Самолет стальным крылом рассекал ночные облака. Кирилл сидел в кресле около иллюминатора, созерцал, как тучи клубятся. Разрастаются. Приобретают чернильный оттенок.
Облачный фронт. Турбулентность. Скоро начнется тряска.
Ярый никогда не страдал аэрофобией, но внутри неприятно засосало под ложечкой. В голове царила пустота. Вернее, полнейшее непонимание событий, которые понеслись, как каменная лавина со склона.
Кирилл попытался не думать. Не копаться в себе. Вроде бы получалось, но…
Ярый не сдавался. Он переключился на рабочие моменты. О музыке получалось думать ясно. Предельно четко. Осталось завершить формальности по запуску новой песни на радио. Распустить музыкантов на заслуженный отдых к женам и детям, а Женьку – к новорожденной внучке. М-да. Летит время. А когда-то Женьке было столько же, как Кириллу сейчас.
Встреча с Бельским произвела двоякое впечатление. С одной стороны Кир по-прежнему не мог думать о Саше, как о дочери соседа. Несмышленом ребенке из его, Кирилла, шальной молодости.
Саша для него стала… Чем-то новым, непознанным. Манила. Вдохновляла на подвиги. Дарила крылья за спиной. За последние несколько лет Ярый впервые был увлечен девушкой. Без скидок на разницу в возрасте. Забыв о старых счетах с ее отцом.
С другой же стороны…
Где-то там в закоулках мозга продолжала жить Алька. Она показывалась иногда поблекшей голограммой, смазанным образом. Напоминала о той ночи. Смотрела с грустью в обычно сверкающих янтарными бликами глазах.
Но…
Вина больше не грызла голодным волком. Не терзала. Хотелось освободиться. Расставить всё по местам.
Воспоминания роились светлячками. Мелькали разрозненные картинки. И Кирилл медленно тонул в сумрачном мареве…

Раскат грома оглушает. Кажется, что земля содрогнулась. Сейчас с вершины скалы посыплются камни. Молния сверкает за спиной – над морем. Фиолетовые облака наползают. Закручиваются веретеном. Укутывают небо в кокон.
Мигалки скорой. Вой сирены. И продолговатый бок фуры, что лежит, накренившись, над обрывом. Сам грузовик уперся лбом в кусок горы. Водитель белёс, как полотно. Дрожит. Лепечет. Заикается. Трясет вторым подбородком.
- Он-н-ни из-за поворота. Я…я… не видел. Ничего не видел! – он срывается на визг. – Ч-что теперь со мной, а? У меня же дети…
Кирилл сидит у обочины. Тело сотрясает нервная дрожь. Мотоцикл валяется на земле. Колесо по инерции продолжает вращаться. Суетятся какие-то люди. Пытаются его расспрашивать. Он не понимает, что им всем от него нужно.
Валерка мертв. Тело распластано на земле. Голова в черном шлеме кажется чем-то инородным. Нездешним. Неправильным. Голова, отдельно от тела – совсем неправильно.
Еще недавно Валерка несся вперед. Его спортивный кавасаки ловко входит в крутой поворот. По встречной. Не сбрасывая скорость. Кирилл выкручивает до упора ручку газа, но его старенький байк лишь натужно рычит. Хрипит. Даже покашливает. Силы двигателя явно не хватает.
Волосы Альки полощутся на ветру, который порождает скорость. Змейками взмывают вдоль спины. Ведьма на помеле. Не иначе. Она прижимается к Валерке. Покрепче обхватывает руками. Кажется, кричит.
Но…
Звук мотоцикла слишком силён. Кирилл не слышит ничего, кроме него. И своего сердца, что бьется на пределе. Спешит выпрыгнуть из груди.
Кирилл хочет догнать Валерку, пойти тому наперекос, перехватить ценную добычу. Алька не должна быть сейчас там!
Пустынная дорога. Шоссе осталось в стороне от их безумной гонки. Перевал закрыт. Сюда не ездят туристы. Только нефтевозы. И они, Кирилл с Валеркой, испытывая судьбу.
В некоторых местах асфальт неровный, с проплешинами. Он слез, что шкура с полинялой ящерицы. Изобилует колдобинами. Вмятинами. Кое-где подсыпан гравий, который дождем вылетает из-под колес Валеркиного байка.
