- Эй, хозяин! Еще эля! И подай чего-нибудь закусить!

- Сию минуту, господин!

С громким стуком поставив на выскобленный стол опустевшую кружку, Гаретт хлопнул по столешнице мятым пергаментом с гербовой печатью и с широкой ухмылкой заговорил:

- Ну что, парни, сегодня вместе пьем, а завтра друг другу кишки вон, на турнире-то? - он кивнул на пергамент и обвел сидевших напротив него ничуть не помутившимся от выпитого спиртного взглядом. Гаретт вообще, кажется, не пьянел никогда и ни от чего, ни от спирта, ни от крови, ни от женщин. Эммету нередко приходилось завидовать этой его чудесной способности.

- Начерта мне твои кишки, приятель? - фыркнул он, зачерпнув себе еще эля из принесенного хозяином бочонка. - Турнир не войнушка, бьются до первой крови, так что если не боишься ненароком уколоть пальчик о мой меч, то приходи вечерком на ристалище, не пожалеешь!

Гаретт расхохотался.

- Я бы с радостью, если выпадет жребий, - сказал он и вдруг, прислушавшись к чему-то, настороженно произнес: - Кажется, на улице драчка - слышали крики?

- Предпочитаю слушать крики другого толку, - нагло заявил Сэм, встав из-за стола и шлепнув проходившую мимо смазливую служанку чуть пониже спины. Девушка игриво пискнула, но, повинуясь властному жесту трактирщика, скользнула через залу к желавшему что-то заказать посетителю. Эммет проводил ее взглядом как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как открывается входная дверь, пропуская внутрь нового гостя. Вернее, гостью.

Новоприбывшая была молода, высока и светловолоса, но больше сказать о ней было нечего, поскольку почти все лицо она закрывала зажатой в руке тряпицей, над которой видны были одни только глаза и падавшая на гладкий лоб золотистая прядь волос, затененные капюшоном, а широкий плащ напрочь прятал очертания ее фигуры. Но, присмотревшись получше, Эммет смог сказать о незнакомке еще кое что: драка на улице, упомянутая Гареттом, была ее рук делом, потому что эти самые руки у нее были в свеженькой крови - полустертой, разумеется, но все равно отлично заметной на рукаве, на ногтях, на тряпке, которой она прикрывала лицо. Уж на что, а на кровь Эммет за свою жизнь насмотрелся предостаточно.

Интригующая особа решительно прошагала к стойке, сказала что-то трактирщику, затем в ее не занятой тряпкой руке (тоже забрызганной бордово-бурыми пятнами) богато блеснула золотыми боками монета, и хозяин, кивнув, указал ей на лестницу, ведшую наверх, в комнаты. Женщина взяла у него ключ и, быстро взбежав по лестнице, скрылась из глаз.

Пока Эммет был занят своими наблюдениями, остальные продолжали обсуждать завтрашний турнир - вернее, положенную победителю награду.

- Разживусь золотишком, пошлю к белым дьяволам всех этих толстопузых купцов и зажравшихся чиновников и заживу не хуже шикарных господ, - вслух мечтал Сэм. - Никаких больше мотаний туда-сюда через всю страну, никаких груженых хрен знает чем караванов... Куплю дом - не в столице, тут уж больно шумно, лучше к югу, поближе к побережью. Может, даже женюсь.

Эммет поперхнулся только что отпитым элем и, смеясь и кашляя чуть не до рвоты, еле-еле выговорил:

- Остряк! Думаешь, найдется такая, что пойдет за тебя, за бабника, пьяницу и рвань?

Сэм гордо выпрямился (насколько это позволял градус, под которым он пребывал) и процедил:

- За богатого бабника, пьяницу и рвань, я попрошу! А за богатого любая выйдет, дружище. - Он покачнулся, ухватился за плечо Эммета и, посмотрев ему в глаза удивительно понимающим взглядом, добавил: - Тебе ли этого не знать?

Эммет натянуто улыбнулся в ответ, с трудом подчинив себе как будто враз окаменевшие лицевые мышцы.

