Название: Освещая темноту
Автор: -
Бета: +
Жанр: angst, мифы
Рейтинг: PG
Пейринг: Аид (Джаспер) / Элисса (Элис)
Саммари: Они — всего лишь мёртвые люди... — А мы всего лишь умирающие боги. (с)

Ссылка на миф

---

Сидя на своём троне, я уныло взирал на просторы раскинувшегося предо мной царства. Моего царства. Царства мёртвых в подземном мире, куда никогда не проникало ни единого лучика солнца. Одна лишь смерть и темнота. И сам я и был смертью. Мог отнять, а мог подарить жизнь. Мог излечить от всех болезней или, наоборот, подарить их. Когда-то это было забавно и веселило меня, но со временем мне наскучило.

Время... Увы, для таких, как я, оно тянется медленно, слишком медленно. Я уже толком и не помнил, сколько же сижу на своём троне и когда в последний раз я поднимался на поверхность. Пролетают века, утекают столетия, миры рождаются и тонут в пучинах волн, сменяя друг друга. Но только не здесь. В подземном царстве всё остаётся прежним. Харон все так же перевозит мёртвых, верный Цербер охраняет врата моего Царства, а гекатонхейры сторожат титанов. Глухая обыденность, которой нет конца и края.

Мимо моих глаз проплыл новый дух. Молодой юноша. Вполне возможно, что ещё один неудавшийся смельчак. В последнее время их было чересчур много. Каждый мечтал стать героем, о котором потом слагали бы легенды и которого, возможно, потом вознесли бы на Олимп. Я не удержался от смешка и, скучающе проследив взглядом, как он скрылся за поворотом, вновь вернулся к своим мыслям.

Случайный паренек напомнил мне о том, какие легенды слагают обо мне. Ужасный, кошмарный, тот, кого лучше не гневить и не встречать на своём пути. На лице невольно расплылась улыбка, полная насмешки. Глупые смертные, они даже имя моё боялись произносить вслух, опасаясь накликать беду. Истинное моё имя, имя, данное мне от рождения, – Аид. Но смертные чаще всего называют меня Джаспером, видимо, тем самым отвлекая напасти от своих домов. Никогда не понимал, что же такого страшного в моём имени? Но, раз им нравится, если им так спокойнее, то и пусть. И хоть я никогда не хотел наводить ужас на людей, мне досталась такая доля по решению брата. Впрочем, в подземном царстве мне куда уютнее, чем могло бы быть на Олимпе или же в морской пучине.

Витая от одной меланхоличной мысли к другой, я не знал, чем бы заняться. Большую часть времени мы, боги, проводим в рутинных заботах, но даже те недолгие мгновения, выпадающие для отдыха, навевают одну лишь скуку. Единственным развлечением, которое я мог себе изредка позволить – вылазки на встречу с братьями. Разгневать Зевса очередным своим визитом, натворить дел в его обители и покинуть Олимп, оставив братца в ближайшие десятилетия разгребать устроенный мной хаос – разве может быть что-то веселее? Кто же знал, что терпение его рано или поздно иссякнет. Но, надо признать, месть его оказалась в разы хуже, чем я мог себе представить. Гнев Зевса не знал пределов после моей последней выходки, а его воля, поддержанная Посейдоном, разорвала последнюю нить между нами.

Условие моей ненормальном семьи звучало как приговор: женитьба. Зевс не оставил мне даже выбора, все решив самостоятельно. Я готов признать, что рано или поздно, но Подземелье должно было встретить в свои приветливые темные объятия жену Повелителя царства тьмы. Но смириться с насильственным приказом? Ну уж нет. Я бог, а не очередной герой, попавший в немилость великого бога небес и грома. Хотя бы из принципа, из гордости, но я не хотел соглашаться с очередным наказанием от никак не способного успокоиться брата. И все же согласился. Удивленные выражения присутствующих при разговоре и вытянутое лицо самого Зевса стали небольшой отдушиной, успокоили клокочущую от несправедливости и подневольности ярость.

Одни даже воспоминания об этом разговоре заставляли желваки на лице ходить ходуном, а ладони непроизвольно сжиматься в кулаки. Вместе с гневным выдохом под ногами моими прошла рябь от легкого толчка. Желание разворотить все вокруг становилось почти нестерпимым. Мне зверски осточертело сидеть на троне и наблюдать, как мимо проносятся души умерших; людей, которые уже никогда вновь не воспарят к свету и никогда не увидят своих родных, проведя остаток своей вечности в страданиях и муках.