Кирилл жалеет, что у него нет шлема. Потому морщится. Глупо отплевываться на скорости. Пыль и так забивается в рот, нос. Трудно дышать.
Дорога забирается высоко в гору. Серпантин всё закручивается пружиной. Идет по-над обрывом, внизу которого штормовое море роняет хлопья пены, точно загнанная лошадь.
Становится труднее управлять мотоциклом.
Слишком быстро…
Но Альку надо остановить. Забрать у Валерки. Медленно отвезти домой. Брат не должен ни о чем догадаться…
Нефтевоз выполз из-за бока скалы массивной тушей своей, напоминая моржа на берегу: такой же огромный, устрашающий и неповоротливый. Вот дорога вьется, подбрасывает Кирилла на неровном полотне, устраивает западню в виде ямки или гравийного участка; и вот – фары грузовика вспарывают ночь, как нож консервную банку.
Валерка впереди уже накренился, чтобы войти в крутой поворот. Алька кричит. Крепко вцепилась в его спину. Кирилл поддает еще газу, но…
Коварный камень ставит подножку. Кирилл заходится в немом крике. Летит на выщербленный асфальт. Мотоцикл юзом уходит в сторону. Там кусты. Они удерживают байк от падения в пропасть. У Кирилла содрана кожа. Идет кровь. Но…
Он не жмурится. Не кричит. Лишь шепчет: «Алька…».
Черный кавасаки влетает под неуспевающий затормозить нефтевоз. Да водитель не собирается тормозить. Исполин не видит черную букашку с одной фарой.
Кирилл раскрывает рот. Слова застряли в горле. Их нет. Альки тоже нет. Ее тело смято под тяжестью мотоцикла. Грузовик повело в сторону. Кабина целуется со скалой. Длинный, бочкообразный хвост его зависает над обрывом.
Водитель вываливается из кабины. Кричит. Машет руками. Взрослый мужчина сотрясается в рыданиях. Ему жаль себя. Ему страшно, что же теперь будет…
Он как-то смог успокоится. По рации поговорить с базой. Те взывают скорую, милицию. Не участкового. ГИБДД. Тот приедет позже…
Дождь падает на землю крупными каплями, напоминающими горох. Стучит по асфальту. Молотит по телу. Делает больно. Кириллу всё равно. Он умер. Не чувствует боли. Потому что… то, что осталось от Альки, уже запаковали в мешок. И ему, Кириллу, жить больше незачем.
Ливень бушует. Шумит. Смывает пыль прошедшего дня. Убирает кровь нынешней ночи. Кровь Валерки, что смешалась вместе с потоками воды, несется вниз к обрыву.
Вороненный ствол смотрит в лицо. Рука дрожит. Пистолет подрагивает. Танцует. Должно быть страшно, а Кириллу все равно. Он смотрит смерти в глаза.
- Я… Я… говорил, что тебя убью, - срываясь в плачь, со всхлипыванием произносит нетвердый голос.
Кирилл не отводит взгляда.
Понимает – это выход! То, что избавит от боли, которая внутри разъедает, кровоточит, точно он выпил серной кислоты.
- Давай!
Мольба. Боль. Вызов.
- Игорь, нет! Прошу тебя! - Надрывно кричит женщина, хватает руку, держащую его, Кирилла, избавление. – Не надо…
Она плачет навзрыд. Не может остановиться. Слезы мешаются с дождем. Она промокла до нитки.
- Я не хочу потерять еще и тебя! Я одна останусь с ребенком. Тебе посадят! Подумай о дочке!
И рука, что дрогнула, безвольно падает плетью. Пистолет больше не смотрит черным глазом в лоб Кириллу. Плети ливня продолжают хлестать по лицу, телу…
Игорь разворачивается. Смотрит на подбежавшего к нему водителя нефтевоза. Тот оправдывается. Юлит. Заглядывает в глаза. Бельский не выдерживает. Размахивается, собирает ладонь в кулак, бьет того по лицу. Водитель падает на мокрую землю, где разрастается грязная лужа. Пузырится. Подпитывается потоком сели, что несется с горы.
Игоря хватают. Держат. Тот не стремится вырваться из хватки коллег-милиционеров. Лишь содрогается в рыданиях. Смотрит на Кирилла.
