Двадцать шестое июля.

За окном комнаты Ады раскинулась непроглядно чёрная ночь. Смоляные тучи, забетонировавшие небо сплошной монолитной плитой, уже несколько часов не роняли потоки холодных капель, и окрепшему с вечера ветру нечем было стучать по стеклу, на которое ожидающе, с глубокой тоской смотрели загадочного цвета несчастные девичьи глаза. Ада лежала под одеялом, дрожала, беззвучно плакала и боялась уснуть. Если бы опустить веки означало умереть, она с улыбкой, и сотой секунды не колеблясь, давно бы крепко зажмурилась и… Её не пугало, что тогда будет. Ничто, благостный свет Рая, огонь Ада - ей было всё равно. Любой из трёх вариантов ей подходил и полностью устраивал. Вечность, в которой её нет, или бесконечность, - обжигающее пламя Преисподней было лучше, нежели секунда в своём уродливом измождённом теле-темнице или сон-кошмар - очередное терзающее душу, ожившее во всех красках и чувствах воспоминание о своей вине, горе, потере, грехе, лживом счастье и обманчивой радости. А Рай… Он был для Ады хрустальной мечтой, красивой сказкой, очутиться в которой, как ей казалось, она не заслужила, даже если справедливый Бог и его прекрасное царство и существуют. В него Ангелы уносят души по-настоящему хороших мальчиков и девочек. Она же была в большей степени плохой, очень плохой. Но она обещала себе, что если её страдания добрый Бог зачтёт как смягчающий тяжесть греха фактор и простит её, разрешив открыть для неё врата Рая, то она станет очень хорошей и никогда не поступит зло, несмотря ни на что! Но, наверное, если добрый Бог и был, он и не думал её прощать, иначе давно смилостивился бы и прекратил её мучения!

Внезапно над подоконником, словно из ниоткуда, возник бледно светящийся шарик, похожий на мыльный пузырь. Он замерцал синевато-зелёным свечением, раздуваясь до размера футбольного мяча, и волны сияния, похожего на полярное, ударили из него во мрак комнаты. Ада невольно зажмурилась. Услышала звон разбивающегося стекла, и холодный свежий воздух хлестнул её по лицу. С бешено стучащим в груди сердцем она приоткрыла глаза, и в горле застрял крик ужаса.

На подоконнике сидело нечто жуткое! Оно было чёрным, величиной с кошку, но не похожее ни на что из реального мира, бывшего там, за разбитым окном! Единственное сравнение, пришедшее на испуганный до паники ум Ады – больших размеров лягушачий головастик, скрещенный с осьминогом. Рябь бирюзового сияния прокатилась по существу, и оно, чрезвычайно быстро передвигаясь на щупальцах, оказалось на груди переставшей дышать Ады. Агатовые овальные крупные глаза невесть чего вонзились в её вытаращенные, парализованные ужасом очи цепким пристальным взглядом. Под глазами существа раздвинулась тонкая щель, и девушка увидела нарочито медленно выдвигающиеся из нутра жуткого создания округлые, утыканные множеством белых шипообразных зубов челюсти! В агатовых глазах засветился злой красный огонёк, и потрясающей красоты фееричное холодное сияние запылало в них.

Ада вдруг осознала – добрый Бог есть, но он её не простил и никогда не простит, а властитель зла сжалился над ней и прислал это чудовище прекратить её земные муки, освободить из темницы немощного тела и препроводить исстрадавшийся в оковах дух в вольное пекло Преисподней! Что для неё есть благословение! Боль от огня - это ничто! Если ты можешь в нём двигаться… бежать, прыгать, лететь… горя счастьем в своей маленькой свободе на просторах царства Сатаны, определённо неохватном, бесконечном… ведь плохих людей несказанно много, и это здорово! Для каждого нужно место в Аду, даже если их натолкать в него, как сельдей в банку, Преисподняя всё равно будет громадна, и она – Ада – будет в ней свободна! Она будет просто двигаться – неважно куда - по головам и телам страдающих грешников, стонущих и проклинающих свой горький удел. И будет смеяться над их стонами! Она будет счастлива!