- Ну а ты? - обратился к нему Гаретт. - На что спустишь награду, если завтра победишь?

- Храму пожертвую, - бросил Эммет, придвинув к себе пергамент с королевским извещением о турнире. - Мне не деньги нужны. Скажите, правду говорят, что лучших новый король включит в свой личный эскорт?

Пришла очередь Гаретта покатываться со смеху.

- Раскатал губу! Это наверняка так, байки. Будь я королем, я бы еще приплатил, чтобы не видеть рядом с собой такие хамские рожи, как у нас с вами, господа! Да и где твоя гордость, друг? Служить этому выскочке? Говорят ведь, что прежнего короля по его приказу порешили, и что это наш новый сир спихнул августейший зад его величества Елезаара Первого с трона! Какого черта оно тебе надо?

- Я наемник. Кто платит, тому и служу. Но если это правда - про личную гвардию, то мои деньги можете забирать себе, - с непонятным волнением заговорил Эммет, не слушая его. - Мне хватит просто победы.

- Ладно, цыплят по осени считают, - зевнув, протянул Сэм. - Завтра станете делить трофеи. - Он выбрался из-за стола и бросил хозяину деньги. - Вы как хотите, а я на боковую.

Гаретт кивнул ему и, дождавшись, пока тот скроется на лестнице, вперил свой до жути трезвый взгляд в
лицо Эммета.

- Сдается мне, я знаю, зачем тебе эта победа, - медленно начал он.

Эммет скрестил руки на груди, точно надеясь таким образом закрыться от этого разговора. Гаретт, заметив это, усмехнулся углом рта.

- У меня в Льдистом краю часто поют балладу, - заговорил он, - об Огненной птице. Там говорится об одном из старых языческих поселений, живших еще до Разлома, до появления Белых гор, отделивших земли нежити от наших земель, о Подзвездном племени. Они поклонялись некоему духу или божеству, воплощенному в Огненной птице. - Он невесело улыбнулся. - Все, что он говорили, о чем думали, что делали - все это было для нее, ради нее, ради любви этого придуманного создания.

Эммет посмотрел на него с почти мистическим, суеверным страхом и одновременно надеждой, как будто от того, что Гаретт сейчас скажет, зависит вся его жизнь.

- Но может быть, пора отказаться от любви Огненной птицы? И дать ей улететь?..

Не меньше минуты они молча смотрели друг на друга через стол, заставленный пустыми кружками и грязными тарелками. Затем Эммет молча поднялся и быстро вышел из залы, спиной чувствуя устремленный ему в спину взгляд не в меру проницательного и совсем уж не в меру трезвого собутыльника.



- Жребий, милостивые сэры! - возвестил распорядитель и с поклоном протянул расшитый золотом бархатный мешочек черноволосой даме в пурпурно-синем одеянии - королеве турнира. Загадочно улыбнувшись, она опустила в мешочек тонкую белую руку, унизанную искрящимися драгоценностями, и вытащила свернутый в аккуратную трубочку пергамент с именем участника со стороны «синих». Затем из другого такого же мешочка - имя бойца от «красных».

Эммет устало оперся на свой меч и непочтительно прикрыл глаза - солнце слепило, да и нескончаемый церемониальный писк разряженного герольдмейстера уже порядком утомил. Ну и да, пить накануне надо было меньше. Вернуло его к реальности его собственное имя, выкликнутое на все ристалище зычным, как боевая труба, голосом распорядителя.

Помотав головой, отгоняя упрямо липнувшую к векам ленивую сонливость, он увидел, что остался на краю ристалища в одиночестве - все прочие участники стороны «красных» отступили к трибунам. А напротив него, выступив из ряда «синих», стоял его соперник.

Эммет ощутил, как у него отвисает челюсть. Немыслимым волевым усилием взяв себя в руки и худо-бедно обретя сгинувший от возмущения и унижения дар речи, он воскликнул:

- Я не стану драться с бабой!

