Мифическое существо: Ягуар-оборотень. На основе легенд инков.
Легенда: Он обитает в лесах, скалах, водах. Он — правитель животных. Он осторожен, мудр, горд. Он не питается падалью. Он тот, кто ненавидит и презирает, которого тошнит от всего грязного. И ночью он не дремлет; он высматривает то, за чем охотится, что ест. Его зрение ясно. Он видит хорошо, очень хорошо видит; он видит далеко. Даже если очень темно, очень туманно, он видит. Если ты прогневаешь его, он придет за тобой. От него не скроешься. Если он захочет, то предстанет перед тобой как человек и ты не узнаешь его.
__________

Леа открыла глаза и первое время просто рассматривала потолок. Замысловатые рисунки из квадратов и треугольников на сводах комнаты рассказывали легенды их народа и были так привычны, что давно не вызывали восхищения. В детстве они с ньюстой придумывали по ним свои истории, казавшиеся даже интересней настоящих. Леа слегка повернула голову, чтобы увидеть кровать возможной наследницы трона империи. Дыхание Эмили было спокойным, ньюста сейчас должно быть десятый сон видела.
Куцый серп луны светил уже достаточно ярко. Чтобы успеть вернуться до рассвета, надо было собираться сейчас. И как можно тише. Длинные волосы завязаны тесьмой в высокий хвост, сандалии пришлось прикрепить к поясу, чтобы не занимали руки.
Пора.
Но сначала бесшумно обойти комнату по периметру, чтобы убедиться в безопасности ньюсты, оставляемой без присмотра. Они не часто расставались.
Родители Леа была принесены в жертву по выбору богини луны Кильи. Именно на них показали звезды в тот неурожайный год. Сама она еще была совсем маленькой, чтобы запомнить, но ей рассказали, что тогда Капак апа Аро, император империи, распорядился взять сироту во дворец. Леа стала акальас — тенью наследницы, дочери императора Аро, примерно того же возраста. С того времени они с Эмили были вместе везде: в общих играх, увлечениях, езде на ламах. За едой и в обучении чтению кипу, счету, истории, управлению они сидели спина к спине. С Леа не спрашивали выполнения заданий, зато ей доставались все наказания за общие шалости и провинности. И с нее требовали большего на тренировках силы и выносливости, ведь она должна была защитить принцессу в случае опасности. Хотя все наследники могли постоять за себя — этому уделялось немало внимания, но акальас должны уметь больше.
Леа перегнулась через подоконник и посмотрела вниз с третьего этажа. Пукару обходили периметр, но никто не смотрел наверх. Спускаться по стене оказалось не так и сложно. Несмотря на то, что дворцовые камни были подогнаны так плотно, что невозможно было просунуть между ними лезвие туми, стены были в обилии украшены золотыми и серебряными пластинами с гравировкой, отгоняющие злых духов.
Пришлось немного задержаться над переходом первого этажа — пукару как раз проходили неподалеку. И даже ее мысленные проклятия и мольбы Часке — богине сумерек — не сдвинули с места разговорившихся о чем-то воинов. Руки затекли, пальцы были будто чужими, когда охрана все-таки продолжила обход.
Отцепившись от стены, Леа мягко спрыгнула на землю. Она разминала руки, размышляя, как незаметно пробраться к дворцовой стене, когда призванная богиня решила все-таки помочь — лунный свет скрылся за облаком. Теперь можно было смело идти коротким путем. Леа и в темноте с легкостью ориентировалась в знакомых местах. Даже остановилась у купальни набрать воды в засушенную тыкву.
Ближе к северным воротам, за невысоким кустом, несколько нижних камней можно было вынуть из кладки и проползти в образовавшуюся дыру.
Вот только проход оказался таким узким. Если ее найдут тут утром застрявшей… Даже думать не хотелось о наказании за побег. Зря она съела вечером маисовую лепешку. В отчаянье девушка выдохнула, оттолкнулась от камней и рывком вытянула себя. Удалось!
Стараясь не шуметь, она заложила ветками проход, скрывая его от посторонних глаз. И только когда отошла достаточно далеко от дворцовой стены, решилась обуться.
Отряхнув тунику и поправив повязку на голове, Леа впервые поверила, что ее идея может осуществиться. Не зря же они с ньюстой обнаружили свиток с легендой о цветке Кадупулы после известия жрецов храма луны. Звезды сказали, что суженым Эмили назван Сэм. Сын Кая — управляющего столицей Куско и его жены Афинадоры. Тот самый Сэм, с которым Леа всегда становилась в схватку на тренировках. Тот самый Сэм, что звал ее с собой на прошлый праздник равноправия Солнца и Луны. И держась за руки, они смотрели, как тень горы Уайна превращается в голову пумы.
И теперь она должна смотреть, как Сэм так же будет держать руку Эмили на следующем празднике Пача-пачуй. А может, и не только на это. Ньюста, как и Леа, совсем недавно отсчитала свою восемнадцатую весну.
И никто не пойдет против воли богов.
Нет, ей все-таки нужен этот цветок.
Она прошла несколько канча — кварталов, разделенных мощеными дорогами со стоками посередине, когда начала осознавать как велик город Куско. Намного больше, чем представлялся, когда они с ньюстой изучали нарисованный на шкуре план города в виде пумы. Семья императора редко покидала дворцовые помещения, только по большим праздникам посещала Кориканча — храм бога солнца Инти. Небольшие события отмечались в солнечной пирамиде, построенной в дворцовом саду на мужской половине. И ни разу за время правления императора Аро не открывалась пирамида богини луны на женской части дворца.
После смерти правителя и недельного поста, главные жрецы храмов Солнца и Луны сходились в смертельной магической схватке. Каждый раз приходилось отстраивать новую арену, разрушенную мощью вильякума — гласа богов Инти и Кильи. Если побеждал бог Солнца, новый император избирался из наследников мужского пола. Победа богини Луны говорила, что выбор падает на женское начало. Служения в главном храме проигравшего божества продолжались, ведь только в равновесии возможна жизнь, но императорский двор поддерживал лишь победителя.
Улицы города были пустынны. Светлые стены домов отражали лунный свет, легкий ветерок иногда шуршал листьями капу, укрывавшими крыши. Но чем ближе Леа подходила к стенам города, тем неровней становилась кладка дорог, в конце концов превращаясь в утоптанную землю. Ступени исчезли, вместо них остались скаты, часто подточенные сливной водой. Дома пахли не так приятно, плесневелые капу или просто трава укрывали крыши, исчезли даже медные чеканки на стенах, почти не слышались крики лам. Леа невольно перешла на бег, чувствуя необъяснимую радость, когда оказалась перед городской стеной.
Обходившие дозором воины постоянно переговаривались, и было не сложно отследить, когда они пройдут мимо, чтобы перебраться на другую сторону.
Наконец спрыгнув на землю, Леа, не разгибаясь, пробежала до ближайшего дерева и только там обулась. Теперь можно было осмотреться по сторонам. Девушка невольно сглотнула – окружающий ее простор пугал. Вокруг раскинулись поля, каменные уступы, террасы посадок подсвеченные лунным серпом. К пикам Уанакаури уходила Капак-кан — мощеная дорога в горы, скрывавшаяся в джунглях. Но никаких стен.
Как же это было непривычно. Леа обернулась на надежную кладку городской стены. А потом оттолкнулась от дерева и пошла вперед, ощущая, как страх перемешивается с эйфорией невероятной свободы. Как воздух, наполненный ночными ароматами, заполняет ее, дарит силы, будто поддерживает, толкает двигаться все быстрее.
Казалось, она могла бежать так всю ночь. Вот только дыхание постепенно становилось все чаще, воздух казался каким-то шершавым, а дорога уже давно шла вверх в горы. Леа перешла сначала на быстрый шаг, а потом остановилась и отпила несколько глотков из тыквы, висящей у нее на поясе.
Стоило решить, куда же она бежит. Все это время она следовала по мощеной части Капак-кан и, хотя обходила стороной посты часки-скороходов, не сворачивала на более узкие дороги. Но ведь невозможно, чтобы такой скрытный цветок, как Кадупула, рос на обочине. Стоило выбрать другой путь, если она хотела успеть вовремя.
Серп луны безжалостно отсчитывал время, казалось, даже быстрее обычного двигаясь по небосклону. Скоро солнце напьется вод Вильканоты и начнет путь к горизонту. Леа закрутилась на месте, выбирая новое направление. И все вокруг показалось каким-то одинаковым. Деревья, пожухлая трава, лианы, горы, острые уступы, и снова по кругу. Сердце забилось чаще от ощущения безысходности.
Нет, так нельзя. Леа несколько раз глубоко вдохнула, а потом закрыла глаза, прислушиваясь к миру.
Она уже далеко убежала от равнин, где были слышны крики домашних лам и альпака. Где свистом и огнем отгоняли хищников и темных духов от стад. Здесь не было слышно людей, зато в глубине можно расслышать шорохи и тихое похрюкивание тапира. С шелестом по старой листве проползла змея. Мягкая поступь какого-то мелкого хищника. Яростный крик ночной птицы, хлопанье крыльев. Влажный запах леса окружал Леа, рассказывая и показывая весь мир в невероятно ярких красках. Вот по лиане с уханьем спустилась мелкая обезьянка питеу, схватила что-то с земли и снова взобралась вверх под кроны деревьев. Леа как будто увидела эту мохнатую белую мордочку, теперь измазанную чем-то липким. Далекие крики стаи невакос — длинноруких и цепкохвостых обезьян. Джунгли жили своей жизнью. А у нее с собой только тыква с водой, да нож-туми с изогнутым лезвием.
Отступить?
Да ни за что!
Обхватив рукоять туми, Леа ступила под свод деревьев. Как же тут темно, по сравнению с расчищенной дорогой. Рядом с криком взлетела испуганная птица, и Леа шарахнулась в сторону, чувствуя, как сердце колотится где-то у горла. Она ощутила, как джунгли впустили ее и как будто замкнулись за ее спиной, окружая теперь со всех сторон. Все шорохи, крики, гомон обезьян, казалось, кричало ей: «Вернись обратно, ты здесь чужая». Девушка сглотнула и зажмурилась, сжимая кулаки. Откуда она знала, что идет правильно? Что она вообще найдет этот цветок? Может быть, стоило вернуться обратно, пока никто не заметил её отсутствия?
Ну уж нет, такой шанс выпадает всего раз в год. Цветок Кадупул расцветает лишь ночью, за декаду до дня, когда время царства бога солнца станет равным с луной. И тому, кто найдет этот цветок, всю жизнь будет сопутствовать удача. Может быть, звезды тогда повернутся по-другому. Не могли же боги всегда стремиться навредить ей. Она всего лишь песчинка для них, но сначала они забрали ее родителей, а теперь и самого близкого после ньюсты человека, стремясь рассорить их с Эмили.
Прикусив губу, Леа больше не давала себе шансов передумать. Вдохнув и выдохнув, она сделала первый шаг вперед. Сумрак джунглей будто отступил с тихим шипением, перед такой решимостью.
Леа наклонилась ниже, обошла подозрительно пахнущую лиану, переступила дорожку из крупных красных муравьев-ачаку. Она не думала как, зачем или почему должна так делать, а просто прислушивалась к инстинкту.
