Soundtrack: David Gray - January rain

Возможно, ты сейчас лежишь здесь, потому что не хочешь стоять где-то ещё?
«Интуиция», 2001г.

Вот уже целых полчаса я крутилась в кресле, отталкиваясь носками туфель от пола, и буравила взглядом экран компьютера. Будь мой вестибулярный аппарат немного слабее, давно бы укачало.
Монотонное повторение одних и тех же движений помогает сосредоточиться. Мне запомнилось это с курса лекций по психологии. И, по-моему, не только мне. На протяжении всего времени моё кручение сопровождалось тихими ритмичными ударами в противоположную от стола стену: в соседнем кабинете сосредотачивался Бен.
Всего лишь два месяца, как меня назначили вторым заместителем начальника отдела мероприятий и рекламы Сиэтловского отделения издательства «Бриджест Пост». Прибавка к жалованию и небольшой кабинет размером с обувную коробку стали приятным дополнением к первому шагу по карьерной лестнице. Неприятным же дополнением стала привычка первого заместителя – Бена Чейни, занимающего соседний кабинет, – швырять в стену теннисные мячики. К концу первого рабочего дня в новой должности мне казалось, что они летят прямиком в мою голову. На следующий день перед работой я заехала в спортивный магазин и купила Бену несколько поролоновых мячей. Удары в стену стали тише, и вскорости я перестала их замечать. Вернее, в дополнение к моему кручению в кресле, удары мяча стали неотъемлемым атрибутом дедлайна, в который с завидной периодичностью превращалась наша с Беном жизнь.
Сегодня я помогала ему в работе над ежемесячным отчётом. Ничего такого, чего я бы не делала раньше. Достигнуто, обеспечено, размещено, создано. Факты, тезисы, цифры. Показать видимость работы. Безусловно, она велась, но из-за постоянно повторяющихся названий организаций, мероприятий, изданий и целевой аудитории могло сложиться обратное впечатление. Книжные выставки, работа с благотворительными фондами, детские муниципальные праздники – всё это было, но для полноценных ежемесячных отчётов едва хватало. Вернее, хватало, но, как правило, имело свойство повторяться. На новые расходы, связанные с нашей работой, начальство шло неохотно. Именно поэтому ежемесячно мы с Беном переживали мозговую ломку.
Отчёт сначала ложился на стол мистера Вебера – нашего непосредственного руководителя, затем попадал к вице-президенту по маркетингу и далее по цепочке прямиком в Нью-Йорк, в центральный офис. Я готова была отдать на отсечение левую руку, что уже на уровне мистера Вебера его никогда никто не читал. Правую я бы всё-таки оставила на случай, если б его пришлось переписывать.
Конечно, у нас были шаблоны, наработки и прекрасное владение деловым английским. Но сегодняшний день должен был показать, сможем ли мы и дальше ими пользоваться.

Внезапно зазвонил телефон, и стук мяча в стену прекратился.
- Он здесь, Белла! Боже мой, он здесь! И он гораздо круче, чем можно было ожидать!
Голос Джессики звучал восторженно, и я почти увидела, как трясётся от эмоций её высокий белокурый хвостик.
Джессика сидела на рецепции первого этажа офисного центра, где размещалось издательство, и занималась сортировкой посетителей. Она только что рассталась с очередным бойфрендом, и сейчас находилась в активном поиске своей следующей жертвы. Потрясающее сочетание красоты и непомерных амбиций. При всём своём облике принцессы в беде, в том, что касается мужчин, Джессика обладала поистине бульдожьей хваткой. Мне было занятно наблюдать за ней. Парочка вовремя сделанных комплиментов, съеденный на двоих шоколадный батончик и купон на бесплатный массаж – этого было достаточно, чтобы заручиться её доверием. Иметь своего человека на первом этаже оказалось весьма выгодно. Как на капитанский мостик океанского лайнера к Джессике стекалась информация обо всём, происходящем в «Бриджест Пост». Непостижимым образом она первая узнавала о размерах годовых премий или предстоящем сокращении и делилась этой информацией с проверенными людьми. К коим относила и меня.
Именно поэтому, когда в конце октября в здание вошёл новый директор по маркетингу и развитию, назначенный к нам из самого Нью-Йорка, она позвонила мне.