- Уезжай. Проваливай. Ты виноват! Если б не ты, то Алька…
Бельского отпускают. Он продолжает плакать. Уже в объятиях жены. Кирилл не понимает, что с ним. Голова кружится. Он впервые в жизни теряет сознание…



Столица встречала Кирилла ранним утром перед рассветом. Волглой осенью. Молочным туманом, что залег пеленой по оврагам, медленно полз щупальцами по подмосковным полям, пока Ярый ехал в такси. Он не стал тревожить Сашу звонком. Написал сообщение по Viber, как и обещал. Всё потом. Будет возможность поговорить.
С учетом пробок, Кир успевал на утренний эфир радиостанции. Представит новую песню. Скажет пару слов в интервью. Привычный рабочий момент, хоть и редкий за последние пару лет.
А после…
Он принял решение. Осталось поговорить со Славкой. Приготовиться к схватке. Старший братец из явной родственной заботы может закусить удила. Отговаривать младшего и несмышлёного от затеи. Примется нотации читать. Ничего. Кирилл привычен к подобным вывертам Славки.
Ярый для себя всё решил. Пора завязывать с прошлым, а для этого необходимо заглянуть в него, как в зеркало. Увидеть себя не того Кирилла с соломенно-растрепанной челкой. Не влюбленного в девочку из дома напротив, а нынешнего. Настоящего. Живого. Добившегося многого. Нашедшего себя в музыке. А для этого Кириллу предстоит вернуться туда, где всё началось и закончилось одновременно…
Кстати сказать, это самое прошлое не так уж и беспокоило Кирилла. Почти за двадцать лет подернулось дымкой, ушло на илистое дно омутов памяти. Изредка выбиралось. Скреблось. Царапалось. Не давало Ярому оторваться и взлететь. Тащило в зыбкую трясину свою в те моменты, когда накатывала усталость после гастрольного тура; когда происходил разрыв с очередной женщиной, не стремящейся понять его. Или когда Кирилл чувствовал недосказанность в песне. Наваливалась апатия.
И тогда приходила Алька. Смеялась серебряным колокольчиком. Укоряла. Протягивала руки к Кириллу, чтобы он её остановил. Прижал к себе и не пускал делать глупость…
Теперь же Саша одним испуганным взглядом, пощечиной наотмашь, всколыхнула болото. Воспоминания поднимались из глубин, лопались пузырями. Необходимо привести душевное смятение к единому знаменателю…
Славка обнаружился на репетиционной базе. Восседал на продавленном диване с видом императора, готового казнить и миловать. Он что-то сосредоточенно выискивал на экране своего айфона, попутно хмурился.
Кирилл хлопнул дверью. Прислонился к дверному косяку, сложив руки на груди.
- Где все?
- Я б с рифмовал, - буркнул брат, - но не буду. Не маленький, сам догадаешься.
- Информативно, - хмыкнул Кир, раздумывая, с чего бы начать разговор, который не окажется легким.
- Где ты шлялся? – Славка соизволил перевести взгляд на младшенького. – Маме на звонок не ответил. Она мне названивала, Ольке, даже внукам. Кирюша пропал. Помогите. Мальчик в беде. Слава, ты же старший!
Да. Мама могла и не такое. Потому от большой, всеобъемлющей, искренне удушающей любви, Ярый предпочитал держаться подальше. Встречаться с родителями несколько раз в год по большим семейным праздникам. Не давать ей повода тревожить «больное сердце». Говорить, что он давно уже большой мальчик, не имело смысла.
- В самолете режим «полет» поставил. Позже сообщение приходило, видел, что мама звонила. Решил ответить позже. Да как-то…
- В самолете. – Славка начинал звереть. – Понятно. Ты, блин, был в самолете. И, куда, осмелюсь спросить, ты летал?
Братец говорил с ним нежно, как санитар увещевает пациента сумасшедшего дома.
- У Ольки спросил бы. Она догадливая.
Кирилл сел на колонку усилителя аккурат напротив братца. Воевать, так глаза в глаза. Не прятаться. И не оправдываться.
