Название: Эдем
Автор: Валлери
Бета: Galactica
Жанр: фантастика
Рейтинг: R
Пейринг: Роджер Абрамс/Лира Портман
Описание: Что может быть романтичнее межгалактических путешествий и поиска внеземных цивилизаций? Что может быть прекраснее новых неосвоенных планет? Экипаж космической субмарины понимал, что это билет в один конец, и «Ребро Адама» - их дом отныне. Но капитан даже не предполагал, чем закончится выбранный ими путь.

---

На нашей ржавой посудине утро начиналось не с восхода солнца, чьи яркие лучи красиво подсвечивали светлеющий горизонт, а с сигнала для пробуждения команды корабля. Ровно в шесть зажигались лампы по всему периметру и звучала классическая музыка, возвещая о начале нового рабочего дня.

Космическая субмарина с поэтическим названием «Ребро Адама» занималась исследованием удаленных галактик, поиском новых форм жизни во Вселенной и планет, пригодных для обитания людей. Идеалисты вроде меня, отправляющиеся в длительное путешествие, мечтали о новых сине-зеленых планетах, развитых цивилизациях и культурно-научных связях с ними. В то время как правительственные компании, финансирующие подобные экспедиции, во главу угла ставили поиск полезных ископаемых, в которых отчаянно нуждалась истощенная перенаселенная Земля.

Во время гиперпрыжков люди погружались в криогенный сон, длившийся месяцы и даже годы. Но как только субмарина пересекала границу новой галактики и выходила из гиперпространства, система жизнеобеспечения корабля будила команду, и начинались трудовые будни.

Межгалактических путешественников отбирали из лучших представителей человечества, имеющих отменное здоровье, профильное образование и интеллект не ниже ста пятидесяти. Умение работать в коллективе и отсутствие привязанностей на Земле. Обычно это был полет в один конец, корабль становился нашим домом, здесь мы жили и умирали. Влюблялись тоже здесь, если везло и хватало на это времени.

Полеты занимали всю жизнь и не предусматривали возвращения домой. Мы собирали сведения о новой Галактике и перспективных мирах, отправляли информацию на Землю, закладывали новый курс и погружались в криосон. К моменту, когда наше послание достигало ОКЦ – Объединенного Космического Центра – некуда было направлять ответ, мы мчались сквозь пространство к новым открытиям и были недоступны сообщениям. Наши родители, друзья на Земле старели и умирали, сменялись поколения и власть. О каком возвращении могла идти речь? Мы даже не знали точно, что изменилось на родной планете за время нашего отсутствия.

Иногда мы встречали подобные нам блуждающие по космосу корабли, иногда нарывались на уже освоенную людьми планету; такое случалось редко и воспринималось как чудо. Уставшие от путешествия могли остаться и осесть там. А команда – обновить состав корабля. Тогда же мы получали возможность узнать что-то о родной планете. Обычно сведения касались политических изменений; ОКЦ продолжал существовать, цивилизация, достигшая пика несколько сотен лет назад, по-прежнему завоевывала космическое пространство, и люди, рассеянные по разным мирам, чувствовали себя Властелинами Космоса. Им требовалось все больше ресурсов, поэтому экспедиции, подобные нашей, никогда не потеряют актуальность.

Подходящих для жизни планет во Вселенной было не так уж и мало. Большинство из них находилось на примитивной стадии развития, и люди без ущерба для местных обитателей могли селиться там. Обычно в исследуемой Галактике мы обязательно обнаруживали одну или две таких. Чуть сильнее или слабее сила тяжести, теплее или суровее климат, больше или меньше воды, насыщеннее или беднее состав воздуха. Опасный или миролюбивый животный и растительный мир. Теория о том, что Вселенная возникла из Большого Взрыва и потому все галактики состоят из идентичных элементов, оказалась правдой, а вот то, что наша планета единственная, где есть цивилизация, нет. Главное условие для возникновения жизни: вода и оптимальное удаление от звезды. Если хоть одна планета обладала нужными характеристиками, рано или поздно на ней появлялась благоприятная для жизни среда. Нам оставалось только найти, исследовать и описать такие планеты.

И лишь иногда мы обнаруживали абсолютно мертвые галактики, в которых по причине неудачного стечения обстоятельств не сложились условия для зарождения жизни. Тогда мы снова погружались в криосон и отправлялись искать новые миры. Все дальше и дальше от дома.

«Ребро Адама» был автономен и не нуждался в пополнении ресурсами. Система жизнеобеспечения была замкнута на самой себе: благодаря высокоэффективной гидропонике мы имели воздух, пищу и топливо, люди создавали и чинили автоматику. Корпус корабля и все детали из сверхпрочного сплава были рассчитаны на сто лет непрерывного безопасного полета. И только непредвиденные риски могли прервать миссию на половине пути: космический мусор или астероид, случайное попадание в гравитационное поле черной дыры, неудачный выход из гиперпространства слишком близко от звезды. Все, что не способен был предусмотреть человек, рассчитывал суперкомпьютер, но даже он мог ошибиться.

Сейчас наша очередная миссия находилась на стадии завершения. Мы болтались по галактике 100887-GQ-12 уже четыре года, найдя тридцать две планеты, потенциально пригодные для колонизации. Четыре из них можно было заселять уже сейчас, другие нуждались в той или иной корректировке условий. На двух были обнаружены примитивные цивилизации гуманоидов, такие планеты помечались особым значком и закрывались для посещений. Мы не обживали миры, заселенные разумными существами.

Вся информация о найденных планетах уже была направлена в ОКЦ, а мы приступили к обследованию последней в этом регионе планетарной системы, возле звезды класса С, так похожей на наше родное солнце.

Я потянулся, не желая вставать. Мы все еще находились в гиперпрыжке и у меня было немного свободного времени. Автоматика корабля все делала сама, человеческое присутствие нужно было лишь для галочки и в аварийных случаях. Гиперпрыжки от планеты к планете и от звезды до звезды длились по нескольку дней, во время которых команда занималась обработкой данных, написанием отчетов, проверкой систем корабля и медицинским обследованием астронавтов. Работа начнется, когда мы выйдем из гиперпространства.

- Адам приветствует команду корабля и желает удачного дня, - раздавался из динамиков механический голос бортового компьютера. – Система жизнеобеспечения: в норме. Температурные условия: оптимальны. Скорость: 404522340 бартелей в секунду. Температура за бортом: минус 273 градуса. Расчетное время прибытия в исходную точку: 12:32:09:03:3615 по земному времени. Два часа и одиннадцать минут до выхода из гиперпространства.

Сегодня будет насыщенный день.

Одним резким рывком я поднялся, разминая затекшие после сна мышцы. Плеснул в лицо холодной воды и тщательно умылся. Побрился и переоделся в форму капитана. Из зеркала на меня смотрел молодой тридцатишестилетний мужчина: овальное лицо с заостренными чертами, пронзительный взгляд и плотно сжатые губы, черные прямые волосы, отросшие и торчащие в разные стороны. Я решительно прикрыл их фуражкой, которая придала лицу еще более строгий вид. Молодой, но серьезный.

А в глубине души – романтик. Без таких черт характера, как мечтательность и идеалистичность, на исследовательском судне делать было нечего. Если ты не готов пожертвовать нормальной жизнью ради космических просторов, то не пройдешь тест на пригодность и не попадешь на корабль.

Все, что мы брали с собой, это воспоминания. Маленькая фотография в верхнем углу зеркала привлекла мое внимание: красивая девушка с миндалевидными карими глазами и волнистыми густыми волосами цвета красного дерева. Лира Портман, модель, певица, актриса. И мой неизменный талисман вот уже много лет.

- О, привет, дорогая, - улыбнулся я в ответ на ее чудесную белозубую улыбку. – Отлично выглядишь сегодня.

На Земле я не успел влюбиться в кого-то по-настоящему, но зато в список моих увлечений входили несколько актрис, из которых Лира была главной фавориткой. Сейчас ей уже больше лет, чем мне, наверняка лицо ее испещрили морщины, а тело давно не такое подтянутое и молодое. Но я не мог узнать о ее судьбе, связь с Землей была односторонней, а экспедиция предоставлена самой себе.

Все же я бережно хранил эту тоненькую связь с родной планетой, вечерами любуясь очаровательной Лирой и ностальгируя о том, от чего сознательно отказался. Прежде чем покинуть каюту, я оставил символический поцелуй на ярком глянце и спрятал фотокарточку в нагрудный карман.
- Пора работать, родная, - напутствовал я Лире, грозно надвигая фуражку на лоб. – Вечером поговорим.

В бортовом кафетерии я дружелюбно здоровался с членами экипажа: здесь были техники, ученые, специалисты, программисты, и я всех знал в лицо. Завтрак проходил в шумной обстановке, люди возбужденно предвкушали сегодняшнее приключение.

- Здравствуйте, капитан, - кивнула мне инженер по связи Римма Пьетрова, женщина сорока двух лет, блестящий ученый и мастер на все руки, которую с распростертыми объятиями встречали в любом отделе.
- Здравствуйте, капитан, - поздоровался Киоши Масао, специалист по гипердвигателям и робототехнике, автоматизированным системам управления боевого вооружения корабля.
- Здравствуйте, капитан Абрамс, - официально бросил Джафар Азиба, служащий отделения гидропоники, невзлюбивший меня за то, что я не позволял ему поменять работу в оранжерее на более для него привлекательную.
- Привет, Роджер, - фривольно обратилась ко мне Динара Болевски, курирующая спортивный досуг команды и по совместительству просто веселая женщина, устраивающая соревнования и развлекательные авантюры в моменты скуки.

Вся команда состояла из двухсот пятидесяти человек, состав был интернациональным, потому что на Земле вот уже более пятисот лет как существовало Объединенное Государство, а расовые различия остались в глубокой древности.

- Доброе утро, - ответил я каждому, усаживаясь за один стол с Наоми Уорнер, диспетчером, Леви Рухамом, штурманом и Сигфридом Гантером, вторым пилотом. На завтрак подали тофу, овощное пюре, молоко и сладкие булочки. Поваров у нас не водилось, идеально сбалансированное питание готовила автоматика.

Обсуждения во время приема пищи сводились к неосвоенной планете DEM-686, на которой команда мечтала провести незабываемый уикэнд, если повезет. Гадали и делали ставки на то, кто опустится на нее первым, а кому вообще побывать на ней не придется. Обычно, если атмосфера планеты оказывалась благоприятной, а животный мир не опасным, мы задерживались в миролюбивом местечке подольше. Челноки сновали туда-сюда, давая людям возможность провести на берегу океана небольшой отпуск прежде, чем корабль отправится покорять новые галактики.

Я ощущал то же возбуждение, что и другие, заразившись всеобщим энтузиазмом. Ел впопыхах, из-за чего мой личный компьютер – регулятор физического состояния, закрепленный на левом запястье – сделал замечание, заботясь о моем желудке, и порекомендовал перед сном небольшую дозу успокоительного.

На мостике оживленные сотрудники встали по стойке смирно, когда я вошел.
- Вольно, - махнул я им рукой, призывая заниматься своими делами. Внимательно просмотрел звездную карту: если расчеты верны, то планета DEM-686 окажется пригодной для жизни.

DEM – что за название такое? Да еще число не внушало доверия, будто мы направляемся в ад, и ДЕМоны поджидают нас на подлете. Нужно было что-то более жизнеутверждающее, что бы дарило побольше энтузиазма.

- Планета Эдем прямо по курсу, - объявил я по внутренней связи корабля. – Всему экипажу занять кресла безопасности. Выход из гиперпространства через десять, девять, восемь…

Я дал команду заглушить подачу гипертоплива, краем глаза проследив, чтобы другие пилоты заняли спасательные кресла, предохраняющие от возможных потрясений.

- Четыре, три, два, один…

Субмарину качнуло, когда гипердвигатели перешли в обычный режим, в панорамном иллюминаторе появились звезды, розовато-белая планета величаво плыла по левую руку. И тут же сработал пронзительный сигнал тревоги, неожиданный для всех.

- Неопознанный объект по курсу корабля. Размер сто пятьдесят метров. Неопознанный объект по правому борту, размер полторы тысячи метров, столкновение через три минуты. Неопознанный объект по левому борту, размер девятьсот метров, двигается со скоростью триста двадцать метров в секунду, столкновение неизбежно.

Даже автоматика не успела бы среагировать, задавая идеальный курс уклонения, прятаться было попросту некуда. Астероиды нависали повсюду, целый пояс черный глыб, не замеченный навигационной системой заранее. Команда успела лишь громко ахнуть в унисон, а затем раздался мощный удар и погребальный металлический скрежет. Затем второй удар, третий.

Катастрофа развивалась по наихудшему сценарию. Планета исчезла из поля зрения, а затем появилась снова, прочерчивая экран справа налево с увеличивающейся скоростью, по мере того как удары астероидов раскручивали субмарину вокруг оси. Освещение погасло, погрузив отсеки в непроглядный сумрак, и воздух с шипением стал вылетать в открытый космос из пробоин.

Все это заняло около двадцати секунд, автоматическая защита, призванная спасать наши жизни, включилась почти мгновенно. При разгерметизации, чтобы максимально снизить утечку воздуха или вовсе избежать ее, на корабле действовала система, как на подводной лодке: между отсеками опускались перекрытия, и каждое отделение превращалось в спасательный модуль, автономный от других. Даже если субмарина развалится на сотни частей, спасательные кресла-капсулы уцелеют, сохранив жизнь пусть не всех, но хоть некоторых людей. Бортовой компьютер рассчитает курс на ближайшую пригодную для существования или обитаемую планету, автоматически включится маяк, посылающий сигнал SOS, а команда будет моментально погружена в криосон в ожидании спасения.

И только капитан, единственный из всех, останется в сознании, чтобы лично наблюдать или за спасением, или за трагической гибелью благородной миссии. Перейдя на ручное управление, при необходимости он может вмешаться – например, при отказе работы искусственного интеллекта. И только когда поймет, что опасность миновала, в ручном режиме может погрузить в криосон и себя.

Я видел, как спасательные кресла моих пилотов опрокинулись назад, укрытые сверхпрочным прозрачным пластиком, способным защитить хрупкие тела от повреждений, и скрылись в полу, надежно прячась от любой угрозы. И знал, что в следующую секунду, как только бортовой компьютер оценил повреждения корабля как неподлежащие устранению, а нарушившуюся систему жизнеобеспечения корабля как несовместимую с продолжением миссии, команда уже спала, подчиняясь Протоколу Безопасности. Если кто-то умрет, то ничего не почувствует. Я же увижу и испытаю все.

Я бодрствовал, ощущая каждый новый удар каменных обломков, играющих субмариной, словно мячиком для пинг-понга. Бодрствовал, когда корабль вышвырнуло из пояса астероидов, и куски его раскуроченной обшивки разлетелись в разные стороны как рой пчел. Бодрствовал и тогда, когда понял, что капитанская рубка отвалилась, и я наблюдаю полет субмарины, побитой и мертво-черной, со стороны.

Некоторое время мы парили рядом. А затем, войдя в верхние слои атмосферы DEM-686, разошлись. «Ребро Адама» был массивнее и тяжелее, металл мгновенно раскалился, вспышка ослепила мои глаза. Ну а затем мне стало не до поэтических сравнений и романтических наблюдений за гибелью корабля. Спасательный модуль, в котором я был заперт как беспомощная сельдь в консервной банке, завибрировал и загудел, притягиваемый гравитацией планеты. Сверхпрочный прозрачный пластик панорамного окна треснул и разломился, с диким свистом воздух покинул разваливающийся на части отсек; меня защищал пластик капсулы, сомкнувшийся над креслом. Стабилизаторы отказали, я чувствовал каждую кость, ломающуюся под ремнями. Модуль вертело вокруг оси, я видел сменяющиеся картины: черноты космоса и прозрачно-дымчатой пелены облаков, голубизны неба и бело-розовой поверхности земли. Одно радовало: жизнь на планете, хоть какая-то, наверняка была. Если повезет, часть команды выживет. Ну а я… отключился при ударе о твердь планеты.