И с этим пониманием девушка заметила, что существо, наслаждающееся её беспомощностью и ужасом, не уродливо!

- Какие у тебя красивые глаза! – искренне залюбовавшись радугой переливающихся красок в глазах хищной бестии из Преисподней, прошептала Ада и улыбнулась.

Существо, собирающееся впиться множеством острых зубов ей в горло, как-то странно дёрнулось, словно изумлённо заморгало и, втянув в рот челюсти, тихо зашипело. Провело двумя склизкими щупальцами по лицу девушки, очертило их кончиками контуры её глаз и, снова тихо прошипев, спрыгнуло на пол.

Очередное открытие потрясло Аду: чудовище, посланное за ней Сатаной, разумно и понимает её!

Существо запрыгнуло на подоконник, повернулось. Его овальные глаза уже были непроглядно черны и… В его взгляде не было жестокого холода и пустоты, как прежде. Оно смотрело с некой тоскливой теплотой.

Ада увидела в агатовых глазах знакомую боль, и тут беспредельный ужас сжал её сердце и резанул по разуму и душе ржавым иззубренным лезвием осознания – существо УХОДИТ!

- ПОЖАЛУЙСТА, НЕ БРОСАЙ МЕНЯ! – завопила она, рванувшись из кровати через «не могу», вопреки немощи, вкладывая в рывок к окну все силы истощённого тела. Её воли и безумной дозы адреналина хватило жалким остаткам мышц, дабы вытолкнуть тощее тело из постели. Но не на большее. Ада рухнула на пол, больно ударившись лицом. Солёный металлический привкус тронул её язык.

- Не уходи так… Убей меня! Пожалуйста, убей! – в истерике взмолилась девушка разбитыми в кровь губами, беспомощно уткнувшись лицом в холодные доски пола, с сердцем, разрывающимся от страха, что существо уже ушло и не слышит её. – Я не хочу так жить… Забери меня в Ад! Пожалуйста… Пожалуйста, У-Б-Е-Е-Е-Е-Й!

- ШииИИиии… - раздалось у Ады над ухом. Щупальца обхватили её правое плечо и потянули вверх и вбок, переворачивая на спину.

- Ты не бросишь меня? Нет?! Пожалуйста! – всхлипывала она, с неверием и мольбой смотря в агатовые глаза усевшегося ей на грудь существа.

- Шии… - создание приложило кончик щупальца к окровавленным губам Ады.

Она, замолчав, стиснув зубы, чуть заметно кивнула, что поняла и не станет кричать, как бы ей ни было больно умирать от дарующих свободу острых зубов. Щель под осветившимися завораживающим сиянием глазами существа дрогнула, Ада могла чем угодно поклясться, что оно улыбнулось! Не злобно! Нежно!

Жуткое создание запылало синевато-зелёным свечением. Из точки между глаз сильно задрожавшего существа вытянулась люминесцирующая бирюзовым светом тонкая нить. Она, извиваясь, удлинялась, двигаясь к носу учащённо задышавшей Ады. Существо не собиралось её загрызть, оно делало нечто иное, - что-то, причиняющее ему самому немалую боль! Это девушка ясно чувствовала, видя страдание в красивых глазах дергающегося, словно под ударами тока, создания. Тонкая нить заползла Аде в нос и двинулась вглубь, в черепную коробку! Крик животного страха родился в груди девушки, но она не выпустила его из себя, не разомкнула рта. От резкой боли – будто её всю бросили в кислоту – перехватило горло и замерло сердце. Но она не закричала! Она готова терпеть любую боль за маленькую свободу! Полярное сияние взрывом полыхнуло из существа, рассеивая мрак в комнате и ослепляя Аду. Судорога свела её жалкое тело, и огонь побежал вместо крови по венам. Она захрипела, избиваемая крупной дрожью. Боль, - чудовищная, невыносимая - затмила всё, растворила в себе Аду… и внезапно кончилась, словно кто-то щёлкнул волшебным выключателем. Девушка заморгала. Зрение постепенно возвращалось к ней. В комнате было темно, на её высоко вздымающейся груди не светилось таинственное создание. Вместо него была желеобразная черная масса, медленно растекающаяся во все стороны.

