Мне хотелось лечь с ними рядом на кушетку. Они потрясающие, идеальные, особенно, когда рядом. Даже мысль об их разлуке заставляла мое сердце болезненно сжиматься. Элизабет необходима маме так долго, насколько это вообще возможно. Белле тоже это нужно, ей нужна малышка рядом.
Те пятнадцать минут их единения кожа к коже сделали обеих безумно счастливыми. Белле не обязательно говорить об этом, я и так вижу. Дыхание ровное, глубокое. Глазами она следила за каждым моим движением – я обратил внимание, что оба глаза открываются и закрываются синхронно. Она сжимала мою руку после каждого моего предложения.
- Она такая теплая, правда? – тихо спросил я, и она сжала мою ладонь. – Она просто потрясающая, по-моему, все уже влюблены в нее. И успели разбаловать, – рассмеялся я. – Знаю, больше всего ей нужна именно ты, а не мы все, но я обещаю, мы позаботимся о ней, пока ты выздоравливаешь, малышка. Знаю, я постоянно повторяю тебе это, и ты не моя, но мне никак не избавиться от этих мыслей, Белла. Сожми ладонь, и я тут же прекращу это. Я клянусь. – Затаив дыхание я с ужасом ожидал сжатия, а затем облегченно выдохнул, когда его не последовало. Думаю, я еще дам ей повод прогнать меня. Это похоже на состояние после покупки нового телефона - восторг постепенно сменяется безразличием. Я прилег боком на постель и склонился к ее уху. – Так нормально? Я о себе рядом с тобой и Элизабет? Сожми, если все в порядке. – Я наблюдал за медленным закрытием ее глаз. С ресничек скатилась увесистая слезинка и пробежала по щеке, а за ней еще одна и еще. Она плакала и ритмично сжимала мою ладонь. Я настолько рад, что по щеке покатилась скупая слеза, но я тут же вытер ее. – Ох, детка. Спасибо тебе. Ты такая молодец. Сегодня к вечеру действие седативных препаратов пройдет, а значит, ты чаще будешь бодрствовать, чаще видеть малышку. Клянусь, мы делаем все, что необходимо, для тебя и ребенка, ты только отдыхай и набирайся сил.
Очевидно, энергия Беллы пошла на спад и через несколько минут я позвал отца и Мол в палату.
Мол подготовила слабый седативный препарат, который поможет Белле отдохнуть во время осмотра, а я в это время погуляю с Элизабет. Когда Мол выполнила свою часть работы и ушла к очередному нетерпеливому пациенту, я быстро одел Беллу и ребенка, после чего набрал Элис. Они с Джаспером приедут с минуты на минуту.
Мне не хотелось отдавать Элизабет им. Провести с ней целый день, а затем смотреть, как ее уносят от меня, было жестоко. В первый раз за все время я поймал себя на мысли, что не хочу оставлять ее в новой колыбельке с моей мамой.
Я никак не мог оторваться от нее и передать Элис, которая отвезет ее домой, пока это уже не стало очевидным - я просто тянул время. Элис со всей присущей ей мягкостью позволила мне тысячу раз пожелать спокойной ночи малышке, но и этого казалось мало. Я не желал отходить от нее и на шаг.
- Я позабочусь о ней, Эдвард, обещаю, – шепчет она мне и забирает ребенка из рук.
Элизабет спала все это время у меня на руках, поэтому не видела мои девчачьи стенания, хвала небесам. Джаспер с жалостью смотрит на меня, пока я заполняю ее сумку пустыми бутылочками и испачканной одеждой. Вручив ему забитую сумку, я прошу ехать медленно и осторожно. Он твердит, что так и поступит, после чего они уходят.
Комната сразу погрузилась в тишину, несмотря на трех человек в ней.
- Мне кажется, состояние улучается, – пробормотал отец, просматривая свои записи.
- Угу, – говорю я.
- Раны на голове и около рта заживают, по крайней мере, внешне. Осмотри ее ухо. – Я уже стою возле кушетки справа, поэтому тут же склоняюсь и проверяю скобки. Они готовы выйти.
- Я самостоятельно удалю их, когда придет время, – говорю я отцу.
- Твое желание, – говорит отец с ухмылкой.
- Ох, да брось, – хихикаю я. – Можно подумать, ты не беспокоишься так же о маме, – подразниваю я.
- Конечно, забочусь. Я ничего и не собирался говорить. – Отнекивается папа.