В кабинет влетел Бен, плюхнулся на стул и во все глаза уставился на меня. Я улыбнулась, увидев в его руке оранжевый мячик.
- Мне нужны подробности, Джес!
Она с шумом вдохнула воздух и со скоростью пулемёта начала выдавать информацию:
- Шесть футов и почти что два дюйма идеального мужского тела. Вес около ста девяносто фунтов. Сероглазый шатен с ямочкой на подбородке. Тёмно-синий костюм, галстук в тон. Идеально начищенные туфли. Платиновый «Петек», портфель от «Феррагамо». На левой руке обручальное кольцо. Кажется, «Тиффани».
Глаз у Джессики был не хуже, чем у агента МИ-6. Правда, ничего полезного этот глаз не разглядел. Разве что в Нью-Йорке директорам хорошо платят.
Я скривилась. Поняв мою реакцию, Бен обречённо махнул рукой и вышел из кабинета.
- А поконкретнее ты можешь что-нибудь сказать? - поинтересовалась я без всякой надежды на успех.
Джессика не разочаровала:
- Поконкретнее? Хм… - На секунду она задумалась. - Ну что я могу сказать: в наше время даже «Тиффани» никого не отпугнёт.

На два часа дня была назначена встреча, на которой новый вице-президент должен был быть представлен сотрудникам компании. Разумеется, не всем: приглашены только директора направлений, начальники отделов и их заместители. Обычно на встречу с руководством мистер Вебер брал с собой Бена, но в этот раз он лично попросил пойти меня.
- Ваши коммуникативные свойства гораздо выше, чем у других в нашем отделе. К тому же ваши психологические навыки общения с сотрудниками позволяют мне надеяться, что ваше мнение о мистере Каллене будет объективным не только с профессиональной точки зрения.
Просто сказать, что я лучше разбираюсь в людях, было бы для мистера Вебера сродни косноязычию: любовь к классической английской литературе оставила свой отпечаток на его манере общения. Тем не менее, я уважала мистера Вебера и считала одним из классных специалистов в своей области.
Сейчас он нервничал. Как известно, любая новая метла – а особенно если эта метла имеет отношение к деньгам – чисто метёт, и мистеру Веберу было о чём беспокоиться. Чтобы и дальше развивать наше направление, необходимо кардинально изменить отношение к его финансированию. Новый вице-президент должен был нам с этим помочь. Проектная документация была готова, и мы ждали этого назначения с надеждой и некоторой толикой страха. Правда, после ухода предыдущего руководителя в компании надеялись, что маркетинговый департамент Сиэтловского филиала возглавит кто-нибудь из своих. Слухи муссировались долго, строились различные предположения, но такого никто не ожидал. Фамилия Каллен была мне известна. От своих Нью-Йоркских коллег я немало наслушалась о его агрессивном стиле руководства. Почему он решил переехать в Сиэтл и чем для нас станет его переезд – об этом должно было стать известно уже в ближайшее время.

В конференц-зале яблоку негде было упасть. Многие захотели посмотреть на нового вице-президента. Мистер Вебер сразу присоединился к главам других маркетинговых направлений. Я прошла дальше - в ряды, где сидели сотрудники рангом пониже. Моя приятельница из отдела продаж, завидев меня, махнула рукой, приглашая к ней присоединиться.
- Что слышно, Элизабет? - спросила я, опускаясь в ближайшее свободное кресло.
- Ажиотаж страшный, - сообщила она доверительно. - Говорят, что в прошлом году он в два раза сократил персонал отдела продаж и на сорок процентов повысил его производительность. Мой шеф с утра глотает успокоительное. А я подумываю сказать мужу, что в ближайшее время о втором ребёнке не может быть и речи.
- Неужели всё так страшно?
Элизабет не успела ответить. Двери в который раз раскрылись, впуская в конференц-зал большую группу мужчин в деловых костюмах. Мы встали, аплодисментами приветствуя входящих.
Возглавлял её наш управляющий директор – мистер Ньютон. Высокий и представительный, с благородной сединой на висках, при виде его у меня всегда начинало сосать под ложечкой. За ним шли его заместители, редакторы и директора направлений. Из-за своего маленького роста мне было мало что видно, и только когда все сели, а входящие заняли места в президиуме, я смогла хорошенечко их разглядеть.
Пока мистер Ньютон выступал с приветственной речью, мой взгляд метался в поисках незнакомого лица. С удивлением я обнаружила, что нового директора среди них нет. Мистер Ньютон долго говорил о непростом положении, сложившемся на издательском рынке Сиэтла и Америки в целом. Упомянул разросшуюся конкуренцию, роль Интернета, финансовый кризис и новые налоговые правила, принятые Сенатом. Я почти перестала прислушиваться к его словам, когда, выразив надежду на позитивные изменения в связи с вливание в нашу команду новых сил, он с чувством произнёс:
- Итак, разрешите вам представить нашего нового директора по маркетингу, мистера Эммета Каллена!
Дверь открылась, и, зааплодировав, все снова встали.
Что ж, эффектное появление.
Спины впереди стоящих скрывали от меня происходящее. Я увидела лишь каштановые волосы и широкую спину, обтянутую тёмно-синей тканью, пока новый директор пожимал руки приветствующим его коллегам.
- Вот так красавчик! - произнесла более высокая Элизабет. Я еле удержалась от желания привстать на носочки или, чего хуже, подпрыгнуть. Можно подумать, к нам пришла рок-звезда, и сейчас мы немедленно ринемся за автографами.
Я с облегчением выдохнула, когда все начали рассаживаться.
Тут я его и увидела.
И моментально остолбенела.
Не может быть! Невероятно! Непостижимо!
Это был он.
Он!
Мужчина, образ которого весь этот год преследовал меня в моих снах. Старательно забытый, на грани сна и яви, о чьём земном воплощении я запретила себе вспоминать. И вот он здесь. Стоит в нескольких метрах от меня…