Вот только время шло, луны, по которой можно было хоть как-то ориентироваться, не было видно под кронами джунглей, а цель так и не была достигнута. Все чаще ей приходилось обходить валуны, настолько заросшие лианами и мхом, что сливались цветом с джунглями. Скальные уступы становились все выше, как будто она уже просто бредет вдоль сплошной каменной стены. И конца и края этому не видно. Сил двигаться дальше оставалось все меньше, а дорога начинала казаться бессмысленной.
В очередной раз споткнувшись, Леа позволила себе немного отдохнуть. Она села на землю, откинулась на скалу и прикрыла глаза. Стоило подумать, что делать дальше.
Быть может, цветок Кадупулы — просто миф, выдуманный мудрецами-амаутами, чтобы получить лишнюю лепешку или чашу чичи?
Вздохнув, Леа открыла глаза и посмотрела наверх, надеясь увидеть хоть клочок неба. Но вместо этого увидела его. Легенду. Таким, каким и изображался этот цветок в свитке. Значит, тот символ не зря указывал, что это горный цветок. Даже не просто горный, он рос как будто из скалы. Леа не раздумывая скинула сандалии и отыскала пальцами первый уступ на стене. Она не видела перед собой ничего, кроме своей цели. Белоснежные лепестки с острыми концами постепенно раскрывались, выпуская более широкие желтоватые листья. Еще немного, и появится середина с бахромой цвета восходящего солнца.
Пальцы уже саднило, но Леа забиралась все выше и выше.
Запах цветка стал чувствоваться издалека. Добравшись до него и вдохнув этот аромат, девушка ощутила, как у нее закружилась голова. Одновременно чуть горький и невероятно дурманящий, он действовал сильнее листьев коки. Пришлось несколько раз вдохнуть в сторону от цветка, чтобы хоть немного очистить разум. Крепче закрепившись ногами и одной рукой, Леа достала туми. Как-то непочтительно было просто сорвать легендарный цветок, поэтому она аккуратно срезала стебель. Несколько молочно-белых капель выступили наружу, как будто цветок оплакивал потерю.
— Прости, но так надо, — шепнула Леа, перед тем как зажать зубами отрезанный цветок. Руки ей были нужны, чтобы держаться за скалу, а хорошо закрепить одной рукой такую ценную находку было сложно.
И только теперь Леа поняла, где она находилась. Вернее, на какой высоте.
— А как спускаться будет, пальа подумала? — раздался насмешливый голос снизу.
Леа вздрогнула. Она была так увлечена, что не услышала, как подошел этот человек. А может, и не человек, а дух природы хуакас подкрался так бесшумно? Девушка посмотрела назад, на незнакомца, и очень пожалела о своем поступке. Голова закружилась, и Леа снова прижалась к скале. Нет, пальа в ее лице совершенно не подумала, когда забиралась так высоко. Но ни за что не признала бы этого.
— Помочь? — предложил незнакомец, и Леа отчаянно замотала головой. В зубах по-прежнему был зажат цветок, и она сейчас ни за что бы не заговорила, чтобы не упустить свою драгоценность.
Но чем дольше она висела на скале, тем меньше сил у нее оставалось. Леа перехватилась одной рукой ниже, а потом сместилась, нащупывая пальцами ног новую опору.
Главное — не вспоминать, как она высоко. И тогда все получится. Все получится. Все получится. Единственное, что ей осталось, — это повторять себе эти слова и искренне в них верить. Рука соскользнула один раз. Другой. Нога. Снова рука. Она уже не чувствовала пальцев, даже когда получала новые ссадины, ломая ногти. Леа обернулась. Нет, до незнакомца, наблюдавшего ее спуск, еще три человеческих роста. Девушка прижалась к скале всем телом, стараясь дать отдых рукам. И снова вниз. Уступ предательски раскрошился под пальцами, во второй руке оказался кусок ненадежного камня, и Леа ощутила, что летит вниз, не в силах схватиться за что-либо. Она зажмурилась, стараясь сгруппироваться, в ожидании болезненного удара.
И даже не охнула, почувствовав, как мягко приняла ее земля. Вот только это совсем не было похоже на землю. Леа распахнула глаза, встречаясь с взглядом чуть раскосых золотистых глаз незнакомца. Именно в его руках она сейчас и находилась. Туника задралась, и она ощущала какими теплыми, даже горячими, были мужские руки.
Совершенно не хотелось выбираться из таких объятий, а лишь смотреть в эти невероятные глаза… Но так же нельзя! Леа резко извернулась и, оказавшись на земле, отскочила в сторону. Нет, это не человек, это — хуакас! Хотя она не слышала, чтобы духи были настолько привлекательны, но, наверное, просто в живых не оставалось тех, кто мог рассказать.
Приподняв бровь, незнакомец наблюдал, как Леа привязала к ногам сандалии задом наперед и перевернула пояс узлом назад. Полагалось еще и вывернуть тунику, но раздеваться, даже если это был дух, не хотелось. Леа очертила вокруг себя знак солнца и гордо посмотрела на подбородок хуакаса. Смотреть в глаза, как она уже поняла, было нельзя.
Вздохнув, мужчина вынул из ножен туми, похожий на коготь зверя. Леа подобралась, готовясь к нападению. Но вместо этого незнакомец провел лезвием по своей руке, а потом показал Леа, как стекает капля человеческой крови. И теперь, одетая наизнанку, она выглядела крайне глупо. Это точно был не хуакас — они боялись кованого металла даже больше, чем огня. Хорошо хоть не стала тунику выворачивать. Леа снова наклонилась, чтобы переобуться и заодно спрятать покрасневшие щеки. Хотя в сумраке леса это сложно было рассмотреть.
— А пальа знает, что сок цветка Кадупулы может отнести к духам предков?
Вот как этот незнакомец умудряется сделать так, что каждый его вопрос заставляет сомневаться в собственном здравом уме?
Леа скосила глаза на зажатый в зубах уже поникший цветок. Пальа читала об опасности, но, похоже, это выветрилось у нее из головы. Быстро засунув свою ценную ношу в подготовленный мешочек, Леа затянула узлы и повесила уак обратно на шею. Во рту оставался неприятный горьковатый вкус, как будто цветок был по-прежнему там. Неужели она слишком сильно сжала стебель и перекусила его? Отвернувшись, девушка украдкой попыталась счистить ногтями с языка этот вкус.
Перед ее носом возник срезанный кусочек листка дерева гуракавы.
— Разжуй и выплюнь, — пояснил незнакомец.
А ей хотелось совершено не этого. Ощутив так близко мужское присутствие, Леа поймала себя на глупейшем желании потереться щекой о его руку. Нет, похоже, она все-таки проглотила сок Кадупулы. Девушка послушно выполнила рекомендацию. А потом долго сплевывала горько-кислый вкус, но рот снова и снова наполнялся слюной.
Наконец обернувшись, Леа посмотрела в сторону незнакомца, надеясь, что он просто растворился в воздухе. Но этого не произошло. А жаль. Потому что теперь она не знала, что делать. Кого она могла встретить в лесу в такое время?
Леа молча рассматривала мужчину.
Широкие скулы и немного заостренные черты лица, плотно сжатые губы. Ровно срезанная челка нависает над глазами, в которые она предпочла не смотреть, а длина черных волос достигала плеч, как у большинства мужчин империи. Оливковая кожа в сумраке казалась темной. На поясе висела тыква для воды, в кольце ножен — туми, за спиной — короткий лук и колчан со стрелами. Охотник? Один ночью так глубоко в джунглях? Или он тоже искал цветок Кадупулы? Леа невольно накрыла ладонью мешочек, где теперь хранилось легендарное растение. Туника с длинными рукавами и пояс с характерной бахромой выдавали жителя провинции Амбато, что ближе к побережью. Неужели она так далеко пробежала? Захватывая новые территории, император, облагая податями, позволял сохранять прежние традиции жизни, и благодаря этому можно было понять, откуда пришел человек. Все эти особенности они изучали с ньюстой на занятиях историей. Ньюста! Ей же надо спешить обратно во дворец!
Не раздумывая, как выглядит ее поступок, Леа просто побежала, снова уворачиваясь от нависших лиан, пробиралась сквозь заросли никши, прорывалась через мелкие поросли гуракавы. И совершенно не ожидала, что перед ней возникнет спина незнакомца. Неужели она бежала кругами? А мысли о хуакас давно пора изгнать.
Оказалось, обогнав ее, мужчина просто показывал более легкий путь. Следуя за ним по звериным тропам, она не выбивалась так из сил, как когда пробиралась по прямой к своей цели. Хотя откуда незнакомец мог знать, куда ей надо? Леа не успела выкрикнуть этот вопрос, как буквально вылетела на Капак-кан. Отсюда было уже совсем недалеко до Куско. Девушка сразу же посмотрела на небо. Серп луны уже опускался, скоро солнце напьется вод Вильканоты и начнет путь к горизонту, но она еще могла успеть вернуться.
Сопровождавший ее мужчина продолжал стоять в тени деревьев.
— Откуда ты знал, куда мне надо? — не удержалась Леа от интересующего ее вопроса.
— Пальа выглядит слишком ухоженной для маленькой провинции, — пояснил свою догадку незнакомец.
Леа осмотрела себя. Меньше всего она сейчас походила на утонченную и благородную пальа: одежда растрепана, в пятнах каких-то растений, ноги забрызганы до колена, сандалии грязны, руки исцарапаны, пальцы в ссадинах. А что творилось у нее на голове? Леа потрогала повязку. Нет, она ее не потеряла, цепляясь за низко свисающие ветки деревьев, но волосы почти все выбились из узла, к рукам липли нити сорванной паутины. Непонятно зачем она попыталась привести себя в порядок.
Вот только это было невозможным, ей надо срочно в купальню. Но для этого сначала стоит добраться до дворца. Леа переступила с ноги на ногу — уходить от незнакомца совершенно не хотелось. Может быть потому, что она должна была поблагодарить за помощь? Ну конечно поэтому!
— Леа, — представилась она. — Я — акальас ньюсты Эмили. Это поможет найти меня, если захочешь. — Девушка сдернула с головы повязку, хранившую индивидуальный рисунок ромбов и треугольников, и кинула ее мужчине.
В следующее мгновение она уже срывалась в бег — ей надо было торопиться, иначе она не то что кому-то, самой себе помочь не сможет.
— Эмбри, — послышалось за ее спиной. Конечно, это было не первым именем, которое скрывалось от всех, кроме самых близких, чтобы духи не могли повредить человеку, но почему-то в груди стало так тепло, когда Леа повторила про себя, запоминая «Эмбри из Амбато».
Ей невероятно везло: она смогла быстро и незаметно прокрасться через городскую стену, дозор уже лениво обходил посты. Город постепенно оживал, то там, то здесь слышались скрипы, стуки, бряцанье медной посуды и сухой стук глиняной, слышался запах свежих маисовых лепешек. На Уакапата — главной площади Куско раздавался стук. Это жрецы наносили рисунки на бревна для ежедневного жертвенного костра, приветствовавшего бога Солнца. Где-то кричали ламы, слышался плеск воды в купальнях, но бегущую Леа никто не заметил. Как и не обнаружили лаз в дворцовой стене. Протиснулась она обратно проворнее, чем выбиралась наружу. Камни Леа утрамбовывала обратно очень быстро, помогая себе ногами, и уже почти не скрывалась — могла же она сказать, что вышла освежиться. За это не такое великое наказание — всего-то десять ударов палками. Но ее по-прежнему не замечали. Неужели цветок и правда приносит такую удачу?
В это Леа поверила, только перевалившись через подоконник опочивальни ньюсты. Она буквально свалилась на пол, переводя дух.
— Кто здесь? — сонная Эмили потирала глаза, сев в кровати. — Леа, что с тобой?
А та могла только счастливо улыбаться, накрыв рукой мешочек с цветком Кадупулы.