Протокол Безопасности гласит, что в критических ситуациях, если нет живого капитана или человека, способного его заменить, дальнейшую судьбу членов экипажа решает ИИ – искусственный интеллект, встроенный в бортовой компьютер. Если катастрофы избежать не удалось, команда автоматически погружается в криосон. Капитан должен оценить масштабы трагедии и принять решение, будить команду или позволить им дождаться спасательной экспедиции. В криосне люди не старели и могли ждать столько, сколько модуль способен работать автономно от корабля, а это двадцать-тридцать лет непрерывной работы, потому что система отсеков была замкнута на самой себе, как и материнский корабль. Криокапсула, если ей суждено было отделиться от модуля, также была способна поддерживать жизнь до прилета спасателей, работая на солнечных батареях в течение многих лет.

Когда я открыл глаза в первый раз, надо мной мерцало розово-лиловое небо. Со всех сторон валил черный дым, закрывая солнечный диск. Тело было неподвижным, в него впивались острые осколки со всех сторон, проникали под кожу. Я не мог дышать – возможно, ударом повредило систему подачи кислорода, и жить мне оставалось считанные секунды.

- Адам, оценить повреждения, - хрипло попросил я.
- Атмосфера планеты ядовита, - послушно отозвался искусственный интеллект. – Повреждения капсулы значительны. А у вас, капитан, сломаны ребра, задеты внутренние органы, шанс выжить – два и три десятых процента.

Когда я открыл глаза во второй раз, мало что изменилось: я смотрел на мир сквозь сеточку трещин на пластике капсулы, защищающей меня от неблагоприятной среды; тело все еще оставалось неподвижным. Однако были и различия: я больше не ощущал боли, я вообще не чувствовал ничего. Мог видеть над собой густые ветви, покрытые десятками тысяч розовых цветов. Весна... единственное, что пришло в голову.

Когда я открыл глаза в третий раз, меня окружал полумрак. Пластиковый купол исчез, но я не испытывал недостатка в кислороде или губительного воздействия атмосферы. Напротив, воздух казался чистым, как на Земле в горах, свежим, насыщенным приятными запахами, словно вокруг рассыпаны кедровые орешки и разлит мед.

Я сел, это получилось легко обновленным телом. Кости целы, царапин и ран нет. Я все еще находился в своей капсуле, а надо мной плотно сомкнулись кроны деревьев, образуя свод. Стены были неровными и представляли собой переплетение массивных корней. Я огляделся: капсула буквально «вросла» в дерево, стала с ним единым целым. Свет попадал снаружи через небольшие отверстия на уровне моего роста и через продолговатый двухметровый «вход», сквозь который виднелось весеннее великолепие планеты. Насколько хватало глаз, вокруг моего импровизированного «дома» простирался сад из невысоких коренастых ветвистых деревьев, покрытых белыми и розовыми цветами в неисчислимом количестве. Повсюду был розовый. Розовые лепестки ветер поднимал в небо, розовые лепестки усеяли землю. Облака… тоже были розовыми. А синева неба, отражая цветущую планету, слегка отливала светло-лиловым. Я попал в сказку, не хватало только Волшебника, Единорога и Белоснежки.

Снова вдохнув, я не испытал неудобств.

- Адам, все новости за последнее время.
- Сейчас 10:20:15:05:3615 по земному времени, вы пробыли без сознания чуть больше двух земных месяцев.

Я присвистнул.

- Ваш организм в полном порядке, капитан, кости срослись, раны зажили.
- Что с командой? – Бортовой компьютер поддерживал связь со всеми независимо от того, находятся отсеки вместе или разделились.
- Основная масса корабля уцелела, - проинформировал ИИ. – Из двухсот пятидесяти человек двести восемнадцать выжило. К сожалению, моя база данных из-за пожара была повреждена, поэтому я не всех могу идентифицировать. – Он начал перечислять погибших, я вздыхал на каждом имени.

Невольно я протянул руку к нагрудному карману, вытащил фотографию Лиры, не пострадавшую при аварии. Уселся на уступ из бугрящихся корней вместо стула, а фотографию поставил на другой уступ, удобно расположив на нем локти, как на столе.

- Что стало с капитанской рубкой? – потребовал я ответа, глядя на свою вросшую в дерево капсулу.
- Обшивка сгорела в плотных слоях атмосферы, капитан, и рубка развалилась на отдельные сегменты. На данный момент я получаю информацию о восьми объектах, и все они мертвы.
- О восьми? – я знал, что в капитанской рубке было восемь спасательных кресел-капсул, но не помнил, чтобы в рубку перед аварией входил девятый человек. – Ты имеешь в виду восемь, кроме меня, или восемь вместе со мной?

Адам долго проверял данные, скрипел и шуршал, прежде чем ответить:
- Вы единственный выжили. Сожалею, капитан.
- Поможешь мне найти их?
- Без труда справлюсь с этой задачей. Моя навигационная система тоже, кажется, повреждена… Но связь в целом не задета. Постараюсь восстановить утерянные программы со временем.

Хорошо, что ИИ имел возможность самостоятельно перезагружаться.

- Где «Ребро Адама»?
- Упал в пятнадцати километрах к югу отсюда, у подножия горы. Корабль в безопасности, люди погружены в криогенный сон, им также ничего не угрожает.
- Послан ли сигнал бедствия, Адам?
- Так точно, капитан. Сразу по приземлении.

Отлично. Хоть что-то вдохновляющее.

- А что с воздухом, есть вредные примеси?
- Состав воздуха идеально подходит для существования человека, капитан.

В памяти зашевелилось воспоминание.
- Я что-то слышал в момент пробуждения о ядовитой атмосфере. Но сейчас дышу вполне свободно? – удивился я. – Ты можешь это объяснить?

Бортовой компьютер выдал непродолжительную заминку.
- В долине наблюдается концентрация токсичных газов, но здесь, на холме, в диаметре пятисот – пятисот пятидесяти метров окружности состав воздуха пригоден и устойчив.

Я нахмурился, представив, что со мной случится, если ветер принесет из низины ядовитый газ. И выглянул в естественный проход между корнями, чтобы оценить обстановку. Стояла тишина, не слышно даже шелеста листьев. Природа замерла в своей нетронутой красоте.

Рискнув выйти наружу, - странный самообман, ведь мне казалось, будто переплетенные корни-стены меня защищают, - я поразился виду. Повсюду, куда ни кинь взгляд, простирались розовые деревья, как бесконечное застывшее розовое море. Дерево, в которое попала моя криокапсула, ударом было, по всей видимости, расколото надвое, но выжило, постепенно обрастая со всех сторон и образовав необычную пещерообразную нишу, в которой я теперь поселился. Мой дом на неопределенное время, пока я буду исследовать чужой мир в ожидании спасательного судна и решать, будить команду или заснуть самому.

Я обошел вокруг своего «дома», поражаясь тому, что не осталось никаких следов удара и горения. Ствол выглядел уродливо по сравнению с соседними, раздутым и изогнутым, но крона образовала ровный свод. И с высоты полета вряд ли можно увидеть последствия падения обломков. За время, которое я выздоравливал, природа полностью восстановила девственный вид, как до аварии. Когда сюда прибудет спасательная экспедиция, надеяться можно будет только на маяк, потому что с такой скоростью роста деревьев видимых следов присутствия корабля на поверхности не останется.

Дерево при ближайшем рассмотрении оказалось не так уж похожим на земное растение, как на первый взгляд. Корни и ствол кремового цвета казались неотличимыми друг от друга; хаотично переплетаясь между собой, будто нити канатов, они тянулись вверх, к солнцу, и в вышине разветвлялись на множественные витые веточки. Если приглядеться, то и ветви не были одиноки, каждая спиралевидно закручивалась вокруг нескольких других. Так делают стебли вьюнов, находя опору. По сути это даже нельзя было назвать деревом, то был симбиоз множества тонких стволов, образующих единое целое.

Сладкий аромат меда и кедра шел от цветов. Похожие на яблоневые соцветия, но раз в десять крупнее и толще. Я потрогал лепестки кончиками пальцев – они были гладкими и плотными как воск. Совсем не земные. На кончике звездообразного пестика мерцала капля густого нектара. Не удержавшись, - хотя Протокол Безопасности предостерегал от подобных неосторожных действий, - я лизнул жидкость и поразился вкусу. Мгновенно заурчал живот, напоминая, что если я хочу выжить, необходимо питаться. Сорвав цветок, я отнес его в капсулу, чтобы Адам проверил состав нектара.
- Питательные свойства даже выше, чем в смеси, которую вырабатывала система жизнеобеспечения корабля, капитан, - шокировали меня полученные данные.
- Адам, ты хочешь сказать, что это съедобно?
- Так точно, капитан, - последовал ответ. – Съедобно и безопасно.

Что ж, проблема питания решена, хотя такое чудесное совпадение человеческих потребностей и инопланетной растительной пищи показалось мне удивительнейшим фактом. Еще никогда наша исследовательская экспедиция не наталкивалась на столь гостеприимный мир. Я вышел, окидывая взглядом прекрасный райский сад, распростертый предо мной, вдохнул чистый свежий воздух и раскинул руки:
- Ну, здравствуй, Эдем!

Безмолвие было мне ответом, ни шелеста вокруг, ни ветерка. Ни пения птиц, ни криков животных. Только еле слышное потрескивание растущих ветвей да лопающихся с тихими хлопками бутонов.

Острый интерес первооткрывателя вспыхнул во мне, и я отправился на обозрение окрестностей. К вершине холма, откуда больше видно. Необходимо было также найти остатки сгоревшей капитанской рубки, удостовериться в гибели членов экипажа и, как это ни удручало, их похоронить.

- Адам, опасных животных нет? – должен был я спросить, хотя был почти уверен в ответе.
- Нет, капитан.
- Значит, на этой планете венец творения – растения, - задумчиво бредя по ковру из розовых лепестков, на которых сквозь полог густого леса плясали солнечные лучи, ярко подсвечивая дорогу, кивнул я.
- Растительный мир также отсутствует, капитан.

Утверждение Адама заставило меня приостановиться. Я тронул ладонью бугристую кору, на ощупь она была теплой, даже теплее чем моя кожа. Упругой, но не твердой, какой должна быть кора. Казалось, можно видеть, как со скрипом переплетение чуть расширилось, дерево поднялось выше. Оно росло прямо на моих глазах.

- Что же это, Адам? – потребовал я.

И браслет на моем запястье снова ожил:
- Мне не с чем сравнить, капитан, я встречаю такое сочетание впервые. Основа этой жизни – белок с высокой биологической активностью, похоже на симбиоз растений и микроорганизмов, так, будто на этой планете разделения на животных и растения в свое время не произошло. Также анализ среды показывает присутствие большого количества спор, поэтому я бы осмелился предположить, что местная форма жизни – эукариотические организмы.
- Грибы! – ахнул я, глядя наверх и поражаясь внешнему сходству с растениями. Это, по крайней мере, объясняло быстрый рост. А еще наличие токсинов в долине: как известно, некоторые грибы ядовиты, мне повезло, что они растут внизу.
- Чтобы узнать это точно, понадобится не один день и оборудование, которое осталось на основной части корабля. Я мог бы передать в главный компьютер данные через вашу капсулу криосна, но при аварии значительная часть необходимых для анализа программ была повреждена, и устранить неполадки возможно только вручную.
- Я должен туда добраться, - попросил я, продолжив движение и преодолевая последние метры до высшей точки. Недолго думая, поставил ногу на витой ствол, уцепился за изогнутые ветви и полез наверх. Мне хотелось увидеть как можно больше.
- Невозможно, капитан, - посочувствовал мне Адам. – У вас нет для этого защищающего скафандра и запаса воздуха.

В этот момент я взобрался на вершину дерева и смог в полной мере оценить место, в которое попал. Море, бесконечное, застывшее, волшебное море розовых с белыми вкраплениями цветов, тянущихся к синевато-лиловому небу и белому солнцу. Кажется, с тех пор, как я очнулся, оно не сдвинулось ни на миллиметр. Косые лучи отражались от восковых лепестков, заставляя это великолепие сиять, преломляться и поражать воображение. На многие мили вокруг розовый цвет.

- Кажется, день тут длиннее, чем на Земле? – обратился я к Адаму, щурясь от солнца, тепло которого не жарило, как на Земле, а приятно согревало.
- Пятьдесят шесть часов – оборот вокруг своей оси, капитан. Зато оборот вокруг солнца намного короче и составляет сто пятьдесят пять земных дней.

Время двигалось здесь в два раза быстрее, получается, что я провалялся без сознания четыре местных месяца.

В низине, как черное металлическое клеймо на сказочном розовом фоне, лежала субмарина, портя прекрасный пейзаж. Я видел ее не очень хорошо с такого расстояния, не мог рассмотреть деталей, но даже отсюда она представляла жалкое зрелище: были заметны рваные огромные раны, нанесенные беспощадными астероидами, отсутствовали все внешние рабочие детали – радары и батареи энергосбережения. Все, что осталось от нашего исследовательского корабля – это кусок помятого железа, походивший на гроб. Оставалось лишь надеяться, что система жизнеобеспечения позволит команде выжить до прибытия спасателей.

Приглядываясь внимательно к нетронутой розовой глади, я заметил неровные вмятины в двух местах, невдалеке от места, на котором я пристроился, и по другую сторону холма почти в самом его низу. Адам подтвердил, что эти бреши проделали части развалившейся капитанской рубки, и я направился туда, чтобы осмотреть место и взять с собой вещи, которые могли бы пригодиться.

Не сразу я смог разобраться, как обнаружить в буйстве растительности первый фрагмент корабля. Сначала понял, что топчусь на мягком пружинящем грунте, затем, руками разбросав в стороны лепестки, понял, что подо мной в переплетении корней спряталась правая сторона рубки вместе с приборной панелью и креслом штурмана.

Понадобилось несколько часов, чтобы добраться до нужного места. Без инструментов руками я разрывал плотные, однако податливые, структурой напоминающие рыхлую от времени резину, корни. Расчистив небольшой вход внутрь, в который едва мог протиснуться, в полутьме я с трудом различил разбитую криокапсулу Леви Рухамы, опутанную корнями настолько плотно, что они пробрались даже внутрь, не оставляя шанса извлечь и перезахоронить тело. Все вокруг было оплетено этими корнями, они буквально поглотили пластик и металл.

Воздух здесь был пропитан чем-то едким и кислым, отчего стало больно дышать, будто я втянул глоток сухого раскаленного песка. Я выбрался наружу, спасая свою жизнь. Делал еще несколько заходов на задержке дыхания, после чего обзавелся острыми обломками пластика, которые сойдут теперь за инструменты, а один, вогнутый, за плошку. Хотя я не видел на планете водоемов, и это вызывало некоторое беспокойство, но у меня возникла идея собирать в эту импровизированную чашу цветочный нектар.

Спускаться ко второму обломку капитанской рубки я поостерегся: Адам предупредил, что воздух там токсичен.

Тело после длительного подъема и нелегкого труда ныло, испытывая усталость, так что я принял решение вернуться и поспать, прежде чем продолжу поиски.



Дни тянулись неторопливо и насыщенно. Планета казалась Раем по всем показателям: комфортное тепло, приятная покойная тишина, отсутствие опасностей и обилие пищи. Я наблюдал быструю смену времен года, превращение миллионов цветов в красновато-белые плоды, оказавшиеся на удивление вкусными и питательными. Они содержали и достаточно жидкости, чтобы я не чувствовал ее нехватки. Более того, даже мясисто-восковые, мягкие и толстые бело-бордовые листья местной растительности оказались съедобными и неплохими на вкус. Если плоды напоминали по вкусу сладкие сочные земные фрукты, то листья были похожи на овощи типа тыквы. Ради интереса я попробовал даже кремовые ветки – они также годились в пищу, но не слишком меня впечатлили, так как имели солоноватый вкус резины и яйца. Быть может, они были даже калорийнее всего остального, но я предпочитал фрукты и листья.

Осень на планете оказалась не похожа на Земную: теплая и сухая, она заставила плоды съежиться и упасть вниз, где они могли храниться, по всей видимости, бесконечно. Я жил в настоящем Эдемском саду, и иногда ловил себя на мысли, а не на этой ли планете стоит искать истоки человеческой цивилизации.

