Начались самые счастливые дни моей новой жизни, наступившей после конца света. Я больше не была одинока, ведь Эдвард постоянно был со мной. Пусть мы не всегда разговаривали, но было замечательно находиться рядом с кем-то живым, с кем можно поговорить. Я уже не чувствовала себя обязанной бесконечно разговаривать с неживыми предметами, не боялась, что без практики полностью потеряю речь. Эдвард был здесь, чтобы говорить и слушать, петь, когда я засыпала, или успокоить, когда я кричала во сне.

Мне нравилась мысль, что я способна внести в его жизнь что-то особенное, даже немного радости, наслаждения от жизни.

Эдвард всегда смотрел на меня, когда я просыпалась утром.

- Ты всё время смотришь, как я сплю? - спросила я однажды, после того, как мы исполнили наш обычный ритуал пробуждения.

- Ты прекрасна, когда спишь, - ответил Эдвард.

- А когда я просыпаюсь, то нет?

- Это совсем другое. Твое лицо меняется во сне, и это очаровательно. Кажется, что ты становишься другой.

- Ты хочешь, чтобы я изменилась?

Он улыбнулся и покачал головой.

- Нет, конечно, нет. Просто в эти моменты я могу видеть твое умиротворенное лицо. Возможно, ты выглядела так, когда все еще было нормально.

- Знаешь что? - сказала я. - Иногда мне кажется, что прежняя жизнь была сном. Что так было всегда, я всегда была одинока. Ежедневно всё "нормальное" словно отдаляется от меня. Кажется, что я близка к безумию, когда начинаю верить в реальность прошлой жизни.

- А как же фотографии и книги? - спросил Эдвард. - Ведь ты запечатлена на фотографиях, как и люди, которых помнишь и любишь.

- Иногда мне снятся сны, - медленно сказала я, - и я просыпаюсь, безумно скучая по чему-то, и знаю, что это на самом деле нереально. Возможно поэтому фотографии заставляют меня чувствовать то же самое - скучать по неизвестному. Может, просмотрев фото, я сама внушила себе эти воспоминания.

Эдвард с беспокойством посмотрел на меня.

- Мы должны помнить и верить, что это было реально.

- Почему? - спросила я. - Надежды нет, нет способа вернуть все назад, даже если это когда-то было реальностью.

- Если мы забываем о мертвых, то теряем связь с этой землей. Я знаю, о чем говорю. Мои человеческие воспоминания очень туманны и, как ты описала, очень похожи на почти забытые сны. Но я помню. Помню, потому что храню этот медальон и выцветшие фотографии в нем, - он вынул из кармана серебряный медальон, раскрывая его с резким щелчком. - Это моя мать.
Женщина на фотографии была красива и немного похожа на Эдварда. Ее волосы были уложены как у девушек Гибсона, а прекрасные губы были похожи на бутон розы.

- Как ты можешь быть в этом уверен? - спросила я, возвращая медальон, рассмотрев пожелтевшую фотографию внутри.

Он сжал губы. Глаза стали темными и опасными.

- Я должен верить. Это мой выбор. Я должен помнить, откуда пришел. В некотором смысле, Белла, то, что ты испытываешь сейчас, очень похоже на мои чувства после изменения. Больше не было моей прежней жизни, не было возможности вернуть все обратно. Я не мог ничего вспомнить. Поверить, что я всегда был монстром и убийцей, было очень легко. Но я решил, что надо верить в то, что в прошлом было что-то хорошее, как бы болезненно это не оказалось. Помнить, даже зная, что потерял навсегда.

- Так будет только больнее, - сказала я, прикладывая руку к своей груди, словно заполняя пустоту внутри.

- Знаю, но я, скорее бы, вытерпел боль, чем считал, что этого никогда не было.

В этом мы с Эдвардом не были похожи. Я постаралась бы сделать все возможное, чтобы не испытывать боль. Это напомнило мне о том времени, когда мы встретились в первый раз. Было гораздо легче притворяться, что я всё выдумала, что Эдварда не существовало. Но смогла бы я забыть Чарли? Притвориться, что его не существовало? Я думала о подушке в его комнате. Я почти не входила туда с того момента, как Эдвард пришел ко мне. Моя боль действительно уменьшилась с его появлением. Он заполнял пустоту в моем сердце, но не был в состоянии заполнить все то пространство, что оказалось свободным после ухода Чарли. Словно иметь один оставшийся пазл, который почти, но всё же не полностью подходит для завершения картины…

Все было бы гораздо легче, если бы я смогла притвориться, что те легкие, счастливые времена были всего лишь сном. Были выдумкой, фантастикой, детской фантазией. Это бы сделало жизнь в этом бесплодном мире более терпимой. Я попыталась вспомнить, что случилось после того, как я узнала, что Санта Клауса не существует. Разве моему миру пришел конец? Ну, не совсем. Была печаль, осознание, что волшебства не существует. Но я чувствовала себя более любимой, понимая, на что пошли мои родители, чтобы принести в мою жизнь волшебство. Это была потеря наивности, но укрепление любви.