Можно было, конечно, ради забавы навести пару болезней на землю или же вновь отправиться на Олимп. Всё-таки иногда мне приходилось туда подниматься по делам, но в этот раз целью моего визита было иное желание, нежели насолить братцу. Возможно, если я буду хитер и умен, просчитаю темы, которые можно будет затронуть в разговоре с Зевсом, то разузнаю что-нибудь про свою наречённую: какая она или как выглядит, что ее интересует, что думает о своем будущем. Пока я знал лишь её имя – Персефона. Не слишком много для той, с кем я собираешься связать свою судьбу на веки вечные.

Наконец поднявшись с трона, я медленным шагом направился в сторону выхода. Цербер встретил меня громогласным лаем. Мой дорогой, верный Страж. Улыбка на мгновение тронула мои губы и, слегка погладив каждую голову моего верного охранника, я отворил ворота. Некоторые новые души, увидев это, поплыли в мою сторону. Слегка приподняв руку, я хотел было отшвырнуть их подальше, но решил немного напугать нерадивых беглецов, чтобы вняли и запомнили, что отсюда им более никогда не выйти.

– Ала До, – сложив руки за спиной и выпрямившись, с ухмылкой, почти нараспев, не повышая голоса, произнес я, отдавая приказ Стражу.

В ту же секунду Цербер бросился в сторону спешащих к выходу душ, хватая и отбрасывая их своей могучей челюстью в разные стороны. Крики пленников моего царства стали громче, а по более робкой толпе, не рискнувшей бежать, прошел ропотом сочувствующий участи смельчаков стон. Никто не покинет подземелье Аида. Никто и никогда. Это негласный закон.

Оставив Стража решить проблему, я вышел на поверхность, щелчком пальцев захлопывая за собой врата. Приняв облик смертного, я решил побродить по окрестностям. Яркое солнце слепило непривыкшие к свету глаза, и теплые лучи небесного светила согревали, казалось, насквозь промёрзшую кожу, вызывая легкое покалывание во всем теле. Всё-таки приятно было иногда почувствовать на своём лице лучи палящего солнца, которого порой так не хватает в мрачных стенах подземного царства, и ощутить дуновение легкого ветра.

Бредя без особой цели, я неспешно крутил головой по сторонам. Не то чтобы с момента моего последнего посещения земли многое изменилось, но поселений стало гораздо больше. Повсюду царила жизнь. Поднебесный мир света и жизни. Полная противоположность мне и моему дому.

Заходя в первое поселение, на поверку оказавшееся небольшой деревушкой, я сразу ощутил, сколько в ней жизни. То там, то здесь сновали занятые каждый своим делом жители, рой голосов сопровождал каждый закуток среди этой паутины из деревянных строений. Но сколько бы ни дышало это место жизнью, свое пристанище здесь находила и моя верная спутница – смерть. Вместе с человеческой формой во мне всегда просыпались и человеческие желания, страсти и чувства. И потому, потакая загоревшемуся любопытству, я двинулся в сторону, откуда исходил настойчивой зов темноты.

Оказавшись у небольшой ветхой хижины, я, убедившись, что на меня никто не смотрит, стал невидимым для людских глаз. Обойдя шатающийся домишко, я подошел к крыльцу, на котором, заливаясь горькими слезами, сидела женщина. Сидящий рядом мужчина – ее супруг – крепко прижимал к себе вздрагивающее от всхлипов тело жены, рукавом утирая влагу с покрасневших глаз. Чем ближе я подходил к горюющей паре, тем сильнее чувствовал нависшую над домом тьму. Я прошел мимо них, проходя сквозь закрытую дверь, и в одной из небольших комнат обнаружил причину их страданий. Смерть пропитала буквально каждый сантиметр этой тесной спальни, в центре которой стояла детская кроватка. Младенец, лежащий в ней, еще дышал, но каждый хриплый вдох делал их последних сил. С неприятным свистом он покидал бледные, почти серые, губы ребенка, очевидно, причиняя невинному созданию еще больше боли.