Радиус местности с подходящим для дыхания воздухом увеличился с пятисот пятидесяти метров до километра и продолжал расти. Я мечтал, что когда-нибудь смогу добраться до основной части субмарины, которая с каждый днем все сильнее зарастала местной флорой. «Ребро Адама» был огромным кораблем, пройдет несколько лет прежде, чем он будет полностью погребен под гигантским лесом, но я надеялся, что спасательная экспедиция все же прибудет раньше, чем это произойдет. Я жаждал увидеть лица людей и продемонстрировать им великолепие местной природы, ее необыкновенной красоты и доброй заботы… Но иногда меня пугала мысль о колонизации этого совершенства. Я, как никто другой, знал, насколько алчными и равнодушными бывают люди, разграбляя ископаемые богатства и не заботясь об окружающей среде. Представлять, как на цветущее плато приземлится космический челнок, выжигая сотни метров прекрасных деревьев, как люди начнут строить дома, вырубая буйную растительность, было неприятно.

Мой импровизированный дом расширился и превратился в комфортабельный жилой отсек; дерево, казалось, знает, что мне необходимо. Выступы, которые я первоначально посчитал удобным использовать как стул и стол, выросли вдвое, и от постоянного использования отполировались до гладкости. Я обнаружил, что строительство из местного материала может стать удивительным искусством: стоило воткнуть сорванную ветку двумя концами в стену, и она врастала, постепенно превращаясь в полку; сплести фигуру, и получался сосуд, шезлонг, веранда, стол… что угодно! Так у меня появилось множество ящиков и ниш, в которых я складывал плоды и хранил сок, хотя это, в сущности, было необязательным: я в любой момент мог протянуть руку и снять фрукт прямо с дерева.

Я приспособился к новому режиму шокирующе легко, вскоре ложился с восходом и спал сорок восемь часов подряд. Моя капсула, оторвавшись от корабля, была повреждена и почти исчерпала свои возможности, так что я не мог погрузиться в криогенный сон. Хотя я и не хотел, слишком велико было желание изучать планету. Металлический каркас и пластиковое нутро капсулы заросли, но корни сохранили мягкую упругость, походя на ортопедический матрас.

Единственное, чего мне катастрофически не хватало, это общения! Если бы я мог спуститься в низину, то обязательно пробудил бы хоть несколько человек, а может и весь экипаж. Наша колония жила бы и процветала, занимаясь исследованиями в ожидании спасательного корабля. Кто-то наверняка захотел бы тут даже остаться. Но «Ребро Адама» по-прежнему оставалось вне досягаемости.
- Неужели нет никакого способа туда подобраться? – грустил я, бродя возле «рубежа» - последнего края моего безопасного мирка, за которым блуждали ядовитые испарения, губительные споры или газ, способные меня уничтожить. Много километров разделяло меня и корабль.
- Какое-то время вы сможете выжить, даже двигаться, - объяснял Адам терпеливо, - потом у вас начнутся галлюцинации. Через четырнадцать минут наступит асфиксия, а через двадцать две минуты смерть.

Двадцати двух минут не хватит, чтобы преодолеть расстояние туда и обратно. И эта безнадежная беспомощность все чаще раздражала, а в конечном итоге начала приводить меня в бешенство.

- Должен быть способ, - ругался я, невольно вступая на запретную территорию и ощущая ядовитый кислый привкус на языке, пугающий и отталкивающий. – Адам, мне нужно добраться туда! Я не могу больше оставаться один!
- Вы не один, капитан. С вами я.
- Ты не то же самое, что живые люди. - Я почти срывался по склону вниз, еще не готовый умереть, но уже близкий к умопомешательству.
- Капитан, разве вам чего-то не хватает? – удивленно спрашивал искусственный интеллект. – У вас есть все необходимое для существования: еда, дом, среда. Раньше вас это устраивало… Что же изменилось?
- С каких пор в твою программу включена забота о моем душевном состоянии и умение поучать? – вспылил я.

Адам замолчал, я уж подумал, что бортовой компьютер научился обижаться, когда он, наконец, ответил:
- Не знаю, капитан. Я самосовершенствуюсь, возможно, во мне появились навыки, соответствующие времени и месту?..

Искусственный интеллект на то и интеллект, чтобы уметь использовать получаемую информацию и самостоятельно развиваться. Раньше я не замечал такого за Адамом, но ведь не только я, но и он пережил катастрофу и вынужден был приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам. К тому же, многие его данные были повреждены, что могло породить и ошибки.

- Извини, что сорвался, - попросил я прощения у компьютера, как у живого человека.
- Все в порядке, капитан.

Помимо Адама я мог говорить только с Лирой. Она, понятно, не могла ответить, да и фотография за месяцы поистрепалась, так что я больше не носил ее с собой, а держал на маленькой полочке. На корабле я мог в любой момент распечатать новое фото, теперь же бережно хранимый лик красивой девушки все сильнее ускользал от меня, выцветая и затираясь. Скоро большие карие глаза и изящный стан останутся лишь в моих воспоминаниях. И это меня убивало.

- Я не могу больше, Адам, - кричал я на ИИ, бродя по своей комнате. Уже ничто не радовало меня здесь, даже изменение в погоде и некоторое развлечение в виде дождя, сопровождающего зиму.

К этому времени стволы и корни иссохли, а ветви скрючились и уменьшились в размерах, прекрасный некогда весенний сад стал походить на сморщенную надувную игрушку. Голые искривленные ветки – все, что я видел вокруг.

Дождь смочил сухую кору, пропитал землю и заставил плоды набухнуть, вскоре здесь вырастет новый сад, покроется розовыми цветами и заблагоухает… Но и это меня уже не радовало. Я хотел так много: действий, свершений, обнять живого человека, проснуться в бескрайнем ледяном космосе, увидеть новые миры, жить, дышать, рисковать. Влюбиться!

- Чего бы вам хотелось, капитан?
- Многого! – всплеснул руками я, выходя под теплый дождь и поднимая глаза к серому – сейчас серому – небу. Даже влага не причиняла неудобств, здесь вообще хоть что-то может напугать или заставить понервничать, тронуть за живое или создать дискомфорт?! Это планета была раздражающе идеальной!

Конечно, я мог просто убить себя, спустившись в низину. Но это противоречило моему инстинкту самосохранения.

- Хочу узнавать что-то новое, перечитать знаменитых и не очень классиков, посмеяться над ироническим детективом и поплакать над душещипательной трагедией. Мне отчаянно не хватает элементарных книг!
- Изучайте планету, - предложил Адам. – Вы ведь сами говорили, что интересного материала здесь хватит на годы.
- Да, но у меня нет ничего под рукой, чтобы записать, сфотографировать и сохранить данные.
- Я сохраню их для вас.
- Еще мне не хватает будоражащих кровь открытий! – закричал я, зная, что Адам слушает меня. – Сколько раз мы спускались на планеты, вымеряя каждый шаг, чтобы не быть съеденными, укушенными или раздавленными? А здесь… Посмотри вокруг, Адам, у меня нет никакого оружия, но оно и не нужно! Эдемский сад готов предоставить мне все удобства просто так. А где борьба за выживание? Где страшные звери и плотоядные растения? Где перспектива смерти от холода, голода или жажды? Мне не нужно даже стирать вещи: эта планета настолько стерильна, что капитанская форма не пачкается! Зачем я собираю на хранение еду, если она никогда не кончается?! Почему здесь не бывает ураганов, снега и смертельных болезней? Где кроется подвох в этом волшебном застывшем царстве?
- Вы ищете опасности? – удивился Адам. – Вы хотите умереть?
- Я хочу жить. Но жизнь невозможна без риска, и все, кто ступил на борт космического корабля, понимали это, сознательно жертвовали собой ради новых открытий. Те, кому достаточно теплой постели и скучной работы, остались на Земле. Экипаж «Ребра» это сборище авантюристов и первооткрывателей, иначе экспедиция бы не состоялась. И вот я здесь, в этом безмолвном, совершенном, абсолютно безопасном мире, но не чувствую себя счастливым! Мне не хватает всего, что, может, и пугало, но именно оно делало меня живым!
- Разве вам никогда не хотелось бросить все и уйти на покой, капитан? Разве вы мало рисковали, даже потерпели крушение?
- Моря, я хочу моря! Волны и соленая вода. Хочу плыть, захлебываясь счастьем. Получить солнечный ожог. Испачкаться в песке, а потом смыть его под прохладным душем. Хочу, чтобы кожа болела и пришлось смазывать ее специальным кремом. Так я буду чувствовать что-то! Почему моя кожа здесь не загорает, Адам?!
- Может, озоновый слой мощнее нашего, - предположил компьютер. - Или таковы особенности местного солнца.
- Да оно вообще какое-то ненастоящее! – в сердцах потряс рукой я в сторону светила. – Я здесь даже не потею. Почему я не потею, Адам?!
- Вы хотите быть потным? – искренне удивился искусственный интеллект.
- Конечно, нет! – отмахнулся я от него. – Но ведь должна быть причина?! Разве я не должен потеть? На корабле я ежедневно принимал душ, чтобы смыть с себя запах, а сейчас его просто нет?!
- На этой планете отсутствуют бактерии, которые его вызывают.
- Почему моя одежда цела, Адам?! Я пережил катастрофу, мои кости были сломаны, а тело в ранах, но на ткани нет ни дыр, ни засохшей крови!
- Повезло?
- Или вот еще что… - задумчиво продолжал жаловаться я, бредя среди лысых стволов к вершине холма. – У меня не растет борода. Можешь ты это объяснить чем-то? Разве я больше не мужчина?

ИИ долго молчал.
- У меня нет ответа, капитан.

Потирая пальцами подбородок, я раздраженно искал признаки растительности, но не находил их, и это не то что пугало, но заставляло недоумевать. Я вспомнил мечты: никогда не стремился осесть на какой-то планете, собираясь до старости бороздить космические просторы, но я оставался человеком и, прежде всего, мужчиной, мне не чужды были обыкновенные людские потребности.

- Мне хочется женщину, - пожаловался я, думая о фотографии Лиры; я так и не завел на корабле роман с кем-нибудь реальным. – Разве я много прошу, скажи? Даже Адаму Бог подарил Еву, чтобы он не скучал!
- При всем уважении, капитан, я не нуждаюсь в Еве, - запутался компьютер, и я досадливо отмахнулся от него.
- А-ах, я не об этом, тебе не понять. Ты же искусственный, ты и не должен чувствовать это!

Адам промолчал.

Поднявшись на холм, я обозрел окрестности – планета стала похожа на поле после боя: сиротливые скрюченные веточки миллионов мертвых деревьев торчали в стороны и вверх. Некоторые из стволов, набухнув от влаги, проваливались, загнивая, оставляя на месте себя жидкие темно-фиолетовые кляксы.

Фрагменты капитанской рубки, до этого погребенные под разросшимися корнями, обнажились, вызывая мой интерес, и я направился к ближайшей. Адам смог сообщить мне только семь из восьми имен, последняя капсула так и не была мной обследована, потому что находилась в ядовитой зоне. Хотя она располагалась вчетверо ближе, чем корабль, до нее все еще было невозможно добраться.

- А почему атмосфера планеты такая неоднородная? – хмурясь, выспрашивал я. – Тебе никогда не казалось это странным, Адам? Почему на холме и его склонах воздух пригоден для дыхания, а в низине отравлен? Почему диаметр моей «клетки» вырос за год до полутора километров?
- Недостаточно информации для анализа, - проворчал компьютер. Меня слегка бесило, что он не может дать точных ответов ни на один вопрос. Вероятно, его матрица была повреждена сильнее, чем мы думали.
- Давай посмотрим, может, найдем что-то интересное в обломках корабля, - задумчиво пробормотал я. Прежде, когда капсулы, опутанные корнями и ставшие могилами для членов экипажа, были недосягаемы, мы мало что могли сделать. Но сейчас получили уникальную возможность подобраться ближе. – Если хоть одна криосистема в порядке, я мог бы погрузиться в сон.
- Рубка была разорвана на мелкие части, капитан, - возразил Адам. – Ни одна из капсул не уцелела достаточно, чтобы заморозить вас.
- А та, что внизу? – Последняя неисследованная часть корабля. Я даже имени не знал погибшего в ней человека.
- Вы не сможете туда попасть.

Грунт был мягкий. Дождевые потоки текли вниз по склону, делая путь скользким, я то и дело падал на влажные подгнивающие корни. Капсула Йена Зондера выглядела почти так же, как год назад, даже ржавчина не появилась на обнажившемся железе. Хорошо сохранившееся тело можно было разглядеть сквозь разбитый прозрачный пластик: если бы не натянутая кожа и не слишком бледный цвет лица, можно было бы решить, будто он просто спит. Специалист по навигационным системам погиб не приходя в сознание, скорее всего, когда капсула при ударе треснула и потеряла герметичность, а безопасный криосон безжалостно прервался. Я даже не мог достойно похоронить его, капсула казалась наилучшим местом упокоения. Вздохнув, я принялся все тщательно обследовать.

Водяные потоки неслись со всех сторон, и в какой-то момент вырвались даже из-под грунта, размывая потерявшие упругость корни. Одна такая волна ударила мне в лицо, сбила с ног и покатила, беспомощно барахтающегося, вниз по склону. Уцепиться было не за что – все вокруг превратилось в скользкую жижу, вспученные корни лопались под пальцами, выпуская наружу сладковатый удушливый газ. Спуск стал круче, я съезжал все быстрее, теряя шанс остановиться.
- Критическая отметка пройдена, капитан, - предупредил безапелляционно компьютер. – Вы в токсичной зоне. Вам нужно немедленно вернуться на безопасную высоту.

Я и сам это знал, чувствовал, как яд проникает в легкие и выжигает ткани. Не мог вздохнуть, продолжал катиться вниз, приближаясь к недостижимой капсуле, но и к неизбежной смерти. Сколько у меня времени, двадцать две минуты?

Крича, хотя здесь не было никого, способного оказать мне помощь, я стал загребать руками, толкая себя в сторону, пока не налетел прямо на скрюченный ствол. Он проломился под ногами, и вместе со щепками я помчался дальше, резкая боль обожгла колено. Считанные секунды оставались до потери сознания, когда я влетел в следующий ствол, ударившись всем телом и головой. Небо и земля поменялись местами.

- Это то, чего вы хотели, капитан? – раздался равнодушный голос Адама, будто он интересовался обыденными вещами, например, какую книгу я желаю прочитать. - Такой опасности вам недоставало?

Я не смог ответить. Сознание уже покидало мое стонущее от боли и дрожащее от ужаса тело.



Мне снилась Лира. Должно быть, те самые галлюцинации, о которых говорил Адам, воплотились в умирающем сознании. Она была так реалистична! Ее прекрасное лицо склонилось надо мной, закрывая солнце, она была похожа на ангела, за спиной которого мерцает божественный свет. Улыбка раздвинула полные розоватые губы, обещая райское наслаждение. Теплая рука нежно гладила меня по волосам, так может утешать только любимая женщина.

- Чего ты хочешь? – ласково спросила она, и ее голос пробудил мое желание жить.
- Тебя! – попытался сказать я, но изо рта не вырвалось и звука.

Лира кивнула, как будто услышала мои мысли, и ее пышные длинные волосы защекотали мое лицо. Я улыбнулся, силясь поднять руку, налитую свинцом, будто она вросла в саму землю, и я стал неотделимой частью странной биосистемы планеты. Девушка подарила мне еще одну улыбку – это была самая приятная галлюцинация из всех. Если в моем Эдемском саду будет Лира, то я согласен на такой Рай.

- Спи, - приказала она. – Все будет хорошо.



Пробуждение было неожиданным, но легким. Я просто открыл глаза. В теле поселился покой, никакой боли, головокружения, жжения я не чувствовал. Дождь прекратился, и воздух снова казался чистым. Пахло чем-то сладким и свежим, такой запах бывает, если надломить веточку алоэ или укусить сочное зеленое яблоко, только что сорванное с дерева.

Удивившись тому, что жив, я повернул голову и понял, что нахожусь в земле как в колыбели, со всех сторон укутанный корнями. Весна вернулась в эти края, вновь преобразив планету, вокруг высились новые деревья, покрытые миллионами почек еще не распустившихся цветов. Выглядело грандиозно: победа природы над стихией.

