Название: Я знаю

Категория: Собственные произведения

Заявка: 52
Бета: +
Жанр:фантастика, драма
Рейтинг: G
Пейринг: -
Саммари: Правительство принимает всех младенцев при рождении и возвращает их к 10-летию. Никто из детей не помнит эти годы, но они всегда помнят своих родителей, кроме вас. Вы все помните. Это не твои родители.*остальное на усмотрение автора

---

***

Существует пословица — родителей не выбирают. Только она работает и в другом направлении — детей родители тоже не выбирают. Мужа, жену, друзей, хобби ты выбираешь сам, но не мать и отца, как и ребятишек, о которых мне еще рано думать. Конечно же, я говорю о родных родителях: приемных выбирают за ребенка. То же произошло и со мной.

Вообще, само понятие «выбора» очень относительно. Кто свыше дает нам эти установки, что и как будет в нашей судьбе? Причем мы, люди, сохраняем за собой право меняться, но опять же под чьим надзором?

Уже четыре года, как я вернулся из дома взросления ребенка в семью. Как бы мою. По возвращении мать и отец, Лорен и Майлз (в мыслях я называю их по именам), с гордостью и некоторой печалью демонстрировали мне фото из родильного дома. На ней они держались за руки, а большие пальцы свободных рук матери и отца в своих маленьких кулачках сжимал младенец. Но это не я на фотографии, я знаю. Что стало с тем ребенком, их настоящим сыном, мне также было известно.

Названые родители полагали, что приемный сын принял снимок за чистую монету, а я и не разубеждал Лорен и Майлза, ведь мне не нужна была их ненастоящая правда, я знал истину. Подлинную фотографию своей семьи, сделанную сразу же после моего рождения, я увижу через двенадцать лет. И она немного другая. Счастливая мама лежит на кушетке, я, завернутый в пеленку, у нее под боком, рядом улыбающийся отец. Тогда они были уверены, что через минуту меня заберут от них на десять лет, как принято. Однако, на самом деле срок трансформировался в более долгий.

Созданная всемирным правительством программа — принятая так давно, что эти цифры страшно произносить — требует, чтобы родители отдавали своих новорожденных детей на попечение специальной службы, работающей в так называемом доме взросления ребенка. Никто из основной массы населения не знает, что и как в нем происходит. Точнее, они думают, будто понимают, в действительности просто приняв к сведению то, что им сообщили и регулярно повторяют с помощью СМИ.

Позже, в день десятого дня рождения, детей возвращают в семьи гладко причесанными и аккуратно одетыми. Ребятишки знают все, что положено для их возраста: основы мироустройства, имеют понятие о добре и зле, одни отлично разбираются в науках, другие — в искусстве. В среднем через два года после возвращения, в двенадцать лет, маленький человечек оканчивает школу, готовясь поступить в свой первый колледж.
Сегодня очередной понедельник, мне четырнадцать, и я, как и большинство в моем возрасте, собираюсь в колледж. По лестнице спускаюсь в сверкающих начищенных туфлях, выглаженных брюках, накрахмаленной рубашке и клетчатом жилете характерных для моего колледжа цветов. Мама заботливо приготовила одежду еще с вечера. Мой собранный накануне дипломат с учебными принадлежностями дожидается меня у входной двери. Я учусь очень прилежно, лучше всех в группе, потому что знаю – в ином случае могу никогда не увидеть настоящих маму и папу.

Мои волосы зачесаны, галстук повязан, на щеках легкий румянец после горячего душа — безупречный вид. На столе в кухне сервирован завтрак: сваренное всмятку яйцо, намазанный маслом тост, кружка какао. Рядом, развернув газету, завтракает мой так называемый отец.

— Доброе утро, Лео, — приветливо говорит мне Майлз и возвращается к изучению новостей. Я здороваюсь в ответ.

— Дорогой, все готово, — обращается ко мне Лорен, причесанная волосок к волоску. Она не домохозяйка, так что забрасывает меня на учебу по дороге на работу.

В действительности, они не так уж и плохи. Майлз и Лорен стараются, чтобы я ни в чем не нуждался, ласково обращаются, обнимают меня иногда, и я благодарен им. Не знай я, насколько фальшива вся моя жизнь, я бы, может, со спокойной душой принял их в качестве семьи, не задумываясь о том, как все могло быть на самом деле, с моими родными мамой и папой.

Окинув взглядом безупречных Лорен и Майлза, я сажусь, раскладывая на коленях белоснежную салфетку. Совершенство. Мы идеальная придуманная семья.

Принимаясь за завтрак, я параллельно размышляю. У меня редко получается не думать: кажется, множество фактов и гипотез практически без остановки роится в моем мозгу. Может, и впрямь лучше бы я ничего не помнил.