Я стоял и смотрел на младенца, лежащего передо мной, и меня одолевали сомнения. Такого раньше не было, но я никак не мог принять решение, хотя обычно сразу чувствовал, что мне стоит сделать. Проще было дать ему покинуть этот мир, надеясь, что его избежит участь вечного заточения в подземном мире, но что-то мешало мне прервать его страдания таким способом. Я протянул руку к кроватке, намереваясь исполнить свой долг, а не полагаться на сомнительные сантименты, но в момент, когда указательный палец почти коснулся лба ребенка, его глаза распахнулись и уставились прямо на меня. Я все еще оставался невидимым, но девочка, судьбу которой я только что собирался свершить, смотрела прямо в мои глаза, не отводя взгляда и не моргая. Решив, что ей просто тяжело пошевелиться, я уже почти отбросил эту мысль, как меня сбило с толку новое потрясение: едва-едва подняв свою пухлую маленькую ручку, она прикоснулась к моей ладони, что зависла в паре сантиметров от ее лба. Ухватив меня за указательный палец, не крепко, но уверенно, она приблизила мою руку к своей щечке. Ее губы тронула легкая улыбка, совсем незаметная для человеческих глаз, но видимая и значимая для меня.

Так до конца и не уверенный в том, что повлияло на меня, я приложил ладонь крепче к ее лицу и вытянул из нее болезнь. Серые глазки наполнились жизнью и засверкали подобно двум алмазам, а рот уже более смело растянулся в улыбке, вызывая у меня ответную реакцию. Чуть усмехнувшись, я наклонился к ней ближе, заметив на изголовье вырезанную букву «Э». Первая буква ее имени.

– Что ж, милая девочка с именем на букву «Э», сегодня ты получила второй шанс, вторую жизнь. В любом случае, она не будет слишком длинной. Смерть всё равно придёт за тобой: таков порядок, естественный процесс. Но все же распорядись моим даром с умом.

Выпрямившись и в последний раз взглянув на дитя, я покинул эту лачугу и отправился дальше. Туда, где тоже властвовала темнота. В новом доме дела обстояли иначе. На пропитанной потом кровати лежал уже совсем дряхлый старик. Посеребренные сединой волосы слиплись в сальные пряди, а лицо сплошь было испещрено глубокими морщинами. Кожа казалось слишком бледной и сухой, подобно пергаментной бумаге. Срок жизни этого мужчины давно истек, но он все еще продолжал бороться, держась из последних сил. Что только держало его здесь? Неужто страх перед моим царством? Но разве эти муки лучше?

Недолго размышляя, я прикоснулся к его руке и слегка сжал хрупкую кисть. Испустив свой последний вздох, он умер, так и не проснувшись и не почувствовав боли. Одна жизнь в обмен на другую – всё честно.

Конечно, я мог исцелить и этого старика, даже подарить ему вторую молодость, но просто не видел в этом смысла. Смерть естественна. Это природа человека: они рождаются и умирают. В этом нет ничего плохого, нет никакого злого умысла. Просто смерть приходит за ними, когда заканчивается отведенное им время, и забирает их души в моё царство. Глядя в лицо старика, я мог видеть всю его жизнь. От момента рождения, с первых секунд его пребывания в этом мире, которые даже он сам, будучи младенцем, не осознавал, до последних мгновений, которые он провел в моем обществе, хоть и не понял этого. И вот теперь наступил конец. Никто не боится рождения, но смерти отчего-то пугаются все. Природа человека неизменна – это непреложный закон.

Вздохнув от тяжести собственных раздумий, которые, хоть я уже давно с ними и смирился, не приносили ничего, кроме разочарований, я пошел прочь из деревни. Но возвращаться к мрачным просторам подземелья пока не хотелось. Поэтому, решив прогуляться ещё, я медленным шагом отправился через поле, наблюдая за работающими над посевами людьми, которые жили своей привычной жизнью, делали свои обычные дела и просто не подозревали, что мимо них шествует сама смерть. Это было отчасти забавно. Если бы они узнали, кто находится рядом с ними, наверняка пустились бы в бегство. Или, может быть, начали бы, стоя на коленях, умолять пощадить их жизни. Но у меня не было желания проверять, какой вариант они выберут. Может, в другой раз, когда Зевс в очередной раз даст мне повод позлить себя.

Мой путь был долгим, я шёл и шёл: мимо проносились деревни, поля и множество лиц разных людей. Не знаю почему, но я всё не хотел спускаться обратно. Не мог надышаться ли чистым воздухом, насмотреться ли на жизнь... на радость людей, которые могут веселиться, жить, быть просто счастливыми. Вся моя жизнь – сплошная смерть. Порой мое пребывание под землей больше угнетало, нежели радовало. Из века в век наблюдать за все прибывающими душами умерших, слушать стоны их боли. Столетиями без движения. Здесь же, наверху, оставаясь практически неизменным, жизнь все же менялась, текла своим чередом, развивалась. Это вносило хоть какое-то разнообразие в однотипные будни.