Делать вид, что Чарли никогда не существовал, было бы крайне эгоистично с моей стороны. Я бы убила любовь, те жертвы, на которые он пошел ради меня, оказались бы ненужными; так я стерла бы память о великолепном человеке - моем отце. Но, Боже, это постоянно причиняло мне жуткую боль, потому что я была жива, а папы не было рядом.

Именно тогда я поняла, что боль от отсутствия Чарли была своего рода привилегией. Это означало, что я знала этого замечательного человека, любила и была любима им. Я хотела носить мое горе, как значок, благодаря за боль, пусть, если она делала каждый мой день сложнее: сложнее просыпаться и делать вид, будто моя жизнь была нормальной.

- Ты прав, - наконец сказала я, - лучше иметь подтверждение реальности и чувствовать боль. - Я выглянула в окно, вспоминая, как раньше там проезжали автомобили, дети бегали за школьным автобусом. - Я ненавижу эту жизнь. Я ненавижу все это теперь.

Эдвард обернул свои холодные пальцы вокруг моей руки.

- Все? Даже меня? - спросил он.

- О нет, Эдвард, ты делаешь мое пробуждение приятным, - сказала я. - Я свыклась с жизнью только потому, что Чарли приложил очень много усилий, чтобы я смогла выжить. Я хотела умереть, но была у него в долгу, понимала, он и так был бы разочарован во мне. Но тогда я не испытывала радости. Теперь же с тобой у меня она есть, по крайней мере, её осколки.

Эдвард улыбнулся искренней, широкой улыбкой, освещающей его глаза. Я склонила голову, пытаясь согреться в тепле, которое они излучали.

- Я рад, что ты счастлива, - сказал он.

- Возможно, «счастлива» это слишком сильное определение, - сказала я. - Это больше похоже на постоянное состояние. Я не думаю, что кто-то может быть счастлив в подобных условиях. Я и не думала, что смогу когда-нибудь снова испытать радость.

Изо дня в день я просыпалась в объятьях Эдварда, и мы часто возвращались на поляну. Я надеялась, что цветы начнут цвести повсюду, а не только там, так далеко от дома. Но лишь это место жило и процветало. Когда Эдвард приносил меня на поляну, я искала наше яблоко. Первое за долгое время, а, возможно, и последнее.

- Ты собираешься съесть его? - спросил однажды Эдвард, когда я взяла яблоко в руки.

- Пока еще нет, - сказала я, вдыхая аромат через тонкую кожицу. - Оно может быть последним.

Недели шли, и я стала замечать, что Эдвард становился слабее. С каждым разом до поляны мы добирались чуть дольше, чем в предыдущий. Я понимала, что в ближайшее время ему нужна будет кровь, но не знала, позволит ли он снова покормить его. Я посмотрела на то место, откуда уже сошел синяк. Как много времени прошло с того дня, когда Эдвард чуть не убил меня? Ранки на моих плечах уже давно покрылись корочками. Я попыталась вспомнить, как часто разрешено сдавать донорскую кровь. Раз в два месяца? Прошло ли уже достаточно времени? Я больше не чувствовала головокружения, когда резко вставала. Конечно, я была бы в порядке без одной пинты крови. Вопрос был в другом: позволит ли мне это Эдвард?

Мы были на поляне, Эдвард дышал неглубоко, уставший от нашей прогулки сюда. Яблоко уже начало увядать. Его кожица высыхала, становилась мягкой и морщинистой. Раньше оно бы долго гнило, поедаемое изнутри жуками и червями. Но сейчас воздух был стерильным, да и существование яблока казалось чем-то невозможным. Оно не должно быть здесь, так же, как и я не должна быть еще жива.

- Ты действительно должна съесть его, - сказал Эдвард, когда, открыв глаза, заметил, что я нюхаю яблоко. - Тянуть дальше бессмысленно.

Я посмотрела на его, снова ставшее изможденным, лицо.

- А как же ты? - спросила я.

- Я не ем.

- Ты знаешь, что я имею ввиду. Ты не ел с тех пор... с того дня.

- Со мной все будет хорошо.

- Ты знаешь, что не будет, - продолжила настаивать я. - Мы уже знаем, что происходит, когда ты не ешь. Я хочу, чтобы ты был в порядке. Я не возражаю.

- Я не могу принять это от тебя, Белла.

- Но ты не представляешь, как много даешь мне, - я практически плакала. - Я не смогу без тебя. Ты заставляешь меня жить. Ты хочешь, чтобы я съела яблоко, не так ли?

Он кивнул.

- Почему? Почему это так важно для тебя?

- Потому что ты не ела ничего свежего очень долго. Я знаю, что это принесет тебе удовольствие. И расточительством будет позволить яблоку просто гнить на ветке.

- Расточительством?