***

Леа едва заметно потянулась и переступила с ноги на ногу. Сегодня урок изучения правления слишком затягивался. Голоса просителей эхом отдавались под высоким потолком приемного зала, богато украшенного золотом.
Девушка осмотрела сидящих на низких скамьях наследников. Старший аоки Юпанки незаметно для наставника играл со своим акальас Амару в камушки. Аоки Алек внимательно прислушивался к происходящему зале. Его акальас Кори стояла неподвижно, почти закрыв глаза, но Леа знала, что эта расслабленность показная. Стоит случиться чему-нибудь важному, и Кори будет действовать быстрее молнии. Она любила защищать аоки Алека по поводу или даже без него.
— Посмотри, много там еще? — шепотом попросила Эмили.
Леа послушно придвинулась вперед и посмотрела в небольшую дырочку на ширме, закрывавшую наследников от зала.
Капак апа Аро сидел на невысоком троне. Лишь красная бахрома-борло, свисающая из маленьких золотых трубочек, закрывающих лоб, покачивалась от ветра, нагоняемого опахалам. Лицо императора было неподвижно и невозмутимо.
Рядом молчаливо стояла койа Сульпиция — жена капак апа. С другой стороны расположились советники: управляющий Куско Кай и верховный жрец храма Инти — Маркус. Они как раз склонились, что-то подсказывая императору. За спиной, в тени невысокой ширмы, должна была прятаться акальас капак апа Аро — Рената. Многие шептались, что она была не просто акальас и потому была вынуждена скрываться, иначе подходящие к императору забывали, зачем они пришли.
И вот веренице этих просящих, реже благодарящих, не было видно сегодня конца. Леа попыталась посчитать, сколько же их, но сбилась на первом десятке. И дело было не в ее способности к счету. Она увидела даже не знакомое лицо, лишь движение, тут же узнавая Эмбри из Амбато. И на поясе его была привязана повязка Леа.
Как будто почувствовав ее взгляд, мужчина повернулся, и Леа отшатнулась от ширмы. Щеки девушки горели, она одернула одежду и поправила волосы, перед тем как повернуться к ньюсте.
— Ну, что там? — заинтересовалась Эмили, заметив волнение Леа.
— Там ОН, — наклонившись к уху ньюсты, шепнула она.
— Сэм? — удивилась Эмили.
— Нет! — возмутилась непониманию Леа. — Эмбри.
— Покажи, — сразу же попросила ньюста.
— Что-то случилось, ньюста Эмили? — холодным тоном поинтересовался наставник.
— Да, сегодня так душно здесь, могу я ненадолго выйти подышать в сад? — невинно хлопая ресницами, попросила ньюста.
Ну кто мог устоять против такого?
Вскоре они уже были в саду, сопровождаемые парой пукару. Им стоило немалой изобретательности, чтобы отвлечь охрану и перебраться в часть сада ближе к выходу из дворца, скрываясь от людей за кустом бабару. Они рисковали, но оно того стоило.
Императорский сад не нуждался в ограде от идущих — никто не решался ступить далее главной дороги. Никто, кроме Эмбри. Он так решительно свернул на одну из дорожек, присыпанную золотым песком, что его никто не остановил.
Какой же он смелый! Сердце Леа заколотилось.
— Ты уверена, что он не глуп? Он не боится смерти? — с сомнением протянула ньюста.
Но Леа уже не слушала. Она видела только теплый взгляд светло-карих глаз.
— Я не ошибся в благородности палья, — слегка склонил Эмбри голову. — Ничего не может скрыть настоящей красоты.
Леа ощутила, как жар сильнее заливает ее щеки, а тело стало таким легким, что, казалось, она может взлететь, как легкокрылая птица.
— Не стоит заходить в императорский сад, — намекнула ньюста.
Эмбри посмотрел на Эмили и склонился в поклоне. Выпрямившись, он снял со своего пояса ленту Леа, коснулся ее губами, а потом отдал девушке.
И в следующий миг она уже смотрела на прямую спину Эмбри, уходящего из сада. Кожа, где соприкоснулись их руки, казалось, горела до самого вечера.

***

Леа не могла сказать, что заставило ее проснуться. Все вокруг казалось обычным, все те же звуки и рисунки на потолке. Квадраты и треугольники, рассказывающие легенды их народа. Прошло уже достаточно времени от ее рискованного путешествия, и ярко вспыхнувшие краски мира приобретали спокойные оттенки. Девушка посмотрела в окно. Лик Кильи на глади неба снова был едва виден, но теперь она уже поворачиваясь, а не отворачивалась, как в тот день, что Леа отправлялась за счастливым цветком. Она снова коснулась своего уак-талисмана, чтобы убедиться — все произошедшее ей не приснилось. Как и приход Эмбри в сад. Вздохнув, Леа погладила лежащую рядом ленту.
Прошло десять дней, и сегодня наступал большой праздник Пача-пачуй — день, когда солнце восходит над четвертым столбом пакаонанкак, отмечая равноправие Луны и Солнца. Когда можно попросить…
Она не успела додумать свою мысль — звездное небо перекрыла чья-то тень. Так вот что ее разбудило?! Леа зашипела, вскакивая с лежанки, и уже была готова закричать, призывая охрану, как услышала:
— Т-ш-ш — это я.
— Эмбри? — удивилась девушка. Только успокоившись от испуга, сердце снова заколотилось чаще, но теперь по-другому, когда мужчина приблизился к ней. — Как ты?..
Она не успела договорить, как ощутила, что прижата к крепкому телу, а лицо ей закрывает резко пахнущая ткань. Леа успела дернуться всего пару раз, и все вокруг стало таким черным и мягким одновременно.