И все же, дойдя до цветочного сада и оглянувшись на мириады красок и цветов, я понял, что мне пора домой. Щёлкнув пальцами, я схватил материализовавшиеся в воздухе вилы. Стукнув ими пару раз о землю, я почувствовал, как меня охватывает огонь, и уже через пару мгновений я оказался в подземном царстве.

Идя к своему трону, я совершенно не чувствовал в себе желания отправляться на Олимп, и вообще не было настроения на какую-либо женитьбу, не говоря уже о том, чтобы узнавать что-то о Персефоне. Входя в главный зал, я пришёл к решению, что в ближайшее время никакой женитьбы не будет. Зевс выбрал для меня жену, но дату свадьбы не назначал, а значит, не сможет ничего сделать. От одной мысли, в какую ярость придет брат, когда я сообщу ему об этом, на моем лице расцвела злорадная усмешка.

Но кроме мыслей о будущем грандиозном событии меня терзали и другие думы. Невольно в голове то и дело всплывали подробности моей сегодняшней прогулки. Определенно, в той девчушке было что-то странное. Неясный магнетизм, с которым меня тянуло спасти ее, и – невообразимо! – моя неспособность скрыться от нее выбивали из колеи. Не из страха, а, скорее, из-за неординарности ситуации. Кто знает, быть может, этому ребенку суждено занять свое место в истории Олимпа, и судьба уже сейчас благословила ее?

В любом случае, вылазка пошла мне на пользу: очистила разум и привела к отличному решению. Пожалуй, стоит чаще выбираться на поверхность. Решив, что обязательно повторю свой небольшой поход, я занялся насущными делами, решив лично встретить новоприбывшие души.



Медленно идя сквозь деревья, я вдыхал чистый и свежий воздух. Я одновременно и сдержал, и не сдержал данное себе обещания. Когда-то пообещал себе выбираться из подземного мира лишь раз в десять лет, – по крайней мере, не чаще – но что-то словно бы тянуло сюда, а, может, мне, просто осточертел мой темный мир, в котором не было ни жизни, ни чего-либо нового. Поэтому я стал выбираться на прогулки каждые три года. Иногда я помогал людям, срок жизни которых подошел к концу, уйти без лишних мучений, но чаще всего просто гулял. Отдыхал. Заряжался светом, которого так не хватало под землей, но которого мне почему-то очень хотелось.

Бредя по лесистой местности, мне вспомнился недавний инцидент, что вызвало на моём лице саркастичную улыбку. Не так давно мой милый брат чуть ли не сцену мне закатил, из-за того, что я увиливаю от женитьбы. Так забавно было наблюдать за его бессильной злостью. Очень бодряще.

Подходя к цветочному саду, где обычно заканчивались мои путешествия, я почувствовал что-то отдаленно напоминающее тоску: пришло время отправляться домой. Да над головой начали сгущаться тучи, предвещая скорую бурю: братец явно на кого-то гневался. Лучше поскорее скрыться в стенах подземной крепости, пока его ярость не обрушилась на меня. Но, подойдя ближе к пункту своего назначения, я ощутил постороннее присутствие. Обычно безлюдный пролесок, дорога к которому вела от главной улицы расположенной неподалеку деревушки, всегда щедро украшенный цветами всех возможных оттенков, сейчас скрывал в своих владениях кого-то еще.

Бесшумно прокравшись вперёд и выглянув из-за деревьев, я окинул сад беглым взглядом. В самом центре поляны, с которой начиналась цветочная дорога, сидел ребенок – девочка лет десяти. Увлеченная своим делом, она не замечали ничего вокруг, бережно укладывая цветы в корзинку, что стояла рядом с ней. Очевидно, даже приближающийся ливень не был ее заботой в эту самую минуту. Невольно я задался вопросом: что это – глупость или безрассудство? Ближайшая деревня, хоть и была не так далеко, но для ребенка ее возраста находилась вне дозволенных пределов. Как только родители отпустили ее в одиночку? Или этот сорванец – сирота? В любом случае, ребенку негоже уходить так далеко от дома без присмотра.

Решив, что странно заботливый ход своих мыслей проанализирую потом, когда разберусь с безопасной доставкой дитя к ее родным, я принял образ смертного и вышел из тени деревьев.

Пусть я уже не был грозным богом в ее глазах, все же было странно, что появление незнакомого взрослого мужчины нисколько ее не напугало. В очередной раз я задумался, в чем причина такого странного поведения. Эта девчонка что, ненормальная? Но пока я с любопытством разглядывал странное дитя, пытаясь в ее глазах прочесть ответы на свои вопросы, она первой нарушила молчание:

– Добрый день. – Голос ее был звонок и совершенно спокоен. Ни капли испуга или неуверенности.