Потому что перед ним действительно стояла баба. Ну или вернее девка. Девушка. С сурово сжатыми губами, выряженная в мужскую одежду, в кольчуге и с мечом у бедра, но девушка, черт возьми! С толстой пшенично-золотой косой и красивыми синими глазами под мрачно нахмуренными бровями, с ласкающими взгляд изгибами стройной фигуры, которые ее дурацкий маскарад ничуть и не прятал.

- Правила турнира не возбраняют благородным дамам, наделенным должными умениями, принимать в них участие, милостивый сэр, - высокопарно произнес герольдмейстер, неодобрительно глядя на Эммета.

- Я не сэр! - злобно ответил он, чтобы возразить хоть как-то.

Девка - все-таки девка, не девушка и уж тем более не дева, как он чуть было не назвал ее про себя - дерзко посмотрела на него, скривив губы в презрительной усмешке, и, чуть поклонившись, как того требовал церемониал, хотела было отойти на свою позицию, но Эммет, чувствуя затылком насмешливые взгляды Гаретта, Сэма и остальных, крикнул ей в спину, и не подумав ответить на поклон:

- И как же ваше имя, милостивейший воитель? - в последнее слово он вложил все презрение, на какое только был способен.

Герольдмейстер, кажется, собирался возмутиться и потребовать немедленного прекращения дискуссии и начала поединка, но девка - удивительно! - решила ответить.

- Розали, - сказала она тоном, каким мог бы представиться придворный палач, а щеки ее заметно порозовели. Ну еще бы, самое подходящее имечко для славной воительницы, повергает врагов в трепет одним своим звучанием!

Эммет расхохотался.

- Может быть, прикажете именовать вас «сэр Розали»? - спросил он, но тут уж распорядитель призвал его к порядку и дал сигнал к началу поединка.

Девка атаковала первой, быстрым ударом снизу вверх, целясь в правое плечо. Эммет легко поймал ее клинок серединой собственного, отбил, ударил сам - свистнув у левого локтя Розали, его меч самым концом лезвия отсек хвост ее роскошной косы - уклонился от ответного удара, быстро поднырнул под ее вытянутую руку - завершавший замах меч едва не задел его по шее - и оказался в отличной позиции для атаки: в незащищенный бок и бедро или в руку, под кольчужный рукав, у локтя. Полежит пару недель в бинтах, подумает о своем поведении и поймет, что вышивать цветочки и строить с трибуны глазки сражающимся гораздо веселее и куда менее больно, чем сражаться самой. Но Эммет не ударил - просто развернулся, уходя с траектории свистнувшего мимо его груди меча и вновь стал только обороняться. Нелепая, сюсюкающая жалость не давала нападать. В конце концов, это все равно, что пнуть котенка! Девка, видимо, поняла, что он ее щадит, но вот прилива благодарности за то, что он не старается изукрасить шрамами ее мордашку, к нему отнюдь не испытала. Движения ее стали быстрее, атаки стремительнее, так что вскоре Эммету пришлось забыть о своей снисходительности и начать биться уже всерьез.

Постепенно веселый и злой азарт сражения захватил его, мягко вытеснив из сознания мысль о том, что его противник - не дюжий головорез с большой дороги, а слабая женщина. Но теперь пробиться сквозь ее защиту и хоть царапнуть ее было несравнимо труднее - девка сражалась так, как будто от этого поединка зависит ее жизнь, ни много ни мало, хотя, разумеется, убивать ее никто не собирался. Но через несколько минут стало ясно, что сама она убить коего-кого явно не против. Ее атаки становились все опаснее, удары - все коварнее, и в конце концов Эммет едва успел заслонить клинком шею от атаки, убившей бы его наповал, если бы она оказалась успешной. Нужно было что-то делать.

У девчонки был один недостаток - она слишком размахивала оружием, отводя руку слишком далеко и на долю секунды открываясь, оставляя грудь и правый бок совершенно без прикрытия. Это давало шанс. Осталось только дождаться, когда она снова совершит такую ошибку.

