Название: Отпускаю
Автор: Shantanel
Бета: Crazy_ChipmunK
Жанр: Angst
Рейтинг: PG-13
Пейринг: -
Описание: Лучше бы ты презирал меня, ненавидел. Лучше бы ты любил меня.

---

Холод уже, кажется, пробирает до костей. По стенам, будто крадучись, ползают отсветы фар, образовывая по углам мрачные тени. Из распахнутого настежь окна в комнату долетают только отдаленные звуки сирен и сильные порывы промозглого ветра. Весна в этом году выдалась непривычно отталкивающей. Или мне только хочется видеть ее такой. Эту весну. Этот день.
Стою, прислонившись к дверному косяку, и пытаюсь отдышаться. Легкие напряженно сжимаются от частых судорожных вздохов, но меня все равно не покидает ощущение, что я задыхаюсь. И кажется, если перестану дышать так часто, то упущу нотки твоего одеколона, что застыли на шее, волосах. Необъятное счастье и невыносимое горе – вновь обнимать тебя, чувствовать твое тепло, силу твоих рук, с особой осторожностью сжимающих мою талию. Собственные ладошки до сих пор кажутся ледышками, и я молюсь всем богам, чтобы ты не заметил, как я дрожала от столь желанной близости.
Божечки, как же больно даже просто думать о невозможности вновь растворяться в тебе. В нас.
Думал ли ты о том же, когда с ласковой улыбкой отстранялся от меня? «Скажи, что да», — просила глазами, заставляя губы расплываться в ответ и получая лишь дежурный комплимент, позволяя руке медленно скользнуть от шеи по плечу и вниз, к изгибу локтя. Так и держала бы тебя в нежных, но крепких объятиях. Так и тонула бы в твоих глазах цвета маренго. Но нет. Не сегодня. И никогда больше.
Перед глазами уже плывет, и частые вдохи теперь не кажутся мне хорошей идеей. Нужно бы взять себя в руки и спуститься вниз, пока меня не хватились, но нежелание окунаться в атмосферу всеобщего праздника держит здесь. Я как прикованная к будке собака: на цепи, вне воли, но в то же время шаг — и я дома. Вот только для меня этот шаг равен пропасти, и она едва ли меньше, чем та, что отныне разделяет нас. Тебя и меня. Ведь никаких «нас» уже нет, и случилось это отнюдь не сегодня. Или, скорее, я сама только сегодня поняла это.
Перевожу взгляд в сторону, но только чтобы убедить себя, что еще способна хоть как-то двигаться и контролировать собственный разум. Желание лечь в постель и свернуться клубочком почти такое же сильное, как и желание сжать тебя в собственнических объятиях и приковать на цепь рядом с собой. По коже бегут мурашки от слишком соблазнительных, хоть и совершенно абсурдных мыслей, а очередной порыв холодного воздуха сдувает волосы с лица и окутывает новой волной твоего аромата.
Черт.
Свинцовые тучи медленно наползают на еще слегка светлое небо, укутывая город темным покрывалом. Сквозь разрывы в серых клубках проглядывают и тут же скрываются во мгле последние лучи заходящего за горизонт солнца. И мне кажется, мое солнце сегодня тоже скрылось за непроглядной пеленой.
Увижу ли я его когда-нибудь снова?
Стоящая на тумбе рядом система оживает, и на том конце слышатся звуки недовольного кряхтения. Не могу сдержать улыбку, наконец покидая гнетущую атмосферу гостевой спальни: то ли от того факта, что вырвалась из пучины, из кокона, в который сама же себя и завернула, то ли потому, что причина этого сейчас смотрит на меня сквозь потирающие еще заспанные глазки ладошки.
Подхожу ближе к кроватке и с любовью смотрю, как маленький Джереми, весело покачав ножками в воздухе, садится на попку и протягивает ко мне свои ручки. Сжимая и разжимая маленькие кулачки, он хмурится, требуя немедленно взять его на руки и что-то уверенно мне лопоча на одном ему понятном языке.
Джереми с самого рождения был очень активным, когда просыпался, поэтому не проходит и пары минут, как он начинает весело щебетать, подпрыгивая на моих руках и дергая меня за волосы, распространяя вокруг нас уже едва ощутимый аромат терпкого одеколона. Теплое маленькое тельце доверительно прижимается ко мне, и от этого на душе снова скребутся кошки. Их протяжный вой не удерживается даже за плотно сжатыми зубами, заставляя маленького Джереми прекратить свой бессвязный лепет и посмотреть на меня своими внимательными большими глазами. Он улыбается мне беззубым ртом, и становится немного легче.