***

Кто-то бил в бубен и стучал ей по голове. Леа отмахнулась, но не испугала этим настойчивого нарушителя ее сна. Кто посмел совершать ритуалы в спальне ньюсты?! Вот она сейчас встанет! Леа резко села и тут же обхватила будто рассыпающуюся голову руками. Теперь она уже медленно осмотрелась по сторонам — никаких вильякуми с бубнами не наблюдалось, весь шум был у нее в голове. И он мешал до конца понять, что же происходит. Может, Эмили могла подсказать?
Она позвала ньюсту, но вместо голоса из горла вырвалось неясное мяуканье. Она не чувствовала себя так плохо с того раза, как они добрались с ньюстой до праздничной чичи. Неужели они снова на такое решились? Даже спина разболелась в предвкушении наказания. Леа с трудом поднялась на ноги и добралась до постели ньюсты. Но там никого не оказалось.
— Эмили? — позвала Леа, и ее голос прозвучал чуть громче шепота.
Неудивительно, что никто не отозвался.
Сощурившись, Леа медленно осмотрела комнату, и, когда взгляд ее добрался до окна, будто яркой вспышкой она вспомнила все. Эмбри был здесь и… он украл ньюсту?! Или она сама пошла с ним? Или… неужели Эмили не хватило Сэма, и она захотела отобрать у нее еще и Эмбри?!
Нет, похоже цветок чапары, которым ее одурманили, слишком странно подействовал на ее мысли. Как вообще такое могло прийти ей в голову?
Но тогда что произошло? Хотя какая разница? Ей надо найти Эмили! Позвать охрану? Леа метнулась к двери, но остановилась, так и не коснувшись ее. Если ньюста сама ушла с Эмбри, то все наказание снова достанется ей — Леа. Она должна найти ньюсту. Леа решительно пошла к окну. И снова остановилась. А если ньюсте угрожает опасность, а она одна не справится? У-у-у, как же сложно думать такой головой! Девушка несколько раз постучалась лбом о каменную кладку стены. Думать легче не стало, только теперь болел еще и лоб. Потерев его, Леа высунулась из окна, чтобы вдохнуть ночной воздух — может, хоть он добавит ей ясности ума? Прикрыв глаза, она вдохнула и выдохнула. И как-то четко поняла — Эмили еще совсем недавно была здесь. Она сможет ее догнать, а там решит, стоит ли ругаться с ньюстой.
Вот только спускаться вниз по стене оказалось не так просто, как в прошлый раз. В голове все еще гулял дурман, хотелось свернуться клубком где-нибудь в теплом уголке, а не лезть по холодной стене непонятно куда. Но, прикусив губу, Леа продолжала путь вниз.
В этот раз она снова решила спрыгнуть заранее. Леа торопилась спуститься, пока не появились из-за поворота пукару, а потому просто оттолкнулась от стены и мягко приземлилась на ноги. Вернее, постаралась сделать это, но чуть не рассчитала, и поэтому пришлось опереться на руки. Еще пару раз, и она по привычке начнет выходить из спальни ньюсты лишь таким образом.
— Леа? — удивлению в этом голосе не было предела.
Вот только и самого Сэма девушка ожидала увидеть здесь меньше всего. Парень выступил из затемненного алькова в стене, где до сих пор стоял.
— Что ТЫ здесь делаешь? — спросила непонимающе Лея.
Что это за паломничество к спальне ньюсты?!
— Я ждал Эмили, мы… — Леа показалось, или скулы Сэма стали чуть краснее? Неужели они собирались?.. Все правильно, сегодня же праздник равноправия. И тот, кто первым встретит приход Инти, омываясь при этом в купальне, будет счастлив вместе. Леа ожидала, что это ее хоть как-то заденет, кольнет болезненной иглой сердце, но вместо этого лишь мысль: Неужели для этого Эмбри нужна была принцесса?
Нет, что-то здесь не так. И она в этом собиралась разобраться.
— Пошли, все равно ньюсты нет в спальне.
— А где же она?
— Вот и мне это интересно.
Леа прикрыла глаза, прислушиваясь и принюхиваясь одновременно. И с какой-то четкостью поняла, куда ей двигаться. Как будто кто-то пометил для нее дорогу яркими тряпицами, как в игре Хауд. Лишь бы загадки оказались не сложны.
Девушка начинала все сильнее хмуриться — за все то время, что они шли по саду, им не встретился ни один пукару. Даже если бы они хотели попросить помощи — было не у кого. Лунный свет серебрил траву и деревья, игрался бликами на защитных плитах стен, и как будто они одни в этом мире. Лишь крики ночных птиц, да шорохи мелких животных в траве.
Громкое кваканье жабы заставило вздрогнуть и начертить знак солнца. Хотя он был абсолютно неуместен для этой часть сада — они вошли в лунную интипампу — пастбище для жертвенных животных Кильи. Сейчас здесь никого не было, но среди деревьев, цветов и ароматных трав все чаще попадались статуи животных. В свете луны казалось, что серебряная ящерица испугается их и убежит с камня. Что заколосится под ветром жертвенный маис, вспорхнет тонкокрылая серебряная бабочка, вскинет голову косуля и посмотрит на затаившуюся пуму. Может, поэтому и раздражало, что шедший сзади Сэм так громко дышал. Хотя его присутствие рядом успокаивало.
Леа передернула плечами, проходя мимо серебряного ягуара, но след вел ее к закрытой пирамиде Кильи. Правда, оказалось, что не такой и закрытой. Запретный камень был сдвинут в сторону, приминая высокую траву.
Внутри было тихо, но Леа не сомневалась — ньюста там.
— Жди здесь, — прошептала она. Почему-то говорить громче казалось кощунством. — Если мы с Эмили не выйдем, как луна сместиться на палец, зови помощь.
— Я пойду с тобой, — возразил Сэм. Он говорил так громко, что Леа захотелось его придушить.
— Я — акальяс. Я должна. А ты должен остаться и сообщить, где ньюста.
Сэм нахмурился, но Леа не дала ему времени ни подумать, ни передумать, она уже толкнула покрытую серебряными пластинами дверь. Шорох ее показался оглушительным, и Леа протиснулась в узкую щель. Темный коридор с небольшими нишами, хранившими священные знаки, вел к святилищу. Он изгибался, обходя по периметру пирамиду, перед тем как вывести в главный зал. За последним четвертым поворотом возник свет, и Леа почувствовала, как холодный ветер коснулся ее шеи. Если бы не ньюста, она бы уже бежала с капища Кильи.
Прижавшись к стене, девушка делала последние медленные шаги, прислушиваясь и принюхиваясь одновременно. Живот тянуло от чувства тревоги, плечи то и дело передергивало от холода, в руке уже давно был зажат туми. И последний шаг к большому залу. Леа замерла на тонкой границе, стараясь осмотреться по сторонам. Скамья для семьи Капак апу, ниши для священных знаков. Леа продвинулась чуть дальше, и взгляд ее притянул серебряный кокон, зависший над алтарем Кильи. Именно от него исходил этот странный холодный свет. И внутри него находилась Эмили, как будто в прозрачной воде Урубам. Она должна была ее спасти! Леа не раздумывая метнулась вперед, замахиваясь туми, но странный кокон лишь слегка прогибался под ее ударами, а Эмили внутри даже не шелохнулась, постепенно истончаясь.
— Тебя уже инициировали? — в голосе слышался холодный интерес.
Обернувшись, Леа зашипела — рядом с серебряным ликом Кильи стоял Эмбри. Одновременно он и не он. Теперь тело его прикрывала лишь набедренная повязка, а связка уаков на шее не сходила за одежду. Плечи его были покрыты знаками Кильи.
— Сальмадор… — поняла она. Воин богини луны, исполняющий волю ее жрецов. Всю жизнь посвящавший совершенствованию навыков убийства.
— Почти, — кивнул он, делая первый шаг навстречу.
Горькое чувство странного предательства затопило сознание Леа, и она бросилась на ненавистного противника. Удар, еще удар, всю злую силу в каждое движение, подлавливая, меняя ритм и движение совершенно неожиданно. А сальмадор с такой легкостью уворачивался от ее туми, как будто игрался с ней. Злые слезы выступили на глазах Леа, когда воин в очередной раз лениво увернулся от ее удара, а она со всей силой врезалась в стену. Он так и остался стоять к ней спиной, показывая, насколько презирает ее попытки, а Леа наконец увидела весь рисунок Кильи. Причудливый узор образовывали серебряные диски и янтарные камни, вплавленные в кожу от позвоночника к плечам.
— Масдах,— прошептала Леа.
Она как будто снова увидела эту чеканку на стене зала тренировок и услышала скрипучий голос учителя, перебиравшего пальцами приложенную кипу, пока он рассказывал о могучих воинах.
Они не поддавались приручению, но с помощью магии сильных жрецов и вплавленных уаков становились послушными исполнителями воли хозяина. Ходила легенда, что для проверки верности масдах должен был голыми руками убить жителей тысячной деревни. Всех: от младенцев до стариков.
Это не просто сальмадор, который мог хоть что-то чувствовать или ошибиться. Масдах, созданный из человека-ягуара, беспощаден, силен, вынослив и послушен хозяину до последней капли звериной крови.
С суровой четкостью пришло понимание — ей не справиться с ним. Он просто играется, а потом свернет ей шею, как будто сломает ветку, мешавшую ему пройти к цели. Она не сможет помочь ни себе, ни ньюсте. Леа посмотрела на серебряный кокон. Сложив руки на груди, Эмили уже казалась не настоящей, будто сама состояла лишь из света.
Килья опять забирала у нее самое дорогое. С рычанием Леа отбросила бесполезный туми и схватила круглую серебряную пластину поклонения богини Луны. Со всей злостью и ненавистью она швырнула этот тонкий диск, не понимая в кого метит — масдаха или статую Кильи рядом с ним.
Воин чуть отклонился, пропуская мимо себя метательный снаряд, а потом повернулся к Леа. В глазах его была лишь смертная скука, неожиданно под тонкий перезвон сменившаяся удивлением. Масдах обернулся, а Леа и так видела, что лунный диск попал в кокон, разрывая его. Тело Эмили упало на алтарь, вновь обретая цвет, а молочная вода разлилась по полу, забрызгивая стены.
Ньюста села и потянулась, как будто проснулась в своей постели.
— Что происходит? Почему так холодно? — удивилась она. — Где я?
Неужели?..
— Беги! — крикнула Леа. И теперь не было времени думать, надо было действовать. Она набросилась на масдаха, стараясь задержать его. Леа царапалась, кусалась, пиналась, будто забыла все навыки, вбитые в нее учителем-воином. Против масдаха они были бессмысленны.
Он отшвырнул ее с такой силой, что оставалось только сползти по стене, пытаясь не забыть, как дышать.
И Леа не сразу поняла, что происходит. С какой-то отрешенностью она наблюдала, как масдах мечется по святилищу, обходя лунную лужу на полу. Вот только раньше казалось, что молочной воды было меньше. Леа невольно поджала ноги, увидев, как, растекаясь по полу, к ней приближается эта странная вода.
Ньюсты нигде не было видно, вход в святилище был закрыт, а на серебряной полосе, опоясывающей святилище, все ярче разгорался рисунок Кильи.
Масдах сосредоточенно водил руками по кладке, наклонялся, принюхивался, тихо взрыкивал и шел дальше. Он искал другой выход — поняла Леа. Ну уж нет, она этого не позволит. Непонятно, откуда взялись силы, но девушка поднялась на ноги и, выхватив из ниши аибалус с чьим-то священным прахом, швырнула им в мужчину. Глиняный сосуд разбился над его плечом, и масдах повернулся к Леа, а она уже запустила в него очередным уаком. И еще. А потом сорванной со стены пластиной.
