Следующий день был адски тяжел для Эдварда Каллена. Его всю ночь терзали сомнения, и хотя он, наконец, услышал правду из уст жены, и вроде бы должно было полегчать, но чувство вины не давало ему спокойно дышать. Он их оставил. Так просто бросил, когда нужен был больше всего на свете. Все его попытки отыскать Бель были лишь способом оправдать свое бездействие, и Каллен понимал, что, постарайся он немного больше, то отыскал ту самую красную нить, что связывала его родством с двойняшками и их чудесной мамой. Но он в это время пытался утолить свои страдания в испитее человеческой крови, и придании своего тела плотским утехам. Он развлекался в то время, как Белла страдала, вынашивая плоды его чресел.

Жанин расположила свою голову на груди отца. Девушка с детства боялась сильного ветра, а в такую бурю она и вовсе содрогалась от страха, отчего Каллен самолично вызвался помочь. Все же любимая дочь смогла уснуть, хотя и уже ближе к утру, оставляя тем самым отца наедине со своими проблемами. Брюнетка спокойно сопела, пуская слюни на новую рубаху отца, а Эдвард все не мог переключить свои мысли на другую тему, нежели размышления о брошенных детях.

А нужен ли он так же Рене и Нику, как необходим Жанин? Вопрос не давал ему покоя. И в чем же может заключаться его помощь своим детям? С Жанин все понятно — она бежит к нему даже с незначительной проблемой. И это не давало ему понять, чем он может быть полезен двум другим его отпрыскам. Хотя ответ напрашивался сам собой. К концу дня Эдвард поймет, что его даже самый незначительный поступок может оказаться для кого-то долгожданным спасательным кругом.

Карлайл не приехал после очередной рабочей смены. Он лишь позвонил Эдварду ближе к полудню, сообщив, что из-за бури было перекрыто все движение, и весь персонал больниц, впрочем, как и других чрезвычайных служб, было принято решение обязать остаться на местах работы. Конечно, такому, как Карлайл, бояться было нечего, он мог добраться до их места жительства абсолютно спокойно, но это выглядело бы странно. Эдвард понимал, как теперь ему приходилось нелегко — отец, хотя и был на работе, фактически, к ней не допускался. Сейчас, вероятно, он просто должен будет уйти в ординаторскую, притворяясь уставшим. Однако не повезло не только отцу. Джаспер и Элис ушли вчера вечером за покупками, и в то время, как они затаривались в супермаркете, была повреждена центральная электростанция, и практически весь город лишился электричества, впрочем, как и торговый центр, у которого закоротило систему безопасности. Они были захлопнуты там, как мыши в мышеловке, и, чтобы не раскрыть себя, им пришлось остаться там. У Роуз с Эмметом случилось тоже нечто подобное, только с той лишь разницей, что они вовсе застряли на границе города, прямо у поста полиции, потому что Эммет решил покататься без документов. И так как весь транспорт был парализован, то и водительское удостоверение, им подвезти никто не мог. Из семьи с Эдвардом осталась лишь его мачеха и дочь, а также бывшая жена, ее злой брат, двое внебрачных детей, и Джейкоб, к которому он пока не знал, как следует относиться.

Жанин не просыпалась утром, и Эдвард решил, что нет смысла ее будить, к тому же, школа сегодня явно не работает. Вампир просто аккуратно переложил ее на подушку, и, укутав дочь одеялом, решил прогуляться по дому, чтобы хоть немного привести собственные мысли в порядок. Ему еще нужно было рассказать о вчерашнем разговоре матери, которой не было дома в момент его унижения перед братом и сестрами. Эдварду оставалось лишь надеяться, что Джаспер все узнает не от него, а от Элис. Скорее всего, он уже знает.

Медленно проходя по коридору, Эдвард услышал тихие, почти неслышные всхлипы, которые были заглушены громким храпом его старого знакомого. Вероятно, Рене все же не была рада тому, что Джейкоб решил вернуться к ней. Однако Эдвард осознал, что сейчас он не может ничем помочь своей старшей дочери, ибо он был не в курсе их отношений в семье. Может быть, она плачет не из-за мужа. Тогда от чего же? И тут Эдварда словно током ударило — он вспомнил все то, что наговорил днем ранее. Он обидел своего первенца, упрекнул в том, что она и не делала, а теперь пытается вновь сделать вид, что ничего не произошло. Сколько же дров он успел наломать за последнее время? Его проблем стало уж слишком много, и во всех них виноват лишь он.

