить словами… Можно сказать, что я с растениями «на одной волне». Конечно, это не похоже на общение с животными, и тем не менее… я их чувствую, знаю, что им нужно, знаю, из-за чего они начинают увядать и могу им помочь.

- Именно поэтому твой сад выглядит так потрясающе? Ни единого чахлого цветочка, ни одного вялого листика…

Я вспомнила, что ещё сегодня днём обратила внимание на то, как все растения будто оживали под руками Эдварда, несмотря на палящее солнце. Однако происходящие с ними метаморфозы были не столь уж явными, и я решила, что всё это мне лишь кажется. Разве могла я подумать, что всего через три сотни лет в наш мир придёт магия? И пусть стоящему передо мной парню было ой как далеко до Гарри Поттера, но последний был всего лишь выдуманным персонажем, а Эдвард существовал на самом деле, и не просто существовала – он стоял передо мной прямо здесь и сейчас, явно смущённый моим вниманием и моей реакцией на его удивительные таланты.

- Так, значит, природа наделила «поцелованных солнцем» особой связью с животными и растениями, - не унималась я, чувствуя, как щёки начинают пылать, а внутри всё дрожит от радостного возбуждения. – Ну а как же люди? Неужели нет никакой особой связи с простыми людьми?

- Успокойся, Белла, ты сейчас слишком сильно взволнована, - губы Эдварда растянулись в кривоватой улыбке. Он обхватил мои ладони своими и слегка сжал их – по телу растеклось уже знакомое мне живое тепло, и сердце, секунду назад готовое выскочить из груди, снова стало биться в нормальном ритме. – Чувствуешь? – понизив голос почти до шёпота, спросил он.

- Да, - одними губами ответила я, тайно мечтая о том, чтобы он как можно дольше не выпускал мои руки из своих.

- У людей я могу ощущать лишь очень сильные эмоции, вызывающие учащённое сердцебиение. Так, например, увидев тебя вчера в своём саду, я сразу почувствовал, что тебе смертельно страшно.

- Это тепло… это ты?

- Да, я, - Эдвард отпустил мои руки и сделал шаг назад, вызывая во мне странное чувство тревожной пустоты, словно я только что лишилась чего-то жизненно важного. Я едва

удержалась от того, чтобы не шагнуть к нему, снова сводя на нет расстояние между нами – ну не глупо ли? – Я могу успокоить, выровнять пульс и дыхание, могу заставить расслабиться, но для этого мне нужно прикоснуться к человеку.

- Невероятно… - покачала головой я.

- Всё, Белла, всё! – Эдвард выставил вперёд руки в предостерегающем жесте. – Хватит обо мне. Из-за всех этих разговоров я уже сам от себя устал, серьёзно! Давай лучше погуляем, и ты расскажешь мне о себе и о своей жизни!

- Мне и рассказывать особо нечего, - отчего-то смутившись, пожала я плечами. – В моей жизни нет ничего интересного.

- Уверен, что это не так… У меня идея! Мы не просто пойдём гулять, а поедем на озеро. Это не слишком далеко, около леса. Там очень красиво – тебе понравится!

- Да, поедем! Настало время высунуть голову из-за ворот и воочию увидеть мир будущего! – проявила я энтузиазм. – Заодно сравню ваши автомобили с нашими. Внешне они почти не отличаются, а вот в действии… как знать…

- Хм, нет, насчёт автомобиля – это как-нибудь в другой раз, - остудил мой пыл Эдвард. – На машинах мы ездим только на дальние расстояния, а так передвигаемся в основном на велосипедах.

Я замерла, в изумлении приоткрыв рот. Велосипеды? Серьёзно?! И это – далёкое будущее?!

- На велосипедах, так на велосипедах, мне без разницы, - как можно беззаботнее согласилась я.

Уже через четверть часа мы с Эдвардом стояли на дороге, готовые отправиться на велопрогулку к озеру. И всё бы ничего, если бы не одно маленькое «но»: я не умела ездить на велосипеде. Ну то есть как не умела. Я просто ни разу не пробовала. Но в этом же нет ничего сложного, ведь так? Главное – просто держать равновесие, не забывая при этом крутить педали. Проще простого! Во всяком случае, так мне казалось.

Конечно, следовало сказать Эдварду правду, а не строить из себя профессиональную велосипедистку, но глупая гордость не позволила мне сделать этого. Как, скажите на милость, можно признаться парню, обладающему столькими удивительными способностями, в том, что не умеешь ездить на каком-то несчастном велосипеде?! Да он поднимет меня на смех!

И почему только мой отец пропустил столь важный этап в воспитании ребёнка? С другой стороны, он научил меня удить рыбу и менять свечи в автомобиле, а это тоже чего-то да стоит! Правда, ни того, ни другого я не делала уже лет пять.

Вот с такими мыслями я вскарабкалась на велик, поехала с горочки и… почти тут же приехала в кусты шиповника, которые, впрочем, не потрудились смягчить столь бесславное падение. Мой железный конь застрял где-то в колючих зарослях, а я, по инерции пролетев вперёд, собственными ладонями и коленями испытала на прочность асфальт будущего – жёсткий, зараза!

- Вот это полёт! – Эдвард не смеялся, но его голос заметно искрился весельем. Я тут же представила, насколько нелепо могла выглядеть моя езда на велосипеде с препятствиями, и на долю секунды пожалела, что не разбилась насмерть. Он присел рядом, оттеснив в сторону скачущего вокруг меня Бродягу, и его лицо посерьёзнело: - Ты в порядке? Покажи, - Эдвард внимательно осмотрел мои изодранные ладони и окровавленные колени, торчащие из безнадёжно порванных джинсов. – Выглядит, конечно, жутко, но серьёзных травм как будто нет… Нужно вернуться домой, - с этими словами он подхватил меня на руки и зашагал довольно бодро, то и дело бросая на меня тревожные взгляды.

- Да всё нормально, честно! – начиная сгорать от стыда, заверила я, в то время как руки будто бы сами собой обвили его шею, ничуть не беспокоясь о содранных ладонях. - И нести меня совсем не обязательно. Ну правда! Я могу идти сама, - на мои слова Эдвард лишь хмыкнул, продолжая двигаться вперёд с прежней скоростью. – Мне даже не больно! Совсем!

- Тебе больно, - возразил он и тут же с нажимом добавил: - Я знаю, что тебе больно. Примерно на шестёрку по десятибалльной шкале.

- Вот как? – не найдя, что бы на это ответить, пробормотала я.

- Снимай джинсы, - усаживая меня на диван в гостиной, бодро распорядился Эдвард.

- Снимать? В смысле совсем?

- А можно снять как-то иначе? – усмехнулся он. – Нужно разобраться с твоими коленями.

- Я и сама могу обработать ссадины, просто дай мне перекись или что там у вас теперь есть.

- Сама ты уже прокатилась на велосипеде и вот к чему это привело.

- Отвернись хотя бы!

- Ну да, и колени я тебе тоже, конечно, буду с закрытыми глазами обрабатывать, - рассмеялся Эдвард, однако всё же повернулся спиной, а затем и вовсе скрылся из виду.

Вернувшись через несколько минут с бутылочкой прозрачной жидкости и бинтом, он встал на колени передо мной и снова осмотрел раны.

- И как только тебя угораздило, - пробормотал себе под нос Эдвард.

- Просто я уже очень давно не ездила на велосипеде.

- Видимо, очень давно, раз успела разучиться.

- Да, уже… - я произвела в уме нехитрые математические подсчёты, - четыреста шестьдесят пять лет.

- Шутишь – это хорошо, значит, жить будешь, - засмеялся он. – Но на велосипеде ты ездить всё-таки не умеешь и, готов поспорить, никогда не умела.

- Может и так, - не стала больше отпираться я.

Эдвард щедро полил жидкость на сложенный вчетверо бинт и приложил его к моей коленке – кожу нещадно защипало, так что я не смогла удержаться и зашипела сквозь плотно стиснутые зубы. Однако уже через считанные мгновения боль прошла… то есть совсем прошла, будто я и не падала с велосипеда! Эдвард убрал от коленки руку с бинтом – моему изумлённому взору предстала совершенно гладкая кожа, без какого-либо намёка на недавнюю травму.

- Это что, живая вода? – ощупывая свою ногу, спросила я. После всего того, что я узнала за последний час, произошедшее чудо уже не вызывало во мне никакого недоверия и не ввергало в шоковое состояние.

- Что-то вроде того, - улыбнувшись, кивнул Эдварда и принялся за вторую коленку.

- Ну хотя бы в медицине за прошедшие века случился ощутимый прорыв, - наблюдая за его манипуляциями, подвела итог я.

- Да, медицина у нас и правда хорошая.

- Ну что, теперь можно и на озеро? – спросила я, когда от моих ранений не осталось и следа, а порванные джинсы с помощью ножниц были трансформированы в шорты.

- Пешком далековато – мы не успеем добраться туда до темна. Лучше я пойду готовить ужин, а ты в это время будешь развлекать меня разговорами о себе и своей жизни. А на озеро пойдём завтра утром. Как тебе такой план?

- Годится! – улыбнулась я.

Однако на следующий день ни на какое озеро мы не пошли. Утром я проснулась с мыслью, что хочу во что бы то ни стало научиться ездить на велосипеде. Теперь это было делом чести – не меньше!

Поначалу Эдвард пытался меня отговорить, взывая к моему благоразумию, но быстро понял, что это абсолютно дохлый номер. Смирившись с этим, он стал всячески мне помогать: поддерживал меня во всех смыслах этого слова, выравнивал руль и давал дельные советы. То и дело улицу заполняли возгласы Эдварда: разочарованное «Ну что ты, как… не знаю, кто!», одобрительное «Вот так, да! Молодец!» и поучительное «Ровнее держи! Ровнее!»

Я падала, поднималась и снова седлала велосипед, даже не позволяя Эдварду взглянуть на мои очередные травмы. При каждой неудаче я лишь плотнее сжимала зубы и принималась за дело с удвоенным рвением.

- Брось, Белла. Равновесие – это не твоё, - после каждого моего падения повторял Эдвард.

Я понимала, что он говорит это из лучших побуждений, таким образом проявляя обо мне заботу, но его слова вызывали во мне хорошую, правильную злость, которая, в свою очередь, не позволяла мне смиренно поднять лапки кверху.

Невероятно, но в конечном итоге уже далеко за полдень чудо наконец свершилось! Я проехала на велосипеде пару сотен метров, почти не виляя – за спиной раздались бурные аплодисменты в исполнении Эдварда и его одобрительный свист.

- А ты упрямая, - чуть позже заметил он, и в его голосе явно слышалось восхищение.

- Есть немного, - зарделась от удовольствия я. – Зато завтра мы сможем, как и хотели, поехать к озеру на велосипедах.

Тем же вечером мы совершили небольшой набег на местный магазин, где я остановила свой выбор на хлопковом сарафане, шортах с майкой и паре комплектов нижнего белья, а Эдвард всё это оплатил «в качестве вознаграждения победителю», как выразился он сам. С этой же формулировкой он пытался заставить меня купить ещё что-нибудь – «Хоть что-нибудь, Белла! Не может быть, чтобы тебе больше ничего не понравилось!» - но я, не привыкшая, чтобы за меня платили, наотрез отказалась, и так чувствуя себя до крайности неловко.

