Кораблики

Автор: -
Рейтинг: G
Жанр: Romance/Melodrama
Саммари: Одиночество не может продолжаться бесконечно.

---

Утро было тихим, странно тихим для большого города. Машины размеренно гудели вдалеке, взметая в воздух из-под зимних шин столбы крупных пушистых снежинок. Сосульки блестели на скатах крыш, и плевать им было и на правительственную программу, и на ожидавшееся потепление. Морозец стоял крепкий, нос и щеки щипало нещадно. Дядь Вася, дворник почтенного возраста, нехотя вышел во двор с лопатой. Постоял под козырьком парадной, задумчиво шевеля пальцами в видавших виды спринтерских ботинках, и тяжело выдохнул. Влага его горячего хмельного дыхания тут же застыла тонкими ледяными узорами на вязаном грязно-красном шарфе в серую клеточку.

Кораблики словно налитых свинцом туч медленно плыли на запад. Промерзшие машины, точно усыпанные сахарной пудрой пончики в коробке, жались кучками в темном дворе, между ними образовались узкие ходики — стоило ступить на один из них, и ноги проваливались в снег по самую середину голени. Поблагодарив про себя чертову мать и едва слышно выругавшись, дядь Вася принялся за работу. Человек он был ответственный и чистолюбивый, продолжал сгребать снег с проходов на попадавшиеся машины и лысые кустики, сиротливо прикрывающиеся полупрозрачными сосульками, пока путь ему не преградила девушка. Надо отдать честь, обошелся он без непечатных выражений и растерянно уставился на неожиданно возникшую перед ним гражданку. Девушка быстро осматривала двор, светлые кудри разметались по плечам, кое-где покрылись корочкой благодаря морозу и высокой влажности, меловые щеки не подкрашены румянцем. Казалось, она готова заплакать по неведомой причине, но слезы не могли тронуть навеки застывшие глаза. Последний живой порыв не бьющегося сердца привел ее сюда.

— Максим!— вдруг вскрикнула девушка, поворачиваясь на пятках, и впилась взглядом в одно из окон на третьем этаже старого дома, застывшего в памяти на несколько десятилетий.— Максим, я пришла к тебе!

Крик закрутился штопором в узком дворе-колодце и исчез в стальном утреннем небе, щедро посыпающем конфетти снежинок продрогшие улицы. Она была уверена, что он будет ждать ее здесь, Макс просто не мог исчезнуть без следа, не оставив для нее знака. Или вампира.

— Таня, его нет здесь,— раздался спокойный голос где-то над головой. Девушка встрепенулась, с плеч посыпался успевший осесть снег. И вдруг светловолосая исчезла с глаз дворника — передвигалась она на нечеловеческой скорости, и ошарашенный дядь Вася потянулся рукой в дырявой перчатке за пазуху, где его сердце уверенно грела фляга плодово-ягодного…

В квартире было тепло и уютно. Пахло кошачьим кормом, его непосредственные потребители в количестве двух рыжих и пушистых штук обнаруживались тут же, под ногами. Девушка, окликнувшая Таню во дворе, помогла гостье раздеться и провела ее в комнату. Холод и снег Таню заботили мало, но все же отогреться и человеческий вид себе вернуть стоило.

— Вероника, почему его здесь нет? Макс надолго оставил тебя и Сашу?

— Он наведывается порой. Раз в пару недель,— задумчиво ответила девушка.— После… происшествия его мало что волнует. Вот уже не один месяц.

Речь шла о неприятном инциденте. Убийстве, мимолетном увлечении, кончившемся плохо. Отчасти из-за этого из России на помощь Карлайлу не выдвинулась тройка вампиров: Вероника, Саша и Макс. Несмотря на трения, возникшие в начале зимы между сильнейшими вампирскими кланами земного шара, и возможность скорой гибели, Таня в глубине души радовалась, что ей не пришлось встретиться в Форксе со своим соперником, может, даже врагом (ей удивительно долго хотелось считать таким образом)… и страстной любовью. Дело Каленов выгорело, и все вернулось на круги своя. В частности Таня Денали — к своим не особенно веселым размышлениям.

— Вы не пробовали искать его?— спросила недоуменно она, поглаживая пушистую кошку и думая мимоходом, почему эти животные не чувствуют себя в опасности рядом с сильными хищниками.