— Что ты здесь делаешь? — Эдвард не подумал о том, что Белла, ставшая вампиром, может так тихо и незаметно подбираться. Конечно, он привык читать мысли, чтобы понять, что кто-то находится вблизи, а Бель в каком-то роде была исключением.

Парень быстро обернулся, смотря на Бель так же, как в первый раз — с любопытством и некой привязанностью, проявившейся так неожиданно. Он всю ночь думал о том, что как-то нужно побороть свои чувства к ней, но взглянув на это милое личико, напоминающим по форме сердечко, вновь увидев эти добрые, наивно-детские глазки, парень захотел повторить все, что произошло с ним тогда, в Форксе. Он был готов перебарывать свои желания вновь и вновь, только, чтобы видеть такую Беллу всегда.

— Я просто услышал Рене, и захотел извиниться перед ней. За вчерашнее.

— А что было вчера? — Белла как-то странно посмотрела на бывшего мужа, не понимая, что могло такого произойти, из-за чего бы он наконец стащил с себя маску безразличия ко всему. Хотя, учитывая их вечер откровений, Эдварда можно было понять.

— Я немного вспылил из-за случившегося с Жанин, и слегка обвинил в этом Рене, — вампир слегка отстранился назад, почти упираясь спиной в дверь, но это не помогло ему избежать злобного взгляда бывшей супруги.

Ярость отпечаталась на ее лице, она была готова рвать и метать, и если бы не глубокая миска с какой-то жидкостью, она ей богу, оторвала бы Эдварду голову. Но сейчас она не хотела поднимать скандал, ибо Несси все еще спала, и хотя ей снился кошмар, Белла пока была не готова ее будить. Тем более, что после этого опять начнется ругань между нею и Джейком, что только стихла со вчерашнего вечера. Хозяйка была не готова вновь выступать арбитром, тем более, когда есть проблема намного серьезнее.

— Ты не умрешь сейчас лишь потому, что мне нужна твоя помощь, — Бель посмотрела на Каллена как на врага народа, но в данный момент он был единственным, кто реально мог помочь. Уайт лишь жестом указала, чтобы тот следовал за ней, и быстрым шагом поскакала вниз по лестнице, пытаясь не пролить ни единой капли жидкости из чаши.

Они в мгновение добрались до гостиной, но Эдвард до самого последнего момента не понимал, что означает призыв Беллы к помощи. Он уже надеялся на то, что это может быть лишь одним из предлогов к тому, чтобы опять завязать разговор, попытаться помириться. Вампиру нравилось думать, что тот вчерашний «почти-поцелуй» был не игрой разозленной девушки, а явный намек на то, что их отношения можно еще как-то попробовать спасти. Эдвард был готов, чтобы их любовь держалась на пустой надежде, словно на скотче, но он просто хотел вернуть все, как было раньше, до того, как они разбежались по разным сторонам света.

Только все было отнюдь не так радужно. Он не успел перейти через порог, как до него донеслось надсадное болезненное дыхание. Ему не нужно было даже смотреть на того, кому оно принадлежало, он и так знал обо всем. Эдварда вновь как окатили кипятком, ибо он только услышав хрип парня, понял, что во всем виноват он. Он мог бы ускорить шаг, прийти домой быстрее, и Ник бы не попал под дождь. Мог бы не медлить с его поисками, мог бы и вовсе не доводить ситуацию до того, до чего она в итоге дошла. Если бы Жанин только была более спокойна, то ни скандала, ни побега не было, и Николасу не пришлось бы ее спасать. Но даже, если убрать во внимание то, что случилось, сославшись на подростковый бунт, Эдвард все равно чувствовал себя чудовищем, даже не за те мысли, которые он крутил в своей голове, а потому что довел себя до покушения на убийство собственного ребенка. Ночью он тоже долго думал об этом, корил себя, но он не мог подумать, что какой-то высший разум решит его проучить таким способом.