Уже отправляясь спать с чувством выполненного долга, я заметила на столе в гостиной пластмассовую плоскую коробочку. Поддавшись очередному приступу любопытства, я взяла её в руки – она тут же осветилась приглушённым светом. Видимо, это оказалось удостоверение личности Эдварда, потому что на лицевой стороне появилось его фото, рядом с которым было написано: «Эдвард Каллен», а под именем стояла дата рождения: двадцатое июня триста сорок седьмого года.

«Отлично, Белла! Ты запала на парня, который младше тебя на два года!» - язвительно рассмеялся мой внутренний голос, от которого уже больше суток не было ни слуху, ни духу.

Кто запал? Я запала? Вот ещё!.. Или всё-таки… Вот же чёрт, чертовский чёрт! Неужели и правда запала? Ведь запала же, дура эдакая! Как будто мало мне и без того проблем!..

Но нет, Эдвард Каллен не был моей проблемой – он был единственной причиной, по которой случившееся со мной «чудесное чудо» не казалось такой уж смертельной трагедией. Стоила ли встреча с ним всего того, чего я лишилась, оказавшись здесь? Сейчас я не могла ответить на этот вопрос, но Эдвард… он вызывал во мне такие чувства, которые до него не вызывал никто. Знаю, звучит банально, и тем не менее это правда. Пока что я не могла разобраться в себе и дать точное определение тому, что испытывала к этому улыбчивому парню с глазами цвета лета – солнечного, укрытого кружевной изумрудной листвой, - но с самой первой минуты нашего знакомства я чувствовала себя заворожённой, раз и навсегда попавшей в поле действия его удивительного магнетизма. Это было похоже на магию, но не ту, что возникает с помощью волшебной палочки и заклинаний, а на ту, что рождается сама собой, когда на жизненном пути встречается ТОТ САМЫЙ человек. Была я права или же наивно заблуждалась, могло показать лишь время, так что я решила расслабиться и просто плыть по течению, не забегая вперёд и не торопя события.

Ну а тот факт, что Эдвард оказался младше меня, конечно, неприятно царапнул, вызывая лёгкую досаду, но уж точно никак не мог повлиять на мои чувства к нему. В конце концов, если наши отношения продолжат развиваться, обвинить меня за растление малолетних будет нельзя, значит и повода для беспокойства нет. Гораздо больше меня волновал другой вопрос: что испытывает ко мне Эдвард?



Озеро и правда оказалось удивительно прекрасным: кристально чистая изумрудно-бирюзовая вода искрилась на солнце, приковывая взгляд, завораживая своей умиротворяющей красотой. Сквозь её прозрачную гладь были видны маленькие разноцветные рыбки, суетливо снующие туда-сюда; на дне, словно россыпи драгоценных камней, лежали перламутровые ракушки. Высокий берег был устелен пёстрым ковром полевых цветов: сама природа соткала причудливые узоры из небесных ирисов, колокольчиков и дельфиниумов, дополнила их солнечными брызгами лютиков и калифорнийских маков, оставив место для белоснежных облачков маргариток и ромашек. На другом берегу озера, всего в паре сотен метров от воды плотной зелёной стеной возвышался лес. Никогда прежде мне не доводилось видеть ничего столь же восхитительного и совершенного! Это было одно из тех мест, побывав в которых лишь раз, оставляешь своё сердце навсегда.

Эдвард помог мне расстелить на траве немного колючий клетчатый плед. На несколько мгновений наши пальцы соприкоснулись – даже от такого незначительного, едва ощутимого контакта моё сердце дрогнуло и замерло в груди, но тут же пустилось вскачь, стремительно разгоняя по венам раскалённую лаву вместо крови. Я посмотрела на лицо Эдварда, пытаясь понять, чувствует ли он хотя бы десятую часть того, что чувствую я, стоит нам лишь соприкоснуться друг с другом. Но, к величайшему разочарованию, по его лицу, повёрнутому ко мне в профиль, невозможно было ничего понять.

- Как насчёт искупаться? – неожиданно громко воскликнул Эдвард, повернувшись ко мне и растянув губы в какой-то странной улыбке. Возможно, я ошибалась, но мне показалось, что он чем-то взволнован.

- Даже не знаю, - неуверенно протянула я, прикидывая, до какой степени неприлично буду выглядеть в кружевном нижнем белье вместо купальника.

- Только не говори, что ты не умеешь плавать, - усмехнулся Эдвард. Мне кажется, или он действительно сейчас подначивает меня?

- Умею, конечно, просто… вдруг вода окажется холодной? - нашла отговорку я.

- Сейчас проверим, - с этими словами парень скинул с себя одежду и остался в одних плавках.

Закусив губу, я наблюдала за ним, кажется, значительно пристальнее, чем того позволяли приличия, ну да и чёрт с ними! Эдвард был хорошо сложен, физический труд сделал его тело стройным и подтянутым, однако сразу было видно, что с тренажёрами и гантелями он не имеет ровным счётом никаких отношений: рельеф мышц хорошо прослеживался, но не столь явно, как если бы их качали намеренно.

Разбежавшись, Эдвард прыгнул с берега вниз головой, почти не оставив после себя брызг. Подойдя к самому краю, я заглянула вниз, ожидая, когда он снова появится на поверхности воды, - высота оказалась больше, чем я думала, так что у меня закружилась голова, и я поспешно сделал два шага назад.

- Теперь твоя очередь, Белла! – едва вынырнув, крикнул Эдвард.

- Как вода? – раздеваясь чересчур медленно, спросила я. Никогда прежде ниоткуда прыгать мне не приходилось.

- Идеальна!.. Чего ты там копаешься? – Каллен подплыл ближе и нахмурился: - Если не хочешь прыгать, пройди чуть дальше влево – там склон не такой отвесный, и можно спуститься вниз… Подожди, я сейчас…

Поднявшись на берег, Эдвард подошёл ко мне вплотную, так что я чётко видела каждую бисерину воды, блестевшую на его светлой коже. Вот одна капелька скатилась с его мокрых волос и, упав на щёку, медленно заскользила вниз, пробираясь к подбородку, а затем – к шее. Кончики моих пальцев будто закололо иголками – настолько хотелось им последовать за нахальной каплей, по-хозяйски изучающей кожу Эдварда.

- Или ты не хочешь купаться? – Каллен положил ладонь мне на щёку, отчего та мгновенно вспыхнула огнём.

Его рука скользнула выше, к виску, пропуская волосы сквозь пальцы, а затем снова вниз, постепенно спускаясь к кончикам волос. Я смотрела в зелёные, внимательные глаза Эдварда и чувствовала, как земля постепенно уплывает из-под ног, словно я стою на палубе корабля в штормовую погоду. Что же ты делаешь со мной? Что делаешь?..

- Не хочешь как хочешь, - Каллен отстранился и быстро зашагал прочь. Не в силах пошевелиться, я стояла и смотрела ему вслед, всё ещё ощущая на коже его нежные прикосновения.

Эдвард остановился, повернулся к озеру лицом и побежал вперёд, явно намереваясь снова прыгнуть в воду. В какой-то момент он чуть сменил траекторию, направляясь ко мне. Его руки крепко обхватили меня, прижали к нему, и через считанные мгновения я поняла, что лечу вниз. Одновременно с этим ноги Каллена обвили мои, заставляя их вытянуться в струну, губы с силой прижались к губам, овладевая, требуя и побеждая.

Наши переплетённые ноги пробили озёрную гладь – вспенившаяся вода попыталась вырвать меня из объятий Эдварда, однако тот сумел с ней справиться, лишь ненадолго ослабив хватку, но так и не прервав поцелуя.

Я тонула, задыхалась, теряла связь с реальностью, не понимая, что было тому истинной причиной: нехватка кислорода или же близость Каллена, его ладонь, скользнувшая под застёжку моего лифчика, его ноги, тесно обвившие мои, его язык, вступивший в сладострастную борьбу с моим, – он, повсюду он, только он и вода…

Как бы мне ни хотелось, чтобы этот момент длился вечность, но Эдвард рванулся вверх, увлекая меня за собой. Мы поднялись на поверхность, жадно хватая ртом воздух.

- Ты похожа на русалку, - тихо проговорил Каллен, убирая с моего лица прилипшие к нему мокрые волосы. – Прекрасную русалку…

- Но я пока не завлекла в свои сети ни одного странствующего моряка.

- А как же я?! – к моему величайшему разочарованию, Эдвард отстранился от меня и посмотрел с притворным возмущением во взгляде.

- Ты не моряк – ты волшебник, - улыбнулась я.

- Вот уж точно нет! – рассмеялся он, а отсмеявшись, сменил тему: - Пора выбираться, а то у тебя точно отрастёт русалочий хвост.

Выбраться на берег для меня оказалось задачей непростой: мои ноги скользили и никак не желали находить подходящую опору. Эдвард, как и положено джентльмену, не оставил меня в беде и оказывал всяческое содействие, крепко держа за руку и тянув вверх. Несколько раз мы вместе, смеясь, снова скатывались в воду, но в конечном счёте одолели этот коварный подъём.

- Я только сейчас понял, что забыл взять полотенце, - опускаясь на плед, с досадой покачал головой Эдвард.

Я встала рядом с ним, не зная, что говорить и что делать, чувствуя себя школьницей на первом в своей жизни свидании. Я боялась и вместе с тем страстно желала продолжения недавнего поцелуя, но сейчас Каллен вёл себя так, будто никакого поцелуя не было вовсе. С другой стороны, чего я от него ждала? Что он жадно набросится на меня, повалит на плед и сделает своей? Часть меня определённо рассчитывала именно на это, другая же часть тоже хотела близости с Эдвардом, но не прямо здесь и сейчас.

Каллен говорил, что «считывает» эмоции людей – интересно, чувствует ли он тот раздрай, что сейчас творится в моей душе?

Пока я думала обо всём этом, продолжая стоять рядом с ним соляным столбом, он взял мою руку, поцеловал внутреннюю сторону ладони – ах, какая же сладкая дрожь пробежала по телу! – и, притянув меня к себе, лёг на спину. Моя голова сама собой нашла пристанище на плече Эдварда, нога оказалась закинута на его ногу, а рука легла ему на грудь – кажется, моё тело лучше меня знало, чего именно оно хочет и как ему будет хорошо и уютно.

Мы лежали молча, греясь на солнышке и почти не двигаясь. Я неотрывно смотрела на Каллена, изучая каждую его чёрточку, каждую мимическую морщинку, - он закрыл глаза и время от времени улыбался, словно сытый кот. Под моей ладонью ровно и уверенно билось его сердце – это успокаивало и расслабляло, так что я сама не заметила, как задремала.

Когда я открыла глаза, рука Эдварда была поднята вверх, на его указательном пальце сидела ярко-голубая бабочка, а ещё десятка два разноцветных бабочек суетливой стайкой кружили над нами.

- Красиво, - всё ещё сонным голосом заметила я.

- Очень, - подтвердил он.