- Белла, сядь! - кто-то настойчиво тянул меня за руку.
Я еле смогла опустить взгляд, ошалело уставившись на покрасневшую Элизабет.
Элизабет. Ну конечно!
- Да что с тобой такое? - прошипела она, довольно ощутимо дёрнув меня вниз.
- Прости, - пробормотала я, и мой взгляд снова вернулся к президиуму.

Он что-то говорил. Смысла я не понимала, да и вряд ли могла разобрать хоть слово из сказанного. Стараясь справиться с сердцебиением, я не могла отвести от него взгляда. Как завороженная, я отмечала изменения, произошедшие в нём со времён нашей последней встречи. Его взгляд стал жёстче, выражение лица более резким. Голос. Оказывается, я совсем не помнила его голос. Хотя, вот этих властных ноток в нём точно не было.
Он не был красив в строгом смысле этого слова, но может именно эта недо-красота в своё время привлекла меня в нём. Льдисто-серые глаза, опушенные тёмными ресницами, смотрели строго. Лёгкий художественный беспорядок, обычно царивший на его голове, уступил место строгой классической стрижке. Идеальный костюм, решительность в облике - само воплощение мужественности и надёжности. Именно этим он меня и покорил. Именно поэтому мне так трудно было его забыть.
А ведь у меня почти что получилось, с горечью подумала я. Но вот он появился, и в одно мгновение всё вернулось.
Эдвард.
Тот, о котором я запретила себе сожалеть.
И как бы я не сопротивлялась, как бы не говорила, что всё навсегда похоронено и забыто, воспоминания, вырвавшись из дальних уголков моей памяти, снова вернули меня на год назад в предрождественский Нью-Йорк – в то время, когда я едва-едва не поверила в волшебство.

Отвезите нас куда-нибудь в Нью-Йорк
«Интуиция», 2001г.