Она совершила ее в следующую же секунду - Эммет даже не успел толком смириться с необходимостью все-таки пнуть пушистого котенка с совсем не по-котеночьи острыми зубищами. Голубая сталь ее меча свистнула перед самым его лицом, он ловко уклонился и сразу же быстрым разворотом рванулся вперед. Вернуть руку с клинком назад для защиты она уже не успевала и отразить нацеленный ей в бедренный сустав удар не смогла бы. Но удар у Эммета снова не получился, и снова из-за той же нелепой жалости: в серебристой, как рыбья чешуя, кольчуге, в золотом тумане распустившихся волос и с трагически изогнувшимися бровями - видимо, поняла свою ошибку - она показалась ему в ту секунду, которую его клинок несся к ее незащищенному бедру, настолько прекрасной, что мысль о том, как через мгновение она рухнет на песок, исходя кровью, ударила его физически ощутимой болью. Он вывернул кисть, разворачивая меч плашмя, и вместо того, чтобы ранить, тот просто сбил Розали с ног, и она чуть не кувырком полетела на землю, выпустив из руки свое оружие. Это, как и ранение, признавалось поражением. Они поняли это одновременно с завопившей и захлопавшей толпой на трибунах, и Эммет улыбнулся, а глаза девчонки наполнились слезами - не то от ярости, не то от боли. Он протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но она, взвившись с песка как ужаленная, одарила его полным бессильной злости взглядом и метнулась с ристалища к рядам «синих», мгновенно затерявшись среди них.

Эммет пренебрежительно фыркнул. Спесивая и избалованная нахалка! Проигрывать нужно с достоинством! Он улыбнулся еще шире, помахал аплодирующим ему зрителям, поклонился королеве турнира - Изабелле, так, кажется, поименовал ее герольдмейстер. Та милостиво улыбнулась ему в ответ и вдруг, под общий удивленный вздох, изящным движением сорвала с рукава своего платья широкую пурпурно-золотую ленту и бросила ее на ристалище. Подхваченная ветром, невесомая полоса ткани скользнула по воздуху прямо под ноги Эммету. На секунду тот растерялся - небывалая честь, не будучи рыцарем, удостоиться подобного знака внимания от самой королевы турнира (честь, пожалуй, даже повыше, чем от королевы не турнирной, а самой настоящей) - а затем поднял драгоценный подарок, галантно прижал его к губам и отсалютовал благосклонно наклонившей голову королеве мечом. Уходя на сторону «красных», он чувствовал бы себя абсолютно счастливым, если бы не понимал, что поступок леди Изабеллы продиктован не столько его навыками мечника, сколько тем, что он пощадил свою соперницу. И это соображение омрачало все удовольствие.

После него блеснули мастерством еще четыре пары бойцов,причем последний поединок растянулся едва ли не на целый час, так что закончилась показательная часть турнира на закате, когда песок ристалища стал казаться напитавшимся кровью в красных солнечных лучах.

Про службу в королевской гвардии не соврали - его величество награждал победителей лично, собственною десницей совершал акколаду над непосвященными и каждому сухим, если не сказать скучливым тоном сообщал о том, что отныне тот может считать себя Золотым гвардейцем, ежели на то будет его желание. Никто, само самбой, не отказывался. Затем каждому новоиспеченному гвардейцу стоявший подле короля высокий сановник, эдакий султанский визирь, с удивительно неподходящими для политика рыжими волосами прикалывал к плащу искусно сделанную фибулу, изображавшую золотого змея, свившегося запутанными кольцами и обнажившего сверкающие иголки зубов. Причем эту операцию рыжий проделывал с куда большим воодушевлением и осознанием важности своего занятия, чем король.

Когда очередь дошла до Эммета, стоявшая по другую сторону от короля леди Изабелла, узнав его, взглянула на свою ленту, которую он завязал пышным бантом на рукояти своего меча, загадочно улыбнулась - можно было бы назвать эту улыбку кокетливой, но вот той цели, которую обычно преследуют улыбки кокеток, в ее лице не было вовсе - и произнесла:

- Я отличила вас, сэр, на турнире, и уповаю на то, что и на службе его милости вы проявите столько же храбрости... и деликатности, - она вновь тонко и неуловимо подтрунивающе улыбнулась, чуть склонив голову на бок.