- Да. Ведь это такая редкость, чудо.

- Обо мне можно сказать то же самое, - сказала я.

- Конечно, ты — чудо, - сказал он, закрывая глаза и проводя рукой по лицу.

- Я не это имела в виду. Я говорю, что нет никакой причины, по которой я должна быть жива. А ты голоден. Я здорова, сильна. И у меня хватит сил для нас обоих.

- Нет, Белла. Последний раз был ошибкой. Ты видела, что я сделал с тобой и что чуть не совершил.

- Это лицемерие с твоей стороны, ожидать, что я съем яблоко, если сам не позволяешь дать тебе пищу.

Эдвард продолжал слабо протестовать, но это была та самая слабость, которая заставляла меня продолжать спор. Я нуждалась в том, чтобы он был сильным.

- Мы можем быть осторожны, - сказала я. - Я возьму кровь так же, как сделала это в прошлый раз, но ты уйдешь достаточно далеко прежде, чем выпьешь ее. Ты будешь бежать так долго, как сможешь, пока не будешь падать от истощения. Я останусь здесь. Если ты смог справиться с собой, когда повалил меня на землю, то сможешь справиться и не последовать за мной. Ты даже не сможешь почувствовать присутствие моего аромата в воздухе.

Я могу с уверенностью сказать, что Эдвард искал отговорку, но было видно, что голод оказался гораздо сильнее.

- Я съем яблоко, - сказала я. - Но только если ты пообещаешь, что будешь питаться.

- Белла, мне это не нравится, - сказал он.

- У тебя нет выбора, - сказала я, направляясь к ветке с яблоком. Я много раз представляла себе, как буду его есть. Я буду тянуть время, смакуя, поворачивая фрукт в руках и чувствуя запах каждого дюйма прежде, чем погрузить в него зубы и высосать сок. Сейчас, тем не менее, я была настолько зла, что укусила его без ритуала или заботы.

Но даже сейчас, тот укус, тот первый укус... я забыла, насколько хороша еда может быть на вкус. Пусть яблоко и было переспелым, возможно, раньше я бы и не посмотрела на него, будь оно на полке в супермаркете, но именно это яблоко было самой изумительной вещью, что я когда-либо ела.

Я была похожа на животное, поедающее фрукты вплоть до семян. Яблочные семечки содержат большое количество цианида, подумала я, но сейчас меня это не заботило. Я не могла потратить впустую хотя бы часть этого чуда.

Остальной мир перестал существовать, все, что осталось, это были я и яблоко, которому удалось превратить бледный солнечный свет в чистую сладость. Я ела, пока в руках не осталась лишь сухая веточка, а мой подбородок был липким от сока.

- Теперь твоя очередь, да? - спросила я, бросая огрызок на землю.

- Я никогда на это не соглашусь, - сказал Эдвард.

Я опустилась на колени. Я потеряла яблоко, и Эдвард по-прежнему не собирается принимать пищу. Я осталась ни с чем.

- Но ты должен, - плакала я. - Ты должен. Ты нужен мне здесь. Пожалуйста.

- Белла... - начал Эдвард.

- Пожалуйста, - прошептала я. – Ты - все, что у меня осталось.

Ни один из нас ничего не говорил, пока солнце завершало свое путешествие по небу.

- Хорошо, - сказал он, наконец.

На этот раз всё было сделано по нашему общему плану. Я вернулась в клинику, чтобы самостоятельно взять кровь. В этот раз было легче, ведь я знала, чего ожидать. Эдвард выглядел пристыженным, когда я передавала ему пакет. Мне понравилась мысль, что часть яблока находилась сейчас в крови, которую получит Эдвард, ведь так он также может его попробовать.

- Мне это не нравится, - сказал он, застегивая свой жакет.

- Тебе и не должно нравиться, - сказала я. - Просто сделай это.

- Оставайся в доме, Белла, - сказал Эдвард, целуя меня в макушку. - Я не знаю, когда вернусь. Не знаю, сколько времени понадобиться, чтобы стать безопасным для тебя.

- Ты мне очень нужен. Я всегда буду ждать тебя. Только пообещай, что вернешься.

- Я не могу. Я же не знаю, что может случиться.

- Просто пообещай, хоть и не уверен.

- Я обещаю, что вернусь.

- Спасибо, - сказала я, выталкивая его за дверь. Эдвард побежал, сгорбившись и опустив голову. Схватившись за ручку двери, я продолжала наблюдать за ним, пока он не превратился лишь в точку на горизонте.

Эдвард исчез в одно мгновение, но я продолжала пристально смотреть ему вслед, пока мои ноги не начали дрожать от усталости, а желудок не скрутило от голода. Я посмотрела на свою повязку, чувствуя себя немного спокойнее оттого, что часть меня находится рядом с ним, куда бы он не пошел, подобно выцветшей фотографии матери в его кармане…

Главу перевела Mussonka
Редактура: sladkaya