- Адам? – хрипло позвал я. – Где я? Сколько здесь нахожусь?
- Вы там же, где упали, - последовал ответ. – Прошло около месяца.

Не может быть. Я недоуменно моргал, не понимая, почему так долго не приходил в сознание и каким образом за этот срок не умер от обезвоживания и голода. Почему я все еще существую, когда Адам говорил о мучительном отравлении ядовитыми парами.

- Я… дышу? – Это было удивительно, учитывая мои последние воспоминания.
- Воздух пригоден для дыхания, капитан.
- Как это вышло?.. – Я помнил, как стремительно катился по склону в смертельную зону, как ядовитые испарения обжигали легкие и глаза.
- У меня нет ответа, капитан. - Я уже стал привыкать к необъяснимой неосведомленности Адама.
- Может, дожди смыли отравляющие вещества в низину?
- Или вам повезло, и диаметр благоприятной для жизни зоны снова увеличился.
- За двадцать две минуты?! – не поверил я, прекрасно помня, на какое громадное расстояние продвинулся внутрь небезопасной среды. – А мог ли мой организм адаптироваться сам? – Я ощущал новые запахи, они немного горчили, не так, как всегда.
- А могло ли само место подстроиться под вас? – ответил Адам вопросом на вопрос.

Мой пытливый ум цеплялся за эти невнятные предположения, нащупывая правильный ответ, но пока не облек его в достойное объяснение.

- Не двигайтесь, капитан, - посоветовал компьютер, когда я шевельнулся, намереваясь встать. – Преобразование еще не закончено.

Туманный смысл не вызвал желания подчиниться, напротив, напугал, и я резко сел, ощупывая тело. Умом я понимал, что пролежал без сознания несколько недель, так что за этот срок кончилась зима и успели подняться к небу ростки, но цифра не укладывалась в голове. По всем параметрам я, попавший в зону токсичных испарений, должен был умереть. Сколько мне было обещано? Всего лишь двадцать две минуты…

- Адам, - жалко заскулил я, не веря глазам: мои ноги не просто были опутаны корнями, они, казалось, стали с ними единым целым, я не мог отличить одно от другого. Бугрящиеся корни словно были продолжением моей собственной кожи. – Что это? Что со мной? – Планета вдруг перестала казаться дружелюбной, она в буквальном смысле пожирала меня, кусочек за кусочком, и я начал дергаться, в ужасе желая освободиться от прожорливых растений. Не об этом ли я говорил некоторое время назад? Об опасности, которой мне так не хватало. Было похоже на воплотившийся кошмар.
- Капитан, проявите терпение, еще несколько часов и вы будете свободны. Можете пока вздремнуть.
- Ты в своем уме?! – прикрикнул я на компьютер, решив, что Адам рехнулся. Не может же он в самом деле спокойно наблюдать за тем, как меня съедают заживо.

Бормоча ругательства, пальцами я стал выдирать свои ноги из плотоядного сплетения. И замер, обнаружив страшную, но удивительную вещь: я увидел жидкость, бегущую по прозрачным жилам из корней прямо в мою плоть; общую кровеносную систему; розовую кожу, выросшую на месте большой рваной раны от стопы до колена.

- Что это такое, Адам?.. – ахнул я.
- Капитан, боюсь, ответ на этот вопрос может шокировать вас…
- А сейчас я не шокирован, что ли?! – вскричал я, угрожающе потрясая запястьем, к которому был прикреплен браслет связи с искусственным интеллектом.
- Капитан, разве вы сами не видите? - после короткого раздумья ответил Адам; видимо, решил, что я готов услышать правду. – Оно, по всей видимости, лечит ваш порез.

Я был потрясен. Да, видел это собственными глазами. Но как я мог поверить в происходящее?

- Мы ошиблись насчет местной формы жизни, капитан, - поделился компьютер умозаключением. - Эти симбиотические организмы сложнее, чем мы думали.
- Хочешь сказать, они не грибы?
- Для эукариотов они слишком изменчивы.
- Поясни?
- Капитан Абрамс, - продолжал Адам тоном профессионального ученого, - за время, которое вы провели на планете, этот биологический вид трансформировался во что-то иное, чем не был до нашего приземления: во что-то, подходящее для вас. Иными словами, он умеет считывать чужеродный для него жизненный код и приспосабливаться к нему, становясь с ним полностью идентичным.
- Хочешь сказать, он спас мою жизнь? – подивился я, поверить в подобное было просто невозможно. Сразу вспомнилась мебель, растущая прямо из ветвей, капсула, превратившаяся в удобную постель, и даже воздух, пригодный для дыхания, мог быть одним из проявлений миролюбия этой удивительной экосистемы. Широким жестом доброй воли инопланетной цивилизации.
- Высшая форма симбиотического сотрудничества, - подтвердил Адам мое шокирующее предположение.

Я с уважением взглянул на деревья, видя в них теперь живых существ с высоким уровнем развития. Они отличались от всего, с чем сталкивалась наша команда раньше. Внезапно мне захотелось разбудить их всех, чтобы они смогли стать свидетелями этого величайшего в истории человечества открытия.

- Не могу быть уверен, но даже если у этих эукариотов нет органов чувств, вполне возможно, что они каким-то образом могут слышать, видеть или осязать ваше присутствие, - продолжал Адам поражать мое воображение. - Чувствовать боль и даже думать, несмотря на кажущееся отсутствие такой важной части, как мозг. Может, у них имеется некий коллективный разум, может, как и у нас, центр и иерархическая система; нам этого не узнать, потому что я не могу провести подробные исследования.
- Когда сюда прибудут спасатели, у них будет много работы! – восхищенно пробормотал я, мечтательно глядя на тянущиеся к небу деревья, некоторые из которых уже поднялись высоко, другие же едва проклюнулись из плодов и делали первые робкие шаги, занимая место под солнцем. Представились сотни людей, прибывающих и прибывающих, чтобы посмотреть на это удивительное чудо вселенной, колонии, заполонившие холмы…

Немного напрягало, что они не смогут бережно относиться к дарам этой необычной цивилизации, станут резать, кромсать цветущие деревья, уничтожать плодородный сад, и все только ради того, чтобы изучить возможности, вред и пользу. Мог ли я верить в то, что человечество готово с уважением отнестись к открытию новой формы жизни? Симбиотический организм, умеющий приспосабливаться к любой среде, мог выжить на других планетах, его могли использовать для лечения любых заболеваний, даже рака, он может навсегда решить проблему голода как на планетах, так и на межгалактических кораблях. Мечты… На самом деле, в глубине души меня пугала перспектива безжалостного и равнодушного разграбления Эдема. Местная флора, не имеющая зубов и когтей, была беззащитна перед человеческой жадностью... Я начал сомневаться, что лелею правильные мечты. Может, я должен сохранить от варваров это сказочное грибное царство. Хотя бы за то, что оно вот уже второй раз спасло мою жизнь.



Несколько часов спустя я, освобожденный, обновленный, живой, свежий, брел обратно к дереву, которое стало моим домом. Конечно, я должен был предполагать, что оно не могло сохраниться в целости тогда, когда другие деревья сгинули во время потопа. Не знаю, на что же я надеялся, когда с сожалением увидел на месте моего бывшего дома молоденькое деревце, едва начинающее прикрывать разбитую капсулу криосна.

Я знал, что даже без крыши и стен мне ничего не угрожает на этой планете: я не замерзну и от голода не умру. Больше всего мне было жаль потерять фотографию Лиры – последнее связующее с Землей звено. Не было и шанса, чтобы фотография уцелела в бурном потоке. Даже если ее не смыло куда-то вниз по склону, она наверняка была погребена где-то в толще грибницы, упруго пружинящей под ногами.

Солнце медленно клонилось к закату, и я, опечаленный и уставший после пробежки по растущему саду, завалился спать. Мне снова снилась Лира, но теперь не она успокаивала меня, а я искал ее объятий. Бродя по благоухающему саду, я искал в цветочных узорах ее прекрасный лик, в изогнутых переплетениях ветвей видел изящный стан, а в звуке лопающихся бутонов мог различить крик о помощи. «Лира, Лира…» - разносило эхо мой нежный призыв. Проснулся я от тихого плача.

Было темно, все еще стояла ночь, привычное безмолвие не нарушали звуки. Но всхлип повторился, затем вновь. Испуганный, я поднялся и вышел наружу, оглядываясь в поисках причины моего прерванного сна с замиранием сердца. Снова всхлип, сопение и звук сломанной ветки. С обратной стороны моего дома – дерева, выросшего за половину ночи вдвое и почти сомкнувшего над моей спальней свод.

- Эй, кто там?.. – Я шел медленно и осторожно. На этой планете не было луны, способной рассеять ночной сумрак, но я мог видеть очертания стволов и свой путь.

Что-то шевелилось возле самого дерева. Будто неуклюжий человек, размахивая руками, пытается удержаться на шатком мосту.

- Эй, ты кто? – подошел я ближе. Да так и замер с распахнутым ртом, когда увидел это лицо. Эти глаза, эти губы. На меня смотрела Лира Портман…



Утро еще острее обозначило мою проблему и мой шок. Остаток ночи я провел возле девушки, пытаясь успокоить ее ужас: сначала не понимал, что происходит, затем догадка поразила меня до глубины души, а теперь, после восхода солнца, стало очевидно, что происходит, хотя по-прежнему не могло уместиться в голове. Нижняя часть тела девушки, включая стопы, голени и ягодицы, все еще оставались частью дерева, не отпуская то ли свою жертву… то ли детище. Это можно было назвать рождением. И я не знал, до сих пор не придумал, как к этому относиться.

Ужас, отчаяние и боль в красивых больших глазах, обрамленных пышными ресницами, казались искренними. Губы дрожали от неподдельного страха. Но я не мог избавиться от чувства, что девушка ненастоящая. Кто же она? Может, всего лишь моя предсмертная галлюцинация, а я все еще лежу на том ядовитом склоне, заливаемый потоками мутной воды?

- Адам, - прошептал я, пробуждая к жизни компьютер, - что это такое?
- Разве не ее вы звали в своих мечтах, капитан?
- Она не человек… - Я это понимал, но взгляда отвести не мог и перестать держать ее за руки, не подмечая абсолютно никаких различий с моей кожей. Ну, разве что она была более нежной, как и положено иметь девушке.
- Генетически она – человек, абсолютное ваше подобие.

Я почти поверил, утопая в бездонных карих омутах, наполненных непониманием и страхом. Так сильно было потрясение, что я даже не задался вопросом, откуда искусственный интеллект, встроенный в компьютер субмарины, находящейся от меня на расстоянии многих миль, не изучивший никаких анализов крови, не получивший на генетическую экспертизу кусочка плоти, может так точно дать определение этому созданию. И тем более не задумался, откуда компьютеру известны мои мечты. Я слишком долго жил один и привык к сопровождающему меня безумию настолько, что почти перестал задавать вопросы. Я отвык быть начеку, каждый день бороться за жизнь, встречаться лицом к лицу со страхом и анализировать события. Расслабился и поддался покойной сонливости и миролюбивому течению времени райского царства. Мой мозг отупел от безопасности, тишины и достатка.

- Лира, тебя ведь так зовут? – уточнил я, когда девушка снова подняла перепуганный взгляд, тряхнув прекрасными густыми волосами. Она чуть наклонила голову, прислушиваясь к звуку моего голоса. – Не бойся, я тебя не обижу.

Казалось, она решилась мне доверять. Будто ожидала агрессии, но мои слова ее успокоили.

- Ты говорить умеешь?

Лира открыла рот, растягивая губы, но ничего не произошло.

Я стал ее учителем:
- Выдыхай. Чтобы извлечь звуки, нужно говорить на выдохе.

Она снова послушно открыла рот и с шипением выпустила воздух. Моргнула как ребенок, сделавший первое в жизни открытие, и выпустила второй раз: на этот раз выдох сопровождался мелодичным пением. Я одобрил удачную попытку кивком.

- Не волнуйся, скоро дерево отпустит тебя, - объяснил я, когда Лира снова испуганно взглянула на свои ноги, ужас читался в карих глазах. – Не думай об этом. Держись за меня, я буду рядом и помогу тебе освоиться. – Ну, еще бы я отказался. Мало того, что планета выполнила мою мечту буквально, подарив напарника, друга, пару, так ею еще и оказалась девушка, о которой всю жизнь я фанатично мечтал. А то, что она не была в прямом смысле актрисой и фотомоделью, со всеми вытекающими из этого последствиями, даже лучше: меня привлекла идея воспитать ее с нуля. И, несмотря на странности появления девушки на свет, я был чертовски рад оказаться вовлеченным в это.

- Рррро-о! – к восходу Лира уже вовсю изучала слоги. Морщила лоб, складывала губы так, как я показывал, прижимала к нёбу розовый язычок и повторяла за мной: - Рррррозсшже!
- Роджер, - кивал я, и Лира хмурилась на себя за неудачную попытку повторить в точности.
- Ли-и, - музыкально тянула она свое имя.

Пышные волосы отросли за ночь ниже плеч, а кожа на груди и ногах превратилась в короткий комбинезон: тот самый, который был изображен на фотографии. Я в шоке и восхищении наблюдал за метаморфозой, напоминавшей настоящее волшебство, как в сказке «Золушка», в которой Добрая Фея превратила обноски девушки в бальное платье. Щупая кончиками пальцев ткань, я не мог найти отличий от обыкновенного хлопка. В то же время волосы девушки, ее теплые пальчики были абсолютно человеческими. Казалось, что для местного биологического вида не было разницы, что создавать, с одинаковым успехом это могла быть кровать, полка или стол, съедобные плоды или воздух для дыхания, одежда или... иная форма жизни. Я озадачился вопросом, способен ли Эдем воссоздать такое сложное устройство, как космический корабль? Если уж ему под силу вырастить человека – живое существо, находящееся на вершине эволюции – есть ли что-то, что ему неподвластно?

Во мне росло уважение к эдемианам: так я решил их называть. И страх. Они уже не казались мне такими уж беспомощными и безоружными. Что стоит инопланетной расе, умеющей подстроиться под любые условия и принять любую форму, захватить всю Вселенную? Не оказал ли я им услугу, потерпев крушение на их планете и подарив на блюдечке высокие технологии человечества?

Но для того, чтобы всерьез думать над этим, я был слишком занят. Дерево отпустило Лиру к полудню, и теперь я с упоением учил ее ходить. Ноги ее были босы, как на фотографии, где фотомодель позировала в естественном образе, а кожа на стопах настолько нежной, что даже мягкий слой местной почвы ранил ее. И руки, и ноги девушки дрожали, когда она делала первые неуклюжие попытки двигаться, опираясь на меня. На ее лице любопытство плотно соседствовало с ужасом.

- Хотела узнать, каково это: быть человеком. – К вечеру Лира уже изъяснялась вполне достойно, хотя пока еще с трудом складывала слова во фразы. Я жадно ловил все сказанное. – Ваш вид необычен для нас.
- Как и ваш, - кивнул я, не в силах оторвать взгляд от красивого лица, не переставая прикасаться. Я так устал от одиночества, что торопил события, спеша поделиться с Лирой всем, что знал, взахлеб описывая наше путешествие по мирам, манящие галактики, раскинувшие в бесконечном пространстве триллионы звезд. Азарт покорения новых планет, опасности ледяного космического вакуума. Достижения цивилизаций, стремление человека к совершенству, успеху и радость побед, трагические неудачи, усталость, страхи, разлуки, боль. Рождение. И смерть.

Рассказывал я и о любви. Смел надеяться, что Лира была создана именно для этого. Читал стихи, цитировал классиков прозы, говорил об исчезнувших временах, ставших историей, о традициях поколений. Беря девушку за руку, показывал ей наш сад, поражающий воображение. Лира с восторгом принимала каждый новый опыт: пробовала нектар и надкусывала белыми зубками розовые лепестки, приходя в восторг от вкуса; училась плести из веточек необходимые в быту мелочи; слушала мои рассказы с наивным удивлением и пристальным интересом.