Масдах рыкнул, но продолжил свои поиски, хотя и медленнее — уворачивание от снарядов тоже занимало время.
Леа невольно зашипела, когда, не заметив, наступила в молочную воду, показавшейся ледяной. Снаряды закончились, и они оказались прижаты к стенам подступающей лунной лужей, закрывавшей теперь почти весь пол. Надо было искать защиту выше. Сжав зубы, Леа в два прыжка оказалась на императорской скамье. Это было крайне непочтительно, но сейчас не это было важно. Масдах выбрал высокий алтарь, удачно оказавшийся рядом с ним.
Он отряхнул ноги и присел на корточки, осматриваясь и вынюхивая что-то.
— Эмили с Сэмом сейчас позовут кого-нибудь и тебя поймают! — с мстительным наслаждением пообещала Леа.
Чуть наклонив голову, масдах посмотрел на девушку, и она почему-то ощутила себя крайне глупо.
- Пока они найдут, кого не затронула магия Кильи, Абархас убьет нас, отдавая наши жизни вильякуми. Ему все равно, у кого забирать силу. И так будет, пока он не доберется до ньюсты.
Воин говорил о лунной луже, как о чем-то живом. А Леа с удивлением поняла, что вода начинает прибывать все быстрее.
— Капак апа что-нибудь придумает! — заявила она.
Масдах не улыбнулся, а скорее оскалился.
— Хотел бы я дожить до этого.
Прикрыв глаза, он повел головой и пристально посмотрел на центральную статую Кильи. Нечеловеческим рывком масдах перепрыгнул на постамент, а потом взобрался вверх по идолу. Встав на каменную голову, он вцепился в решетку на потолке и повис всем весом, но она не поддавалась. Решить, что ей с этим делать Леа не успела — ноги обожгло холодом. Императорскую скамью заливало. И прыгать, как масдах, она не умела. Но, глубоко вдохнув, Леа попыталась. Тело сковало чудовищным холодом. Вскрикнув, девушка пыталась то ли выплыть, то ли оттолкнуться от этой ледяной воды. Вот только непонятно куда. Она барахталась, борясь за каждый вдох, и почему-то не могла найти ногами дно. И сама себе не поверила, когда не столько почувствовала, сколько натолкнулась на что-то твердое. Пальцы сами вцепились в опору, и, наконец, вдохнув, Леа поняла, что залезла на постамент Кильи. Холод мешал двигаться, девушка встряхнулась, пытаясь скинуть оцепенение. Вверху вместо решетки теперь было видно отверстие воздуховода. С трудом взобравшись по статуе, Леа встала ей на плечи, потянулась и поняла, что ее роста не хватает. Пришлось встать на голову. Пальцы коснулись потолка, но и только. Леа посмотрела вниз и сглотнула. Светящаяся вода была уже так близко. Леа снова отступила на плечи Кильи, а потом с разбегу вскочила на каменную голову. Оттолкнувшись, она вцепилась в камень, подтянулась, перехватилась выше, а потом повисла на руках. И ощутила, как ее за шкирку то ли сбрасывают, то ли затаскивают наверх.
— Вот ведь уэкская пума! — выругался воин, ощутив, как Леа вцепилась в его руку. Он отшвырнул девушку к стене небольшого рабочего помещения, и та оскалилась, приземляясь на руки и ноги. После света молочной воды здесь, в сумраке, было сложно что-то рассмотреть. Масдах ощупывал стены небольшой комнатки, но, насколько помнила Леа из уроков архитектуры, отсюда выходили только узкие отверстия для воздуха, идущие со сгибом, чтобы в них не заливал дождь. Пахло пылью и заброшенностью. Дальше забираться было некуда — они находились в самой верхушке пирамиды Кильи, и выхода отсюда не было.
Глаза привыкали к сумраку, и Леа с гордостью рассмотрела, что руки масдаха теперь расчерчены царапинами от ее ногтей. Рисунок на спине тоже был испорчен, несколько камней и дисков вырвано, кровь стекала по позвоночнику, но воин не обращал на это внимания.
— А как же легендарная непобедимость? — с сарказмом произнесла Леа. — Обычная девчонка может исцарапать до смерти.
Воин замер и медленно повернулся к девушке. На миг глаза его сверкнули зеленым светом.
— Обычная девчонка? — повторил он. — Так ты не инициирована?
Леа непонимающе уставилась на масдаха. Всего пара шагов и он оказался рядом. Она зашипела, нанося первый удар, но с невероятной легкостью воин поймал ее руки и уложил на живот, прижимая коленом к полу. Одной рукой он удерживал ее руки над головой, второй разорвал тунику, обнажая спину.
— Чиста, — с удивлением произнес он, проводя пальцами по позвоночнику.
А Леа выгибалась, шипела и кусала воздух, пытаясь вырваться. Только уже непонятно почему — желая то ли напасть, то ли прижаться к этой руке еще ближе.
Как только масдах отпустил ее, девушка отшатнулась к стене, чтобы прикрыть спину, казалось, горевшую после его прикосновений.
Сидя на корточках, воин рассматривал ее.
— Почему тогда ты не сбежала? Ты же свободна.
— Сбежала? Почему я должна сбегать? Я — акальяс ньюсты! — с гордостью произнесла она.
— Не понимаю. — Воин потер лицо, а потом выглянул в проем в полу, ведущий в храм Кильи. — Уже близко… Как ты нашла ньюсту, если не инициирована? — это он спросил уже у Леа.
Девушка независимо вскинула подбородок, не собираясь отвечать на вопросы врага. Или, может, это потому, что и сама не знала.
— Как тебя смогли приручить, уаэкская пума, если они убили твоих родителей?
Леа нахмурилась, пытаясь понять, о чем он говорит.
— Так ты не знаешь, — понял масдах. — Твой род — уэкские пумы. Не слышала о таких? Правильно, император приказал уничтожить все кипу, где могли упоминаться пумы. Ведь они не подчинились завоеванию, не согласились отдавать своих детей и ушли в сельвы. Но иногда жрецам Кильи удается отлавливать их. Погибнуть могут тысячи, но капак апа считает, что это стоит того. Охоту назначают, когда у императора рождается наследник. Твои родители были убиты, иначе бы они пришли за тобой. Пума не бросает своего котенка. А потом пойманного инициируют на хозяине…
Леа закрыла уши руками, не желая слушать это вранье. Но перед глазами уже мелькали вспышки огней, крик «беги!», шум, грохот, мелькающие мимо стволы деревьев и неожиданно ледяная вода, накрывшая ее с головой. Вырваться не получается, ее тянет вниз… хотя бы раз вдохнуть… не получается… в груди горит, душит пламя Уркугари и темнота обнимает ее.
— Это неправда! — Леа замотала головой, хватая воздух ртом, как будто не могла надышаться.
— Закрытые глаза не означают, что вокруг ночь, — равнодушно произнес масдах.
Она с ненавистью посмотрела на него. Это просто магия, врагу нельзя верить!
Воин снова смотрел в проем в полу, только теперь как-то сосредоточенно.
— Как?!.. — Он вскочил на ноги, по кругу обходя небольшое помещение, а потом снова посмотрел вниз. Раздраженно рыкнув, масдах ударил кулаком в стену. На пол посыпалась каменная крошка. — Ты ей рассказала?
Леа ничего не понимала, лишь часто моргала, глядя на беснующегося масдаха.
— Нет?!
Он рассмеялся резким, лающим смехом.
— Знаешь, чем занимается твоя хозяйка?
— Ньюста мне не хозяйка!
— Это ты так думаешь. А она, бросив тебя наедине с масдахом, теперь лишает силы Абархаса. Сейчас она зачинает ребенка. Это единственный способ изменить свою сущность так, чтобы Абархас потерял след и вернулся обратно.
Леа силилась понять, что происходит. Эмили сейчас с Сэмом?.. Как?.. Они?.. Неужели?..
— Но она лишится не только невинности. Но и акальас.
От этого вкрадчивого шепота мурашки пробежали по позвоночнику.
Масдах плавно приближался к ней, и без того маленькое помещение показалось крошечным. Леа зашипела, готовясь к последнему в своей жизни сражению. Решительный шаг навстречу, но в следующий миг она уже прижата к полу, извиваясь под придавившим ее телом.
— Еще ни одна кошка не устояла против инициированного ягуара, — с усмешкой произнес масдах.
Глаза Леи расширились от понимания, и она забилась отчаянно, вкладываю всю душу в каждый удар. Почему-то обещанное показалось страшнее смерти. Но под твердыми губами масдаха, ласкающими ее шею, дыхание сбилось на всхлип. Туника, уже разорванная сзади, сползла с плеч, и каждое прикосновение как будто обжигало, проникая под кожу, заставляя сердце биться быстрее. Леа даже не поняла, когда сама стала льнуть и тянуться за лаской, предлагая себя. Она кусала губы, чтобы сдержать стон, но это не помогало. Все стало не важным, кроме наполняющего кровь желания и мужчины, прикосновения которого обещали освобождение. Он отпустил ее руки, до этого прижатые над головой, а она не оттолкнула — прижала ближе, зарылась в его волосы, подсказывая, куда коснуться дальше, раскрываясь ему навстречу.
Вспышка боли заставила вспомнить, кто она. Леа выгнулась, старясь сбросить противника. Слишком силен. Даже не он, а то, что делают с ней его горячие пальцы, ласкающие кожу, успокаивающие и раскаляющие одновременно. И рокот довольного урчания над ухом. Еще один рывок, уже чувствуя, как сдается, как выгибается под ним, прося продолжения. Он слегка прикусил ее за плечо, и Леа застонала. Больше никакого сопротивления. Обхватив его ногами, она вжималась, отвечая, поддерживая то плавный, то яростный ритм. И закричала, вцепившись в плечи яростно зарычавшего масдаха.
Дыхание восстанавливалось, а Леа, зажмурившись, старалась поверить, что ничего не произошло. Но как же сложно это сделать, ощущая на себе вес придавившего ее тела. Как она могла? Не просто не сопротивляться, а стонать от наслаждения, до сих пор покалывающего в кончиках пальцев. Хотелось забраться в самую холодную купальню с головой и смывать, сдирать самым жестким линеем с себя все это.
Отвратительно. Мерзко.
— Ненавижу! — попыталась она оттолкнуть масдаха. — Слезь с меня!
Он приподнялся на руках, но не встал, а с усмешкой посмотрел на нее. Зарычав, Леа попыталась сцарарапать эту улыбку, но была поймана за руки, теперь вновь прижатые над головой, и могла разве что плеваться.
— А может, мне нравится так лежать, — промурлыкал масдах, проводя ладонью по ее скуле. И вовремя отдернул руку от ее клацнувших зубов. — К тому же я хочу быть уверен, что мое семя останется в тебе
Леа сглотнула. Ее затошнило от окончательного понимания, что сейчас произошло. Нет, даже думать об этом не хотелось. Весь ее четко построенный мир разрушился, и она не знала, что делать с этими обломками. Леа зажмурилась, понимая, что ее просто уничтожили. Как акальас. Как человека. Кто она теперь? Что ее ждет? А все он!
Леа зашипела, выгнулась, пытаясь укусить масдаха. Уничтожить его, как он ее.
— Сопротивляешься? Значит уже все произошло, — решил он, наконец отпуская. — Ты будешь прекрасной защитницей нашему котенку.
И рассмеялся, когда девушка зарычала в ответ. Леа успела лишь натянуть обратно тунику, а рядом уже никого не было. Она глянула вниз. Святилище Кильи было темно — лунная вода ушла. Она может спускаться. Но почему же вместо этого так хотелось свернуться калачиком в темном уголке и никого не видеть.