Мне известно о многом, например, что когда мне исполнится двадцать шесть — я своими глазами увижу настоящих родителей. Но сначала я стану тем, кто изобретет программу и создаст оборудование, позволяющее установить местонахождение человека в любой точке земного шара. И это открытие не только поможет мне найти родителей. В той или иной мере оно принесет пользу всему человечеству, чему я уже сейчас был несказанно рад. Благодаря инновационному поиску вырастет раскрываемость преступлений, пока еще существующих в наше время, а затем их количество существенно уменьшится. Но намного большее удовлетворение вызывало знание, что на основании моего изобретения наука шагнет далеко вперед. Всего через одно поколение люди смогут искать необходимые ресурсы и за пределами Солнечной системы.

После завтрака Майлз отправляется на службу, а Лорен подвозит меня до колледжа, и я благодарно целую ее в гладкую щеку. Она бережно обхватывает меня за подбородок и с нежностью улыбается, что-то выискивая на моем лице. Черты другого мальчика, которым мне никогда не быть.

Я знаю, они с Майлзом потеряли своего родного ребенка, Ника. Только официально я это выясню в девятнадцать, когда буду получать третье высшее образование, поступив в ведущий столичный колледж для самых одаренных, и обрету доступ к их секретным информационным базам.

Мои ненастоящие родители потеряли сына на тринадцатом году его жизни, в автомобильной аварии из-за сбоя в системе прогнозирования. Никто этого не ожидал, в его будущем, предсказанном специалистами, на это не было и намека, иначе бы катастрофу обязательно предотвратили. Эта боль с Майлзом и Лорен навсегда, но особенно они печальны в день рождения Ника и день его смерти, которые разделены всего неделей. Ежегодно в этот скорбный период мать и отец отдаляются от меня, на все время зимних каникул отдавая на попечение родителям Лорен. Всю свою жизнь я буду стараться заменить их умершего мальчика, и отчасти это у меня получится. Чувствуя их страдание, искренне соболезнуя им, я знаю, они никогда не увидят сына, и это ужасно. Но в то же время я испытываю облегчение, что мои настоящие родители живы и я еще встречу их, смогу обнять, даже познакомлю с Лорен и Майлзом. Мы будем встречать праздники все вместе.

Я говорю так уверенно потому, что видел будущее, свое будущее, но в этом нет ничего странного — его видят все. Необычно то, что я помню его после того, как покинул дом взросления ребенка, помню и по сей день. Знания о нем хранятся как бы в отдельном слоте моей памяти, и при надобности, сосредоточившись, я могу вновь и вновь просматривать его. К примеру, я в курсе, во сколько лет умру. Это произойдет в глубокой старости, вслед за смертью моей жены, Лиз. Но размышлять об этом не очень приятно, поэтому я и не думаю. Просто знаю.

— Лео, привет! — Оскар со всей силы ударяет по моему дружески выставленному кулаку. Я морщусь, тут же меняя болезненное выражение на дерзкую ухмылку. Благодаря его приветствиям то место у меня уже все отбито, но к счастью, видимого девчонкам синяка нет.

— Как жизнь, чего нового? — мне интересен ответ лучшего друга, но я не забываю поглядывать на часы. Не хочу опоздать на лекцию.

Учеба — это здорово, она позволяет нам стать тем, кем мы хотим. Тем более я уже знаю, к какой профессии стремлюсь. Я знаю, что окончу первый колледж с золотой медалью, став лучшим учеником за последнее десятилетие. Иметь конкретное понятие о том, что будешь изучать или делать на каждом этапе жизни — здорово, но мне категорически нельзя отклоняться от значимых вех своего будущего, как и позволять кому-то вмешиваться в мою жизнь, иначе… Иначе все может пойти совсем не так, как я предполагаю. Малейшее отступление от курса может привести к непоправимым последствиям. Минимум — со мной случится что-то непредсказуемое, но совсем не обязательно плохое. Максимум — я никогда не увижу родителей, а вот от этой мысли меня каждый раз пробивает холодный пот.

— Слушай, — Оскар понизил голос, — скажу тебе по секрету, но не вздумай кому разболтать. Случайно подслушал, как новенькая — Сюзанной ее, что ли, звать... рассказала подружке кое о чем, заслуживающем внимания, — пробормотал он, еле заметно покраснев. Я скептически изогнул бровь, не поверив в плохую память Оскара, потому что знал один занятный факт: Сюзанна Уэллс — его будущая жена. Наверняка ее имя уже выжжено на его восприимчивом сердце однолюба. — Так вот эта Сюз говорит, что ей иногда снятся странные сновидения о «том месте»: иглы, кабинеты, врачи… А изредка она даже видит вещие сны! — добавил он таким изумленным шепотом, что я сразу понял: он-то таких снов не видит.