- Тебе и не стоит пытаться, – продолжаю хихикать я. – Все остальное в порядке? – Он знает, о чем я спрашиваю и без дополнительных слов.
- Я не проверял самостоятельно, ты видел ее реакцию, но температура в норме. – Он перелистал пару страниц в ее истории, где задержался взглядом на несколько секунд.- Женщины – врачи осматривали повреждения и уверяют, что все хорошо заживает. Еще несколько дней и внешние скобки можно убрать, тогда глянем на внутренние. Ей понадобится консультация гинеколога в скором времени, но я опасаюсь ее реакции.
Я понимал. Но больше всего меня пугало слово «раны». Во множественном числе. Я прекрасно знал о важности содержания ран в чистоте и сухости, но едва ли мог думать о причинах, приведших ее к такому состоянию. На данный момент я справлялся только с тем, что над простынями.
- Как реагирует ее правый глаз? – поинтересовался я.
- Неплохо. Лучше, чем вчера, и намного лучше, чем позавчера. Всему свое время, Эдвард. Отек почти спал, так что завтра мы узнаем, наблюдается ли у нее диплопия. (Прим. Пер. – нарушение зрения, при котором двоится в глазах. Возникает при повреждении лицевого нерва. У Беллы подозрение на сдавление нерва, Карлайл проверит ее, когда она проснется.) Нужно убрать зонд, тогда она сможет отвечать на вопросы офтальмолога при осмотре.
- Да. – Мне больше нечего добавить, поэтому я промолчал.
Отец оказался около меня и положил руку мне на плечо. Это так отличается от типичного поведения папы, что я вздрогнул от удивления, но он не подал виду.
- Она справляется, сынок, все идет по плану. Оставайся здесь. Ты проделал замечательную работу вчера. Она настоящая счастливица, ведь у нее есть ты, – проговорил он и тут же вышел из палаты.
Я положил голову на руку Беллы. Я действительно чувствовал себя гораздо лучше, когда видел ее радость от моего присутствия, но понимал: она не всегда осознает, на что подписывается. Она ошеломлена, и сознание еще не пришло в норму, поэтому слишком алчно и эгоистично было бы задавать подобный вопрос, когда она борется за свою жизнь.
Знаю, мне нужно сделать шаг назад, стать ей другом, но я не мог. Она знает, что я люблю ее - это уже не секрет. Она понимала: я здесь для нее.
Маргарет не громко прочистила горло, когда вошла для осмотра Беллы. Я все еще сижу возле постели, а голова покоится на наших переплетенных пальцах.
Послышались тихие щелчки, затем листание страниц - очевидно, Маргарет сравнивала показатели. После этого она просмотрела электрокардиограмму и температуру Беллы пробой в ухе. Отметив все данные в блокнот, она бегло глянула на капельницу и объем выделяемой мочи.
- Как она? – пробормотал я.
- Стабильно. А учитывая прошлые показатели – идет заметное улучшение. Тебе нужно отдохнуть, завтра предстоит тяжелый день, – прошептала она в ответ и прикрыла дверь за собой.
Я вымотался за день, сон мне необходим, но вместо этого, похлопав себя по карманам, я вышел из палаты в комнату отдыха. Сделав чашку кофе, я использовал личный ключ и вышел на террасу.
Я ходил по периметру и пил обжигающий кофе, обдумывал события последней недели. Если бы я только послушался Беллу, когда она умоляла не звонить ей, ничего не случилось бы. Я пытался убедить себя, что она была бы в полном порядке – живая и здоровая у себя дома. Только теперь ничего не изменить.
Крепко сжав одноразовую чашку, я с силой бросил ее в урну, достал сигарету, поджег и затянулся. Это первая за последние пять дней, поэтому первый приток никотина заставил меня пошатнуться. Я затягивался, смаковал вкус. Я ненавидел это, но позволял себе одну каждую неделю, две – если теряю пациента, но иногда мне, черт подери, просто необходимо затянуться. Сейчас один из таких моментов.
Еще одна затяжка и я неспешно пошел по аллее. Почему она вышла за него? Бил ли он ее до свадьбы? Теперь-то я знаю, что Чарли бил, но тогда я даже и не предполагал. Почему она продолжала оставаться с ним, если он так мучил ее? Неужели Белла считала, будто Джейк – единственный возможный вариант? Ладно, я не наивное дитя и знаю, что она забеременела то ли незадолго до свадьбы, то ли сразу же после. Элизабет сейчас десять недель, а поженились они задолго до рождения – поэтому никто не усомнился в его отцовстве. Но с другой стороны, слишком близки даты друг к другу: она могла забеременеть от другого, а Джейк оставался в неведении до определенного момента. Должно быть, это не просто – узнать, что твоя новоиспеченная жена носит чужого ребенка. Но это не причина для избиения и насилия.