Неразумный ребенок, подумал я, позволяя легкой улыбки приподнять левый уголок рта.

– Здравствуй, милое дитя. Что ты тут делаешь? Ближайшее поселение далеко отсюда.

– Я собираю цветы для праздника! – упрямо ответила она, явно не одобрив мой намек на то, что посчитал ее лишь маленьким ребенком – даже если в действительности она им и была. – И я успею домой. Я часто тут гуляю.

– Но ты совершенно одна. Неужели ты не боишься? – произнёс я, добавив немного грубости в тон своего голоса, надеясь, что, испугав ее однажды, более не встречу ее здесь, гуляющую в одиночку.

– Нет. – Какой простой ответ. Она ни минуты не сомневалась и уж точно не боялась.

– А как же тебя зовут, бесстрашное дитя?

– Элисса. А вас?

Я на пару мгновений замешкался. Не мог же я назвать ей своего истинного имени. Но и лгать я не любил, а потому решил назваться именем, которое уже долгие века следует за мной в народе:

– Меня зовут Джаспер.

– Очень приятно с вами познакомится, – она сделала небольшой реверанс, чем только рассмешила меня. До чего забавный ребенок. Что-то в этой девчушке было такое, чего я не мог понять. Вроде бы ничем непримечательная девочка, но что-то внутри неё было такое, что притягивало мое внимание. Подобное уже случалось однажды, когда…

От мельтешащей на периферии догадки меня отвлек звук грома, сотрясший землю. Легкая рябь прошла по поляне, заставив слабые человеческие ноги дрожать в такт колебаниям почвы. Мне нужно было отправляться, но перед этим надо было избавиться от девочки. Нужно было придумать способ отправить её домой, пока очередная несдерживаемая ярость моего братца не понесла за собой случайную жертву в лице невинного ребенка.

– Не пора ли тебе домой, дитя? Скоро грянет гром, и я уверен, пойдёт неслабый дождь.

Словно только сейчас заметив тучи у себя над головой, девочка охнула и принялась в ускоренном темпе собирать сорванные цветы в корзинку. Подскочив, она побежала к краю поляны, но, внезапно что-то вспомнив, обернулась и посмотрела на меня.

– А вы остаётесь тут? Ведь вы промокнете. – Ее трогательная забота казалось очаровательной. Все дети в этом возрасте такие: еще не познавшие тягости жизни и ее жестокость, но пока не лишенные той непосредственности, которая окрашивает все вокруг в яркие краски.

Вновь слегка насмешливо прищурившись, я кивнул ей в сторону тропинки и произнес твердым голосом:

– Не переживай, я не промокну.

Она посмотрела на меня с явным сомнением на лицо. Что-то усиленно обдумывая, она направилась ко мне, чем опять привела меня в состояние замешательства. Остановившись у моих ног, она отвела глаза в сторону, стесняясь что-то сказать. Я вопросительно приподнял бровь, ожидая дальнейших ее действий. Небо разверзлось очередным громким ударом молний, и девочка, отбросив сомнения, стянула с шеи платок и протянула его мне.

– Вот, возьмите, – смущенно проговорила она, все так же не смотря мне в глаза. А потом поспешно добавила: – На всякий случай.

Кивнув, я забрал протянутый платок из ее маленькой ручки. После чего она, все-таки посмотрев на меня и улыбнувшись, выбежала с поляны. Я проводил ее задумчивым взглядом, все размышляя, что не так с этим ребенком. Даже если внешне перед ней стоял простой человек, неужели она чувствовала сгусток тьмы, спрятавшийся в глубине моих глаз?

Не знаю, сколько я простоял на месте, размышляя о странном поведении девчушки, но прервали мои думы первые капли дождя, упавшие на щеки. Встряхнув головой, я щёлкнул пальцами и подхватил свои вилы.

Чёрт бы побрал этого Зевса с его дождём!

Через несколько мгновений, уже находясь в подземном мире, я с удивлением заметил у себя в руке платок. Прихватил с собой и не заметил.

В очередной раз усмехнувшись над нелепостью произошедшего, я направился к своему трону.



Мой взор был устремлён на только что прибывшие души: они то и дело слонялись из стороны в сторону, пытаясь найти выход. Но единственная дверь, ведущая к свободе, находилась за спиной всегда внимательного и бодрствующего Цербера. Путь на волю отныне закрыт для них навечно. Им нужно время привыкнуть к здешним порядкам. К серости и темноте, кроме которых ничего другого тут не было. А после они отправятся к остальным душам.