- Олю сюда не приплетай. Кирилл, ты понимаешь, что ведешь себя нездорово? Год я от тебя слышу, что ты устал. Потом ты пишешь песню. Классную песню, заметь. Сваливаешь молча, не предупредив никого. Возвращаешься утром… Да каким к хренам, утром?! Ночью почти. Едешь на радио. Теперь тут сидишь ожившим трупом. Ты не спишь, которые сутки?
- Вторые, кажется, - Кирилл пожал плечами. – Ты обо мне по-братски переживаешь или боишься потерять прибыльную работу?
- Кир! Мне твои фанаберии…
- О, слово-то какое знаешь!
Славка не обратил внимание. Ссоры явно не будет. Братец скользил угрем меж коряги
- Слушай меня внимательно. Работы на месяц не будет. Ребят я распустил. Ты отдыхаешь… Не хочешь в Швейцарию или Израиль, то, может быть, Алтай? Красоты, реки горные… Пока отдыхаешь, заряжаешься позитивом. Пишешь песни. Репетируем. Альбом новый по идее нужен к марту следующего года. Время есть. Ну что скажешь?
- Хороший план, Слава! – Ярый широко улыбнулся. Оскалился. – Замечательный. Ты продумал за меня всё. Решил. Расписал. Осталось только распечатать, на стенку повесить, чтоб я не забыл, что и кому должен. – Он замолчал. Добавил с расстановкой: - Иди на хрен!
- Кирилл!
- Что?! Славян, дай мне отдохнуть так, как я сам решу. Хватит меня спасать! Всю жизнь за мной ходишь, как та курица-наседка.
- Я хожу?! Думаешь, мне счастье доставляет с тобой нанянчиться! – Славка поморщился. Принялся кривляться: - Кирюша маленький. Слава, возьми его с собой. Ой, что мы будем делать?! Он в армию уходит! Надо срочно его спасать! Ай, Кирилка, влюбился без памяти. Что же теперь делать? Мальчик ничего не ест. Слава! Он не хочет жить! Помоги ему забыть…
- Закончил? – Кирилл подорвался с места. Хотелось братцу вмазать справой, от всей души. – Я не просил и не прошу, чтобы со мной нянчились! Если ты ведешься на мамины манипуляции – проблемы твои, Славян, твои. Не мои. Я никогда не хотел, чтоб ты меня таскал за собой в детстве. Я не просил, чтобы меня спасали. И я не хочу, чтоб ты был моей нянькой. Реши проблемы с мамой и своим чувством ответственности сам.
Братец буравил Ярого светлыми глазами, намереваясь прожечь дыру. Еще мгновение – кожаная куртка Кира вспыхнет адовым пламенем.
- Всё сказал? – устало обронил Славка. – Сядь.
Ярцев еще несколько секунд постоял напротив дивана, посмотрел на брата, который махнул рукой.
- Делай, что хочешь. Может ты и прав… Ношусь с тобой, как дурень со ступой. А толку? Всё равно найдешь, куда вляпаться.
Кирилл засмеялся, плюхнулся рядом со Славкой, похлопал того по плечу.
- Давно бы так.
Братья помолчали.
- Слав, - медленно начал Кирилл, подбирая слова, крадучись, как по минному полю. – А что с нашим домом?
- В смысле?
- С нашим домом детства. Когда ты сманивал родителей в Подмосковье, маман наотрез отказывалась его продавать. Ездила туда каждое лето. После перестала… вроде бы…
- Волногорск. Кирилл! – снова взвился брат. – Ты… Ты…
- Я там не был… почти двадцать лет, Славка. Хочу отдохнуть. На море полюбоваться. Я, знаешь ли, море не любил по веским причинам. А теперь…
- Столько сил понадобилось для того, чтобы ты его не вспоминал. Пришел в норму, И вот опять.... Ты сможешь жить там, где каждый куст и каждый валун напоминает о прошлом? Разве не ты хотел убраться подальше? С армии не туда возвращался, а ко мне – в Москву! Я даже родителей сюда перетащил, чтоб мама не причитала, почему же её сынуля, её ясно солнышко, не приезжает.
Ярый прищурив один глаз, слушал аргументы Славки, буравил стенку со своим первым плакатом. Сцена. Перекрестье лучей-софитов. Микрофон. Рука вверх, как призыв к атаке, к действию. Хорош был. Еще бы продержаться в такой форме лет десять минимум.