Перехватываю его покрепче, аккуратно укладывая его головку к себе на плечо, и покачиваю его, стараясь убаюкать, чтобы он поспал еще немного. Напевая себе под нос, брожу по комнате, обводя невидящим взглядом обстановку. Наконец Джереми полностью расслабляется в моих руках, уже не обхватывая мои плечи — его ручки свободно свисают за моей спиной. Перекладываю его в колыбель своих рук, но не спешу опускать в кроватку. Эгоистичная мысль проскальзывает в голове, но даже стыд сейчас не перевесит желание остаться в этом уютном новом коконе, сплетенном из любви к моему ребенку. Я знаю, что вру себе, оправдываю нежелание спускаться к людям, что сейчас весело проводят время за праздничным столом.
Я сажусь в кресло-качалку, стоящее рядом с кроваткой, и не понимаю, какого черта вообще делаю в этом месте. Если бы я не пришла, никто бы не удивился. Потом, правда, неизбежны были бы их жалостливые взгляды при любой случайной встрече где-нибудь в парке или супермаркете. Это чертовски маленький город, чтобы быть в нем вдали от кого-то. И я ненавижу его за это. И я люблю его за это.
У входа в комнату скрипит половица, и я поднимаю испуганный взгляд на дверь. Ты стоишь в проеме, подсвеченный тусклым светом коридорных ламп. Уже без пиджака и галстука. Рукава засучены и оголяют покрытую карамельным загаром кожу. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты, а на губах нежная улыбка. Я жду каких-то слов, обвинений из-за своего побега, но ты просто смотришь на меня, держащую на руках твоего сына. Отвожу взгляд и перевожу его на посапывающее в моих руках сокровище.
Проходят секунды, минуты, возможно, часы. Время застыло здесь и сейчас, пока ты согреваешь мое заледеневшее тело прикосновением своих глаз. Закрываю веки, позволяя этому ощущению усмирить все еще воющих внутри кошек, вторя вслух их тихой песне. В следующее мгновение скорее чувствую интуитивно, чем ощущаю физически, что ты приближаешься и садишься на корточки рядом с нами. Приоткрываю глаза, заведомо склонив голову в твою сторону, и вновь попадаю в плен твоего взгляда. Все еще ищу в темных глазах хоть каплю осуждения, но вижу лишь безграничную вину и раскаяние.
Лучше бы ты презирал меня, ненавидел. Лучше бы ты любил меня.
Пытаюсь улыбнуться, приободрить, но выходит что-то не то. Ты ухмыляешься мне в ответ — понимаешь мои затруднения и извиняющимся жестом проводишь моим по холодным пальцам, что прижимают к груди головку Джереми. Гладишь его по редким темным волосикам, приподнимаешься и наклоняешь лицо, чтобы запечатлеть поцелуй на его нахмуренном во сне лобике. От этого жеста щемит сердце и сверкает перед глазами, когда ледяной волной меня накрывает понимание того, что после твое лицо не приблизится за поцелуем к моему, как это бывало раньше. Совсем недавно. Кажется, что прошла уже целая вечность.
Поспешно вдыхаю, когда ты отклоняешься назад, и понимаю, что не дышала все то время, что ты был так близко. Тебя слишком много даже сейчас, когда ты снова просто сидишь рядом, и от запаха твоего одеколона у меня кружится голова. От твоего запаха кружится мой тщательно огороженный мир. Руки слабеют, и я направляю всю силу воли, чтобы удержать ими Джереми. Надеясь, что ты не заметил этой секундной заминки, перевожу на тебя робкий взор, но твое внимание приковано только к сыну.
Проходит еще какое-то время, прежде чем звук твоего голоса разрезает тишину, хоть слова и произнесены шепотом едва ли не на выдохе:
— Могу я?.. — спрашиваешь ты, неуверенно протягивая руки. Хочу ответить, что ты не должен спрашивать о таких вещах, но, не доверяя своему голосу, просто киваю и осторожно перекладываю Джереми в твои сложенные лодочкой руки. Ты поднимаешься и начинаешь повторять проторенный мною чуть ранее путь: от кроватки к окну и обратно. Баюкаешь его и что-то приговариваешь спящему на твоих руках в смешной пижамке с медвежатами сыну, изучая вид за окном.
Мне хочется кричать в голос, стонать и рвать волосы на голове, когда я вижу эту картину. Это все не навечно, и знание этого разрывает мою душу на маленькие кусочки. Прикусываю кулак, чтобы сдержать рвущийся наружу вопль, и сверлю помутневшим взглядом твою широкую спину. Молюсь и заклинаю всех святых, которых могу вспомнить, чтобы позволили этой ночи не кончаться. Корю себя за то, что не могу быть счастливой прямо сейчас и наслаждаться картиной, раскинувшейся передо мной. Мысленно не переставая наношу себе удары, сыпля на голову все проклятия, какие могу упомнить, и все равно чувствую, как по венам сердце медленно качает выжигающий уродливые борозды яд. Он распространяется по телу, заставляя меня гореть изнутри.
Все это — мой личный ад. Смотреть и чувствовать обиду, боль, ненависть и всепоглощающую любовь к человеку, который отнял у меня обыденность подобных моментов. Теперь каждый из них — драгоценная жемчужина в коллекции моих украшений. Каждый раз дорогой шарик становится все темнее и меньше, а я – все более жадной и нетерпеливой, готовой заплывать на запретную территорию и вгрызаться зубами в твердые породы неизведанной человеком вселенной, что похоронена под толщами воды, лишь бы добыть еще одну крошечную частичку радости для себя.