В последнее время я и сам напоминал бестелесный дух. Мутная душа, больше похожая на скопление пыльного воздуха. Не имеющая ни смысла в жизни, ни ответа на вопрос, зачем я все это делаю, ни какой-либо цели, способной приободрить меня. Поддерживая баланс между жизнью и смертью, я поневоле чувствовал значимость собственного существования, но с каждым новым мгновением ежедневная рутина становилась обузой, несущей смертельную скуку. Ах, какая ирония, не правда ли? Я так устал, хотел чего-то нового, необычного. Хотел почувствовать хоть что-то, не связанное с томлением. Но царящая вокруг меланхоличная обстановка не менялась из года в год, и никакого разнообразия не предвещала. А надежда с каждым разом становилась все призрачнее, все прозрачнее, напоминая бесцельно бродящие вокруг души. И сколько бы я ни убеждал себя, что участь моя куда лучше, чем подобное влачение, все же мечтал о несбыточном – познать вкус той жизни, которую удалось прожить каждому попавшему в мои покои умершему.

Вздохнув над тщетностью своих увещеваний, краем уха я уловил хриплые крики. Устремив свой взор на источник звука, я с удивлением увидел братца, который во все легкие кричал на меня.

Ах да. Он же пришёл поговорить со мной на тему моей женитьбы, но я слегка отвлёкся и перестал его слушать. Опять. Видимо, от этого он пришёл в ярость. Бедный, бедный Зевс, с иронией подумал я. От крика его лицо стало красным – таким, как маки, что растут в облюбованном мной цветочному саду.

Увидев усмешку на моём лице, брат распалился ещё сильнее. Но как бы мне ни было забавно лицезреть эту картину, меня утомляло упорное нежелание Зевса прекратить свои никчемные попытки вразумить нерадивого брата. Поднявшись с трона, я направился ко входу, откуда начинался путь в Тартар. Хоть там смогу от него скрыться – на мое счастье, бог небес не любит там бывать.

Стоило мне скрыться в тёмной пещере, как его громкая брань превратились в приглушенный гул. Покричав еще немного, он решил удалиться, не забыв, конечно же, «случайно» разворотить часть тронного зала разрядами грома. Ну и ладно, главное, что ушел и оставит теперь, наконец-то, меня в покое на какое-то время. Я, конечно, любил его позлить – это даже приносило мне определенное удовольствие, но, в конце концов, всё должно быть в меру. Но Зевсу слово «мера» было неизвестно.

Пройдя через пещеру, я дошёл до лестницы, конец которой скрывался в непроглядной тьме бездны, раскинувшей свои просторные приветливые объятия прямо передо мной. Конечно, я порой спускался вниз, проверял, надёжно ли заперта темница, в которой сидят титаны, и хорошо ли их сторожат гекатонхейры. Но сегодня настроения бродить по мрачным коридорам подземной тюрьмы не было. Возможно, стоило спуститься и провести очередную проверку, но просто не хотелось…

Постояв ещё некоторое время у обрыва, просто наблюдая за невидимой иным красотой темноты, я направился обратно в свой мир. Осмотревшись по сторонам, словно был нашкодившим мальчишкой, боявшимся гнева старшего брата, и не увидев поблизости Зевса, я спокойно вернулся к своему трону. До смешного глупая мысль заставила тихий смешок сорваться с моих губ: еще чего не хватало – бояться этого тирана.



Очередная вылазка принесла новую порцию странных ощущений. Не то непонятное дежавю, не то предвкушение чего-то значимого преследовали меня с момента, как я выступил из темноты. Кроме того, утренний визит братьев в очередной раз вызвал только-только успокоившееся раздражение. И гнев. Они вновь завели разговор о женитьбе. С каждым годом их доводы становились все больше похожи на приказы, не подлежащие обсуждению, а давление от частоты их приходов в обитель тьмы даже пугало – никогда раньше ни один из них добровольно лишний раз не спускался в мои владения.

Решив успокоить расшатанные нервы и злость на несправедливость ситуации, в которой оказался много веков назад, я в очередной раз – раньше, чем планировал – отправился в поднебесье. За последние годы мир остался прежним, даже дома, встречающиеся на моем пути, не изменили своего вида. Разве что постарели да обшаркались немного, но в основном остались теми же развалюхами, лишь сменив обитателей: старое поколение покинуло мир живых, уступив место подрастающему потомству.