Каллен осторожно вытащил руку из-под моей головы и очертил в воздухе круг – бабочки, собравшись в кучку, повторили точно такую же геометрическую фигуру. Эдвард начертил ладонью волну – бабочки полетели по той же траектории и зависли над нами, ожидая, дальнейших указаний. Он нарисовал пальцем сердечко – бабочки почти мгновенно образовали на фоне безоблачного, голубого неба большое, пёстрое и трепещущее сердце. Я с детским восторгом наблюдала за этим импровизированным шоу, уже почти не удивляясь способностям Эдварда, но по-прежнему немея от восхищения.

Каллен сжал руку в кулак и приблизил её к своему лицу, словно потянув за невидимую верёвку, - стайка бабочек, снова сбившись в кучу, опустилась ниже; Эдвард резко выбросил руку вверх, растопырив пальцы, - бабочки брызгами разноцветного фейерверка взметнулись вверх и разлетелись в разные стороны по своим делам.

- Я уже даже и не спрашиваю, как тебе удаётся заставлять их всё это проделывать, - прижавшись к Эдварду плотнее, улыбнулась я.

- Нет, я никого ни к чему не принуждаю, а всего лишь прошу их об одолжении, - возразил он. – Помню, в детстве возился с муравьями: они были моим марширующим войском, - Эдвард тихонько рассмеялся, - но как только у них появлялись более важные муравьиные дела, они убегали от меня прочь.

- Ты был спокойным и тихим ребёнком?

- Нет, это вряд ли, - Эдвард скосил на меня глаза и усмехнулся. Его рука легла на мою спину и принялась выводить на ней воображаемые узоры. – Во всяком случае, проблем со мной у родителей всегда было намного больше, чем с Эмметом. Вот тот из тихонь и отличников, вечно «себе на уме». Сколько помню, он постоянно что-то изобретал: самодельный вентилятор, удалённую систему запирания на входную дверь своей комнаты и прочие нужные и не очень нужные штуки. Сейчас Эммет занимается производством медицинского оборудования… Ну а я… я был из тех мальчишек, что вечно лазают по деревьям и заборам, а потом являются домой в изодранной и грязной одежде, - на лице Эдварда появилась блуждающая улыбка. – Уже лет с семи я мог целыми днями где-то пропадать, так что родители с ног сбивались, пока искали меня, чтобы хотя бы накормить… А ты? Какой была ты?

- Я была тихоней и отличницей, но и проблем отцу со мной хватало. Вечно содранные коленки и порванная одежда – это моя тема…

Ещё какое-то время проведя за детскими воспоминаниями, мы поехали обратно домой. Где-то на полдороге нам навстречу выбежал Бродяга, радостно лая и энергично помахивая хвостом. После того, как я чуть было случайно не проехалась по нему, мы слезли с велосипедов и дальше пошли пешком, на этот раз болтая о животных и домашних питомцах, точнее, болтал в основном Эдвард, оказавшийся кладезем забавных историй, а я слушала, наслаждаясь тем, насколько возбуждающе-сексуально звучит его чуть хрипловатый голос. В какой-то момент я вдруг осознала, что уже второй день почти не думаю о доме, и всё благодаря Каллену. Каким-то непостижимым образом он умудрился заполнить собой все мои мысли, вытеснив оттуда всё остальное. Ничего подобного прежде со мной ещё не бывало, и эти новые ощущения мне очень даже нравились.

Когда мы уже почти пришли, из ворот соседнего дома вышла невысокая, худощавая женщина почтенного возраста.

- Добрый день, миссис Мур, - вежливо улыбнувшись, поздоровался Эдвард.

- Здравствуй-здравствуй, - дрожащим старческим голосом прошелестела та в ответ. Поверх спущенных на кончик носа очков она пристально посмотрела на меня, продолжая при этом разговаривать с Эдвардом: - А я как раз к тебе шла. Помнишь тот цветок, что ты привёз мне в прошлом году? Так вот, с ним что-то не то, - её губы сжались в скорбную линию, а взгляд, обращённый на меня, стал ещё более внимательным и оценивающим. Старушка изучала меня с ног до головы и даже, кажется, высвечивала насквозь похлеще любого аппарата МРТ. – Я уезжала на неделю к дочери, вернулась вчера вечером, а сегодня пошла в сад и обнаружила эту неприятность. Может, заболел чем-то или вредители напали? Ты не посмотришь, Эдвард?

- Да, конечно, миссис Мур. Я зайду чуть позже, если не возражаете.

- Как тебе будет угодно, - старушка вернула очки на место и горделиво задрала подбородок кверху. – Но только не слишком поздно: меня беспокоит судьба этого прекрасного цветка. Да и спать я ложусь сразу после восьми.

- Я помню об этом, - предельно вежливо проговорил Эдвард, продолжая улыбаться. – Не волнуйтесь, я загляну к вам примерно через час.

Миссис Мур величественно кивнула и бесшумно скрылась за своими воротами.

- Ну и старушка, - понизив голос, усмехнулась я. – С виду такой «божий одуванчик», а на деле… - я замолчала, не найдя подходящего определения, и покачала головой.

- У неё сложный характер, но она намного добрее, чем может показаться на первый взгляд, - Эдвард взял меня за руку и, сжав её, заговорил немного взволнованным голосом: - Белла, я хочу пригласить тебя на свидание, точнее, на романтический ужин… или что-то вроде того… Ты согласна? Прежде чем дашь ответ, хочу, чтобы ты знала: отказы не принимаются.

- Я и не собиралась отказываться, - силой мысли я попыталась унять свой взбесившийся пульс, но всё тщетно. Чёрт, а ведь Эдвард, наверняка, чувствует моё состояние!

- Рад это слышать. Тогда с меня еда и вино, а с тебя твоя очаровательная улыбка, прекрасные глаза цвета кленового сиропа и, конечно, хорошее настроение.

Каллен нежно провёл по моей щеке тыльной стороной ладони – никогда бы не подумала, что щека может оказаться эрогенной зоной, да ещё какой!



Это был самый необычный и самый прекрасный романтический ужин в моей жизни. Никаких ресторанов со снующими туда-сюда официантами, никаких накрахмаленных скатертей и никаких болтающих и громко смеющихся людей за соседними столиками. Да что там! У нас не было даже столика!

Мы сидели всё на том же клетчатом пледе, почти не притрагиваясь к еде, но выпивая уже по третьему бокалу домашнего персикового вина. Играла тихая медленная музыка, стрекотали цикады, и моё сердце подпевало им в такт. Вокруг витал прекрасный аромат цветов, первую скрипку в котором исполнял пьянящий жасмин. Солнце уже давно скрылось за горизонтом, погрузив мир в темноту, нарушаемую лишь желтоватым светом луны. Пламя свечей в стеклянных бокалах трепетало от робкого дуновения ветерка. В этом неровном свете глаза Эдварда, неотрывно глядящие на меня, мерцали таинственным светом и казались почти чёрными, бездонными омутами, в которых хотелось утонуть. И я тонула. Я тонула, погружаясь всё глубже и глубже – на самое дно желания.

- Потанцуем? – Каллен взял меня за руку и поднялся, увлекая за собой.

Он нежно обнял меня, прижимая к себе, – моя щека легла на грудь Эдварда, и я отчётливо слышала, как учащённо бьётся его сердце. Мы плавно раскачивались в такт красивой мелодии, плывущей над погрузившимся в ночную дрёму садом.

Каллен замер и посмотрел вверх. Я проследила за его взглядом, но сначала не заметила ничего особенного – лишь крохотная светящаяся точка, плавающая над нашими головами. Однако затем к этой точке присоединилось ещё две, а затем ещё – и так до тех пор, пока их число не достигло несколько десятков.

- Невероятно, - выдохнула я, заворожено любуясь светлячками – а это были именно они, - выполняющими роль маленьких живых звёздочек, горящих над нашими головами на фоне ночного неба. Присмотревшись, я вдруг поняла, что они не просто хаотично кружат над нами, а, по просьбе стоящего рядом со мной мужчины, выстроились в определённом порядке, так что на тёмном небе сейчас ярко светилось моё собственное имя.

- Это ты невероятная…

Обжигающе горячие губы Эдварда коснулись моей шеи, а затем снова и снова, спускаясь вниз и прокладывая влажную дорожку к ключице – его зубы чуть прикусили косточку, срывая с моих губ чуть слышный стон. В ту же секунду рот Эдварда, накрывший мой, поглотил этот звук. Его губы терзали мои в изощрённой сладкой пытке, зубы чуть прикусывали их, а язык тут же ласково скользил по горящему месту укуса, словно заглаживая вину за несдержанный порыв страсти.

Руки Каллена, всё это время блуждавшие по моей спине, без труда нашли замок сарафана и одним резким движением дёрнули его вниз. Несколько рваных, торопливых движений, и белоснежный хлопок с тихим шелестом нашёл свой покой под кустом столь же белоснежных роз, оставив меня в одном кружевном белье. Но я не возражала, да и не могла – вместо этого отчаянно цеплялась за шею Эдварда, царапая и сжимая её, что было сил. Ослабевшие ноги больше не держали меня, но вскоре в этом не стало никакой необходимости: Каллен опустил нас на плед, одним движением руки скинув с него всю посуду – свечи ярко вспыхнули и погасли, на какие-то мгновения окутав нас горьковато-медовым ароматом горящего воска.

Губы Эдварда переместились к моей груди, лаская её сквозь тонкое кружево, зубы ухватили полупрозрачную ткань и оттянули вниз, обнажая округлую мягкость плоти. Каллен по очереди обводил языком бусины затвердевших сосков, прикусывал их зубами и мягко обхватывал губами, а затем снова ласкал кончиком языка. Его тёплые, чуть шершавые ладони скользили по моим обнажённым бёдрам, то до боли сжимая их, то едва касаясь. Каллен правил мной, дирижировал моим телом и находил отклик на каждое, даже малейшее прикосновение. Его длинные, изящные, словно у пианиста, пальцы, скользнувшие под кружево трусиков, творили со мной не меньшее волшебство, чем то, что он демонстрировал вчера или сегодня на озере: под его умелыми, острыми прикосновениями, в моём животе распускался огненный цветок желания, предназначенный лишь для него одного; в груди порхали невесомые бабочки, рождая болезненно-приятное чувство восторга.

- Моя сладкая девочка, - хриплый шёпот Эдварда сладкой дрожью отозвался в моём теле.

Его губы снова слились с моими в глубоком страстном поцелуе, лишающем возможности дышать, думать, понимать, кто ты и где находишься. Я запустила пальцы в жидкое золото его шелковистых волос и сжала их, оттягивая назад, – из его груди вырвался протяжный стон, полный страсти. Отстранившись, он торопливыми, хаотичными движениями стянул с себя одежду – в рассеянном свете стыдливо побледневшей луны кожа его стройного тела казалась почти белой, идеально гладкой, так и манившей прикоснуться к ней, попробовать на вкус.