***

Прищурившись от слепящего солнца, Леа наблюдала за детьми. Больше всего внимания доставалось Уэку. Не только потому, что сына, отсчитавшего третью весну, только что снимали с оснастки корабля. Леа просто старалась насмотреться на него, запомнить таким серьезным и одновременно бесстрашным ребенком. И удерживала себя от желания в очередной раз обнять, прижать к себе, услышать биение родного сердца. Хоть на миг, пока он не вывернется из ее рук, возмущаясь, что его отвлекли от важного дела.
Вздохнув, Леа обняла себя за плечи. Морской ветер продувал даже сквозь теплую накидку, но не это леденило душу.
По возвращению в столицу она теперь прекрасно представляла, что их ждет. Масдах той памятной ночью как будто сдернул тонкую ткань из шерсти викуньи, через которую она смотрела на мир. Теперь Леа видела все четко и ясно, собирая из разрозненных кусочков услышанных то тут, то там слов, единую картину. И непонятно, что лучше — безмятежно идти, не зная куда, или ждать, осознавая, что тебе приготовлено.
Ее должны были инициировать на ньюсте, как свадебный подарок. Для ее пумы Эмили стала бы котенком. Единственным близким существом, а значит, ценнее собственной жизни и любого окружающего. Если невинная акальяс шла на это добровольно, то это происходило легче. Для жрецов. Теперь же это будет для Леи просто смертельно. Но кого это волнует? Обесчещенная акальяс служила лишь сосудом для вынашивания следующего акальяс. И хорошо, если ненужный сосуд можно использовать, чтобы вычерпывать болотную грязь.
Леа попыталась скинуть раздражение, пройдясь туда-сюда мимо огороженной части палубы, где играли дети. Она хотела бы бороться. Но с кем? Как? Империей? Капак апа? Судьбой? Леа посмотрела на ньюсту, сидевшую с еще несколькими палья под укрытым с трех сторон навесом. Почему-то злиться на Эмили получалось хуже всего. Ньюста была так рада, когда тем далеким утром, после жертвенного расспроса жрецами, Лею привели, а вернее принесли, пукару. Акальяс было разрешено служить дальше, воспоминания о родителях теперь вызывали лишь далекие отголоски сожалений. Повредить ньюсте она не могла, да и Эмили уверяла, что ни за что не бросила бы тогда, если бы могла помочь. Вернее она и помогала тем, что с Сэмом… Ай, да какая разница. Казалось, что душу Леи сковало панцирем, через который теперь не пробивались все слова дружбы и заверения в заботе. Даже настоящие их проявления. Эмили ухаживала за Леа, когда та не могла подняться с лежанки. Как только Леа родила, ее настигло отложенное наказание. По двадцать ударов веревкой с камнем на конце за каждый проступок. За то, что позволила украсть ньюсту. За то, что разрешила коснуться себя неразрешенному мужчине. За то, что зачала от него. Всего шестьдесят ударов, почти выбивших жизнь из Леа. Но не так-то просто было убить пуму, у которой теперь был котенок.
Акальяс замкнулась на Уэке, и ньюста постепенно отдалилась от нее, потеряв надежду вернуть прежнюю Леа. И теперь предпочитала общаться с присланными пальа.
Вот и сейчас Эмили в их окружении ела фрукты, отпивала из чаши чичу и радовалась возвращению в столицу.
Еще бы, на острове, где они провели почти четыре года, было для нее крайне скучно. Никаких торжеств, простая, сытная пища, и море вокруг. Прогулки и уход за детьми десятка пальа, чтобы наследница затерялась среди них — все, чем можно было заняться в обители Акальваси. А Леа с удовольствием осталась бы там. Если бы ей разрешили. Если бы ей оставили Уэка. Простой быт, предсказуемые действия, открытые и одновременно молчаливые наставницы-макуны. Леа до сих пор помнила, как сжалось сердце, когда раздался тот низкий звук рога с пристани.
Получено кипу от императора.
Тот, кто хотел повредить Эмили, убит. Вернее убита. Дидима — сестра Капак апа Аро, верховная жрица храма Кильи, надеялась стать следующей правительницей. Для этого она решила не просто стать единственной наследницей женского рода. Абархас должен был забрать силу ньюсты, заковав ее в лунный камень, и в момент сражения за наследие этот камень мог помочь победить храму Кильи.
Это походило на правду.
Тем более, что на выполнение задания был послан масдах самой Дидимы. И звали его вовсе не Эмбри. Науэль. Человек-ягуар.
Сжав кулаки, Леа постаралась сдержать дрожь, прокатившую по позвоночнику. Дрожь ярости, ненависти и чего-то такого сокровенного, так жестоко подавляемого, что терялось во вспышке горячих эмоций. Несмотря на осознание, что масдах — безропотный исполнитель чужой воли, было проще ненавидеть его за все. Ведь это он…
— Мам, мам, мам, смотри! — дергал ее за накидку Уэк, указывая куда-то вперед.
Приставив руку ко лбу, чтобы заслонить солнце, Леа послушно посмотрела на огромные скальные выступы, торчащие из воды. Зубы Апо. Божественная защита для побережья империи — они останавливали злость Коча, волнами вздымавшего море. Но только опытные мореходы знали дорогу среди этих скал обратно к дому.
Для Уэка это было красиво, необычно, завораживающе. Для Леа означало, что вскоре ее закуют в цепи, чтобы она не сбежала, забрав с собой сына, как только они коснутся твердой почвы. Она попыталась прижать к себе ребенка, но он вырвался, чтобы рассмотреть зубы Апо получше.
Что же ей делать?! Леа осмотрелась по сторонам, пытаясь найти выход. Бесконечность моря вокруг подавляла. Вода всегда была против нее. Леа не понимала прогулок ньюсты по пляжу острова Акальваси. Для Леи это было лишь напоминание, что ей некуда бежать. И сейчас, даже если она убьет кого-то из сотни воинов и моряков, да пусть их всех, что ей делать потом с этим огромным кораблем, не умея ни управлять, ни плавать?
Паруса сложены. Раздались первые удары по татами-барабану, задавая ритм гребцам, выдвинувшим весла, чтобы точно пройти между скальных зубов. Стук сердца стал совпадать с этими ударами. Бам-бам-бам-бам. Отсчитывая последние мгновения сомнительной свободы.
Вдали уже можно рассмотреть песчаный берег, деревянную пристань вдоль него и несколько мелких лодок-бальза рыбаков, которые плели их из пучков тростника. Весла убраны, чтобы не задеть скалы в узком проходе, татами замолчали. Лишь плеск волн, разрезаемых императорским кораблем-аймару и крики крылатых чальи.
Палуба резко ушла из-под ног, отбрасывая их назад. Леа крепко вцепилась в перила и поймала падающего Уэка.
— Мель! — раздался крик кого-то из команды.
Леа подскочила к решетке, закрывавшей трюм корабля.
— Уэк, спускайся вниз. Посмотри, вдруг крысы до еды добрались.
Она не размышляла — действовал инстинктивно, стараясь в первую очередь защитить сына.
— Но ма-а-ам, — попытался возразить он.
— Я сказала, иди! — уже рыкнула Леа, и ребенок, вздохнув, свесил ноги вниз, отыскивая первую ступень веревочной лестницы. Сдвинув решетку на место, Леа пыталась понять, что происходит вокруг.
— Веревка! Тут натянута веревка! Полный вперед! Разорвать ее!
Снова раздались лихорадочный стук татами, заставляя налегать рабов на весла.
— Рубите!
Несколько воинов спрыгнуло с носа корабля в воду.
— Смотрите!
И все это происходило одновременно, разрывая сознание попытками понять, что важнее.
К ним быстро приближалась парусная тоторо. Единственный человек, управлявший ею, так ловко увернулся от выпущенной в него стрелы, что Леа уже не сомневалась кто это.
Науэль!
Яростная смесь эмоций затопила. Вот он — виновник! И радость! Радость, что она наконец сможет добраться до него и рассчитаться за все.
Еще несколько стрел застряли в деревянных бортах тоторо. Подхватив якорный камень, масдах ушел с ним под воду. Тоторо еще проплыла немного и встала.
— Рассредоточиться! — команда воинам корабля.
Наложив стрелы на тетиву, они распределились по бортам аймару, высматривая противника в воде.
Время шло, но никого не было видно. Напряжение сковывало руки.
— Вы видели его спину? — голос одного из пукару.
— Масдах…
— Ягуар…
— Тихо! — окрик рунанча.
Командующему явно не нравился холодок обреченности, повеявший от таких слов.
И никто не ожидал, что масдах поднимется под острым носом императорского аймара. Никто, кроме Леа. Она кинулась вперед, готовая загрызть, выцарапать глаза, затоптать, уничтожить!
А вместо этого оказалась прижата спиной к его груди. Вот как он успел это сделать?! Она же столько времени тратила на тренировки!
Леа шипела и пиналась, пытаясь нанести хоть какой-то урон Науэлю.
— Я тоже рад тебя видеть, — шепнул он ей на ухо, и Леа зарычала, метясь пяткой по колену.
Как же сложно попасть, когда он так ее трясет! Стрела оцарапала плечо девушки, и масдах откинул Леа в сторону. Она зашипела, ударяясь о палубу.
— Я не трону наследников! — крикнул Науэль, уворачиваясь еще от нескольких стрел. Он начертил знак солнца на груди, подкрепляя свои слова. Еще несколько выстрелов. Правильно, нечего верить масдаху!
Перекатившись по палубе, он схватил первого же воина, прикрываясь им.
— Ну, хорошо, я не трону ни наследников, ни вас.
Пукари в его руках дернулся и застонал — из его бока торчало оперение стрелы. Масдах с укором посмотрел на выстрелившего. Надо же, воин смутился.
— Выбирайте сами, — продолжил он. — Или я убиваю вас всех, или вы даете мне то, что я хочу.
Науэль показательно завернул голову пойманного воина так, что еще немного — и захрустит, ломаясь, шея.
— Что ты хочешь? — рунанча ценил если не жизнь своих воинов, то свою.
— Я хочу увидеть своего ребенка.
На миг воцарилась тишина, похоже, мало кто знал, что везет не только ньюсту с наследником.
— Вот он! — Эмили вытолкнула вперед мальчика.
Лея даже не успела крикнуть «нет!», как увидела, что это Пом — сын одной из сопровождавших пальа. Ребенок непонимающе моргал на происходящее, а потом залился слезами. Его мать прикусила кулак, чтобы не кинуться к нему. Идти против воли ньюсты она не посмела. А та, похоже, считала, что сын пумы и ягуара ценнее Пома.
Глянув на плачущего ребенка, масдах поморщился:
— Это не он.
— Значит, ты не добился своего, — пожала плечами Эмили. — После тебя Леа были найдены более подходящие мужчины, и кто-то из них оказался успешнее. Ты же знаешь, что кошке только дай начать. Вот и получилась… помесь.
Науэль посмотрел на Лею, а она вздернула подбородок, не отрицая слов ньюсты.
— Мам-мам, смотри, что я поймал!
Уэк выбирался из трюма, держа за основание хвоста упитанную крысу. Та извивалась, пытаясь укусить ребенка, но не дотягивалась ни зубами, ни когтями.
Достаточно было лишь глянуть на Уэка, чтобы понять, кто его отец.
— Нет! — только и успела крикнуть Леа.
Крыса шмякнулась на палубу, когда масдах подхватил ребенка на руки. Разбежавшись, он рывком оттолкнулся от носа корабля, а приземлился уже на своем тоторо
Масдах не стал поднимать якорный камень, а просто перерубил веревку. Умело управляемая легкая лодка взяла курс. Стрелы снова взмыли в воздух, какие-то падали в воду, но несколько воткнулись в палубу и борта лодки.
Даже понимая, что она не допрыгнет, Леа попыталась повторить прыжок Науэля. Дыхание перехватило, когда она ударилась животом о воду, а потом холодное море накрыло ее с головой, заливая глаза, рот, уши. Леа барахталась, борясь за жизнь, хотя понимала, что помочь ей некому. Жизнь ньюсты для пукару важнее, чем павшей акальяс. А Эмили теперь ничего не угрожало. Масдах тоже ей не поможет.
Но Леа яростно боролась за возможность удержаться на поверхности, глотая соленую воду вперемешку с воздухом, чувствуя, как леденеет тело в холодной воде. И даже когда ее вздернуло вверх, а потом плюхнуло о палубу, она продолжала пытаться плыть, пока наконец не закашлялась, выталкивая из себя морскую воду. Горло и глаза жгло, тело сотрясало крупной дрожью, но как же невероятно радостно было просто дышать.
— Надо было раньше прыгать, пока мы не успели отойти. Ведь ты не любишь воду, — усмехнулся Науэль.
— Сама знаю, — сипло огрызнулась, Леа. Приподнявшись на руках, она отыскала взглядом сына.
Тот с помощью масдаха удерживал рулевое, восхищаясь, как слушается его тоторо. Легкая лодка легко прошла через зубы Апо.
Подняться на колени отняло столько сил и времени, что встать на ноги Леа не решилась, так и добралась на четвереньках до сына, наконец обнимая его.
— Ну мам, я занят, — вывернулся Уэк. — А ты мокрая!
— Верно подмечено. Держи, — отдал он целиком управление сыну. — Только плавно! — тут же придержал он радостно дернувшего рулевое ребенка.
Науэль попытался набросить на плечи Леа одеяло. Она отшатнулась, с напряжением всматриваясь в его лицо, не ожидая такой заботы от масдаха. Покачав головой, Науэль поймал ее за ногу, подтянул ближе, а потом все-таки укрыл одеялом. Сотканное из грубой, но теплой шерсти ламы, оно кололо кожу, но это было не важно. Завернувшись в полотно, Леа пыталась понять, должно ли иметь для нее значение, кто отберет у нее сына — жрецы Солнца или Луны, к которым ее должен был отвезти масдах.