Вампир обошел диван вслед за Беллой, что уже присела у изголовья. Она аккуратно убрала влажное полотенце, что стало совсем горячим от жара подростка, и, смочив его прохладной водой, вновь положила ему на лоб. Эдвард смотрел сейчас на сына и не мог узнать в этом изнеможенном парне того Николаса Уайта, которого он всегда представлял в своей голове: розовощекого сильного детину, принимающее все, как должное, с фирменной ухмылкой на лице. Он выглядел намного лучше даже тогда, когда его нашли на обочине, когда он вернулся с морга с исполосованной скальпелем грудиной. А сейчас был другой Ник. Лицо казалось теперь еще более бледным, даже с примесью синюшности. Каждый его вздох давался ему тяжело, и его даже нельзя было назвать простудным, скорее уж эти надрывные хрипы, сопровождающиеся странным хлюпаньем в горле, можно было сравнить с последними вздохами умирающего старика. Тело его содрогалось от каждого прикосновения матери влажным полотенцем к разгоряченной коже; а сознание было невозможно охарактеризовать просторечиями вовсе. Он не спал, но и не был разумом в том месте, где находились его родные. Нико был где-то вдали от них, но он мог улавливать речь родителей.

— Почему ты не сказала, что он болен настолько? — Эдвард вообще не ожидал, что его «предмет ненависти» вообще может заболеть, хотя теперь он прекрасно понимал, что ему следовало реально думать головой вчера, а не тем, чем он обычно размышлял в порыве гнева. Жанин заболевает от малейшего ветерка, несмотря на то, что в ней «течет и вампирская кровь». Так уж получилось, что организм дампиров весьма вынослив, но ресурсы их тела не столь велики, как у вампиров: из-за тяжелых нагрузок полукровки сильно вредят себе, ослабляя иммунную систему. И без надлежащего питания, которое немыслимо без включения в рацион крови, эти дети крайне хрупки. А Николас вообще ничего не ел за прошедшие несколько дней, вот и довел себя до того, с чем теперь нужно было разобраться его родне.

— Я тебе вообще ничего обязана говорить, — Белла рявкнула на Каллена все с той же злобой, которую она испытывала после того, как узнала о Ренесми. Она была злая настолько, что готова была вот-вот сорваться, но отчего-то холодная рука Ника мешала ей выплеснуть этот сгусток черноты на Эдварда. Только не сейчас.

— Тогда зачем ты вообще позвала меня, раз ничего объяснять не собираешься, — Эдвард хотел прикрикнуть на нее, но в данной ситуации он не мог себе повысить голос сильнее, чем на уровне «почти-громкий-шепот». Все же, как бы он не предвзято относился к этому ребенку, он не хотел сделать ему еще тяжелее, чем-то, что он испытывает сейчас. — Решила просто поглумиться? Я и так знаю, что виноват в случившемся, как с Рене, так и с Ником.

— Эдвард, я еще позволю, конечно же, себе тебя наказать, но в данный момент мне нужно от тебя не это, — Бель полностью повернулась к своему бывшему, всё еще не убирая своей руки с ладони сына. Она пыталась подавить свою злобу, чтобы Нико не почувствовал себя еще хуже, ибо последние дни и впрямь выдались для него тягостными. В этом была и ее вина, как матери этого чада. — Как я уже сказала, мне нужна твоя помощь. У него высокая температура, а все жаропонижающие мы потратили на девочек. Мне нужно съездить в город, чтобы достать еще, но я не могу бросить его тут одного, пока все остальные спят.

Вампир смотрел на Беллу, как на полоумную. Он и представить не мог, чтобы ей, как здравомыслящей девушке, в голову могла прийти идея оставить своего родного ребенка с тем, из-за кого он сейчас и находился, собственно, в подобном состоянии. А ведь Белла знала, что Эдвард не чувствовал ничего из того, что ощущал к своей «принцессе». Она будто играла у него на нервах, в то время, как вампир этого не мог понять. Но какой ей резон рисковать здоровьем собственного ребенка, для того, чтобы лишь проучить бывшего мужа и нерадивого отца.

— Постой-постой, ты хочешь, чтобы я остался с ним? У кровати, не давая ему сгореть от собственного жара? Белла, я не готов. Это слишком тяжело для меня, — Эдвард даже слегка покачнулся в сторону, когда осознал всю глубь вопроса. В голове начали витать тысяча отговорок, отчего именно он не может сделать то, что обязан сделать любой родитель. — Почему ты не попросила об этом Эсми, или своего брата?

Изабелла легко поднялась с пола, подходя ближе к обезумившему мужу. Она как-то странно на него посмотрела — не было злости или разочарования, было лишь замешательство в ее глазах. Она встала так близко с ним, что Эд пожалел о том, что вообще решил сегодня выходить из комнаты дочери, ему нужно было остаться в постели.