Несмотря на раздражение, в котором я пребывал, сегодняшний день я посвятил лишь хорошему. Забрав из лап мучений и пыток нескольких стариков, я даровал новую жизнь юному воину, который умирал от тяжелого ранения, и беременной женщине, случайно упавшей с лестницы. Но даже удовлетворение соблюденным балансом не помогло мне успокоиться, и я то и дело бросал гневные взгляды на небо.

Я уже приближался к саду – месту, где заканчивал каждую свою вылазку, как внезапно мой совершенный слух уловил заливистый смех, подобный перезвону маленьких колокольчиков, сделанных из тончайшего стекла. До того, он был красивым, что я решил узнать, откуда же он исходил и кто та прелестная обладательница этого нежного голоска.

Пройдя чуть глубже, на поляну, на окраине я увидел чудесную нимфу. Изящная и миловидная девушка, чей звонкий смех разносился ветром на километры вокруг, слегка пританцовывая, собирала цветы. Кружась и подпрыгивая, она вытягивала руки перед собой, словно не цветы в них держала, а сжимала ими плечи невидимого кавалера. Её волосы каштановым водопадом спускались на плечи, переливая в лучах яркого солнца. Улыбка, играющая на лице, пленила, и где-то в районе груди что-то внезапно ухнуло, заставив меня прижать руку к солнечному сплетению.

Я не мог оторвать от неё взгляда, и все прочие мои мысли полностью отошли на задний план. А она всё так же продолжала собирать цветы и улыбаться своей белоснежной улыбкой. Она так спокойно и радостно танцевала от одного кустика к другому и даже не представляла, кто сейчас наблюдает за ней. Навряд ли бы она была так спокойна, если бы знала, что сам бог тьмы следит за каждым ее движением.

Я почувствовал внутри странные ощущения, они переполняли меня. Хотелось улыбаться, и радоваться солнцу и чистому небу так же, как она. Хотелось влететь на поляну, поднять ее на руки и закружить в собственном танце, вызывая новый поток мелодичного смеха из ее уст.

Встряхнув головой, я попытался собраться с мыслями. Что же со мной такое? Я бог подземного царства и хочу радоваться солнцу и небу? Что за глупости. Даже для меня это звучит как сущий бред. Конечно я любил свои прогулки, но никак не за солнце. Скорее за свежий и чистый воздух, которого не было под землёй. За возможность оторваться хоть ненадолго от созерцания мук и страданий – даже если все это было и на поверхности, все же на земле жизнь превалировала над смертью. По крайней мере, сейчас, в спокойные от массовых воин годы. Вот чего я искал в поднебесном мире – спокойствия и новизны, но никак не любви к яркому солнцу и голубому небу. Вздор!

Оторвав жадный взгляд от незнакомки, я решил, что в этот раз слишком долго нахожусь вне пределов своего царства, мне необходимо вернуться в подземный мир. Но, стоило мне сделать шаг в сторону, как мою грудь пронзила странная боль. У меня не получалось сдвинуться с места. А попытавшись через силы сделать ещё шаг вперёд, боль стала расползаться дальше по моему телу.

Вернув свой взгляд на девушку, я почувствовал, как боль слегка притупилась. Дело, определенно, было в девушке. Но она все так же собирала цветы, не обращая на меня внимания. Или все это был трюк? Спектакль для одного зрителя? Может, она ведьма, задумавшая сгубить бога? Но как она выследила меня и узнала в этом обличии? Или есть иная причина, почему меня так тянет подойти к ней, почему в голову лезут навязчивые мысли о ее близости? Если это судьба – быть ей всецело моей. Она должна быть моей. Осталось лишь решить, как же с ней поступить. Я мог бы просто похитить её и унести в подземный мир, – без каких-либо предупреждений – но можно было бы сделать и по-другому. Для начала, по крайней мере, познакомиться с ней.

Я уже было хотел сделать шаг вперёд, как вдруг вспомнил, что обещан другой. Что я заключил договор со своими братьями. Я должен жениться на другой девушке, как бы я ни оттягивал это событие, рано или поздно я буду вынужден сдаться и выполнить волю братьев. Мои мысли больше напоминали хаотичный ураган, я не мог прийти к решению, что же мне делать, как быть. Но и не хотел отказываться от девушки, что так пленила меня за одно лишь мгновение.

Но... Я ведь мог и разорвать договор со своими братьями. Не впервой. Я не обязан был жениться, это было добровольное согласие. Да и, в конце концов, я даже в глаза не видел свою невесту, возможно, она и не придётся мне по нраву. Взвесив все «за» и «против», я пришёл к решению, что не женюсь на Персефоне. Эта мысль давно сидела в моей голове, но раньше у меня не было поводов отказываться – моего царству нужна была владычица. Но теперь я знал, ради чего буду противостоять братьям. Я прекрасно понимал, что Зевс будет недоволен, разгневан. Ну да и чёрт с ним! Его злость лишний раз потешит мое эго, а прекрасная незнакомка под боком усмирит любой огонь моего нрава.