Я села вслед за Эдвардом, положила руки на его спину и, прижавшись к нему, поцеловала в шею, скользнула чуть ниже и провела языком вдоль ключицы – кожа и правда оказалась гладкой, терпкой и чуть солоноватой на вкус – идеальной! Желая большего, я стала покрывать грудь Эдварда быстрыми, жалящими поцелуями, моя правая рука, переместившись вперёд и вниз, обхватила его твёрдое, внушительное достоинство, поглаживая горячую и тонкую, словно рисовая бумага, кожу – с губ Каллена слетел хриплый стон.

Однако Эдвард не собирался так просто упускать инициативу: он властно положил свои руки мне на спину и резким движением дёрнул застёжку лифчика, нелепо опоясывающего меня под самой грудью, в разные стороны – раздался жалобный треск, а в следующее мгновение кружева были отброшены прочь безо всякого сожаления. Я вскрикнула от неожиданности и застонала, почувствовав, как по телу растекается сладкая дрожь, а кожа покрывается россыпью мурашек.

Снова целуясь – на этот раз мучительно медленно и нежно, - мы опустились на плед.

- Белла, моя прекрасная Белла…

Оторвавшись от моих губ, Эдвард принялся спускаться ниже, ненадолго задержался на груди, покусывая и посасывая болезненно затвердевшие соски, затем оставил цепочку поцелуев на животе, языком пощекотав пупок, и спустился ещё ниже – туда, где я хотела почувствовать его больше всего, где всё изнывало от влажного жара ещё неудовлетворённого желания. Подцепив зубами резинку трусиков, он потянул их вниз, помогая себе руками, – ещё одно кружево скрылось в темноте ночи. Эдвард ласкал вершину моей женственности, то чуть посасывая чувствительную плоть, обхватывая её губами, то обводил языком и оставлял на ней лёгкие поцелуи. Он доводил меня до исступления, подталкивая к самому краю, но всё же не давая шагнуть за него.

Я выгибала спину ему навстречу, до ломоты в пальцах сжимала плед, снова и снова со стоном шептала его имя.

- Пожалуйста, Эдвард, пожалуйста… - жалобно всхлипнула я.

Каллен на мгновение замер, а затем его губы заскользили вдоль внутренней части моего бедра, поднимаясь вверх, к коленке, а затем ещё выше – к ступне. Он целовал мои пальцы, щекотал их кончиком языка и снова целовал – Боже, никто и никогда до него не целовал мне ноги! И, чёрт возьми, насколько же потрясающе чувственно и возбуждающе это было! Я снова застонала, задыхаясь и продолжая судорожно цепляться за плед, как никогда желая немедленно почувствовать Эдварда так близко, как это только возможно.

Словно вняв моей молчаливой мольбе, он перестал целовать мою ногу и, закинув её себе на плечо, толкнулся вперёд, проникая в меня сначала томно-медленно, но постепенно всё наращивая темп, подчиняясь полностью овладевшему им желанию.

Откинув голову назад и выгнув спину, я приподняла бёдра и двинулась ему навстречу, чувствуя себя до краёв заполненной живой энергией и искрящимся счастьем.

Мы вместе танцевали самый прекрасный первобытный танец страсти и любви, интуитивно подстраиваясь друг под друга, доводя каждое движение до совершенства. Наши разгорячённые тела снова и снова сплетались воедино, наши стоны звучали в унисон единой музыкой экстаза. Здесь не было меня, не было его – были только мы, неделимые, связанные невидимыми стальными канатами.

Переплетя пальцы, с протяжным стоном мы вместе шагнули за край величайшего наслаждения. Словно тысячи светлячков живым звездопадом вспыхнули в моей голове, а я сама воспарила на вершину небес и разлетелась там на сотню разноцветных бабочек.



Следующие девять дней стали лучшими в моей жизни. За всё это время мы с Эдвардом ни разу не расставались дольше, чем на несколько минут, – всегда вместе, всегда рядом, словно два переплетённых друг с другом узора на одном полотне жизни. Помимо долгих и сладострастных занятий любовью, мы много гуляли, колесили на велосипедах по всей округе, вместе возились в кухне и в саду. Эдвард учил меня ухаживать за цветами, и – о чудо! – у меня неплохо получалось, хотя прежде в моей квартире не выживали даже кактусы.

Мы много разговаривали о нашем прошлом и немного о будущем. Никто из нас не забегал далеко вперёд, не торопил события и не спешил произносить вслух то самое слово на букву «Л», но это не мешало нам строить планы на совместное будущее. Прежде всего меня волновало отсутствие документов, но Эдвард заверил, что Эммет без труда уладит этот вопрос, как только они с Розали вернутся, так что на этот счёт я больше не беспокоилась.

Рядом с Калленом я чувствовала себя не просто легко и свободно – я чувствовала себя счастливой, цельной, наконец нашедшей то, что искала долго, безуспешно и уже отчаялась когда-либо найти. Рядом с Эдвардом я была на своём месте, встретив его я нашла не просто мужчину, предназначенного именно мне, я нашла гораздо больше – я нашла себя. С ним всегда можно было поговорить о чём угодно – темы не иссякали, но, что гораздо важнее, с ним можно было помолчать, и это безмолвие не было в тягость, напротив, именно в такие моменты тишины, нарушаемой лишь нашим дыханием и стуком сердец, мне было особенно спокойно и уютно. Я закрывала глаза и чувствовала, как умиротворение тёплым пледом укрывает замёрзшую от одиночества душу.

А на десятый день…

Обсуждая за завтраком, что бы такого приготовить, я вдруг наткнулась в закромах памяти на рецепт вкусного ежевичного пирога. Эдвард отметил, что для ежевики сейчас как раз самый сезон, и она в изобилии растёт в местном лесу, так что, спустя пару часов, мы, прихватив с собой самую большую плетёную корзину, отправились к озеру.

Правда, со сбором ягод дела обстояли неважно, потому что мы не столько складывали ежевику в корзину, сколько, смеясь, кормили ею друг друга, медленно передвигаясь от одного колючего куста к другому. Кисловато-сладкий вкус иссиня-чёрных ягод на тёплых губах Эдварда надолго заставлял меня забыть о том, для чего, собственно, мы сюда приехали.

Скорее всего, дело зашло бы намного дальше поцелуев, но нас смущал Бродяга, решивший составить нам компанию. Он суетливо бегал между деревьями, ненадолго замирая и принюхиваясь.

- Ёжика выслеживает, - усмехнувшись, пояснил Эдвард. – Пустое дело, потому что с нюхом у него всегда были проблемы. Из-за травмы.

Внезапно пёс вытянулся в струну, прижав уши к голове, и глухо зарычал.

- Бродяга? – с тревогой в голосе позвал его Каллен, но тот не шелохнулся, лишь рычание вдруг перешло в жалобный скулёж.

Эдвард побледнел и, быстро оглянувшись по сторонам, снова повернулся к собаке. Они пристально посмотрели друг на друга, вероятно, ведя между собой короткий неслышный диалог, – руки Каллена сжались в кулаки.

- Беги, ну же! - проговорил он настолько твердо, насколько позволял его дрожащий голос. Пёс недовольно мотнул головой и, прижавшись животом к земле, задом отполз в кусты. – А ты, - Эдвард посмотрел на меня, и я увидела, что зелень его глаз затопили волны страха, - лезь на дерево, быстро!

- Что… что случилось? - ничего не понимая, с запинкой спросила я.

Однако необходимость в ответе отпала сама собой, потому что в этот самый момент из-за деревьев вышел волк. Он был не слишком крупный и двигался медленно, как будто даже неуверенно, тем не менее это был самый настоящий живой волк, и одного этого факта уже было достаточно для того, чтобы моё сердце почти перестало биться, а кровь застыла в жилах не просто от страха – от ужаса.

Зверь наклонил голову и утробно зарычал, обнажая острые клыки, но не остановился.

«Мы сейчас умрём… умрём страшной смертью!» - ярко вспыхнувшая мысль будто обожгла кипятком. Я попыталась прогнать её прочь и вспомнить о волках что-нибудь полезное, но единственный факт, услужливо пришедший на ум, заключался в том, что эти хищники не убивают предварительно свою жертву, а съедают её заживо. Очень кстати, ничего не скажешь!

- Не смотри ему в глаза – он расценит это как угрозу, - ледяная рука Эдварда крепко сжала мою.

Стараниями Каллена весь страх мгновенно покинул меня, а голова разом прояснилась. Однако было что-то противоестественное в том, чтобы безо всякой боязни смотреть в лицо смертельной опасности.

Эдвард медленно перетянул меня к себе за спину, так что я почти не видела волка, который как раз замер в нескольких метрах от нас, продолжая скалиться.

- Теперь лезь на дерево, - шёпотом скомандовал Каллен.

- А как же ты? – задала я резонный вопрос, прекрасно помня тот факт, что с дикими животными он был не в силах «договориться».

- Старайся не поворачиваться спиной, не торопись и не делай резких движений, - продолжал напутствовать Эдвард, проигнорировав мой вопрос. – Лезь как можно выше и не спускайся, что бы ни случилось.

- Собираешься отвлекать его? – озвучила я догадку, возникшую в моей чётко мыслящей голове.

- Что-то вроде того…ты теряешь время, которого и так нет.

Мне не оставалось ничего другого, как подчиниться. Я медленно попятилась и уже через три-четыре шага упёрлась спиной в ствол дерева. Полнейшее отсутствие страха служило двоякую службу. Положительный момент заключался в том, что я не паниковала, а значит, делала всё быстро и чётко. С другой стороны, в моей крови не было ни капли адреналина, способного творить чудеса, а без него, как выяснилось, залезть выше второй ветки снизу мне было не под силу, пусть даже я и понимала, что при желании и без особого труда волк легко сможет оторвать мою свисающую вниз ногу.

Я замерла в самый неудобной позе из всех возможных, присев на одну ногу и обхватив руками ствол, однако передвинуться была уже не в состоянии. Какие-то потревоженные мной букашки заползали по моим пальцам, но это волновало меня меньше всего. Смертельная опасность, в которой находился Эдвард, – вот то единственное, о чём я могла сейчас думать. Моя позиция не позволяла мне увидеть ровным счётом ничего из того, что происходило внизу позади меня, и это ввергало в отчаяние. Новая волна ужаса колючей ледяной крошкой обрушилась на меня, впиваясь в самое сердце, рвущееся из груди, словно ему вдруг стало там нестерпимо тесно. Онемевшие то ли от страха, то ли от напряжения руки почти перестали что-либо чувствовать.

Я закрыла глаза и, прижавшись лбом к шершавой коре, вся обратилась в слух. Однако я мало что слышала: шум ветра, гуляющего в высоких кронах деревьев, пение птиц где-то далеко отсюда, редкий хруст сухих веток внизу на земле, а ещё рычание – непрерывное, размеренное, будто тянущееся на одной ноте.

Внезапный грозный лай разорвал эту монотонность звуков, но тут же потонул в гортанном волчьем рыке. Эдвард громко вскрикнул, крик перешёл в стон, а затем и вовсе затих.

После этого я перестала что-либо слышать, перестала что-либо соображать. Земля начала вращаться с немыслимой скоростью, словно намереваясь сбросить меня со своей орбиты. Кровь мощным напором рванула в голову и остервенело запульсировала в висках, вызывая приступ тошноты и головокружения. Я знала, что ещё немного, - и полечу вниз.