***

Открыв глаза, Леа не шевелясь рассматривала тростниковую стену укрытия. Лодку слегка покачивали прибрежные волны, слышался шорох прибоя, только это не успокаивало, а скорее, наоборот — девушка мечтала ощутить под ногами землю, вместо шаткой палубы тоторо. Как же ей надоело уже пару декад видеть вокруг себя воду, воду и еще раз воду и такой недостижимый берег. Она вздохнула и тут же почувствовала, как обнимающие ее мужские руки прижали крепче.
— Хочешь снова побегать от меня? — проурчал ей на ухо Науэль. Рыкнув, Леа толкнула локтем назад, попадая в грудь масдаха, но лишь себе сделала больнее. — Не хочешь? А мне так нравится, как ты убегаешь от меня. Охота горячит кровь. И твою тоже. Я знаю. Поэтому это тебе так нравится.
Сладкие мурашки пробежали по позвоночнику, и Леа попыталась выбраться из объятий, но оказалась снова прижата к вороху шкур и одеял, заменяющих им постель. Она пробовала биться, кусаться, царапаться, делать ловушки, убегать, но масдах снова и снова побеждал ее. Еще и ее пума раз за разом предавала, мешая бороться, и Леа сдавалась натиску ягуара. Тогда она пыталась лежать неподвижно, прикусив губу терпеть ласку, но все было бесполезно. И каждый раз становилось все сложнее притворяться, что ей это неприятно. Каждый раз все труднее корить себя за слабость. И просто невозможно выбраться из теплых рук, согревающих ее ночью. Масдах все равно возвращал ее обратно. Она снова задыхалась от наслаждения под его руками, пока не оставалось сил, чтобы уходить.
Хотя эта бессмысленная борьба помогала отвлечься от попыток понять невозможное. Масдах не отвез их ни в храм Луны, ни в храм Солнца. Они просто путешествовали вдоль побережья, останавливаясь в каждой бухте на несколько дней. Днем Науэль забирал с собой Уэка и уходил с ним в джунгли искать одному ему понятную цель, а Леа оставалась прикованная к тоторо. Сын уже давно звал масдаха папой и воспринимал их походы как нечто настолько увлекательное, что с легкостью оставлял Леа. Возвращались они всегда с добычей на ужин и завтрак. Иногда это были фрукты, иногда сладкие побеги пальмы, мелкие животные, дикий батат. Сельва оказалась богата на пропитание. Хотя иногда они просто ловили рыбу, прыгая за ней со скал в море.
И все это Леа наблюдала с палубы приевшегося тоторо, на котором она изучила уже каждую щепку и прожилку тростника. Так же, как знала, как меняется цвет глаз Науэля, когда он смотрит на нее вот так — сверху вниз, как сейчас. И сердце начинало колотиться быстрее. Да что же это такое! Ему даже не надо касаться ее, чтобы горячее желание начинало разливаться от живота и ниже.
— Мам, пап, уже утро!
Уэк выскочил из своего закутка, занавешенного одеялом, и прыгнул на спину масдаха.
Леа каждый раз замирала, ожидая, что Науэль сбросит ребенка и сломает ему шею за такое, но этого не происходило.
— Сегодня ты обещал показать мне невакос поближе!
Пользуясь отвлеченностью масдаха на сына, Леа попыталась выбраться из-под мужчины, но тут же была прижата обратно.
— Мама сбегает, лови ее, — скомандовал Науэль. И Леа завизжала. Как же она боялась щекотки. Неудержимо смеясь, она пыталась отбрыкиваться и отбиваться. Казалось, несколько раз даже попадала в цель — она точно слышала, как зашипел масдах, но с сыном она обращалась крайне осторожно. И все равно была вынуждена сдаться под натиском их рук.
— Иди, достань завтрак, — скомандовал Уэку Науэль, и сразу послышался быстрый топот босых ног по палубе.
Леа все еще тяжело дышала после их возни, но тут же открыла глаза, ощутив, как масдах навис сверху.
— Ты помнишь условие, — произнес он и попытался поцеловать девушку в щеку. Она дернулась в сторону, и губы Науэля коснулись уха.
Закрыв глаза, Леа снова пыталась почувствовать, как же масдах двигается по тоторо. Но опять услышала его, лишь когда он заговорил с сыном.
Уэк настолько торопился увидеть невакос, что запихнул запеченный батат в себя целиком. Науэлю оказалось достаточно посмотреть на сына, приподняв одну бровь, и мальчик стал жевать медленнее. Великий Виракочи, самой Лее понадобилось бы целая вечность, чтобы объяснить сыну, почему нельзя что-то делать.
Завтрак был закончен, Леа поймана и возвращена под навес. Науэль снова сидел на ней, чтобы застегнуть на ноге кандалы. Один конец цепи был закреплен на мачте, и уйти с тоторо, даже если бы захотела, Леа не могла.
— Ненавижу! — шипела она, и даже Уэк смеялся, не веря ее словам. Ведь масдах говорил, что мама так шутит и ночью всегда доказывает ему обратное.
В первый раз сын был очень удивлен, увидев кандалы, но Науэль объяснил, что это он так заботится, чтобы Леа не упала в воду. Тогда она кричала и рвалась к сыну, когда масдах спрыгнул с ним за борт. Когда они вернулись вечером, девушка не поверила своим глазам. Нет, Науэль и обещал, что вернется, но кто же будет верить масдаху?
Поэтому каждый раз, когда они уходили, сердце Леа замирало. Она снова будет одна, посреди воды, от которой ее будет отделять лишь тонкое дерево тоторо. Ей останется только представлять множество опасностей, которые могут встретиться сыну в джунглях.
— Я согласна, — не выдержав, прошептала Леа.
Масдах на миг остановился, а потом медленнее стал поворачивать ключ в замке.
— Я не слышу, — намекнул он.
— Я согласна! — уже рыкнула Леа.
— Ты слышал, Уэк? Мама хочет пойти с нами и будет послушной девочкой.
— А она не будет нам мешать? — с сомнением протянул сын.
— Что?! — возмутилась Леа.
— Ну, мам, ты же так ругалась, когда я рассказывал, что мы видели акуйю и ловили леведас.
— Так что, пообещаешь сыну не мешать? — уточнил масдах.
— Да ты… да вы… да как…
Сын и отец посмотрели на нее, настолько одинаково приподняв бровь, что Леа зарычала.
— Ладно, пусть идет, — махнул рукой Уэк. — Ее все равно не переделать.
— Вот, даже ребенок это понимает, — отметил Науэль, снимая с Леа кандалы.
Та пнула масдаха и потерла ногу.
Науэль спустился в воду первым, а потом поймал прыгнувшего ему в руки Уэка и поставил рядом.
— Мам, ну давай, — крикнул ребенок, глядя, как Леа переминается на краю лодки.
Тут не глубоко! Тут не глубоко! Вон, посмотри, вода доходит масдаху лишь по пояс.
— Все-таки хочешь остаться? — уточнил Науэль, и Леа прыгнула.
Она была готова к тому, что тут же промокнет и уже зажмурилась, но вместо воды ее поймали сильные руки масдаха. Распахнув глаза, девушка уставилась на воина, а тот усмехнулся. И тут же Леа крепко вцепилась в его шею, ожидая, что он сейчас окунет ее в воду. Но вместо этого Науэль донес ее на берег и отпустил, лишь когда песок стал сухим.
Леа пошатнулась, чувствуя, что горизонт по-прежнему качает, как будто она на лодке. Неужели теперь так будет всегда? Отвратительно! Но как же приятно было снова оказаться на твердой земле! И дикое желание схватить Уэка и сбежать. Вот только куда? Да еще так, чтобы масдах не смог поймать. Это уже совсем невероятно. Леа вздохнула, покорно следуя за Науэлем и Уэком в джунгли.
День, проведенный под кронами деревьев, оказался таким насыщенным, что к вечеру девушка ощущала себя так же, как и Уэк — уставшей, но переполненной ощущениями и переживаниями.
Леа едва не закричала, увидев, как сын уселся напротив шипящей на него змеи.
— Она не ядовита, — успел сказать проходящий мимо Науэль.
И так весь день. Сердце замирало то от восторга, то от тревоги. Руки чесались — оступившись, она схватилась за ствол цинуса и ее покусали красные муравьи. В волосах — хорошо, что теперь коротких после обрезания за бесчестие — запутались паутина и веточки деревьев. Но как же она была счастлива. Даже масдах уже так не раздражал. Может, потому, что на это не было сил. После сытного ужина Леа просто упала на одеяла, успев лишь саркастически подумать, что уж из сна ягуару никак не достать ее пуму.