То, как он едва ли обеспечивал их жизненно-необходимыми продуктами, в то время как сам пировал каждый день. То, что его правила распространялись и на малышку, убеждало меня в одном: Джейк говорил правду, когда признал ее не своей. Если она его дочь, он совершенно точно исключил бы ее из правил, верно?
Я все ходил кругами около фонтана, потом огибал клумбу с розами и возвращался к скамейкам, где утром еще обедал вместе с Элизабет. Круг за кругом я проходил в раздумьях, пока не решился на звонок.
После пары минут раздумий я сдался и нажал зеленую кнопку. Я наступил на бычок от сигареты, убедившись, что она потухла. Мама ответила после третьего гудка, но не удивилась, услышав мой голос.
- Как она? – спросил я.
Я мог расслышать в ее голосе и издевательские, но вместе с тем и радостные нотки, пока она рассказывала мне о том, как Элис и Джаспер приехали с ребенком домой целые и невредимые. Да, ее уже искупали. Да, она поела. Да, мама услышит ее, если малышка заплачет. Я чувствовал себя последним идиотом, задавая все эти вопросы, но ничего не мог с собой поделать. Наша связь с малышкой крепла с каждым днем. Она – часть Беллы, важнейшая часть ее жизни, а значит, я весь мир переверну, но позабочусь о ребенке, пока Белла не в состоянии. Я вошел в эту роль, совершенно ненужную в данную минуту, и чувствовал одновременно и гордость, и ревность оттого, что с ребенком справляются и без моей помощи.
Я не уставал благодарить маму за проявленную заботу, после чего пожелал им спокойной ночи.
Я сделал очередной круг и снова набрал номер.
- Что тебе, придурок? – спросила Роуз вместо приветствия.
- Очень рад слышать твой голос, Роузи. – рассмеялся я, – Полагаю, ты увела мою кредитку в минус, жадная сучка? – спросил я игриво.
- Конечно, да. Мы с Ангусом сменили прически, затем прошли массаж лица и тела, выпили по чашечке безумно дорогого чая и штуку отдали на чаевые. Купили новую одежду, машины, а затем я наняла армию мужчин, которые и закупили для твоей тонкой детской души гору игрушек, – рассмеялась она.
- Хорошо. Очень рад, что ты повеселилась за мой счет.
- Я купила кучу всего, – сказала она, вмиг став серьезнее. – Как только я рассказала консультанту в детском магазине, что всю гору игрушек я купила, то есть я им сказала, что фактически ее покупаешь ты для больных деток, они тут же сделали мне сумасшедшую скидку и подарили несколько лэптопов. Все доставят завтра утром, неженка, – захихикала она.
- Да, Роуз, никому не говори, ради всего святого, я не переживу такой атаки. А теперь отстань от меня и передай трубку моему брату, высасывающий жизни суккуб (Прим. Пер.: дьявол в образе женщины, которая приходит к мужчинам по ночам для совокупления. =D).
- Оу, ты дьявол с серебряным языком. Здесь он, сидит на заднице, как и всегда. Эй, большой жокей, тебе неженка звонит, – послышался ее голос из трубки.
Эммет поднял трубку и прокричал приветствие с грубыми ругательствами.
- Очаровательно. Этим грязным ртом ты целуешь маму? – рассмеялся я.
- Хах, мне пришлось как-то показать отцу технику поцелуя с языком. Он полностью беспомощен в этом деле, особенно для такой внешности. – И тут же рассмеялся над собственной шуткой. – Что нового? Как наша малышка сегодня?
Я все еще не мог отойти от картинки в своей голове, где Эммет целует нашего отца по-французски, так что пробормотал что-то невнятное, смутно напоминающее «хорошо», и попытался отогнать от себя отвратительный образ. – Она проснулась на более длительный срок. Ей разрешили подержать Элизабет, обеспечили контакт кожи матери и ребенка, как у новорожденных. По-моему, это сработало, – рассказал я ему.
- Супер. Мама говорит, что писклявая кукла задаст всем жару.