- Сама слезешь, или тебе помочь? – наигранно весёлый, но всё равно дрожащий голос Эдварда возродил меня к жизни.

- Господи, спасибо тебе, Господи, спасибо… - в исступлении зашептала я сквозь рвущиеся из груди рыдания.

Слёзы души меня, застилали глаза, а я… я всё так же сидела, прижавшись к стволу, и не представляла, как буду спускаться вниз, но всё равно чувствовала себя счастливой, счастливой от того, что Эдвард – мой Эдвард! – жив!

- Волк вроде как ушёл, но я не ручаюсь, что он не вернётся в самое ближайшее время, - всё тем же тоном продолжал вещать Каллен. – Так что лучше поторопиться.

Бродяга громко залаял, видимо, соглашаясь с хозяином, - и этот жив, слава Богу!

- А как мне отсюда спуститься? – слёзы почти иссякли, и я наконец снова вернула себе способность связно говорить.

- Я могу попробовать залезть к тебе, но у меня это вряд ли получится. Будет лучше, если ты просто прыгнешь. Не бойся – тут от силы метра два, а то и того меньше.

- А если я сломаю ногу?

- Это не проблема.

- Серьёзно? – шмыгнув носом, судорожно всхлипнула я.

- Серьёзно.

Не тратя больше время на пустые страхи и раздумья, я разжала руки и прыгнула вниз. Каллен придержал меня, смягчив падение, так что, к счастью, обошлось без переломов и прочих травм.

Эдвард выглядел ещё бледнее, чем перед тем, как я полезла на дерево. В его глазах застыло какое-то странное, ещё не знакомое мне мучительное выражение.

- Ты дрожишь, - убрав из голоса наигранную весёлость, заметил он.

- Только не надо ничего с этим делать, - сквозь стучащие зубы поспешно ответила я. – Я хочу чувствовать то, что чувствую. Это нормальная реакция организма. Я справлюсь с ней сама.

Каллен кивнул и, прижав меня к себе одной рукой, уткнулся носом мне в шею. Я встала на цыпочки и обняла его за плечи, чувствуя, как дрожь в теле начинает потихоньку успокаиваться.

Суетящийся вокруг нас Бродяга заскулил, а затем недовольно гавкнул.

- Опять волк? – отстранившись от Эдварда, испуганно спросила я.

- Нет, - раздражённо поморщился он. – Но нам и правда стоит поторопиться.

- Почему ты прячешь руку за спиной? – только сейчас заметив это, спросила я. Внутренний голос подсказывал мне, что с Эдвардом случилось что-то страшное. Его и самого заметно потрясывало, а на лбу выступила испарина. – Что с тобой?

- Ничего особенного, - слишком поспешно для правды ответил он.

Я попыталась заглянуть Каллену за спину, но он быстро переместился, не позволив мне сделать это. Бродяга зарычал и, ухватив зубами штанину своего хозяина, потянул его ко мне.

- Не будь ребёнком, Эдвард! – начиная злиться, воскликнула я.

Каллен шумно вздохнул и вытащил из-за спины левую руку – она была вся залита кровью.

- Господи боже мой! – потрясённо воскликнула я, чувствуя, как ледяные щупальца паники стягивают мне живот.

- Ничего страшного, - твёрдо проговорил Эдвард.

- Ну если это ничего страшного, тогда я даже не знаю… - осторожно обхватив руку Каллена трясущимися пальцами, я осмотрела её и увидела с внутренней стороны чуть повыше запястья рваную рану, однако мои медицинские знания были на нуле, так что никакой фактической пользы от моего осмотра не было. – Тебе нужно срочно в больницу!

- Нет, не нужно, - упрямо возразил Эдвард.

- Правильно, не нужно. Тебе нужно домой и как можно скорее, - вспомнив про «живую воду», нервно затараторила я. – Но как ты поедешь на велосипеде? Ты не сможешь… но и пешком слишком далеко… что же делать?!

- Прежде всего успокойся, - Каллен неловко опустился на землю, держа раненую руку на отлёте, - и помоги мне снять футболку.

Кое-как перемотав руку Эдварда, мы отправились домой. Он неплохо управлял велосипедом и одной рукой, но я видела, что ему больно, по тому, как тот морщился на каждой неровности дороги. В какой-то момент переднее колесо наехало на выбоину – руль резко вильнул в сторону, и Эдвард упал. Мягко, но решительно отклонив мою помощь, он не без труда поднялся и, крепко сжав челюсти, снова сел на велосипед. Я вспомнила, как совсем недавно Каллен говорил о моём упрямстве. Что ж, теперь я знала, что он и сам был сверх меры наделён этим качеством.

Дома Эдвард сразу направился в ванную комнату и, сунув руку под воду, смыл кровь – удивительно, но теперь рана стала выглядеть ещё более устрашающе.

- Придётся зашивать, - пробормотал он. – Белла, подай мне, пожалуйста, аптечку. Она в том шкафу, на верхней полке, - подбородком указал Эдвард.

- А как же «живая вода»? – спросила я, кинувшись выполнять его просьбу.

- Какая «живая вода»? – недоумённо переспросил он.

- Ну та, какой ты обрабатывал мне колени, помнишь?

- Она мне не поможет, - усмехнувшись, покачал головой Каллен.

- Но почему? - упорствовала я. – Что с тобой не так?

- Да потому что это простой антисептик – такой же, каким он был сто, двести и даже пятьсот лет назад. Но в одном ты права: обработать рану, пожалуй, всё-таки стоит.

- Я ничего не понимаю, - окончательно запутавшись, пожаловалась я. – Что же тогда случилось с моими коленками?

- Сейчас я себя заштопаю, а потом мы поговорим, - пообещал Эдвард.

- Заштопаешь? В смысле… сам?! Не лучше ли поехать в больницу?

- Я без пяти минут врач и ещё помню, как это делается, - кривовато улыбнулся Каллен. – Выйдешь или будешь смотреть?

- Буду смотреть, - упрямо поджав губы, ответила я, едва удержавшись от того, чтобы не показать ему язык.

Когда вместо рваной раны на руке Эдварда стал красоваться белоснежный бинт, мы перешли в гостиную и сели на диван. У меня возникло лёгкое ощущение дежавю: почти две недели назад мы уже сидели с ним на этом самом месте, и я точно так же ждала от него объяснений.

- Тогда, с твоими коленями и ладонями… это сделал я, - неторопливо начал Каллен.

- Это я и сама уже поняла, - кивнула я. – Но самому себе помочь ты не можешь?

- Нет, не могу… Только не думай, что по отношению к другим мои возможности безграничны. Раны и переломы – это всё, что «поцелованным солнцем» по силам вылечить. Что касается болезней и смертельных травм… увы, - Эдвард посмотрел в пол и покачал головой. Было видно, что говорить на эту тему ему непросто. – Единственное, чем я могу помочь умирающим людям, - это облегчить их страдания, унять боль. И этот волк сегодня… Видишь ли, животные чувствуют таких, как я. Инстинкт выживания ведёт раненого зверя к нам, если мы находимся недалеко. Собаки с переломанными лапами и кошки с разодранными боками у порога моего дома – это никогда не было для меня чем-то удивительным, пусть и случалось не так часто, как можно было бы подумать. А вот дикий зверь… такое произошло впервые, хотя я слышал о подобных случаях и знаю, что далеко не всегда такие встречи заканчиваются для человека… ммм… благополучно. Дикие животные непредсказуемы, и чувство благодарности им вряд ли знакомо, - губы Эдварда дрогнули в невесёлой усмешке.

- Значит нам попался необычный волк, раз мы всё ещё живы, - заметила я и, кивнув на раненую руку Каллена, добавила: - Или ты просто пришёлся ему не по вкусу.

Он засмеялся, а потом снова продолжил:

- Скорее всего, он просто не был голоден: в летнее время у волков нет проблем с едой. К тому же он потерял много крови и был сильно измождён – нам повезло. А рука… этого не случилось бы, если бы Бродяга не решил вдруг продемонстрировать свою браваду. Волк занервничал, разозлился, а моя рука оказалась слишком близко от его пасти.

- Вполне естественно, что, обладая такими способностями, ты решил стать врачом, - сделала вывод я. – Но не понятно, зачем ты бросил учёбу?

- Это сложно, Белла, - словно от зубной боли, поморщился Каллен. – Большинство «поцелованных солнцем» действительно становятся врачами или, на худой конец, ветеринарами. Во-первых, как ты выразилась, «способности» вроде как делают выбор очевидным и даже обязывают. А во-вторых, эти профессии приносят неплохой доход. Моя мама тоже была «поцелованной солнцем» и работала в больнице медсестрой, там они с отцом и познакомились. Правда, после рождения Эммета на работу она так и не вернулась, занявшись домом и садом. К слову, папа был замечательным хирургом, хотя и не обладал сверхъестественными способностями. - Эдвард ненадолго замолчал, а потом снова продолжил: - Никакого обдуманного выбора профессии я не делал. Если ты родился «поцелованным солнцем», то должен идти в медицину и точка! – впервые с момента знакомства я услышала в голосе Эдварда злые нотки. – В самом деле, не зря же природа одарила тебя! А то, что все мы люди разные, и помимо связывающего нас дара есть и другие качества, другие способности и пристрастия – это в расчёт не берётся! Конечно, никто не станет тебя принуждать идти в медицинский, но выбор другого пути будет, мягко говоря, не понят обществом. Естественно, что я решил стать врачом, к тому же никаких других серьёзных увлечений у меня на тот момент всё равно не было… Я понял, что это не моё, как только мы от теории перешли к практике. Человеческие страдания, боль, особенно когда ты понимаешь, что не в твоей власти спасти их… Кого-то это почти не задевает, мне же никогда не удавалось абстрагироваться. Я чувствую физическую боль людей. Пусть не как свою собственную, но слишком уж прекрасно понимаю, что именно они испытывают. Это сильно выматывает, разрушает… Ничем хорошим это для меня не закончилось бы… Когда погибли родители, мы с Эмметом несколько недель жили здесь. Чтобы хоть чем-то занять руки, я стал ухаживать за садом мамы, и вдруг ясно понял – вот оно! Это то, что я по-настоящему хочу и могу делать! И тогда я бросил учёбу. Решение далось мне нелегко: сложно сделать выбор между долгом и призванием. Но, по-моему, лучше быть отличным садовником, чем посредственным врачом. Брат был тогда единственным, кто не смотрел на меня косо. Даже девушка, с которой мы на тот момент были вместе уже два года, послала меня куда подальше сразу же, как только поняла, что я не изменю своего решения. Она назвала меня малодушным трусом… что ж, возможно так оно и есть, но кто из нас идеален? Я не из тех, кто, даже понимая всю бессмысленность затеи, будет продолжать до бесконечности биться головой о невидимую стену. Надо уметь вовремя остановиться, – Эдвард замолчал и перевёл дыхание, сбившееся от долгой, пламенной речи.