— Эдвард, где ты вчера был, когда я тебе сказала, что Ренесми и Николас — твои дети? Или память у тебя за ночь отшибло? Я тебя не прошу же полностью взять над ними опеку и решать все проблемы, что тяготят их. Я лишь попросила тебя приглядеть за собственным ребенком, чтобы ему не стало хуже, пока я отлучусь на час — полтора. Черт возьми, разве не ты хвастался тремя степенями в области медицины? Ты, как-никак, работал со своим отцом, и прекрасно знаешь, чем может обернуться температура в почти сто восемь градусов*. Да кому я это вообще говорю! Эдвард, ты умирал от Испанки. И Николас сейчас в таком же состоянии. А ты лишь и делаешь, что пытаешься перекинуть свою помощь на другого?

— Белла, я не имел в виду ничего такого, — парень пытался оправдать себя, хотя сам и понимал, что действительно его слова означали лишь трусость. — Просто, мы с ним не особо ладили, я подумал, что будет лучше, если я съезжу за таблетками, а ты посидишь с ним. Я же только «за»! А пока меня не будет, Эсми тебе могла бы помочь.

— Твоя мать ушла куда-то рано утром. Рик тоже «пропал». А ты не можешь ехать в аптеку, потому что не знаешь, какие именно лекарства нужно покупать, — Бель уже надевала куртку у двери, оставив Эдварда наедине с сыном. Она была почти собрана в поездку, но все еще желала остаться дома, боясь, что, вернувшись, столкнется с чем-то ужасным. — Мы ночью давали ему почти все легкие жаропонижающие, и, перечисляя их название тебе, я потрачу больше времени, чем займет поездка. Поэтому, лучше уж съезжу я.

Входная дверь хлопнула еще до того, как Белла договорила, а Эдвард и не понял, в какой момент Уайт успела сбежать с его зоны видимости. И вот он «один» наедине со своей проблемой.

***
Время тянулось крайне долго, и чтобы Эдвард не пытался сделать, все было напрасно. Он пробовал дозвониться Белле, Эсми или Карлайлу, но никто не брал трубку. Потом он решил узнать, как продвигаются дела у Элис и Джаспера, но те по-прежнему были заперты в единственном годном магазине города, а Эммета все также держали в камере для административного ареста. Именно в этот момент Эд понял, как сильно был напуган. Прошло больше двух с половиной часов, а Беллы все еще не было, как и других обитателей. Даже оставалось для него загадкой, как этот надрывный лающий кашель сына еще не разбудил всех остальных, однако, наверное, раз уж храп Джейка не мешал девушкам спать, то про попытки Ника поднять всех в доме и говорить не стоит.

Но больше всего Эдварда пугало даже не исчезновение Эсми или Рика, а эта чертова беспомощность. Он постоянно узнавал что-то новое о способах лечения безнадежных больных, а сейчас не мог помочь даже мальчику, что увядал от обычной простуды, которая уже как-то успела перейти в пневмонию. Нико ничего не говорил Эдварду, когда тот менял ему компрессы, или обтирал уксусом, но лишь по его взгляду можно было понять, что он знал о вчерашнем. Видимо, парень видел, как его собственный отец поднимает над его головой валун, и лишь в последнее мгновение отказывается от того, чтобы взять на себя еще один грех. Страшный, непростительный грех, как детоубийство.

— Белла вряд ли приедет в скором времени, так что ты можешь идти, заниматься своими делами, — Эдвард не ожидал, что Ник соберется с силами, чтобы что-то произнести. Он уж слишком плохо выглядел для этого, но все же, решил найти в себе силы на разговор.

— На данный момент, единственное мое дело — сидеть с тобой, нравится тебе это или нет, — вампир приложил пальцы к шее мальчика, чтобы точно сосчитать количество ударов, что отбивает его сердце. Он мог сделать это и, не прикасаясь к сыну, но хрипы мешали ему сосредоточиться. — Лежи тихо, а то хуже станет.

— Разве это не должно приносить тебе удовольствие? — Нико взглянул на него с немного несерьезным взглядом, которым дети одаривают своих родителей, задавая вопросы-почемучки. Это не особо пришлось по душе старшему в комнате. — Ты ведь меня терпеть не можешь, впрочем, как и все вокруг. Так отчего же все пытаются сделать вид, что им меня жалко?