- Поче… - всхлипнула Ада и осеклась, не договорив. Она услышала тихое шипение у себя в голове! Существо не ушло, оставив её ждать смерти в ежесекундном мучении, и не убило её. Оно зачем-то проникло в неё! И теперь они будут вместе заточены в темнице! – Не надо было… Лучше бы бросило… - заплакала Ада. – Ты было свободным! Я не просила страдать со мной! Глупое…

С тихим шипением существа на неё вдруг резко навалилась непомерная усталость. Дуновение прохладного ветра коснулось заплаканного лица, и девушку поглотила темнота бесчувствия.

Розовый рассвет, забрезживший на улице, медленно и нехотя сменился золотистым утром. Ада, глубоко, размеренно дыша, спала на стылом полу с безмятежным, даже немного радостным лицом, будто дремала на пуховой перине. Дверь в комнату распахнулась, и что-то внутри Ады открыло ей глаза, мгновенно вернув её разум из приятной темной пустоты в реальный мир.

- Ада! Девочка моя! Да что ж это… - с болью в сердце воскликнула тётя Валя, бросаясь к ней. – Господи, да как же… - она подхватила свою любимицу на руки и положила на кровать. – Какая холодная, как лёд! – Валентина торопливо укрыла её одеялом. – Сейчас, миленькая, потерпи… отогрею тебя горячей ванной и чаем! – она, сдерживая слёзы, поцеловала виновато смотрящую на неё Аду в лоб и выскочила из комнаты.

Благодаря тому, что тётя Валя забыла закрыть дверь, Ада услышала, как она последними словами отчитывает сиделку из ночной смены.

- …тварь ты бессердечная! Где ты, б…дь, была? Ноги раздвинув, у своего е…ля на квартире в постельке мягкой лежала?! А девочка на полу замерзала! Под разбитым каким-то подонком окном! С разбитым лицом! Кричала, небось, бедненькая, всю ночь, - тебя на помощь звала, а ты, паскуда… Удушу тебя, сучку, если она не сама упала, а над ней та мразь, что окно разбила, издевалась! Поняла, б…дь? Удушу! Бегом чайник вскипятила!

Гневный голос Валентины смолк. Ада чуточку улыбнулась и с удивлением подумала, что улыбаться ей совсем не хотелось, однако губы – ноющие и опухшие – снова растянулись в улыбке, уже более явной. Дрожь пробежала по жутко замёрзшему телу Ады. Она судорожно сглотнула, восстанавливая от и до, буквально посекундно, события прошедшей ночи. Посмотрела на лишённое стекла и части рамы окно.

- Правда! – прошептала шокированно Ада. Да, ей не пригрезился фантастический кошмар, это случилось на самом деле! И существо из Преисподней теперь в ней! И оно не сидит в ней, как какой-нибудь одинокий глист, совершенно незаметно, а управляет её телом! Дальнейшие размышления Ады прервал требовательно заурчавший живот, и она ощутила дикий голод.

В комнату забежала стройная блондинка невыразительной внешности. Это была Анжела, - сиделка, которая должна приглядывать ночью за больными, но налаживающаяся личная жизнь ей была дороже профессиональных обязанностей и даже обычной человечности. Увидев лицо Ады, блондинка побледнела и испуганным голосом затрещала, ломая себе пальцы:

- Ада, я честно не слышала, как ты кричала! Наверное, у тебя не хватило сил громко позвать! А чтобы кто-то к тебе заглядывал, так ты сама против. И я, как тебе хочется, тебя не беспокою… И так получилось… Ой-ёй-ёй! – завздыхала блондинка. – Как же ты упала? Пыталась встать, забыв, что не можешь? Или повернулась неудачно? Тут же никто к тебе не залез… - вопросительно, с явной недоговорённостью «в трусы», закончила она трещать, обеспокоенная, без сомнения, своей дальнейшей судьбой.

- Нннниикто… - сквозь стучащие зубы процедила Ада, с пренебрежением глядя на облегчённо выдохнувшую Анжелу. А даже если бы кто и надругался над ней этой ночью, она нипочём не призналась бы сиделке или кому бы то ни было. Тётя Валя точно б тогда задушила эту себялюбивую гадину, марая золотые руки о такое дерьмо.