— Искать? Макса?— рассмеялась в ответ Вероника.— В сравнении с этой задачей найти иголку в стоге сена — вопрос для дошколят.

И правда ведь… Дар, которым обладал Максим, заключался в безупречной защите. Это был не щит, не сила, не наговор — он умел исчезать. Бесследно. Уводить за собой толпы, армии, чувствовал неприятеля, даже обычного прохожего за версту. Тане стоило помнить это, когда она в один из февральских дней сорвалась с места и помчалась, не сказав никому, куда и зачем направляется. Россия встретила ее морозом и своим особым нравом, знакомые дома обрели новый облик, но под толстым слоем штукатурки оставались все теми же скрипучими старцами. Найти двор, который она видела лишь однажды, где лишь единожды позволила себе заглянуть в чужие и такие родные янтарные с кровинкой глаза, не составило большого труда. Невысокие постройки жались к земле, терлись боками, словно пытающиеся согреться бродяжки. С Вероникой и Сашей она никогда не встречалась раньше, только слышала о них от Максима. Он любил своих сестер и мыслями и словами часто возвращался к ним.

— Тогда я поиграю в ребенка, ищущего потерянную иголку. Ты не думала о том, где он мог бы быть?— обратилась Таня к Веронике после недолгого раздумья.— В городе или нет?

— Не думаю, нет,— задумчиво протянула Вероника, прикусывая ноготь мизинца. Вампиры тоже обрастают привычками. Для этого требуется огромное количество времени, конечно, но им, бессмертным существам, и не нужно вести счет годам.

— Нет?

— Он не может ходить по этим улицам, они ему никогда не нравились: слишком серо, слишком скользко, слишком людно.

— Ясно.

— Ты будешь искать его?— реплика Вероники мало походила на вопрос, но Таня не удержалась от ответа. Ей необходимо было сказать вслух одну-единственную вещь.

— Да, буду.

— А любишь?

Ответ последовал после недолгого молчания. Во дворе сработала сигнализация. Сиреневая штора недовольно всплеснула кистями, не в силах сдержать ветер и снег, ворвавшиеся сквозь открытую форточку.

— Да, люблю.

И только позже, когда Таня попрощалась с Вероникой, передала всего хорошего Саше и пригласила русскую семью в гости на Аляску, фраза была закончена.

Набережная покрылась гладкой корочкой льда, уже исцарапанной и кое-где сбитой. Широкая река замерзла не везде и будто пятнами, безразлично взирая на девушку, стоящую высоко на мосту, черными язвами. Небо серело, снегопад прекратился, сквозь плотные тучи ни единый луч не мог прорваться. Она протянула руки в синих варежках вниз, опасно перегнувшись через высокую металлическую ограду, благо вокруг — ни души.

— Если бы знать… любила или люблю… буду любить,— прошептала Таня тихо, себе под нос. Спрыгнула с перил и быстро пошла вниз, к дороге, где рядышком призывно светилась буква «М».



Наступила весна. К середине марта снег еще не сошел, но кое-где в лесу первые хрустально-молочные подснежники пробивали себе путь к свету, мертвенному в это время года солнцу. Капель уже звенела на скатах крыш, металлических трубах и блестящих жестяных подоконниках, и под восторженный фокстрот солнечные зайчики прыгали с одного окна на другое. Неширокий ручеек за селом блестел под ранними лучами, преодолевая крохотные каменистые порожки и грязно-снежные бережки, вниз неслась пара белых бумажных корабликов. Выше по течению двое детишек громко переговаривались и смеялись, стоя коленками прямо на грязной земле уже не покрытого снегом пятачка.

Сжав в тонких белых пальцах скромный букетик ранних лесных цветочков, Таня неспешно брела по безлюдным улочкам. Куда? Сама не ведала, вперед ее словно вел кто-то невидимый. Повинуясь своему внутреннему чувству, девушка прошла за последние дни не один десяток километров.

Она думала о многом: о себе, о Эдварде, в которого, как думала, была влюблена. И о истории Максима, которая была столь похожей на историю Каллена. Прошлой зимой он увлекся девушкой, ответившей, как ни странно, вампиру взаимностью. Но Макс контролировал себя достаточно хорошо. Девушка… Валерия умерла этой осенью, и виной ее смерти был вампир. Ее, мертвую и обескровленную, нашли в реке, под одним из многочисленных мостов, кожа аккуратно, даже будто любовно прокушена в нескольких местах. И выражение лица умиротворенное.