- Не сходи с ума. Не трави лишний раз душу. Думаешь, я не забыл, что с тобой было тогда? Как ты, дурак малолетний, носился по трассе, подставляясь под каждый встречный грузовик? Пока в армию не забрили. И там не легче было….
- Слав, за столько лет у меня иммунитет. Я давно не тот. Меня жизнь по башке столько раз била. Скулить разучился после ущелья раз и навсегда. То, что ты, братец дорогой, зовешь «фанабериями» - обычная усталость. И у тебя такое бывает. Себя со стороны не видишь.
- Какого хрена ты туда собрался?! – Славка не выдержал и закричал.
Кирилл хмыкнул, не повелся на провокации. Достал айфон, развернул экраном к Славке.

«Кирилл, это Эля. Подруга Саши. Она уехала к родителям в Волногорск. Отключила телефон. Ей нужно решить кое-какие семейные проблемы. Просто знай, где её можно найти».

Братец откинул голову на спинку дивана, принялся созерцать потолок. Неспешно выдал:
- Теперь еще и Саша! Знал же – не просто так застукал ее в твоем номере! Подумал: отлично, братан к вернулся к нормальной жизни. Ведет себя, как здоровый мужик, а не монах. От истории с Лилькой отдохнул. И вперед! Тебе одного раза мало?
Кирилл поморщился, словно от зубной боли. Братец сразу о насущном! И не надоело его-то «преклонные»? Еще Лильку сюда зачем-то припутал. О ней уж точно Кирилл забыл в тот момент, когда его обозвали скотиной неблагодарной, сволочью и жмотом.
А в чем его вина?
Бриллиантов, черных Бентли отродясь никому не дарил, да и не зарабатывал настолько много. Если Лилька думала, их отношения сведутся к привычным для нее товарно-денежным, то Кирилл воспринимал всё происходящее – необременительным сексом без головомойки, женских манипуляций и слёз.
- Не поверишь, ничего не было. Даже если б было – не твоего ума дело.
-Угу, - Славка хмыкнул саркастически. – Значит будет. Не совсем сдаешь с позиций.
Кирилл закатил глаза. Досчитал до пяти. Нет. Драться – не выход. Не сейчас. Славка еще не выдал нужной информации. Тот лишь еще больше ухмыльнулся. Но тут же стал серьезным.
- Если ты помнишь, то ее отец…
- Я в курсе, Слав. Мы пресекались вчера ночью. Не скажу, что встреча вышла радушной. И знаешь… Я не могу воспринимать Сашу дочерью Бельского. Не получается. Никак. Чем дальше, тем больше я убеждаюсь: она не Алька. Нам надо поговорить. Мне надо! И раз выпал такой случай, то почему нет? Вернусь в родной дом. Посмотрю, что и как.
- Ромео престарелый! Кир, ты меня в гроб загонишь раньше времени. Ай! – Славка вздохнул. – Дом сдавался в аренду до сентября. Сейчас пустует. Ключи у соседки тети Любы. Помнишь ее? Через забор от нас? Она ищет туристов, занимается заселением. Берет себе процент. Остальное перечисляет матери на карту. Все счастливы.
- Даже так, - Ярый присвистнул. – Я-то думал, что попаду в разруху. Пыль и тлен. Ладно, Славик. Я домой. Высплюсь, вещи соберу. Завтра выеду.
- То есть?
- На машине поеду. Поездом долго. От самолетов устал. Хочется просто ехать. Чувствовать драйв от движения вперед. Остановлюсь где-нибудь на ночевку, если устану. Мне не впервой.
Славка на удивление не стал приставать с нотациями. Лишь хмыкнул, закурил сигарету. Выпустил дым. Поставил пепельницу – помятую пивную банку – рядом с собой. Запрокинул голову на спинку видавшего виды дивана. Закрыл глаза.
Кирилл удивленно уставился на него. Вот и не верь в портретно-семейное сходство. Пусть и отцы разные, но, как выражается любимый старший брат, «фанаберии» общие. Теперь Славян, видите ли устал. И выглядит ровным образом так же, как и Кирилл в той гримерке на Юге. Кажется, что это случилось вечность назад…

Вопросы можно задать здесь:

Предыдущая глава