— Эй, Нико, ты начинаешь бредить! С чего ты взял, что все тебя недолюбливают? — Каллену стало теперь интересно. Это был его первый столь длинный разговор с сыном, который сопровождался не только лишь презрением со стороны вампира. Теперь Николас не казался одним из тех засранцев, что покушаются на невинность Жанин, их теперь ничего не могло связывать, поэтому все причины не любить мальца разом исчезли, хотя все же остался неприятный осадок. Вряд ли Эдду когда-нибудь выпадет случай все исправить. — Белла тебя очень любит, и Рик…

— Уж слишком часто они бросают меня. Даже ты — Алекс, меня бросил.

— Алекс? Ник, с кем ты говоришь?

— С тобой, конечно же, «Уайтдез». Или ты видишь тут еще кого-нибудь, кто мешал бы мне уснуть на протяжении года. Как же ты мне надоел! Лучше уж было бы, если бы я действительно сам погиб тогда, в этом был бы смысл.

Эдвард внимательно слушал слова Николаса, но он не понимал, говорит ли он их всерьез, или же ему и впрямь мерещится все это. Кашель прервал странную речь, и, пытаясь отдышаться, дитятко видимо забыло то, о чем говорило, проваливаясь на несколько минут в сновидение, наполненное кошмарами прошлого. Эдвард же неуклюже погладил его по голове, как он часто делал это с Жанин, когда та боялась. Ник все еще дрожал от холода, и Эдварду хотелось набросить на него одеяло, но с таким жаром этого было нельзя делать.

Иногда Ник просыпался, прося воды. Он, похоже, и вовсе не видел свою сиделку, поэтому не пытался съязвить или пошутить над Эддом, что уже потратил несколько часов на то, чтобы просто чувствовать себя беспомощным. И это продолжаться больше не могло.

Спустя четыре часа после того, как Бель покинула дом, у Николаса начали синеть пальцы на руках. Эдвард знал, что с ним происходило, но сейчас он мало чем мог помочь, а помощь нужна была немедленно. Вампир знал, что в гараже стояла еще одна машина, которая, вроде бы, принадлежала Ричарду. Он слышал разговор про то, что она настолько дорога ее владельцу, что даже смотреть в ее сторону было нельзя, не то, чтобы решить на ней прокатиться в такую погоду. Но Каллен с чего-то решил, что мальчишка будет куда более дорог его старшему брату, нежели чертов автомобиль.

Вампир знал, где в доме хранились все ключи, и где можно было добыть бензин, поэтому в том, чтобы завести новый, почти нетронутый кабриолет проблем не составило. Эдварду хватило лишь несколько минут, чтобы приготовить машину к «приключению». Проделывая свою работу по спасению того, кто еще вчера должен был умереть, вампир все еще тщетно пытался дозвониться до отца или хоть кого-нибудь, кто смог бы его успокоить. Но ничего. Оставалось лишь придерживаться этого плана.

Каллен укутал сына в легкое одеяло, предварительно нацепив на него сухую футболку и теплую толстовку, что вытащил из своих собственных вещей, ибо искать тут одежду сына не было времени. Эдвард был уже готов уходить, но перед отправкой вспомнил то, что могло его остановить. Он оставляет в бурю дочь одну в чужом доме. Она непременно испугается, проснувшись и не обнаружив никого из близких. Эдвард обязан был остаться, но это стоило бы если и не жизни, то большого здоровья Ника. И выбор был сделан не в пользу любимого ребенка. Он ушел, не оставив и записки, надеясь, что Рене была права, и Жанин уже способна решать свои проблемы самостоятельно.

***
Дорога до госпиталя была просто невыносимой: повсюду валялись обломки деревьев, ошметки крыш, упавших со зданий, вода и грязь мешали двигаться дальше. Он ехал на дорогом гоночном автомобиле, но скорость его не превышала двадцати миль в час, и это раздражало больше всего. Он боялся, что застрянет где-нибудь, и никто не сможет найти их, никто не сможет спасти Ника.

— Куда мы едем? — такой осмысленный вопрос впервые за день прозвучал из уст парня, который уже устал делать вдохи и выдохи. Он был на пределе, и ему нужна была помощь как можно скорее.

— В больницу, — Эдвард говорил тихо, но и шепота хватало, чтобы Николаса одолел страх. Всего одно слово, а внушало столько страха, и на глазах подростка уже стали наворачиваться слезы. Каллен этого не ожидал, ибо, как уже говорилось, считал Николаса одним из тех несгибаемых людей, про которых в народе пишут легенды. Конечно, у него был жар, но все же.