А ночами я учил ее искусству любви. Я был нетерпелив и восторжен как подросток, опьянен перспективой воссоздания Эдемского Рая и мечтал сделать девушку своей. Окутанный темнотой, торопливо прижимал Лиру к себе, охваченный темным желанием, и пытался вызвать ответные чувства, лаская идеальное тело. Губы ее были как нежный шелк, а дыхание сладкое, как аромат цветов. Волосы пахли медом, а горячая кожа на вкус была как ярчайший нектар. Безумный от счастья, потерявший голову от любви, я забыл, кто я и откуда, перестал думать о десятках погибших людей, об ожидающих пробуждения спящих членах экипажа и летящих сюда спасателях… Я потерял связь с действительностью, мало вспоминал о прошлом и почти не думал о будущем. Я был счастлив одним днем, благодарен за неожиданный подарок, который незаслуженно получил.



Отрезвление пришло постепенно. Человеческий разум не способен долго прожить в чистейшем непрекращающемся наслаждении, ему необходима острота ощущений, развитие и цель. Острота со временем притупилась. Развития не могло происходить там, где все необходимое для выживания дается без труда. А цель я потерял, когда позволил себе увлечься женщиной, которая даже не была настоящей. Я любил не Лиру Портман, инопланетянку, апофеоз эволюции Эдемского биологического вида. И даже не Лиру Портман, фотомодель и актрису с Земли. Я любил придуманный мною образ, не имеющий никакого отношения к реальности. Я любил саму идею любви, позволяя эгоизму, страху одиночества и примитивным инстинктам взять верх над рациональной, интеллектуальной и культурной частью себя. Но когда-то должно было наступить прозрение.

Мы гуляли по цветущему саду, держась за руки и узнавая друг друга; целовались в переплетении корней, заменявших постель; сливались в экстазе на сладко пахнувшем склоне. Пока розовые лепестки не опали, укрыв землю, а весенний лес не превратился в белый с бордовыми вкраплениями плодоносящий сад. Тогда, не задумываясь ни о чем серьезном, мы наслаждались жизнью, пробуя ее на вкус в буквальном смысле: каждый фрукт, чуть-чуть отличающийся от других формой или цветом, каждый мясистый листок. И друг друга.

Мы говорили о литературе, которой тут никогда не было и не могло появиться, потому что у местной формы жизни не существовало бумаги и пера. О музыке, которая не могла прозвучать, потому что эукариоты не имели органов для извлечения звука и органов слуха. Об изобразительном искусстве, которое не могло запечатлеть красоты этого места, потому что эдемиане обходились без рук. О достижениях человечества и смысле жизни, о потребности в семье и детях – вещах, которые вряд ли были понятны Лире, похожей на меня только внешне, но разум имеющей иной. Мне казалось, что она увлеченно слушает мои вдохновенные излияния, но к концу лета я стал неизбежно замечать, что это притворный интерес. Мы были слишком непохожие, чтобы понять друг друга.

Когда плоды засохли и стали опадать вниз вместе с кожистыми листьями, застилая землю и обнажая ветви, пелена самообмана спала с моих безумных глаз. Я начал обращать внимание на мелочи, которых не замечал раньше: в любви Лиры ко мне не было ни искренности, ни потребности, ни жизни. Я начал видеть в ее действиях одно только желание угодить. Меня стало раздражать это.

- Что случилось, что с тобой? – выдохнула девушка, когда я однажды ночью вскочил, мечась по нашей комнате как запертый в клетке зверь.

Нежный голос девушки уже не возбуждал во мне былой страсти и первобытного любопытства. Свежесть чувств ушла, остался лишь горький осадок безответности.

- Я не знаю, - бормотал я, переживая. – Что-то не так!
- Я слушаю тебя.
- Прекрати! – рассердился я на ее постоянную готовность пойти мне навстречу и сделать все, что ни попрошу. – Ты не хочешь слушать! – в сердцах обвинил я.
- Ты ко мне несправедлив, - без капельки укоризны, терпеливо и кротко, и оттого, казалось мне, неловко, неправильно, объяснила девушка. – Все время с тех пор, как нахожусь здесь, я слушаю тебя. Я только этим и занимаюсь.
- Вот именно! – я нащупал верную мысль и стал развивать ее, начиная понимать, чем именно недоволен. – Ты слушаешь меня, будто я твой бог и ты готова целовать мне ноги. Но я не бог! И ты мне не рабыня. Я хочу знать, что ты занимаешься тем, чего хочешь сама!
- Я хочу все, что нравится тебе. – Лира наморщила лоб, будто в самом деле не понимала, о чем я толкую.
- Ты! Ты! – подбежав, я с силой стиснул тоненькие запястья, встряхнув девушку. – Я хочу, чтобы ты чувствовала страсть, когда я тебя обнимаю. Чтобы познала наслаждение, которое я тебе дарю. Чтобы любила меня, как человек человека. Чтобы каждое мое прикосновение вызывало у тебя невольные стоны.
- Такие? – спросила Лира, издав звук, и я с ужасом выпустил ее руки, услышав пугающую пустотой неестественность. Как марионетка, повторяющая то, что скажет хозяин.
- Я хочу видеть, что ты так же сильно хочешь меня, как я тебя. Чтобы ты сказала, какие мои ласки тебе нравятся, а какие ничего не вызывают. Чтобы ты нашла саму себя.
- Я стараюсь, - голос ее дрогнул, и мое сердце задрожало в ответ, но я был слишком зол, чтобы уступить в этом нелепом споре. Мы много говорили о чувствах, наши ночи были насыщены любовью, но лишь недавно я стал замечать, что участвую в этом спектакле один. И это стало началом конца. Потрясением, которое я пока еще не пережил.

Мы будто превратились в стареющую пару, которая обнаруживает неожиданно на склоне лет, что нет никаких общих интересов, и они все эти годы просто обманывали самих себя. И прекращают притворяться.

- Я хочу любить тебя, - прошептал я, присаживаясь рядом и снова беря Лиру за руки, но теперь нежно и с надеждой, - но я хотел бы, чтобы и ты сказала мне, чего действительно хочешь. Неужели тебе нравится все, что я делаю и говорю? Не может такого быть, чтобы тебя все и всегда во мне устраивало. Бываю ли я груб, или ты просто не в настроении пойти со мной, когда я решу прогуляться, или тебя не устраивает наш дом? Ты должна сообщать мне об этом. Требовать что-то, в конце концов!

Девушка моргнула, силясь понять. И мое сердце заболело от того, каким несчастным было ее лицо.

- Ты просишь меня о том, чтобы я тебя в чем-то упрекала?
- Чтобы ты не молчала, если тебе что-то не нравится, может, даже кричала на меня, когда недовольна. Я хочу увидеть в твоих глазах жажду жизни, а не покорное желание повиноваться во всем.

В широко распахнутых карих глазах не отразилось того, что я мечтал увидеть – быть может, обиду, боль. Эмоции, обычные человеческие чувства. Не всегда приятные, необязательно созидательные, может, убийственные и жестокие, опустошающие и злые. Искра надежды во мне, не успев зажечься, уже погасла.

Я хотел видеть в Лире человека. Но она не могла им стать…

- Ты просто… Посмотри на себя, Лира! Люди, в особенности женщины, так себя не ведут.
- Они кричат и всегда чем-то недовольны, - бросила она факт.
- Да! – согласился я, хотя признавал, выглядело это не очень логично. Но в этом и состояла человеческая природа, иначе нам скучно было бы жить.
- Ты просишь меня о том, что противоречит моей сути, - тихо сказала девушка, опуская глаза. – Ты живешь, заботясь о себе, мы же всегда заботимся обо всех, кроме себя. В этом наше предназначение. Мы одно целое, не разделяемое на составные части. Если один нарушит порядок, рухнет вся система. Наш мир построен на взаимопроникновении и самоотдаче. Даже наша любовь отличается о той, которую описываешь ты. Она естественна, как сама жизнь, открыта, как небо, и безлика, как ночь. Мы не можем любить кого-то одного, но каждый в отдельности любит всех остальных, вместе взятых. Самозабвенно. И в этой любви не может быть эгоизма.
- Ты говоришь мне не о любви мужчины и женщины, - печально качал я головой. – То, что ты описываешь, мы называем религией…
- Я не умею иначе, - поникла Лира в плечах, стискивая перед собой пальцы. – Наша любовь безусловна. Суть нашего существования – подстраиваться под других так, чтобы было удобно всем. Счастье одного неотделимо от общего чувства. В нашей системе нет места противоречиям, все действуют единым фронтом, и если плохо одному, остальные стараются исправить это. Поэтому наш мир устойчив и стабилен, поэтому у нас нет болезней и войн, боли и страха. Мы достигли пика эволюции в развитии, достигли идеала.
- А то, что ты теперь описываешь, это утопия, Лира. Такого совершенства не существует, его просто не может быть.
- Но это есть! Мы именно такие.

Качая головой, я недоверчиво уставился в широко раскрытые карие глаза. Между нами словно выросла стена непонимания, и я отчетливо замечал монументальные различия между нашими сознаниями. Как бы я ни пытался сделать из Лиры человека, она инопланетное существо.

- Разве вам не скучно быть настолько идеальными и жить, не совершая ошибок? – устало спросил я.
- А разве лучше жить, убивая и ненавидя друг друга? – парировала Лира.

Я кивнул. В словах девушки был смысл.

- Разве ты не приходил в восхищение каждый день, который проживал здесь? Не говорил, что наш мир прекрасен?
- Ваш мир прекрасен, - согласился я. – Но теперь я понимаю, как ошибался с самого начала. Красота не в совершенстве, Лира. Ваш мир идеален, но он одинаков во всем, каждое прекрасное дерево в точности повторяет предыдущее, нас окружают ровные цветущие холмы, солнце всегда заходит и восходит в одно и то же время, здесь никогда не бывает грозы, разноцветных закатов, нет благородных животных или поющих по утрам птиц, ожогов, холода или жары, даже ветра! А дождь начинается в отсчитанный срок. Но разве тебе не наскучило это со временем?! Вспомни, как мы радовались, найдя плоды, в которых красного цвета оказалось больше, чем белого – нам казалось, что даже вкус чуть-чуть отличается. Или когда вырастили вазу необычной формы? Или когда ты начинала ходить и говорить, открывая что-то для себя новое и изучая человеческие неограниченные возможности? Разве это не было прекрасно?
- Это было страшно, - поразила меня она.
- Ваш биологический вид однороден по всей планете, вы действуете как единое целое, в этом ваше преимущество, но вы достигли пика. У нас же не встречается одинаковых людей, - качал головой я. – Каждый отдельный человек неповторим, он как маленькая вселенная, которую можно изучать бесконечно и всегда находить что-то новое. Красота есть и в несовершенстве, Лира.
- Что красивого в войне? - гнула девушка свое, умело показывая мне отрицательные стороны моего мира.
- Глядя вокруг, я вижу красоту, - кивнул я. – Ты тоже красива. Но, не пойми меня неправильно, эта красота – неживая! Вы замерли в развитии и никуда не двигаетесь, ни к чему не стремитесь. Это и есть предел эволюции, конец цивилизации.
- Мы можем меняться в любой момент, если чувствуем в этом необходимость, - возразила Лира.
- Хочешь сказать, вы довольны своим существованием? Счастливы тем, что имеете? – показал я рукой вокруг.
- Да! – кивнула она, желая, чтобы я поверил.
- Но я не счастлив, - отрезал я жестко.
- И я не понимаю, почему, Роджер, - отчаивалась девушка. – С тех пор, как ты здесь, мы только и делали, что заботились о тебе, делали все, чтобы ты был счастливым. Ты не мог дышать в нашей атмосфере, и мы создали условия для твоего выживания. Ты был искалечен, и мы залечили твои повреждения. Ты испытывал страх за свою жизнь, и мы подарили тебе безопасность. Ты не знал, где взять пищу и воду, и мы вырастили для тебя сад, чтобы ты ни в чем не нуждался. Ты чувствовал себя одиноким, и вот я здесь… - Она опустила глаза. – Так почему ты до сих пор не счастлив, почему тебе вечно чего-то не хватает?
- Потому что в этом и состоит счастье человека! – понял я. – «Дайте человеку необходимое – и он захочет удобств. Обеспечьте его удобствами – он будет стремиться к роскоши. Осыпьте его роскошью – он начнет вздыхать по изысканному. Позвольте ему получать изысканное – он возжаждет безумств. Одарите его всем, что он пожелает – он будет жаловаться, что его обманули, и что он получил не то, что хотел» - это сказал Эрнест Хемингуэй, и он был прав. Нет предела совершенству, и потому люди постоянно во всем стремятся к нему! Может, это не делает нас безупречно счастливыми, но счастье и не может быть постоянным. Счастье – это кратковременный миг достижения цели, исполнения мечты. Который нужно пережить, восхитившись им, и двинуться дальше, подняться еще выше, покорить новые высоты. Именно поэтому нам принадлежат миллионы великих открытий, именно поэтому мы создали космические корабли и завоевали вселенную, и это еще не предел наших достижений. А вы до сих пор не покинули границ планеты! Может, мы еще и не вершина эволюционного развития, но по крайней мере находимся на пути к ней. И это – прекрасно!
- А когда достигнете пика, что будет? – прищурила девушка глаза. – Разрушите все?
- Может быть, - печально согласился я. – Но только для того, чтобы снова создать! Поиск лучшего – вот что делает человека человеком! Если этого не будет, человечество умрет.
- Ты хочешь вернуться в космос? – голос Лиры дрогнул от боли, которую я едва ли сейчас замечал, увлеченный философскими размышлениями.
- Да, - с горечью признал я. – Наверное, да...



Ночь сменяла день, а день – ночь. Я ушел из уютного дома, который долго делил с девушкой, и пока не хотел туда возвращаться. Потеряв покой, бродил я по эдемскому саду, срывая плоды с деревьев просто так, в сердцах швыряя их о стволы и безразлично глядя, как они оставляют влажные розоватые пятна.

Красота леса поблекла в моих уставших от безупречности глазах, а вкус казался до отвращения обыкновенным. Ночью я смотрел на звезды, душой тянулся к ним, мечтая снова летать. А днем, залезая на вершину самого высокого дерева, силился разглядеть субмарину, похороненную среди переплетения корней, укрытую поднявшимся над ней садом, недоступную в отравленном ядовитыми испарениями месте.

- Адам, ты еще здесь? – обратился я к искусственному интеллекту, о существовании которого в последнее время давненько не вспоминал.
- Я всегда с вами рядом, капитан.
- Почему я не умер в прошлый раз? Ты же говорил, что в низине я смогу выжить только двадцать две минуты.
- Для анализа недостаточно информации, капитан, - завел Адам старую шарманку. – И у меня нет доступа к поврежденной базе данных.
- Если я просто пойду туда, есть ли шанс, что «зона жизни» передвинется вместе со мной? Лира говорила, что «они» обо мне заботятся. Если это так, то они не дадут мне умереть, даже если я попытаюсь. Адам?..

Компьютер молчал. Я потряс браслет на руке, но ИИ так и не ожил. На секунду у меня даже возникло иррациональное сравнение искусственного интеллекта с обиженным человеком, который не желает отвечать.

Наступила осень, потом снова зима. День за днем я наблюдал, как ветви и стволы деревьев обнажаются, скрючиваются, уменьшаются в размерах, усыхают и превращаются в уродливую бесформенность. А затем смотрел, как их заливает дождь, превращая красивое место, наконец, в то, чем оно и являлось по своей сути: в серое грязное ничто, скучное и неживое.

Лира нашла меня на границе, за которой кончалась благоприятная среда и начинался ядовитый лес. Утопая в скользкой жиже ногами, я нервно метался вдоль невидимой демаркационной линии, пытаясь решить, делать ли шаг к смерти… но зато ближе к цели. В прошлый раз мне это удалось, я выжил, а зона безопасности передвинулась. Получится ли так же на этот раз? Во мне еще был силен инстинкт самосохранения, чтобы сознательно шагнуть в зону отчуждения.