- Писклявая кукла? Серьезно, так ты называешь Элизабет? Мужик, твоя жизненная позиция на нуле. Я ожидал от тебя что-то вроде Бэтси или Лилибет, возможно что-то чуточку обиднее, но писклявая кукла – это просто жалко, Эм! – рассмеялся я.
- Ну да, - пробормотал Эммет, но я отчетливо услышал поскуливание. – Рози сказала, чтобы я был милым с тобой, пока ты не перестанешь вести себя, как девчонка. Так что у тебя еще есть пара дней, а потом держись, брат, – прошептал он.
Я все еще смеялся, когда он плавно перешел к угрозам поведать Белле все мои предполагаемые тайны.
- Ладно, заткнись ты уже. Белла постепенно приходит в себя, медленно, но верно. Поезжай в Порт-Анжелес и подай заявление в полицию, прошу. Джаспера тоже нужно попросить, и не мог бы ты захватить с собой копии тех фотографии, которые ты сделал в ее квартире?
- Конечно, конечно. Завтра же сделаю. Мы собираемся в церковь завтра к восьми, но я могу свалить, как только появится священник, и сразу же поеду в участок. Есть новости на этом фронте?
- Неа. Даже если бы и были, меня вряд ли посвятят. Я не ее семья.
- Но близок к этому, – пробормотал он. – Папа сказал, что завтра Беллу окончательно разбудят.
- Да, они уменьшают дозу седативных препаратов ежечасно, – вздохнул я.
- Я думал, ты будешь биться в экстазе от предстоящих событий.
- Ей будет больно, Эм. Крайне больно. По мне, так чем дольше она проспит, тем лучше для нее. А потом можно начать и терапию.
- Но они же насытят ее всеми этими волшебными колесами, правда? Они же не оставят ее сгорать от боли, не так ли?
Думаю, этот вопрос касался обезболивания, поэтому я продолжил беседу.
- Да, они обезболят ее, пока раны не заживут в достаточной мере, особенно на щеке и челюсти.
- Тебе что-нибудь нужно? – спрашивает он меня.
- Нет, мама привозит мне одежду, а ем я здесь. Все в порядке, спасибо.
Я не знал, что еще рассказать, чтобы заполнить волнующую тишину, но Эммет сделал это за меня.
- Элис сказала, что ты плакал, может мне стоит привезти тебе пачку тампонов?
- Да пошел ты, Эммет, – прошипел я в ответ.
Он расхохотался, и я тут же присоединился к его смеху. Именно поэтому я набрал его, а не Джаспера с Элис.
- Ты молодец, Эд, продолжай в том же духе, поставь ее на ноги, а с остальным разберемся позже. Я всегда рядом, мужик. – И снова я дохожу до банальных слов благодарности.
Попрощавшись, я кидаю телефон глубоко в карман.
Кажется, я протоптал дорожку вдоль всего сада своими нервными прогулками. Задумавшись еще на пару минут, я решил вернуться в палату. Белла мирно посапывала, комфортные сокращения ее сердца убаюкали меня, и я уснул в самом неудобном пластиковом кресле в мире около нее.

~~~x0x~~~

Ночью дежурил не Боб, поэтому я немного перепугался незнакомой женщины, неспешно меняющей капельницу Беллы.
- Привет, я Грейс, – шепчет она.
- Эдвард, – прохрипел я и дотянулся до очков. Не знаю, зачем они мне – при таком освещении даже очки не помогут мне рассмотреть ее. – Как она? – спрашиваю я и свешиваю ноги с постели.
- Я звонила доктору Каллену-старшему за разрешением немного поднять дозу ее обезболивающих – она стонет во сне, – говорит она, не отрываясь от своих записей. – Небольшое ускорение сердечных сокращений за последние тридцать минут из-за резкого снижения дозы анальгетиков. Поэтому и давление немного повышено.
- Черт, – сорвалось с моих губ. Именно про это я говорил Эммету. Как только анестезию отменят, ей придется терпеть гребанную боль. – Не могли ты вы связаться с Мэл, пожалуйста?
- Конечно. – И она покинула палату.
Забежав в ванную, я наскоро умылся в попытке скрыть четырехчасовое подобие сна на слишком короткой кровати, больше похожей на бабушкино кресло. Мой план с треском провалился.
Я прошел к Белле, поцеловал ее и пообещал проследить, чтобы боль не истязала ее тело. Сказал, как сильно сожалею. Очень сильно. За все.