***

Леа то и дело крутила головой по сторонам, пытаясь понять, что же не так. Они уже давно шли по джунглям, обогнули стадо тапиров, перебрались через ручей с холодной водой, вовремя свернули с территории невадос. Вокруг была прежняя зелень, крики птиц, шорохи, гомон, треск и поскрипывания. Все так и не так одновременно. Масдах, казалось, чувствовал то же самое. Шаг его стал более вкрадчивым, он попросил Уэка не забегать вперед. А теперь вообще резко остановился и, прикрыв глаза, поворачивал голову, прислушиваясь и принюхиваясь. Леа попыталась сделать то же самое. Но и это не помогло. Зато когда она открыла глаза, то еще пару раз моргнула, пытаясь поверить в происходящее.
И тут же посмотрела на сына.
Уэк рассматривал двух полуобнаженных девушек, заходивших с двух сторон, широко раскрытыми глазами. Такого он еще в джунглях не видел. Да вообще нигде не видел. Убедившись в безопасности сына, Леа снова посмотрела на незнакомок.
Высокие, смуглокожие, с хищными движениями, они закружили вокруг масдаха. Подтянутые тела совсем немного прикрывали какие-то клочки тканей, связка уаков на шее, на поясах привязаны боло с тремя камнями, а ноги до колена обмотаны шкурами. Похожие лица с чуть раскосыми глазами, длинные блестящие черные волосы одинаково завязаны в хвосты тесьмой с перьями.
— Ягуар? М-м-м, — вкрадчиво произнесла одна незнакомка урчащим голосом, продолжая сужать круг вокруг Науэля.
— Инициированный? М-м-м, — с довольным прищуром поддержала вторая.
И уже вместе:
— Свободный… М-м-м.
Что?! Да как они смеют! Леа почувствовала, как звериное возмущение поднимается в ней, горло напряглось от желания зарычать. Она сглотнула и посмотрела на масдаха.
Он улыбался.
Он улыбается?! Ах, он улыбается?!
Ярость переполнила Леа. Действуя быстрее, чем могла подумать, она кинулась вперед, и, прикрыв собой Науэля, зашипела, скрючив пальцы, как когти.
Амазонки остановились, с удивлением рассматривая Леа. Она и сама часто заморгала, стараясь понять, что на нее нашло. И ощутила, как теплая рука Науэля обняла ее за талию.
— Так ты у меня собственница? — проурчал масдах ей на ухо. — Не согласна делиться своим?
Чувствуя, как жар заливает щеки, Леа локтем толкнула назад.
— И совсем ты не мой.
— Так ягуар свободен? — тут же заинтересовались амазонки.
— Нет! — низко рыкнула Леа и тут же прикрыла рот рукой.
Науэль рассмеялся, еще крепче прижимая ее к себе.
— Зенна, Кашири, не провоцируйте пуму, — еще одна амазонка вышла из-за деревьев.
Да сколько же их тут?!

***

Дождь шумел и стучал по листьям деревьев, сливаясь в потоки воды на земле. А под навесом, сплетенным из листьев капу, было сухо. По периметру амазонки вырыли неглубокий ров, отводящий воду в выложенную камнями и листьями купальню. В центре горел костер, потрескивая сухими ветками, и Леа щурилась, протягивая руки к теплу. Они успели немного промокнуть, пока добрались до стоянки амазонок. Леа отдала свою накидку Уэку и заставила его сесть поближе к огню. Но не слишком близко.
— Замерзла? — Науэль расположился за ее спиной, обнимая руками.
Леа уже привычно шикнула, не вкладывая в это ненависти.
— Она что, всегда такая? — удивилась Кашири. — Может, передумаешь, Науэль? — вкрадчиво предложила она.
Леа хмуро посмотрела на амазонку, а та искренне улыбнулась, похоже, получая наслаждение от своих подначек. Науэль рассмеялся. Не обращая внимания на возражения Леа, он обнимал ее крепче.
Нет, все-таки хорошо, что племя уэкских пум не жило одной сплоченной общиной. Столько много своевольных кошек на одной территории - это было бы слишком. Джунгли были поделены между семьями, они не конфликтовали, но без лишней надобности не лезли к соседям. Это Леа вполне устраивало. Когда закончатся дожди, амазонки обещали помочь им добраться до лякта — старейшины племени уэкских пум.
Именно этот свободолюбивый народ все это время разыскивал Науэль, чтобы присоединиться к ним.
Слушая тихий голос Зафрины, рассказывающей Уэку легенду о Ильяпи, Леа чувствовала, как и сама расслабляется, наконец откидывая голову на плечо обнимающего ее Науэля. Он коснулся губами ее шеи, и Леа поерзала от сладких мурашек.
— Я знал, что тогда, на императорском аймару, ты бросишься за нашим сыном, — шепнул он ей.
Сначала Леа не поняла, про что он говорит, но потом вспомнила, как прыгнула в воду, когда Науэль забрал Уэка с императорского корабля.
— Но… ты же… зачем? — удивилась Леа, поворачиваясь так, чтобы видеть лицо масдаха.
— Выкрасть вас с Акальваси не получилось, ты почему-то избегала побережья. У меня оставался последний шанс, — пояснил Науэль.
Но Леа спрашивала совсем не об этом. Ее интересовало, зачем масдаху нужны она и ее сын. Хотя масдах ли он? Слишком не похоже его поведение на легендарных бесчувственных убийц. Но она же видела камни и диски на его спине. Чувствовала их, когда прижимала ближе, требуя ласки. Как и шрамы, оставшиеся от вырванных уаков. Это она же тогда, в храме Кильи…
— Так ты свободен, — наконец поняла она, проводя ладонью по спине Науэля, чтобы ощутить недостающие детали рисунка.
— Да, — кивнул он. — Если никто не восстановит абравез на моей спине. Если выдержу такое, то снова стану другим.
— Тогда я снова его сцарапаю! — уверенно заявила Леа.
— Тогда ты не сможешь до меня добраться. Даже если встретимся, масдах не повторяет своих ошибок, — Науэль покачал головой, медленно проводя пальцами по щеке девушки. Впервые она сама потерлась о его ладонь без всякого принуждения.
А потом повернулась, опять прижимаясь спиной к его груди. Она не видела смысла возражать, что все равно попыталась бы снова сцарапать его абравез. Спор бесполезен, каждый из них знал, как поступил бы в этом случае. Да и не произойдет такого. Уютно устроив голову на плече Науэля, Леа прислушалась, что же рассказывала Зафирина их сыну.
— Одежды Ильяпи блистают и сверкают, когда он поворачивается, чтобы выстрелить камнем из своей пращи, — старшая амазонка указывала на небо, где вспыхнула молния. — А потом грохочут осколки кувшинов его сестры Коби. Вода выливается из них и падает на землю. Мы благодарим Коби, собирающую воду, и Ильяпи, бьющего кувшины. А иногда…
Тихий рассказ и тепло костра расслабляли. Леа чувствовала, как закрываются ее глаза, а сама она находилась на тонкой границе между сном и явью. Как же тепло ей было в объятиях ее ягуара. Отрицать их связь теперь было бессмысленно. Да и опасно — в таком окружении амазонок. Возможно, Науэль еще пожалеет, что выбрал ее, не самую доверчивую теперь кошку, но и отпускать его она не намерена.
Сверкнула молния. Ильяпи бросал свой камень. И загрохотал кувшин его сестры. Интересно, сколько еще их осталось у Коби? Хотя какая разница? Давно Леа не чувствовала себя так умиротворенно. Какими странными, длинными, извилистыми дорогами ведет ее Веракочи по жизни. А все начало стремительно меняться после того, как она нашла цветок Кадупулы. Леа выбросила свой уак после ночи в пирамиде Кильи, но, может, она была не права, и цветок все-таки приносит удачу? Если бы она тогда не пошла за ним, сейчас бы была послушной домашней пумой ньюсты Эмили. А вместо этого она теперь снова в джунглях, в местах, где родилась. В безопасности. Круг замкнулся. Или начался второй?
Холодная, скользкая мысль напомнила, что всегда стоит ожидать худшего. Леа сглотнула, с какой-то четкостью осознавая, насколько соблазнителен ее сын в роли акальас для наследников империи. Жрецы могут не остановиться в его поисках. И как поймали ее, изловить и Уэка. За вспышкой Ильяпи Леа увидела, как огромная птица срывается со скалы и подхватывает ребенка, играющего с ракушками на берегу. Дыхание с хрипом срывается с губ, когда она бежит, пытаясь догнать, отобрать, забрать… Но хлопанье крыльев похоже на громкий хохот. А она бежит, рвется вперед. Через холодные джунгли, хлещущие по ногам, цепляющие за одежду, будто специально хватающие ее острыми ветками. Одна. Против дикого мира. Против империи. Нет. Рядом видится Науэль. Сосредоточенный. Собранный и холодный, как нож туми. Вспышка Ильяпи освещает яростную схватку. Рваться вперед, уничтожая все на своем пути. Всех, кто встанет с оружием или без. Яростный ягуар вцепляется когтями и зубами в глотки противников. Следующего. Еще одного. Рык боли. Несколько сальмадоров наваливаются на него, придавливая к земле. Яростный крик застрял в горле. Обжигающее пламя боли разливается от груди и вниз, вдруг становясь льдом. Руки окрашивает алым. Горячим. Ягуар рвется, рычит, извиваясь в цепях, светящихся на каждом звене знаком Кильи. Он знает, что его ждет. Безропотное подчинение. И беспомощность. Бескрайняя. Глубокая, как воды Вильканоты. И такая же обжигающе холодная.
Им не спасти. Им не спастись.
Вздрогнув, Леа схватилась за живот, чувствуя холод, наполняющий ее изнутри. На нее удивленно смотрят Зенна и Кашири. Зафрина обняла за плечи Уэка, потянувшись за своим туми.
— Что такое? — Леа услышала тревогу в голосе Науэля.
Вдохнуть и выдохнуть. И поверить, что она до сих пор сидит у костра, а вокруг лишь дождь. И надежные руки ее ягуара.
Вспышка молнии. Ильяпи снова бросает свой камень. Но вместо грохота кувшина раздается протяжный, тоскливый вой.
— Курака, — успокаивает Зафрина. — Иногда еще ее голос похож на плач ребенка.
Леа кивнула. Главное — верить. Это всего лишь разыгралось ее воображение. Это Супай насылает на нее сомнения. Все ведь хорошо. Хорошо…

----------------