- Ты что тут делаешь? – зло произнесла Валентина, заходя в комнату и наступая на побледневшую Анжелу со сжатыми кулаками.

- Ничего, зашла проведать. Спросить, может быть, чем помочь! – пропищала та, пятясь спиной к разбитому окну.

- Знаю я, какое ничего и чем… Вали отсюда! – угрожающе рявкнула Валентина и отступила от дверного проёма. Анжела пулей вылетела из комнаты.

– Змеюка поганая! – Валентина глубоко вдохнула, успокаивая нервы. Подкатила инвалидную коляску к кровати. – Не бойся эту гадину! У неё ядовитый язык, но зубов нет. Появятся - мигом обломаю! – Валентина откинула с Ады одеяло, скрипнула зубами, мельком взглянув на грязное чёрно-зелёное пятно, бесформенной кляксой застывшее на пижаме. Взяла девушку на руки, посадила в коляску, пристегнула ремнями и повезла в ванную комнату.

Ада, дрожа, молча смотрела мимо глазеющих на неё встречающихся в коридоре работников интерната и пациентов. Слух о случившемся ночью ЧП уже распространился по интернату, как смертельная зараза, поражая каждого услышавшего вирусом неуёмного любопытства. Ада нутром чувствовала в пытливых взглядах, направленных на неё, омерзительное желание подробностей, что с ней произошло и как. Она чувствовала ненависть к каждому, кто жаждал знать, били ли её, насиловали ли? Они лезли к ней в душу своим грязным любопытством, и тёмная часть её души мечтала их всех убить!

Вкатив коляску в ванную, Валентина заперла дверь изнутри. Чёткими умелыми движениями, отработанными до автоматизма в сотни раз повторённом ритуале, раздела Аду и бережно посадила в белую ванну, наполненную до половины горячей водой, щедро сдобренной ароматным, пахнущим мандаринами гелем для душа. Ада любила этот вкусный бодрящий аромат новогоднего волшебства, хотя ей бы следовало его ненавидеть! Но всё же она старалась помнить хорошее и лелеять счастливые моменты раннего детства в памяти, а не сваливать всё в кучу… В интернате, естественно, для мытья пациентов было предназначено лишь обычное мыло. Бюрократам во властных кабинетах, здоровым и упитанным, холящим и балующим себя на народные деньги, разумеется, была чужда мысль отнять от своей далеко не нищенской зарплаты малую кроху и увеличить на неё финансирование скорбных заведений наподобие такого, как интернат, в котором Ада коротала последние дни. Той крохи как раз хватило бы на маленькие радости для несчастных, забытых обществом пациентов, и доброй душе тёте Вале не приходилось бы от своей, и так скудной, оплаты за тяжёлый труд отрывать значимую часть, чтобы подсластить жизнь бедолагам, обречённым угасать в стенах интерната.

Присев на табурет у ванны, Валентина принялась бережными, аккуратными, нежными прикосновениями мыть мягкой губкой переставшую дрожать Аду.

- Меня никто не обидел, – наконец нарушила молчание девушка. Валентина пристально посмотрела ей в глаза. – Правда! Меня Анжела не просила так сказать. И не запугивала. У неё бы не получилось. Я никого не боюсь! – в глазах Ады блеснул дерзкий огонь.

Валентина покачала головой, на её лицо легла грусть.

- Ада, не пытайся успокоить меня, делая вид, что ничего не произошло, я ведь знаю – ты боишься за меня. Обещаю, что никому ничего не скажу и не сделаю! Что случилось ночью?

- Меня затошнило. Я повернулась и упала… - тихо сказала Ада, опустив глаза, пряча стыдливый взгляд в белую пушистую пену.

- Ада, кто? – с напряжением в голосе спросила Валентина. – Его по-тихому выгонят. Я клянусь, девочка, шума не будет и глупостей я не наделаю. Ты не останешься тут одна!

- Никто меня не обижал. Честно! – Ада с жаром в сердце посмотрела в глаза Валентине.

- Окно тоже ты разбила?