- Ты хочешь улететь, - раздался позади меня мелодичный голос девушки, которую я уже много дней не видел. Не знал, о чем она думала все это время, пока я избегал ее, страдала или, с привычной ей невозмутимостью, уважала мое стремление к уединению, как всегда не думая о себе. И это ее качество больше не вызывало умиления.
- Посмотри! – показал я ей пальцем вдаль, где можно было разглядеть обнажившийся металлический корпус «Ребра Адама», ровный, блестящий от воды, без зияющих дыр, коррозии и вообще без видимых повреждений. – Там была пробоина, и с другой стороны, я точно это знаю. А сейчас субмарина выглядит целой. Что за обман зрения?
- Это не обман, - тихо сказала Лира, и я с удивлением оглянулся на нее.

Волосы девушки, намокшие под дождем, безжизненно свисали вдоль лица, путаясь в складках мокрого помятого комбинезона. Кожа была бледной и болезненной, и весь внешний вид кричал о том, как ей плохо. Я почувствовал укол совести. Но есть вещи, которые человек не в силах изменить…

- Вы починили корабль? – догадался я, в сердце зажглась надежда вкупе с отчаянием – ведь, как бы я ни желал оказаться там, по-прежнему не мог туда добраться.
- Почти, - кивнула она. – В следующем сезоне он будет готов к отлету, осталось разобраться с антигравитационными двигателями и внутренней системой водоснабжения.

Мое лицо неудержимо захватила улыбка. А ликованию было мало сердечных границ, оно рвалось наружу вместе с возгласами счастья.
- Не могу поверить, Лира! Это правда?! Я хочу туда! Пожалуйста, скажи, что это возможно.

Я тряс ее за руку, на красивом лице дрожали полные розовые губы, а в карих глазах отразилась растерянность.

- Я должен попасть туда, как ты не понимаешь! – Я умолял как ребенок, у которого отнимают детство навсегда. – Там вся моя семья! Там мой мир, моя жизнь, мое счастье. Я бы очень хотел, - сделав шаг ближе и понижая голос до шепота, я поднял руку и провел кончиками пальцев по влажной щеке Лиры и вдоль изящной шеи, - остаться здесь, но ты пойми, я никогда не смогу быть с тобой полноценно. Мы пытались. Ничего не вышло, посмотри на нас. К тому же, корабль не может улететь без капитана.
- Он не будет без капитана. – Полоски влаги, бегущие по лицу девушки, были неотличимы от слез, но я уже не мог представить их настоящими. Лира была всего лишь подобием человека, ей не понять моих чувств. Она просто воссозданная картинка.
- Я понимаю, что нет незаменимого капитана, - просил я, – и команда найдет, кто ими будет руководить. Но я так сильно хочу вернуться к звездам. Не могу я больше находиться здесь, в этом скучном, чересчур идеальном месте.
- Останься со мной, – заплакала девушка, заглядывая глубоко в мои глаза. – Я сделаю все, что ты попросить. Хочешь, чтобы я кричала? Научусь. Этот лес может вырастать каждую весну другим, и ты никогда в нем не заскучаешь, обещаю. Мы можем завести детей…
- Нет, нет… - отшатнулся я, не желая слушать. Я был потрясен тем, как искажаются от волнения любимые черты, но больше не хотел делать новых попыток. – Это место мертвое, Лира. Ты не понимаешь, но там, - я показал в сторону корабля, - там моя жизнь. Не тут.
- Пожалуйста, дай мне шанс… - она наступала, я отодвигался, приближаясь к опасной черте. Я хотел бежать. Просто развернуться и кинуться в ядовитую зону, наплевав на свою жизнь. Риск – это тоже то, что делает человека человеком. Разумный расчет не нужен всегда и во всем.

Развернувшись, я пошел вперед, сначала медленно, затем быстрее, боясь передумать.

Лира, едва поспевая за мной, продолжала просить:
- Ты не можешь поступить со мной так, ты мне нужен. – Она пыталась взять меня за руку, но я вырвал ладонь и шел, не глядя, потому что боялся, что слезы девушки заставят меня передумать. Я уже все решил. Даже если это опасно для меня. Даже если это причинит Лире боль.

Я быстро спускался по склону к низине, дыша через нос. Воздух менялся, становясь густым, кислым, горьким, как жгучий перец. Но я упрямо продолжал двигаться. Меня и корабль разделяло огромное расстояние в пятнадцать километров! Но если мои предположения верны, то вскоре там, где меня настигнет потеря сознания, снова можно будет дышать. Тогда я встану и двинусь дальше. Буду делать это до тех пор, пока не окажусь у цели. Сработает ли это и сколько времени займет, я не знал, отказывался мыслить разумно и слушать предостережения Адама. Я отключился от всего.

Девушка за моей спиной взывала о благоразумии:
- Пожалуйста, Роджер, не спеши. Давай сначала поговорим.
- Не о чем говорить. Я хочу убраться отсюда.
- Ты можешь получить все, что захочешь, - бормотала она, кашляя и пытаясь отдышаться. – Мы можем вырастить город, похожий как две капли воды на тот, в котором ты родился. Можем воссоздать твоих родителей и друзей. Хочешь опасности? Ты ее получишь.
- Как ты не понимаешь, Лира, - простонал я, оборачиваясь, чтобы объяснить. – Все, что ты предлагаешь, никогда не станет настоящим, и я буду это понимать. Мне не нужна искусственная жизнь, эта… - обвел я рукой вокруг, показывая на гниющий лес и струи дождя, - красивая, но пустая и неестественная оболочка.
- Даже я?.. – моргнула она несчастно.
- Даже ты, - признал я с болезненным вздохом, сожалея, что обижаю девушку. – Тебя не существует, Лира Портман. Ты – ожившая фотография человека, которого даже не знаешь.

Мои ноги подкосились, когда селевой поток ударил внезапно в грудь и, как и в прошлую зиму, стремительно потащил в низину. На этот раз я даже не пытался противиться: закрыл глаза и отдался на волю судьбе.



Меня разбудило солнце, щекочущее кожу, и облака, иногда закрывающие его. «Надо же, - подумал я, - это первые облака, увиденные мной на этой планете». Даже зимой во время дождя было не разглядеть облачности – лишь ровное серое небо. Но затем я открыл глаза и понял, что ничего не изменилось: надо мной застыло притягательное в своем совершенстве лицо Лиры. Это ее голова иногда перекрывала свет, создавая в моем полусонном сознании «эффект облачности». Это ее волосы щекотали кожу, слегка касаясь.

- Я все еще жив? – улыбнулся я, будучи не в воинственном настроении и совсем не желая спорить.
- Конечно же, - улыбнулась в ответ девушка.

Приподнявшись, вновь я ощутил странное тянущее чувство, на этот раз в ладонях, слившихся с растениями. Преобразование было почти завершено, отнимая руку, я видел новенькую розовую кожу. Неужели опять поранился во время падения?

- Они тебя питали, - дала Лира ответ на мои спутанные мысли. Я удивленно поднял взгляд, подмечая свежими, отдохнувшими глазами перемены: весна снова пришла в эти края, молодые деревья тянули переплетенные ветви к солнцу, лопались бутоны цветов, распространяя великолепный аромат по округе и преображая природу.
- Сколько прошло времени?
- Около месяца, - пожала Лира плечами, освобождая свои ноги от тонких усиков растений.
- Вы снова сделали это, - поднялся я, глубоко вдыхая приятный свежий воздух и с удовольствием окидывая взглядом растущий кремовый сад. Мне будет не хватать его во время путешествия по Вселенной. – Спасли мне жизнь, хоть я этого и не заслуживал.
- Мы сделаем все, что для тебя необходимо, - откликнулась Лира, поднимаясь и робко вталкивая свою маленькую ладошку в мой сжатый кулак. Я не стал возражать, напротив, твердо принял руку девушки, радуясь перемирию. Мне не нравилось ее обижать, и то, что я ей наговорил, мучило совесть. Радуясь жизни, я даже оставил на ее розовой щечке нежный поцелуй в знак извинения и огромной благодарности за спасение.

Но эта минутка счастья не изменила моих намерений.
- Я все равно доберусь до корабля, - грустно улыбнулся я, глядя в красивые карие глаза в ореоле длиннющих ресниц и запоминая каждую идеальную черточку лица. Как бы мне ни хотелось взять девушку с собой, я не смогу сделать этого. Как бы я объяснил экипажу появление среди нас инопланетянки? – Ты знаешь, я упрям. Вам придется вытаскивать меня из объятий смерти много раз, но я все равно доберусь до «Ребра Адама».
- Пойдем, - предложила она, вздохнув, и потянула вниз по склону. Я моргнул, не доверяя глазам и делая слабый шаг. – Уверена, Роджер, теперь, когда ты четко обозначил свои намерения, путь свободен.

Мы медленно шли в низину, а затем, спустившись до самого дна, где не оказалось никаких ядовитых газов, двинулись дальше. Тело было бодрым, посвежевшим после долгого сна, так что пятнадцать километров показались мне легкой прогулкой. Громадина субмарины возвысилась перед нами, заставляя задирать голову, чтобы увидеть ее верхний край. С высоты холма она казалась крошечной, игрушечной, особенно когда местные «джунгли» к осени поглощали ее почти целиком. Но сейчас она была свободна от корней, и металлическая обшивка блестела под солнцем во всем своем грандиозном совершенстве.

Возбужденный сумасшедшей ностальгией, со слезами на глазах я искал доступный входной шлюз. Почти все они были наполовину погружены под землю, когда при ударе корабль зарылся в нее глубоко носом. Но вскоре я оказался внутри, чувствуя себя счастливым и вернувшимся, наконец, домой!

Лира ходила за мной тенью, грустно улыбаясь всякий раз, когда я смотрел на нее или начинал рассказывать о назначении отсеков. Дыша полной грудью, я не мог унять волнительной радости, как мальчишка, а не как взрослый мужчина и капитан. Проверил работу систем и сохранность криокапсул, удостоверился в том, что нет угрозы жизни людей, взглянул на спокойные лица спящих. Поразился чистоте и отсутствию повреждений. Корабль выглядел как новенький! И это была заслуга эдемиан.

А затем у меня случился настоящий шок. Я попал в капитанскую рубку.
- Что?! – обернулся я к Лире.
- Мы вернули кораблю первозданный вид, - объяснила она. – Разве ему не нужна рубка?
- Нужна, но…

Тут я окончательно онемел, заметив раздвижные люки для криокапсул. Мой шок лишь усилился, когда я, поколдовав над пультом управления, пробудил к жизни главный компьютер. Тонкая ладонь накрыла мою руку, прося остановиться.
- Не делай этого, - шепнула Лира, но я уже был слишком близок к цели, чтобы внять доводам паникующего рассудка и заботливой просьбе. – Пожалуйста, Роджер, ты уже узнал, что хотел, пойдем домой!
- Домой? – возмутился я, наблюдая, как отъезжают металлические створки, защищающие криокапсулы. – Ты еще не поняла, Лира? Я дома!

Ахнув, я уставился в потрясении на лицо Леви Рухамы, штурмана, спокойно спящего в ожидании пробуждения. Я не верил, ведь своими глазами видел разломанные куски рубки, разбросанные среди леса, поврежденные криокапсулы и тела погибших. Я же давным-давно похоронил всех! Леви был мертв, его тело лежало на склоне холма. И также Наоми Уорнер, Киоши Масао, Сигфрид Гантер и другие, чьи лица сейчас находились передо мной. Живые и невредимые члены экипажа. Но люди ли это?! Я качал головой.

Я стал безумцем на этой планете почти сразу. Когда узнал, что попал в Эдемский сад, напоминающий настоящий Рай, где все необходимое подается мне на блюдечке, я уже считал себя сумасшедшим. Когда впервые очнулся на склоне холма живой, хотя должен был умереть, и увидел, что эукариоты составляют с моим телом единое целое, питая меня и залечивая рану, лишь убедился сильнее, что сошел с ума, и все, что вижу, только моя разгулявшаяся предсмертная фантазия. И вот теперь, когда я смотрел в лица людей, которых давно считал погибшими, я уверялся в том, что мир вокруг нереален. Этого просто не могло быть. Это абсолютно невозможно!

- Ты разве не рад, что они живы? – удивлялась Лира моей реакции.

Я не слышал, как девушка уговаривает меня уйти, пока не стало слишком поздно и я не узнал того, от чего могу потерять разум. Дрожа, я смотрел через прозрачный пластик криокапсулы на лицо капитана – свое лицо. Шок неудержимо завладевал сознанием. Отшатнувшись, я споткнулся и упал на металлический пол, потеряв связь с действительностью. Я бредил. То, что происходило вокруг, не могло быть настоящим. Я, должно быть, сплю, и мне снится обыкновенный кошмар.

Нежные руки Лиры не могли привести меня в чувство, а ее слова успокоения не достигали сознания. Я, прижавшись спиной к металлической «ноге» штурвала, в ужасе глазел на свое новое воплощение, спокойно пребывающее в глубоком криогенном сне.

- Что это такое, Адам? – шептал я, желая стереть из воспоминаний образ своей идеальной копии, наверняка не способной вести себя как я, думать как я, но полностью идентичной внешне, так что я не смог бы найти ни одного различия.
- Это Роджер Абрамс, капитан космической субмарины «Ребро Адама», состояние здоровья – идеальное, вы в отличной форме, капитан.
- Но Роджер Абрамс – это я, - жалко прохрипел я.
- Да, - согласился Адам. – Вы – тоже Роджер Абрамс, капитан этого судна.

Повернув голову и увидев Лиру, я внезапно почувствовал растущий изнутри непреодолимый гнев. Через мгновение мои пальцы сомкнулись на горле девушки, и я, не отдавая отчета в своих действиях, душил ее, крича:
- Что вы натворили?! Зачем вы это сделали?! Вам никогда, никогда не понять, кто есть человек! Нельзя просто взять и воссоздать мертвых, они никогда не будут снова живыми, не смогут мыслить, как мы, у них не будет души! Вы заигрались в Бога, думая, что копия может сойти за человека! Верните все назад! Дайте мертвым упокоиться в земле, вы, глупые, равнодушные, непонимающие инопланетяне!
- Капитан, вы ее убиваете, - предостерег Адам, повышая голос, и я, наконец, осознал, что творю: красивые глаза Лиры закатились, а руки, которыми она пыталась оттолкнуть меня, слабели с каждой секундой. Я выпустил тоненькую шею, ловя в объятия изящную фигурку и прижимая к груди. Бормоча тысячи извинений за несдержанность, гладил волосы, слушая, как Лира никак не может отдышаться. Ее взгляд был полон ужаса, и она пыталась отползти от меня подальше. Слишком поздно я пожалел, что пересек черту.
- Прости, я не хотел, - умолял я ее не бояться. – Это больше не повторится.