— Поверни обратно, я не пойду к врачам! — Ник, чуть ли не прокричал это, и Эдвард задумался над тем, откуда в нем взялось столько силы.

Место работы Карлайла уже было видно за магазинчиком запчастей, и Эдвард, проигнорировав детский каприз, въехал на парковку, хваля небеса за то, что они доехали без происшествий. Было бы еще неплохо, если бы Николас вновь уснул, но тот выглядел теперь бодрее любого здорового.

Эдвард вышел из-за руля, и обойдя машину сзади, открыл пассажирскую дверь, показывая сыну, что пора выходить. Но тот быстро понял, что вряд ли они приехали сюда подышать воздухом, быстро юркнул назад. Он был проворен, раз успел в мгновение ока перескочить с переднего сидения на заднее, быстро закрывая задние двери на защелку. Эдварду ничего не оставалось кроме как попытаться «вытянуть» его спереди, поэтому вампиру тоже пришлось полностью залезть в чистый салон автомобиля.

Николас вцепился всей своей немереной хваткой в одну из спинок кресел, а Эдварду ничего не оставалось лишь как попытаться отодрать его оттуда. Ник молил его о том, чтобы вернуться домой, но Эдвард был тверд в своих решениях, хотя и в замешательстве оттого, откуда у этого мальца появилось столько сил на контрмеры. В итоге, они оторвали одно из кресел с корнем. Каллен уже был рад, ибо ему предстояла возможность вытащить наружу Николаса, но тот будто бы и сам понял опасность, угрожающую ему. Парень быстро сиганул на улицу, пока его отец пытался перебраться назад машины. Нико сумел вытащить ключи из замка зажигания еще тогда, когда Эдвард открывал ему дверь, поэтому, только оказавшись на улице, мальчик закрыл все двери машины, оставляя отца в этой пуленепробиваемой ловушке.

Мальчик даже сам обрадовался своей смекалке, но услышав скрежет металла от отрывающейся двери, понял, что совсем забыл о сверхсиле своего соперника. Благо, что в этой части парковки не было ни камер, не лишних глаз, и никто не мог увидеть, как подросток выламывает дверь у непробиваемого автомобиля. Ник решил, что ждать не было смысла, и, превозмогая слабость, и быстро гаснущее сознание, рванул в сторону более оживленной части парковки, где постоянно крутились санитары. Он рванул на всей своей скорости, но забежав за угол, сбавил ее на «человеческо-допустимую». Он не глядел вперед, он оглядывался назад, чтобы увидеть, когда на горизонте покажется его «нянька». Поэтому было немудрено то, что он на что-то налетел.

— Попался! — Нико перевел взгляд на того, на кого наскочил, и сердце было готово упасть в пятки. Рядом стоял сообщник Эдварда. — Вы что тут устроили? А если бы вас заметил кто-нибудь?

Карлайл держал внука за плечи, слушая, как бешено бьется его сердце. Николас был уже готов упасть от слабости, поэтому доктор лишь прижал его к своей груди, делая вид перед санитарами, решившими выкурить по сигарете между тасканием огромного количества пострадавших от урагана. Никто ничего не должен был заметить. Эдвард все еще не появлялся в поле видимости, но Ник — то знал, что он очень близко.

— Я хочу домой, — тихо проговорил парень, когда старший Каллен повел его в сторону входа в больницу. Он пытался вырваться, но сейчас у него не было шанса. Он видел, что Эдвард шел позади, да и Карлайл руку вряд ли уберет с его плеча.

А Эдвард был счастлив. Он победил, хотя и с помощью своего отца, но все же. Он смог победить свои взгляды, смог оставить Жанин одну, хотя и в душе до сих пор скреблись кошки. Однако теперь он был рад еще и потому, что смог выиграть у собственной гордыни. Теперь что-то изменилось, что-то помогло ему свыкнуться с мыслью, что он отвечает теперь не только за себя, но и за троих детей. С ними со всеми нужно будет еще долго работать, чтобы заслужить их доверие, и теперь ему показалось, что Эдвард Каллен, наконец, готов взять на себя свои грехи. Он сможет заслужить доверие двойняшек, не потеряв любовь дочери. И он все еще может добиться симпатии Беллы!