- Нет. Ветер! Куском чего-то… может, жести от кровли. Он сильно дул! – выпалила Ада, чувствуя, что её уши прямо-таки пылают.

- Ветер… - хмуро протянула Валентина. – Я не видела в комнате на полу ни одного кусочка стекла! Наверное, ветер дул не снаружи, а внутри и был действительно очень сильным - половину рамы выбил из окна. Как только тебя, худенькую, не унёс, - вот загадка! – Валентина тяжело вздохнула. Ада потупила глаза. – Ты не веришь моему обещанию?

Ада отрицательно покачала головой. Что сказать тёте Вале? К ней явилось чудови… создание из Преисподней с прекрасными, потрясающе красиво сияющими глазами, дабы убить её, но передумало, потому что она его не устрашилась, а наоборот, и оно хотело уйти, да сжалилось, послушав её мольбы, и теперь оно в ней. Живёт! Может пошипеть, пошевелить её губами и кто знает, что ещё… Скажи она это, тётя Валя решит, что её так жестоко изнасиловали и запугали, что она сошла с ума, и точно тогда наделает глупостей!

- Тогда скажи мне, кто тебя ударил? – гладя её по голове, мягко спросила Валентина.

- Пол, – буркнула Ада.

- Господи… - вырвался из Валентины горький вздох-стон. Но она тут же взяла себя в руки. – Хорошо, чтобы пол тебя снова не ударил, я теперь буду ночевать с тобой. – Валентина встала, взяла с полочки шампунь, выдавила на ладонь немного синеватой жидкости, поставила пластиковую емкость обратно на полку, вернулась на табурет и начала нежными движениями ладони мылить жидкие волосы сердито сопящей Ады.

- Пол меня больше не тронет. Он и ночью не смог. Он хотел… Но я пригрозила, что расскажу! И если он тронет меня… как женщину, то ему придётся убить, чтобы заткнуть мне рот! Пол разозлился, разбил окно и скинул меня с кровати на прощание, – вполголоса, сосредоточенно произнесла Ада. И победно, с загадочной таинственностью, улыбнулась, посмотрев на Валентину пробирающим до костей взглядом. – Если будешь со мной ночевать, я откажусь от пищи!

- Хорошо, буду спать дома, – бессильно вздохнула Валентина. – Но я дам тебе мобильный телефон, и ты обещай, что если этот «пол» вернётся, - позвонишь!

- Не нужно трати…

В дверь постучали, перебив Аду.

- Валентина Павловна, это Сергей Геннадьевич! Как освободитесь, зайдите ко мне, – послышался из-за двери приглушенный, чрезвычайно нервный голос директора интерната.

- Явился, не запылился, – проворчала Валентина и добавила: - Чтоб тебя, бездельника и вора, вечно в аду черти жарили!

Ада рассмеялась. В её голове тихо шипело создание ночи, и ей казалось, что она понимает его.

- Всё, хватит купаться. Я хочу есть! – бодро заявила Ада.

Валентина прямо опешила от неожиданности. Сейчас она совсем не узнавала свою подопечную. В девушке больше не было и тени подавленности, депрессии, душащей боли! В ней пылала жажда жизни! В её больших глазах не стонала печаль, они алчно блестели!

- Рада это слышать, но давай хотя бы закончим мыть твою головушку! – Валентина растерянно улыбнулась. Она не знала, как относиться к такой подозрительно резкой перемене в больной девушке. С одной стороны, хорошо, что пережитый ночью ужас подстегнул угасающую и смирившуюся со скорой смертью любимицу к борьбе за жизнь! Но с другой - не было ли это её лебединой песней? Что, если Ада замыслила нечто ужасное или знает, что недочеловек, который покусился на беззащитную калеку, всё же придёт закончить начатое? Валентине стало совсем не по себе.

- Давай, только быстрей! Я очень-преочень голодна. И боюсь, что съем тебя! – Ада звонко засмеялась.