Должно быть, Мэл был поблизости, потому что не прошло и пяти минут, как он вбежал в палату с подносом всякой всячины и миллионом вопросов. Он просмотрел ее карту и вышел проконсультироваться с моим отцом по телефону. По возвращении он объявил, что Белле дадут еще одну дозу морфина, а утром еще раз оценят ее состояние.
- Твой отец собирается провести полное обследование утром. Оценку общего, гинекологического и дентального статусов. Если результаты будут положительными, мы уберем зонд и разбудим ее. Тебе бы подготовиться к этому, Эдвард, – доброжелательно сказал он мне.
Это был первый раз, за исключением нашего знакомства в первый день, когда он говорил со мной, но его слова совершенно не принесли мне облегчения.
- Что угодно, просто обеспечьте ей максимальный комфорт в данный момент, прошу.
Он уже вводил дозу морфина в тыльную поверхность ее кисти, поэтому нужда в словах отпала сама собой. Расписавшись в карте Беллы, он подхватил свои вещи и тут же вышел.
Знаю, с профессиональной точки зрения никакой острой нужды держать ее под седацией нет, но я бы этого очень хотел. Отчаянно желал, чтобы она окрепла немного перед тем, как препараты перестанут оказывать свое действие. Не хочу, чтобы она просыпалась с криками боли, а затем справлялась со всеми травмами. Я бы хотел, чтобы самая трудная часть лечения подошла к концу, пока она спит. Но я врач, я знаю обо всех возможных осложнениях любой анестезии. Это дерьмово, но безопаснее, если она будет в сознании.
- Мне жаль, малыш. Я буду бороться ещё несколько дней, но не думаю, что он согласится. Я сам удалю твои швы, и те, кому не следует к тебе прикасаться, не притронутся к тебе, клянусь. Я их уговорю сделать все анализы перед тем, как тебя разбудят, и они не причинят тебе боли, обещаю. – Я поцеловал её щеку и легонько сжал руку, но она спит крепко, а сердечный ритм размерен. Кровяное давление нормализуется с каждой минутой. Сейчас она не чувствует боли.
Через один долгий день я могу взять Беллу к себе домой. Если она пойдет на это.
К восьми часам следующего утра в палате Беллы шел оживленный спор.
Мы с отцом уже обсуждали за дверью «за» и «против» сдерживания Беллы под действием снотворных ещё несколько дней. Я колебался, но отец выиграл этот спор. Я отвергал такую точку зрения, где продвигали чистую боль, но отец напомнил мне про веские причины и квалифицированных докторов, которые находятся в постоянной готовности помочь ей.
В конечном счете, у меня не осталось никаких аргументов и причин оставлять её без сознания.
С отцом мы зашли обратно в палату, и он попросил меня сказать докторам, что они могут приступать. Я не желал этого, мне хотелось сказать Белле, что я сделал всё от меня зависящее, что ей придется терпеть эту боль не по моей вине. Я хотел бы иметь возможность сказать ей, что отказывался позволять им будить её. Но, в итоге отец заметил это и заставил играть меня в плохого полицейского.
У них имелся план на этот день. Каждый из специалистов имел свою очередность по лечению Беллы, но лишь несколько из них могли обследовать её в бессознательном состоянии. Было решено первым делом убрать питательную трубку.
Я попросил минуту, чтобы поговорить с Беллой. Началось вежливое шарканье, пока группа пыталась занять себя записями и тихими обсуждениями дальнейших действий, но, думаю, всё это было сделано, чтобы дать мне видимость приватности.
Я взял Беллу за руку и нежно поцеловал в левую щечку.
- Прости, милая, я, правда, старался. Я не позволю им сделать тебе больно, обещаю. Я останусь здесь. Я люблю тебя, малыш, – шепнул я ей на ухо, а потом отошел, позволив докторам действовать.
Я долго ждал того, чтобы она могла говорить, но я с тревогой наблюдал за Грейс, как она снимала пластыри под носом и губой Беллы. Когда всё было снято, отец похвалил меня за осторожное нанесение вазелина. Я пожал плечами и смотрел, как Грейс и физиотерапевт Сандра осторожно вынимают трубку. Неприятный звук, когда трубка вышла из её горла, заставил меня съежиться.