Мама говорила, что я родилась старушкой. В отличие от своих сверстников, мне никогда не было скучно со старшим поколением: ни в пору моего детства, ни когда я стала старше и визиты к бабушке в Квебек случались не чаще двух раз в год. Всегда это было событие. Бабушка делала из моего приезда настоящий праздник: с накрытым столом, заставленным моими любимыми лакомствами, и целым сонмом своих подружек, призванных порадоваться успехам американской внучки Мари Дуайер. Когда расспросы прекращались, а посуда убиралась, над столом загорался ярко-красный абажур из тонкого китайского шёлка и из бабушкиного бюро доставались большие, пахнущие гвоздикой альбомы: начиналась моя любимая часть вечера. Чёрно-белые фотографические карточки – именно так бабушка называла фотографии – передавались из рук в руки, и в который раз я окуналась в мир, где все собравшиеся за столом были молоды. И пусть я наизусть знала историю, как Феликс Дуайер, запинаясь, впервые сделал Мари Девон предложение, а она, не разобравшись, что он от неё хочет, послала его подальше; или сколько любовников было у Элен Руаяль, пока она не встретила своего Густава – мне всегда было интересно.
Я любила смотреть, как оживают их лица. Как начинают светиться глаза при воспоминании о том времени, когда они были счастливы. Как задорно смеётся бабушка, когда подруги подшучивают над ней. И передо мной была уже не маленькая седовласая старушка, а молодая, красивая девушка, стоящая под руку с невзрачным молодым человеком в плохо сидящем костюме – любовью всей её жизни, моим дедом Феликсом. Я с завистью смотрела, как теплели её глаза, когда она проводила костлявым пальчиком по его лицу, и потом, когда она вновь поднимала на меня взгляд, я видела в её глазах тоску и понимала, что никогда она не была счастлива так, как тогда – в день, когда был сделан этот снимок. И что все долгие годы жизни с ним, и после – когда она осталась одна – воспоминания о временах своей молодости наполняли её душу светом.
Фотографии передавались из рук в руки. Постепенно на них появлялись моя мама, мой дядя Алек, тётя Лорен. Потом мы перемещались во времени, и я видела своего папу, их с мамой свадьбу. Свадьбу дяди Алека и тёти Джейн. Яркие снимки моих многочисленных кузенов и кузин. Видя свои ранние фотографии, сначала я всегда испытывала неловкость. Это была уже та жизнь, которую я знала. Я будто выходила из кинотеатра после просмотра интересного фильма или закрывала книгу, счастливо улыбаясь, что герои нашли своё счастье. Реальность не была для меня такой захватывающей, как прошлое бабушки и её подруг.
Может быть, именно из-за уважения, которое я испытывала к её молодости, повзрослев, я наслаждалась каждым мгновением своей.
Я очень отчётливо помню тот момент, когда впервые почувствовала, что этот мир принадлежит мне. Я была его королевой, и подобно Джеку Доусону мне хотелось раскинуть руки и заорать об этом на всю вселенную. Правда, я была намного увереннее его, стоявшего на носу «Титаника»: подо мной были сто два этажа непотопляемого Эмпайр-стейт-билдинг, а вокруг плескалось залитое полуденным зимним солнцем бетонное море Нью-Йорка.
Никогда я не чувствовала себя настолько наполненной жизнью. Радость от того, что у меня всё получается, и сегодняшний день – это один из череды многих счастливых в моей жизни - всё это вылилось в радостный смех. Стоящая рядом азиатская семейная пара с подозрением кинула на меня взгляд. Я извинилась, но ещё долго не могла справиться с широкой улыбкой, прочно закрепившейся на моём лице, пока я обходила кругом смотровую площадку на восемьдесят шестом этаже.
Это было хорошее окончание года.
Мне было двадцать три. Весной я окончила университет штата Вашингтон и изо всех сил рвалась начать самостоятельную жизнь. Я всерьёз обдумывала предложение одной из логистических фирм в Сиэтле, когда родители, пригласив меня на выходных домой в Такому, завели тот разговор. Они предложили мне не торопиться, а хотя бы несколько месяцев посвятить себе. Выложив на стол авиабилет до Дублина, они окончательно сломили моё сопротивление.
Ирландия была моей мечтой. Её зелёные холмы, продуваемые ветрами, их насыщенные краски поздней весны, запах вереска и пропахнувший солью воздух - как я мечтала об этом, зачитываясь Джойсом, О’Коннелом, Уайльдом. Потрёпанный томик Йетса с двенадцати лет не покидал верхнего ящика моей прикроватной тумбочки.
- Работа никуда не убежит, - говорили мне родители. - В конце концов, мы можем позволить себе, чтобы наша единственная дочь некоторое время поваляла дурака.
Проведя два месяца в Ирландии, я поехала в Англию, затем во Францию. Там ко мне присоединилась Элис – моя давняя подруга детства. Неделю мы гостили на ферме моих дальних родственников в Лангедоке, после - перебрались на Лазурное побережье.
Элис уехала в конце сентября – её ждала работа. Я же ещё несколько месяцев колесила по Европе, наслаждаясь всем тем, что Старый свет мог предложить своим гостям. Мне не было одиноко, когда я посещала художественные галереи и маленькие авторские магазинчики подарков. Не завися ни от кого, я могла часами рассматривать выставленные на булыжных мостовых картины уличных художников, читать книги, наслаждаясь вкусным обедом в небольшом семейном ресторанчике, или, потягивая кофе, сидеть в тёплом кафе, рассматривая залитые дождём улицы и прячущихся под зонтами прохожих.
Когда в одном из австрийских городков я впервые обратила внимание на богато украшенные рождественские витрины, меня потянуло домой.
Ближайший рейс, который перенёс бы меня через океан, был в Нью-Йорк.
До Рождества оставалось две недели, и я решила провести их в Большом Яблоке.