Стараюсь взять себя в руки, когда начинаешь медленно оборачиваться, и, ловя твой взгляд, уже успеваю выдавить скупую улыбку. Твой взгляд обжигает сквозь время и пространство, тянет меня магнитом. Ты — свет, я — мотылек, всю жизнь грезивший о приключениях и, едва завидевший их в темноте, без лишней мысли рванувший навстречу к манящему огоньку. Мотылек, смертельно обжегшийся при столкновении со своей мечтой. Стучу крыльями по нагревшемуся основанию и не могу отлететь в сторону, потому что даже ощущая боль, чувствую, что получила желаемое и теперь не хочу отпускать, расставаться с полученным подарком судьбы.
Ты осторожно укладываешь Джереми в кроватку, придерживая его головку, словно делаешь это каждый день, укрываешь его одеяльцем и проводишь тыльной стороной указательного пальца по нежной детской щечке, и отходишь на шаг, не в силах оторвать взгляд от его спящего лица. Джереми громко вздыхает во сне и, поправляя пухлыми ручками край одеяла, поворачивается на левый бок, спиной к нам, продолжая тихо посапывать.
Ты продолжаешь хранить молчание. Стоишь неподвижно, как статуя, а я не понимаю, что делать дальше. В голове гудит, словно рой пчел жужжит над ухом. Ворох вопросов спутанной катушкой вертится в мозгу, вызывая мигрень. Наверное, стоит спуститься к гостям. Который сейчас час? Может, все давно уже разошлись? Тогда нужно помочь его матери с посудой — что угодно, лишь бы покинуть вмиг зарядившуюся напряжением атмосферу детской комнаты. Лишь бы оказаться подальше от тебя. Лишь бы оказаться как можно ближе к тебе.
Я уже готова подняться из комфортных объятий кресла-качалки, когда ты резко разворачиваешься ко мне, держа руки в карманах своих брюк, и громко выпускаешь весь воздух из груди.
— Прости меня, — шепчешь ты через секунду, а я в неверии начинаю качать головой. Нет, нет, нет! Ты не должен просить прощения. Не ты должен… Это не ты был так чертовски зациклен на себе, что даже не смог порадоваться, что твоя бывшая супруга сегодня вышла замуж за своего нового возлюбленного. Это не ты прятался в темной спальне для гостей — всего лишь гостей, — прикрываясь предлогом проверки маленького ребенка. Это не ты баюкал давно уснувшего сына, не желая дарить своей семье натянутые сквозь душевную боль улыбки. «Это не ты, это я!» — хочется прокричать мне, но ты делаешь шаг в мою сторону, и мне кажется, что пропасть, которую я вижу между нами, становится не меньше, а наоборот, больше.
— Мне кажется, нам нужно объясниться. Мне нужно, — твердо произносишь ты, на полуслове обрывая мое нежелание обсуждать что-либо из того, что ты хочешь всколыхнуть на поверхность. Где-то внутри начинает трескаться и кровоточить что-то важное.
Пожалуйста, замолчи…
Мне известен лишь один способ прекратить то, что ты собираешься устроить. Я знаю, ты хочешь как лучше, хочешь помочь, хоть и понимаешь, что я должна справиться с этим сама. Но я знаю, что не смогу. Не сейчас. Не завтра. Никогда. Может, в другой жизни, но только не в этой. Не в жизни, где я познала счастье самого сокрушительного чувства, разрушившего меня до основания.
Я. Не. Смогу.
Но я знаю, что должна сказать, чтобы заставить тебя сейчас замолчать. Избавить от мук вины, которые заставляют говорить об этом, смотреть с этим раскаянием в красивых пасмурных бездонных глазах. И я скажу. Сейчас. Вот только успокою готовое разорвать на части мою грудь и разорваться само сердце.
Нахожу в себе силы подняться. Колени дрожат, но я твердо стою — я все решила. На негнущихся ногах делаю шаг к тебе, мысленно отшагивая назад, разделяя нас не только обрывом. А затем еще один, пока не оказываюсь к тебе близко-близко. Сейчас голову кружит лишь твой естественный запах — так горячо любимый мной долгие годы, такой успокаивающий и возбуждающий, такой родной. Кладу руку на твою покрытую легкой щетиной щеку. Покалывающее ощущение заставляет мир вокруг шататься с удвоенной силой, но я не поддаюсь, замерев.
Я. Решила.
На стене стрелки круглых часов тикают, отвлекая меня. Считаю про себя: раз, два, три… Сглатываю поселившийся в горле комок, моргаю, чтобы прогнать ненужные сейчас слезы, откладывая их на потом, и медленно выдыхаю самую гнусную ложь на свете:
— Я отпускаю тебя.