Приняв свой истинный облик, – облик бога – я вышел на поляну. Услышав шелест травы от моих шагов, девушка обернулась и от испуга выронила букет, который с таки трепетом собирала еще минуту назад, из своих рук. Цветы покрывалом легли у её ног. В её серых глазах я читал испуг – она знала, кто перед ней.

Несмотря на проскальзывающую по ее телу дрожь оправданной боязни, она стойко смотрела прямо мне в глаза и не отводила взгляда, не моргая и не двигаясь, замерев, подобно статуи, заглянувшие в очи Горгоны. Она была очень храброй для смертной. Или глупой? Мне хотелось верить в ту твердость, что отчетлива читалась в ее смелом взгляде. Она не боялась меня и, полагаю, не боялась смерти. Но в её глазах плескалось непонимание и легкий шок – она не понимала, почему ее час настал так рано.

Она ещё не знала, что ей суждено было вступить в вечность. В вечность, которую она проведет рядом со мной, плечом к плечу. Присмотревшись внимательнее, я понял, что уже где-то видел эту девушку, но никак не мог вспомнить, где именно. Её глаза были мне знакомы, а в лице угадывались знакомые черты.

– Как твое имя, прелестное создание? – грозно спросил я, не спеша открывать карты раньше времени.

– Элисса, – после небольшой паузы прошелестела она. Меня как громом поразило: Элисса. Та самая девчушка, оставившая мне свой платок, чтобы я укрылся от дождя. Та самая Элисса, что не испугалась моей темной натуры, а проявила заботу.

Решив проверить собственную догадку, я заглянул в ее разум. Там, на задворках ее сознания, в дни, когда она еще не была в состоянии мыслить столь же ясно, я увидел себя, спасающего ее от тяжелой болезни. Груз от тяжести этих открытий поразила и пригвоздила меня к месту, на котором стоял, боясь хотя бы на секунду прикрыть глаза. Казалось, моргну – и она исчезнет, но как я мог позволить ей покинуть меня, когда осознал, что наши жизни были связаны много лет назад? И пока я собирался с мыслями и сопоставлял события в своей голове, она слегка осмелела и, откашлявшись, чтобы избавиться от выдающей ее страх хрипотцы, спросила, твердо вперившись в меня своими серыми глазами: – Ты пришёл забрать меня?

Улыбка тронула мои губы. Эта мысль звучала так привлекательно…

– Да, я заберу тебя в подземное царство. Но я заберу тебя, а не твою душу.

Она недоумённо посмотрела на меня.

– Но зачем я тогда тебе нужна, если ты не пришёл забрать мою жизнь?

– Ты станешь царицей подземного мира, – вынося свое решение, я наблюдал, как шок полностью наполняет её глаза. Я ставил ее перед фактом, не оставляя выбора. Либо по своей воле, либо нет – не важно. Она станет моей женой.

– Я... я не могу отказаться? – казалось, её голос стал ещё тише.

– Нет, – твердо произнес я, не отрывая глаз от ее лица. Когда-нибудь я покажу ей причины своего решения, но сейчас важно не это. Решив, что больше тянуть время нет смысла, я щёлкнул пальцами, и земля неподалёку от нас пришла в движение. По всей поверхности земной коры прошла сильная рябь, и в нескольких метрах от нас поляна разверзлась напополам. И уже спустя секунду с громким ржанием из мрака вылетела четвёрка чёрных лошадей. За собой они везли мою золотую колесницу. Повернувшись к Элиссе, я прикоснулся к её руке. Её глаза впились в меня с такой силой, что если бы я не знал, что она лишь смертная, то продумал, что она пытается меня испепелить.

Дерзкая. Мне это нравится. Мне нужна жена под стать мне самому.

– Пора.

Взяв её за руку, я подвёл девушку к колеснице и приглашающим жестом махнул на распахнутую дверцу. Нерешительно стоя рядом, она как будто бы делала самый важный выбор в своей жизни. Но проблема была в том, что выбора у неё не было. Всё уже было решено за неё, а ей оставалось лишь подчиниться и смирится со своей судьбой. Хотя, пожалуй, всё было решено за нас обоих, и смириться с этим нам предстояло вместе. Но это все потом – на решение этих проблем у нас будет целая вечность. Одна на двоих.