Эммет позволил себе улыбнуться в ответ. Положительно, более очаровательной женщины не видел свет. Пожалуй, многострадальная держава много выиграла бы, будь эта дама королевой не только на турнире.

- Я пока не сэр, миледи, - повторил он свое озвученное еще герольдмейстеру возражение.

Леди Изабелла чуть приподняла брови и, совершенно по-цыгански хлопнув себя ладонью по бедру, воскликнула:

- Великое упущение, которое будет незамедлительно исправлено. Не так ли, ваша милость? - она повернула голову, и Эммет вслед за ней перевел взгляд на короля.

Не по-королевски молодой, да еще светловолосый и бледный, что составляло яркий контраст с его темноволосыми и загорелыми подданными, разряженный в пух и прах, как и положено монарху, со спокойным и не по годам властным лицом - он отнюдь не поверг Эммета в верноподданнический трепет и желания почтительно склониться перед ним (что полагалась по церемониалу) не вызвал - еще не хватало падать ниц перед мальчишкой младше себя и никакими заслугами, кроме рождения в королевской семье, не блистающим!

Эти дерзновенные мысли, очевидно, отразились у него на лице, потому что рыжий блюститель пристойности немедленно вскипел.

- Вы стоите перед королем! - процедил он уничижительным тоном. - Извольте проявить должное уважение!

- Проявлю перед заслуживающим этого, - откликнулся Эммет, внутренне подобравшись. - А раболепствовать перед властью не приучен.

Рыжий хотел было что-то ответить, но тут заговорил король, и тоже на удивление непочтительно:

- Бросьте, Эдвард! - он скользнул взглядом голубых глаз по лицу Эммета с мимолетным проблеском интереса. - Дерзость люблю. Но не люблю наглость.

Леди Изабелла звонко засмеялась.

- Я хорошо выбрала, не так ли, ваша милость? - спросила она и вдруг легонько ударила короля ладонью о плечу и бесшабашно улыбнулась. - Вы же знаете, у меня безупречный вкус.

Эммет с удивлением наблюдал за этой переходящей все границы этикета сценой. Кто же такая эта дама, что ведет себя настолько легкомысленно и ей это позволяют?.. Леди Изабелла живо обернулась к нему, как будто подслушав его мысли.

- Я была вашей дамой на турнире, дорогой друг, - заговорила она, по-прежнему улыбаясь, на сей раз с каким-то новым, непостижимым оттенком. - И раз уж именно после этого турнира вы примете звание рыцаря, то, надеюсь, не откажетесь быть моим рыцарем и...

Король взглянул на нее с явным удивлением (странно, обычно говорят, что королям по чину не положено испытывать эмоций), а она, будто и не заметив, продолжала, деликатно указав на багрово-золотой бант на эфесе меча Эммета.

- ...и называться, например... Багровым рыцарем? Я очень надеюсь, что во славу короля вы прольете достаточно крови его недругов, чтобы оправдать это имя!

Эммет молча поклонился, чувствуя на себе взгляды короля и рыжего визиря Эдварда. Изабелла поощрила его поклон легким наклоном головы, а король, вдруг негромко засмеявшись, приказал:

- Ну что ж, на колени, будущий сэр Багровый рыцарь!

Несколько секунд спустя, поднявшись с колен уже в это громком рыцарском звании, Эммет выслушал предложение стать Золотым гвардейцем, принял его, получил от смерившего его ледяным взглядом Эдварда геральдическую фибулу и хотел было отойти и уступить место еще ожидавшим награждения бойцам, но тут король снова заговорил:

- Госпожа Королева избрала себе воина, - прищурившись, медленно произнес он, - а я, на правах короля, выберу себе воительницу. Отыщите светловолосую даму, бившуюся с нашим новым рыцарем. Пожалуй, это единственный противник, в компании которого я хотел бы сегодня размяться

Изабелла в ответ презрительно фыркнула. Его величество поймал взгляд Эммета, улыбнулся с еще более неизъяснимым выражением, чем Королева, и жестом позволил ему идти.