Я понимала, что этот разговор был для него не из лёгких: он часто хмурился, сжимал здоровую руку в кулак, на его скулах то и дело ходили желваки. Сегодня я увидела другого Эдварда: простого человека со своими страхами и сомнениями. И этот Эдвард нравился мне ещё больше, он был мне ближе, роднее и понятнее. Во мне лишь крепло желание узнать его ещё лучше, день за днём открывать в нём что-то новое, читать, как самую увлекательную книгу о любви и жизни.

- Вот ещё, - улыбнулась я, положив голову ему на плечо, - ты вовсе не малодушный и уж точно далеко не трус. А заниматься всю жизнь нелюбимым делом, которое к тому же причиняет тебе страдания, – это, по меньшей мере, глупо. Ты принял правильное решение! Это же очевидно. Достаточно просто заглянуть к тебе в сад и увидеть всю эту цветущую красоту!

- Ты очень добра ко мне, - обняв меня за плечи, мягко проговорил Эдвард. – Что касается правильности решения, то тут я с тобой соглашусь. И всё же случаются моменты, когда я чувствую, как этот дар природы давит на меня огромным грузом. Нет, я не жалуюсь. Я родился таким и не представляю, как можно жить без этих способностей. Однако они не только приносят мне радость, но и заставляют чувствовать большую ответственность. Но, наверное, в жизни одно без другого и невозможно… Прости за тот небольшой спектакль с антисептиком. На тот момент я недостаточно хорошо тебя знал, чтобы разговаривать с тобой на эту непростую для себя тему, - Эдвард нежно провёл кончиками пальцев вдоль линии моего подбородка, заставляя меня взглянуть на него.

- А теперь достаточно знаешь? – лукаво улыбнулась я, с наслаждением окунаясь в тёплую зелень его глаз.

- Более-менее, - хитро прищурился он, прежде чем накрыть мои губы своими в томном поцелуе с намёком на продолжение.



На следующий день, проснувшись довольно поздно и не обнаружив рядом с собой Эдварда, я отправилась на его поиски и вышла в сад.

Каллен сидел на широких качелях с папкой на коленях, придерживая её раненой рукой, и что-то увлечённо в ней рисовал. Подойдя вплотную, я хотела было заглянуть ему через плечо, но он быстро прижал папку к груди, не позволив мне ничего рассмотреть.

- Эй, не подсматривай! – с шуточным возмущением воскликнул он, лишь мельком взглянув на меня, и снова принялся быстро водить чёрным карандашом по листу. – Ещё не готово!

- Значит, ко всем прочим талантам можно смело причислить ещё один. – Я села рядом и стала изучать его сосредоточенное лицо.

- Никаких талантов нет, - пожал плечами Каллен, не отвлекаясь от своего занятия. – Умение рисовать – это единственная способность, которой я наделён как обычный человек, а не как «поцелованный солнцем». Да и то рисую я достаточно посредственно. Вот кто действительно обладал талантом художника, так это мама. Я покажу тебе её картины… Всё, готово, - смущённо улыбнувшись, Эдвард протянул мне лист «бумаги».

На рисунке, выполненном чёрным карандашом, были изображены мы с Эдвардом, сидящие на клетчатом пледе. Моя спина прижималась к груди Каллена – я полулежала в кольце его рук. Мы оба мечтательно улыбались и выглядели по-настоящему счастливыми.

- Великолепно! – воскликнула я и, видя, что Эдвард усмехается, добавила строгим тоном: - Я серьёзно.

- Спасибо, я старался!

- Если это ты называешь посредственностью по сравнению с тем, как рисовала твоя мама, то мне уже не терпится увидеть её работы!

- Хорошо, покажу тебе сегодня, - на лицо Каллена набежала тень грусти.

- Тебе до сих пор её не хватает, - осторожно заметила я, легонько сжав запястье его здоровой руки.

- Да, и её, и отца, - отозвался Эдвард, переплетя наши пальцы. – Постепенно привыкаешь жить без них, но всё равно случаются такие моменты, когда особенно остро чувствуешь потерю. Невосполнимую потерю.

- Мне тоже очень не хватает папы, - задумчиво проговорила я. – Конечно, это далеко не то же самое, но всё же… В последний год мы стали реже видеться: я с головой ушла в работу, а он наконец встретил хорошую женщину… Но я всё равно всегда знала, что в любой момент могу поехать к нему или хотя бы позвонить, чтобы просто поболтать ни о чём, обсудить последнюю игру нашей любимой бейсбольной команды. А теперь это невозможно, как если бы его не стало, пусть даже я и знаю, что он жив-здоров и, наверняка, ещё даже не успел хватиться меня, - высказав вслух то, что в глубине души не давало мне покоя все эти дни, я почувствовала себя значительно лучше.

- Я понимаю, - Эдвард притянул меня к себе и поцеловал в макушку. – Правда, понимаю. Но всё равно эгоистично счастлив что ты появилась в моей жизни.

- Я тоже счастлива, что встретила тебя. Очень счастлива!

- А если бы тебе вдруг представилась возможность вернуться назад, ты бы вернулась? – заглядывая мне в лицо, спросил Эдвард.

- Только если вместе с тобой, - не раздумывая, ответила я. – А ты? Смог бы оставить тут всё и отправиться со мной в моё время?

- Если бы это была единственная возможность быть с тобой, то да, - без тени сомнений заверил он.

Пусть это не было прямым признанием в любви друг к другу, но всё же что-то очень близкое к тому.

Столь романтичный и трогательный момент был нагло испорчен бесстыдным урчанием моего голодного желудка. Мы с Эдвардом дружно посмеялись, обменявшись на сей счёт несколькими шутками, после чего он отправился готовить завтрак, а я ещё немного задержалась на качели, закрыв глаза и подставив лицо ласковым солнечным лучам.

Внезапный сильный порыв ветра растрепал мне волосы и, подхватив лежащий рядом рисунок, понёс его прочь.

Я поднялась с качели и бросилась догонять листок, но он улетал всё дальше, пока не зацепился за куст жасмина. Обрадовавшись такой удаче, я побежала туда, краем сознания отметив, что возникший на крыльце дома Бродяга сердито зарычал, а затем и вовсе перешёл на лай. Я наклонилась, чтобы поднять рисунок – какая-то необъяснимая сила резко толкнула меня вперёд, потянула вниз, и я полетела на землю, чувствуя неприятный жар во всём теле.

Всё вокруг потонуло в кромешной тьме. Сначала я решила, что ослепла, но постепенно глаза стали различать очертания деревьев и дома – того самого одинокого дома, стоящего по соседству с домом родителей Элис! Жёлтая полная луна вышла из-за туч, осветив заброшенный сад, и последние сомнения растворились в этом призрачном свете – я вернулась домой…

А, может, я никуда и не исчезала? Может, всё это только приснилось мне? Я всё-таки упала и стукнулась головой о камень, а теперь, спустя несколько часов, пришла наконец в себя? И не было этих прекрасных двух недель, не было моего Эдварда, за столь короткий срок сумевшего подарить мне настоящее женское счастье?

Нет, было! Всё было: и Эдвард, и его прекрасный сад, и озеро рядом с лесом, и Бродяга! И футболка Каллена, всё ещё надетая на мне, и рисунок, лежащий у моих ног, были тому неопровержимыми доказательствами.

Но я вернулась… Зачем? Почему?! Я ведь не хотела возвращаться… то есть нет, хотела, но не так, не без Эдварда… не так!

Я опустилась на землю, прижала рисунок к груди и стала раскачиваться взад-вперёд, задыхаясь от сухих рыданий – слёз не было. Я чувствовала себя опустошённой, раздавленной и потерянной, словно у меня из груди вырвали сердце – на его месте теперь зияла глубокая кровавая рана, из которой постепенно, капля за каплей, уходила жизнь.

Я не знаю, сколько времени я просидела, балансируя на зыбкой грани между сознанием и беспамятством – десять минут или час? – как что-то вдруг заставило меня вскочить на ноги. Вернуться! Больше всего на свете я хотела снова вернуться туда, где остался Эдвард! Больше мне ничего не было нужно!

Я долго бегала по погрузившемуся в темноту саду, время от времени спотыкаясь, падая и снова поднимаясь, в надежде отыскать тот самый портал, что связывал наши миры и пространства, но всё тщетно. Наверное, со стороны я была похожа на сумасшедшую, ею, в сущности, и была – почти обезумевшая от горя женщина, навсегда лишившаяся возможности быть счастливой.







Я рассеяно смотрела на сидящего напротив меня Джейкоба и искренне не понимала, что тут делаю. Он не был мне хоть сколько-нибудь интересен, а все его ужимки и старания понравиться вызывали лишь глухое раздражение. Однако в этом не было его прямой вины. Очень может быть, что Джейк действительно был отличным парнем, но он не был Эдвардом. Эдвард…

Даже спустя год я не могла не думать о нём, не тосковать по нему, не вспоминать его прекрасных глаз цвета лета, его насмешливой улыбки и тёплых, ласковых рук…

После рокового дня, разделившего мою жизнь на до и после, я ещё несколько раз приезжала в тот сад, бродила по нему в тайной надежде снова отыскать портал, который, возможно, уже даже перестал существовать. Безрезультатно.

Сначала я хотела сохранить в тайне всё то, что случилось со мной, но отец и Элис прекрасно видели, в какой жуткой депрессии, словно в болоте, я тону, так что мне пришлось открыть им всю правду. Возможность откровенно рассказать о своей невосполнимой утрате на какое-то время облегчила мои душевные страдания, но потом всё снова вернулось на круги своя. Я продолжала двигаться лишь по инерции, словно заведённая кукла, у которой рано или поздно кончится завод.

Конечно, отец и Элис не сразу поверили мне, но наличие футболки и рисунка, а, главное, моя настойчивость и убедительность сделали своё дело. Отец, будучи копом, даже попытался найти какую-нибудь информацию об Эдварде Каллене – безуспешно, что неудивительно, ведь до его рождения оставалось ещё больше четырёхсот лет. Правда, перед этим он заставил меня сделать МРТ головного мозга, видимо, желая убедиться, что какая-нибудь жуткая опухоль не притаилась у меня в голове, вызывая красочные галлюцинации. Я не возражала, чтобы ещё больше не расстраивать отца, который и так не находил себе места, переживая за свою единственную дочь.

Поначалу Элис убеждала меня, чтобы я относилась к случившемуся, как к краткосрочному курортному роману, но, видя, насколько серьёзны и глубоки мои чувства, быстро сдалась, став довольствоваться ролью молчаливой жилетки.

Чтобы хоть как-то отвлечься и не сойти с ума, я с удвоенным рвением взялась за работу, отдавая ей всё своё время и всю себя. Некогда долгожданное и столь желанное повышение по служебной лестнице не вызвало во мне ровным счётом никаких эмоций – совсем не этого я жаждала, совсем не это было необходимо мне для того, чтобы быть счастливой. Снова обставленная новой мебелью квартира, ощутимо увеличившаяся зарплата и благосклонность босса – всё это было не нужно мне, если рядом не было ЕГО. А его не было и никогда уже не будет… Единственный мужчина, которого я любила, был самым недоступным для меня во всей вселенной – целые века разделяли нас. Эта ядовитая мысль постепенно отравляла мою заледеневшую кровь, лениво струящуюся по венам.