Я вернулся на холм. Это было продиктовано сомнением, я не знал, как правильно поступить. Я пережил шок, затем принятие и смирение, пока бродил в недрах корабля, спал в своей каюте и ел, наконец, нормальную человеческую пищу, синтезированную из земных растений, выращенных с помощью гидропоники. Прекрасно было почувствовать себя дома, но мне было в нем так же одиноко, как и на холме, потому что двести сорок девять членов экипажа все еще спали, не догадываясь, что вокруг них происходит. А я не мог разбудить их и рассказать правду, не был уверен, что даже когда корабль покинет планету, стоит это сделать. Иногда неведение лучше знания. Особенно это касалось воссозданных мертвецов, и я даже боялся представить, какими они будут жалкими подобиями своих настоящих прототипов.
- Ты не понимаешь, что вы натворили, - страдал я, хватаясь за голову, когда прошло некоторое время и я смог объективно оценить последствия иноземного вмешательства. - Все не так просто, как ты говоришь. Человек много сложнее, чем ваши деревья и фрукты, стулья и столы и даже космический корабль со всеми его механизмами, чем даже компьютер и искусственный интеллект! Когда мы умираем, наша душа уходит на Небеса. То, что вы заново сотворили погибших людей, не сделает их живыми! Ты думаешь, они очнутся полноценными?!
- Они будут такими же, какими и были, - спорила Лира, искренне недоумевая, почему я так трагично настроен.
- Это невозможно, - возражал я уверенно.
- Твои понятия кажутся устаревшими, - хмурилась Лира, пытаясь рассеять мои заблуждения. – Это то же самое, что верить, будто бы Земля продолжает стоять на черепахе и трех китах. Понятие души более непостижимое, чем ты мне объясняешь.
- Вот именно! – воскликнул я в сердцах. – Вы вмешались в святое, которого не понимаете и что нельзя трогать. То же самое, что неумелому младенцу дать поиграть с космическими технологиями, когда он еще не понимает назначения кнопок. Это закончится тем, что он сломает все или кому-то навредит.
- Почему ты думаешь, что мы не понимаем того, что делаем? – недоумевала Лира. – У нашего биологического вида тоже есть душа, даже если она отличается от вашей. Можно сказать, что она у нас одна на всех, но это не значит, что мы не можем понять назначение вашей. Эти люди, которых ты сейчас называешь бездушными мертвецами, вовсе не станут такими, как ты говоришь. Они будут абсолютными двойниками, уж это мы умеем, поверь. Если у них раньше была душа, значит, снова будет.
- Тогда мне больше нечего добавить, - в ужасе качал я головой, по-настоящему напуганный безграничными возможностями эдемиан, способных воссоздавать не только тело, но и душу. Подобное не укладывалось в голове, находилось за границей моих знаний.
- Нет разницы, кто будет капитаном – ты или он, - спокойно, кощунственно безмятежно предлагала Лира, и от равнодушно прозвучавших слов на моей голове шевелились волосы.
- Нет разницы?! – возмущался я. – А ты не подумала, что если улечу я, то каково будет «ему», - показывал я на свое лицо под прозрачным пластиком, - проснуться в одиночестве на чужой планете без шанса на спасение!
- Он будет не один, - уверяла она, - с ним буду я. - И продолжала в ответ на мое немое отрицание: - Мы можем обернуть процесс вспять, вернуть его в наше лоно, не дав пробудиться.
- Убить, значит! – сердито и несогласно качал я головой.
- Он даже не почувствует этого.
- Звучит просто ужасно.

И я ушел с корабля, чтобы прежде, чем принять решение, крепко подумать. Я не передумал улетать, но теперь не был уверен, что этот поступок будет правомерным с моральной и этической точки зрения. Прячась от реальности внутри цветущего дерева в нашей удобной комнате, я глядел на мебель и содрогался от осознания, что каждая деталь моего быта – это живой организм. С тем же успехом полка могла стать Динарой Болевски, а кровать Риммой Пьетровой или Йеном Зондером, а я использую их как вещь для своих примитивных удобств.

Час за часом я проводил в тяжелых размышлениях над тем, как поступить. Я хотел вернуться на корабль и продолжить привычную жизнь, которую вел до катастрофы. Но чтобы встать за штурвал, мне придется занять место капитана, спящего в криокапсуле… А это означало фактически убийство по сути уже живого человека…

Второе, что меня беспокоило, это будущая безопасность моей родной Земли и всех колонизированных миров. Если четверть команды и часть корабля состоят из молекул эдемиан, где гарантия, что мы не понесем инопланетные организмы на другие планеты? Что помешает им, когда придет время, трансформироваться из человека во что-то другое, например, в оружие массового уничтожения? Лира выглядела безобидно и говорила о своем виде как об исключительно миролюбивом, но я не мог знать, в самом ли деле это так. Ее заверения могли оказаться уловкой. Ловушкой, чтобы потом захватить весь мир! Позволить инопланетной расе, способной принимать любой облик, путешествовать по Вселенной было крайне безответственно. Я должен был уничтожить корабль, чтобы спасти других.

Спустя много дней Лира не выдержала гнетущего молчания и села поговорить. Я слышал из ее уст, наконец, правду.
- Сначала мы не собирались отпускать вас. Вы интересный объект для изучения, приятное разнообразие в одинаковых буднях. Ваш корабль не первый, потерпевший крушение на нашей планете. Да, может, мы и не покорили космос, но когда происходят встречи с иными цивилизациями, подобными вашей, мы всегда идем на контакт. Ты не можешь отсюда увидеть, но на Эдеме есть несколько резерваций, в которых счастливо проживают иные, чем я и ты, формы жизни, думая, что попали в собственный Рай. Ты единственный из всех, кто добровольно, сознательно и по совершенно непонятным для нас причинам отказался, предпочтя опасности космических путешествий безбедному, удобному и счастливому существованию здесь. Мы вынуждены признать, что ваша душевная организация сложнее, чем мы представляли изначально.

Я перевел на неё сердитый взгляд. Девушка выглядела искренней и открытой. Убрав волосы за спину изящным движением руки, продолжила:
- Сначала мы думали позволить вам создать тут колонию. Мы всегда охотно соглашаемся на сотрудничество, но это не означает, что мы слепо доверчивы и неосторожны, поэтому сначала пробудили к жизни одного лишь тебя, чтобы понаблюдать и принять правильное решение. Все шло хорошо, привычным для нас образом: ты адаптировался, не проявлял агрессии, был в меру любознателен и радовался жизни. Но затем ты начал вспоминать о своей родной планете, а также о сотнях других миров, которые люди используют, безжалостно уничтожая. Это нас напугало.
- Вспоминать? – повторил я, нахмурившись. – Вы слышите мои мысли? – По спине пробежал тревожный холодок.
- Только когда имеем прямой доступ к ним, - успокоила Лира, указывая на мою ногу, и я догадался, что она имеет в виду мое бессознательное состояние, когда я умирал на склоне и им пришлось меня выручать. Тогда мое тело стало в буквальном смысле частью грибницы, и им удалось считать всю информацию, которая была к тому времени в моей голове. Это пугало, но было необходимо, и я, как разумное существо, это понимал.

Я кивнул, чтобы девушка продолжала.

- Ты не хотел, чтобы Эдем постигла та же участь, чтобы люди жгли деревья, ломали, рубили их и строили дома. Мы чувствуем боль иначе, чем люди, но перспектива быть раскромсанными на кусочки нас беспокоит не меньше, чем вас. Ваше представление о симбиотическом сотрудничестве отличается от нашего. Для вас важно использовать ресурсы, для нас – искать компромисс. Мы решили, что игра не стоит свеч. И не стали рисковать. Мы задумали реанимировать корабль и вернуть его в космос – это лучше, чем позволить живым существам провести остаток жизни в криогенном сне.
- Это не поможет, - напомнил я. – Сигнал бедствия рано или поздно достигнет цели, и тогда сюда прибудет спасательная экспедиция. Так они узнают о вашей планете, и вам не избежать участи многих других разграбленных миров.

Лира грустно улыбнулась.
- Адам обманул тебя, когда сказал, что сигнал бедствия отправлен. Прости, но это не так.
- Адам обманул меня?! – я в ужасе уставился на браслет, обхватывающий запястье. – Но Адам компьютер, он не умеет лгать!
- Нам пришлось восстановить его, когда он был поврежден при аварийной посадке. Мы позволили себе подкорректировать некоторые из его программ, так что Адам делал и говорил только то, что нужно нам.

Я находился в еще большем шоке. Эта планета была полна не только приятных, но и ужасающих сюрпризов.
- Как я могу после этого вам доверять?..
- Мы всегда делаем то, что причинит наименьший вред, - объяснилась она. – Твое душевное состояние на тот момент не было готово к правде. Мы защищали тебя, как могли.
- Продолжай, - попросил я с тяжелым вздохом, борясь с растущей враждебностью к местной форме жизни и стараясь не потерять к ней доверия. В конце концов, хоть у меня и появились причины сомневаться в их намерениях, по большому счету, эдемиане спасли жизнь мне и моему экипажу. Они сделали множество вещей, сигнализирующих об исключительно добрых намерениях, с уважением относились к нашему виду и во всем старались угодить. Никто, ни люди, ни инопланетяне, не застрахованы от ошибок, одна или две не должны становиться стеной между нами.
- Мы не предусмотрели, что ты можешь оказаться настолько отчаянным, чтобы подвергнуть опасности свою жизнь. Планировалось, что корабль улетит, а ты останешься здесь, потому что не сможешь до него добраться. Мы недооценили твою целеустремленность. Но не могли позволить тебе умереть по нашей вине, поэтому нам пришлось уступить и позволить тебе увидеть корабль. Теперь выбор за тобой, остаться самому или оставить здесь свое повторение, раз уж ты не хочешь, чтобы мы его уничтожали.

Я вскочил на ноги, мучаясь сомнениями. Как я смогу жить, зная, что мое идентичное воплощение бродит в одиночестве по чужой планете без шанса когда-либо вернуться домой? Конечно, мы все, отправляясь в путешествие, сознательно шли на риск. Каждый из нас понимал, что может погибнуть или потерпеть крушение, и необязательно спасательная экспедиция доберется вовремя или вообще будет снаряжена. Мы находились за сотню галактик от Земли, за десятки лет от момента отправления! Мы даже не были твердо уверены, что Земля до сих пор существует! За время нашего отсутствия случиться могло что угодно, и сигнал бедствия попросту ушел в никуда.

Я знал все это. Но наступить на собственную совесть не мог. Бросить здесь умирать самого себя, пусть даже ненастоящего, искусственно воспроизведенного, было бы ужасно аморальным поступком.

- Прежде, чем ты примешь решение, позволь еще кое-что рассказать. - Лира поднялась с нашего ложа, подошла и нежно накрыла ладошкой мою руку, искренне заглядывая в глаза. Во мне мгновенно пробудилось сожаление, что между нами так ничего и не получилось. Она была заоблачно красива, беспрецедентно добра. Слишком хороша, чтобы я, со всеми моими недостатками, был ее достоин.

В уголках ее глаз заблестели слезы:
- Тебе необязательно улетать. Есть множество решений, которые позволят тебе стать счастливым здесь. Мы обладаем неограниченными возможностями, такими, какие тебе даже не снились! – Глядя снизу вверх, она умоляла меня послушаться ее, и я незаметно поддавался чарующим речам, потому что и без того был переполнен неуверенностью. – Ты здесь достигнешь большего, чем там: захочешь воссоздать весь свой экипаж, и ты его получишь; соберешься построить город, и он будет твоим. Мы можем стереть твою память, и ты начнешь с нуля, не зная всего того, что уже с тобой приключилось. А можем, напротив, подарить тебе мысли всех друзей, и ты будешь знать, о чем думал каждый из них в любой момент времени, в буквальном смысле стать ими и прожить их жизни. Я буду учиться вести себя как женщина, которую ты любишь. Лира Портман не имела прототипа, поэтому мы рискнули вложить в ее разум совокупное сознание нашего биологического вида, но это можно изменить в любой момент. Ты выберешь женщину со своего корабля и мы скопируем ее воспоминания в тело Лиры. Ты можешь менять девушек каждый сезон, если это сделает тебя счастливым.

Лира сжала вторую руку на моем запястье, пока я с возрастающим ужасом, но и болезненным, извращенным любопытством слушал.

- Кроме того, не забывай об одной существенной мелочи: на этой планете ты бессмертен.
- Бессмертен? – непонимающе повторил я.

Она кивнула:
- Ты можешь состариться и умереть, и мы воссоздадим тебя заново, вложив всю накопленную память, а можешь просто позволять нам поддерживать твой настоящий возраст, ведь каждый раз, когда ты вступаешь в плотный контакт, твои клетки обновляются, излечиваются раны и болезни. Подумай, какой ты можешь получить уникальный опыт благодаря этому! Мы можем вложить в твою голову все свои знания и воспоминания всех существ, когда-либо прилетавших к нам. Ты можешь прожить тысячу новых жизней в новых телах, побыть любым астронавтом из твоего экипажа, даже женщиной или даже существом с другой планеты. Ты можешь оставаться собой или перепробовать сотни различных комбинаций. Это бесценный шанс, который ты не получишь больше нигде. На корабле ты будешь ограничен своим телом и смертью, которая позволит тебе прожить только одну жизнь. Здесь же твои возможности необъятны. Что скажешь?

Перспектива, признаться, завораживала. Необыкновенные будущие картины, о которых говорила Лира, вряд ли оставили бы равнодушным хоть кого-нибудь. Я тихонько провел кончиками пальцев вдоль идеальной линии подбородка девушки, невольно представляя ее в роли, например, Норы Шульц, медсестры-ассистентки, которая, бывало, строила мне глазки в медотсеке, или Марии Дагон, симпатичной тренерши по аэробике, на которую я частенько глазел, когда приходил позаниматься в спортзал. Любопытная и соблазнительная вырисовывалась идея. Но от нее за милю веяло подделкой. Идеалист во мне сопротивлялся предложению «поиграть в человеческие жизни», это было этически некрасиво. Да и привязался я уже к Лире такой, какая есть – инопланетянке, пытающейся быть человеком. Мы могли научить друг друга новому: я бы продолжал посвящать ее в тайны людских противоречий, она бы показала мне, что представляет из себя ее непостижимый мир. Если бы я только захотел этого.

Моя рука невольно опустилась, улыбка, тронувшая уголки губ, ушла, а настроение снова упало ниже отметки «мрачно».

- Прошу тебя, - умоляла Лира, прочитав по моему лицу, что не сумела повлиять на мое решение.
- Почему ты так отчаянно просишь меня уступить? – выразил удивление я. – Разве тебе не безразлично, кто из нас двоих улетит, а кто останется? Ты утверждаешь, что мы одинаковые, тогда почему так принципиально, чтобы это был именно я?
- Цель нашей жизни – в оптимальном сосуществовании с другими. Если ты улетишь, это будет означать, что наша цивилизация, впервые за свою историю, потерпела крах, - опустила глаза эдемианка, признавая поражение. – Это значит, что мы не так и совершенны, как ты говоришь, если не смогли понять другой вид и сделать наше сотрудничество идеальным. Это приведет к нарушению внутренних связей, последствия могут оказаться плачевными для нас. Мы просто обязаны преуспеть! – подняла она на меня взгляд. – Ты не можешь улететь, не дав нам второго шанса! Это должен быть именно ты, с тем опытом, который уже приобрел, а не тот, который спит в капсуле. Пожалуйста, позволь нам попробовать еще один раз! Клянусь, если ничего не получится, мы вырастим тебе новый корабль, новый экипаж, и ты получишь свободу.



Наши отношения с Лирой эволюционировали и вышли на новый уровень. Я перестал в ней искать, наконец, придуманный образ, и начал воспринимать ее такой, какой она была, со всеми недостатками и странностями, научился видеть за внешней оболочкой существо, отличное от человека, но трепетно стремящееся познать границы свойств и привычек нового тела. Лира, в свою очередь, училась понимать свои потребности и говорить мне «нет», отстаивать свое мнение и познавать противоречивые человеческие эмоции. Чем дольше она находилась вдали от общности разума эдемиан, тем легче ей это удавалось.

Можно сказать, что мы благополучно преодолели «кризис первого года семейной жизни», уважительно стали относиться к нашим отличиям и активно искали общие точки, чтобы осторожно двинуться дальше, не причиняя отныне друг другу вреда. Мне казалось раньше, что я уже любил Лиру, когда она появилась на свет, но теперь я начал понимать, что это было не так. Именно сейчас, когда я осознал, что девушка не является воплощением моей мечты и человеком, я начал искренне влюбляться в эдемианку, отдавая себе полный отчет, что она не такая, как я. Это осложняло мои планы, я все чаще задумывался, что, когда настанет «день икс», мне будет очень трудно покинуть планету и оставить девушку. Я все еще собирался придерживаться принятого решения, но несносное сердце болело, когда, целуя розовые губы, я представлял, что это в последний раз.

К концу весны, когда красивые цветы еще покрывали деревья, но некоторые из них уже стали наливаться в плоды, когда нежно-розовый оттенок лепестков переплелся с бело-красным цветом сочных фруктов и бордово-сливочным цветом молодой листвы, космический корабль «Ребро Адама» был готов к отбытию.

- Все-таки улетаешь? – с глубокой печалью в голосе спросила Лира, взобравшись на ветку, на которой я сидел, издали рассматривая корабль. Он не был покрыт растительностью, как в прошлом году, напротив, деревья «расступились», открывая вокруг субмарины огромный голый круг, похожий на аэродром. Таким образом эдемиане спасали свои жизни и давали понять, что работа закончена.