Чтобы не привлекать внимания к нашей компании со стороны надзорных органов из-за этих разговоров, мне надо было постараться разбить полунамеки Сюз в пух и прах, возможно, позже убедив в этом и саму Сюзанну. Причем не сильно вмешиваясь, вскользь.

— С какой стати она решила, что ей снится именно «то место»? Да и с чего бы там взяться иголкам? — мой тон был полон скепсиса. — Может, пересмотрела сериалов про хирургов? А вещие сны… Будь они, и правда, пророческие, эта твоя Сюз знала бы, что ее перевод в наш колледж не отменить. И не мотала бы сопли на кулак аж три дня, с тех пор как появилась здесь, — нахмурившись, я поджал губы с таким видом, будто не поверил ни единому слову Сюзанны.

Оскар внимательно выслушал мои аргументы, наверняка решив поразмышлять об услышанном на досуге. Он был достаточно разумен, терпелив и неглуп, так что я получал от нашей дружбы неподдельное удовольствие.

— Ладно, мне пора, — я улыбнулся ему и бросился к нужной аудитории. Меня ждала лекция по квантовой криптографии.

Мне почти не было стыдно, что я грубовато повел себя в отношении Сюзанны, пусть даже она не слышала этого. Нельзя было провоцировать в Оскаре и других желание узнать больше о «том месте», как мы между собой называли дом взросления ребенка. Посмотрите, к чему похожее любопытство привело моих родителей. Настоящих.

«То место» было создано с благой целью и, наверное, оправдывало свое существование. Благодаря моим родителям, желавшим, чтобы их сын стал особенным, тем, кто приоткроет завесу тайны для общества, я смог подглядеть в щелочку и увидеть истину, которую, как им казалось, незаконно скрывало от всех родителей правительство. Мама и папа входили в группу ученых, постоянно контролирующих состав того стирающего детям память препарата ErmE (erasing memory — стирающий память), исследующих его влияние на современное поколение. Только они не имели понятия, зачем существует эта необходимость, почему и какие воспоминания нужно убирать. Ведь, как считалось, в деятельности дома взросления все абсолютно прозрачно. А родителям очень захотелось узнать все точно, поэтому они приложили все силы, чтобы получить ответ на этот вопрос.

Почему об их намерении специалисты дома взросления не узнали раньше, в их детстве? Я сам неоднократно задавался этим вопросом. Полагаю, потому что родителями не руководил злой умысел. Был просто интерес. И сам факт их последующей высылки на окраину, возможно, был воспринят ими самими и надзорным отделом как обычный для ученых перевод. Тем более их рожденный сын на тот период был помещен в дом взросления ребенка.

Мне всегда было сложно уследить за множеством вероятностей, понять, почему произошло так, а не иначе. Это как размышлять о конечности космоса — также сводит с ума, когда, кажется, сейчас ты взорвешься от невозможности охватить результат разумом.

С помощью ErmE, вводимого накануне отправки в большой мир, у ребенка стиралась память о «том месте», как и информация о его будущем, но каким-то непостижимым образом сохранялись все полученные знания. Благодаря тому же ErmE, с возрастом воспоминания о пребывании в доме взросления ребенка (если у кого подобные и оставались) гасли окончательно. Но из-за вмешательства родителей на меня это средство не подействовало. Зная свое будущее на десятилетия вперед, видя свою приемную семью, разговоры с настоящими родителями, я уже тогда понимал, что рассказывать специалистам о своей уникальности не стоит. Каким-то чудом я сумел не рассекретить себя, докладывая людям в белых халатах о своей жизни, избегая «сложных» тем. Не представляю, что бы они со мной сделали, узнав правду.

Разработав в домашней лаборатории «противоядие» для ErmE, родители ввели его мне сразу после рождения, и я стал не таким, как все дети. Для них это было некой забавой, приключением, веселым экспериментом, ведь они даже не подозревали всей мощи отдачи от совершенного деяния, ударившей по ним же. Вся их «незаконная» деятельность раскрылась, когда один из их друзей попытался ввести антидот своему ребенку. С тем другом провели лишь разъяснительную беседу, а вот с моими мамой и папой, как главными зачинщиками, поступили по-другому.

Никто не догадался проверить меня. Хотя, может быть, я ошибаюсь и за Лео Винчи зорко следили в течение всей жизни, но мне удалось ничем не выдать себя.

Это их любопытство вышло нам боком. Теперь я жил с неродными людьми, без настоящих родителей. Хорошо, хоть их не засадили за решетку или еще что похуже — все же правительство пропагандировало доброту и всепрощение, как оказалось, не только на словах. Верхи стремились установить мир во всем мире, поэтому вместо ликвидации бунтарей властные структуры отправили моих родителей в исследовательскую колонию на границу, а мне «выдали» новых маму и папу. Я с самого начала знал, в какую именно колонию их отправили, но не имел права ломать линию своей судьбы (и великого множества людей, зависящих от моей жизни в том или ином смысле) раньше времени, в стремлении найти их. Тем более я был всего лишь четырнадцатилетним подростком без собственных средств к существованию, а до границы путь был неблизкий.