Когда неделю назад Элис сказала, что я обязательно должна присутствовать на её помолвке, которая состоится в ближайшие выходные в доме её родителей, моей первой мыслью было отказаться. А тот факт, что, оказывается, на этом торжестве должно состояться моё знакомство с братом её жениха Джаспера, ещё по фото «положившим на меня глаз», только лишь укрепило моё желание никуда не ходить. И никакие заверения, что «Джейкоб отличный парень, который обязательно мне понравится», не могли изменить моего решения. И всё-таки я здесь – почему?

Возможно, потому что это прекрасная возможность снова оказаться в соседнем саду, который, как я знала со слов Элис, до сих пор оставался заброшенным? Да, конечно, дело было именно в этом – обманывать себя не имело смысла. Меня тянуло туда, влекло с неудержимой, противоестественной силой. Я не могла, да и не хотела сопротивляться ей. Это место и ещё рисунок, который я, словно оберег, весь год проносила во внутреннем кармане сумочки, были единственной нитью, связывающей меня с Эдвардом, дарующей ощущение того, что он где-то рядом, что он просто есть.

Извинившись, я поднялась из-за стола и нарочито медленной походкой вышла на крыльцо, однако это не смогло одурачить всегда проницательную Элис.

- Куда направляешься? – прищурившись, спросила подруга, выйдя вслед за мной.

- Просто хотела подышать свежим воздухом, - как можно небрежнее ответила я.

- Да неужели? Ну-ну, - постукивая каблучком о каменную ступеньку, хмыкнула она. Однако развивать данную тему Элис не стала, решив зайти с другого конца: - Между прочим, Джейк сказал Джасперу, что ты ему очень понравилась, и он собирается пригласить тебя на свидание.

- А вот он мне не понравился, и ни на какое свидание я с ним не пойду.

- Отвратительный характер, - беззлобно проворчала подруга.

- Можешь рассказать о нём Джейку, чтобы не так сильно расстраивался.

- Белла, - после затянувшейся паузы снова заговорила Элис. Голос её звучал устало. – Ты должна его отпустить. Так больше не может продолжаться, нужно же как-то жить дальше.

- А я и живу, - чуть резче, чем собиралась, перебила я.

- Это не жизнь, Белла! Ты ешь, спишь, работаешь, но не живёшь – просто существуешь. Ведь уже год прошёл. И это только здесь, а там? Десять лет?

- Двенадцать, - поправила я, внутренне содрогнувшись от этой страшной цифры.

- Тем более! Для Эдварда прошло двенадцать лет! Неужели ты думаешь, что он провёл их в ожидании тебя?!

- Это неважно, - упрямо покачала головой я.

- Нет, важно! Важно! – громко воскликнула Элис, а затем, понизив голос, добавила: - Отпусти его, дай себе шанс стать счастливой здесь и сейчас.

- Хорошо, я попробую. Честно! Но только сейчас мне нужно… я должна, понимаешь? Хотя бы в последний раз… - Я развернулась и бегом спустилась с крыльца.

- Белла!.. До чего же упрямая, а! – нёсся мне вслед возмущённый голос подруги. – Поступай как знаешь! Я умываю руки!

Соседский сад почти не изменился с моего прошлого прихода. Разве что стал выглядеть ещё более запустелым, мрачным и одиноким. Наверное, ещё годик-другой, и он сможет послужить отличными декорациями для какого-нибудь готического ужастика. Но лично меня сад не пугал, напротив, вызывал чувство умиротворения, словно после долгих странствий я наконец оказалась на пороге родного дома.

Я неспешно прошлась между кустарниками и буйно разросшимися сорняками, погладила всё ещё не сломавшееся засохшее дерево – будто поприветствовала своего старинного приятеля. Действительно ли это было прощанием, и я, как и обещала Элис, больше никогда сюда не вернусь? Всё, теперь никаких надежд – они остаются здесь, умирать вместе с никому больше не нужными цветами? Вот так вот просто?

Я судорожно вздохнула и слизала с губ солёные слёзы, вдруг почувствовав себя так, словно пришла на могилу к родному человеку, чтобы в очередной раз сказать, что не забыла и никогда не забуду, что всегда буду любить и скучать.

Какой-то странный шум возник внезапно, вспугнув затаившуюся тишину. Ещё не понимая до конца, что именно слышу, я тем не менее пошла в ту сторону, откуда раздавался этот звук. По мере приближения к источнику шума, стало ясно – это идёт дождь. И не где-то,

а прямо здесь, передо мной, но… никакого дождя не было! Безо всякой на то необходимости я всё же посмотрела на небо – оно было девственно-чистым, без единого облачка. Так откуда же этот шум льющего, как из ведра, дождя?! Неужели?..

До смерти боясь, что ошибаюсь, я протянула вперёд отчаянно трясущуюся руку – пальцы ощутимо обожгло. Я по инерции отдёрнула руку назад, но тут же снова упрямо вытянула её перед собой – на этот раз жар был едва ощутим, или мне просто стало уже не до него. Я почти задохнулась от восторга, почувствовав, как по ладони бьют колючие капли дождя, который по-прежнему оставался для меня невидимым.

- Боже, - прошептала я, поднеся к лицу мокрую руку. – Боже мой…

Если я и колебалась, то не больше считанных мгновений. Закрыв глаза, я смело шагнула вперёд, вполне отдавая себе отчёт в том, что, возможно, иду в никуда, и, вполне вероятно, уже никогда не смогу вернуться назад. Ну и пусть! Пусть! Если это единственный, самый последний шанс – пусть!

Сначала я ощутила во всём теле уже знакомый жар, но вслед за этим хлёсткий, упругий дождевой поток обрушился на меня, не оставив на мне ни единой сухой нитки. Я открыла глаза и натолкнулась взглядом на темноту ночи, лишь слабо разбавленную приглушённым светом, льющимся из окон дома. Я не могла ошибиться – это был дом Эдварда! Я узнала бы его из тысячи других похожих домов! Зажав руками рот, я попыталась сдержать рвущиеся из груди рыдания – с таким же успехом я могла бы постараться остановить и локомотив, несущийся на полном ходу.

Господи, я столько дней и ночей мечтала об этой самой минуте, а вот сейчас, когда она наконец настала, я стояла соляным столбом, не решаясь сделать последние шаги, отделявшие меня от Эдварда. Ну не дура ли?! Всегда упорно игнорируемый мною страх, что он давно и думать обо мне забыл, так некстати взял сейчас надо мной верх, парализуя тело.

Не знаю, как долго я ещё стояла бы там, щедро поливаемая дождём, но входная дверь отворилась, и на пороге возникло два силуэта: человека и собаки. Рыдания сами собой оборвались, застряв где-то в горле.

- Ну что ты выдумываешь, Малыш? Никого здесь нет, - обращаясь к псу, беззлобно проворчал мужчина. За прошедшее время его голос стал более низким и хриплым, но я всё равно узнала в нём столь родной для меня голос Эдварда. Собака коротко гавкнула и села копилкой. - Есть здесь кто-нибудь? - повернув голову в мою сторону, но по-прежнему не видя меня из-за темноты и плотной пелены дождя, крикнул он. - Никого здесь нет, Малыш, пойдём…Ну что за упрямец! Весь в папашу…

Сделав глубокий вдох, словно готовясь к прыжку, я шагнула в полосу света, идущую от входной двери.

- Эдвард! - каким-то чужим, надломленным голосом позвала я.

Каллен обернулся и замер. Из-за бьющего ему в спину света, я не видела его лица и не могла понять, о чём в эту минуту он думает и что чувствует, и только по широким плечам, высоко поднимающимся в такт участившегося дыхания, можно было догадаться о том, насколько сильно Эдвард взволнован. Сама же я была едва жива и еле держалась на ногах, сердце в груди заходилось в крещендо, его всё нарастающий стук сливался с шумом дождя, оглушая меня.

Каллен сделал неторопливый шаг вперёд и спустился на одну ступеньку вниз, а затем ещё на одну и ещё… Он остановился под дождём – теперь нас разделял всего лишь метр, однако я по-прежнему плохо различала черты его лица, лишь видела, как дождевые капли с силой били по нему и кривыми струйками быстро стекали по подбородку. Меня затрясло, забило в лихорадке, перед глазами поплыли цветные круги – ещё немного и я тряпичной куклой упала бы к его ногам.

- Белла, - недоверчиво проговорил Эдвард, но тут же громко, делая последний торопливый шаг, повторил снова: - Белла!

Я протяжно всхлипнула и кивнула – это всё, на что я была сейчас способна. Одним резким движением он положил ладонь чуть пониже моего затылка и, порывисто притянув к себе, жадно прижался губами к моим губам, но я не смогла ответить на этот поцелуй, о котором мечтала целый год, - рыдания, всё это время душившие изнутри, снова вырывались на свободу. Эдвард сгрёб меня в охапку и приподнял над землёй, словно в горячечном бреду повторяя:

- Белла, моя Белла… это ты… правда ты!

Я обвила его талию ногами, а шею – руками, желая слиться с ним, раствориться в нём раз и навсегда, чтобы больше никогда не потерять. Он смеялся, кружа и прижимая меня к себе так тесно, что ни одна капля воды не могла просочиться между нами; я плакала, осыпая его мокрое лицо неловкими, быстрыми поцелуями; а с ночного неба на нас всё лил и лил дождь, смывая горечь разлуки и боль потери, живой водой залечивая душевные раны.

- Пойдём… пойдём в дом… заболеешь же, - первым пришёл в себя Эдвард, но на землю меня так и не поставил. - Посмотри, ты совсем промокла!

- И ты, - уже начиная стучать зубами, добавила я.

Каллен на руках занёс меня в дом и бережно усадил на диван – уже совсем не тот, что был когда-то. Он укрыл меня мягким, тёплым пледом и опустился передо мной на колени, взглядом медленно блуждая по моему лицу, словно лаская его.

Теперь, при свете ламп, я наконец смогла рассмотреть Эдварда. Годы пошли ему на пользу: он повзрослел, стал выглядеть более мужественно, даже наметившиеся в уголках глаз морщинки и седина, посеребрившая виски, необыкновенно шли ему. Вот только зелень глаз уже не была столь сочной, как когда-то, но всё ещё сохранила своё лучистое тепло. Эдвард был всё тем же моим Эдвардом, чей образ я бережно хранила в сердце. Вот только был ли он моим?..

- Ты не женат? - я очень старалась задать этот вопрос спокойным, может быть, даже чуть небрежным тоном, но голос всё равно предательски дрогнул.

Каллен уткнулся лицом мне в колени, обхватив их руками, и ответил, не поднимая головы:

- Был, но это не продлилось долго.

- Что так? - острая шпилька ревности вонзилась в сердце, но я тут же вытащила её и отбросила прочь.

- У неё был один недостаток, - Каллен оторвал лицо от моих колен и, взяв мои руки в свои, стал медленно их целовать, палец за пальцем, сантиметр за сантиметром.

В моём животе расправили крылья бабочки, уже давно спавшие там крепким сном.