Я понимал, что этот способ кормления был лучше внутривенного питания, особенно для таких, как Белла, которая едва ли питалась. Но все равно я ненавидел это. Длина трубки была ужасной, но я был доволен, что ее убрали перед пробуждением. Скрипучий звук, с которым он вышел из её рта был омерзителен.
У неё начался рвотный рефлекс, сопровождающий освобождение глотки, и Белла резко дернулась. Я хотел подойти к ней, но Грейс была рядом, и они вместе с Сандрой уложили её на кровать. Грейс включила электроотсос и очистила горло Беллы. Полость была наполнена слюной и вскоре была высосана, а затем Белла освободилась от этой ограничивающей отвратительной трубки раз и навсегда.
Я не сводил глаз с мониторов с показателями, но они не зашкаливали, она оставалась стабильна и стойко прошла через всё это.
Дальше было решено удалить дренажную трубку из щеки. Вновь Грейс сняла пластырь с лица Беллы, и снова на этом месте показался уродливый рубец. Её бледная кожа казалась вся в синяках, пока марлю полностью не сняли.
Её глаз даже был в лучшем состоянии, нежели её щека. Не черный, а нежно-фиолетовый цвет, который протягивался до внешней части носа и уха на другой стороне, рядом с глубокой раной на нижней челюсти.
Как я мог заметить, припухлость спала, и сейчас её щека выглядела намного лучше, чем пять дней назад. Вдающаяся трещина была исправлена во время хирургического вмешательства, во время которого дугу скуловой кости вернули на прежнее место – именно из-за этого и возник такой сильный отек. Теперь же, когда отечность ушла, я вижу симметрию между двумя щечками.
Из-за особенности повреждения она могла испытывать дискомфорт от нечувствительности верхней губы, но я был озабочен именно состоянием глаза. Отец вышел вперёд и вынул из кармана ручку-фонарик, чтобы проверить реакцию зрачка на свет.
- Сегодня тоже частичное расширение, - озвучил он, и дюжина ручек начали строчить. Мне самому захотелось иметь одну. Отец положил обратно фонарик и подушечками пальцев начал щупать её скулу.
- При ощупывании не обнаружились признаки флотации или кровоизлияния в глазницу. Нет остаточной сдавленности в височной доле и скуловой кости, - добавил он.
Я выдохнул. Это хорошая новость. Операция на скуловой кости не оставила осколков, сохранилась естественная форма без вмешательства каких-либо имплантов, и в глазнице не было крови. Это хороший знак – значит, нервы под глазом и вокруг него не были повреждены нервные сплетения, значит и чувствительность сохранена. Конечно, имелся риск диплопии или раздвоенного видения, но это исправимо.
Отец попросил Грейс поднести поближе к его левому локтю хирургические принадлежности. Она подкатила лоток вплотную к кровати и отец взял ножницы и скальпель. Он перерезал один из швов, который держал дренажную трубку и вытащил его с помощью ножниц. Умело и ловко он убрал маленькие трубки, которые были установлены в первые дни пребывания Беллы в больнице, и мягко протер пятнышко крови, выступившее на её лице. Он кивнул Грейс, которая откатила обратно столик и унесла в пластиковом пакете для утилизации остатки дренажной трубки.
- Рана выглядит хорошо. Нет признаков инфекции или повреждения тканей. Ты сможешь нам сказать больше, Майкл, – он кивнул дантисту Майклу, который уже надел свою пару латексных перчаток.
Он головой указал на хирургические принадлежности и встал рядом со мной.
- Будь молодцом, - сказал он мне тихо.
Я хотел поблагодарить его за беспокойство, но Майк уже диктовал своему ассистенту план работы. Мне не представили её, да и я не спрашивал. Она писала, пока он говорил.
- Мне нужен лучший доступ к верхнему коренному зубу, так что не буду беспокоить рану, возможно, рентген или узи головы будет достаточно, - говорил он ей, а она быстро записывала, - А пока верхний центральный резец не поврежден, боковой резец и клык в хорошем состоянии.
Он начал прощупывать ротовую полость Беллы, нажимая снаружи и внутри, и явно старался обходить длинный разрез.
- Нижняя челюсть подвижна, но это не доказывает перелом в этом месте. Есть предположение, что имеет место небольшое повреждение, однако без полного рентген обследования сложно отдифференцировать от детских травм.
Он убрал руки с её лица, быстро погладил её плечо, отошел и, сняв перчатки, выбросил их в мусорное ведро.
- Не скажете то же самое для меня, только по-английски? – усмехнулся я.