Нахмурившись, я привлек девушку к себе, обвив рукой ее хрупкие плечи, так похожие на человеческие.

- Нам будет тебя не хватать, - тихо сказала Лира. – И мне тоже.
- И мне, - признался я, даже не представляя, как оторву от сердца ту часть, которая уже принадлежала этому Раю. Он стал мне как дом, но я понимал, что должен улететь.
- Когда? – пробормотала девушка, чертя узоры пальчиком на моей груди, ее прикосновения я едва чувствовал сквозь плотную ткань формы капитана. Даже странно, что я прожил на этой планете несколько лет, ни разу не обновляя одежду. Я даже спал в ней, снимая лишь иногда, для того чтобы заняться любовью с инопланетянкой.
- Сегодня, сейчас, - твердо ответил я, борясь с сопротивлением собственного разума, по опыту зная, что чем дольше разрываешь сердечную привязанность, тем больнее обоим. – Что будет с тобой?
- Вернусь к своим, – неуверенно прошептала эдемианка, изящно касаясь переплетенной веточки дерева, на котором мы обосновались. – Учтем отрицательный опыт, попробуем еще раз, для нас впервые признавать поражение и повторять снова, - мягко добавила она, и я догадался, что она говорит о моей второй копии.

Мысль о том, что я оставлю человека без шанса на спасение, удручала. Немного утешало лишь то, что он не является полноценным воплощением. Всего лишь оживленная подделка.

- Может, он окажется более сговорчивым, - улыбнулся я.
- А если нет?
- Отрицательный результат – это тоже результат, - повернул я голову, чтобы запечатлеть в памяти любимые карие глаза, лицо в ореоле пышных красноватых волос. – Мое самолюбие удовлетворено тем, что наш вид оказался вам не по зубам. Может, когда я состарюсь, то направлю корабль в последний путь именно сюда, тогда мы еще встретимся.
- Я буду очень рада! – раздвинулись в счастливой улыбке розовые губы. Ласковые пальцы коснулись моего идеально гладкого подбородка, и я вновь нахмурился: что-то исподтишка глодало меня, какая-то неучтенная деталь, которую я пропустил по невнимательности или глупости. Подсознательная уверенность, что есть что-то неправильное в происходящем, мучила меня еще со времен первого пробуждения, но, как я ни пытался ухватить нить, ведущую к ответу, мне не удавалось этого сделать.
- Пора, – встал я, спускаясь на землю и мрачно размышляя, все ли закончил здесь, что хотел. Почесал затылок, сомневаясь. Острая мысль, будто я что-то не доделал или даже забыл, вертелась в голове.
- Что не так? – заботливо поинтересовалась Лира, беря меня за руку, чтобы сопровождать.
- Адам, все ли твои программы в порядке?
- Все работает безупречно, капитан, - отозвался ИИ.

Я оглянулся на другую сторону холма, мысленно прощаясь с погибшими членами экипажа, которых, как бы странно это ни звучало, скоро увижу живыми. И прищурился, выудив из памяти воспоминание, которое не давало покоя все время, что я был на планете.
- Дай информацию по капсуле номер восемь, - попросил я: единственная поврежденная криокапсула, до которой я так и не добрался. Я знал имена всех, кто был со мной в капитанской рубке во время крушения, но один из обломков до сих пор оставался загадкой. Я чуть не забыл о нем, но теперь чувствовал, что если не выясню имя погибшего, не найду покоя. Я должен был знать, хотя бы для того, чтобы достойно попрощаться с ним.
- Нет доступа к информации, капитан.

Я посмотрел на Лиру хмуро и встретил ее напряженный взгляд. Медленно я начал двигаться в нужную сторону.

- Путь туда все еще недоступен? – спросил я, спускаясь вниз, где в переплетении корней осталась последняя неразгаданная тайна этой планеты.
- Свободен, - ответил Адам. – Воздух пригоден для дыхания, диаметр обитаемой зоны двадцать четыре километра.
- Отлично, - обрадовался я и взглянул на Лиру, отчего-то даже не удивившись, когда обнаружил ее взволнованной. Я будто знал, что наконец делаю то, что должен был сделать давно. Словно ответ на незаданный вопрос, который незаметно грыз изнутри все эти месяцы, кроется именно там, в непроверенной криогенной капсуле погибшего в катастрофе человека.

А может, и нет, но я все равно шел туда, движимый чувством долга и любопытством. Я хотел поставить точку прежде, чем вернусь на борт корабля и отправлюсь в новое межгалактическое путешествие.

- Роджер… - семенила за мной девушка. – Ты куда?

Я сжал ее руку:
- Нужно кое-что проверить.
- Некоторым тайнам лучше оставаться там, где они есть, - пробормотала она, замедляя мое движение, но ее слова, напротив, возбудили во мне стремление раскрыть неведомое.
- Разве ты еще не поняла? – улыбнулся я, чувствуя, что наконец-то выбрал верную дорогу, нащупав беспокоящую меня нить. Там находилось то, что я обязан был узнать. Даже если правда окажется не той, в которую верю. – Я человек, а человек всегда ищет ответы на вопросы, даже если знает, что это окажется страшно или болезненно. Такова наша природа. Не ты ли говорила, что пойдешь на все, лишь бы сделать меня счастливым?

Лира моргнула, губы ее дрогнули:
- Моя природа противится всему, что может причинить тебе боль.
- Не бойся, - посоветовал я эдемианке, потянув ее за руку.

Понадобилось несколько часов, чтобы найти укрытую разросшимися деревьями капсулу, точнее, ее обломки, разбросанные на расстоянии нескольких метров друг от друга. После того как я побывал на субмарине и обзавелся настоящим стальным ножом, расчистка участка шла намного быстрее. Я не понимал, отчего мое сердце так сильно колотится, почему лоб внезапно покрывает испарина, и дрожат руки. Упрямый, я продолжал работать до самого заката, безжалостно кромсая корни, чтобы добраться до того, что они прячут от меня.

А затем, когда передо мной раскрылась истина, просто сидел, обессилено уронив голову на грудь. Где-то в глубине сознания я всегда знал это. Именно поэтому сомнения не позволяли меня улететь без оглядки. Именно поэтому я стремился сюда. Чтобы посмотреть, наконец, в глаза той правде, которая по-настоящему пугала…

Смертельно раненый в самую душу, я смотрел в лицо человека, умершего два года назад при аварийном падении космической субмарины с поэтическим названием «Ребро Адама»: черные волосы, торчащие во все стороны, острые черты лица и волевой подбородок, безжизненные глаза и рот до сих пор были раскрыты, нетронутые временем. Не было ни единого шанса, чтобы он уцелел, его криокапсулу, незащищенную металлическими створками, вероятнее всего, разорвало первой. Видел ли он свою приближающуюся смерть? Или потерял сознание еще до того, как разбился о землю? Качаясь взад и вперед, я искал в себе мужество примириться с ужасающей, уничтожающей правдой…

- Адам!
- Да, капитан Абрамс?
- Если я – капитан, то кто он?! – простонал я, глядя, как в зеркало, на свое мертвое лицо, приводящее меня в неизгладимый, пробирающий до костей ужас.
- Это Роджер Абрамс, капитан.
- Если он – Роджер Абрамс, то кто я, Адам?! – закричал я. – Скажи это. Скажи правду!
- Вы – всего лишь его копия, капитан, - последовал равнодушный ответ, вырвавший из моих глаз неестественные, нечеловеческие, но такие похожие на настоящие, слезы. Почувствовав руки на своих плечах, я развернулся и зарыдал, совсем как мальчишка, уткнувшись в шею эдемианки. Теперь мне было не о чем мечтать, ответ, что делать дальше, стал очевиден.



Звездное небо раскинулось над нашими головами, далекие галактики создавали узоры, которых не увидишь на Земле.
- Смотри, это похоже на Хвост Хамелеона, - показал я Лире на звездное скопление, спиралью закручивающееся к центру. – Или вон там, это созвездие Лягушки, даже лапки видны. Разве ты могла бы это увидеть, не имея человеческих глаз?
- А вон там Младенец, - улыбнулась Лира, держа меня за руку. Мы сидели на самой высокой ветке в ожидании Старта и от нечего делать придумывали названия галактикам.
- Откуда ты знаешь, как выглядит младенец? - усмехнулся я, с теплом заглядывая в лучистые карие глаза. Теперь-то я знал, что между мной и Лирой было гораздо больше общего, чем считал вначале. Не важно, насколько сильно мы похожи на людей, важно то, что и ее, и меня породила эта планета. И как бы я ни мечтал называть себя человеком, я был лишь слабым его подобием, произведением искусства инопланетного художника. Потому что я-настоящий давным-давно был мертв. А Лира даже не имела прототипа в реальности.

И несомненным подтверждением нашей принадлежности к местной форме жизни служил «контакт», тесно сплетающий между собой наши тела и ветви деревьев, открывая наши мысли друг другу и нашу искренность. Мы готовы были двигаться дальше. Нас ждал необыкновенный путь, наполненный открытиями.

В ночной долине вспыхивали огни, очерчивая ровный круг – это прогревались антигравитационные двигатели субмарины.

- Он будет знать то, что пережил я? – спросил я у Лиры, обнимая ее изящные плечи и глядя на то, как «Ребро Адама» взмывает в небо.
- А лучше, чтобы знал или чтобы не знал? – ответила Лира вопросом на вопрос; ее глаза не прекращали светиться счастьем, с тех пор как я заявил, что остаюсь. Не было разницы, кто улетит, он или я, раз уж мы оба не были настоящими. Так пусть будет шанс у того, кто не пережил боль узнавания правды. Он сможет покорить новые планеты, если будет думать, что он и есть капитан Роджер Абрамс, человек с Земли, любитель поговорить с фотографией Лиры Портман, фотомодели, певицы, актрисы и просто красивой, но несуществующей девушки.
- Может, было бы лучше ему вообще не приземляться на эту планету, - задумчиво кивнул я, щурясь, чтобы разглядеть стремительно уменьшающуюся в черном звездном небе огненную точку. – Так было бы проще жить.

Улыбнувшись, Лира крепко-крепко обняла меня, прижимаясь всем телом.

- Что дальше? – спросила она, когда мы остались совершенно одни на этом островке во Вселенной: я и девушка в огромном миролюбивом мире грибов, живые и непостижимые, влюбленные и естественные. – Перед тобой открыты любые возможности: семья, дети, новая колония, другие тела, другие резервации, бессмертие. С чего начнем, Роджер?
- С тебя, - улыбнулся я, показывая на наши слитые воедино ноги, образующие общий замкнутый организм. – Ты стала человеком ради меня, просто для того, чтобы сделать меня счастливым. Теперь я хочу стать таким как ты ради тебя. Покажи мне свой мир, Лира.



На нашей ржавой посудине утро начиналось не с восхода солнца, чьи яркие лучи красиво подсвечивали светлеющий горизонт, а с сигнала для пробуждения команды корабля.

Сейчас наша очередная миссия находилась на стадии завершения. Мы болтались по галактике 100887-GQ-12 уже четыре года, найдя тридцать две планеты, потенциально пригодные для жизни. Четыре из них можно было заселять уже сейчас, другие нуждались в той или иной корректировке условий. Вся информация о найденных мирах уже была отправлена в ОКЦ, а мы приступили к обследованию последней в этом регионе планетарной системы, возле звезды класса С, так похожей на наше родное солнце.

Я потянулся, не желая вставать.
- Адам приветствует команду корабля и желает удачного дня, - раздавался из динамиков механический голос бортового компьютера. – Система жизнеобеспечения: в норме. Температурные условия: оптимальны. Время: 12:32:22:01:3017 по земному времени. Одиннадцать минут до входа в гиперпространство.

Одним резким рывком я поднялся, разминая вялые после сна мышцы. Плеснул в лицо холодной воды и тщательно умылся. Переоделся в форму капитана. Из зеркала на меня смотрел молодой тридцатишестилетний мужчина: овальное лицо с заостренными чертами, пронзительный взгляд и плотно сжатые губы, черные прямые волосы, торчащие в разные стороны.

Маленькая фотография в верхнем углу зеркала привлекла мое внимание: красивая девушка с миндалевидными карими глазами и волнистыми густыми волосами цвета красного дерева. Лира Портман, модель, певица, актриса. И мой неизменный талисман вот уже много лет.
- Привет, дорогая, - улыбнулся я в ответ на ее чудесную белозубую улыбку. – Отлично выглядишь сегодня. – И добавил, убирая фотокарточку в нагрудный карман: - Пора поработать. Вечером поговорим.

На мостике члены экипажа уже устраивались в защитных капсулах для погружения в криосон перед тем, как корабль войдет в гиперпространство.
- Вольно, - махнул я им рукой, призывая заниматься своими делами. Внимательно просмотрел полученные данные: они гласили, что планета DEM-686 оказалась непригодна для жизни, ее атмосфера была ядовита для людей.

Я косо взглянул на бело-розовый шарик, видимый через прозрачное панорамное окно. А какие большие надежды возлагались на этот с виду дружелюбный мир! Идеальная сила тяжести, вполне комфортные температурные показатели, но состав воздуха абсолютно не оправдал наших ожиданий. Цокнув досадно языком, я одним нажатием пальца вычеркнул DEM-686 из реестра перспективных планет. И чего ради я придумал ей название «Эдем»? «Демон» казалось намного правильней. Чертовы несбывшиеся ожидания, отпуск не удался. Придется искать развлечение в другой галактике.

- Всем занять кресла безопасности, - объявил я по внутренней связи корабля. – Вход в гиперпространство через десять, девять, восемь… Один…

Субмарину качнуло, когда гипердвигатели перешли в сверхмощный режим, в панорамном иллюминаторе звезды превратились в длинные белые линии, а затем исчезли, когда опустились стальные щиты.

Я еще немного посидел, слушая тишину и ровное гудение электроприборов.
- Галактика «Хвост Хамелеона» прямо по курсу, - сказал сам себе, разглядывая звездную карту и намеченный моей же рукой план. – Потом летим к «Лягушке» и «Младенцу», надеюсь, они будут более гостеприимны. Адам?..
- Да, капитан.
- Все работает без перебоев?
- Все в норме, капитан.

Я почесал гладкий подбородок, неохотно оставляя капитанское кресло, потому что мне пора было отправляться на боковую вслед за остальными.

Что-то смутно беспокоило меня, пока я прогулочным шагом брел к своей каюте. Мой пытливый ум не мог найти покоя, ища связующую нить, чтобы размотать весь клубок и найти причину, мучившую исподтишка.

Лира Портман была бережно помещена на зеркало, и я секунду пристально разглядывал себя в отражении, ничего не понимая. Вот оно что! Был нарушен заведенный мною постоянный режим: разве я не принимал каждое утро душ, чтобы смыть с себя неприятный запах, и не брился ежедневно? Почему же сегодня утром я смог обойтись без этого привычного освежающего ритуала?

- Капитан, капсула готова принять вас.

Я нахмурился:
- Ты поторапливаешь меня, Адам?
- Простите, капитан… - отозвался ИИ. Слишком уж как-то по-человечески.

Медленно раздевшись, все еще обеспокоенный непонятно чем, я лег на мягкое дно криокапсулы, задумчиво глядя, как прозрачный пластик крышки накрывает меня. Предстоял долгий перелет к новой галактике. Которая наверняка окажется интересней предыдущей.

- Адам! – позвал я, прежде чем питательная среда заполнит мой крошечный маленький мирок, призванный сохранить тело в целости и сохранности неограниченное количество времени.
- Да, капитан?
- Почему я не помню, как мы обследовали планету DEM-686? Какого черта я не могу вспомнить, что делал в ближайшие несколько дней?

Искусственный интеллект поразил меня минутным молчанием, прежде чем ответить:
- В моих данных отсутствует информация на этот счет, капитан Абрамс.

И время застыло, когда я погрузился в мгновенный холодный сон.

Корабль летел сквозь пространство, преодолевая огромное расстояние. Дисплей все еще отображал последние введенные капитаном данные: Хвост Хамелеона, Лягушка и Младенец… Но они стремительно исчезали, стираемые невидимой рукой. На их месте появлялся новый план пути… где конечной целью значилась планета Земля…