- Только один? - с завистью в голосе спросила я, прекрасно помня обо всех своих многочисленных изъянах.

- Да, но серьёзный, - Эдвард поднял на меня глаза - в них плясали озорные дьяволята. - Она не была тобой.

Я улыбнулась и почувствовала, как румянец удовольствия расцветает на моих щеках.

- Ты совсем не изменилась, - вмиг посерьёзнев, тихо проговорил Каллен. - Всё так же восхитительно-прекрасна и бесконечно очаровательна… всё такая же… моя Белла…

- Прошёл всего год. - Я высвободила одну руку из тёплых пальцев Эдварда и ласково погладила его чуть колючую щёку.

- Но не для меня, - покачав головой, хрипло прошептал он, и столько боли, столько безысходной тоски было в этом шёпоте! Моё сердце болезненно сжалось.

- Эдвард… - одними губами проговорила я, запуская пальцы в его влажные волосы.

Стряхнув с себя мрачные мысли, он переместился на диван и усадил меня к себе на колени.

- А ты знаешь, что это всё жасмин? - улыбнулся Эдвард, обнимая меня.

- Жасмин? - рассеянно переспросила я, удобно устраивая голову на плече Каллена и с наслаждением вдыхая аромат его все ещё влажной после дождя кожи.

- Когда Бродяга рассказал мне, как именно ты тогда исчезла, я вспомнил кое-что важное, - стерев с лица улыбку, стал рассказывать Эдвард. - За два года до появления Розали я ездил в Южную Америку, чтобы купить кое-какие семена цветов и… в общем, это не важно. Один странный старичок буквально насильно всучил мне саженец жасмина, бормоча что-то о легенде и о "поцелованных солнцем". Я плохо знаю язык и мало что понял – просто взял у него кустик, чтобы он от меня отстал, а, вернувшись домой, посадил его в саду. Именно около этого жасмина ты тогда исчезла и, видимо, там же появилась за две недели до этого…

- Да, точно! - перебила я Каллена. - Перед тем, как упасть, я налетела на этот куст, да и сегодня тоже…

- В надежде, что смогу вернуть тебя, я решил во всём разобраться и снова поехал туда, - продолжил свой рассказ Эдвард. - То, что я узнал, многое объяснило, но ничем не помогло мне. Это оказался особый сорт жасмина, о котором у них там ходит много легенд. Одна из них говорит о том, что этот куст наделён магическим даром соединять предназначенных друг другу людей, невзирая на разделяющие их время и пространства, но этот дар может проявиться только при условии, что куст будет посажен "поцелованным солнцем". В такое трудно поверить, но ведь действительно, сначала появилась Розали, с которой Эммет и по сей день живёт душа в душу, а потом я встретил тебя. Единственное, чего я не мог, да и до сих пор не могу понять, так это причину, по которой чёртов куст решил снова забрать тебя у меня! Мы не оправдали его ожиданий?

- Возможно, он решил, что нашим чувствам требуется проверка временем и расстоянием? - высказала своё предположение я.

- Двенадцать лет, Белла! - с горечью в голосе воскликнул Эдвард. - Это слишком долгий срок для проверки!

- Но для меня прошёл всего лишь год, - резонно заметила я. – Самый страшный год в моей жизни.

Каллен внимательно посмотрел на меня и кивнул:

- Об этом я как-то не подумал, хотя времени для размышлений у меня было предостаточно, - Эдвард прижал меня к себе ещё крепче и, поцеловав в висок, продолжил: - Если бы я только мог «чувствовать» этот жасмин, как любое другое растение, тогда, возможно, мне удалось бы его попросить, убедить, но нет – между нами словно встала глухая непробиваемая стена. Знала бы ты, как я боялся, что он заболеет и засохнет… Я ведь очень долго не терял надежды, что жасмин одумается и вернёт тебя мне… А потом я стал тайно мечтать, чтобы он наконец засох, и пустые надежды перестали бы мучить меня. Я мог бы ночевать под этим кустом, сутками ходить вокруг него, пытаясь открыть портал, но знал, что это невозможно: как выяснилось, никто, принадлежащий тому миру и времени, в котором растёт жасмин, не может пройти сквозь него. Нет ничего хуже, чем ждать, понимая, что от тебя ничего не зависит, и не в твоих силах сделать хоть что-то ради собственного счастья.

Эдвард замолчал, и какое-то время мы сидели в тишине, замерев и просто наслаждаясь близостью и теплом друг друга. Закрыв глаза, я слушала, как взволнованно бьётся сердце в его груди. Это была самая прекрасная в мире музыка - музыка моего счастья.

Эдвард выпрямился и отстранился, будто вдруг о чём-то вспомнив.

- Белла, - обхватив моё лицо ладонями, торопливо заговорил он, и в его глазах промелькнул страх. - Ты ведь останешься здесь, со мной? Скажи, что останешься, пожалуйста! Я не могу больше потерять тебя! Я люблю тебя, Белла, понимаешь? Люблю!

- Ну что ты, дурачок, я ведь тоже люблю тебя! - сквозь слёзы улыбнулась я. - Как ты мог подумать, будто я захочу вернуться домой, когда ты здесь? Кроме тебя мне больше ничего не нужно! А отец … он простит меня, я знаю, что простит… Даже и не надейся когда-нибудь от меня избавиться!

- Это ты не надейся! - засмеялся Эдвард, уже в который раз прижимая меня к себе. - А знаешь, у меня больше нет доверия к этому жасмину. Пока он растёт где-то поблизости, я не смогу спать спокойно… конечно, в ближайшее время и так не собираюсь спокойно спать, - многозначительно протянул он, целуя меня за ухом, - но вообще, в перспективе…

- И что ты хочешь сделать? - спросила я, поцеловав его в шею - туда, где ритмично пульсировала артерия.

- Я выкопаю этот магический куст и посажу где-нибудь в лесу… - Каллен откинул в сторону плед и расстегнул молнию на моём всё ещё мокром платье.

- Ты уверен, что он это переживёт? - я вытащила рубашку из-под ремня его штанов и, запустив под неё руки, погладила спину, чуть надавливая ногтями.

- Конечно, переживёт, - хрипло простонав, заверил Эдвард. Спустив бретельку, он провёл языком вдоль моей ключицы и мягко сдавил пальцами грудь. - Я же "поцелованный солнцем", забыла?

- Ты ведь не собираешься заниматься этим прямо сейчас?

- Если ты о кусте, то нет, а если о нас с тобой, то да… Определённо, да… - всем своим весом Каллен придавил меня к дивану. - Я и так слишком долго ждал тебя…

Настойчивый собачий лай заставил нас остановиться, но не разжать объятий.

- Кыш отсюда, разве тебе не говорили, что подглядывать нехорошо? - Эдвард махнул рукой, но пёс даже не шелохнулся, продолжая сверлить нас своими чёрными блестящими глазами. - В чём дело, Малыш?.. Вот как?.. Тебе точно это не привиделось? - собака фыркнула и отвернулась.

Эдвард рывком поднялся с дивана и потянул меня за руку.

- Что-то случилось? - пытаясь поправить платье, спросила я.

- Сейчас сама всё увидишь, - Эдвард накинул мне на плечи плед и потянул к двери. - Малыш рассказал кое-что интересное.

- Это он-то малыш? - хмыкнула я, бросив косой взгляд на огромную собаку.

- Я вожусь с ним с самого его рождения. Поверь, щенком он выглядел куда беззащитнее… Кстати, он отпрыск Бродяги.

- А Бродяга? - спросила я, уже заранее зная ответ.

- Он умер в прошлом году, дожив до глубокой старости, - подтвердил мою догадку Эдвард.

Дождь уже закончился, и выглянувшая из-за туч луна осветила сад, купаясь в его напоённой водой зелени. В прохладном, влажном воздухе витал душистый аромат цветов, то становясь едва уловимым, то вновь усиливаясь, вызывая лёгкое головокружение. А ещё моя рука, так уютно и правильно лежащая в руке Эдварда... Эта ночь была идеальна!

Пройдя мимо беседки, мы увидели тот самый жасмин… точнее то, что от него осталось.

Куст был абсолютно голый, без единого листочка и представлял собой поистине печальное зрелище. Вся листва и белоснежные лепестки, всё ещё источавшие сладковато-пьянящий аромат, лежали на земле. Ветер, гуляющий по саду, с тихим стоном подхватывал их и разбрасывал вокруг, словно совершая траурный обряд по безвременно ушедшему другу.

- Что с ним случилось? – поднимая горсть осыпавшихся лепестков, спросила я.

- Может быть, дело в том, что он уже исполнил своё предназначение, - пожал плечами Эдвард.

Он подошёл к жасмину и провёл ладонью по его осиротевшим ветвям.

- Ты не можешь ему помочь?

Эдвард снова вернулся ко мне и молча покачал головой.

- Очень жаль, - прошептала я, чувствуя, как на плечи лёгкой вуалью ложится светлая грусть. – Он так много сделал для нас, а теперь его не стало… Это так…

- Печально, - закончил мою мысль Каллен, положив ладони мне на плечи и заглянув в глаза. – Но теперь, когда обратной дороги нет, ты всё равно не жалеешь, что вернулась ко мне?

- Нет, конечно, нет, - улыбнулась я, обнимая Эдварда за талию.

- И никогда не пожалеешь, - твёрдо проговорил он, наклоняясь ко мне. – Я тебе обещаю. Ты будешь счастлива.

- Мы будем, - успела поправить я, прежде чем наши губы нашли друг друга в поцелуе, полном любви и тихой нежности.



Элис сильно волновалась за Беллу. Подруги не было всего минут пять, но странный неприятный холодок уже не давал ей покоя, пробегая вдоль позвоночника и щекоча затылок.

Привыкшая всегда доверять своей интуиции, Элис поспешила в соседский сад, то срываясь на бег, то снова замедляя шаг.

- Белла! – позвала она, настежь распахнув скрипучие ворота.

Никакого ответа не последовало.

- Белла! – ещё громче крикнула Элис, сделав несколько шагов вперёд и прижав руки к груди – туда, где учащённо билось сердце.

Лишь шум ветра нарушал тишину, принося с собой упоительный аромат жасмина.

Продолжая звать подругу, Элис прошла дальше и, углубившись в сад, замерла на месте – повсюду, словно крупные хлопья снега, лежали белоснежные цветочные лепестки. Девушка огляделась вокруг, но так и не нашла возможную причину этого Рождества посреди лета – лепестки, грациозно вальсируя в воздухе, падали, кажется, прямиком с небес.

Внезапная догадка пронзила Элис – непрошенные слёзы брызнули из глаз, но девушка поспешно смахнула их тыльной стороной ладони. Нет, она не будет плакать! Белле это не понравилось бы. Хотя, если подумать, подруга и сама была та ещё плакса.

При мысли об этом Элис улыбнулась, пусть в уголках её губ и притаилась грусть. Девушка вытянула вперёд руку – на её раскрытую ладонь медленно опустился чуть влажный, словно после дождя, лепесток жасмина.

- Будь счастлива со своим Эдвардом, - бережно зажав в кулаке белоснежную «снежинку», прошептала Элис. – Будь счастлива, Белла!