- Конечно, - рассмеялся он. Он показал на диаграмму головы, зубов и челюсти. Он стал показывать на разные участки, - эти зубы невредимы и расположены, как и должны. Отсюда они отходят, но это не опасно. Она сможет их сохранить, если мы не позволим инфекции пробраться туда. Без рентгеновского снимка не смогу точно определить повреждения височно-нижнечелюстного сустава, но гибкость нижней челюсти указывает, что там ничего нет. Тризм (Прим.Пер.: судорога жевательной мускулатуры) не обнаружен, и раз она находится в этом состоянии, значит это нужно проверить.
- Ее зубы мудрости, верхние и нижние, не смыкаются, но я не могу растянуть губы, чтобы увидеть, есть ли разрушения, если да, то возможно, она получала удар в челюсть, а теперь их нет. Когда ее швы снимут, я проверю еще раз. Это хорошая новость, Эдвард . - Он улыбнулся и протянул карту обратно Джанин.
- Спасибо, - поблагодарил я. Я терпеть не мог стоматологов, но этот парень был ничего, - Я ценю это.
- Не за что.
Вскоре они с ассистентом ушли. Он сделал свое дело, так что, думаю, теперь он поспешил к остальным своим пациентам. Пока Белла не кашляла и находилась в покое, Сандра так же ушла. Она вернется, когда Беллу разбудят, и она сможет провести как следует сеансы физиотерапии. Я поблагодарил ее, и она, ответив, что она сделает всё возможное, ушла. Остались мы с папой, Грейс и Амброуз, пластический хирург.
Он быстро проверил свою работу на плече Беллы, остался доволен заживлением и приступил к уху.
- Это можно снять, - он потянулся за перчатками, но я выступил вперед.
- Оставь их мне, пожалуйста. Я обещал ей сделать это сам.
Он намного опытнее и профессиональнее, поэтому я не удивился бы, если бы он меня послал куда подальше, назвав мальчишкой. Но он не послал. Он переводил взгляд с меня на отца.
- Конечно, - он убрал руки от её уха, - На коленях тоже можно снять, Эдвард, - сказал он, пропустив к изголовью кровати. - Выглядит хорошо, шрам может гипертрофироваться (Прим. Пер. – разрастаться, если по-русски), поэтому надо его часто проверять, это типично для таких шрамов.
- Учту это, - согласился я.
Это значило, что у Беллы всегда будет этот красный рубец, проходящий через заживающий участок. Я должен быть начеку и проверять, чтобы он не разрастался и не превратился в опухоль.
Мне столько нужно запомнить, столько забот, так много, чем можно забить голову. Я почувствовал наступающую головную боль. Знаю, что будет дальше. До этого было легко. Стоматолог, физиотерапевт, снятие трубок, проверка швов на ухе и скальпе. Но я знал, что последует дальше, ещё перед тем, как отец подвел Амброуза с его ассистентом к кровати.
- Эдвард, это Бен Чини. Он наш специалист по гинекологии, а это Дебби. Это мой сын, Эдвард, - представил он нас, и я улыбнулся.
Я выдохнул, согнулся к коленям, борясь с накатившей волной тошноты. Я сделал так, как советовал ранее Белле: вдыхать носом, выдыхать ртом. И медленно тошнота начала уходить. Я выпрямился, ожидав увидеть три пары глаз, смотрящих на меня, как на полного кретина. Напротив, Бен и Дебби мыли руки у раковины, а отец неподалеку пристально наблюдал за мной.
- В порядке?- спросил он негромко, и я кивнул. - Я проведу осмотр в районе груди, потом уже приступит Бен. Ты точно в порядке? - снова спросил он.
Я снова кивнул, и он посоветовал встать с левой стороны кровати. Я взял её за руку и присел на стул. Отец снял марлевую повязку с её груди, и впервые мне удалось увидеть, что сделал этой засранец с моей девочкой. Отчетливые следы укусов тянулись от соска и ниже. Два явных следа зубов, похоже, смыкались на одном участке кожи, было заметно, что сосок был порван и сшит обратно.
Мне следовало закрыть глаза, когда отец стал проверять швы. Я не мог смотреть. Мне стало дурно. Мне хотелось убить. Желание кричать, броситься к машине и найти это животное и рвать его конечности друг за другом.
- Эдвард, - позвал отец, и я поднял на него глаза, - Швы выглядят хорошо. Повреждения только внешние. Инфекции нет, а шрамы со временем почти совсем исчезнут.