Таня не особенно радовалась смерти невинного человека, но и не скорбела. Пробовала даже ругать себя за проявление малодушия, но вскоре бросила это глупое занятие. За столетия можно привыкнуть ко многому, к смертям в том числе.

Она вспомнила и первую их с Максимом встречу. Не так давно, где-то под конец восьмидесятых, Таня с сестрами путешествовала по миру, собирая безделушки, навещая знакомых и тренируя собственную выдержку в поездках по большим городам. Нью-Йорк, Лондон, Париж, Берлин, Москва — несколько десятилетий назад передвигаться вампирам было несколько проще. В одном из плацкартных вагонов поезда Москва — Санкт–Петербург на нижней боковушке проезжали пассажиры-безбилетники: две синие клетчатые сумки, ящик с саженцами и Фома Максимович Громов. Ящик счел сие общество недостойным и высадился в Подмосковье, кот Фома вовремя влез в переноску, сумки никого не интересовали. Таня ехала тогда одна, оставив сестер еще на денек в столице одних. Природное чутье не позволило девушке не заметить духа еще одного вампира, проезжающего в душном вагоне. Ее не могло обмануть повернутое спиной и якобы спящее холодное тело. Пара слов, брошенных мимолетом,— и возник интерес, сопровождавший этих двоих еще три дня в прогулках по городу.

Мягко переставляя ноги, так что талый снег едва слышно хрустел, Таня приблизилась к ручейку. Еще пара корабликов, задорно лавируя на блестящих на утреннем солнышке волнах, проплыла мимо, клетчатые бока красовались чернильными разводами. Девушка оторвала взгляд от носков своих ботинок и устремила его вперед, к низкому бережку, на котором сидел кто-то. Кто-то в черной куртке, плечи понуро опущены, и слышен только шорох палочки, скользящей по мокрой земле и выводящей узор за узором. Тане не нужно было раздумывать: она узнала его сразу. Незачем в течение лишних секунд разглядывать светлые волосы, спадающие на глаза, длинные темные ресницы, сжатые в тонкую полоску бледно-розовые губы. Максим всегда думал так: подобравшись, поджав ноги, прикрыв уставшие глаза, и за ходом его мыслей тяжело было проследить даже матерому телепату.

Таня сделала несколько нерешительных шагов, выронив из рук букетик, и спустя мгновение прижалась сзади к широкой спине мужчины, уткнулась носом в ворот куртки, словно ищущий защиты котенок, оторванный от матери.

— Прости… Прости меня! Пожалуйста,— сбивчиво шептала она, обнимая его что есть мочи.— Прости, что уехала, не сказав ни слова; что не отвечала на послания — прости…

Максим молча водил палочкой по сырой земле, только рука его слегка подрагивала, отчего новые узоры все больше напоминали скачки кардиограммы. И вдруг раздалось тихое, словно дрожащее на ветру:

— Прости.

Отбросив наконец несчастную деревяшку, он, будто нежданно для себя самого, крепко-крепко сжал Танину руку. Не имея возможности заглянуть в глаза, он пытался прочесть что-то, так сильно его интересующее, на ее испещренной линиями ладони.

— Прости, я увлекся, хотелось забыться… Но я не мог забыть тебя,— продолжил Максим, в его голосе слышалась горечь.— И никогда не чувствовал в себе достаточных сил, чтобы заставить тебя забыть его.

Эдварда… Все ее вина: Таня слишком много думала и говорила о Каллене в те времена, когда приезжала в эти места.

Максим нежно поцеловал тыльную сторону ее ладони, прежде чем развернуться и заглянуть в ее глаза после долгой разлуки.

— Можешь, конечно можешь, уже заставил,— спешно старалась убедить его Таня, покрывая едва ощутимыми поцелуями щеки мужчины.— Не надо верить в эти глупости, и мне не верь безропотно, особенно если знаешь лучше.

— Убеждать?— попытался улыбнуться Максим, не в силах поверить в то, что вот она, перед ним, обнимает, целует, шепчет…

— Убеди.— И прижалась к его губам, надеясь продолжить то, что было начато больше двадцати лет назад. Пара бумажных корабликов, исчерченных ручками, проплыла вниз по течению. Предстояла ли им дальняя дорога? Неизвестно. Красивая и яркая? Определенно да.