И раньше будораживший моё воображение, рождественский Нью-Йорк был прекрасен.
Увидев раскинувшийся передо мной огромный город в зале прилёта аэропорта Кеннеди, я почувствовала себя Кевином МакКаллистером. В отличие от маленького хулигана из рождественской комедии, оказавшись одной в Нью-Йорке, я не чувствовала себя потерявшейся. Если только чуть-чуть растерянной: после старушки Европы город меня ошеломил. Но уже на следующий день, хорошенько выспавшись в отеле, я с лёгкостью влилась в его ритм.
Музеи Метрополитен и Гуггенхайма, галереи современного искусства; острова Элис и Либерти, продуваемый всеми ветрами Гудзон с огромными, похожими на дома паромами; рождественские гимны и аккомпанементом к ним - потряхивание мелочи в кружке Армии спасения. И конечно Манхэттен: Таймс-Сквер, колёсные колпаки здания Крайслер, Пятая авеню вверх от Рокфеллер-плаза до Центрального парка – всё это было в полном моём распоряжении. Я ходила на экскурсии в богато украшенные к праздникам «Мейси», «Бергдорф» и «Блумингдейл». В последнем даже нашла то место у лестницы, где герои моей любимой романтической комедии «Интуиция» пытались перехватить друг у друга перчатки.
Вообще, в моём путешествии по Нью-Йорку именно этот фильм никак не выходил у меня из головы.
Разумеется, гуляя по Центральному парку, я вспоминала, как пела здесь Жизель из «Зачарованной»; как перед его главным входом прыгал по лужам герой Джорджа Клуни, неся в руках смеющуюся Мишель Пфайффер. На Пятой авеню я наблюдала за девушками, похожими на всем известную «сексуальную» четвёрку. Я видела сосредоточенных Энди, выскочивших на перерыв, чтобы купить чашечку кофе, пока их личные Миранды строят дьявольские козни. Милые «Шопоголик», «Завтрак у Тиффани», «Красавчик Альфи», «Кейт и Лео». Пугающие «Армагеддон», «Послезавтра» и «Монстро». Большая любительница кино, я испытывала трепет, когда в зданиях, перекрёстках и людях узнавала кадры, видимые мной на экране. В скольких из них я наслаждалась видами рождественского Нью-Йорка: любимый с детства «Один дома», «Старый новый год», «Интуиция»… И вот я здесь! Я спускаюсь по хорошо расчищенной дорожке к катку в Центральном парке, сажусь на скамейку - вполне вероятно, что на ту же самую, на которой сидели герои Джона Кьюсака и Кейт Бекинсейл – и почти что вижу их. Вижу, как чёрная перчатка, брошенная Сарой, летит по воздуху, и Джонатан, уже почти смирившийся с тщетностью поисков девушки своей мечты, с удивлением переводит взгляд с неё на вторую такую же, что лежит рядом с ним. Доверясь своей интуиции, они вступили в игру с судьбой и выиграли. Верю я, что такое возможно? Конечно же, нет. Хотела бы я пережить нечто подобное? Безусловно.
И не будучи искушённой в сердечных делах, я им завидовала. И даже если бы герои так и не встретились, я всё равно бы им завидовала. Потому что однажды, столкнувшись с тем, о чем многие из ныне живущих и говорить-то вслух стесняются, они больше не были прежними. Наваждение, одержимость, внезапная страсть – эти понятия давно опустились до названия второсортных фильмов ужасов. Настоящая любовь, теперь встречаемая разве только на страницах книг или телеэкранах – кто задумывается о ней в пору долгих помолвок и стремлению супругов к финансовой независимости? Даже в «Друзьях» - последнем романтическом сериале Америки - Моника сама сделала предложение Чендлеру, и никого это не удивило. Я понимала, что сама недалека от того, чтобы влиться в ряды подобных циников. Но может это путешествие, это внезапное желание остаться в Нью-Йорке вместо того, чтобы вместе с родными готовиться к Рождеству – мой последний шанс?
Внезапно мне вспомнились слова, которые часто любила повторять бабушка Мари: «Никогда не жалей о том, что сделала, Белла. Особенно, если в этот момент ты была счастлива».
Не знаю, хорошо это или плохо, но до сих пор мне не довелось о чём-либо настолько сильно жалеть.

Продолжение