А вещие сны… они и правда имели место у некоторых ребятишек из-за несовершенства влияния ErmE на нервную систему и повышенной эмоциональной чувствительности конкретного ребенка. Немного сюрреалистично было понимать, что вся моя жизнь — один большой вещий сон.

Дом взросления ребенка оправдывал свое название — дети действительно в нем взрослели, обучались ускоренным курсом, по возвращении в семьи им оставалось в течение пары лет закрепить полученный материал, ответами на тесты продемонстрировав, как они усвоили школьный курс. Каждый ребенок получал разностороннее образование, в обязательном порядке занимался минимум одним видом спорта, играл на каком-либо музыкальном инструменте. Эта информация была общедоступна.

Но я знал, что дети там занимались не только учебой. Дом взросления ребенка скрывал под собой грандиозную машину выборки планетарного масштаба. Увидеть, кем именно станет человек, когда вырастет, можно было в доме ребенка из просмотренного им самим будущего. Однако предварительно необходимо было дождаться, чтобы малыш научился хорошо разговаривать и формулировать мысли, иначе что он мог толкового поведать? Поэтому самый важный этап исследования проводили с шестого по девятый год жизни человека, еще двенадцать месяцев оставляя на изменение его увлечений по нужному вектору, если это было необходимо.

Зная будущее каждого ребенка, легче было отследить и какое зло он может принести в мир. Думаю, отслеживали какие-то крупные злодеяния, способность совершить приносящее вред человечеству открытие, склонность к серьезным преступлениям наподобие убийства, а не мелкие правонарушения и провинности. Если специалистам дома взросления ребенка было видно, что малыш с высокой вероятностью пойдет по кривой дорожке, ему старались привить интерес совсем к другим занятиям, с обязательным прогнозированием влияния внесенных изменений на его друзей и коллег. Так, если предполагалось, что ребенок станет ученым, который изобретет новый тип оружия, его старались увести как можно дальше от изучения наук, все его свободное время посвятив, например, искусству или спорту. Таким же методом оптимизировалась жизнь детей, демонстрирующих в будущем симптомы той или иной серьезной болезни. Узнав о такой предрасположенности, специалисты заблаговременно принимали меры.

Как показывала практика, наше общество развивалось колоссальными темпами — новости по телевизору изобиловали радужными сюжетами о том или ином полезном открытии, грандиозном фестивале искусств, спортивных успехах современного человека. Впрочем, так было не всегда, рассказывали нам на уроках истории.

Однако, как я видел по судьбе сына моих приемных родителей Ника, случались и накладки. Я так и не понял, по каким причинам они происходят. Таких лекций не читали, во всяком случае, в обычных колледжах. Но наверное, правительство столько бы не заморачивалось, будь минусов у этого метода выборки больше.

Я вошел в аудиторию со звонком, хотя, по правде, никакого трезвона слышно не было. Я имел в виду мисс Белл, которая и читала интересный курс.

— Леонардо, опаздываешь, — с показной строгостью она погрозила мне пальцем. Пробормотав извинения, я разместился на своем обычном месте за третьим рядом столов.

Внимательно слушая мисс Белл, я огляделся вокруг. Далтон рисовал в альбоме — он разрывался между живописью и наукой. На занятиях создавая очередной шедевр, дома на мольберте он чаще решал какое-то заумное уравнение. Родители могли бы быть с ним построже из-за очевидного разброса его увлечений, но они представили сыну свободу выбора и действий.

Джорджиана, изредка поглядывая на доску, что-то периодически записывала за мисс Белл, в то же время тайком изучая разложенный на коленях учебник совсем по другому предмету. Джорджи создаст станок нового поколения для обработки деталей из самых твердых на сегодняшний день материалов. Я видел это в своем будущем, потому что моя жена Лизбет Клэр будет очень дружна с Джорджи. Правда, они познакомятся только через одиннадцать лет, а я с Лиз — вообще, на два года позже.

Вон та, моя очень симпатичная сокурсница, сероглазая Валента Моро, по окончании этого семестра бросит колледж, чтобы вплотную заняться академической греблей. И это ее судьба.

Я окинул взглядом светловолосые, каштановые, черные, рыжие головы присутствующих. Я знал о будущем многих из этих людей, если, конечно, не произойдет что-то, кардинально меняющее планы Всевышнего. Но даже в этом случае, я уверен, все равно все будет по его сценарию. Просто недоступному нам.