У Валентины сердце сжалось в маленький дрожащий комочек. С натянутой улыбкой она смыла пену с головы мурлыкающей что-то неразборчивое себе под нос, удивительно жизнерадостной Ады. Подмыла её. Постелила на коляску большое махровое полотенце. Вынула витающую в каких-то далёких облаках девушку из ванны, осторожно посадила на коляску, тщательно промокнула влагу с обтянутых кожей костей и жидких волос, надела Аде памперс, затем заранее принесённый тёплый спортивный костюм с шерстяными носками. Убрала из-под неё полотенце, застегнула ремни, открыла дверь и, говоря, словно думая вслух:

- Порядок тут найдётся кому навести… - покатила коляску в столовую.

Уже третью порцию омлета из трёх яиц с пятым куском хлеба, нежадно помазанным сливочным маслом, Ада уплетала за обе щёки, а взгляд её глаз был по-прежнему голодным. Она с жадностью смотрела на кормящую её Валентину, у которой душа была в пятках. За насыщением оголодавшего скелета с удивлением и любопытством наблюдали несколько членов персонала интерната и с десяток постояльцев.

- Ада, может, достаточно? Не дай бог, ещё заворот кишок случится! Не помню, чтобы ты так много кушала. Это опасно… - сказала Валентина со страхом, задержав у тарелки ложку с омлетом.

Девушка прищурила глаза.

- Опасно… меня НЕ кормить, – она таинственно улыбнулась. – Я же могу умереть от истощения! – Ада заразительно рассмеялась. А в столовой у всех мурашки побежали по спине. Один из санитаров покрутил пальцем у виска, с жалостью на лице кивнув в сторону Ады и смотря на зашедшего в столовую главврача – Бориса Степановича Бромидзе. Борис Степанович был высоким худощавым мужчиной с обширной залысиной и старомодными очками на носу с изрядной горбинкой.

- Хм… как самочувствие, голубушка? – Борис Степанович подвинул стул к коляске, присел на него и обхватил правую кисть Ады длинными тонкими пальцами.

- Прекрасно, только кушать хочется и хочется, – ответила без лукавства Ада.

- Хм… - Борис Степанович задумчиво сдвинул брови. Положил руку больной обратно на колено. – Хочется и хочется… В животе дискомфорта не ощущаете?

- Ощущаю. Тянет и крутит от голода! – поразила его Ада.

- Вот как? - Борис Степанович не скрыл крайнего изумления. – Ну-с, голубушка, пульс у вас замечательный. Ровный, сильный, и румянец на лице… Хочется, значит… Так кушайте! - Борис Степанович встал. – Валентина Павловна, разрешите вас на минутку украсть у нашей любимицы!

- Секундочку… - Валентина дала Аде ложку омлета, откусить хлеба и затем пошла к Борису Степановичу, который ожидал её, стоя у широкого окна и смотря на зелёные листья старой груши, колышущиеся в солнечных лучах.

- Как она? – дрогнувшим голосом спросила Валентина.

- Крепитесь, Валенька, – не отводя глаз от трепещущих листочков, печально молвил Борис Степанович. – Лично я не наблюдал подобное, но читал. Как умирающий от жажды не может напиться вдоволь, так и оказавшийся на грани смерти организм Ады сейчас не может насытиться. Он бросился воссоздавать потерянную мышечную массу, пытается сразу получить необходимые для этого питательные вещества, нужные в огромном количестве, но Ада по-прежнему больна. Мышечные клетки не будут делиться. Мы бессильны помочь ей в последнем сражении проигранной войны. Можем только не усугублять её мучения терзаниями голода. Сегодня и завтра я не буду покидать интернат. Держитесь, Валенька!

- А если всё же не закармливать? – Валентина схватила Бориса за предплечье.

Он грустно посмотрел на неё.

- Два дня - это предел. Её истощённое сердце работает на пределе. Оно так или иначе не выдержит три дня. Давать какие-либо препараты бессмысленно, это в лучшем случае продлит агонию, в худшем - побочные эффекты погубят ослабленный организм Ады. Тогда она умрёт сегодня.

---

Бета: lilit47/Марина
Тык) Буду рада ответить на вопросы и узнать мнение читателя. Всех кто хочет получать уведомления о выкладке продолжения этого романа, большая просьба отписаться в теме, указав что вы желаете быть занесёнными в ПЧ.