От его слов я почувствовал небольшое облегчение, но всё, что я видел, это были следы зубов на нежной коже. Они никогда не исчезнут. Следы человеческих укусов остаются навсегда. Белла будет жить с ними, они будут насмехаться над ней всю её оставшуюся жизнь, и мою.
Отец взял свежую марлевую повязку и накрыл страшные раны. Потом он снял перчатки и бросил их в мусорный контейнер. Бен прошел вперед. Он уже надел чистые перчатки, и рядом встала Дебби. Они стояли с дугой стороны кровати, и я закрыл глаза, сделав глубокий вдох. Не уверен, что хочу здесь находится, но сейчас покидать её я точно не желаю.
- Эдвард, ты уверен, что хочешь остаться на этом этапе осмотра? Так как ты тоже врач и будешь всё понимать, тебе будет тяжелее, - спросил он, но я решил не следовать его совету, он кивнул и продолжил, - Мы можем продолжить, тебе не обязательно смотреть. Если ты возьмешь её за руку и встанешь к ней лицом, тебе не придется смотреть.
Я сделал, как он сказал, и пересел повыше к голове Беллы. Я держал её руку в моей так, что она находилась чуть выше её головы. Я повернулся всем корпусом к её лицу, чтобы больше ничего не видеть.
Отец подозвал Грейс. Специалисты отложили все записи и приступили к осмотру, подняв больничный халат Беллы.
- Хорошо. Давайте приступим, - официально изрек Бен, - Катетер на месте. Грейс, отметь, что моча чистая и прозрачная. Главная рана чистая и сухая, нет признаков инфекции. Швы в надлежащем виде и хорошем состоянии. Дебби, пожалуйста, - говорил он, и я почувствовал, что он очень осторожно выбирал слова, чтобы я как можно меньше слышал, - Так, у нас два градуса внутреннего разрыва. Он тянется от половых губ по вагинальной слизистой до сфинктера. Немного вазелина, Дебби. Спасибо.
Я услышал звук смазывания, и мои колени дрогнули. Отец пока там. Сзади меня, положив руку мне на плечо, шепча, что она в порядке, я в порядке, что это необходимость, и она хорошо поправляется. Я киваю, и они продолжают.
- Внутренние швы целы и выглядят отлично. Внутренняя стенка вагины не повреждена, признаков других травм нет. Карлайл. – Позвал он, и я услышал, как он снимает перчатки.
Я выдыхаю снова, закрываю глаза в облегчении, наконец всё закончилось. Для неё и для меня.
- Четыре ожога, указанные в истории, заживут самостоятельно. Пятый, шестой и восьмой нуждаются в сульфадиазине (Прим. Пер. : Антибактериальный противоожоговый крем.) на десять-двенадцать дней, а девятый, скорее всего, уже заражен инфекцией. Прописываю бацитрацин ( Прим. Пер.: Антибиотик широкого спектра действия, в основном применяют местно.) на следующие десять дней, Грейс. – Формально, как и Бен, сказал отец.
- Это всё, доктор Каллен? – спросила Грейс.
- Да, спасибо Грейс. Не могла бы ты отнести рецепты вниз. Я услышал, как он царапал ручкой на бумаге, а затем дверь закрылась.
- Всё закончилось, сын. – Прошептал он.
- Можешь оставить нас? – также шепотом попросил я.
Щелчок подсказал, что отец вышел. Я упал на колени у кровати Беллы.
- О, малыш… моя девочка. Боже, что он сделал с тобой? Я не знал! Клянусь, не знал! Господи, Белла!
Я рыдал, как идиот, слезы хлынули из глаз, и я не мог их остановить.
- Почему ты не позволила мне помочь тебе до того, как он сотворил всё это? – Слезы капали на её ладонь. Я поцеловал её щеку и провел пальцем по её губам, плача над её ухом, и мне было так чертовски жаль, что я не могу больше всё это контролировать. Я поднялся на ноги и прижал её сломленное и разбитое тело к своему, гладя её волосы и шепча, как сильно её люблю. Я проклинал этого сукиного сына за всё, что он сотворил с моей прекрасной девочкой.

Эту главу перевели Juliet и Чипка.
От переводчиков: Очередная глава, полная медицинских терминов - надеюсь, кто-то смог дочитать до конца? =) Есть мысли по поводу главы? Добро пожаловать на форум.